9
Только через полчаса, когда возбуждение, принесенное битвой, а точнее сказать избиением троллей, схлынуло, Ивальд почувствовал, как похолодало. Еше так недавно бьющая горячими струями, кровь троллей замерзла, покрыв улицы Тулинского зловещим тротуаром, а тела коченели мгновенно. Остальные северяне, что в данный момент не работали на стаскивании трупов, тоже кутались в теплую одежду. Говорить не хотелось, водка почти кончилась. Сложив перед домом Губани костер из недогоревших остатков сарая, викинги грелись, негромко обмениваясь впечатлениями. На вышку добровольно опять отправился Орм. Глотнул для сугреву, покурил, набрал еще патронов и полез наверх, поглядывая оттуда на остальных через перила.
Деревню и находившихся в ней северян охватило сонное оцепенение. Праздновать будут позже, в длинном доме, а сейчас все просто приходили в себя, подсчитывая количество убитых. Двигаться было лень, а ведь наутро был запланирован еще поход по следам ускользнувших троллей…
Прошел Олаф, подбросив в костер изломанный фанерный щит, сел на вынесенную из избы лавку и начал набивать трубочку. Ивальд придвинулся к огню. Видимо, как и гордость победы, осознание, что ты только что убивал, приходит немного позже. Кузнец смотрел на свои руки, до сего дня лишь созидавшие, и представлял, что чувствуют люди, убивающие всю жизнь. Пытался, точнее, представить.
Атли и Торкель были в доме, туда же отправился и Бьёрн. Они обсуждали примерное направление движения племен и просчитывали по картам свой дальнейший путь. Харальд лениво болтал с Арнольвом, ирландец, казалось, спал, а Олаф раскурил табак и, немного попыхтев трубкой, передал ее двергу. Ивальд взял, понимая, что с сегодняшней ночи еще больше стал одним из них, и эта трубка неожиданно представилась ему подкупом, которым его уговаривали стать убийцей. Он неохотно затянулся, отдал трубку Олафу и вдруг отвернулся от костра, переламываясь пополам.
Викинг дождался, пока дверга вытошнит до конца, и, когда тот вернулся к огню, спросил, усмехнувшись:
— Не приходилось убивать?
— Я… — Ивальд отер снегом рот. — Больше не хочу…
— Ты это скажешь в последней битве, дурень, когда протрубит Гьяллархорн, — Олаф пожал плечами, — скажи спасибо, что нам еще с троллями воевать пришлось. А то могли и человеческие банды объявиться. А человека — всегда труднее.
— Это тоже люди, — сказал Ивальд, смачивая глотку водой из фляги.
— Чего? — Олаф даже опустил трубку на скамью.
— Мутации и войны по определению не могли сделать их зверьми. Творения чего-то великого, что принято считать Богом, не способны деградировать до уровня животных. Из овцы никогда не получится собака… Это такие же люди, которых вы, всего лишь более сильные и способные к красивой жизни, перестали такими считать. Для оправданий, для облегчения совести. А ведь это неприкрытый расизм. И фашизм тоже… — Ивальд перевел взгляд на огонь. — Как просто сказать — мы стреляем не в людей! Хорошо, я согласен принять, что подземный Червь не человек, но ведь он и не был им до войны, но эти… племена. То, что они занимают другую нишу, не ту, что у нас с вами, еще не означает, что они перестали…
— Что там у вас? — Харальд вытянул шею, пытаясь через пламя костра рассмотреть монотонно рассуждающего кузнеца.
— Да нормально все, — отмахнулся Олаф, — шок. Правда, запоздалый какой-то. Хотя, может, для дверга это и норма?… — И снова обратился к Ивальду: — А ну-ка пойдем, парень. — И он, резко ухватив кузнеца за рукав, дернул, поднимая на ноги. На северянине беспокойно зазвенели цепи и амулеты. — Рассуждаешь, как Миссионер? Не веришь, что творения Бога могли упасть ниже уровня грязи?! А ну пошли! — И он поволок дверга по улице. Ивальд замолчал, все еще не поднимая глаз, и безвольно следовал за викингом. — Тебе нужно с местными Братьями пообщаться, кузнец. Послушаешь проповедей, что когда Бог создавал человека и писали Библию, нечистый еще не изобрел атом, способный рушить промысел Божий! А потом посмотришь, как служители Господни сжигают альвов из огнеметов… Пока же просто смотри сюда!
Олаф оставил кузнеца стоять у огромной кучи мертвых троллей, наваленной у восточной ограды, а сам направился прямо к ней, что-то выискивая. Походил немного, взобрался по телам, наклонился и принялся вытаскивать из кучи одного тролля — крупного самца. С пыхтением, руганью и передышками. Через несколько минут окоченевшее тело уже лежало у основания горы. Лохматый, бородатый, волосатый, замотанный в заледеневшую от крови шкуру, с широкой белой перевязью-ожерельем через плечо. Олаф подошел к кузнецу, вытирая руки снегом, и подтолкнул того к трупу.
— Взгляни, дверг, на тех, кого вы, засевшие под землей, еще по наивности считаете людьми…
Ивальд подошел, морщась от запаха и скользя бездумным взглядом по телу тролля, как вдруг что-то заставило его остановиться. Зрачки мгновенно сузились, приобретая ненормальную величину, а рот непроизвольно приоткрылся.
— Ну что? — спросил викинг, но кузнец не ответил. Ивальда душили стыд, отчаяние и злоба. Поражение осознанием. То, что он сначала принял на мертвом тролле за перевязь, ею и было, но вот состояла она из нанизанных на веревку отполированных человеческих черепов. Как взрослых людей, так и совсем детские — всего их там было не меньше десятка. Ивальд отвернулся, не решаясь поднять глаз на северянина.
— Ничего, — утешил Олаф, несильно хлопнув по плечу, — это иногда бывает, знаю. Зато после этого уже не дрогнешь, поверь…
Ивальд кивнул в ответ и хотел еще спросить, сминаемый безысходностью произошедшего, как вдруг сверху, с дозорной вышки Орма донесся пронзительный крик:
— Тролли!
Ивальд сначала не понял, но чуть позже, когда Олаф уже сорвался с места, его окатило ледяной волной. Тролли возвращались. Не сломленные ни огнем винтовок, ни взрывами, они снова шли на поселок. Перепрыгнув через труп отродья, Ивальд бросился следом за северянином и прибежал на площадь, когда весь хирд уже собрался у костра. На лицах викингов, подсвеченных огнем, читалось беспокойство. Атли задрал голову вверх.
— Рассказывай!
Перегнувшийся через перила Орм прокричал в ответ:
— Идут отрядами с пяти сторон, окружили поляну, сейчас только на опушке! Примерно столько же, сколько и в первый раз! Молча и небыстро! Сдается мне, они собираются решительно поиметь нас!
Атли кивнул в ответ и задумался, кусая губу. К нему подошел Арнольв, что-то быстро объясняя и жестикулируя, остальные принялись разбирать и проверять оружие. На поясах опять появились мечи, а расплетенные бороды наспех перехватывались ремешками. По всему было видно, что с подобным северяне сталкиваются нечасто. В ответ на предложения брата Атли решительно мотал головой, что-то доказывая в ответ.
— Может, это другие племена? — Харальд снова застегивал бронежилет. — Не поверили сородичам и решили попытать счастья еще раз?…
— Ага, — усмехнулся Олаф, — это, мол, у тебя не по-настоящему взрывом руку оторвало, это ты меня обманываешь! А я вот сейчас пойду и все проверю сам.
Харальд, Олаф и Бьёрн рассмеялись. Немного нервно. Наконец, ярл принял решение.
— Орм! Что нового?
— Приближаются, но не бегут!
— Отстреляй обойму по в-вожакам на востоке и быстро спускайся!
— Что?!
— Ты слышал! — И, обернувшись к Торкелю, добавил: — На северную сторону, отстреляешь магазин и сюда. Быстро! Эйвинд, с ним! — Они убежали, на ходу сдергивая с оружия чехлы. — Арнольв, сколько гранат? Две. Отлично, дуй на южную сторону… Ивальда возьми, засади одну штучку в толпу, ага? Только по-шустрому.
Арнольв кивнул, буквально сгреб дверга за шиворот и потащил за собой. Орм начал стрелять.
— Бьёрн, — продолжал Атли, — покоси их немного на западной стороне, но не сильно увлекайся и через минуту обратно сюда. С собой возьми Олафа, быстро!
Оставшиеся северяне вернулись в дом.
— Харальд, тщательно потуши костер, а потом делаем б-б-барикады у вон тех дверей. Когда они придут, мы встанем в круговую оборону… Давай, давай, быстренько!
На северной стороне захлопала винтовка Торкеля, чуть позже ей ответил пулемет. От опушек послышались новые вопли умирающих троллей.
— Захотят сжечь в доме, — бормотал Харальд, выливая на костровище третье ведро, краем глаза наблюдая за спускающимся с вышки Ормом, — все равно огня найдут… Далеко они?
— Подходят к поселку. — Тот пожал плечами и скривил губу. — Где сынулька мой?
— С Арнольвом, там… — Харальд неопределенно махнул рукой, и словно в подтверждение его слов на юге ухнула фаната.
Северяне затащили лавки и вошли в дом, помогая ярлу устраивать баррикады.
— Что-то я такого не припомню, — Орм перезарядил винтовку, — чтоб у троллей смелости нашлось на второй штурм… А там ведь их еще сотни три как минимум.
— Да, да, — подтвердил Харальд, подтягивая к двери тяжелый стол, — действительно странно…
— Ладно, детишки, кончай базар! — Атли явно был не в духе. — Проверить патроны, пересчитать и распределить по парам.
В дверях появились Бьёрн и Олаф, а буквально следом — Арнольв и дверг. Возмущению великана не было предела.
— Они входят в поселок! Клянусь пивным брюхом Эгира, такого я еще у троллей не видал! Они прут прямо на пули и гранаты!
Через секунду в дом ввалились Торкель и ирландец, запыхавшиеся от очень быстрого бега.
— Они совсем близко, запирайте двери! — Атли бросил на дверь засов, а Бьёрн и Арнольв придвинули окованный железом ларь. Ярл напоследок осмотрел хирд.
— Отлично. Бьёрн, Эйвинд и Торкель в гараж, мы с братом здесь, Олаф и Харальд к южной стене. Орм и Ивальд, берите западную, но будьте готовы рвануть в гараж и следите за крышей. Всем б-б-беречь патроны и быть готовыми к прорыву…
— Одноглазый с нами, ближники! — Бьёрн щелкнул затвором пулемета и скользнул в дверь гаража.
— Может, на три-четыре? — как-то неуверенно спросил Харальд, как всегда осматривая лица. Все дружно кивнули. — Ну, тогда три, четыре…
— Раумсдаль!!! — вздрогнула крыша, а в ответ со всех сторон вокруг дома раздался рев орды.
Казалось, будто некая однородная субстанция окружила избу, постоянно перемещаясь вдоль стен и внимательно изучая возможные лазейки, способные привести ее внутрь. Весь этот клубок шевелился, рычал, огрызался и царапал двери, все еще не решаясь лезть в дом, но каждый из северян знал, что всю ночь так продолжаться не может.
Почти полчаса тролли облепляли осажденный дом, пробуя двери и окна на прочность, завывали в щели, озлобленно дрались между собой и что-то кричали викингам на своем ужасном для слуха языке. Ивальд, еще меньше часа назад равняющий этих достойных его жалости созданий с высочайшими твореньями Божьими, бледнел у превращенного в стрелковую бойницу окна и до боли сжимал в крепких пальцах рукоять винтовки.