Часть пятая
На дне
Месяц Святой Юлианы Затворницы
Год 989-й от Великого Собора
1
Я больше не буду!
Не буду грешить, пить вино, волочиться за красотками!
Стану лучше! Очищу свою душу от бесов и больше никогда-никогда не подниму руку на человека!
Возможно, даже уйду в монастырь! Да что угодно, только помогите!
Святые, помогите мне прямо здесь и сейчас!
Какая только чушь не лезет в голову, когда над тобой – толща воды и ты не знаешь, доведется выплыть или так и сгинешь на дне.
Я выплыл.
Вынырнул, когда легкие уже разрывались от боли, жадно хапнул воздуха и вновь ушел под воду. Стянул липшие к ногам кожаные штаны и поплыл прочь.
Погони не было. Да и как? Озаботься Марк привлечь к делу наемников, те бы рванули по берегу в обход пакгаузов, а далеко отпустить от себя бесноватых он точно не рискнет.
Слава Святым, хоть в этом повезло!
На камни, у которых пенились и рваными брызгами взмывали вверх накатывавшие на берег волны, я еле выбрался, но все же нашел в себе силы забраться повыше, прежде чем скорчиться в жестком приступе рвавшего легкие кашля.
Но кашель – ерунда, главное – выплыл.
Уберегли небесные заступники, не дали сгинуть в пучине морской!
А что до обещаний… Святые в мудрости своей лучше кого-либо знают о несовершенстве человеческой природы. Нет, я от своих обещаний не отказываюсь, я обязательно постараюсь стать лучше. И даже стану. Когда-нибудь обязательно стану лучше и чище.
Когда-нибудь, да…
Немного отдышавшись, я огляделся по сторонам и махнул рукой одному из мальчишек, что вылавливали в заводях меж камней какую-то прибрежную живность.
– Да, мастер? – настороженно приблизился тот.
Странный господин в мокром исподнем ему никакого доверия не внушал.
Я развязал кошель – единственную помимо ножа вещь, от которой не стал избавляться, выудил из него серебряную полукрону и кинул монету пацану.
– На перекрестке Якорной и Солеваров стоит карета. Скажи, пусть едут сюда. Обернетесь в четверть часа, получишь золотой.
Малец даже не дослушал, рванул – только пятки засверкали. Вернулся минут через десять весь взмокший, разве что язык на плечо не вываливался.
– Ну? – поднялся я на ноги.
– Сюда не проехать, – шумно дыша, пояснил пацан. – За складами остановились.
– Веди, – бросил я, и мы зашагали к дыре в заборе меж двух приземистых пакгаузов. Пока под ногами расстилался ковер сухих водорослей, дело шло неплохо, а вот прогулка по крупной угловатой гальке оставила после себя не самые приятные впечатления.
– Вот они! – указал мальчишка на карету, возле которой настороженно замерли подручные Хмурого, и запрыгал на месте: – Дядь, гони монету! Давай, ты же обещал!
Я рассчитался с мальцом, и тот, сунув полновесную крону в рот, припустил прочь, не желая делиться нежданным богатством с приятелями. Ребятня, до того наблюдавшая за нами издали, немедленно бросилась вдогонку, свистя и улюлюкая на бегу.
Нисколько не смущаясь своего вида, я спокойно подошел к карете, достал из вороха сложенной на сиденье одежды карманные часы и откинул крышку.
Без четверти девять.
– Едем на бульвар Медников, – распорядился и забрался внутрь. Там избавился от толком не просохшего после вынужденного купания белья, переоделся в сухое и наполнил полынной настойкой серебряный стаканчик. В один глоток влил в себя горький напиток и без сил откинулся на спинку сиденья.
Марк Бонифаций, мать его, Тарнье!
Прикрепленный к нашей труппе экзорцист без следа сгинул в Драгарне тринадцать лет назад, и вот он – живехонек! Перебежчик поневоле, мизантроп по убеждениям и, что хуже всего, чернокнижник и бывший ухажер Берты.
Решил отомстить за мнимое предательство?
Зря!
Живьем закопаю! На куски голыми руками порву!
Я до боли в побелевших пальцах стиснул серебряный стаканчик, потом заставил себя успокоиться и потер нывшую с левой стороны грудину.
Пользуйся я, как и прежде, поддержкой королевской тайной службы, этого выродка уже к вечеру потрошили бы палачи, а сейчас даже обратиться не к кому. Никому нельзя верить, даже – или особенно? – куратору из ордена Изгоняющих. Отца Вильяма ведь не откуда-нибудь, а из Драгарна перевели. А кто знает, насколько Скверна поразила тамошних экзорцистов?
Тут карета остановилась, я приоткрыл дверцу и указал соскочившему с запяток парню на угловой особняк:
– Мне нужен Эдвард Рох. Вызовите через консьержа.
Головорез побежал выполнять распоряжение, остальные окружили карету и хмуро поглядывали на спешивших по своим делам горожан. Обыватели, минуя нас, всякий раз ускоряли шаг, но, когда по бульвару протопали стражники, пришел черед уже подручным Хмурого с облегчением переводить дух. Да и у меня сердце, честно говоря, так и екнуло: отбиться от вооруженных алебардами бойцов не было ни единого шанса.
Поэтому подошедшего к карете Эдварда Роха я без лишних слов затянул к себе и крикнул кучеру:
– В «Сломанную марку»! – Но сразу поправился: – Рядом блошиный рынок, там остановись!
Эдвард уселся напротив и язвительно поинтересовался:
– А ничего, что у меня свои дела имеются?
– Ничего, – спокойно ответил я и в свою очередь спросил: – Что по старику?
– Да на нем татуировок, будто блох на бродячей собаке! – возмутился Рох и выглянул в окошко: – Эй, постой, Себастьян! Мы так не договаривались! Останови карету!
– Не суетись! Возникла нужда в консультанте по деловой этике язычников Пахарты.
– Кинули?
– Возможно.
Лучник потер покрасневшие от недосыпа глаза, пригладил затянутой в перчатку рукой русую бородку и глянул неожиданно остро и недобро. Будто на мишень.
– Находиться с тобой в одной карете по нынешним временам слишком опасно, – аккуратно подбирая слова, произнес он.
– Жизнь вообще штука небезопасная, – улыбнулся я, не отведя взгляда.
Эдвард играть со мной в гляделки не стал и уставился себе под ноги.
Пришлось напомнить ему:
– Твое беспокойство компенсируется более чем просто хорошо, не так ли?
– Вот уж не сказал бы.
– Давай не будем торговаться. Расскажи лучше, что там с татуировками старика?
– Их слишком много. Покойник менял места службы с завидной регулярностью и нигде подолгу не задерживался. Стильг, Озерки, Тирош, Крайданг, Алезия, вольные баронства – проще перечислить страны, где он не засветился. Даже в городской страже Нильмары послужить успел.
Я поморщился и пробормотал:
– Выходит, тупик. – Печально вздохнул и спросил: – Давно он службу бросил?
– Последнюю татуировку набили лет пятнадцать назад, но это не наверняка.
– Да нет, так и выходит.
Тупик. Досадно.
Эдвард вновь посмотрел в окошко и потеребил себя за ухо.
– Какие у тебя проблемы с язычниками?
– Пока не знаю, – буркнул я, выдвинул из-под сиденья дорожный сундук и отпер навесной замок. – Эд, у меня будет к тебе одна просьба.
– Звучит зловеще. – Рох не удержался от смешка, заглянул мне через плечо и спросил: – Это еще что такое?
Я выложил на сиденье позаимствованный у знахарки ящичек и пояснил:
– Здесь яды. Их не трогай, сразу утопи. – Потом достал кожаный саквояж и убрал его в сторону. – Тут тоже ничего важного, обычное снаряжение для экзорцизма. Выкинь.
– Ты решил назначить меня душеприказчиком? – не сумел скрыть Эдвард своего удивления.
– Не совсем, – поправил я лучника. – Просто может так статься, что мне придется в спешном порядке уносить ноги и не останется времени подчистить хвосты.
– Что может быть такого важного, если это продолжит волновать тебя даже в бегах?
– Что? – хмыкнул я и поставил на колени массивный, отделанный серебряными накладками ящик.
Открыл его, и Эдвард хрипло выдохнул:
– Беса в душу! – Он резко захлопнул крышку, потом вновь глянул внутрь и отодвинулся на другой край сиденья. – И ты возишь это в карете? – уставился лучник на меня как на умалишенного.
– Сейчас это самое безопасное место, – пожал я плечами. – Хочу забрать их с собой, но не уверен, что получится. И тогда позаботиться о них придется тебе.
– Свят! Свят! Свят! – замотал головой Рох. – Себастьян, ты просишь слишком многого.
– Перестань! – Я убрал ящичек с клинками, в которых билось призрачное пламя самой Тьмы, обратно в сундук и усмехнулся: – Что ты сделаешь с ними – неважно. Просто не хочу, чтобы за мной гонялись все шпики Стильга.
Предложение это Роха безучастным не оставило.
– Вот как? – оживился он.
– Только не попадись, если решишь оставить их себе.
– Уж не сомневайся.
Карета остановилась, я приоткрыл дверцу, но выбираться наружу не стал. Скучавший под навесом открытой веранды Якоб Ланц без особой спешки поднялся из-за плетеного столика, подошел и сообщил:
– Они внутри.
– И как там?
– Мутная публика.
– Иди, вызови их. Подберем вас у черного хода.
Ловкач отправился в «Сломанную марку», я высунулся из кареты и велел кучеру:
– По соседней улице, но медленно, без спешки. Заберем наших, и сразу гони в порт.
Заскрипела упряжь, встряхнувший вожжами парень направил лошадей в нужный проезд, я прикрыл дверцу и повернулся к лучнику:
– Возможно, тебе придется поработать по профилю.
– Опять? – вздохнул Эдвард и многозначительно ткнул пяткой задвинутый под сиденье сундук. – Ты поэтому и наконечники показал, да?
Лучник явно имел в виду случай в Ольнасе, когда ему пришлось упокоить Высшего, поэтому я поспешил его успокоить:
– Тут совсем другое.
– Да ну?
– Именно.
Дверца неожиданно распахнулась, и к нам забрался Клаас. Следом влез Хмурый, а когда на подножку вскочил Ловкач, лошади ускорились, и карету немилосердно затрясло на разбитой мостовой. Сразу стало тесно; Дега поерзал, устраиваясь между головорезом и мошенником, положил свой обтрепанный планшет на колени и возмутился:
– Уговаривались же встретиться в «Сломанной марке»! – Он выудил из жилетного кармана часы, откинул крышку и добавил: – И уже четверть часа назад.
– Пришлось задержаться, – не обратил я внимания на упрек помощника, – поэтому сразу выдвигаемся в порт. Или тебя что-то не устраивает?
– Нет, ничего, – втянул Дега голову в плечи.
– Вот и замечательно. Что нового по убийству Живица?
Хмурый молча указал на Клааса, и Эдвард Рох даже подался вперед, приметив силуэт сведенной татуировки на тыльной стороне ладони головореза. Пришлось пихнуть его в бок.
– Ну? – поторопил я помощника.
– Это дело рук Попрошайки, – огорошил меня тот неожиданным известием.
Я озадаченно покрутил головой и потребовал:
– Обоснуй.
Дега сглотнул и забарабанил пальцами по кожаной обложке писарского планшета.
– Надежный человек видел, как Юлиус ошивался поблизости накануне, – наконец сообщил он. – Наверное, тайно вернулся в город.
– Клаас, твой информатор не мог ошибиться?
– Нет.
Я хмыкнул и не стал распространяться о том, что собственными руками отправил мерзкого старикашку в Бездну. Вместо этого многозначительно произнес:
– Господин Юлиус сам выбрал свою судьбу. – И посмотрел на помощника. – Все ясно?
– Ясно, – кивнул Клаас. – Я обо всем позабочусь!
– Вот и замечательно, – улыбнулся я и хрустнул костяшками пальцев. – А теперь расскажи: что за проблемы с опиумом?
Дега раскрыл планшет, отлистал нужную страницу и доложил:
– Из оговоренных девятисот бочонков прибыло только шестьсот.
– Дай сюда! – Я отыскал переписанные расчеты покойного Фаре и повел пальцем, производя нехитрые вычисления. – Все не так плохо, – объявил под конец. – По крайней мере проценты по банковскому займу мы покрываем.
– Но сами остаемся ни с чем, – уныло произнес Дега, и физиономия его вытянулась, будто у обиженного ребенка.
– Зато репутация не пострадает.
Но репутация репутацией, а неприятных вопросов нашим пахартским поставщикам не избежать.
Дальше ехали молча. Эдвард Рох с интересом поглядывал на Хмурого, но с расспросами не лез и лишь в порту, когда мы уже выбрались из кареты, поинтересовался:
– Рон Кельми, если не ошибаюсь?
Хмурый обернулся к лучнику с каменным выражением лица, лишь задергался его изуродованный шрамом уголок рта.
– Расслабься, – посоветовал я головорезу и предупредил Эдварда: – А ты не начинай даже.
– Не начинай – что? – уточнил Рон Кельми, бывший квартермейстер королевского военного флота, мятежник и пират.
– Уже ничего, – печально вздохнул Рох, прощаясь с мечтой заполучить в свою коллекцию еще одну пронзенную гарпуном касатку.
Оно и к лучшему.
Я похлопал Хмурого по плечу и предупредил:
– Держи ушки на макушке.
– Возможны проблемы?
– Не думаю, что придется прорываться с боем, но береженых Святые берегут, а небереженых бесы стерегут, – ответил я, оглядываясь по сторонам.
Жизнь в порту так и кипела. Волокли короба потные грузчики, шатались без дела охранники, сновали от пирса к пирсу, от пакгауза к пакгаузу инспектора таможенного управления, скрипел такелаж, гулко разносились над водой хлопки парусов, клекотали парившие в небе чайки.
Густой аромат разогретой смолы смешивался с вонью колыхавшихся на волнах у берега отбросов, но нисколько не перекрывал ее, а, наоборот, лишь усиливал. Якоб Ланц даже прикрыл нос надушенным платочком.
– Куда нам? – спросил я Клааса, пониже опуская на лицо козырек матерчатой кепки. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь сообщил в Стражу или надзорную коллегию о появлении в порту Себастьяна Шило.
– Сюда, – указал Дега на пузатый трехмачтовый парусник.
– Идем! – заторопился я, желая побыстрее убраться с открытого пространства.
Трап каракки был опущен, мы беспрепятственно миновали стоявших на карауле матросов и поднялись на палубу, а там к нам незамедлительно вышел первый помощник капитана – смуглокожий и черноволосый, наряженный в нечто напоминавшее мундир офицера королевского торгового флота.
– Господа, – произнес он с заметным акцентом, – прошу следовать за мной. Капитан ожидает.
Капитан ожидает? Ну-ну.
Вслед за язычником мы спустились по трапу, и он распахнул дверь в удивительно просторную и светлую капитанскую каюту. Высокий потолок, удобная мебель и – никаких прорезей иллюминаторов и затхлости. Широкие окна были распахнуты настежь, воздух так и переполняли ароматы незнакомых благовоний.
– Вынужден оставить вас, – улыбнулся первый помощник, указал на стол с фруктами и графинами. – Угощайтесь. – И выскользнул за дверь.
Ловкач, безмятежно насвистывая, наполнил вином хрустальный бокал, подхватил из вазы персик и отошел к окну. Эдвард Рох опустился в глубокое кресло, но его невозмутимость была насквозь напускной – пальцы правой руки замерли в непосредственной близости от рукояти ботиночного ножа. Хмурый попросту встал сбоку от входной двери.
– Мастер, – подступил ко мне Дега, – мы ведь не спустим язычникам такого неуважения? Сейчас они привезли шестьсот бочонков вместо девятисот, а зимой и вовсе про нас забудут! – Парень раскраснелся, до предела накрутив себя, и нервно забарабанил пальцами по обшарпанному планшету. – Треть! Они поставят треть от обещанного и на этом успокоятся? Да мы так в трубу вылетим! Неуважение? Да бесы меня задери, это самый настоящий плевок в душу!
– Уймись, – оборвал я помощника. – Давай для начала выслушаем капитана, а потом уже станем рассуждать о неуважении и ответных мерах.
Но если начистоту – не навались на меня столько всяких проблем, и сам бы сейчас рвал и метал. Выручки от продажи шестьсот бочонков опиума хватит лишь на возврат долгов и банковского займа, и пусть никто из партнеров и не окажется обделенным, нам самим прибыли не видать как собственных ушей.
А это нехорошо. Никто не может безнаказанно запускать руку в мой карман. Как уже сказал Дега, это не простое неуважение, это самый настоящий грабеж.
Я все это прекрасно понимал, но был при этом абсолютно спокоен. Когда наваливается слишком много проблем, волей-неволей начинаешь переоценивать приоритеты.
Отыскать Берту, спустить под пирс Марка, избавиться с помощью болезного господина от браслета и только потом – выбить долг из нерадивого поставщика. Именно так, исключительно в такой последовательности.
Вот только когда распахнулась дверь и в каюту шагнул капитан, мысли о приоритетах враз вылетели у меня из головы.
– Ты?! – уставился я на высоченного широкоплечего мужчину с черными как смоль волосами и еще более темными, просто бездонными глазами. – Какого беса ты сюда заявился?!
– Я тоже рад тебя видеть, Себастьян! – добродушно пророкотал Густав Сирлин, но добродушным был лишь его голос. Чернокнижник оценивающе посмотрел на безмятежно смаковавшего вино Ловкача, перевел взгляд на подобравшегося Эдварда Роха и задумчиво улыбнулся: – Вижу, ты серьезно подготовился к разговору…
– О да, Густав! Чрезвычайно серьезно, – подступил я к нему. – Когда меня уведомили, что его светлость князь Симуш не в полном объеме исполнил свои обязательства по сделке, я подумал: ерунда, не может такого быть! Князь Симуш не тот человек, который столь безответственно относится к взятым на себя обязательствам. Уверен, сейчас он в поте лица своего собирает опиум на полях новых владений! И что же на деле? А на деле князь Симуш прибыл в Акраю! Как же он собирается выполнять свои обязательства, пребывая вдали от плодородных долин? Скажи, как?
– Дорогой Себастьян, – укоризненно покачал головой Густав Сирлин, ныне известный как князь Симуш, – твои справедливые упреки разят прямо в сердце! – Он выдержал паузу и вдруг ткнул меня пальцем в грудь. – Но представь, какие душевные терзания довелось испытать мне, когда стало известно, что мою дочь, плоть от плоти моей, похитили, а самый надежный деловой партнер во всех Святых Землях и пальцем о палец не ударил, дабы вызволить ее из неволи! Представь, как разрывался я между долгом и семьей!
Если чернокнижник рассчитывал вынудить меня признать собственную неправоту, то он просчитался. Я упрямо выпятил вперед нижнюю челюсть и выдал:
– Тебе бы стоило получше следить за своим отростком и не совать его куда ни попадя!
– Золотые слова! – поддержал меня сопровождавший чернокнижника Карл Вадер. – Жаль запоздали лет на пятнадцать, – с печальным вздохом добавил он, налил себе вина и отсалютовал бокалом старым знакомым: – Якоб, Эдвард, ваше здоровье!
Густав скрипнул зубами, и в его мрачных глазах промелькнуло нечто столь опасное, что у меня враз пересохло во рту.
– Побольше уважения! – потребовал чернокнижник. В далекой Пахарте он прошел путь от безызвестного наемника до одного из владетельных князей, и потому давно отвык от подобного тона.
– Уважения? – хмыкнул я и, прекрасно понимая, что играю с огнем, все же не удержался от шпильки: – Выполни свои обязательства, и весь трюм тебе чистым уважением загружу!
Густав сдержался. Дернулся, обжег меня всколыхнувшейся внутри тьмой, но сдержался.
– Приложи ты хоть какие-то усилия к розыску… – он запнулся, не сразу припомнив имя дочери, – Луизы, меня бы сейчас здесь не было, а твой ненаглядный опиум прибыл бы в полном объеме, пусть и немного позже оговоренной даты.
– Я сделал все, чтобы найти ее.
– Этого оказалось недостаточно!
– Недостаточно – это шестьсот бочонков опиума вместо девятисот!
– Если не отыщем мою дочь, нынешние шестьсот бочонков станут последним опиумом, что ты получил из Пахарты.
– Это угроза?
Густав прошелся по каюте, схватил со стола вазу с персиками и вдруг со всего маху зашвырнул ее в переборку. Хрусталь разлетелся вдребезги, фрукты покатились по полу, но, за исключением Клааса, никто даже бровью не повел.
– Себастьян, ты кое-чего не понимаешь, – развернулся ко мне Сирлин. – Луиза – моя дочь. Моя плоть и кровь. Сама по себе она никому не интересна, но через нее сживут со свету меня! Если не вытащим ее, мне конец! Это ты понимаешь?
Я обдумал его слова и покачал головой:
– На свой счет можешь не волноваться. Мне известно, кто именно похитил Луизу, и они никак не связаны с Пахартой.
– Тебе известно, да? – не поверил Густав. – А вот что известно мне! Мне известно, что весь этот год в храмах Ашну Черного собирали пожертвования на выкуп моей дочери. Надежные люди вызнали, что требовалось набрать десять тысяч стильгских крон и, если они заполучат девочку…
– Раньше об этом думать надо было, – хмыкнул Карл Вадер.
– Да заткнись ты! – отмахнулся от него чернокнижник.
– Разве Ямхани, пятирукий и двуликий, не прикроет своего верного слугу? – удивился я.
– Владыки Неба редко вмешиваются в дела смертных, – поморщился Сирлин, который стал посвященным туземного божка смерти после бегства из Святых Земель. – Расклад простой: или мы находим Луизу, или попрощайся с остальным опиумом. По не зависящим от меня обстоятельствам.
Я покачал головой:
– Густав, ее похитили совсем с другой целью. Не ради выкупа, не для того, чтобы досадить тебе.
– Не буду спорить, – пожал Сирлин плечами, – но я точно знаю, что жрецам Ашну Черного удалось набрать нужную сумму еще месяц назад. А за десять тысяч крон многие и мать родную продадут.
– Не в этом дело…
– Дело всегда только в этом! Золото и власть! И больше ничего! – Густав прошелся по каюте и встал у окна. – Если понадобится, – произнес он, – я утоплю этот город в крови, поэтому лучше помоги мне отыскать Луизу.
Пустым бахвальством слова старого знакомого точно не были, поэтому я проглотил очередную колкость и спросил:
– У тебя есть какие-то зацепки?
– Нужно перетряхнуть пахартскую общину, – кровожадно оскалился Сирлин. – Отыщем почитателей Ашну Черного – отыщем Луизу.
– Пф-ф-ф! – не выдержал до того безмолвствовавший Эдвард Рох. Он поднялся из кресла и небрежно отпнул попавшийся под ногу персик. – При всем уважении, Густав, но ты совершенно оторвался от наших реалий! За время твоего отсутствия Святые Земли стали несколько менее святыми, чем были раньше. Переселенцы плюют на наши законы, каждый второй втайне продолжает почитать своих языческих божков, а каждый четвертый делает это открыто. – Лучник усмехнулся и указал на меня. – Не далее как месяц назад Себастьян презентовал кисть одного из попавших в немилость бедолаг, так ее полностью покрывали ритуальные татуировки этого вашего Ашну Черного. И думаешь, таких в городе единицы? Ха! Нет счета им, имя им – легион!
Густав Сирлин был знаком с лучником не один год, поэтому подвергать его слова сомнению не стал и лишь вопросительно хмыкнул:
– Кисть, да?
– Пришлось немного укоротить загребущие руки, – пожал я плечами. – Обычное дело.
– Значит, все не так просто, как представлялось мне из Пахарты, – задумчиво пробормотал чернокнижник. – Досадно…
Но тут Карл Вадер оторвался от разговора с Ловкачом и напомнил:
– Густав, ты еще о какой-то жрице говорил.
– Пустое! – отмахнулся расстроенный Сирлин.
– Нет, подожди, – заинтересовался я. – Что за жрица?
Сирлин болезненно поморщился и особо откровенничать по какой-то причине не стал.
– Ведьма, – просто произнес он. – Молодая стерва, но крови моим людям изрядно попортила.
– Вот как? – Я задумчиво потер подбородок и повернулся к Ловкачу: – Якоб, помнишь пахартскую девку, которая едва не увела у Лаурая игорный дом?
– Нет, не может быть! – вскинулся Клаас Дега. – Простое совпадение, не иначе!
– Помолчи! – оборвал я помощника. – Сядь и помолчи!
Потом смежил веки, припоминая подробности.
– Кожа с оливковым оттенком, черноволосая, разрез глаз – миндальный. Высокая, стройная и с крупной грудью. – Открыл глаза и спросил: – Полукровка?
– Она! – подтвердил Густав и хрипло выдохнул: – Где ты ее видел?
– Да ты никак на нее глаз положил?
– Могильный камень я на нее положил! – рыкнул чернокнижник. – Отнесись к этому серьезней, Себастьян! Если эта тварь заполучит мою дочь и доставит ее в Пахарту, мне даже сдохнуть по-человечески не дадут! Я даже вены себе вскрыть не смогу, это ты понимаешь?!
Я оглядел всех присутствующих и ухмыльнулся:
– Не похоже, что кого-то здесь переполняет сочувствие к тебе.
Карл Вадер отпил вина и подтвердил:
– Да, да! Другим местом думать надо было!
– Хватит! – не выдержал Густав, давно отвыкший от подобного обхождения. – Не играй с огнем, Себастьян! Где она?
– Отправил в лечебницу Святой Милости, но это было полгода назад, – ответил я и уточнил у Хмурого: – Ее ведь так и не нашли?
– Не нашли, – подтвердил головорез.
Я задумчиво кивнул и попросил его:
– Пошли парней в лечебницу, пусть разузнают, что и как.
– Полгода назад ничего не узнали, а сейчас выстрелит? – хмыкнул Дега.
Хмурый недобро глянул на моего помощника, но все же признал его правоту.
– Слишком много времени прошло, – произнес головорез.
– Пусть узнают, насколько серьезная была рана и кто из лекарей пахартского квартала мог взяться ее пользовать.
– А потом потрясти язычников? – Хмурый какое-то время обдумывал эту идею и решил: – Может выгореть.
– Аккуратней там! – взвился Дега. – Еще только новых проблем не хватало!
– Сделаем без шума и пыли, – пообещал головорез.
– Тогда лучше займись этим сам, – распорядился я.
Хмурый вышел из каюты; Густав Сирлин вздохнул и поинтересовался, без особой, как мне показалось, надежды:
– Найдет?
– Найдет, – уверил я его и попросил: – Клаас, дай мне на минутку твой планшет, пожалуйста.
Дега озадаченно поднялся на ноги, я взвесил в руке его увесистый планшет, а потом со всего маху врезал им помощника по лбу. Раздался звонкий щелчок, голова Клааса резко мотнулась, и он обмякшим кулем плюхнулся обратно в кресло. Пришлось даже придержать его за ворот, чтобы не скатился на пол.
– Веревку, пожалуйста, – нащупав пульс, попросил я озадаченно наблюдавшего за моими действиями Густава.
– Веревку, да? – задумчиво потер тот подбородок. – Паренек тебе книжку дал, ты его книжкой по башке… Хм… удавить меня вздумал?
– Быстрее! – потребовал я. – Он скоро очнется, а мне не хочется снова его бить. Его голова еще понадобится.
Но чернокнижник и не подумал сдвинуться с места.
– Ты не мог бы заняться этим где-нибудь в другом месте? – поморщился он.
– А ты не мог бы передать мне на триста бочонков опиума больше?
– И не совать свой отросток куда не следует пятнадцать лет назад? – вновь не удержался от подначки Карл Вадер.
– Довольно! – рыкнул на него Густав, выглянул в коридор и скороговоркой произнес что-то по-пахартски.
Вскоре в каюту заскочил босой, загорелый до черноты матрос и сноровисто примотал руки и ноги моего помощника к массивному креслу. После он с усилием затянул узлы и молча выбежал за дверь.
– Может, уже объяснишь нам, что здесь происходит? – потребовал тогда Сирлин объяснений.
– Видишь ли, Густав, не у тебя одного проблемы, – ответил я. – Мне тоже с кое-какими неприятностями разобраться надо.
– Просто клуб прокаженных какой-то, – хохотнул Ловкач.
– Точнее не скажешь. – Я вырвал из планшета два исписанных убористым почерком листа и протянул его мошеннику: – Якоб, вот список покупателей нашего опиума, займись.
– А транспорт?
– Дега должен был договориться насчет подвод, потолкуй с бригадиром грузчиков. С таможенниками и портовым начальством все уже решено.
– Клаас, так понимаю, от дел отошел?
– Да, опиум теперь на тебе.
– Вот порадовал так порадовал! – вздохнул Якоб, спрятал свернутые листы в карман и спросил чернокнижника: – Когда сможете начать разгрузку?
– Да хоть прямо сейчас.
– Дайте мне четверть часа, – решил мошенник, но, прежде чем успел покинуть каюту, я окликнул его:
– Якоб!
– Да, Себастьян?
– Надеюсь на твое благоразумие.
– Полагаешь, на мою честность надежды мало?
– На твою честность надежды нет вовсе.
– Не беспокойся, – ухмыльнулся Ловкач и кивком указал на примотанного к креслу Клааса. – Мне вовсе не светит оказаться на его месте.
– Это и называется благоразумие.
– Нет, такой расклад определенно не для меня, – отшутился Якоб и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Что ж, одной головной болью меньше.
Жаль, не самой главной.
– И что дальше? – поинтересовался Густав Сирлин, не скрывая раздражения.
– А сам как думаешь? – хмыкнул я, склонился над помощником и похлопал его по щекам.
Ресницы Клааса затрепетали, он встрепенулся, попробовал вскочить на ноги, но не сумел и в ужасе уставился на меня:
– Себастьян! Мастер! Что происходит?!
– Это ты мне скажи, что происходит, – попросил я. – Поведай, что именно побудило тебя ступить на скользкую дорожку предательства. – И уж тут мне не удалось удержаться от злого смешка: – Не слишком много пафоса, как ты считаешь?
– Нет, – мотнул головой парень, с некоторой задержкой осмыслил услышанное и поспешил оправдаться: – Я никогда не сделал бы такого, мастер! Я предан вам как никто другой!
– Предан… – Я произнес это слово, будто пробуя его на вкус. – Предан, да. Только не ты, а я. Я предан тобой, Дега.
– Это ошибка! Я никогда бы вас не предал! – зачастил Клаас. – Это какая-то ошибка! Меня оклеветали!
– Оклеветали в чем?
– Не знаю! Но, если вы говорите…
Густав Сирлин тяжело вздохнул и предложил:
– Себастьян, быть может, мы пропустим вступление и сразу перейдем к делу? Обычно это здорово экономит время.
– Пожалуй, так и поступим. – Я выпрямился, обошел кресло и встал у помощника за спиной. – Не буду утомлять всех долгими рассуждениями, скажу лишь, что с Васкесом ты связался зря. Это здорово ограничило круг подозреваемых. Ну а попытка повесить убийство Живица на Попрошайку – и вовсе верх нелепости.
– Это был Юлиус! – взвыл Дега. – Всеми Святыми клянусь, это он!
– Вовсе нет, – мягко улыбнулся я. – Видишь ли, старина Юлиус гарантировал мне, что никогда больше не вернется в Акраю.
– И ты веришь ему, а не мне?
– Именно, – подтвердил я. – Мертвецы обычно держат слово.
– Так ты его… – опешил помощник.
– Убил, да.
– Но мне сказали, что он был там! Меня просто ввели в заблуждение! Себастьян, понимаешь, меня обманули!
Я только головой покачал:
– Слишком много совпадений, Дега. Слишком много совпадений. – При воспоминании о зарезанных у «Гнутого вертела» парнях нестерпимо захотелось свернуть предателю шею, и побороть этот позыв удалось с превеликим трудом. – Ори и Гастон не подпустили бы к себе никого чужого. Что ты им сказал? Что это я тебя вызвал?
– Не было такого!
Густав Сирлин демонстративно посмотрел на часы и напомнил:
– Себастьян, я уважаю твою дотошность, но мы сейчас просто теряем время.
– И что с того? – обернулся я. – Чего-чего, а времени у нас в избытке. Работа идет, можешь не сомневаться.
– А раньше заняться поисками никак нельзя было? – нахмурился чернокнижник и нацелил указательный палец на Карла Вадера. – Лучше молчи!
Тот в ответ лишь усмехнулся.
Я отошел к столу, пригубил легкого пахартского вина с явственно различимыми фруктовыми нотками и посмотрел на покрывшегося испариной Клааса.
– Ну и что с тобой теперь делать?
– Мастер… – пролепетал помощник.
– Молчи лучше! – приказал я, пытаясь справиться с заполонившей душу ненавистью.
Черной, жгучей, беспощадной. Хотелось резать, рвать, рубить и кромсать – и уже не получалось отделить собственные желания от наваждений бесов.
– Но… – заикнулся было Дега.
– Заткнись! Закрой свой поганый рот!
За спиной раздался негромкий смешок, и Густав Сирлин попросил:
– Если собираешься его зарезать, позволь сначала убрать ковер. Он дорог мне как память и очень плохо очищается от крови.
Я отпустил стиснутые в жменю волосы помощника, убрал приставленный к его горлу нож – бесы, как я здесь очутился?! – и предложил:
– Гобелены тоже пусть завесят. – Потом сделал несколько глубоких вздохов и уже совершенно спокойно произнес: – Клаас, даю тебе последний шанс добровольно рассказать, что за игру ты ведешь.
– Клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь! – выдавил из себя бледный как полотно Дега.
– Видят Святые, не хотел до этого доводить, – вздохнул я, – но судьба, значит, такая.
– Помочь? – спросил вдруг Карл Вадер, который в бытность свою писарем армейской контрразведки частенько принимал участие в допросах с пристрастием.
– Решил тряхнуть стариной?
– Стариной? – волчьей ухмылкой ответил мне Карл. – Как думаешь, Себастьян, чем я зарабатываю на жизнь?
– Не знаю и знать не хочу.
– Как тебе будет угодно. – Вадер отставил пустой бокал, стянул сюртук и, вынув запонки, принялся закатывать рукава сорочки. – Понадобятся фартук, – предупредил он чернокнижника, – жаровня, щипцы, иглы для штопки парусов, шило, смола, спирт, набор разделочных ножей, молоток, гвоздодер и плотные перчатки.
– Столько всего понадобится? – недоверчиво уточнил Густав.
– Это минимум, с которым стоит браться за дело, – пожал плечами Вадер. – Могу, конечно, и одной ложкой обойтись, но зачем же так себя ограничивать?
– Но постойте… – пролепетал Дега. – Так нельзя!
Я взял со стола полотняную салфетку, вытер липкие после персика руки и, скомкав ее, запихнул импровизированный кляп в рот помощника.
Эдвард Рох с интересом проследил за моими манипуляциями и спросил:
– Поправь меня, если неправ, но разве смысл не в том, чтобы его выслушать?
– Меня интересует не его скулеж, а полезная информация. Абсолютно разные вещи.
– Как скажешь. – Лучник пожал плечами и направился на выход. – Подожду на палубе.
– Еще мне понадобится ассистент, – остановил его Карл.
Рох обреченно охнул и предупредил чернокнижника:
– Два фартука. Два.
– И дерюга на пол, – решил Вадер, озираясь по сторонам.
– Хорошо, – кивнул Густав и вышел в коридор отдать необходимые распоряжения.
Некоторое время спустя каюта преобразилась до полной неузнаваемости: пахартский длинноворсовый ковер сменила грязная дерюга, цветастые гобелены занавесили вытертой парусиной. Стол задвинули в угол и вместо ваз с фруктами на нем теперь лежали запрошенные Карлом инструменты, а освободившееся место у окна заняла жаровня с прокаливавшимися на огне иглами.
И все же Густав Сирлин был недоволен.
– Не проще в трюме допрос провести?
– Здесь хоть паленым не так вонять будет, – отшил его Карл Вадер, срезая с Клааса жакет и рубаху. На полу рядом с креслом уже громоздилась кучка разной мелочовки, среди которой мое внимание привлек складной нож с узким длинным клинком.
Не этой ли игрушкой Дега орудовал? Запросто.
Осмотрев нож, я кинул его обратно и выдернул изо рта помощника кляп.
– А вот теперь мы готовы тебя выслушать.
– Это ошибка! – вновь заладил Дега, по его лбу и щекам катились крупные капли пота. – Так нельзя!
Вид у него был – краше в гроб кладут. Не иначе доходить начало, в какую переделку влипнуть угораздило. Раньше происходящее всерьез просто не воспринимал – инерция мышления, да и шок свою роль сыграл, – а теперь проняло. До самых печенок проняло. И то ли еще будет.
– Ты в самом деле решил, будто сумеешь взобраться на трон? – усмехнулся я. – Да тебя сожрали бы и не поморщились! Без меня ты никто, неужели это так сложно понять?
– Это ты не понимаешь!
– Так расскажи, сделай одолжение.
Карл Вадер посмотрел на нас с явным неодобрением и спросил:
– Вы разговоры разговаривать будете или уже делом займемся? – и отошел к жаровне. Там натянул кожаную перчатку и вернулся с раскаленной докрасна иглой в руке. – Я лично голосую за второй вариант.
– Что?.. – попытался развернуться на голос Дега и взвыл от боли, когда острие вошло ему в загривок. – А-а-а! Не надо!
– Дальше – больше, – пообещал Карл и попросил Роха, который никак не мог справиться с завязками своего фартука. – Эдвард, будь любезен, передай молоток. Начнем с ног.
– Стойте! Не надо! – закричал Дега. – Остановитесь!
– С чего бы это? – удивился я.
– Я знаю, где дочь князя! – выдал вдруг мой помощник. – Я могу вас к ней отвести, но, если тронете меня хоть пальцем, с ней сотворят то же самое! Святыми клянусь, так и будет!
– Чего только люди не придумают, стоит запахнуть жареным, – осуждающе покачал головой Карл Вадер, но за молоток браться повременил. – И, даже если это чистая правда, ничто не мешает нам заняться для начала твоими причиндалами. Сам понимаешь, девочки немного по-другому устроены, с ними такой трюк не провернуть. – И бывший писарь армейской контрразведки распорядился: – Эд, оттягивай!
– Я за это руками не возьмусь! – отказался Рох.
– А перчатки тебе зачем?
– Да никогда!
– Я не вру! – перепуганно взвизгнул Дега. – Ее зовут Луиза Гольц! Высокая, темноволосая, глаза черные. Акцент закатный какой-то, какой именно – не разобрал!
– Подождите! – встрепенулся Густав Сирлин. – Откуда он может это знать, если не видел ее?
– Да ерунда, – отмахнулся я. – Как думаешь, кому я поручил поиски Луизы? Ему и поручил. И описание дал.
– Родинка! – крикнул Дега. – Про родинку ты не говорил! У нее родинка над левой бровью!
Чернокнижник глянул на Карла, тот кивнул и отступил от привязанного к креслу парня.
– Рассказывай! – потребовал я.
Дега облизнул пересохшие губы и пояснил:
– Я нашел Луизу, нашел и решил попридержать у себя. С ней находятся мои люди, никому другому они ее не отдадут. Вломитесь силой – девчонку просто убьют! А теперь можете порезать меня на куски – это ничего не изменит!
– Полагаешь, у нас нет иного выхода, кроме как тебя отпустить? – нахмурил брови Густав Сирлин.
– Так и есть! Отпустите меня и получите ее целой и невредимой!
– Мне ты даром не сдался, – пожал плечами чернокнижник, – но вот Себастьян вряд ли согласится на такие условия.
– Вы здесь решаете! Вы, а не он!
– Предлагаю компромисс, – закинул я удочку, – ответишь на мои вопросы, и я дам тебе фору в день.
– Как Юлиусу, да? – припомнил мне Дега.
Я взял со стола сапожное шило, вернулся к помощнику и улыбнулся:
– Кто старое припомнит, тому глаз вон, не так ли?
– Нет! – взвизгнул Дега и засучил ногами по полу. – Уберите его от меня!
– Не волнуйся. – Как ни хотелось мне исполнить свою угрозу, прибегать к членовредительству было пока рано. – Ты получишь день или даже два – и знаешь почему? Потому что мне будет просто не до тебя! Не повторяй ошибок старины Юлиуса, беги как можно дальше, беги и не останавливайся. Ведь, как только я разберусь со своими проблемами, я приду за тобой, приду, где бы ты ни спрятался! В какую бы нору ни забился! Из самой Бездны достану, сучонок!
– Руки коротки! – расхрабрился Дега. – Ты не понимаешь, с кем связался! Эти люди сожрут тебя с потрохами! До сих пор они просто играли с тобой!
– Что за люди? – решил я ковать железо, пока горячо. – С кем ты спутался, дурачок?
Клаас заколебался, потом все же ответил:
– Я не знаю. – И сразу зачастил: – Правда, не знаю! Попрошайка свел с ними, но мне никаких имен не называл. Да только они люди не простые, они знали такие вещи, которых не мог знать никто! За ними серьезная служба стоит!
– На чем тебя прихватили? – вздохнул я, заранее зная, что услышу очередную печальную историю молодого человека, который решил, будто самый умный на всем белом свете.
– Юлиус откуда-то пронюхал, что часть доходов не доходит до общака, – не разочаровал моих ожиданий Дега. – Я не мог ему отказать!
– Не было мысли прийти ко мне и обо всем рассказать?
– На кой бес? – скривился Клаас. – Большинство дел давно уже шло через меня, я был в курсе всего! Я бы справился! А даже если нет – выручки только от этой партии опиума хватило бы до конца жизни!
Алчность и честолюбие вкупе с ощущением собственной недооцененности – гремучая смесь. Сколько людей получше этого крысеныша погубила – и не сосчитать.
Дега был чрезвычайно полезным исполнителем – этого у него не отнять; он держал в голове кучу текущих дел и легко мог возглавить обычный торговый дом или мануфактуру, но и только. Управлять сворой жуликов у него кишка тонка. Второй номер, и точка.
– С опиумом тебе мешал Шарль, так? – продолжил я расспросы. – Это ведь ты его зарезал, а потом выкинул из окна девчонку?
– Даже если так, что с того? – с вызовом оскалился Дега.
Я пожал плечами:
– Ничего. Терпеть не мог этого извращенца, ты же знаешь. Живица и парней тебе никогда не прощу, но Шарлю в Бездне самое место. Продолжай.
– А что продолжать-то? Все уже сказал.
– От кого ты получал приказы после исчезновения Юлиуса?
– Крутился возле него какой-то мужичок, он и стал распоряжаться. – И Дега без понуканий добавил: – Лет под пятьдесят, седоусый. На лицо всегда капюшон либо шляпу надвигал. Говор непонятный, – вроде как и местный, а вроде как и нет.
– Это с ним ты в «Гнутом вертеле» встречался?
– С ним.
– Что от тебя требовалось?
– Просто держать в курсе дел.
– И только? – хмыкнул я. – А подослать Васкеса ты по собственной инициативе решил?
– Тот мужик давно требовал от тебя избавиться, вот и совпало.
– Давно требовал? А что же ты?
– Опиум, – пояснил Дега. – Отправь я тебя в Бездну, попрощался бы с опиумом. Шарль меня тогда бы и близко к нему не подпустил.
Алчный ублюдок!
Я усмехнулся и вслух произнес:
– А тут и от Шарля избавился, и на убийцу тратиться не пришлось. – Покачал головой и спросил: – Ты ведь моим собственным золотом расплатиться рассчитывал?
– Так совпало.
– Удачно совпало, ничего не скажешь. – Я ненадолго задумался, потом уточнил: – Где-либо помимо «Гнутого вертела» встречался со связным?
– С кем? – не понял парень.
– С тем седоусым мужичком встречался где-либо помимо гостиницы?
– Нет, только там.
Я склонился к самому уху предателя и прошептал:
– Ты ведь понимаешь, что, если я поймаю тебя на вранье, сделке конец?
– Только в гостинице! – повторил Дега и завертел головой, пытаясь отодвинуться от нацеленного в глаз шила. – Уберите его от меня! – заблажил он. – Уберите!
– Себастьян, спокойней, – попросил чернокнижник. – Давай уже перейдем к моей дочери…
– Давай перейдем. – Я выпрямился и отвесил Клаасу подзатыльник. – Поведай нам про дочь его светлости, сволочь.
– Ух-х-х, – прошипел Дега сквозь стиснутые зубы и запираться не стал. – Когда ты велел заняться розысками, я поспрашивал тут и там и вышел на ту полукровку. Десять тысяч крон! Просто протяни руку – и они твои! Кто бы на моем месте устоял?
– И что ты сделал? – нахмурился Густав Сирлин.
– Подрядил знакомых жуликов выкрасть ее у язычников и велел держать в тайном месте, пока не получим выкуп.
– В тайном месте? – не удалось удержаться мне от смешка.
– Вам не найти, – огрызнулся мой теперь уже бывший помощник. – А если найдете – не войти. Внутрь пустят только меня, а начнете ломиться, девчонку убьют. Я вам нужен, без меня ее не вытащить!
– Не факт, – неожиданно заявил Эдвард Рох, а когда все уставились на него, спокойно заявил: – Сам он нам не нужен, достаточно будет его лица.
– Лица? – опешил Карл Вадер. – Эд, ты не перегрелся, часом?
– Себастьян? – обратился ко мне лучник. – Ты же видел у меня в шкафу…
Я припомнил натянутую на болванку физиономию какого-то язычника, ссохшуюся и растрескавшуюся, а еще вспомнил драгарнского чернокнижника, собиравшего женские лица. Только лица, во всем остальном тело законной супруги его полностью устраивало. Промедли я тогда – и очередным пополнением коллекции стало бы личико Берты.
И теперь Рох предлагает прибегнуть к подобной мерзости?
– Нет, – решительно заявил я.
– Послушай, Себастьян, все просто. Несколько разрезов – и я сниму с него лицо будто маску, – не на шутку загорелся этой идеей Эдвард. – И никаких языческих заклинаний не понадобится, просто дай мне один из…
– Нет, – резко перебил я его, не дав проболтаться о проклятых наконечниках. – Эд, в этом нет никакой необходимости.
– Ты что, веришь ему? – удивился лучник, указав на Клааса, которого била крупная дрожь. – Серьезно?
– Не в этом дело.
– О чем вы? – насторожился Густав. – О чем вы еще толкуете?
– Забудь, – отмахнулся я и резким движением всадил острие шила в локоть помощника.
Клааса аж дугой выгнуло. Глаза его вылезли из орбит, какой-то миг он разевал рот в безмолвном крике, а потом завопил так, что едва не заложило уши.
– Себастьян! – рявкнул Сирлин и рванул было ко мне, но я выставил в его сторону шило и попросил:
– Не мешай! – потом склонился к бившемуся в путах помощнику и мягко произнес: – Что я говорил тебе о вранье, Клаас? Мне прекрасно известно, кто и с какой целью похитил дочь нашего гостеприимного хозяина, поэтому не ври мне больше. Ты и так ходишь по самому краю. Заруби себе на носу – спасти твою никчемную жизнь сейчас может только правда. Понял? – И я врезал ему по затылку. – Понял?!
– Да! – просипел Дега. – Понял!
– Где держат Луизу и как ты об этом узнал?
– Меня попросили… попросили подыскать надежное место, – сознался Клаас. – Тот седоусый и попросил.
– Зачем ему это понадобилось?
– Ты начал расспросы, люди зашевелились, потребовалось укрытие, где никто не стал бы искать.
– Себастьян, что все это значит? – нахмурился Густав Сирлин. – Каким образом мои неприятности связаны с твоими?
– Все в этом мире взаимосвязано, – заметил я и собрался уже продолжить допрос, но чернокнижник меня опередил.
– Что с Луизой? – навис он над пленником. – Что с ней собираются делать?
– Не знаю! Думаю, продадут пахартцам, когда те наскребут нужную сумму.
– Ерунда! – фыркнул я.
– Вовсе нет, – всерьез отнесся Густав к словам моего помощника. – Продолжай!
Дега облизнул пересохшие губы и выдавил из себя:
– Локоть!
– Карл, перевяжи его, – попросил Сирлин и вновь потребовал: – Говори!
– Я снял склад, там полно охраны, но меня они знают. Я смогу вас туда провести. А без меня девчонку оттуда никак не вытащить!
Эдвард Рох сделал рукой круговой движение, напоминая о своем желании снять с предателя лицо, но я лишь отмахнулся от него и спросил Клааса:
– Что за склад?
– Обычный склад у Нижнего канала. Я вас провожу.
– Сколько там охраны?
– Человек десять.
– Местные?
– Не знаю. Лица незнакомые, при мне никто не произнес ни слова.
– Когда последний раз ты там был? – вновь влез в допрос Густав Сирлин.
– Пару месяцев назад, когда запускал их туда, – ответил Дега, понял, сколь беспомощно прозвучали его слова и добавил: – Но еду завозил на той декаде, они до сих пор не съехали!
– Это аргумент, – кивнул я и задал очередной вопрос: – Что ты знаешь о резне на Монастырской улице?
– Резне? – недоуменно переспросил парень. – Не слышал ничего такого.
– Не врешь?
– Святыми клянусь!
– Зачем убил Живица?
– Седоусый приказал. У Майло были хорошие связи, он мешал тебя прижать.
– Понятно. – Я ухватил Густава под руку, отвел его к входной двери и попросил Карла, который весь разговор просидел за столом, делая на листе писчей бумаги какие-то пометки: – Выпотрошите его.
– Помимо проверки всего этого, – указал Вадер на свои записи, – что-то еще спрашивать?
– Нет, – качнул я головой. – Просто убедись, что он нигде больше не наврал. И выясни точный адрес склада.
– Постой! – заорал Дега. – Без меня вам девчонку не спасти! Мы же договаривались!
– Мы договаривались, что ты не будешь врать, а ты соврал. Большая ошибка, – усмехнулся я и вытолкнул чернокнижника из каюты. – Идем, есть о чем поговорить.
За дверью Густав Сирлин мрачно уставился на меня и потребовал объяснений:
– Разве он не нужен, чтобы вытащить Луизу?
– Те неразговорчивые охранники – бесноватые. С ними он нам ничем помочь не сможет.
– Придется штурмовать?
– Придется, – кивнул я и по крутому трапу поднялся на палубу.
Вдогонку донесся полный боли и отчаяния крик Дега, но донесся и донесся. В душе не ворохнулось абсолютно ничего. Предательство еще могло сойти ему с рук, а вот убийства – уже нет. Такое прощать нельзя. Таких надо давить без всякой жалости и снисхождения.
После мы сидели с Густавом под тентом, пили легкое вино и обсуждали сложившееся положение вещей. Я настаивал на своей версии, но чернокнижник о еретиках и Осквернителе даже слышать ничего не хотел.
– Луизу похитили из-за меня, – настаивал он. – Сжить со свету решили.
– Увидим, – откинулся я на спинку плетеного кресла, не став говорить, что в случае моей правоты помимо Луизы на складе отыщутся и Берта с Леопольдом.
Даже думать об этом не хотел, опасаясь спугнуть удачу.
– Как влияет Тьма на человека? – вместо этого спросил у Густава, чернокнижника с едва ли не тридцатилетним стажем.
– Плохо, – односложно ответил тот. – Полагаю, примерно как заточенные в душе бесы.
Я кивнул, принимая услышанное к сведению, и уточнил свой вопрос:
– Тебе приходилось слышать о раздвоении личности?
– Раздвоении чего? Личности?
– Именно. Вот посмотри: у одного человека есть мечта, но его поступки идут вразрез с этим желанием. Может ли увлечение Тьмой вызывать подобное помутнение рассудка?
Густав неопределенно хмыкнул, приложился к бокалу и усмехнулся:
– Это как если бы ты женился по любви, а через несколько лет обнаружил себя над телом супруги с заляпанным мозгами молотком?
– Немного не так, – возразил я. – Допустим, человек страстно желает, как ты недавно выразился, сжить меня со свету. Но не просто убить, а сломать и самолично втоптать в грязь. Станет такой подсылать убийц? Он ведь не боится встретиться со мной лицом к лицу, я смотрел в его глаза, в них не было страха! Так какого беса?
Сирлин поднялся на ноги, встал у леера и оглядел бухту.
– Скажу тебе о Тьме только одно: она растлевает, развращает, заставляет потакать своим желаниям и ни в чем себе не отказывать. – Густав обернулся ко мне и веско добавил: – Поверь, я знаю, о чем говорю. Если в голове чернокнижника засела какая-то мысль, Тьма в душе не даст ему покоя до тех пор, пока он не исполнит свое желание. Она будет подстегивать и жечь изнутри, нашептывать по ночам гадости почище всех нечистых, вместе взятых. Никто не сможет долго сопротивляться ее воздействию. Даже Святые со всей их упертостью не заходили столь далеко, чтобы бросить вызов Извечной Тьме, а это о чем-то да говорит.
– Быть может, он сопротивляется? – предположил я, размышляя о мотивах Марка Бонифация Тарнье. – Пытается обмануть ее?
– Обмануть можно кого угодно, даже самого себя, только не Тьму. Тьма просто берет, что хочет.
– Как скажешь, – не стал я настаивать на своей версии и повернулся к поднявшемуся на палубу Карлу Вадеру: – Уже закончили?
– Почти. Эд с лицом возится, не стал ему мешать, – ответил тот, а когда до нас донесся плеск воды за бортом, уточнил: – Вот теперь закончили.
– Есть адрес склада? – забеспокоился Густав.
– Есть, – подтвердил Карл и протянул мне густо исписанный лист. – В самом верху. Насчет остального он не врал.
– Отлично! – обрадовался я. – Налет устроим вечером. И лишних глаз не будет, и людей соберу.
– Нельзя терять время! – отрезал Сирлин и отошел к первому помощнику.
– Что он затеял? – недоуменно пробормотал я, наблюдая за начавшейся вдруг суетой.
– Не знаю, – пожал плечами Карл и с бокалом вина спрятался от палящих лучей солнца под тент.
– Не нравится мне все это, – проворчал я и окликнул появившегося на палубе лучника: – Эд!
Рох подошел, тщательно вытер окровавленные руки и выкинул грязную тряпицу за борт.
– Да? – тогда уже отозвался он.
– Ты все же снял с Клааса лицо? На кой бес?
– Просто попрактиковался, – как ни в чем не бывало произнес Эдвард. – Как думаешь, на корабле отыщется подходящих размеров болванка?
– Лучше бы на корабле отыскался лук, – поморщился я.
– Будем штурмовать? – удивился Эдвард. – Днем?
– Похоже на то, – вздохнул я.
Тем временем первый помощник приволок на палубу пузатый бочонок, и смуглокожие матросы с короткими копьями и дубинками начали выводить из трюма непонятных бродяг, чью наготу лишь едва-едва прикрывали грязные обноски. Воняло от них просто невыносимо, и страшно даже подумать было, в каких условиях прошло их плавание.
– Кто это такие? – спросил я, подойдя к Густаву.
– Наш штурмовой отряд, – ответил чернокнижник и, забрав у старпома массивную деревянную киянку, уверенным ударом вышиб у бочонка днище.
По начисто отдраенным доскам рассыпалась непонятная серовато-желтая пыль – мелкая, но тяжелая, будто перетертый свинец, которая никак не реагировала на порывы дувшего с моря ветра.
– Отойди, – попросил Густав, да я уже и сам попятился прочь, не желая оставаться рядом с непонятной субстанцией, от которой так и веяло Тьмой.
Перетертый свинец? Скорее уж ржавчина проклятого металла!
Вот только проклятый металл – всего лишь отравленное Тьмой железо, а странная пыль вела себя ровно как живое существо. Она не просто растеклась по палубе, она рассыпалась вокруг Густава Сирлина, словно притянутая к нему незримой силой.
Чернокнижник воспринял это как должное и буднично махнул рукой в сторону рабов. И тогда пыль ожила. В мгновение ока она перетекла к скованным людям, окутала их, забилась в ноздри, уши и рот. А потом и вовсе исчезла подобно втянутому курильщиком опиумному дыму.
Я даже засомневался, не привиделось ли мне все это, и наверняка заподозрил бы некий хитрый трюк, если б не случившаяся с рабами метаморфоза. Измученные тяжелым путешествием задохлики раздались в плечах, сделались подтянутыми и крепкими, словно и не стояла за мгновение до того на палубе кучка доходяг.
– Какого беса? – вырвалось у меня. – Что ты с ними сделал?
– Ничего особенного, – устало поморщился Густав Сирлин.
– В самом деле? – хмыкнул я, разглядывая черные, словно залитые смолой глаза невольников. – А если твоими экзерсисами заинтересуются святые отцы? Здесь тебе не Пахарта, здесь по улицам священники ходят!
– Никто, никогда и нигде не обращает внимания на грузчиков, – уверил меня чернокнижник. – И уж точно их не станут проверять по пути из порта на склад.
Я кивнул, признавая его правоту. Действительно, не станут.
– То-то же! – самодовольно улыбнулся Густав Сирлин и махнул рукой.
Рабов освободили от пут, они подхватили выставленные на палубу бочонки и тюки и начали спускаться на пристань.
– Твоя карета нас еще ждет? – спросил Густав, натягивая поверх рубахи легкий сюртук.
– Ждет, – подтвердил я.
– Замечательно. – Сирлин подозвал молодого парнишку и указал тому на Карла Вадера, потом пояснил мне: – Снимет склад где-нибудь по соседству, чтобы нам лишнего внимания не привлекать, впустую по улицам слоняясь.
– Хорошая идея, – одобрил я это решение и уточнил: – Найдется у вас лук для Эдварда?
– Думаешь, понадобится?
– Прикроет меня.
– Пойдешь внутрь?
– Да, – подтвердил я, – и пусть эти… держатся позади. А то зацеплю ненароком.
– Как скажешь, – не стал спорить Сирлин. – Самому-то оружие понадобится?
– Нет.
– Тогда идем.
Мы окликнули Карла и Эдварда, спустились на пристань и отправились к дожидавшейся нас за оградой карете.
Скоро, уже совсем скоро кое-кто пожалеет, что заварил всю эту кашу…
