Глава 7
КРОВЬ ЗОВЕТ КРОВЬ
Когда носилки с Мэтом вынесли из покоев Престола Амерлин, Морейн тщательно завернула ангриал — маленькую, вырезанную из кости, потемневшую от времени фигурку женщины в широких, складками, одеяниях — в шелковый квадрат и уложила в свою поясную сумку. И при самых благоприятных обстоятельствах, даже с помощью ангриала, совместная работа с другой Айз Седай — соединять вместе свои дарования, направляя поток Единой Силы на одну задачу, — была утомительной, а ночь напролет без сна никак нельзя, назвать наилучшими условиями. А то, что потребовалось сделать для юноши, отняло немало сил.
Лиане проводила носильщиков резкими жестами и несколькими отрывистыми словами. Двое мужчин продолжали вжимать головы в плечи, взволнованные тем, что вокруг так много сразу Айз Седай, а одна из них — сама Амерлин, пусть даже эти Айз Седай и не используют Единую Силу. Они ожидали в коридоре, сидя на корточках у стены, пока работа не была закончена, и им не терпелось побыстрее покинуть женскую половину. Мэт лежал с закрытыми глазами и бледным лицом, но грудь его поднималась и опадала в ровном ритме глубокого сна.
Как это скажется на всем? — размышляла Морейн. — Случившееся с ним не связано логически с пропавшим Рогом, и тем не менее...
Дверь за Лиане и носилками закрылась, и Амерлин прерывисто вздохнула:
— Гнусное дело. Гнусное. — Лицо ее оставалось спокойным, но она потерла руки, словно ей хотелось их вымыть.
— Но довольно интересное, — заметила Верин. Она была четвертой Айз Седай, которую выбрала для этой задачи Амерлин. — Очень жаль, что у нас нет кинжала, тогда Исцеление можно было бы завершить. Долго он не проживет, и то лишь благодаря сделанному нами этой ночью. В лучшем случае, вероятно, несколько месяцев.
Три Айз Седай были одни в покоях Амерлин. Небо в бойницах окрасилось рассветным жемчугом.
— Но теперь у него есть эти месяцы, — резко сказала Морейн. — И если удастся вернуть кинжал, то эту связь еще можно разорвать. — Если его удастся вернуть. Да, именно так.
— Ее можно еще разорвать, — согласилась Верин — толстушка с квадратным лицом. Несмотря на дар Айз Седай, дар нестарения, ее каштановых волос уже коснулась седина. Седина была единственным указанием на возраст Верин, но для Айз Седай это значило, что она в самом деле очень стара. Тем не менее голос ее звучал твердо, и щеки были гладкими. — Однако он был связан с кинжалом слишком долго, что необходимо учитывать в таком вот деле. И будет связан еще долго, независимо от того, найдется кинжал или нет. Он уже может измениться так, что полностью исцелить будет невозможно, пусть даже других теперь он не заразит. Столь незначительная вещица, этот кинжал, — размышляла вслух она, — но любого, кто будет нести его достаточный срок, он подвергнет воздействию порчи. Тот, кто несет кинжал, в свою очередь, станет заражать тех, кто рядом с ним, а те — других, и ненависть и подозрительность, что уничтожили Шадар Логот и обратили в нем всех мужчин и женщин против всех и каждого, вновь вырвутся в мир. Интересно, сколь многих он может заразить, скажем, за год? Приблизительно это вполне можно высчитать.
Морейн покосилась на Коричневую сестру. Еще одна угроза встала перед нами, а она говорит так, будто это головоломка в книге. О Свет, Коричневые и в самом деле НЕ понимают ничего о мире!
— Тогда мы должны отыскать кинжал, сестра. Агельмар посылает воинов на поиски тех, кто выкрал Рог и убил верных ему людей, его клятвенников. На поиски тех же самых, кто забрал и кинжал. Если найдется одно, найдется и другое.
Верин кивнула, но в то же мгновение нахмурилась:
— Но даже если он найдется, кто вернет его без опасности для себя? Любой прикоснувшийся к нему рискует заразиться, если кинжал останется в руках достаточно долго. Возможно, в ларце, хорошенько завернутым и с мягкой прокладкой, но он все равно опасен для находящихся рядом продолжительное время. Не имея для изучения самого кинжала, мы не можем быть уверены в том, в какой степени от него требуется защищаться. Но ты, Морейн, видела его, и более того, ты имела с кинжалом дело, сумев добиться того, чтобы этот юноша выжил, имея его при себе. Оградила других от заражения порчей. У тебя должно быть представление, и хорошее, о том, насколько сильно воздействие кинжала.
— Есть тот, — сказала Морейн, — кто может вернуть кинжал, не подвергаясь опасности пострадать от него. Тот, кого мы защитили и оберегли от этой порчи, насколько вообще возможно. Это Мэт Коутон.
Амерлин кивнула:
— Да, разумеется. Он может вернуть кинжал. Если проживет так долго. Одному Свету ведомо, как далеко унесут кинжал, прежде чем люди Агельмара найдут похитителей. Если найдут. И если мальчик умрет раньше... что ж, если кинжал так долго пробудет на воле, то с нас хватит и другой тревоги. — Она устало потерла глаза. — Думаю, нам надо также найти этого Падана Фейна. Почему этот Приспешник Темного настолько важен для них, что они рискнули вызволить его? Для них куда проще было просто выкрасть Рог. Проникнуть в такую крепость опаснее, чем попасть в зимнюю бурю в Море Штормов, но они пошли на такой риск, чтобы освободить этого Друга Темного. Если Таящиеся полагают, что он настолько важная фигура... — она сделала паузу, и Морейн поняла, что та задумалась о том, Мурддраал ли на самом деле отдавал приказы, — тогда так же должны считать и мы.
— Его нужно найти, — согласилась Морейн, надеясь, что ничем не выдала себя, так настаивая на своем, — но скорей всего его найдут там же, где будет и Рог.
— Как скажешь, дочь моя. — Амерлин прикрыла зевок ладонью. — А теперь, Верин, если ты извинишь меня, то я лишь скажу несколько слов Морейн и потом немного вздремну. Думаю, Агельмар станет настаивать, чтобы вечером сегодня состоялся пир, раз прошлый вечер оказался испорчен. Твоя помощь, дочь моя, была неоценима. Пожалуйста, помни: никому не говори о том, как и от чего пострадал мальчик. Среди твоих сестер найдутся такие, кто увидит в нем Тень, а не то, что просто случается с людьми.
Не было нужды упоминать о Красных Айя. И, вероятно, подумала Морейн, остерегаться теперь следовало не одних только Красных.
— Конечно же, мать, я ничего не скажу, — Верин поклонилась, но ни шага не сделала к двери. — Думаю, мать, вы захотите взглянуть на это. — Она достала из-за пояса маленькую записную книжку, переплетенную в мягкую коричневую кожу. — Вот что было написано на стенах подземной темницы. С переводом кое-где пришлось потрудиться. По большей части все как обычно — кощунство и бахвальство; троллокам, кажется, больше ничего не ведомо, — но была одна часть, сделанная рукой поувереннее. Образованный Приспешник Тьмы или, вероятно, Мурддраал. Она может оказаться всего-навсего издевкой, но имеет форму то ли стихов, то ли песни и несет в себе отзвук пророчества. О пророчествах из Тени, мать, нам известно мало.
Амерлин помедлила немного, потом кивнула. Пророчества из Тени, темные предсказания, как и пророчества от Света, очень часто, к несчастью, исполнялись.
— Прочти мне.
Верин зашуршала страничками, затем, кашлянув, начала негромким ровным голосом:
Дочь Ночи, вновь она ступает по земле.
Древняя война, но еще сражается она.
Любовника новою ищет она, кто будет служить ей и умрет,
но будет все равно служить.
Кто встанет против нее?
Сияющие Стены падут на колени.
Кровь питает кровь.
Кровь зовет кровь.
Кровь есть, кровь была, кровь пребудет всегда.
Мужчина, что направляет Силу, стоит одинок.
Друзей он своих отдает на заклание.
Две дороги пред ним, одна к гибели вослед за смертью, одна —
к жизни вечной.
Какую он изберет? Какую он изберет?
Чья рука защищает? Чья рука убивает?
Кровь питает кровь.
Кровь зовет кровь.
Кровь есть, кровь была, кровь пребудет всегда.
Люк пришел к Горам Рока.
Изам ждал на перевалах.
Охота теперь начата.
Гончие Тени по следу бегут, бегут и убивают.
Тот жил, а тот умер, но оба существуют.
Настало Время Перемен.
Кровь питает кровь.
Кровь зовет кровь.
Кровь есть, кровь была, кровь пребудет всегда.
Наблюдающие ждут на Мысе Томан.
Семя Молота сушит древнее дерево.
Смерть посеет всходы, и лето опалит, до того как явится
Великий Повелитель.
Смерть пожнет урожай, и не хватит тел, до того как явится Великий Повелитель.
Вновь семена породят древнее зло, до того как явится
Великий Повелитель.
Явится ныне Великий Повелитель.
Явится ныне Великий Повелитель.
Кровь питает кровь.
Кровь зовет кровь.
Кровь есть, кровь была, кровь пребудет всегда.
Явится ныне Великий Повелитель.
Верин закончила, и повисло долгое молчание. Наконец Амерлин промолвила:
— Кто еще видел это, дочь моя? Кто знает об этом?
— Только Серафелле, мать. Как только мы скопировали эту надпись, я распорядилась, чтобы мужчины очистили стены. Вопросов они не задавали; им хотелось поскорее избавиться от этого.
Амерлин кивнула:
— Хорошо. Слишком многие в Пограничных Землях разбираются в троллоковых письменах. Незачем давать лишний повод для тревог. Забот у них и без того хватает.
— Что ты поняла из этого? — спросила у Верин Морейн, тщательно подбирая слова. — Это — пророчество, как по-твоему?
Верин задумчиво склонила голову набок, поглядывая в записи.
— Возможно. По стилю надпись эта напоминает кое-какие из нескольких известных нам темных пророчеств. Отдельные куски этого вполне понятны. Хотя оно все равно может быть всего-навсего злобной издевкой. — Она уперла палец в одну строчку. — «Дочь Ночи, вновь она ступает по земле». Это может значить лишь то, что Ланфир вновь на свободе. Или то, что кто-то хочет, чтобы мы считали, будто так случилось.
— Будь это правдой, — сказала Престол Амерлин, — об этом стоило бы тревожиться, дочь моя. Но Отрекшиеся по-прежнему скованы. — Она глянула на Морейн, казня себя за то, что позволила тревоге на миг отразиться на лице. — Даже если печати и в самом деле слабеют, Отрекшиеся по-прежнему скованы.
Ланфир. На Древнем Языке — Дочь Ночи. Настоящее ее имя нигде не было записано, но именно это имя она избрала для себя сама — в отличие от большей части Отрекшихся, которым давали имена те, кого они предали. Поговаривали, что после Ишамаэля, Предавшего Надежду, она — самая могущественная из Отрекшихся, но умело скрывала свою силу. Слишком мало осталось от тех времен, чтобы любой книгочей мог бы заявить об этом с уверенностью.
— Раз появляются в таком количестве Лжедраконы, неудивительно, что кто-то пытается приплести сюда и Ланфир. — Голос Морейн был столь же невозмутим, как и лицо, но в душе у нее все так и кипело. Только одно было известно о Ланфир, не считая имени: до того как она переметнулась на сторону Тени, еще до того, как Льюс Тэрин Теламон встретил Илиену, Ланфир была его возлюбленной. Осложнение, которого нам совсем не надо.
Амерлин нахмурилась, будто у нее возникла та же мысль, но Верин кивнула, словно подтверждая сказанное:
— Другие имена, мать, тоже понятны. Лорд Люк, разумеется, брат Тигрейн, некогда Дочери-Наследницы Андора, и он пропал в Запустении. Однако кто такой Изам и как он связан с Люком, мне неизвестно.
— В свое время мы выясним то, что нам нужно узнать, — мягко заметила Морейн. — Пока нет доказательств тому, что это — пророчество.
Ей было знакомо это имя. Изам был сыном Брийан, жены Лайна Мандрагорана, чья попытка захватить трон Малкир для своего мужа повлекла сокрушительный набег троллоковых орд. Когда троллоки наводнили Малкир, Брийан и ее сын-младенец, оба исчезли. И Изам приходился Лану кровным родственником. Или же ПРИХОДИТСЯ кровным родственником? Мне нужно скрыть это от Лана, пока я не узнаю, как он отреагирует на такую новость. Пока мы не окажемся вдали от Запустения. Если он решит, что Изам жив...
— «Наблюдающие ждут на Мысе Томан», — продолжала Верин. — Еще есть немногие, кто до сих пор цепляется за старое поверье, будто армии Артура Ястребиное Крыло, посланные за Океан Арит, однажды вернутся, хотя прошло уже столько времени... — Она пренебрежительно хмыкнула. — До Миер А'врон, Наблюдающие-за-Волнами, по-прежнему эта... община, по-моему, лучшее слово... на Мысе Томан, в Фалме. А одно из старых имен Артура Ястребиное Крыло — Молот Света.
— Дочь моя, ты клонишь к тому, — сказала Престол Амерлин, — что армии Артура Ястребиное Крыло, или, вернее, их потомки, могут и в самом деле вернуться, через тысячу-то лет?
— Ходят слухи о войне на Равнине Алмот и на Мысе Томан, — медленно произнесла Морейн. — А вместе с армиями Ястребиное Крыло послал двух своих сыновей. Если они выжили в тех краях, какую бы землю ни открыли, у Ястребиного Крыла могло оказаться много потомков. Или же ни одного.
Амерлин кинула на Морейн предостерегающий взгляд, явно желая, чтобы они с ней были в комнате одни — чтобы можно было спросить, что у Морейн на уме. Морейн успокаивающе махнула рукой, на что ее старая подруга ответила гримасой.
Верин, уткнувшись носом в свои записи, ничего из этого не замечала.
— Я не знаю, мать. Но сомневаюсь в такой возможности. Нам совсем ничего не известно о тех землях, которые наметил завоевать Артур Ястребиное Крыло. Очень плохо, что Морской Народ отказывается пересекать Аритский. Океан. Они утверждают, будто на той стороне лежат Острова Мертвых. Знать бы, что они под этим имеют в виду, но этот проклятый Морской Народ — сплошные молчальники... — Она вздохнула, по-прежнему не поднимая головы. — Все, что у нас есть, — единственный намек на «земли под Тенью, за заходящим солнцем, за Океаном Арит, где властвуют Армии Ночи». Ничего, чтобы сказать нам, хватило ли посланных Ястребиным Крылом войск, чтобы разбить эти «Армии Ночи», или хотя бы то, что с этими войсками случилось после смерти Ястребиного Крыла. Едва началась Война Ста Лет, всех занимало лишь одно: урвать для себя побольше от империи Ястребиного Крыла, куда там мыслям о его армиях за морем. Мне кажется, мать, если их потомки еще живы и если они намерены были вернуться, то с какой стати им нужно было ждать так долго?
— Значит, по-твоему, дочь моя, это — не пророчество?
— Теперь «древнее дерево», — сказала Верин, погруженная в собственные мысли. — Всегда были слухи — и не больше, — что, пока живет государство Алмот, у них есть веточка Авендесоры, возможно даже и живой росток. И знамя Алмот было — «голубизна для неба наверху, черное для земли внизу и раскинувшееся Древо Жизни, что соединяет их». Разумеется, тарабонцы называют себя Древом Человека и претендуют на происхождение от правителей и знати Эпохи Легенд. И Домани заявляют, будто они — наследники тех, кто в Эпоху Легенд создал Древо Жизни. Есть и другие варианты, но следует отметить, мать, что по крайней мере три впрямую указывают на Равнину Алмот и Мыс Томан.
Тон Амерлин стал вкрадчивым и обманчиво мягким.
— Каково же твое решение, дочь моя? Если семя Артура Ястребиное Крыло не возвращается, тогда это — не пророчество, и тогда болтовня о древнем дереве тухлой рыбьей головы не стоит.
— Я лишь говорю вам, мать, что знаю, — сказала Верин, подняв глаза от своих записей, — и предоставляю решение на ваше усмотрение. Мое мнение: последние заморские армии Артура Ястребиное Крыло давным-давно сгинули, но от того, что я так считаю, они таковыми не станут. Время Перемен, конечно же, отсылка на конец Эпохи, а Великий Повелитель...
Амерлин — словно удар грома — хлопнула ладонью по столу.
— Я очень хорошо знаю, кто такой Великий Повелитель, дочь моя. Думаю, сейчас тебе лучше уйти.
Она сделала глубокий вдох и с видимым усилием взяла себя в руки.
— Ступай, Верин. Я не хочу сердиться на тебя. Я не хочу забывать, кто, когда я была послушницей, уговаривал поваров оставлять на ночь сладкие оладьи.
— Мать, в этом нет ничего, — сказала Морейн, — что заставляло бы считать его пророчеством. Любой, обладающий обрывками знаний и проблесками ума, способен состряпать такое, а никто и никогда не отказывал Мурддраалам в изворотливом уме.
— И конечно же, — спокойно сказала Верин, — мужчина, который направляет Силу, должен быть одним из тех трех юношей, которые путешествуют с тобой, Морейн.
Морейн, потрясенная, уставилась на Верин. Не имеет представления о мире вокруг? Я — круглая дура. Еще не успев понять, что делает, она потянулась к свечению, чье пульсирующее ожидание чувствовала всегда, — к Истинному Источнику. По венам хлынула Единая Сила, заряжая ее энергией, приглушая блеск Силы вокруг Престола Амерлин, — которая сделала то же самое. Морейн раньше никогда и в голову не приходило использовать Силу против другой Айз Седай. Мы живем в опасные времена, и мир висит на волоске, и то, что должно быть сделано, нужно сделать. Нужно. О-о, Верин, зачем тебе понадобилось сунуть нос куда не следовало!
Верин захлопнула книжку, заткнула ее за пояс, затем поглядела поочередно на обеих женщин. Она не могла не заметить ореола вокруг каждой из них — сияния, которое вспыхивает от прикосновения к Истинному Источнику. Только обученная направлять Силу могла сама видеть свечение, но для Айз Седай проглядеть такое в другой женщине — вещь невероятная.
На лице Верин появился намек на удовлетворение, но по ней нельзя было сказать, понимает ли она, что в нее вот-вот устремятся стрелы молний. Она выглядела так, словно только что нашла недостающую часть головоломки.
— Да, я считаю, что дело должно обстоять именно так. Морейн не стала бы поступать так в одиночку, а кто лучше поможет, как не подружка детства, та, которой не впервой прокрадываться с ней на кухню, чтобы стянуть сладких оладий. — Она прищурилась. — Простите меня, мать. Мне не следовало этого говорить.
— Верин, Верин... — озадаченно покачала головой Амерлин. — Ты обвиняешь свою сестру — и меня? — в... Я этого даже произносить не хочу. И ты еще беспокоишься, что чересчур фамильярно разговариваешь с Престолом Амерлин?! Ты пробила дыру в лодке и волнуешься, что промокнешь под дождем. Лучше поразмысли над тем, дочь моя, что ты допускаешь.
Для этого уже слишком поздно, Суан, подумала Морейн. Если бы мы не ударились в панику и не потянулись к Источнику, тогда, возможно... Но теперь-то она уверена.
— Почему ты говоришь нам об этом, Верин? — произнесла Морейн вслух. — Если ты уверена в том, что говоришь, то обязана была бы рассказать другим сестрам, и уж точно — Красным.
Верин удивленно округлила глаза:
— Да. Да, наверное, обязана. Об этом я не подумала. Но тогда, если я поступлю так, вас бы усмирили — тебя, Морейн, и вас, мать, а мужчину бы — укротили. Никто еще не записал, что происходит с мужчиной, который владеет Силой. Когда приходит безумие, точный срок, и как оно овладевает им? Как быстро оно усиливается? В силах ли он управлять своим телом, когда оно заживо гниет? Как долго? Если он не укрощен, тогда то, что случится с юношей, кем бы он ни был, все равно случится, все равно — буду я рядом или нет, дам ли я ответы на эти вопросы или нет. Если за ним следить и им руководить, то мы смогли бы вести какие-то записи в разумных и безопасных пределах, по крайней мере, какое-то время. И к тому же есть «Кариатонский Цикл». — Она спокойно встретила пораженные взгляды собеседниц. — Мать, я верно допускаю, что он и есть Дракон Возрожденный? Не могу поверить, чтобы вы совершили такое — отпустить на волю мужчину, который способен направлять Силу, — если б он не был Драконом.
Она думает исключительно о приумножении знаний, изумилась Морейн. Кульминация этого ужасающего, худшего из всех известных миру пророчеств — возможный конец мира, а ее интересуют лишь знания. Но потому-то она все равно опасна.
— Кому еще известно об этом? — голос Амерлин был слабым, но по-прежнему резким. — Думаю, Серафелле. Кому еще, Верин?
— Никому, мать. На самом деле Серафелле не интересуется ничем, кроме того, что кто-то некогда уже занес в книги, предпочтительнее как можно более древние. Она считает, что есть много старых книг и манускриптов, разрозненных фрагментов, потерянных или забытых, по крайней мере раз в десять больше того, что собрано в Тар Валоне. Она убеждена, что в них предостаточно древних знаний, нужно лишь отыскать...
— Довольно, сестра, — сказала Морейн. Она ослабила ток энергии из Истинного Источника, спустя мгновение поняв, что так же поступила и Амерлин. Это было сродни ощущению потери — чувствовать, как Сила вытекает из тебя, словно кровь и жизнь уходят из открытой раны. Какая-то часть Морейн хотела удержать ее, но, в отличие от некоторых сестер, она вырабатывала свою внутреннюю дисциплину, стараясь подавить в себе это чувство, не дать ему завладеть собой. — Садись, Верин, и расскажи нам, что тебе известно и как ты все выяснила. Постарайся не упустить ничего.
Пока Верин усаживалась, — взглядом испросив у Амерлин позволения сидеть в ее присутствии, — Морейн с печалью смотрела на нее.
— Маловероятно, — начала Верин, — чтобы тот, кто не изучает досконально старые архивы, заметил бы что-нибудь — кроме того, что вы не совсем обычно себя ведете. Извините меня, мать. Это случилось почти двадцать лет назад, когда Тар Валон был осажден, тогда я и ухватила первую ниточку, и она была единственной...
Помоги мне Свет, Верин, как я любила тебя за сладкие оладьи и за то, что можно было поплакаться у тебя на груди. Но я сделаю, что должна сделать. Сделаю. Я должна.
* * *
Выглянув за угол, Перрин провожал взглядом спину удаляющейся Айз Седай. От нее пахло лавандовым мылом, хотя большинство не учуяло бы этот запах и с двух шагов. Как только она скрылась за углом, он заторопился к двери лазарета. Один раз Перрин уже пытался повидаться с Мэтом, и эта Айз Седай, Лиане — он слышал, как кто-то ее окликнул по имени, — выгнала его, не дав и слова вымолвить, не оглядываясь и не разбираясь, кто он такой. Возле Айз Седай Перрин чувствовал себя неуютно, особенно если те начинали заглядывать ему в глаза.
Задержавшись у двери, чтобы прислушаться — ни с того, ни с другого конца коридора шагов не слышалось, как ничего не доносилось и из-за двери, — Перрин вошел и тихонько прикрыл за собой дверь.
В лазарете — длинной комнате с белыми стенами — было очень много света; его пропускали пробитые в обоих концах комнаты выходы на галереи для лучников. На одной из многих выстроившихся вдоль стен узких коек лежал Мэт. После минувшей ночи Перрин предполагал увидеть, что большая часть коек будет занята, но в этот же миг сообразил, что в крепости полно Айз Седай. Единственно, от чего не могли вылечить Исцелением Айз Седай, так это от смерти. Но все равно для Перрина эта комната пахла болезнью.
Подумав об этом, Перрин поморщился. Мэт лежал неподвижно, глаза закрыты, руки поверх одеяла. Он выглядел изнуренным. Не больным, а так, будто работал в поле три дня кряду и только сейчас выкроил часок и прилег отдохнуть. Хотя пах он... неправильно. Перрин не мог подобрать точного слова. Просто неправильно.
Перрин с осторожностью сел на койку рядом с постелью Мэта. Он всегда старался все делать осторожно. Перрин был крупнее большинства людей и, сколько себя помнил, был больше других ребят. Ему приходилось быть осторожным, чтобы нечаянно кого-нибудь не ушибить или что-то не разбить или сломать. Теперь эта привычка стала его второй натурой. Еще он любил тщательно все обдумывать, а иногда и обсудить кое-что с кем-нибудь. Раз Ранду вздумалось возомнить себя лордом, с ним мне не поговорить, а Мэту, нет сомнений, вряд ли есть много что рассказать.
Прошлым вечером Перрин отправился в один из садов, чтобы подумать обо всем. При воспоминании об этом ему до сих пор немного становилось стыдно. Если бы он не ушел, то оказался бы в своей комнате и отправился бы с Эгвейн и Мэтом и, глядишь, сумел бы уберечь их от случившегося. Но более вероятно, и Перрин это понимал, он мог бы лежать на одной из этих коек, как Мэт, или вообще мертвым, но от понимания этого легче на душе не становилось. Так или иначе, он отправился в сад, и ничего нельзя было с этим поделать, как ни мучили теперь Перрина мысли о нападении троллоков.
Сидящим там во тьме его и нашли служанки и одна дама из свиты Леди Амалисы, Леди Тимора. Едва приметив юношу, Тимора отослала одну из служанок, и Перрин расслышал, как она распорядилась: «Найди Лиандрин Седай! Быстро!»
Они стояли так невдалеке, наблюдая за ним, словно думали, что он, будто менестрель, может исчезнуть в клубах дыма. Тогда и раздался впервые звон колокола, и вслед за тревогой все в крепости пришло в движение, все забегали, засуетились.
— Лиандрин, — тихо произнес сейчас Перрин. — Красная Айя. Чуть ли не единственное, что они делают, — вылавливают мужчин, которые направляют Силу. Ты же не думаешь, будто она считает, что я — один из них? — Мэт, разумеется не отвечал. Перрин уныло потер нос. — Теперь я сам с собой стал разговаривать. Вдобавок ко всему остальному еще и это — даром не надо.
Веки Мэта дрогнули:
— Кто?.. Перрин? Что случилось? — Глаза Мэта чуть приоткрылись, не полностью, а голос звучал так, словно Мэт разговаривал во сне.
— А ты не помнишь, Мэт?
— Помню? — Мэт, как во сне, поднес руку к лицу, затем со вздохом уронил ее. Глаза стали медленно закрываться. — Помню Эгвейн. Попросила меня... пойти вниз... повидать Фейна. — Он рассмеялся, и смех превратился в зевок. — Она не просила. Сказала мне... Что потом было, не знаю...
Он причмокнул губами, и дыхание его стало глубоким, ровным дыханием сна.
Перрин, едва его слух уловил шорох приближающихся шагов, вскочил на ноги, но прятаться было некуда. Когда открылась дверь и вошла Лиане, он так и стоял у постели Мэта. Она остановилась, уперла кулаки в бедра и внимательно осмотрела Перрина с головы до пят. Ростом она была почти что с него.
— Вот ты, — сказала Лиане негромко, но с живостью, — такой симпатичный мальчик, что мне почти, захотелось быть Зеленой. Почти. Но если ты потревожил моего больного... что ж, мне приходилось иметь дело с братьями, с тебя ростом, — еще до того, как я попала в Башню, поэтому нечего рассчитывать, что эти плечи тебе чем-то помогут.
Перрин прочистил горло. В половине случаев он не понимал того, что хотят сказать женщины в разговоре с ним. Не то что Ранд. Он-то всегда знает, что сказать девушкам. Перрин понял, что грозно хмурится, и согнал насупленное выражение с лица. О Ранде думать ему не хотелось, но и вовсе не хотелось сердить Айз Седай, особенно ту, которая нетерпеливо принялась постукивать ногой.
— М-м, э-э... Я его не разбудил. Он спит. Видите?
— Да, спит. Что для тебя хорошо. Итак, что ты тут делаешь? Помнится, я уже однажды выгоняла тебя отсюда; с чего ты взял, что я не сделаю этого снова?
— Я просто хотел узнать, как он.
Айз Седай помедлила с ответом:
— Он спит, вот и все. Через несколько часов он встанет, и ты даже подумаешь, что с ним ничего плохого не случалось.
От этого промедления у Перрина зашевелились волосы на затылке. В чем-то она лжет. Айз Седай никогда не лгут, но и правду говорят не всегда. Перрин не совсем понимал, что тут творится — Лиандрин ищет его, Лиане ему лжет, — но решил, что пора бы убраться подальше от Айз Седай. Все равно Мэту он ничем не мог помочь.
— Спасибо, — сказал Перрин. — Тогда, пожалуй, пусть он спит. Извините.
Он попытался быстро проскочить мимо Айз Седай к двери, но ее руки вдруг взлетели к его лицу, сжали виски, пригнули голову, и Лиане впилась взглядом в глаза Перрину. Что-то будто пронзило его, тепло волной прокатилось от макушки до пят, потом — обратно. Перрин рванулся и освободил голову из цепких пальцев Айз Седай.
— Ты здоров, как молодой звереныш, — сказала она, морща губы. — Но если ты родился с этими глазами, тогда я — Белоплащник.
— Других глаз у меня сроду не было, — огрызнулся он, чувствуя себя странно от замешательства, что в таком тоне разговаривает с Айз Седай, но удивился не меньше Лиане, когда, мягко взяв сильными руками, приподнял ее и поставил в сторону, освободив себе дорогу к двери. Когда они уставились обалдело друг на друга, Перрину оставалось лишь гадать: такие же большие у него глаза, какими они стали у Лиане?
— Извините, — повторил он и чуть ли не бегом сорвался с места.
Мои глаза! Мои проклятые Светом глаза! В луче утреннего солнца глаза Перрина сверкнули полированным золотом.
* * *
Ранд ворочался на кровати, пытаясь поудобнее устроиться на тонком матрасе. Солнечный свет врывался в бойницы, расчертив голые каменные стены. Остаток ночи Ранд не спал и, как ни устал, был уверен, что и сейчас уснуть не сможет. Кожаная куртка валялась на полу между кроватью и стеной, но больше ничего он не снял, даже новые сапоги. Меч был прислонен к кровати, а на свернутых плащах в углу лежали лук и колчан.
Ранд никак не мог отделаться от ощущения, что надо было воспользоваться шансом, который ему предоставила Морейн, и не мешкая уходить. Эта мысль мучила его всю ночь. Трижды он вставал, собираясь было уходить. Два раза он даже открывал дверь. В коридорах было пусто, не считая нескольких припозднившихся с работой слуг; путь был свободен. Но ему нужно узнать...
Вошел Перрин — зевающий, с опущенной головой, и Ранд сел на постели.
— Как Эгвейн? И Мэт?
— Она спит, так мне сказали. Я ее не видел — на женскую половину меня не впустили. Мэт... — Вдруг Перрин уткнулся хмурым взглядом в пол. — Если тебе это так интересно, чего же ты сам не сходил его проведать? Мне казалось, что мы тебя больше не интересуем. Ты же так сказал.
Он открыл дверцу платяного шкафа и принялся копаться там в поисках свежей рубашки.
— Я ходил в лазарет, Перрин. Там была Айз Седай, та, высокая, которая всегда рядом с Престолом Амерлин. Она сказала, что Мэт спит, а я мешаюсь тут и могу прийти как-нибудь в другое время. Чем-то она напоминала мастера Тайна, как он распоряжается всеми на мельнице. Ты же знаешь, каков мастер Тэйн — всякие колкости, «сделай то», «сделай это», «да сделай хоть раз».
Перрин не отвечал. Он только что сбросил куртку и стягивал через голову рубашку.
Ранд порассматривал спину друга, затем раскатисто рассмеялся:
— Хочешь, кое-что скажу? Знаешь, что она мне сказала? Ну та Айз Седай, в лазарете. Ты же видел, какая она высокая. Как большинство мужчин. Будь она на ладонь выше, и она смотрела бы мне прямо в глаза. Так вот, она смерила меня взглядом, затем пробормотала: «Высок, да? Где ж ты был, когда мне было шестнадцать? Или хотя бы тридцать?» А потом рассмеялась, словно это была шутка. Ну что об этом скажешь?
Перрин наконец-то натянул чистую рубашку и искоса глянул на Ранда. Дюжие плечи и густые курчавые волосы навели Ранда на мысль о раненом медведе. Медведе, который никак не может понять, почему он ранен.
— Перрин, я...
— Если вам угодно шуточки шутить с Айз Седай, — оборвал Перрин, — то это ваше дело, Милорд. — Он принялся заправлять рубашку в штаны. — Я как-то не проводил много времени, чтобы... острить — то слово, да? — острить с Айз Седай. Тогда я, значит, всего лишь грубый кузнец, и я могу кому-то мешать, Милорд.
Подхватив с пола свою куртку, он двинулся к двери.
— Чтоб мне сгореть, Перрин, прости. Мне было страшно, я думал, что я в беде — может, был, может, еще она меня не миновала, не знаю, — и я не хотел, чтобы ты и Мэт угодили в кипящий котел вместе со мной. Свет, прошлой ночью все женщины искали меня. Наверное, это часть всех бед, которые на меня обрушились. Я так думаю. И Лиандрин... Она... — Он вскинул руки. — Перрин, поверь мне, тебе ничего из этого совсем не надо.
Перрин остановился, но стоял он лицом к двери, лишь немного повернув голову — Ранд видел золотистый глаз.
— Искала тебя? Может, они искали всех нас.
— Нет, они искали меня. Хотелось бы мне, чтоб было не так, но я знаю лучше.
Перрин покачал головой:
— Все разно, Лиандрин был нужен я. Сам это слышал.
Ранд нахмурился:
— Почему же ей?.. А-а, все равно это ничего не меняет. Слушай, я ляпнул, чего вовсе не надо было. Я не хотел, Перрин. А теперь, пожалуйста, расскажи, что с Мэтом?
— Он спит. Лиане — это та Айз Седай — сказала, что через несколько часов он встанет на ноги. — Перрин недовольно пожал плечами. — По-моему, она врет. Я знаю, Айз Седай никогда не лгут — так, чтобы ты поймал их на вранье, но она лгала или же что-то скрывала. — Он помедлил, искоса глядя на Ранда. — Ты не хотел всего этого? Мы уйдем отсюда вместе? Ты, я и Мэт?
— Я не могу, Перрин. Не могу сказать, почему, но я на самом деле должен уйти в оди... Перрин, постой!
Дверь громко захлопнулась за Перрином.
Ранд рухнул на кровать.
— Я не могу сказать тебе, — прошептал он, ударив кулаком по кровати. — Не могу.
Но теперь можешь уходить, заметил внутренний голос. С Эгвейн все будет хорошо, и Мэт оправится через час-другой. Ты можешь сейчас идти. Пока Морейн не передумала.
Ранд уже сел, когда стук в дверь заставил его вскочить на ноги. Если бы вернулся Перрин, то он бы стучать не стал. Стук раздался опять.
— Кто там?
Вошел Лан, захлопнув за собой дверь пяткой. Как обычно, поверх простой куртки из зеленой ткани, почти невидимой в лесу, он носил меч. Но на этот раз высоко на левой руке был повязан широкий золотой шнур, бахрома на его кончиках болталась почти у самого локтя. На банте сверкал приколотый к нему золотой журавль в полете — эмблема Малкир.
— Престол Амерлин желает видеть тебя, пастух. В таком виде тебе идти нельзя. Снимай эту рубашку и расчеши волосы. Ты выглядишь будто стог сена.
Лан рывком распахнул дверцы шкафа и стал перебирать одежду, которую Ранд предполагал здесь оставить.
Ранд как встал, так и стоял столбом; у него было такое ощущение, будто его молотом по голове ударили. В какой-то степени такого оборота событий он ожидал, но был уверен, что успеет уйти раньше, чем последует подобное приглашение. Она знает! Свет, я уверен в этом.
— Она желает меня видеть? Что ты хочешь сказать? Я же ухожу, Лан. Ты был прав. Вот сейчас я пойду в конюшню, заберу свою лошадь и уйду.
— Ты должен был поступить так минувшей ночью. — Страж кинул на кровать шелковую белую рубашку. — Никто не отказывается от аудиенции у Престола Амерлин, пастух. Даже сам Лорд Капитан-Командор Белоплащников. Пейдрон Найол всю дорогу бы планировал, как бы убить ее, если можно это провернуть и убраться живым, но он бы явился к ней. — Он повернулся, приподняв одну из курток со стоячим воротом, которую держал в руках. — Вот эта подойдет. — Широкой полосой золотого шитья взбирались по красным рукавам и вились по обшлагам переплетенные побеги шиповника с длинными колючками. На окаймленном золотой тесьмой воротнике стояли в углах золотые цапли. — Цвет тоже подходящий. — Казалось, он чему-то приятно удивлен или чем-то, доволен. — Давай, пастух. Переодевайся. И поживей.
С явной неохотой Ранд потянул через голову простую шерстяную рубаху.
— Я буду чувствовать себя круглым дураком, — проворчал он. — Шелковая рубашка! Я в жизни не носил шелковых рубашек. И я никогда не носил такую нарядную куртку, даже по праздникам. — Свет, если меня увидит в ней Перрин... Чтоб мне сгореть, после того дурацкого разговора, будто я — лорд, если он увидит меня в этом, то моих объяснений и слушать не станет.
— Пастух, ты не можешь предстать перед Престолом Амерлин одетый будто какой-то конюх только-только из конюшни. Дай-ка взглянуть на твои сапоги. Ладно, сойдет. Ну, давай одевайся, одевайся. Нельзя заставлять Амерлин ждать. Меч не забудь.
— Меч! — Шелковая рубашка на голове заглушила вскрик-взвизг Ранда. Он рывком натянул на себя рубашку. — На женскую половину? Лан, если я пойду на аудиенцию к Престолу Амерлин — к Престолу Амерлин! — с мечом, она...
— Ничего не поделаешь, — сухо оборвал излияния Ранда Лан. — Если Амерлин опасается тебя — а для тебя будет умнее думать, что она не опасается, поскольку мне не известно ничего, что способно испугать эту женщину, — то не из-за меча. Теперь запоминай: когда окажешься перед нею, преклони колено. Только помни — встань на одно колено, — резко прибавил он. — Ты не какой-нибудь купчишка, пойманный на обвесе. Может, тебе лучше попрактиковаться?
— Думаю, я знаю, как это делается. Я видел, как Гвардейцы вставали на колено перед Королевой Моргейз.
Призрак улыбки коснулся губ Стража:
— Да, делай точно так же, как они. Это даст им пищу для размышлений.
Ранд нахмурился:
— Почему ты говоришь мне об этом, Лан? Ты ведь — Страж, а ведешь себя так, словно ты на моей стороне.
— Я — на твоей стороне, пастух. Чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы немного помочь. — Лицо Стража оставалось каменным, и сочувственные слова, произнесенные этим суровым голосом, звучали странно. — С той подготовкой, что я тебе преподал, вряд ли я увижу тебя хныкающим или пресмыкающимся. Колесо всех нас вплетает в Узор так, как оно того желает. В этом отношении у тебя свободы гораздо меньше, чем у большинства прочих, но, с помощью Света, ты сумеешь встретить будущее, стоя прямо. Помни, кто такая Престол Амерлин, пастух, и выкажи ей надлежащее почтение, но сделай то, что я тебе сказал, и ты без стыда и страха посмотришь ей в глаза. Ладно, не стой разинув рот. Лучше рубашку заправь.
Ранд захлопнул рот и заправил рубашку. Помнить, кто она такая? Чтоб я сгорел, чего бы я ни отдал, лишь бы забыть, кто она такая!
Пока Ранд влезал плечами в красную куртку и застегивал пояс с мечом, Лан продолжал без перерыва инструктировать его. Что сказать и кому, и чего не говорить. Что делать и чего не делать. Даже как двигаться. Ранд не был уверен, что сумеет все запомнить — большая часть наставлений звучала странно и их легко было забыть, — а юноша почему-то уверен был: что бы он ни забыл, именно из-за этого-то Айз Седай на него рассердятся. Если они еще не рассердились. Если Морейн рассказала Престолу Амерлин, то кому еще рассказала?
— Лан, почему я не могу уйти прямо сейчас, как планировал? Пока она узнает, что я не пришел, я уже галопом буду скакать в лиге от городских стен.
— И не успеешь отъехать на две, как за тобой вдогонку она вышлет следопытов. Если Амерлин что-то хочет, пастух, то она это получает. — Он поправил пояс на талии у Ранда, чтобы тяжелая пряжка оказалась по центру. — То, что я делаю, — это самое лучшее, что я могу сделать для тебя. Ты уж поверь.
— Но зачем все это? Что это все означает? Почему я должен прикладывать руку к сердцу, когда встает Престол Амерлин? Почему нужно отказываться от всего, кроме воды, — нельзя сказать, что я горю желанием с ней пообедать, — а потом тонкой струйкой пролить на пол и сказать: «Земля истомилась от жажды»? А если она спросит, сколько мне лет, почему я должен говорить, что столько, сколько прошло с тех пор, как я получил меч? Из того, что ты мне говоришь, я и половины не понимаю.
— Три капли, овечий пастух, не вздумай лить воду. Ты капнешь только три капли. Позже ты поймешь, а сейчас — просто запоминай. Отнесись к этому как к принятому обычаю. Амерлин поступит с тобой как должна. Если считаешь, что можешь обойтись без всего этого, тогда ты, наверное, можешь, как Ленн, улететь на луну. Убежать тебе не удастся, но, может, не потеряешь духа на время, а то и сумеешь сохранить хотя бы свою гордость. Испепели меня Свет, я, скорей всего, напрасно время теряю, но ничего лучшего мне не сделать. Стой спокойно.
Из кармана Страж достал длинный отрезок широкого, с бахромой, золотого шнура и обвязал его вокруг левого предплечья Ранда, скрепив замысловатым узлом. На узел он приколол значок — красный эмалевый орел, расправивший крылья.
— Я собирался его тебе подарить, а сейчас или потом — какая разница. Это заставит их задуматься.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений. Страж улыбался.
Ранд с тревогой опустил взор на значок. Калдазар. Красный Орел Манетерен.
— Заноза в ноге Темного, — прошептал он, — и куманика на руке его. — Ранд перевел взгляд на Стража. — Лан, Манетерен давно погибла и позабыта. Теперь это всего лишь название в книге. Есть просто Двуречье. Чем бы иным я ни был, я — пастух и фермер. Вот и все.
— Что ж, пастух, меч, который нельзя сломать, в конце концов разлетелся вдребезги, но бился он с Тенью до последнего часа. Есть один закон, превыше прочих, — быть мужчиной. Что бы ни случилось, стой твердо на ногах и встречай все смело. Ну, готов? Престол Амерлин ждет.
Ощущая холодный комок под ложечкой, Ранд шагнул вслед за Стражем в коридор.
