Они победили и были побеждены одновременно. Изуродованные, обескровленные, израненные пулями, клыками, когтями и стрелами, они сейчас отступили бы и перед куда более слабым врагом. Верить, что последний призыв умирающего Сурта все же достиг своей цели, сейчас стягивая к пещерам «Гранита» новые отряды йотунов, не хотел никто.

Раумсдальцы собрали брошенное врагом огнестрельное оружие и сгрудились на возвышении у дверей генератора, бережно перенеся раненого конунга к трупу сраженного им великана. Торбранд, сплошь покрытый коркой запекшегося «Фенрира», был в сознании, чистым взглядом осматривая своих людей.

— Мы победили?

— Да, конунг, — Рёрик заботливо укрыл его своим медвежьим плащом, шерсть которого была заляпана кровью самого северянина и убитых им врагов, — молчи, не разговаривай. Ты, конечно, поправишься, но дай вакцине спокойно делать ее дело, хорошо?

— Заряды, Эйвинд…

— Да, да, — Рёрик нахмурился, — молчи, Торбранд, не обижай своих героев, делая из них идиотов. Мы и сами разберемся, что к чему…

— Да… Вы герои, — ломая пересохшие губы, прошептал Торбранд, — таких как вы давно не носила земля Мидгарда… Одноглазый улыбается, поднимая за нас всех "полную чашу… — И вожак замолчал, наконец-то провалившись в спасительное небытие.

— Хорошо, — вздохнул Рёрик, вставая на ноги, — Атли, обеспечь охрану периметра! Хельги, займись уцелевшими машинами, собери все возможные трофеи, найди пояс с инструментами, что оставил нам Оттар, и возьми несколько проб тканей. Например, с Сурта… Ивальд поможет тебе. Орм, подлатай наших и осмотри пленников, может, кто-то из них еще немного похож на человека… Эйвинд! Ирландец! Не спать! Давай сюда, нужно быстро установить заряды…

Раумы засуетились в завоеванном зале, с трудом передвигая каменеющие ноги. Собирались винтовки из арсенала базы, патроны, съемные диски с компьютеров, пробы крови и тканей. Орм, пользуясь навыками сапожника, нехитрыми стежками затягивал свежие шрамы раненных в битве раумов. Эйвинд и Рёрик, снуя между остатками ракет и станками, крепили детонаторы и заряды. Тишина, главный житель подземелья, законно наполнила «Исток».

И вдруг вновь ударил гонг. Точнее, даже не гонг, а нечто на него очень похожее, беззвучно сотрясая стены и потолок зала, а из проходов, где на страже стояли Атли, Хлёдвиг и Арнольв, неожиданно ударило едким запахом серы. Заключенные, среди которых Орм так и не нашел даже проблеска человеческого сознания, беспокойно зашевелились в своем углу, бросаясь на прутья клеток.

Ивальд, учуявший поток подземного ветра даже через добрую половину зала, неожиданно вскочил на ноги, роняя наполненную великанской кровью пробирку. Не успела, осесть в пыль тишины докатившаяся до людей вибрация, как дверг уже был возле Рёрика, от волнения ломая в пальцах тяжелую пряжку ремня.

— Нужно уходить, и как можно скорее, ярл!

— Спокойно, — Рёрик обернулся, передавая ирландцу заряд, — что случилось?

— Этот запах, этот звук. — Кузнец повертел головой, осматривая выходящие в зал коридоры.

— Что-то серьезное? — Рёрик уже поднимался из-за мертвого разборочного станка, перешагивая через убитого оператора, вживленного прямо в механизм.

Ивальд уверенно затряс головой.

— Это Червь… Огненный Червь… и он движется…

— Сюда? — Рёрик встревожено обернулся.

— Ну а куда же еще?!

— Раумы! Быстро всем сворачиваться! Хальвдан, Хельги, Арнольв, ко мне, мы несем конунга. Атли, прикрываешь с остальными отход. Ивальд, быстро ищи коридор, будешь выводить нас отсюда!

Северяне вновь сошлись у дальней стены, а вибрация, сотрясавшая стены, стала гораздо более отчетливой и постоянной. Расстелив на окровавленном полу несколько плащей, раумы осторожно перенесли на получившиеся носилки тело Торбранда. В этот момент конунг неожиданно открыл глаза.

— Что происходит, Атли? Арнольв?

— Червь, — ответил первый, — вероятно, идет на зов Сурта. Ивальд услышал его, и мы собираемся уходить…

— Червь? — переспросил Торбранд, затем нахмурился, со стоном приподнялся на локтях и осмотрел усеянный трупами зал. — У нас есть убитые?

— Нет. Кроме Торкеля…

— На какой срок установлены взрыватели?

Эйвинд немного помялся перед ответом, но тут же подсчитал:

— Уже меньше, чем через два часа.

Не обращая внимания на разговор конунга с ирландцем, викинги осторожно, но торопливо начали поднимать скрепленные плащи.

— А ну, стойте! — скомандовал Торбранд, хотя его уже никто не слушал. — Я сказал, стойте! — громче рявкнул он, едва удержав стон.

Носильщики замерли.

— Нужно спешить… — негромко пробормотал Ивальд, уже не находящий себе места.

Столетний страх подземников перед Червями пробивал кузнеца даже через личину бесстрашного северянина. Запах серы стал значительно сильнее.

Конунг махнул рукой.

— А ну, опускайте меня обратно!

— Чего?! — Хальвдан повернулся к вождю так резко, что затрещали швы плащей.

— Я сказал, опускайте обратно! Повторить?!

— Что ты задумал, Торбранд?! — На лбу Рёрика появились морщины, он приблизился, тяжело дыша. — Мы не можем медлить, ведь ты не хуже любого из нас знаешь, что такое…

— Я не хуже любого из вас знаю, что любой альв, даже в возрасте зародыша, может легко разгадать ментальный след ирландца и через полчаса уже отключить установленные нами взрыватели!

Раумы окаменели, разглядывая конунга словно в первый раз.

— Значит, — Рёрик посмотрел Торбранду в глаза, — ты и не собирался?

— Я принял это решение, когда сразился с Суртом, — спокойно ответил тот и продолжил, обводя взглядом всех: — Сейчас вы уйдете. Уложите меня вон там, оставите патронов, перенесете ко мне тело Торкеля и уйдете. Шумно, так, чтобы отвлечь Червя, а когда молодняк турсов явится сюда, чтобы разминировать боеголовки, я остановлю их…

— Мы не можем бросить тебя!

— Только давайте вот без этого! — Торбранд то ли поморщился от боли, то ли просто состроил гримасу. — Я пока еще жив и пока еще ваш конунг, а посему это мой приказ! Вы все поняли? Это приказ!

— Я останусь с тобой… — Все повернулись, уставившись на Арнольва, а тот лишь пожал плечами: — Я останусь с тобой, чтобы на всякий случай подстраховать… Вдруг Червь явится именно сюда?

— А почему ты один? — В голосе Хлёдвига слышалось возмущение. — Тогда я тоже останусь! Вдруг…

— А ну молчать! — Голос конунга был слаб, но все еще резок. — Я сказал, что уйдут все, кроме меня! Хотите обидеть меня, воспользовавшись моей беспомощностью?!

— Потом хоть всех по очереди на хольмгангах, — горя глазами, гнул свое Хлёдвиг, — а сейчас мы тебя вынесем. А у взрывателей останусь я!

— Молчи, Хлёди, не позволь более своим устам оскорбить меня и мой род. Я сказал свое слово, и так же, как следовали вы ему многие зимы, поступите и сейчас. Унесете меня — покину длинный дом, прокляв на прощание тех, кто лишил меня чести отправиться к Одину… Арнольв, спасибо тебе, преданный друг, но уходи и ты, я справлюсь…

Хлёдвиг, сраженный речью вождя, опустил глаза, а конунг закашлялся, сплевывая вязкую кровь.

— Ивальд выведет вас к лестницам. Правда, кузнец, тебе ведь можно доверять? А потом «Слейпнир» и дорога домой… Мы славно потрудились, делая свою работу… Рёрик, возьмешь на себя переговоры с Любимом… Расскажешь ему, что тут творилось на самом деле.

Северяне стояли над конунгом, не способные теперь даже пошевелиться, и один лишь Ивальд уже неприкрыто бесновался вокруг, словно учуявшая запах газа канарейка. Дверг был бледен и беспрерывно стрелял глазами по сторонам.

— Быстрее…

— А ну-ка, ближники, несите меня вон за тот станок… Или мне идти самому? — Вопрос сломал изморозь. Вновь ухватившись за углы плащей, северяне бережно подняли конунга, унося его в укрытие. Орм, проверив и зарядив две винтовки, осторожно опустил оружие рядом.

— Мы будем ждать твоего возвращения… — странно сказал он, опуская на пол несколько полных магазинов. Торбранд тепло улыбнулся в ответ, хрустя кровавой маской на лице, и пожал руку кормчего.

— Еще принесите обломок моего меча — я хочу показать сидящим за столами Вальхаллы, что именно сломал в груди Сурта!

— Он почти тут, — сказал вдруг Ивальд, замирая, а на верхних уровнях зала послышалось шипение.

— Уходите, — конунг торопливо пожимал протянутые к нему руки, морщась от боли, — быстрее!

— Ты не имеешь права так поступать с нами, — Рёрик был последним, кто задержался рядом с вождем, опускаясь на раненые колени. Остальные, ведомые подземником, уже скрывались в коридоре, то и дело оборачиваясь, чтобы бросить прощальный взгляд. — Ты нужен нам… нужен Раумсдалю…

— Знаешь, сын Свейна, — Торбранд невесело улыбнулся, крепко пожимая руку Рёрика, — я, пожалуй, как раз единственный из вас всех, кто имеет право так поступить… Иди, возвращайся к своему сыну, ярл! И не дай упасть красно-черному раумсдальскому стягу… А если уж я действительно так нужен вам… — Торбранд задумался, пальцами поглаживая висящий на рукояти ножа Волькнот. — Тогда ждите моего возвращения! И еще, — в ладонь Рёрика что-то легло, и он с удивлением посмотрел на покрытую кровью железную руну конунга, — возьми это… Когда-нибудь ты наверняка поймешь, кому ее стоить отдать…

Они обнялись, два старых боевых друга, обмениваясь кровью из многочисленных ран. А потом ярл резко обернулся, скрывая лицо, не без усилий вскочил и бегом бросился за остальными, более не оглядываясь. Торбранд плотно, до боли сжав окровавленные губы, слушал, как медленно стихает в коридорах эхо их шагов. Затем дотянулся до винтовки и резко дернул затвор.

— Я уже мертв, о мой отец! Я стал братом эйнхериям, что торопятся встать в один строй моего клина! Косматые валькирии кружат над моей головой, прославляя мой род до самого Отца людей и богов! Ворота Вальгринд, ждите меня, я иду…

А потом страшный рев потряс подземелье, осыпав пыль с потолка. Вибрация усилилась, запах серы начал душить, конунг закашлялся, а через несколько мгновений услышал стрекотание раумсдальских винтовок. Обернувшись на Торкеля, он улыбнулся:

— Они все же утягивают его прочь…

Шум стал стихать, рев удалялся, а страшный шелест, вызывающий вибрацию стен, постепенно становился все слабее.

Взяв в левую руку обломок меча, Торбранд приготовился ждать.

Они действительно появились, хотя и поздновато, через час с небольшим. Вероятно, рассчитывали, что, спасая свою жизнь, из подземелий ушел последний защитник заложенных бомб, — совсем молоденькие альвы, ведомые последним приказом Сурта. Тощие, невысокие, совершенно беззащитные, голые, сквозь прозрачную кожу которых просвечивали тонкие больные кости. Морщась от отвращения, конунг поймал первого в прицел, подпуская поближе.

Ожидание убивало страшнее полученных ран. Ожидание, жажда и пульсация рвущегося наружу раненого Волка, ненормальным темпом лечащего раны человека, в плоть которого он был насильно заключен. Несколько раз, неуверенно балансируя на тонкой грани между видениями, забытьём и реальностью, Торбранд едва не провалился в темноту.

Вода, последняя вода, выжатая из фляги, не принесла облегчения, даже не смочив запекшихся губ. Тогда, с усилием дотянувшись до лежащего рядом Торкеля, конунг притянул его к себе, надрезал коченеющее запястье и с трудом напился проклятой крови. Вкус «Фенрира» вернул жизнь, просветляя взгляд и сознание. Боль ушла, а забытье больше не протягивало призрачных рук. Поблагодарив мертвого хирдмана, конунг опять вернулся в укрытие, обратившись в живое воплощение ожидания. Ведь ожидание умеет убивать…

И вот они пришли, молодые, неуверенные, неопытные, но уже обученные ненавидеть людей, по большей части еще даже не очистившиеся от покрывающей тела слизи. Прошли в зал, прижимаясь к стенам, негромко переговариваясь на странном языке и с удивлением разглядывая усеивающие пол трупы. Медленно двинулись вперед. Одиннадцать человекоподобных существ, за спинами которых маячила молодая поросль кошек и ежей, покрытых мягкими иглами. «И все же убивать детенышей непросто», — подумал Торбранд, открывая огонь.

Пули, одной из которых вполне хватало и взрослому альву, шквальным огнем очередей буквально в клочья изодрали подступивших к бомбам мутантов, окрасив все вокруг свежими росчерками красного. За полминуты после того, как альвы, начав умирать, неумело бросились прочь, сталкиваясь друг с другом и вереща, Торбранд уничтожил всех. Конунг смеялся, тяжело откашливаясь кровью, а один из таймеров, выглядывающий из-под красной трубы с органическим наростом на неровном краю, мерно подмигивал человеку электронным секундомером.

Уничтожить четвероногих мутантов так просто уже не удалось: услышав выстрелы, молодые йотуны мгновенно скрылись в коридорах, более не показываясь вовсе. Опустив дымящуюся винтовку на пол, Торбранд неловко сменил магазин… Червь еще мог вернуться.

Но вместо Червя в зале неожиданно появился некто иной. Сидящие по камерам бездушные пленники «Истока» беспокойно зашевелились, вжимаясь в углы клеток.

— Ты можешь представить себе, какого труда мне стоило услышать зов своего повелителя и даже успеть, человек?!

Торбранд уже начал оборачиваться, как мощный удар вышиб у него из рук оружие и рукоять сломанного меча, отозвавшись во всем теле ослепительной болью. Не в состоянии даже различить нового противника сквозь багровый туман, накрывший глаза, конунг завалился на пол, хрипя широко открытым ртом.

— Что, больно? — Коверкая человеческую речь, поинтересовалась крупная фигура, нависающая сверху. — Прими мои сочувствия… Я хотел сказать, соболезнования.

Он спустился с балконного яруса очень тихо, совершенно бесшумно, а может, просто спрыгнул, сразу переходя в атаку. Торбранд попробовал отползти, но руки очень плохо слушались. Тряся головой, он тщетно пытался рассмотреть врага.

— Не узнаешь меня? — Фигура сместилась, ногой отшвыривая в сторону вторую винтовку. — Да ты меня и не узнаешь, Торбранд-конунг, — похожее на смех шипение, — мы ведь ни разу так и не встретились…

С трудом подняв к глазам руку, северянин протер их, но фигура уже сместилась за спину.

— Взрыватели? Мощные… Разумно… А ведь ты бы умер, знаешь об этом? — Снова смех. — Ну да, наверное, знаешь… Весь этот бред о Светлых Чертогах, типа вечной жизни… Как там было? Хм… Ах, вот: «Желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа!» Послание к коринфянам, глава пятая, стих первый. Неразумный бред.

— Кто ты такой? — Пытаясь ладонями укрепиться на гладком полу, Торбранд медленно разворачивался вслед за ускользающим из поля зрения силуэтом, крепким высоким мужчиной. — Последний пес Сурта?

— Ха! Последний пес? Как это грубо… — Пинок в челюсть едва не вышиб у раненого конунга дух. — What's the desire to name everything?

Торбранд упал на живот, медленно приходя в себя, а враг, опять склонившись над ним, ухватился за мокрый от крови ворот бронежилета. Раму почувствовал, как его приподнимают сразу три руки.

— Если тебе так хочется, можешь называть меня Питером. Питером Дорном. — И он отшвырнул викинга прочь.

Ударившись о станок, но неожиданно развернувшись в падении, Торбранд наконец-то разглядел бывшего Миссионера.

Став еще шире в плечах, Питер Дорн скрыл свое лицо за массивной дыхательной полумаской, оставив открытыми только глаза и выбритый лоб, но набросив просторный капюшон. Татуировки, когда-то украшавшие лицо Командора, были заботливо срезаны тонким ножом, превратив видимую часть лица в страшную кровавую гримасу. Белая туника Миссионера была изодрана во многих местах, а поверх распятий чем-то красным нарисованы странные письмена. Вместо окованного в железо Писания и ладанок на поясе у великана болтались отрезанные человеческие руки.

А за спиной Дорна, извиваясь в такт с настоящими, медленно шевелились змеями еще четыре металлические руки на гибких кольчатых шлангах.

— Удивлен? Я тоже был удивлен, когда узнал, как далеко шагнула их технология по сравнению с нашей, человеческой… А теперь вот, полюбуйся. — И он демонстративно зашевелил всеми шестью руками. — Я — Повелитель Рук! Sounds a lot more attractive than some «Comandore», не правда ли?

— Как ты смог остаться после этого в живых, Командор Дорн? — Торбранд сел, нащупывая за спиной нож. — Не покончил с собой, узрев, какое святотатство сотворили с тобой эти отродья?

— Самоубийство? — Красные глаза Дорна расширились над черной рифленой полумаской. — Это же большой грех, сын мой, тебе разве не говорили? Ах да, — он вполне натурально махнул одной из железных рук, — ты же был язычником… И вообще, — он сделал несколько тяжелых шагов вперед, — что, по-твоему, должна означать эта страшная фраза «святотатство со мной»? Совершеннейшее, новейшее порождение Господа, идущее тебе на смену?

— О чем ты говоришь, ты, предавший Его подобие?!

— О! — Дорн поклонился. — Рад встретить грязного варвара, искушенного в теологии, хоть и умирающего. Так вот, конунг, эволюция — это чистый бред! Страшный грех, как ты только что сказал, даже мыслить об этом! Порассуждаем? Изволь… Целакантов, двоякодышащих рыб, ловили у берегов Мадагаскара еще две сотни лет назад, а ведь считалось, что они вымерли почти девяносто миллионов лет назад. Прогресс организмов? Смена более совершенными примитивных?

Руки за спиной Командора изгибались во вполне человеческих жестах.

— Из собачьей конуры никогда не вырастет небоскреба без вмешательства извне, так же как у обезьяны нет совершенно ничего общего с человеком! И это, по-вашему, все то же превращение более простых существ в сложнейшие? Мутации, даже современные, так же грешны, считая себя следующей ступенью: лишь с огромным трудом они порождают крохотную часть реально новых видов, способную приносить полноценное потомство!

Человеческие руки Дорна легли на рукояти двух кривых мечей, висящих на бедрах. Когда-то эти мечи принадлежали флагеллантам Миссии.

— Дальше? А сложность человеческого, а следом и надчеловеческого организма, настолько великих и сложных, что их невозможно сотворить, не имея возможностей Бога?! ДНК, генетика и молекулярная биология? Бред для любопытных и тщеславных людишек. Поверишь, что даже самые разумные из нас все еще наивно полагают, что исключительно самостоятельно сумели обуздать силу атома, теперь наделенные способностью творить живых существ, уподобившись Ему… Но нет! Знаешь, о чем я говорю? Я не предавал своего Господа — я еще более, чем раньше, верую в Него и служу! Человеческое эволюционирование невозможно, это факт: все живое на планете является лишь его рук делом, а значит, — Дорн замолчал, презрительно рассматривая израненного викинга у своих ног, — что я тоже Его рук дело, ибо нет во Вселенной творца, кроме Господа нашего. Это укладывается в твоем понимании, конунг?

Дорн остановился возле одной из бомб. Всмотрелся в провода и таймер, осторожно прикасаясь настоящими пальцами к механизму. Покачал обезображенной головой.

— Ты убьешь меня? — Из кожаных ножен в ладонь Торбранда бесшумно выкатился нож.

— Убить? — Командор Дорн даже не повернулся. — Нет, конечно. По большому счету, мы ведь с тобой фактически одной крови… Обновленные. Ангелы Нового Царства! Потом сам поблагодаришь, конунг, даю слово. Вот только сейчас закончу с этими игрушками, столь неразумно разбросанными по нашему главному залу. А после отнесу тебя туда, где ты воочию сможешь убедиться в дальновидности и мудрости промысла Его. Просто немного терпения… — И он наклонился к бомбе.

Конунг привстал на левом локте, вкладывая в размах всю оставшуюся силу, и выдохнул, швыряя нож точно в голову Командора. Бросок, удар — и из-под отточенного клинка по левому виску Дорна покатилась крупная рубиновая капля, пропитывая край белого капюшона. Железная рука, в самый последний момент поймавшая брошенный Торбрандом нож, отвела оружие от обезображенной головы бывшего Миссионера, и с натугой сломала в пальцах кованый клинок. Повернув под порезанным капюшоном голову, Дорн искоса взглянул на викинга и выпрямился.

— Ты меня все же разочаровал, Торбранд-конунг. — И Питер Дорн огромными шагами направился к человеку, лежащему под живым сборочным станком.

— Давай ты не станешь так торопиться, прахоподобный Миссионер!