ГЛАВА 1
И опять не верить ни во что, ну а если верить, то на сцене.
Талена
Империя Вальден. Рогер. Месяц элбах
Считать дни до конца отпуска оказалось еще тем развлечением. Эрик, правда, не обещал после этого отправить старогвардейцев на границу, но и в столице оставить не грозил, так что Тир надеялся на лучшее. А пока со вкусом измывался над юной вдовой с вдребезги разбитым сердцем. Вдовой бедняжка стала в результате войны, а сердце ей разбил Тир фон Рауб. Измываться над женщиной, не причиняя ей физических повреждений, было занятием довольно однообразным, но уж всяко веселее, чем считать, сколько еще дней осталось до возвращения на службу.
А в середине элбаха, в шестнадцатый день месяца, случился прорыв в попытках повторить непонятный фокус с созданием своего фантома. Нет, сделать фантом так и не удалось, зато Тир с Блудницей умудрились мгновенно переместиться аж на сотню метров вперед.
При новых скоростях такое перемещение не играло особой роли, а со стороны было, наверное, вовсе незаметно, однако и Тир, и Блудница, и Шаграт, вместе с командиром проводивший в небе большую часть времени — все трое поняли сразу: это только начало.
Тир хотел бы продолжать полеты до тех пор, пока не выявит все открывшиеся перед ними возможности, но уже после заката понял, что нужно остановиться. Сделать передышку. Нельзя летать через силу, а «прыжок» — другого названия он пока не нашел — вызывал больше эмоций, чем рассудочного осмысления процесса. Эмоции же были утомительны.
И все равно в тот вечер Тир был доволен настолько, что даже решил осчастливить свою даму цветами и вспомнить ее имя.
Имя он вспомнил: Лата фон Лаун.
Хотя мог бы и не трудиться.
В цветочной лавке на Часовой площади его встретил не старик Зельц — один из тех немногих христиан, что соглашались вести торговлю с демоном, — а незнакомая девочка лет пятнадцати. По здешним меркам никакая не девочка, а девушка, достаточно взрослая для замужества.
— Добрый вечер, господин фон Рауб, — прощебетала она с непонятным весельем в голосе. — Что желаете купить?
Интересно, что можно купить в цветочной лавке, кроме цветов? Дурман-траву Зельц точно не продает, Тир бы знал.
— Цветы, — сказал он терпеливо. — Выбери что-нибудь.
— Для дамы или для рыцаря?
— Для дамы. — Тир сохранил невозмутимость.
Девчонка кивнула, сделала книксен и скрылась среди пышных букетов.
— Ах, — услышал Тир откуда-то из благоухающих зарослей пионов и гладиолусов, — вас считали несокрушимой твердыней, господин фон Рауб. Как жаль, что эта крепость пала.
— Девочка, — произнес он в пространство, разглядывая потолочные балки, — тебя не предупреждали, что смеяться над демонами — опасное занятие?
— А если я не смеюсь? — Ее личико выглянуло из-за корзины с маленькими, северными розами. — Если я и вправду сожалею. Может быть, я годами о вас мечтала.
— Годами? — протянул Тир. — Неужели?
— Представьте себе, — девчонка фыркнула, — не меньше четырех лет.
— Зельц тебе кем приходится?
— Отцом.
— Думаю, он не рассердится, если ты уйдешь, когда продашь все цветы.
— Не рассердится. Но продам я их не скоро.
— Уже продала. — Тир протянул ей расчетную карту «Антиграва». — Списывай, сколько нужно. Потом переоденься во что-нибудь… понаряднее. Пойдешь со мной.
— Куда?
— Куда я скажу. Все. Больше никаких вопросов.
Одна женщина, другая женщина, какая разница? Да никакой. Ту звали Лата, эту — Катрин. Имя с Земли, в Саэти такие были редкостью, но Тира привлекло не имя, а то, что Катрин показалась ему сильнее Латы.
Спросить, как ее зовут, он удосужился только утром.
Ночью он лишил девчонку невинности и задумался, хочет ли увидеть ее еще раз, или одного раза достаточно. Катрин была сильнее Латы — это точно. И у нее сердце перевернулось от боли, когда она поняла, что Тиру фон Раубу абсолютно наплевать, кто она, что она, зачем она. Тир фон Рауб трахнул ее и оставил в спальне, брезгливо бросив:
— Душ — за этой дверью.
Лата закатила бы истерику. Катрин фыркнула и отправилась в душ, не удосужившись даже завернуться в простыню.
Тир ушел к себе. Оценил послевкусие эмоций. Решил, что девчонка ему подходит. Перехватил ее уже у входной двери — малышка оказалась еще и гордячкой, решила смыться посреди ночи, вместе со своим разбитым сердцем. Кладовая, до краев наполненная изумительной болью и чудесным разочарованием, чуть было не сбежала от хозяина. Разумеется, Тир не мог упустить такого богатства. Он назвал ее дурой, велел возвращаться в спальню и до утра не высовывать оттуда носа.
Ну а утром спросил, как зовут нежданную добычу.
— Катрин Зельц, — ответила девочка с высокомерным достоинством.
— Недурно, — кивнул Тир, поставив перед ней чашку с чаем. — И куда же ты намеревалась отправиться нынче ночью? Топиться или в монастырь?
— Домой.
Катрин Зельц взвесила кружку в руке. Размышления о том, достаточно ли горяч чай, чтобы выплеснуть его в наглую морду легата Старой Гвардии, были написаны у нее на лице аршинными буквами.
Хорошая девочка.
— У меня трое старших братьев, — сообщила она, аккуратно опустив кружку на столешницу, — все трое служат в гвардейском пехотном полку. «Грифоны», может, слышал про таких?
— Что за чудесное место этот Вальден, — восхищенно прокомментировал Тир, — кого ни хватись, все где-нибудь служат! А что, «Грифоны» удостоились гвардейского звания?
— Знаешь, что я собиралась сказать братьям?
— Что я тебя изнасиловал.
— Да. А за изнасилование в Вальдене полагается смертная казнь.
— Ты совсем не дорожишь своей репутацией. Кроме того, меня бы оправдали.
— Но очень многие решили бы, что ты оправдан, потому что ты — любимчик императора. И, кстати, твоя драгоценная Хильда тоже могла так решить.
— Не Хильда, а госпожа фон Сегель. План никуда не годен, но я снисходительно сделаю поправку на твой юный возраст. А теперь объясни, что тебе на самом деле от меня нужно?
— Я тебя люблю, — произнесла Катрин, и прозвучало это с ледяной искренностью, как констатация неприятного, непоправимого события.
— И только-то? — хмыкнул Тир. — Ну ладно, раз любишь, увидимся через пару дней.
Остаток отпуска обещал стать незабываемым. С утра до ночи Тир летал, снова и снова испытывая возможности, свои и Блудницы, осваивая новый маневр, пытаясь понять, что это — магия? — или… или что? В магию он по-прежнему не верил, точнее, знал наверняка, что это не по его части.
Через неделю тренировок Тир сумел сформулировать основные принципы выполнения «прыжка», каковые изложил старогвардейцам, специально для этого собрав их всех в «Антиграве». На этом отпуск для Старой Гвардии закончился, поскольку, забыв дела земные, старогвардейцы полностью посвятили себя делам небесным, проводя в небе долгие-долгие часы и весьма плодотворно работая над освоением «прыжка».
Их жены, любовницы и прочие лица, заинтересованные в пребывании Старой Гвардии на земле, а не на небе, пытались отстоять свои права.
Безуспешно.
Катрин отстаивать права не пыталась. Она раз и навсегда усвоила, что прав у нее нет, зато есть полная свобода действий.
Девочка была влюблена глубоко и искренне, она не врала, когда сказала, что мечтала о нем последние четыре года. Тира это ничуть не трогало — в него постоянно кто-нибудь влюблялся. По разным причинам, с разными целями, а чаще всего без причин и без целей вообще. Женщины воображали вдруг, что именно Тир фон Рауб — герой их романа, и репутация человека, полностью к женщинам равнодушного, ситуацию не спасала, а только усугубляла.
По крайней мере, Эрику можно сказать спасибо за то, что по его приказу репутация оказалась развенчана.
А из Катрин получилась отличная батарейка. Неистощимый источник энергии. Тир развлекался, то приближая ее к себе, то отталкивая. Она не плакала — она приходила в бешенство. Он выгонял ее — Катрин уходила. Никогда не возвращалась сама. У девчонки была железная воля. Тир приказывал ей вернуться — она возвращалась. Так независимо, как будто у нее был выбор.
Между прочим, выбор действительно был. В отличие от Латы фон Лаун, которую Тир в самом начале их нелепой связи полностью подчинил себе и лишил свободы воли, волю Катрин он не подавлял. Так было интереснее. И гораздо… питательнее.
«Прыжок» вынуждал полностью изменить тактику ведения боя. Новые возможности надо было использовать на сто процентов. В те ночи, когда он не летал, Тир являлся в замок по приглашению Эрика, и они вдвоем формулировали в теории то, что днем старогвардейцы повторяли или пытались повторить на практике.
Бывало и наоборот: тактические находки, родившиеся днем, обдумывались ночью.
Тир почти не спорил с Эриком, и Эрик почти не спорил с ним, и то сказать, тактические вопросы, да еще касающиеся принципиально нового, доселе никем не использовавшегося маневра — это ведь не вопросы стратегии подготовки пилотов. О чем спорить-то? Эрик летал вместе с ними, вот и хорошо. Эрик не собирался отправлять их на границу в ближайшее время… ну, это его право. Тоже, в общем, неплохо. Дел и в тылу хватает.
Хильда присоединялась к ним в долгих ночных посиделках. Устраивалась с вышиванием в кресле. Стоило кому-то из них повысить голос, как Хильда поднимала взгляд, и желание рычать и нецензурно ругаться сразу пропадало. Тир заподозрил бы госпожу фон Сегель в том, что она забирает отрицательные эмоции, если бы не знал, что на самом деле она просто пользуется своим влиянием на них обоих. Положительным влиянием.
А фон Ольтан стал полковником. И года не прошло, как дослужился. Неплохая карьера для парня, который мог бы научиться летать.
— Твоя заслуга, Суслик, — сказал Эрик. — Пожалуйста, воздержись от комментариев, просто поверь мне на слово, что это хорошо.
Тир в ответ невнятно пошипел, вызвав у императора улыбку.
— Ты сам-то разве не на генеральской должности, а, легат? Тебе положение уже не позволяет утверждать, что армия не нуждается в высшем командном составе.
— Происки, — буркнул Тир. — И никогда я такой… такой…
— …ерунды, — невинно подсказала со своего места Хильда.
— Точно! Никогда я такой ерунды не говорил.
Впрочем, что уж там, он был рад за Алекса. Тот, правда, в письмах все еще угрожал своим будущим генеральством, но уже без прежнего пыла. Потому что, увы, не мог больше рассчитывать услышать от Тира «господин генерал».
Тир, в свою очередь, ждал, когда до мальчика дойдет, что дослужиться-то можно и до маршала.
В общем, жизнь была хороша настолько, что суеверному человеку стоило бы уже начать подозрительно оглядываться, ожидая подвоха. Старогвардейцы, в отличие от большинства пилотов, суеверны не были, в приметы не верили, летали себе и летали. От неба они не ждали никакой пакости. И правильно не ждали, потому что неприятности случились на земле.
В середине месяца рефрас в Вальден прибыл с неофициальным визитом барон де Лонгви. Визит продлился не дольше часа, но за этот час Лонгвиец успел посмотреть, что такое «прыжок». После полетов он переговорил с Эриком, да и убрался к себе в Лонгви.
А Эрик собрал старогвардейцев и огласил результаты переговоров. Две новости: хорошую и плохую.
Хорошая заключалась в том, что Старая Гвардия научилась танцевать. Слово было из терминологии Мечников, но, за отсутствием у пилотов собственного определения, приходилось пока пользоваться чужим.
— Это мы что, теперь такие же, как они? — обалдел Шаграт.
— Мы и были такими же. Просто они гораздо старше и больше умеют. Плохая новость, господа, заключается в том, что Танец считается магией, хоть и не является таковой. Применение его в военных действиях запрещено конвенцией. — Эрик поморщился. — Этого следовало ожидать. Конструктивные комментарии есть?
Его величество выждал некоторое время, не услышал ответа и кивнул:
— Тогда разрешаю высказываться неконструктивно.
Да уж какой там конструктивизм — одни сплошные эмоции. Впрочем, Эрик прав, если уж Мечникам нельзя танцевать, с чего бы вдруг это позволили пилотам?
— А в чем проблема-то? — спросил Тир, улучив момент. — Мы что, только для войны это сделали?
— А для чего еще? — удивился Риттер.
Тир пожал плечами:
— Не для чего, а почему. Сделали, потому что смогли. Просто еще один шаг вверх. Он что, обязательно должен быть целевым?
Он поймал сочувственный взгляд Падре. И задумчивую усмешку Эрика. Не понял ни того ни другого. А потом на него наскочил Шаграт, яростно доказывающий, что если уж делать, так чтобы воевать, а если не воевать, так зачем вообще что-то делать. Изложение было сумбурным и крайне эмоциональным, и Риттер с Малом поддержали Шаграта. Тир в кои-то веки услышал слово «рационально» не от себя самого.
И все равно он не понимал. С его точки зрения, глупо было сводить умение летать только и исключительно к войне и победам.
Его точку зрения сочли ошибочной.
— И, возможно, даже вредной, — добавил Эрик. — Жаль, что ты не в ладах с бароном де Лонгви, вам нашлось бы о чем поговорить.
— Не о чем нам разговаривать, — отрезал Тир. — А вы трое, — он обвел взглядом Риттера, Шаграта и Мала, — придурки. Куда вы денетесь? Будете вы использовать «прыжок» в бою или не будете, остановиться-то все равно не сможете. Вас сделали, чтобы вы летали.
— Тебя тоже, — напомнил Эрик.
Тир пренебрежительно хмыкнул и отвернулся. Чтобы столкнуться взглядом с усмехающимся Падре.
— Никаких «вы», Суслик, — сказал тот. — Только «мы». И даже не пытайся с этим спорить.
Беда, известное дело, одна не ходит. Да и не считал Тир запрет на использование «прыжка» такой уж бедой. А непонятные изменения, произошедшие с Катрин, насторожили его, но тоже не расстроили. Тир не стал разбираться, что послужило причиной изменений — ему было неинтересно. Он отметил, что Катрин стала пахнуть чуть иначе, отметил намеки на изменение характера… пока еще только намеки, незаметные ни для самой Катрин, ни для кого из окружающих. Выждав несколько дней, Тир убедился, что изменения никуда не деваются, предположил, что они будут прогрессировать, спросил себя, надо ли ему держать рядом с собой женщину, с которой непонятно что происходит?
Решил, что — нет. Не надо ему такую женщину. Она развлекала его два с половиной месяца, и этого более чем достаточно.
Расстаться с Катрин следовало по-хорошему — ни к чему обзаводиться в Рогере новыми недругами, тех, что есть, хватает, но никаких сложностей с этим Тир не предвидел. Влюбленность из девчонки, конечно, не вытянешь — не по его это части, а вот отрицательные эмоции изъять можно.
Он с легким сердцем сообщил Катрин, что больше она ему не нужна, и готов был вытянуть из нее все связанные с этой новостью переживания… а наткнулся на почти несъедобную смесь из легкой боли и несравнимой с этой болью радости.
— Ты больше не хочешь меня видеть? — уточнила Катрин. — Я… как-то изменилась, да?
Тир сам не понял, который из инстинктов заставил его отдать приказ замку на входной двери и генераторам защитных полей на окнах. А когда приказ был выполнен, он медленно кивнул:
— Ты изменилась. Ты что-то знаешь об этом?
— Я беременна! — торжествующе сказала Катрин. — Я беременна от тебя!
— С чего ты взяла?
В глубине души Тир облегченно вздохнул. Девчонка умудрилась спутаться с кем-то на стороне, так, что он об этом не узнал. Если она действительно забеременела, это все объясняет. Естественно, носить его ребенка Катрин не могла — его семя было нежизнеспособным. Такие уж твари демоны, что при желании легко убивают жизнь даже там, где ее еще и нет.
Объяснять это светящейся от счастья Катрин он не собирался. Ей он собирался указать на дверь — все еще запертую дверь.
— Ведьма сказала мне, — ответила Катрин, улыбаясь. — Обещала, что, когда я забеременею, ты поймешь, что я изменилась, испугаешься и прикажешь мне уходить. А еще знаешь что? Лонгвийца когда-то обманули в точности так же. Он тоже был уверен, что женщина не может понести от него, пока он сам этого не захочет, да только его тогдашняя любовница сама оказалась ведьмой.
Развернувшись на пятке, взмахнув широкой юбкой, Катрин направилась к дверям.
Тир не останавливал ее. Он думал…
Девчонка была уверена, что говорит правду. Означало ли это, что она говорит правду? Поверить в такое было невозможно, но точно так же невозможно было поверить и в то, что у нее был, кроме Тира, еще какой-то мужчина.
Не смогла бы Катрин скрывать этого. Ни одна женщина не смогла бы. От кого угодно, но не от демона, читающего в людях, как в книгах с крупным шрифтом.
Тир смотрел в окно и ожидал, пока Катрин, перепробовав в доме все замки и запоры, вернется в гостиную.
— Выпусти меня, — потребовала она, появляясь на пороге.
— Я тебя не держу, — сказал Тир. — Просто собираюсь кое-что уточнить. Присядь, — показал он на кресло.
Катрин взглянула на него с непонятным недоверием. Сейчас в ее эмоциональном фоне преобладала не радость, а тревога. Однако в кресло она села и позволила Тиру подойти к себе. Положив пальцы ей на виски, он сосредоточился на Катрин и на жизни, которую сейчас отчетливо чувствовал у нее внутри.
Сколько дней зародышу? Уже шестнадцать. А ты тормоз, Тир фон Рауб, это ж надо было две недели не замечать, что твоя женщина беременна!
Пока это был просто комочек живой плоти, неопределенное нечто, связанное с телом Катрин и лишь отчасти — с ее духом. На этом этапе Тир ничего не мог сказать о том, его ли это ребенок. Зато мог тщательно проанализировать ощущения Катрин. Да, у нее не было других мужчин. А значит, если отмести тезис о непорочном зачатии, остается признать, что ведьма ее не обманула.
Лонгвиец, выходит, так же когда-то влип? Если только это не байки… В любом случае, Тир не собирался повторять ошибку Лонгвийца, бездарно утратившего собственного сына.
— Все, — сказал он, опустив руки. — Теперь, если хочешь, можешь идти. Можешь остаться. Обстоятельства изменились, так что выгонять тебя я не собираюсь.
Он почувствовал, что ее тревога готова смениться паникой. Отступил на шаг, оставляя Катрин пространство для маневра.
— Объясни мне, ради всех богов, чего ты боишься?
— Тебя, — ответила она твердо. — Ты не хотел ребенка, если ты хочешь, чтобы я избавилась от него…
Тир тихо выругался:
— С ума сошла? Я, по-твоему, совсем нелюдь?
Вопрос был донельзя дурацкий, но он оказался очень к месту. Катрин усмехнулась со знакомой язвительностью:
— А по-твоему, не совсем?
— Туше, — признал он. — Я хочу, чтобы ты благополучно выносила его и благополучно родила.
— Зачем?
— Ну знаешь… — Тир растерялся, — инстинкт, наверное. Это ведь и мой ребенок тоже, не только твой. Что-то человеческое и мне не чуждо.
— И ты разрешаешь мне остаться, потому что здесь нам с ним будет лучше, чем у родителей?
— Потому что ты не вернешься к родителям. — Тир устало вздохнул. — Катрин, сколько тебе говорить: не пытайся меня обманывать. Родители отправили бы тебя в какую-нибудь глухую деревню, к диким родственникам, и если бы тебе в тех условиях удалось благополучно родить, сплавили бы ребенка в приют. Ты прекрасно это знаешь. Куда ты собиралась податься?
— В Лонгви, — ответила она. — Или в Авондер. Или в Радзиму. Куда угодно, где живут язычники. Ты давал мне столько денег, что хватило и на ведьму, и на то, чтоб отправиться хоть за океан, в конунгаты.
— Разумно. — Тир мысленно поаплодировал собственному идиотизму: выходит, он сам же еще и оплатил этот фокус с ребенком. — Но еще разумнее остаться у меня. Согласна?
— Согласна, — Катрин кивнула и слабо улыбнулась. — Ведьма говорила, что мы непременно расстанемся.
Тир в ответ лишь пожал плечами. С его точки зрения, ведьме не следовало выходить за рамки своей специализации. И если основной деятельностью этой ведьмы было обеспечение противоестественного зачатия, ей не стоило заниматься пророчествами. Впрочем, истолковать это «расстанемся» можно было как угодно. Тир точно знал, что как только Катрин закончит кормить ребенка, ноги ее не будет в этом доме. А если все сложится удачно, то девочка просто умрет, и никто не заподозрит в ее смерти Тира фон Рауба.
