5
Пил весь вечер. Стопку за стопкой вливал в себя полынную настойку, морщился, кривился, но продолжал пить.
Хоть бы чуть в голове зашумело! Но нет – словно водичкой пробавлялся.
Впрочем, не стоит думать, будто я пустил ситуацию на самотек. Все, что можно было сделать, было сделано. Да и сейчас не просто лечил выпивкой расшатанные нервы, а приглядывал за Эдвардом Рохом, который переходил по мертвецкой от одного тела к другому и что-то задумчиво бормотал себе под нос.
– Они были хорошими парнями, – вздохнул я и поболтал остававшуюся в бутылке настойку. – Такого они точно не заслужили.
Лучник оглянулся на меня и поморщился:
– Вот только не надо этого пафоса, Себастьян! Они были жуликами и убийцами, любого из вашей братии прямо сейчас колесовать можно.
– На себя посмотри, – недобро зыркнул я в ответ.
– Речь не обо мне, – возразил Эдвард, стянул матерчатые перчатки и хрустнул костяшками изукрашенных татуировками пальцев.
– Тогда скажи уже что-нибудь о них.
– Я, конечно, не коронер, – произнес лучник, задумчиво глядя куда-то в сторону, – но, сдается мне, их застали врасплох.
Я только фыркнул от возмущения:
– Как ты себе это представляешь, Эд? Они стояли и ждали, пока их зарежут?
– Тебе виднее, – пожал плечами Рох, вытер руки полотенцем и натянул свои обычные кожаные перчатки. – Каждому был нанесен один точный, хорошо акцентированный удар в горло. Никаких защитных ран, никаких признаков того, что они пытались уклониться. Либо их застали врасплох, либо это был не человек.
– Человек, – возразил я. – Эта сволочь заманила меня в зеркальный лабиринт. Чуть не сдох там.
Грудину до сих пор ломило, словно получил копытом, и при любом резком движении перед глазами все смазывалось и плыло. Впрочем, в этом вполне могла быть повинна полынная настойка.
Эдвард Рох задумчиво посмотрел на меня и вздохнул:
– Если я ответил на все твои вопросы, не мог бы ты оставить меня в одиночестве?
– Не мог, – хохотнул я и вновь наполнил рюмку.
Полынная настойка – это именно то, что мне сейчас необходимо.
– И почему же?
– Здесь меня точно никто искать не станет, – пояснил я, кутаясь в одолженный у лучника теплый плащ. – Надо хорошенько все обдумать.
– А мне надо заняться делом!
– Не терпится ободрать кожу со старика?
– А даже если так?
– Твое право, – усмехнулся я, разглядывая свой испещренный черными точками серебряный браслет. – Только не забудь сделать для меня описание его послужного списка.
– Завтра.
– Хоть так. – Я выпил, улегся на лежанку и, глядя на сырой темный потолок, спросил: – Слушай, Эд, тебе никогда не хотелось сигануть с моста в реку? Или, когда стоишь на краю крыши, шагнуть вниз?
– Нет.
– А меня зачастую будто изнутри подталкивает. Или, бывает, иду по улице, смотрю на людей, и просто руки чешутся достать нож и пырнуть первого встречного. Это плохо, да? Тревожный звоночек?
Лучник отвернулся от мертвеца и попросил:
– Разбирайся со своими бесами сам, Себастьян. У меня своих хватает.
Голос его прозвучал на редкость недобро, да и скальпель подрагивал в руке очень уж нервно, поэтому продолжать разговор я не стал, вместо этого накрылся полой плаща и предупредил:
– Будешь уходить, разбуди. А то еще кого-нибудь удар хватит.
Эдвард пробурчал в ответ нечто неопределенное; я перевернулся на другой бок, закрыл глаза, и в голове сразу завертелись невеселые раздумья.
Леопольд и Луиза… кому пришло в голову свести вместе Тьму и Скверну?
Неужели еретики действительно заинтересованы в появлении на свет Осквернителя? Точнее – в рождении ребенка, который в будущем Осквернителем может стать? Но, если моя догадка верна, то с какой тогда целью похитили Берту?
И главное: насколько глубоко проникла зараза в орден Изгоняющих?
А ведь еще человек принца Августина загадок подбросил! Шутка ли – официальное помилование от монарха Норвейма! Не думаю, что тамошний Святой сыск про меня забыл, да и братья-экзекуторы одного излишне прыткого агента тайной службы с превеликим удовольствием на медленном огне поджарили бы. И вот – помилование.
Что же за услугу потребуют взамен? Какая работа ждет меня во дворце в самый разгар празднования юбилея его величества?
Сплошные вопросы. А ответов – ни одного.
Я перевернулся на другой бок, пытаясь устроиться поудобней, и как-то совершенно незаметно для себя провалился в чернильный мрак сна.
Оно и к лучшему.
Лучник растолкал уже на рассвете.
Я уселся на лежанке, какое-то время пытался прийти в себя, потом потряс головой, соскочил на пол и нетвердой походкой зашагал на выход.
– Отчет! – остановившись в дверях, напомнил Роху.
– К вечеру будет, – пообещал тот. – Отосплюсь и засяду за справочники.
– Не тяни.
На улице оказалось свежо. С моря дул легкий ветерок, и в одной рубахе сразу сделалось не по-летнему зябко. После изматывающего зноя как бальзам на душу. Но жара еще впереди – сегодня вновь на небе ни облачка.
Только отошел от лечебницы Святой Августины, и сразу со двора вынырнул человек, прятавший руки в карманах просторной куртки.
– Ну? – обернулся я к нему.
– Все спокойно, – ответил Ловкач и многозначительно добавил: – Относительно.
– Стража не беспокоила?
– Устроили пару облав без фанатизма и перегибов. Нас предупредили заранее, убытки минимальные.
– В ресторации шерстили?
– Нет, сыскари в доме напротив трутся, тебя караулят.
– Стража или надзорная коллегия?
– Стража.
– В «Гнутом вертеле» что? – спросил я, ни на что особо не рассчитывая.
– Тишина, – ожидаемо разочаровал меня Якоб Ланц. – Дега бесится, все тебя разыскивает.
– С целью?
– Корабль в порт пришел, и что-то там с грузом не клеится.
– Бесов праздник! – выругался я и задумался, не стоит ли прямо сейчас отправиться в порт, но в итоге решил не торопить события. – Передай Клаасу, встречусь с ним в «Сломанной марке». И Хмурого предупреди, пусть подойдет с парой парней. – Посмотрел на часы и решил: – Буду там в девять.
– Что-то еще?
– Нет, беги. – Я хлопнул его по плечу и зашагал по улице.
Покрутился по округе, проверяя, нет ли хвоста, потом поймал раннего извозчика и велел ехать на дворцовую площадь. Там надолго задерживаться не стал и сразу спустился в «Хромого циркача», который, несмотря на столь ранний час, был уже открыт.
Или же был открыт еще? Впрочем, неважно.
Главное, что он работал вчера, когда я заявился туда с ворованным трактатом и попросил заглянувшего вскоре на огонек вербовщика разузнать, у кого из братьев на руках сейчас должно находиться это сочинение Жака Фебе. Тот, разумеется, не преминул высказать все, что он обо мне думает, но в просьбе отказывать не стал.
И то хлеб.
Морщась от боли в потянутых вчера мышцах, я с парой кружек пива уселся за свободный стол, коих, несмотря на ранний час, оказалось не так уж и много, и огляделся по сторонам.
Публика, надо сказать, подобралась тут весьма и весьма приличная: писари и невысокого ранга чиновники на выпивку не налегали и степенно завтракали перед выходом на службу. С кухни тянуло аппетитным запахом стряпни, меня замутило от голода, но больше я ничего заказывать не стал, выставил одну кружку перед собой, вторую напротив и откинулся на спинку деревянной лавки.
Не пузо набивать сюда пришел, совсем не за этим.
Убедившись, что никому нет до меня никакого дела, я достал втихаря переданный буфетчиком конверт, вынул из него сложенный вдвое лист, пробежался взглядом по ровным строчкам донесения и озадаченно сдвинул на затылок кепку.
«Трактат о Высших и способностях оных порождений Бездны, написанный мастером-экзорцистом Жаком Фебе на основе личных наблюдений и бесед с адептами еретического учения Единения» числился утерянным в драгарнской миссии ордена Изгоняющих. И что интересней всего – брат-экзорцист, бравший его последним, еще до обнаружения пропажи был отправлен на обучение в Акраю, где он и пребывает до сих пор.
Милослав Вальмеш тридцати шести лет от роду, уроженец Кланицы. После войны получил назначение в драгарнское захолустье и ничем выдающимся там себя не проявил. Проживает в странноприимном доме при семинарии ордена.
«Ха!» – едва удержался я от победного выдоха.
Вот и первая зацепка! Вот человек, который сможет пролить свет на творящуюся последнее время бесовщину!
Я убрал записку в конверт, сунул в карман и, оставив на столе нетронутое пиво, поднялся на улицу.
Зацепка – это хорошо, но прижать экзорциста будет не так-то просто. Тут надо либо официальный ход делу давать, либо…
Я недобро рассмеялся и махнул рукой проезжавшему по бульвару извозчику.
Начинать официальное расследование? Смешно…
Экзорцист вышел на площадь Святого Николаса Слепца, когда часы на башенке соседнего молельного дома начали отбивать восемь. Звенели нашитые на кожаное одеяние и широкополую шляпу серебряные колокольцы, вызывающе скрипела кожа, цокали набойками остроносые сапоги, но никто даже глазом не повел.
Да иначе и быть не могло: в окрестностях странноприимного дома семинарии ордена Изгоняющих все давным-давно привыкли и к обычным монашеским одеяниям, и к кожаным плащам, полумаскам и шляпам братьев-экзорцистов.
На этом и строился мой расчет.
Ведь шел не экзорцист, шел опальный официал ордена Себастьян Март.
Подождав, пока разойдутся после службы из молельного дома прихожане, я пересек площадь и решительно поднялся на каменное крыльцо странноприимного дома. Спокойно миновал закуток привратника и по скрипучей лестнице поднялся на второй этаж. Там отыскал нужную дверь и, опустившись на одно колено, в два счета вскрыл немудреный замок прихваченным с собой воровским инструментом.
Оказаться застигнутым на взломе я нисколько не опасался – занятия в семинарии начинались в семь утра, поэтому даже самые отъявленные лежебоки из числа местных обитателей давно должны были разбрестись по учебным аудиториям и библиотечным залам.
Много времени обыск выделенной Милославу Вальмешу комнатушки не занял. За исключением белья и запасного комплекта одежды других пожитков у брата-экзорциста не оказалось вовсе.
Никаких тайников, ничего предосудительного.
Ожидаемо, да?
Поневоле поверишь, что это именно для него были сняты апартаменты в «Гнутом вертеле». Можно читать запретные книги, можно их там хранить. И никакого риска разоблачения. Ну, почти никакого.
И все же я был несколько разочарован. Обычно, осмотрев любое обиталище, удается пусть и не забраться в голову его владельца, но отнести к той или иной категории, а здесь – ничего. Даже если человек раз за разом приходит в такую вот каморку просто провести ночь, он понемногу переделывает ее под себя, оставляет следы своего присутствия, тут же – словно келья аскета. Все столь правильно и выхолощено, как если бы накануне здесь сотворили некий идеальный порядок.
Непонятно.
Но ломать голову над этой загадкой я не стал. Вместо этого быстренько выскользнул в коридор и покинул странноприимный дом через черный ход. Потом вновь вышел на площадь и вот уже там задумался, как быть дальше.
Попытаться разыскать Милослава в семинарии? А что дальше? Он ведь не какой-нибудь простачок, он просто обязан быть матерым волчарой. Двадцать лет в ордене – это просто колоссальный опыт.
Выходит, придется брать его жестко, даже очень жестко, и потрошить со всем усердием, чтобы даже помыслить о вранье не мог. Одному мне такое провернуть не по силам, но не беда – ребята Хмурого подсобят.
А раз так, для начала с Хмурым и повстречаюсь. К тому же Клаас по пустякам паниковать не станет; если передал, что с товаром проблемы, значит, дело серьезное.
Решив продолжить поиски экзорциста после обеда, я отправился к дожидавшейся меня на соседней улице карете, но почти сразу неведомым наитием уловил уткнувшийся в спину взгляд. Нехороший взгляд, недобрый.
Слежка?!
Замедлив шаг, я свернул к тележке уличного торговца, кинул на прилавок медную монетку и взял насаженную на деревянную шпажку жареную креветку. Как бы между делом окинул площадь внимательным взглядом, но не сумел приметить никого и ничего подозрительного.
А между тем ощущение чужого взгляда только усилилось.
Видеть, как я вломился в комнатушку Вальмеша, не могли – значит, ждали?
Но кто и кого?
Впрочем, неважно, пока неважно. Сейчас главное – унести отсюда ноги.
Решив перед возвращением к карете для начала избавиться от хвоста, я двинулся по направлению к порту, но сразу юркнул в первый попавшийся на глаза переулок и рванул прочь. Распугав кошек – бесовы колокольцы! – добежал до соседнего дома, повернул за угол и юркнул в распахнутую калитку глухого дворика.
Только юркнул – и сразу сиганул в сторону, уловив краешком глаза некую странность, которую толком и осмыслить-то не сумел. Просто среагировал на чистом инстинкте – и все.
А вот невесть откуда взявшийся мужичок с дубинкой на миг замешкался, удар длинной палки пришелся вскользь и лишь сорвал у меня с головы весело звякнувшую серебром шляпу.
Я ткнул противника в глаз деревянной шпажкой, быстро развернулся к калитке и шагнул к неприметному господину средних лет, заскочившему с улицы. Без затей пнул его по голени, и металлическая накладка остроносого сапога легко перебила кость.
Обезноженный преследователь покатился по земле; я заученным движением выхватил из-под кожаного одеяния шило, но от нахлынувшего внезапно ощущения неправильности на затылке вдруг зашевелились волосы.
Ни первый, ни второй преследователи не вымолвили ни слова, не издали ни звука. Словно я не живых людей изувечил, а мертвецов ходячих или големов глиняных.
Что за бесовщина?!
И тут раздались негромкие аплодисменты. Тихие и совершенно неуместные.
Я потряс головой, и у меня с глаз будто пелена спала.
Двор оказался заполнен людьми, и преследователи все подходили и подходили. Безликие, с зашитыми суровыми нитками глазами и ртами, отрезанными ушами.
Обернулся, а пытавшийся приложить меня дубинкой парень спокойно выдернул из века заостренную деревяшку и слепо уставился на меня, будто сторожевой пес на воришку. Остальные заполонившие двор бесноватые – тоже.
Вот дадут им команду и полетят клочки по закоулочкам. Мои клочки, не чьи-нибудь!
Но команды не дали.
– Право, Себастьян, ваше упорство достойно восхищения! – направился ко мне абсолютно нормальный с виду господин лет тридцати пяти. – Вот уж не думал, что вы сумеете отыскать меня так скоро!
– Милослав Вальмеш, полагаю? – уточнил я, снимая с лица кожаную полумаску.
Экзорцист удивленно склонил голову, а потом вдруг повторил за мной:
– Милослав Вальмеш? – и рассмеялся нездоровым нервным смехом. – Вовсе нет, Себастьян! Вовсе нет!
И у меня в голове словно мозаика сложилась.
Щегольские усики, дорогой камзол с серебряными пуговицами, шляпа с пышным белым пером, кольца и перстни – все это наносное. Значение имели лишь глаза да знакомая складка в уголке рта.
– Марк Бонифаций Тарнье! – выдохнул я, неожиданно опознав в щеголе тринадцать лет назад сгинувшего в Драгарне младшего экзорциста ордена Изгоняющих.
И не сгинувшего даже, а захваченного в плен тамошней контрразведкой.
Вот оно как…
– Меня давно уже так не называли, – улыбнулся Марк, – но да, это я. Собственной, так сказать, персоной.
– Учитывая обстоятельства, – обвел я рукой заполонивших двор бесноватых, – не могу сказать, будто рад видеть тебя в добром здравии.
Экзорцист пожал плечами, и бесноватые вдруг расступились, освобождая мне проход. Двигались они при этом столь естественно и синхронно, словно были конечностями единого живого существа.
– «Тихое место» – твоя работа? – предположил я, сопоставив одно с другим.
– Предлагаю обсудить это по дороге, – произнес Марк и предупредил: – Думаю, шило тебе лучше с собой не брать.
Я кинул оружие на землю и уточнил:
– По дороге куда?
– В порт, – объявил экзорцист. – Здесь слишком многолюдно, а силы мои, увы, не безграничны.
– Что ж, – хмыкнул я, – давай прогуляемся до пирса. – И первым двинулся со двора.
Марк зашагал обок, и рассыпавшиеся вокруг нас бесноватые потащились следом, словно парадный эскорт. Точнее – окружившая загнанного зверя свора.
– Надеюсь, ты не наделаешь глупостей? – улыбнулся экзорцист.
– Не раньше, чем получу ответы на свои вопросы.
– Вот и замечательно. – Марк поправил свою щегольскую шляпу и с выражением произнес: – Мне бы не хотелось расстаться с тобой раньше времени. Нам так много надо с тобой обсудить!
– Всецело с этим согласен.
– Вижу, ты не очень удивлен, встретив меня живым?
– Никогда до конца не был уверен, что ты мертв.
Экзорцист странно глянул в ответ и глухо произнес:
– Знаешь, первые годы я был очень зол на тебя. Очень зол. – Он справился с эмоциями и продолжил уже совершенно ровным голосом, который, впрочем, так и сочился ядом: – Но потом задумался, а как бы поступил на твоем месте сам? Стал бы выручать попавшего в ловушку юнца или сбежал с его девушкой? Знаешь, в итоге я пришел к выводу, что ты поступил совершенно верно. И стал злиться уже на себя. За то, что надеялся на чудо и ждал спасения, а не взял судьбу в собственные руки с самого начала…
Я обреченно вздохнул и оборвал собеседника:
– Марк, меньше всего меня волнует, что с тобой стряслось в Драгарне. Таковы издержки нашей профессии. Не ты первый, не ты последний. Всем нам пришлось несладко.
– С этим утверждением сложно поспорить, – неожиданно согласился со мной экзорцист. – Так что ты хотел узнать?
Обветшалые жилые дома остались позади, и перед нами раскинулась серо-синяя гладь моря. С одной стороны возвышалась ограда нового порта, с другой – глухие стены пакгаузов, а позади рассыпались бесноватые, поэтому пришлось вслед за Марком идти на заброшенный пирс.
– Зачем тебе все это? – спросил я, встав на самом краю обветшалого причала и глядя на волны, лениво плескавшиеся внизу.
– Что все? – прикинулся Марк, будто не понял вопроса.
– Тебе процитировать высказывание одного монашка об Осквернителе?
– Ах, ты об этом! – протянул экзорцист и рассмеялся: – Ну, надо же как-то устраивать свою жизнь.
Я уставился на него в полном недоумении:
– Прости?
Марк лишь плечами пожал.
– Не буду скрывать, в Драгарне нас крепко прижали, – доверительно поведал он. – Эта кровавая сука Беатрикс своим переворотом спутала все карты. Представь, простого доноса стало достаточно, чтобы отправить человека на костер! Пришлось перебраться в Акраю, благо были выходы на нужных людей.
– Неужели еретики действительно заинтересованы в рождении Осквернителя?
– Осквернитель им и даром не сдался, – фыркнул собеседник. – Мой тебе совет, Себастьян, не плоди лишних сущностей.
– Только не говори, будто не причастен к похищению дочери Густава Сирлина и сына Ричарда Йорка! У одной в душе Тьма, у другого в крови Скверна! Не об этом ли писал Сквернослов?
– Себастьян, Себастьян! Твои слова мне как елей на душу! – театрально закатил Марк глаза. – Себастьян Март ничего не понимает и, подобно слепому котенку, тыкается из стороны в сторону! Это ли не чудо?
Я не обратил на издевку никакого внимания и спросил:
– Берту зачем похищать было? Решил мне досадить?
У Марка дернулось левое веко, он отвернулся к морю и покачал головой:
– Ты слишком много внимания уделяешь собственной персоне.
– Ой ли? – Я глянул вниз, где под ногами накатывали на камень невысокие волны и, предчувствуя скорое окончание беседы, задал очередной вопрос: – Марк, ты ведь местный уроженец?
– Да, – кивнул Марк, глядя вдаль. – А что?
Я не ответил, я ударил его ножом, метя в печень.
Ударил – и рука словно в тиски угодила. Тонкие пальцы экзорциста вслепую стиснули запястье почище стальных кандалов, и как-то сразу стало ясно, что силой высвободиться можно и не пытаться.
– Хотел напомнить, что для местного жулья предложение прогуляться на пирс звучит крайне двусмысленно? – спросил Марк, заставляя поднять перехваченную руку. Он оценивающе поглядел на торчащий из моего кулака вниз и вперед клинок изогнутого пахартского ножа и покачал головой: – Нет, Себастьян, я давно уже не тот наивный юнец, которого ты бросил на произвол судьбы. Тебе и не снилось, через что мне пришлось пройти, ты и представить себе не можешь мои нынешние возможности…
Я скривился от боли, но все же нашел в себе силы улыбнуться.
– Ну, с язычниками тебе общаться точно не доводилось, – с усмешкой выдавил из себя.
– И что с того? – нахмурился Марк.
– Забудь. – Я крутанул кистью, и коварный пахартский клинок своим загнутым кончиком дотянулся до запястья экзорциста и легко, словно бритва, распорол кожу и сухожилия. От неожиданности и боли пальцы Марка разжались, а уже в следующий миг мы сорвались с пирса и рухнули в набегавшие на причал волны.
Взметнулись брызги, мутная вода накрыла с головой; я поспешно оттолкнулся от экзорциста и нырнул, спеша уйти на глубину, прежде чем до меня доберутся сигавшие вслед за нами в море бесноватые.
И ушел – да, ускользнул от них. Не учел лишь, что тугие серебряные застежки будут скользить под пальцами, никак не желая расстегиваться, и кожаное одеяние камнем потянет ко дну.
Или же прямиком в Бездну?
Бесов праздник…