ГЛАВА 3
Думаете, преклоняюсь?
Страстию следую за?
Нет! Просто в такт изменяю
Позы, манеры, глаза.
Просто расчетливо прямо
Пешку веду на убой…
«Руку, Прекрасная Дама!
Вальс нас зовет за собой!»
Габриэль
Акигардам. Арксвем. Месяц коссар
О том, что царь принял выкуп, Айс узнала лишь на следующий день после того, как Тира фон Рауба с рук на руки передали послу. Все получилось очень быстро. Узнав о том, что Вальденский демон уже не интересует госпожу фон Вульф в качестве объекта исследований, царь, кажется, даже вздохнул с облегчением. И то сказать, сто тысяч цуров золота в казне куда приятнее, а главное, безопаснее, чем живой старогвардеец в подвале. Даже в цепях. Даже в ошейнике. Даже за тремя засовами на стальной двери.
Ну его, право же, к черту!
Деньги, судя по всему, привезли всего через пару часов после визита Айс к царю. И тут же обменяли на фон Рауба. И Айс поначалу не нашла в себе сил порадоваться за него, она расстроилась чуть не до слез, как девчонка, расстроилась из-за того, что не смогла попрощаться. Хотя бы увидеть еще раз. Увидеть, как он улыбается. Голос услышать.
Не получилось.
Не успела.
А теперь — все.
Тир наверняка забыл о ней, как только поднялся на борт вальденского шлиссдарка.
Нет! Не забыл! Не сможет он ее забыть!
Ведь было же, сейчас уже и не верится, но было. Совсем близко — факельные огни в узких черных глазах. Горячие, сухие губы. Чуть заметный — сердце стукает болезненно — рубчик под кожей. Такой остается, если сильно, насквозь прикусить губу. Когда больно.
«ты совсем другая, чем я думал…»
«ты совсем другой…»
Айс не умела плакать. Ни от боли, ни от досады, ни от щемящей пустоты в душе.
Айс метала ножи в полированную, сплошь покрытую тонкой резьбой двустворчатую дверь. Это успокаивало. А если кто-нибудь войдет не вовремя — впредь будет наука: стучаться надо.
Три дня спустя, поздним вечером постучали не в дверь, а в окно.
Седьмой этаж… Выше покоев Айс были лишь царские апартаменты — мода такая в мире, чем знатнее, тем дальше от земли забираются. Мода на небо. На пилотов.
Но вот снова вежливый стук в стекло.
Погасив свет, Айс, не приближаясь к окну, взглядом распахнула створки.
— Привет, — сказал Тир.
И улыбнулся — белые зубы ярко сверкнули в полутьме.
— Тарсграе! — только и выговорила Айс.
Прямо под ее окном висел двухместный болид, висел чуть накренившись, потому что Тир ничтоже сумняшеся сидел на борту, свесив ноги в семиэтажную пропасть.
Столица кертского царства. Дворцовый комплекс — купа древних деревьев высотой в пятнадцать вуашей. Этажом выше начинаются царские покои. И гвардии пилот наиболее вероятного противника, оцененный в миллион олов, сияет улыбкой, зависнув на своем болиде в самом центре этого осиного гнезда.
— Ты с ума сошел, — Айс подбежала к окну, — ты ненормальный, ты… нет, ты правда сумасшедший! Что? — Она недоуменно осеклась, когда Тир протянул ей руку.
— Пойдем, — сказал он, — ты же не собираешься провести вечер в этой дыре?
— Куда? — очень умно спросила Айс.
— В Немесри, конечно. Куда же еще везти настоящую леди? Нет, можно в Лонгви, но я Лонгви не люблю. Впрочем, если ты настаиваешь…
— Ты хоть знаешь, сколько здесь охраны? — поинтересовалась она.
— Приблизительно. Давай руку.
— Подожди, я же не одета… Нет, о чем я вообще… Великая Тьма, Тир, ты совершеннейший псих… Здесь опасно!
— Точно, — согласился он и глянул вниз, чуть не перевернув болид, — можно так брякнуться — по всему двору брызги. Представляешь, как завтра все удивятся? Выходит это царь с утра на крылечко, а вокруг мозги разбрызганы.
— Какие мозги? — Она из последних сил старалась сохранить здравость рассудка. — Были бы у тебя мозги, ты сидел бы дома.
— Да ну, — Тир поморщился, — я из госпиталя сбежал. Дома меня сейчас во как ждут. С силовыми установками, чтобы хватать, вязать и лечить. А чего меня лечить? Я, твоими молитвами, здоров и счастлив. Они же со злости… — он сделал большие глаза, большие, испуганные и загадочные, — изучать меня начнут. И на хрен замучают, — закончил буднично и печально. Оглядел ее с головы до ног: — Зачем тебе одеваться? Ты и так одета.
Айс посмотрела на свои потертые замшевые штаны, на мужскую рубашку и вздохнула:
— Подожди. Я быстро.
— Ага, — проворчал Тир, скатываясь внутрь болида, — как же. Знаем мы это быстро.
…Так оно и повелось. Раз в два-три дня он прилетал, стучал в окно и забирал ее куда-нибудь, где было людно, весело, шумно и на удивление хорошо. Айс до встречи с Эльриком поверить не могла в то, что ей может быть хорошо среди толпы веселящихся людей. И уж тем более она не могла поверить, что ей может быть хорошо в таком месте не с мужем, а с веселым и совершенно сумасшедшим чародеем. С демоном. С тварью, которая даже просто быть не имеет права.
Чем-то они походили друг на друга. Ее Эльрик, Торанго, очень старый, очень спокойный, очень опасный. И ее Тир — совсем мальчишка, улыбчивый, безбашенный и совершенно безобидный. Во всяком случае, пока он на земле, а не в небе. Может быть, они походили друг на друга непоколебимой уверенностью в себе. В своей силе. Потрясающей уверенностью, от которой полшага до нахальства, но… полшага. И она никогда не нарушается, эта тонкая грань, граница. И хочется, закрыв глаза, поверить самой.
И веришь.
С ним было интересно. Ей, пятисотлетней, было интересно с Тиром, которому не стукнуло еще и семидесяти. А ведь Айс всегда считала свое образование не только глубоким, но и весьма обширным. Куда там? Она разбиралась во многих вещах. Тир, кажется, во всех.
А главное, он умел жить без магии. Совсем. Родом из мира, где магии нет, где возможны лишь чары, а все сущее подчинено жестким и немногочисленным законам математики и механики, он видел жизнь в совершенно неожиданных и непостижимых ракурсах. И Айс смотрела вместе с ним, удивляясь, как же раньше она не замечала очевидного.
Столько нового!
Но он сумасшедший. И она тоже сходит с ума.
— Перестань! — не выдержала она однажды.
Не выдержала противоречия между разумом и эмоциями.
Было утро. Тир привез ее домой и как раз собирался откланяться, но услышав в ее голосе намек на истерику, вопросительно поднял брови:
— Что такое?
— Перестань, — повторила Айс. — Не прилетай сюда. Давай купим дом где-нибудь в городе, лучше вообще не в столице. Там будет безопасно.
— Ты высоты боишься? — удивился Тир, по обыкновению балансирующий на борту болида. — Если хочешь, мы можем ходить через дверь. Я хоть вспомню, как это — ногами по лестнице.
«Еще не хватало!»
Айс отчетливо представила, как он ведет ее к лифту, чинно раскланиваясь по дороге с охреневающей лейб-гвардией. А ведь может!
— Я за тебя боюсь, — досадливо бросила она, — если тебя заметят…
— А-а… — Такой улыбки видеть еще не приходилось. — Это да, это серьезно. — Он и вправду посерьезнел, точнее, стал загадочным, как сфинкс, замысливший мелкую пакость. — Послезавтра вечером, часов в семь, как темнеть начнет, поднимись на крышу, ладно?
— Зачем?
— Увидишь.
Тир поцеловал ее пальцы, брякнулся в кресло и стартовал, рывком машины захлопнув колпак. Пижон!
Империя Вальден. Рогер. Месяц сарриэ
В перерыве между полетами, стоило Блуднице влететь в ангар, как ее тут же подхватили, перевернули, вытряхнули Тира на пол:
— Кто она? Колись, Суслик!
— А ба-боч-ка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк… — пропел Тир, не вставая.
Оглядел склонившиеся над ним лица. Покачал головой:
— А за ней воробушек прыг-прыг-прыг-прыг…
— Та-ак, — сказал Мал.
— Он ее, голубушку, шмяк-шмяк-шмяк-шмяк…
— Упорствует, — выдал Падре коронное словечко палачей-дознатчиков, — придется воздействовать.
— Не надо! — сказал Тир. — Не надо воздействовать. Во-первых, я навру. Во-вторых, убегу. В-третьих, наябедничаю.
— Мне все чаще кажется, — задумчиво заметил Мал, — что у нас теперь два Шаграта.
— Куда нам их столько? — в тон подхватил Падре. — Одного и то много.
— И за что я вас люблю? — спросил Тир.
— Ишь ты, — умилился Мал, — Суслик ведь, зверушка ведь бессмысленная, а гляди-ка, любит.
— Не бьем потому что, — объяснил чуждый сантиментов Шаграт, — а могли бы. Даже ногами.
— Это Айс фон Вульф, — сообщил Тир.
И сам удивился, так тихо вдруг стало.
— Ты, легат, шутишь так? — осторожно спросил Мал.
— Не-а, — Тир встал, — не шучу. Тема закрыта и обсуждению не подлежит.
Не подлежит обсуждению! Ну да! Весь оставшийся день, весь вечер, немалую часть ночи в «Антиграве» только эта тема и обсуждалась. На разные лады, разными голосами, с выстраиванием самых разных предположений и домыслов.
Сбор в «Антиграве» был внеплановым и экстренным. Туда позвали даже Гуго. Падре связался с ним по шонээ, выразив готовность оплатить телепорт.
До этого, впрочем, не дошло. Гуго не пожалел денег на то, чтоб в кратчайшие сроки добраться до Вальдена. Он обогнал даже духов-доносчиков, и Тира чуть кондрашка не хватила, когда родной сын, явившись в Рауб, с порога заявил:
— А меня ты спросил, хочу ли я такую мачеху?
Он, впрочем, почти сразу сообразил, к чему все идет. Тир не собирался ничего объяснять, но объяснения и не понадобились — Риддин чуял кровь даже там, где она еще не пролилась.
— Есть вещи, к которым я никогда не привыкну, — сообщил он после короткого раздумья. — Например, то, что ты действительно Черный. Об этом все всегда забывают.
Забывали не все и не всегда, а лишь на то время, пока Старая Гвардия совершала очередное геройство. Но Тир понял, о чем говорит Гуго. Помимо людей, обязанных помнить и ждать момента, чтоб прикончить Черного, были еще и люди, предпочитающие забыть. Таких тоже хватало.
Они забывали.
И становились едой. Потому что те, кто помнил о том, кто такой Тир фон Рауб, были достаточно осторожны, чтоб не позволить сожрать себя.
А Гуго не пожелал вернуться в Миатьерру тем же вечером, а пожелал, наоборот, вместе со всеми пойти в «Антиграв», потому что нужно же как-то оправдать потраченные на телепорт деньги.
Оправдывать одну бессмысленную трату другой — логика подобных поступков не укладывалась у Тира в голове.
В «Антиграве» на него насели со всех сторон, лезли пальцами в душу, пили рашадское и объясняли, какой он дурак и как с этим бороться. Когда слегка захмелели, шуточки кончились, и начались серьезные разговоры. Что, вообще-то, было не принято. Потому что обсуждать женщин, своих или чужих, — моветон. Этого даже пехотинцы себе не позволяют. «Стальные» — точно не позволяют.
— Но тут случай особый, — разъяснил Фой, примчавшийся из-за особости случая из своего Лонгви, — во-первых, женщина у тебя — это противоестественно, а во-вторых, какая же она женщина, Суслик, она рыба мороженая.
Любимое занятие у людей, выдать два взаимоисключающих утверждения подряд и не замечать противоречия.
— Он трехнулся, — печально подытожил Шаграт, — переживал много, вот и спятил.
— Чего переживал-то? — прогудел Мал, разливая рашадское. Покосился на бокал Тира, с вызывающе безалкогольным апельсиновым соком…
— Но-но, — сказал Тир и показал для убедительности кулак.
Мал выдал пренебрежительное «хы», но пронес бутылку мимо, плеснув зелья Падре, Фою и Гуго.
Тир глянул на свой кулак. Глянул на Малову ладонь, в которой утонула литровая бутылка. Пожал плечами и забрал бокал со стола.
— Чего ты переживал-то, говорю? — повторил Мал и обвел всех взглядом. — Ну выпьем за баб, что ли? Раз уж и Суслик сподобился.
— Переживал он от фатальной непрухи, — счел нужным объяснить Шаграт. Выдохнул. Выпил. Понюхал заскорузлый кусок портянки, что таскал с собой на любую пьянку, то есть не расставался никогда. — А непруха у Суслика была с бабами. Вот Падра скажет, Падра у нас умный, от непрухи с бабами кто хочешь рехнется. А ведьма на Суслика повелась, потому что у нее с мужиками непруха. На что хочешь спорю. На нее даже у меня не встанет. На нее только у Красноглазого встать могло, потому что у Красноглазого всегда стоит. На все. А Красноглазый с ней развелся.
— Убедительно излагаешь, сыне, — кивнул Падре, похрустывая соленым огурчиком, — вот и встретились два одиночества. Суслик, покайся, неужели у тебя на нее стоит?
— Как скала. — Тир оскалился поверх бокала.
— М-да, — вздохнул Мал и сочувственно похлопал Тира по плечу.
Тир всех слушал, ничего не комментировал, вообще помалкивал, сидел себе у стеночки, крутил в пальцах бокал и в разговоры не вникал.
Думал.
О Хильде. Когда-то было что-то… Хильда была для него чем-то особенным. Она и сейчас особенная, но сейчас это, скорее, знание, чем ощущение. С его стороны — знание. То есть он знает, что Хильда на весь мир одна, другой такой нет и быть не может. А чутье молчит. Чутью Хильда больше не интересна. И вот уже Гуго передает от нее приветы и просьбы быть осторожнее. Гуго, живущий в двух тысячах километров от Рогера, видится с Хильдой чаще, чем Тир, которому двадцать минут лететь до императорского замка. Смешно. Впрочем, с Хильдой по-прежнему есть о чем поговорить. Она умна и обаятельна. Она сильная. И обманывать ее почти не приходится. Так, самую малость. Ту малость, которая давно уже вошла в привычку.
Жаль, конечно. И того, давнего, странного отношения к Хильде жаль. И того, что врать приходится. Ситуация, которая на Земле была бы экстремальной, в этом мире стала нормой. Там несколько месяцев среди людей давались страшно тяжело. Маска начинала давить, ложь становилась едкой, как кислота, и единственным утешением было неизбежное убийство, ради которого все всегда и делалось. А когда случилось так, что и убивать стало некого, Тир чуть не рехнулся.
Да ладно, «чуть»! Уж самому-то себе мог бы и не врать.
А здесь он почти сорок лет прожил в окружении людей. Врал все время… скажем так, с некоторых пор начал врать все время.
А не все ли равно, когда он начал врать, если люди уверены, что он делает это постоянно?
…Ты любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду…
Падре, Падре. Иногда умный, а иногда — слишком умный. Бывают демоны, которые не любят врать. Только хватает этих демонов ненадолго.
Маска… нет, не приросла, просто возможность снять ее выпадала очень редко. И цели, ради которой стоило бы терпеть все это, не было. Тир, однако, терпел. Почему? Кто знает? Может быть, потому что выбранная маска нравилась. Маски, они должны нравиться, иначе их не надеть. Но эта нравилась по-настоящему, то есть убеждать себя в ее необходимости почти никогда не приходилось.
Может быть, он и вправду любил этих пятерых, что пили сейчас, как пилоты, ругались, как пилоты, и были омерзительны, как только пилоты и умеют. Может быть, он любил их, потому что они были пилотами?
Иногда Тиру казалось, что он их ненавидит.
В последнее время все чаще…
Сейчас он надел маску поверх маски. Так же, как делал это, встречаясь с Хильдой. Но если с Хильдой он делал это больше для нее, чем для себя, то старогвардейцев он обманывал исключительно из корыстных соображений.
Свинство?
Ага. Самому противно. А что делать?
— Нечестно это, — басил Мал, для убедительности постукивая по столу кулачищем.
— Да ладно бы нечестно, — змеей вползал в беседу Фой, — тут все куда серьезнее. Речь идет о попрании традиций. Эта дрянь на святое покусилась.
— На Суслика, что ли? — Шаграт оглядел Тира с большим сомнением.
— На нас, — Фой экспрессивно взмахнул рукой, сбил рюмку, не глядя, подхватил ее, — на наши законы.
— А-а, — Шаграт глубокомысленно кивнул, — а я уж подумал. На нас. Ха! Не дадимся.
— А ведь прав мальчик, — с неожиданным жаром произнес Падре, — я вот сидел, дети мои, слушал вас и сформулировать пытался. Верно все. Это отродье в небо сунулось, никаких на то прав не имея, ибо ползать рождено. Я понял еще, если бы она умела летать или, ладно, если б она была просто приличным пилотом. Я бы понял. Законы наши никем не писаны, а значит, и следовать им никто не обязан. Но она пришла в монастырь с чужим уставом. Внутрь не попала, так во дворе нагадила…
«Ну Падре, — пряча улыбку думал Тир, — красиво загибаешь. Тебе бы с амвона вещать, а не за пьяным столом, рюмкой вместо потира размахивая».
Падре только сейчас сформулировал для себя то, что Тиру стало ясно еще в болиде, в том самом, золотом «царском «мерседесе», который они пытались угнать. Старогвардейцы пришли за болидом. Керты их ждали. Ну и что? Когда это кому мешало? В общей суматохе Тир машину поднял.
Взлетел.
Ловите, господа! Ловите ветер в поле — демона в небе. Ха!
Кинулись ловить. А как же? Таковы правила. Те самые неписаные законы, о которых сказал Падре.
Старая Гвардия летает лучше. Кертов — больше. Все честно. Все было честно, пока не вмешалась со своей магией Айс фон Вульф. Падре сказал, что понял бы, умей она летать. Тир не был столь требователен. Он понял бы, впишись она ради машины. Все-таки ее рук детище, ее игрушка, ее подарок царю. Могло заесть, а когда заедает — все средства хороши. Даже те, что против правил.
Магия? Ну что ж, если она так привыкла.
Но Айс, в погоне за пилотом, машину своими руками уничтожила. Выжгла изнутри. Раздавила в ледяной глыбе. Утопила остатки.
Зачем?!
Вот этого никто и не понял. Ни Старая Гвардия. Ни керты. Ни Тир.
Тир — особенно.
Странная дама госпожа Айс фон Вульф.
Странная.
Познакомившись с ней поближе, дабы определить линию поведения, Тир сделал кое-какие выводы и прояснил для себя многие странности этой ведьмы. Он мог бы поделиться сейчас с остальными, поскольку выводы эти органично дополняли разглагольствования Шаграта, вновь взявшего слово. Шаграт, в силу особенностей воспитания, не скупился на эпитеты. Но рано, рано. Потом, может быть. Да и то не факт.
Айс фон Вульф. Бедная, затравленная девочка, одна против целого враждебного мира, где если не съешь ты — съедят тебя. Съедят, да еще и добавки попросят.
Суслик, счастье мое, тебе это никого не напоминает?
Не напоминало.
Хотя бы потому, что Суслик там или нет, а страшнее Зверя на Земле зверя не было. С детства. Самого раннего.
Айс презирали.
Его — любили.
Айс ненавидели.
Его — обожали.
Айс боялись.
Его — боготворили.
Он вырос садистом и убийцей.
Айс — тоже.
Интересно получается! Нет, все-таки психология — лженаука.
Но факт есть факт, Айс фон Вульф наслаждалась чужой болью. Нет, не так, как Тир. Тир, он тварюшка простая, он режет кого-нибудь и от этого тащится. Айс же получала удовольствие, сострадая. Она не умела жалеть себя (стоило научиться — хоть руки заняла бы), зато она любила жалеть других.
Она же втрескалась в него по уши, когда увидела в темной, сырой, хотя в общем вполне себе уютной камере, такого нищщасного-разнищщасного, в цепях, небритого, мужественно переносящего тяжелые испытания.
А вот когда жалеть было некого, вот тогда Айс отрывала лапки кузнечикам, резала лягушек, приживляла жабры котам, и… чем еще занимаются вивисекторы под предлогом научных изысканий? Если же попадались люди…
Демон ей попался, суке. Нашла коса на камень.
Ведьма… белая ведьма с гладкими, мерзкими лапами…
— Суслик, ты в порядке?
Он очнулся от того, что Падре тронул за руку.
— Ты в порядке? — повторил Падре, заглядывая в лицо. — Что случилось?
— Ничего, — Тир посмотрел на раздавленный бокал, на стеклянные крошки в ладони, — нет, я не в порядке. Именно по этому поводу у вас тут хурал.
За столом было тихо. Совсем.
— Ни хрена себе, господа старогвардейцы, — сказал Падре, оглядывая собрание, — да он же, мать его, действительно влюбился.
Шаграт открыл рот. И закрыл, когда Падре поднял руку:
— Все! Заткнулись. Тема закрыта и обсуждению не подлежит.
— Спасибо, — вяло кивнул Тир.
Благодарил он, конечно, не за деликатность, хотя именно так его все и поняли. Благодарил он за проделанную работу. Слухи пошли. Поползли слухи. Слухи дойдут до Айс. И Айс будет реагировать.
