Книга: Скалолазка и Камень Судеб
Назад: Глава 5 РЕАНИМАЦИЯ
Дальше: Глава 2 О ПОЛЬЗЕ БЕРМУДСКОГО ТРЕУГОЛЬНИКА

Часть III
Небесная обитель

Глава 1
МОСКОВСКОЕ ДЕРБИ

Кнопка звонка не работала. Пришлось барабанить по двери до тех пор, пока не послышались шаги. Взревел кот, которому Овчинников, очевидно, наступил на хвост в темноте.
– Кто там? – шепотом спросил Леха.
– Белая горячка.
– Похоже, явился призрак моей бывшей жены, – констатировал Овчинников. (Вроде трезвый. Слава богу. Он мне нужен вменяемый). – Призрак, забери своего кота. Он меня обожрал. Мерзавец научился холодильник открывать, когда никого дома нет.
– Леха, открой дверь.
– Алена, а ты раньше не могла явиться? Посмотри на время! Час ночи!
– Раньше не могла. Я только из Испании прилетела – и сразу к тебе. Открой дверь, заинька.
– Не открою! А если я не один дома? Если у меня тут очень известная певица, личность которой я бы хотел сохранить в тайне?
– Никого у тебя нет. Твою хибару даже моль игнорирует.
– Это неправда! У меня есть моль!
– Леха, открой. Ты мне нужен.
Щелкнули запоры. Дверь распахнулась, и я шагнула в полутьму Лехиной квартиры. Овчинников стоял в пижаме с диснеевскими далматинцами, которую я ему подарила в прошлом году на день рождения. Я аж прослезилась от умиления. А говорил, что будет этой пижамой стекло «жигуленка» протирать. К ногам бывшего мужа прижался мой Барсик, два зеленых глаза светились ненавистью ко всему, что пахнет колбасой. Эта ненависть обычно трансформировалась у кота в тотальное уничтожение данного продукта.
– Ну? – спросил Леха. – Чего надо-то?
– Тебя и твою машину.
– А до утра твое дело не подождет?
Я поглядела на него устало. Взгляд получился таким тяжелым, что Леха даже попятился.

 

У Лехиной «пятерки» не работала одна фара. На темных улицах, где отсутствовали фонари, это играло существенную роль. Как раз половины дороги не видно.
– Тебя за мотоциклиста еще не принимали? – поинтересовалась я.
– Очень смешно.
– Совсем несмешно. А если милиция задержит?
Он презрительно фыркнул. Ах, ну да! Чего ему волноваться?!
– Куда едем-то?
– Сейчас налево… да… Припаркуйся здесь.
Леха притормозил возле длинного забора из металлических прутьев. Я вылезла из машины, вытащила из багажника завернутый в рогожу инструмент, который захватила из гаража. Овчинников тоже выбрался, выключил габариты и нерешительно топтался на месте, ежась от холода.
– Через ворота не пойдем, – сказала я, когда мы оставили темный, практически неразличимый в ночи «жигуленок». – Полезем через забор.
– Через забор не могу, – запротестовал Леха. – У меня травма.
Я уже просунула лопаты между прутьями и обернулась, направив ему в лицо луч фонаря:
– Какая еще травма?
Овчинников замялся. Было видно, что он не особенно хочет отвечать на вопрос.
– Травма серьезная, – наконец ответил он. – Я вчера Кузьме в «очко» проиграл квартальную премию. До сих пор оправиться не могу. Так что мне через забор нельзя.
– Это называется моральная травма, Овчинников! Она не влияет на твою физическую форму, которая, правда, подпорчена водкой. Но если ты не можешь перелезть через забор, то я тебя перекину.
– Да ладно, – недовольно отозвался он. – Уж как-нибудь…
Я перебралась через забор без приключений. Не такое уж и препятствие для скалолаза. Леха влез без проблем, но, когда прыгал сверху, зацепился штаниной за пику и рухнул вниз головой. Благо упал в груду сорняков, которые свозили сюда. Не то и в самом деле получил бы серьезную травму.
За забором было темнее, чем на улице. Мы прошли десяток шагов, и луч моего фонаря наткнулся на старый могильный крест. На табличке – «Вере Федоровне от внуков…». Овчинникову надпись не понравилась. Он закричал, пришлось заткнуть ему рот ладонью.
– Ты куда притащила меня?! – спросил он осипшим голосом после того, как я ослабила захват.
– Это кладбище. Что ты орешь, как базарная женщина! Никогда на кладбище не был? Перестань трястись, не позорь фамилию.
– Алена… – Только теперь до него дошло. – Ты чего удумала? Это же подсудное дело!
– Я не собираюсь красть искусственные цветы или рушить могильные плиты. Я пришла узнать то, что должна знать. И никто мне помешать не сможет. Поэтому сделай одолжение – не ори, не привлекай сторожей. А то я тебе лопатой по голове настучу.
– Могла бы предупредить про кладбище. Я бы водки взял – с ней не так страшно. Знаешь, на войне перед атакой солдатам водку выдавали!
– Знаю. Но водки у меня нет.
В самом деле идти ночью по кладбищу – далеко не весело. Могильные кресты и надгробные плиты, выраставшие из темноты каждый раз в иных проекциях, не позволяли к ним привыкнуть, а потому каждый раз пугали Овчинникова. Он шел сзади, ежеминутно вздрагивая и вскрикивая. Я же ощущала только легкую тень настоящего испуга. После могильника в Андалусии, под завязку набитого черными костями, меня мало что могло смутить.
По сравнению со знойной Испанией, где солнышко буйствует вовсю, московская ночь «одарила» лишь четырнадцатью градусами выше нуля. В шортах и маечке я сразу ощутила этот перепад, но чтобы переодеться, не было ни времени, ни магазинов.
– Пришли! – сказала я.
Леха облегченно выдохнул.
Луч моего фонаря высветил две одинаковые гранитные плиты. На каждой – строгая табличка, выполненная по заказу Министерства иностранных дел СССР. На одной – «Игорь Баль», на другой – «Ольга Баль». Годы жизни – и все. Ни фотографий, ни памятных надписей «Любим, помним, скорбим». Две надгробные плиты, отразившие дух государства, которого уже нет. Официальные донельзя – как мавзолей, истоптанный вождями разных времен.
Я вошла в ограду. Села на лавочку и некоторое время смотрела на могилы. Леха нерешительно мялся возле калитки. Молодец, что хоть ничего не говорил. Он знал о моей тоске по родителям. Кажется, понимал.
– Поехали, – сказала я.
– Господи, прости меня! – вдруг перекрестился Овчинников.
Никогда не замечала за ним набожности.
Последний раз землю над могилами моих родителей лопата ворошила девятнадцать лет назад. За это время почва закаменела. Охватив площадь сразу обеих могил, мы с Овчинниковым рыли одну большую яму. Фонарь я закрепила на могильном камне матери. Он бросал вниз широкий, рассеянный луч. Наши лопаты и комья бросаемой земли мелькали в нем тенями призраков.
За три часа Леха не проронил ни слова. Работал, сжав зубы. Распрямился только однажды, чтобы перетянуть платком, вспухшие волдыри на ладонях. Я тоже ладони стерла, но продолжала махать лопатой, все глубже и глубже погружаясь в землю. Даже когда обнаружила, что не могу разогнуться и выбросить из ямы очередной ком…
Моя лопата ударилась во что-то твердое, издав деревянный стук. И я испугалась впервые за сегодняшнюю ночь, отчетливо поняв, что вплотную подошла к запретной черте. Я стояла на краю пропасти, держа свою прежнюю жизнь, свои воспоминания в вытянутой руке. Вот вскрою гробы – и все покатится в тартарары. При любом исходе уже не будет того, что было до этого: размеренной работы в архиве, интересных, но пустых поездок за границу, Лехи, который не так и отдалился, хотя и не близок… Эта странная разделительная полоса устроена не нормами и моралью человеческого общества… Мне вдруг сделалось ясно, что существует некто, устанавливающий Правила: что – можно, а что – табу.
Пока я думала, Леха откопал крышки. Два одинаковых гроба лежали под моими ногами. Они на удивление хорошо сохранились. Даже ткань, которая их обтягивала, не истлела. Лишь потеряла цвет… Я помнила их с детства, но теперь воспоминания семилетней девочки вытеснила новая картина. И в памяти останутся ночь, луч фонаря, две крышки, обтянутые поблекшей тканью, в глубокой яме.
Овчинников откинулся к стене и выжидательно глядел на меня.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Нет. Не уверена, – ответила я.
В груди все трепетало от волнения.
– Но я должна определиться. Правда существует только в единственном варианте.
Я сменила лопату на фомку, которую захватила из багажника «жигулей» Овчинникова. Просунула жало между досками. Надавила. Раздался треск.
С виду гробы казались крепкими, а на самом деле время попортило дерево.
Овчинников поморщился и отвернулся.
Я вскрыла первую крышку. Затем вторую. И откинулась к земляной стене рядом с Лехой.
Двенадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят пятого года мой отец изучал отчет сэра Лестера о скандинавском боге, изуродованное тело которого обнаружено в Кембриджширских болотах. Доподлинно неизвестно, чем Игорь Баль занимался потом – с середины марта до середины апреля. Кажется, он приехал домой, затем, по словам бабушки, отправился в страну, где «солнце светит круглые сутки». Бабушка подразумевала Африку, но я думаю, что речь шла о знойной Андалусии. Она рядом. Кое-где в южной Испании можно наткнуться на песчаные барханы, напоминающие об африканских пустынях. В любом случае до Испании отец не добрался и, согласно официальным сообщениям, вместе с мамой пятнадцатого апреля погиб в Аммане.
Слепой Фернандо сказал, что отец пришел к нему, когда зацвел мальтийский дикорастущий кактус, пропитавший округу густым ванильным запахом. Но дело в том, что мальтийские кактусы цветут только один раз в году – летом! Страстный цветовод Лукас не мог ошибиться. Получается, что измученный отец пришел к Фернандо летом. ПОСЛЕ ТОГО, КАК СЛУЧИЛСЯ ВЗРЫВ В АММАНЕ!
Невозможно, чтобы это было другое лето. Игорь Баль мог обнаружить Мертвенный Мегалит, лишь ознакомившись с исследованиями болотной мумии. Именно он провел линию на фотографии, проследив путь викингов. Он узнал об Андалусии лишь весной – в ГОД СВОЕЙ ГИБЕЛИ. И оставил об этом ясную запись в учетной карточке Большого читального зала. Фернандо не мог столкнуться с отцом в другой год, скажем, в предыдущий. Просто в силу того что отец еще не ведал о могильном холме. Возможно, даже не подозревал о Фенрире и Камне Судеб! Время не пришло. Вот и выходит, что Игорь Баль явился к Фернандо летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого года!
Эта догадка и привела меня в Москву. Правда, существует момент – простой, как деревянное полено, – способный разбить мои хрустальные надежды в пух и прах… А вдруг старик перепутал дни? Вдруг встреча состоялась в начале апреля, но что-то перемкнуло в ветхом мозгу Слепца, и два события – появление отца весной и цветение мальтийских кактусов летом – наложились друг на друга?.. Такое объяснение тоже возможно. Старик просто ошибся, чего не бывает с пожилыми людьми!
Но если старик перепутал дни, тогда почему гробы родителей у моих ног ПУСТЫ?!!
Два одинаковых гроба, которые я помню с детства, оказались обычной бутафорией! Тела моих родителей не лежали в них никогда! И не могли лежать, потому что через полтора месяца после своих похорон Игорь Баль появился в Испании, у слепого Фернандо. Вымотанный, измученный, преследуемый, но ЖИВОЙ!
– Что это значит? – спросил Леха, глядя на закопанные в землю деревянные ящики, в которых все эти годы покоился воздух.
Всего лишь то, что некто похоронил вместо моих родителей пустоту! Разумеется, гробы привезли закрытыми – никто из родственников не должен был заметить фальсификацию. Бабушка объяснила, что на родителей нельзя смотреть – настолько они изуродованы. Она и не подозревала, что в них никого нет. Кто-то устроил целое представление. С похоронами, с выступлением коллег и секретаря какого-то там райкома партии. Кому это потребовалось? И главное – зачем? Где же мои родители?
Я не знала, что мне делать со всем этим. Сделалось страшно. Если в трудных поисках Камня Судеб меня поддерживал милый и хороший человек доктор Эрикссон, то в раскрытии тайны родителей я одинока. Где-то глубоко внутри я готова была согласиться на то, чтобы сегодняшней ночью все-таки обнаружились тела моих папы и мамы. И все бы закончилось, и все бы вернулось на круги своя. Я забыла бы бред, произнесенный Бейкером. И слова Чедвика о корабле «Бельмонд», Свои подозрения я готова была оставить на этом кладбище. Но не вышло…
Никуда мне не деться от Испании, от гигантской Башни, которая появится в момент солнечного затмения! От Камня, который хранит в себе судьбы мира!.. Путь один. По нему шел отец, и я должна пройти следом. Должна выяснить, что произошло. Это не моя прихоть. Это моя судьба.
– Давай выбираться отсюда, – сказала я Овчинникову.
Мы с трудом выкарабкались из раскопа. Гробы – часть моей истории, такой же пустой, как они, – остались внизу, освещенные слабеющим лучом фонаря. Батарейки садились. Что-то гасло и во мне. В конце концов и я далеко не «энерджайзер».
Леха собрал лопаты. Я сняла фонарь с каменной плиты над псевдомогилой матери…
Из темноты послышался хруст травы.
Я вздрогнула. Овчинников оглянулся.
Откуда-то возникли автоматные стволы. Четкий мужской голос произнес:
– Ни с места! Не двигаться!

 

Серьезно настроенные преследователи все-таки добрались до меня! Сколько ни старалась, ни пряталась – убежать не удалось. Автоматные дула подтверждали мой вывод, настырно целясь в тощую грудь. И в Лехину тоже.
В первый момент я подумала, что теперь точно угодила в пасть Левиафана. Вкрутит в висок штырь и бросит на поиски Камня. И стану я его сыскным псом-зомби – копией Чедвика, каким тот был до недавнего времени.
Я в самом деле решила, что «Мгла» выследила меня. Руки у Кларка такие длиннющие, что дотянулись даже до России с ее медведями. Власть Левиафана показалась мне безграничной, а взор – как всевидящее око Саурона. Иногда от него можно спрятаться, но вот и осечка вышла…
Однако я ошибалась. Просто фан-клуб моих «воздыхателей» пополнился. И выяснил это открывший рот Леха:
– Чего-то я не слышал, чтобы кладбищенских сторожей оснащали «Вихрями»!
– Молчать! Руки за голову!
Только тут я обратила внимание, что человек из темноты говорит на чистом русском. Без малейшего акцента.
– Леша, не перечь им… – начала я, задрав руки. – Не поможет.
– Нет, постойте! – произнес непослушный Леха и сделал полшага вперед. – Я – оперуполномоченный РУБОП капитан Алексей Овчинников! В чем дело? Кто вы такие? На каком основании угрожаете оружием? Мы проводим вполне официальную эксгумацию.
Леха обычно любит розыгрыши, но здесь не шутил. Он на самом деле работал в управлении по борьбе с организованной преступностью, пол года назад получил звание капитана. Правда, последние несколько лет активно губил печень и морально разлагался, но происходило это вне службы…
– Специальная операция ФСБ! – объявил один из тех, кто держал оружие. – Руки за голову!
Федеральная служба безопасности? Вот так номер!
Тягаться с ними Овчинникову не по силам. Да и вооружение неравное. Два короткоствольных «Вихря» против лопаты.
– Что вам нужно? – спросил Леха. – Оставьте девушку! Это могила ее родителей – она пуста.
Он сделал еще шаг, оказавшись в полуметре от стволов.
– Ни с места – или откроем огонь! – повысив тон, произнес фээсбэшник. – Руки за голову!
Последнее относилось к Лехе. Я-то давно положила ладони на затылок.
– Хорошо, – подозрительно спокойно произнес Овчинников.
Он медленно поднимал руки, почему-то сжатые в кулаки. Только спустя мгновение я поняла почему.
Не успела опомниться, как Овчинников разжал ладони. Оказалось, что они были полны песка! Который и полетел в глаза обладателей «Вихрей».
Послышался короткий мат.
– Беги, Алена! – крикнул Овчинников, круша кого-то в темноте.
До меня донеслись звуки ударов.
Лучшего момента для бегства придумать невозможно. Я дернулась, сделала шаг и замерла. Как бросить Леху в такой ситуации? А если с ним что-то случится?! Я же после этого съем себя заживо!
Моя нерешительность заставила Овчинникова рявкнуть:
– Что стоишь, дура?! Беги! – Он обернулся ко мне, в луче света появилось его разъяренное лицо. – Мне они ничего не сделают. Ну звания лишат, ну под суд отдадут… А тебя – попросту пристрелят! Беги!
И я рванула. В темноту, через груду земли, натыкаясь на железные ограды и камни. Гаснущий фонарь остался там, где продолжали драться Леха и люди из ФСБ. Я летела, не разбирая дороги, по чьи-то могилам, по цветам… Спотыкаясь и падая… Не оглядываясь…
Звуки потасовки за спиной вдруг сменились топотом со всех сторон. Замелькали узкие лучи фонарей, неподалеку чьи-то голоса комментировали каждое мое столкновение с могильным крестом, трещали динамики радиотелефонов.
Кладбище забито фээсбэшниками! И все они ловят меня! Не Леху же!
Сзади прозвучала короткая очередь. У меня сжалось сердце, но я не остановилась. Даже думать не стала, что она может значить. Леха велел мне спасаться. И я сделаю это!
Перед глазами внезапно выросла высокая кладбищенская ограда из железных прутьев. Не останавливаясь, я прыгнула на нее и одним махом перебросила тело на другую сторону.
Что-то не рассчитала и свалилась на тротуар. Здорово грохнулась!..
Улица была погружена в темноту. Лишь в нескольких метрах, где забор переходил в старую кирпичную стену, обклеенную плакатами к мюзиклу «Иствикские ведьмы», горел одинокий фонарь. Кроме участка тротуара он освещал человека в старом потертом костюме и поношенных ботинках. Этот человек поджидал явно меня!
Подняв пистолет, Глеб Кириллович неспешно приближался. Холодный стальной взгляд из-под морщинистых век выдавал в нем старого чекиста.
– А! Консультант по вопросам взаимодействия! – Я с трудом поднялась, держась за прутья ограды. – Так и думала. Не похожи вы с Сашей на представителей международной компании. Особенно мне понравился трюк с кредитной карточкой. Ни в чем себе не отказывайте! С трудом рисуется образ нефтяных магнатов, которые жалеют денег на поиски такого бесценного артефакта, как Камень Судеб!
– Довольно болтать.
Топот с разных сторон известил о приближении не меньше десятка бойцов спецподразделения. В черных масках и черных бронежилетах, рассматривая меня сквозь прицелы «Вихрей», они взяли нас с Глебом Кирилловичем в плотный полукруг. Я прижалась к забору. Теперь точно не убежать.
Башня, появляющаяся в Средиземном море в момент солнечного затмения, сделалась для меня далекой и недоступной.
– Что-то не вижу Саши, – произнесла я, картинно оглянувшись. – Наверное, вставляет себе зубы.
– Ты напрасно скалишься, Овчинникова, – произнес Глеб Кириллович непарализованной стороной рта. – Я предупреждал, чтобы ты не делала глупостей.
– Ну и что же? Пристрелите меня здесь и похороните в могиле моих родителей?
– Зачем? Упрячем в глубокие подвалы, оставшиеся со времен НКВД. О них не знают журналисты. Каждодневные инъекции клозапина подавят волю. Мы выкачаем из тебя все, что ты знаешь, а затем сделаем сумасшедшей. Ты будешь царапать стены, сдирая ногти. Станешь подолгу смотреть на люминесцентную лампу, выжигая сетчатку. Все случившееся покажется тебе кошмарным сном, ты будешь рассказывать его окружающим, и они будут воспринимать его как бред.
За спинами бойцов я увидела человека, который держал смирительную рубашку. Глеб Кириллович не лжет! Черт, дело плохо! Хуже некуда.
– Оказывается, вам не нужен Камень, – произнесла я. – Что ж, «Мгла» заберет его уже через пятнадцать часов и получит возможность предвидеть будущее. А вам останется пытать жалкую переводчицу. Завидный размен.
– О Камне мы поговорим в другом месте. В пушечных подвалах… ВЗЯТЬ ЕЕ!!
Полукруг бойцов с автоматами надвинулся на меня и остановился. Все замерли, вопросительно глядя на предмет, который я достала из-за пояса.
– Стойте! – В выставленной перед собой руке я сжимала прелюдийский жезл. – Не подходите ко мне!
– Это что за железяка? – поинтересовался кто-то.
– Палочка-выручалочка, – сказала я. – Если приблизитесь, то погибнете в страшных муках.
Из-под масок донеслись смешки.
– Кто-нибудь, спасите меня! – притворно воскликнул один из бойцов.
– Хорошая чесалка для спины!
– А как эта железяка против пули?
Смешки подчиненных рассердили старого чекиста. Он нахмурился, морщины сделались резкими и глубокими.
– Прекратите болтать и возьмите девчонку! – жестко приказал Глеб Кириллович, стоя за спинами бойцов. – Или не в силах справиться с дохлой молодкой?
Смех как обрезало. Замечание задело вояк. Они угрюмо замерли, выставив стволы вперед. Сквозь строй протиснулся человек со смирительной рубашкой.
– Перестань кривляться, – сказал он. – Ты одна, без оружия, а нас много.
У меня не оставалось другого выхода. Я повернула к себе жезл одной из трех граней.
– Самагата'ама мурта… — пропел а я начал о фразы, тщательно соблюдая интонации.
Воздух поймал мои слова, пропустил сквозь себя и издал удивленный звон. Услышанные звуки для него были непривычными, будоражащими, но в то же время странно знакомыми. Возможно, когда-то они гуляли по земле – до той поры, пока не оказались забыты или утеряны.
Человек со смирительной рубашкой замер, прислушиваясь. Не только мои уши уловили звон дрожащей гитарной струны. Он держался всего несколько секунд и этого хватило, чтобы лампа единственного фонаря вдруг бешено заморгала.
Новая фраза прелюдийского санскрита сорвалась с моих уст, вливаясь в окружающий мир и заставляя его подчиняться:
– …аста'ама 'рамати казмалам…
Из-под земли донесся рокот. Тяжелый, глухой, от которого мелко задрожали асфальт и прутья ограды. Жезл стал наливаться тяжестью. Одновременно я почувствовала, как чуть ниже пупка собирается теплый, пульсирующий шар. Нос уловил в воздухе едва заметный запах озона. Обычно такой появляется после разряда молнии, а тут – всего лишь фраза на древнем забытом языке.
Солдаты испуганно зароптали:
– Что происходит?
– Это землетрясение? В Москве не бывает землетрясений!
– Девочка, перестань говорить не по-русски!
Перестать я уже не могла. Не могла запретить языку озвучивать текст. Надписи приковали мой взор: они желали, чтобы я произнесла их полностью. И я не сопротивлялась, потому что совсем не хотелось оставлять в себе чужую, неведомую силу, которая неожиданно скопилась во мне. Сила жаждала выхода! И я пропела следующее:
– …ала'ама саяаан су та …
Ощутила рывок. Незримый удар, едва не сбивший с ног меня и остальных.
В дергающемся свете фонаря стало заметно, что кирпичная стена вдруг поблекла. Плакат «Иствикских ведьм» сделался невыразительным – будто выгорел на солнце. Черный цвет асфальта потерял насыщенность. В животе уже бурлил огромный и тяжелый шар, от которого теплый поток через промежность бежал по спине и поднимался к плечам. В плечах он собирался и струился по руке, устремляясь в кулак. К жезлу. Бурлящие потоки сотрясали тело, к запаху озона добавилось что-то острое, едкое, и у меня из глаз потекли слезы. Однако ничто уже не могло остановить последнюю фразу:
–… аста'ама кришна!
В небе словно кто-то ударил в огромный барабан. Бойцы от неожиданности втянули головы…
Откуда-то донесся полный боли и усталости вздох. Древний стержень сделался настолько тяжелым, что земля потянула его к себе магнитом. Следом моя рука пошла вниз. Жезл падал так быстро, что едва не опрокинул меня. Я ухватилась за него другой рукой и, помогая всем телом, подобно штангисту, дернула его вверх.
Случившееся дальше напоминало дурной сон. Фильм ужасов. Эпизод из романа Перумова.
Невыносимо тяжелый, липнувший к тротуару жезл, который я дернула, вздыбил за собой землю за оградой. Во многих местах комья взлетели в воздух и посыпались на меня и бойцов.

 

За оградой происходило что-то несусветное. Могильные холмики словно взорвались после моих фраз! Образовались развороченные ямы, воронки и просто дыры в земле. Оттуда высунулись костлявые пальцы. Сразу во многих местах и почти одновременно. Одни – голые и белые, другие – бледные и серые, еще обтянутые истлевшей плотью. Они цеплялись за края, в поисках опоры, ворошили землю. Из ям слышались скрипы и клацанье, наполнявшие сердца живых леденящим ужасом.
Рывок жезла вызвал изменения не только за оградой. Неподалеку треснул асфальт, разлом образовался и под ногами солдат. Ошеломленные, они мигом расступились, не понимая, что творится. Но я догадалась. Давным-давно заброшенная часть кладбища была отделена забором, затем по ней прошла дорога. И вот теперь забытые покойники выбирались на поверхность, чтобы напомнить о себе.
Я едва удерживала жезл. Он вибрировал и вырывался из рук, отвечая на каждое движение любого мертвеца. С другой стороны, стоило чуть наклонить его, чуть приподнять – мертвые в ямах тут же реагировали и двигались в ту же сторону.
Не могу сказать, долго ли толпа с «Вихрями» пребывала в оцепенении. Мое внимание полностью сосредоточилось на жезле, от которого во все стороны протянулись невидимые нити кукловода мертвых. Обомлевшие бойцы смотрели на дыру в асфальте, в которой что-то копошилось. И никто не заметил, как откуда-то сзади к ним приблизился скрюченный покойник.
Определить, мужчина это или женщина, я не смогла. Ни первичных, ни вторичных половых признаков не сохранилось. Череп продавлен, на костях висели лохмотья одежды. Сквозь ребра можно было рассмотреть освещенный участок улицы и даже прочитать слово на рекламном плакате «Ведьм».
Не помню, кто обернулся, кто открыл огонь. Сразу полдюжины очередей прошили насквозь и без того ветхое создание, поднятое силой слов и магическим жезлом. Пули не уронили мертвеца, а только раздробили его прогнившие кости.
Отвлекшись на одного, бойцы не заметили остальных. Неведомым образом ходячие белые скелеты подобрались вплотную к солдатам и попытались вступить в контакт. Тут и наступил хаос!
Не было никакого организованного сопротивления. Беспорядочная стрельба, крики ужаса и грохот костей, разбиваемых автоматными очередями. Но мертвые не чувствовали боли, не испытывали страха, а потому остановить их было невозможно.
А вот солдаты боялись. Еще как боялись! Их страх выражался в бессмысленном опустошении рожков «Вихрей». Им бы следовало бежать, а они за что-то сражались. Наверное, за право напялить на меня смирительную рубашку.
Сражение могло закончиться очень плачевно. Потому что костлявая масса становилась все плотнее, наступая на обезумевших людей. У меня не было сил смотреть на бедных парней.
– Да бегите же, черт вас возьми! – закричала я.
И бойцы послушались. Наверное, какого-то импульса, вроде моего крика, им и не хватало, чтобы дать деру.
Отдирая тянувшиеся к ним руки, солдаты бежали прочь. Через полминуты я была не рада собственному призыву. На улице из людей осталась только я и не меньше двух десятков ветхих, изъеденных временем и червями мертвецов. Жуткая компания вроде бы подчинялась движениям моей руки с жезлом. Но в то же время своевольничала. Мертвецы слонялись вокруг, ползали по асфальту, обдирали кусты, пробовали на зуб железные прутья ограждений.
Впрочем, я ошиблась. Я осталась не одна. Был еще Глеб Кириллович, которого часть мертвецов окружила и прижала к забору.
Что они с ним хотели сделать – даже гадать не буду. Рвать живую плоть и пожирать ее как будто не собирались. Тянули к нему руки и цеплялись за одежду, словно умоляя поговорить с ними.
Я повела жезлом. Волна шагающих трупов откатилась от старого чекиста, но не ушла, по-прежнему держа человека в полукруге. В воздухе слышались невнятные бормотания, хрипы, сопение, среди которых можно было различить прерывистое дыхание Глеба Кирилловича.
Брезгливо морщась и не опуская жезл, я прошла к бывшему чекисту сквозь ограду тел и сказала:
– Надо поговорить.

 

Седые волосы Глеба Кирилловича были всклочены. Думаю, костлявые пальцы дотянулись и до них. У пиджака наполовину оторван рукав. Взгляд фээсбэшника из-под насупленных бровей испепелял мертвецов презрением, но те сгорать не собирались, а угрюмо сопели и непонятно чем хлюпали. Я держала жезл над головой. Ладонь порядком вспотела.
– Убери этих тварей, – прошипел Глеб Кириллович.
– Понятия не имею, как это сделать, – честно призналась я. – К тому же симпатяги выполняют сейчас очень важную миссию – они помогут разговорить вас.
– Я все равно ничего не скажу.
– Вы были коммунистом?
– Я и сейчас коммунист.
– Зачем ваш отморозок Саша пытался убить меня в Лондоне?
Глеб Кириллович молчал. Я слегка повела жезлом, и стена мертвецов придвинулась. Допрашиваемый заговорил:
– Нам и в самом деле нужен Камень. Это бесценный артефакт, позволяющий предвидеть будущее. Возможно, судьбу целой страны! Заглянуть в будущее и исправить его, если что-то пойдет не так. Ты – самая подходящая кандидатура для поисков Камня. Но наш сотрудник… Саша… Он проявил самовольство. Пытался убить тебя по личным мотивам. Поверь, он сделал это без согласования с Центром. Снял крупную сумму с твоей карточки и бежал.
– Мне плевать на Сашу и на деньги. Где мои родители? Вы видели пустые могилы?
– Я знаю, что могилы пустые… – Он оглянулся на мертвецов, которые вдруг перестали бормотать и дружно загудели.
Я тоже оглянулась. С полминуты мои помощники изображали паровоз, затем вернулись в прежнее состояние.
– Может, поговорим в другом месте? – предложил Глеб Кириллович.
– Мне кажется, что другое место не создаст такого вдохновения, как это. Говорите.
– Хорошо. Это я организовал лжепохороны твоих родителей.
Жезл покачнулся в моей ладони. Стена из мертвецов вздрогнула, почувствовав слабость. Едва не накатилась на нас. Я вовремя опомнилась и сдавила стержень обеими руками.
Глеб Кириллович заметил все, но не остановился:
– Твой отец, Алена Игоревна, был специалистом в области международных операций.
– То есть? – не поняла я.
– Он был профессиональным разведчиком!.. Одним из лучших – сильным и отчаянным, умным, разносторонним. Способным выполнять уникальные миссии, которые больше никому не удавались.
– Вы говорите об Игоре Бале?
– Именно о нем. Именно!
– Как же его журналистская деятельность? – пролепетала я.
– Прикрытие. Официальная легенда, позволявшая путешествовать по странам.
Костлявая рука протянулась к моим волосам, я нетерпеливо оттолкнула ее.
– С самого начала поиски Камня Судеб стали еще одной областью противостояния КГБ и ЦРУ. С того момента как девятнадцать лет назад в церкви норвежской деревушки Борглунд были обнаружены эпизоды легенды о Северном Волке. О великом воине, который отправился на поиски своего отца, а обрел Камень Судеб. Завоевал уникальный артефакт, предположительно принадлежавший богу Одину – могущественному магу, который умел заглядывать в будущее. Никто не воспринял ту легенду всерьез. Лишь твой отец правильно прочитал строки о том, что в предсмертных деяниях Северного Волка зашифрован путь к Камню… Но главное – Игорь нашел волчью пасть.
– Застежку на запястьях Хромоногого Ульриха!
– Точно. Не подтвержденную археологическими данными борглундскую легенду ожидала участь обычной сказки. Еще одной в собрании дневнескандинавских мифов. Но Игорь обнаружил связь между сказкой и мумией из Кембриджширских болот. И выдвинул гипотезу, что Камень Судеб может существовать в действительности! – Глеб Кириллович перевел дыхание. – За короткое время он серьезно продвинулся в своих исследованиях. Однажды ему удалось нащупать след великого воина. По несчастливому совпадению именно в тот момент информация о поисках просочилась в ЦРУ. И американцы всерьез сели на хвост Игорю.
– «Мгла»?
– Ее сети уже тогда накрыли Европу. Игорь находился под постоянным давлением со стороны спецотдела. Они следили за каждым его шагом. Мы искали способы защиты, позволявшие беспрепятственно проводить расследование на территории врага. Когда ему удалось нащупать реальную нить, случился инцидент, которым мы решили воспользоваться.
Это было в апреле тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Баль прилетел из Лондона. Доложил, что есть след, который ведет на юг Испании. В тот серый, дождливый день я видел его в последний раз…
– Говорите же!
– Он отправился в Испанию сложным кружным путем: из Москвы через Ташкент в Анкару. Произошло непредвиденное. Самолет захватили террористы организации «Фатх». Угрожая взрывом, они заставили пилотов посадить машину в Аммане.
Переговоры шли трудно. Власти Иордании не позволили нам участвовать в них и не допустили в аэропорт самолет с бойцами «Альфы». Их спецслужбы тянули резину. Игорю, очевидно, все надоело. Как рассказывали свидетели, он внезапно накинулся на боевиков – кого-то обезоружил, кого-то подстрелил. Перестрелка послужила знаком для иорданцев, которые ворвались в самолет и довершили начатое.
Твоя мать откуда-то узнала, что он – в том самолете. И полетела в Амман. Мы бы ни за что ей визу не дали, но она воспользовалась дипломатическими каналами. Вместе с другими родственниками пассажиров дождалась освобождения и встретила твоего отца. А потом… В другом конце зала раздался взрыв. Шахид Абу Мансур подорвал спрятанную в чемодане бомбу, начиненную шрапнелью… Погибло около сорока человек. Но твои родители не пострадали. Мы просто включили их имена в список погибших. Чтобы создать полную иллюзию, в Москве состоялись похороны. Было сделано все, чтобы прикрыть твоего отца, освободив его от опеки ЦРУ. Но хитрость не сработала.
Твои родители бесследно исчезли с аэровокзала в Аммане. Игорь не стал задерживаться и бежал, воспользовавшись хаосом, который наступил после взрыва. Позже наши осведомители сообщили, что в городе замечена повышенная активность американских агентов.
Баль позвонил через полтора месяца, в начале лета. Прямо мне домой. Без всякой конспирации. Слышимость была ужасной, разговор вышел коротким. Игорь сказал, что ему требуется помощь, что его преследуют, а он измотан. Я спросил, кто его преследует. Он произнес всего два слова: «Черный человек»…
Я ощутила острый желудочный спазм.
Черный человек! Фернандо уже упоминал о нем.
– Больше я ничего не слышал об Игоре Бале. Мы провели поисковую операцию в Средиземноморье, но не обнаружили ни единого следа. Думаю, что он скорее мертв, чем жив.
Я злобно посмотрела на Глеба Кирилловича, но того, похоже, не волновали этические проблемы.
– Мне сейчас кажется, – продолжил чекист, – что похороны мы устроили правильно. Пусть в гробах отсутствовали тела, но их души упокоены, а никого из родственников, кроме тебя, не будоражит неизвестность. Вместе с Игорем Балем исчезли и все нити, ведущие к Камню Судеб. Вот почему находка айсберга доктором Эрикссоном дала толчок к повторным поискам. Тем более что по удивительному стечению обстоятельств на айсберг попала дочь русского разведчика Игоря Баля. У нас нет средств, чтобы под мифический артефакт организовать полноценную операцию с привлечением зарубежных агентов, спутниковой разведки, дипломатической и военной поддержки. Американцы сейчас намного сильнее нас. Видела, как они разделались с Ираком? Поэтому мы решили, что для поисков Камня нужна не армия, а один человек. Кто-то вроде Игоря Баля. Универсальный солдат… После консультаций служба внешней разведки решила привлечь тебя. Ты – самая подходящая кандидатура. В тебе есть все качества, присущие твоему отцу. И мы не ошиблись. Ты ведь далеко продвинулась?
– ЦРУ сейчас располагает гораздо большей информацией, чем я. Они знают, ЧТО и ГДЕ искать в Испании.
Глеб Кириллович взял меня за плечо. Мертвяки за моей спиной возмущенно вздохнули, но не двинулись с места, удерживаемые жезлом.
– Еще есть время, – произнес Глеб Кириллович. – Отправляйся туда и добудь Камень! Ради своей страны, ради своего отца!
– Кое-кто десять минут назад собирался мучить меня в подвалах НКВД, а о Камне Судеб и слышать не хотел!
– Брось. Это осталось в прошлом. Камень нужен России!
Мерзкий старикан даже не покраснел после такого фортеля! Даже не попытался! Вначале обещал, что я буду сдирать ногти, а теперь взывает о помощи.
– Не буду на вас работать! – произнесла я сквозь зубы.
– Но, черт возьми, ты в какой стране живешь, Овчинникова?! Это твой долг – найти и привезти артефакт в Москву. Это твоя доля в битве с американским империализмом!
– Не нужно патетики. Свой долг я знаю – он достаточно скромен. А в битвах непонятно за что участвовать не собираюсь…
– Ты об этом пожалеешь! – задохнулся от возмущения бывший чекист.
– Вот что я вам скажу, Глеб Кириллович! Сейчас вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Поэтому идите-ка в свои пушечные подвалы и как следует подумайте. Мои помощники вас проводят.
Глеб Кириллович начал кричать что-то об американской агрессии, которая сокрушит мир после того, как Камень Судеб попадет в кровавые лапы ЦРУ… Положим, про кровавые лапы «Мглы» я и без него знаю. Приходилось иметь дело!.. А коммунистических лозунгов вдоволь наслушалась от соседей-пенсионеров… К тому же он рассказал все, что мог. Самое время избавиться от назойливого представителя спецслужб, почему-то считающего, что я являюсь его агентом.
Я взмахнула жезлом, и пара восставших покойников отделилась от общей массы. Подхватили беснующегося старика под руки и повели прочь. Полукруг мертвых тел раскрылся, выпустив их, а затем сомкнулся снова. Я осталась одна, прижатая к забору толпой разлагающихся тел.

 

Протянув ко мне руки, мертвецы медленно приближались. Я старалась не смотреть на пустые глазницы и провалившиеся носы, но мне показалось, что на мертвых лицах застыло страдание. Мысль подтверждали тяжкие вздохи, непонятно как испускаемые дырявыми легкими или пустотой на месте оных.
Я выставила жезл перед собой. Надеялась защититься. Но вместо этого обнаружила странную вещь. Мертвецы устремились к нему. Робко, словно дети, подняли руки, желая дотронуться до граней.
Костлявые пальцы тянулись к жезлу, и я не стала препятствовать. Уложила конец в раскрытые ладони и разжала пальцы. Жезл мирно перекочевал из живых рук в руки мертвые. Признаться, я была счастлива отпустить тяжелую рукоять.
Правильно сделала.
Получив жезл, мертвецы засуетились. Сбились в кучу, сгрудились. Десятки рук протянулись к нему, и через мгновение я потеряла его из виду в массе костей. Все напоминало регбийный матч, когда на одного игрока с мячом наваливаются сразу обе команды. Только тут в качестве мяча выступал жезл бога Локи.
В страхе я прижалась к забору, но мертвецы уже не обращали на меня внимания. Из шевелившейся кучи послышался скрежет, переросший в ощутимый треск разламываемой пешеходной дорожки. Обломки асфальтовых пластов отлетели в стороны, следом хлынул фонтан разбрасываемой земли. Команда скелетов зарывалась в грунт, причем делала это настолько быстро, что вершина костлявой кучи пропадала прямо на глазах. Эдакая землеройная машина с костями вместо ковшей.
Я поняла, что происходит. Жезл бога Локи не только потревожил мертвецов, но и заставил подняться из могил и вверг в рабство незримыми путами. Я не читала надпись на последней грани. Думаю, что поступила благоразумно. Первая строка сообщает, что жезл принадлежит богу Локи. Вторая поднимает мертвых из могил. Третья, видимо, будит злость, от которой кости наливаются чернотой. Именно такие я видела в холме под Мертвенным Мегалитом.
Если бы я прочла третью надпись, неизвестно, что было бы со мной, с Глебом Кирилловичем и Москвой, на окраине которой появилось сборище злобных зомби. Думаю, потревоженные мертвецы сами не желали подобного исхода. Им требовалось только одно – вернуться в землю, укутаться в могильный саван тишины и безмятежности. А чтобы никто и никогда больше не тревожил их сон, они стремились забрать с собой источник порабощения…
В подрагивающем свете единственного фонаря посреди асфальта зияло огромное пятно взрыхленной земли и песка. Белые кости скрылись полностью. Я даже набралась смелости приблизиться к разлому и поковырять носком слипшиеся комья.
Ни единого следа! Костлявая землеройная машина унесла жезл, думаю, на недосягаемую глубину. Надеюсь, что навсегда…
Леха подошел ко мне в тот момент, когда я стояла в полной задумчивости посреди разгромленной улицы. Она выглядела так, словно по ней прокатилась банда сумасшедших строителей с отбойными молотками. Пешеходная дорожка и часть автомобильной трассы исковерканы, обломки асфальта валялись повсюду вперемешку с землей…
– Ты чем тут занималась, пока я бился с превосходящими силами родного спецназа? – поинтересовался Леха.
– Мертвецов поднимала, – отрешенно ответила я.
Леха сделал вид, что нисколько не удивился.
– Дело непривычное, но интересное, – согласился он. – Кстати, ты у родственников письменное разрешение получила? А то могут иск вчинить.
Я повернулась к нему и обнаружила, что у Овчинникова разбиты губы, правая щека распухла, а глаз над ней заплыл.
– Как видишь, я тоже без дела не сидел.
Я обняла его:
– Спасибо, Лешка! Я должна тебе.
Он не сделал попытки отстраниться:
– Да не за что. Если братья из ФСБ изъявят желание кому-нибудь еще морду набить, так ты обращайся. Всегда рад стараться.
В сомнамбулическом состоянии добралась до аэропорта. В прошлую ночь, когда выбиралась из гор Кордильера-Пенибетики, выспаться не удалось. Лишь пару часов провела в забытьи, пока рыжая воровка не стащила мой кед. Нынешней ночью не сомкнула глаз вообще. Короткий путь от такси до здания терминала оказался делом весьма сложным. Ноги не шли, в теле скопилась просто вселенская усталость. Ладони ломило от непривычной работы землекопа. Быстрей бы погрузиться в самолет и поспать!
Глеб Кириллович рассказал потрясающие сведения о моем отце. Но он не знал главного: что произошло в Андалусии?
До вылета оставалось полтора часа. В кафетерии аэропорта заказала чашку кофе, осушила залпом. Кофеин сделал свое коричневое дело, и в моих помутневших от недосыпа мозгах появилось некоторое просветление.
Итак, Игорь Баль работал на внешнюю разведку… Прежде мне никто об этом не рассказывал. Возможно, ни дед, ни бабушка ничего и не знали. Считали его обычным журналистом.
Инцидент в Аммане… Значит, Игорь и Ольга Баль не погибли во время взрыва. Скрылись, потому что в городе стало слишком тесно от американских агентов. И пропали. Был звонок Глебу Кирилловичу через полтора месяца. Отец ничего не сказал о том, где находится. С ним ли была мама? Поведал лишь, что устал, вымотался и что его преследует черный человек… До или после этого звонка отец забрел на ферму Фернандо, рассказ которого подтверждает слова Глеба Кирилловича? А дальше все окутано завесой тайны. Или точнее сказать – «Мглой».
«Бельмонд», море, острова… Когда это случилось?
Только один человек может прояснить: Чедвик.
До появления Башни осталось тринадцать часов. Слишком мало времени, чтобы потратить часть его на визит в дом Фернандо!
О кофе напоминала только гуща на дне чашки. Уставилась на нее. Долго разглядывала, пытаясь увидеть некие формы и образы. Никогда раньше не верила в предрассудки. Но тут, вперившись в пустую чашку, старалась разглядеть знаки, которые расскажут про мое будущее.
Что за чушь!
Выпитого кофе хватило лишь на то, чтобы отложить в голове пару вразумительных выводов. Когда я поднялась из-за столика, тяжелые лапы усталости вновь навалились на плечи. Спать нельзя, пока не окажусь в самолете! Если сейчас закрою глаза, меня и пушкой не разбудить. Пропущу рейс, а следующий будет уже после того, как побережье Коста дель Сол в разгар дня вдруг погрузится во тьму солнечного затмения…
Быстрей бы сесть в самолет…
Кофе – мочегонное средство. Поэтому нет ничего удивительного в том, что минут через пятнадцать бледная тень по имени Алена Овчинникова очутилась в туалетной комнате.
Большое помещение пустовало. Дверцы кабинок распахнуты. Перед громадным зеркалом никто не крутился, повышая косметическими средствами уровень женской красоты. Люминесцентные лампы на потолке заливали комнату ярким белым светом. Та, что у дальней стены, чуть подрагивала.
Свет беспощадно резал уставшие глаза. С радостью бы всадила в потолок обойму из короткоствольного «Хеклер-Кох», чтобы убавить яркость… Ой, неужели я это произнесла вслух? Бессонница явно убивает мой мозг.
В дверцы кабинки попала с трудом. Едва нос не расквасила о пластиковую перегородку. Когда выбиралась обратно, вновь не вписалась в проем.
Я как зомби… Как один из тех мертвяков, которых жезл бога Локи поднимал из могил… Впрочем, было ли это? Происшествие на кладбище уже не казалось реальным. Оно больше походило на бред, которым пугал незабвенный Глеб Кириллович.
Приблизилась к зеркалу над рукомойником. И только собралась намылить и ополоснуть руки, как услышала позади себя легкий скрип дверных петель, вслед за которым послышался…
Нет, не цокот женского каблучка по кафелю. Глухой и тяжелый стук мужского ботинка, возможно окованного железом.
Я ухватилась за край раковины, не в силах сдвинуться с места. Не отрывалась от зеркала, в котором отражалось все помещение, залитое белым, почти потусторонним светом.
Еще один шаг…
Охватившее оцепенение преодолеть я не могла. Не повиновались ни руки, ни ноги. Встречу пришельца спиной, глядя на него в зеркало.
Ноздри уловили смутно знакомый запах водорослей, а следом из-за кафельного угла появился Северный Волк.
Фенрир!
Как он очутился здесь?
Высокий, огромный, как гора! Все, что выше пояса, казалось мешаниной волос, выделанной бычьей кожи и стальных доспехов. Но образ почему-то темный. Яркий свет потолочных ламп словно обтекал Волка. Только глаза сверкали из-под кустистых бровей да белели клыки.
Воин, которого мы оставили в тонущем айсберге, в два шага приблизился ко мне. Огромный меч звякнул об угол, обложенный стеклокерамическими плитами, мелькнули пять насечек у основания лезвия – будто след звериных когтей.
Я видела в зеркало, как темная исполинская фигура выросла за моей спиной. Рука с когтистыми пальцами и огромной ладонью, способной раздавить череп ребенка, поднялась. Она тянулась ко мне! Волк пытался дотронуться до меня. Как в номере лондонской гостиницы…
Не хотелось испытать прикосновение тяжелой длани. Оно страшило меня. Пытаясь отстраниться, я наклонилась вперед, почти упершись лицом в зеркало. Не ведала, что произойдет, когда Фенрир исполнит задуманное. Но ничего хорошего ожидать не приходилось.
Когтистые пальцы распрямились, пытаясь достать мое плечо… Но странное дело: викинг больше не двигался, хотя достаточно было одного шага… Самого маленького…
Фенрир не трогался с места. Словно его удерживал невидимый барьер.
Некоторое время я смотрела на темную фигуру за моей спиной, наблюдая бессильную попытку дотронуться до моего плеча. А затем…
Нет, Овчинникова, опомнись!
Я подалась назад, помогая установить контакт. И тяжелая ладонь легла на плечо. Звериные когти сдавили мышцы, прорывая майку…
И все!
Огромный меч не взлетел над головой, волчьи клыки не разорвали шею! Вместо этого я услышала голос. Точнее, чужую, пришедшую извне, мысль, которую мое сознание облекло рокочущим мужским голосом. Таким, каким должен был обладать Фенрир.
Я видела в зеркало, что он не открывал рот, но мою голову наполнил голос:
– Не беги и не прячься от судьбы. Повернись к ней лицом.
– О ч-чем вы? – робко спросила я. Ответ был неумолимым:
– Тебе суждено найти Камень.
– Откуда… откуда вы знаете?
– Мы связаны. Твоя жизнь есть продолжение моей судьбы. А кроме того, ты ищешь след отца – так же, как я искал след своего. Но вместо этого ты найдешь Вещий Камень.
Запах водорослей усилился. К нему добавился резкий, насыщенный запах соленого океана. Голос Фенрира продолжал звучать в голове:
– Ты опередишь всех. Есть тайный ход. Войди в ГЛАЗ.
– Фенрир! Скажи, что ждет меня в будущем!
– Ничего другого, кроме собственной судьбы.
Комната внезапно сдвинулась, вздрогнула. Зеркало потемнело. Огромный Фенрир исчез. Я открыла глаза.
Я стояла возле раковины, упираясь в нее руками. В зеркале отражалась только моя изможденная фигура. Больше никого.
Видимо, уснула, пока брела от туалетной кабинки до рукомойника! Короткий сон поглотил меня, застал врасплох…
И соединил с сознанием викинга, погребенного на морском дне…
Назад: Глава 5 РЕАНИМАЦИЯ
Дальше: Глава 2 О ПОЛЬЗЕ БЕРМУДСКОГО ТРЕУГОЛЬНИКА