1
Беда не приходит одна.
Банальность? Банальность.
Да только так обычно оно и случается. Стоит лишь дать слабину, и одно неминуемо цепляется за другое, другое за третье – и оглянуться не успеешь, как погребет под собой настоящий обвал мелких неприятностей, серьезных проблем и глобальных потрясений.
Черная полоса.
И попробуй тогда доберись до белой! Будто в водоворот затягивает и на самое дно тянет. Чтоб уж наверняка не выплыл.
Простите, Святые, за грех уныния, просто сил уже никаких не осталось!
Сначала покровительства тайной службы лишился, потом доверие ордена Изгоняющих потерял, а теперь и с деловыми партнерами трения начались!
Ну а как им не начаться, если Шарль Фаре позволил зарезать себя какой-то малолетней шлюхе? Большинство договоренностей на этого развратника завязано было!
Леопольд так и не объявился, Луиза Гольц тоже как в воду канула. Отец Вильям волком при каждой встрече смотрит, а Карл Вадер и вовсе весь город с ног на голову перевернуть требует, будто я нарочно саботирую расследование и не понимаю, сколь важно отыскать дочь Густава Сирлина, прежде чем тот решит заняться ее поисками самолично!
Одно к одному, одно к одному!
Новый бес в душе, убийство Попрошайки, браслет этот клятый!
И предчувствия все больше недобрые. Никогда особой сентиментальностью не отличался, но последние дни нет-нет да и всплывут в памяти былые подельники.
Ухмыляется Леон, хмурится Ричард Йорк, собачатся Гуго и Валентин, по обыкновению своему уткнулся в книгу Марк Бонифаций Тарнье.
Все они давно мертвы, разве что экзорцист сгинул без вести, но так и кажется, что подойдет сейчас кто-нибудь из них со спины, да и спросит: «А не зажился ли ты на белом свете, дружище? Мы-то давно уже там…»
И что тогда отвечать, а?
Я с ненавистью глянул на серебряный браслет, охвативший левое запястье, проглотил уже готовое сорваться с губ ругательство и поднялся с колен.
Пора было ехать на кладбище.
– Себастьян, – придержал меня за руку священник, – в последнее время на вас просто лица нет.
– Дел навалилось, отче, – ответил я, – только и всего. Пройдет.
– Все когда-нибудь проходит. Но, если захотите поговорить об этом, всегда можете на меня рассчитывать.
– Разумеется.
– И вы не заказали заупокойную молитву по господину Фаре…
– Он был дрянным человеком, отче, – прямо заявил я, ощутив приступ дикой злобы на своего беспутного подручного. – Плохо жил и плохо умер. Он всех подвел.
– Но бессмертие души…
Я придвинулся к священнику и тихонько произнес:
– Не думаю, что заупокойная молитва спасет его душу от падения в Бездну, даже если ее разом прочитать во всех молельных домах Акраи. Он был очень дурным человеком, святой отец. – Сказал и отправился на выход, спиной ощущая неодобрительный взгляд собеседника.
Да и пусть его. В своей правоте я нисколько не сомневался.
О мертвых либо ничего, либо хорошее? Отлично! Тогда помолчим.
Прохладный полумрак молельного дома сменился зноем летнего полдня; зависшее в полудне солнце опалило кожу совсем уж неласковым жаром, и легкая полотняная рубаха моментально промокла от пота.
Лето! Раскаленные мостовые в центре, вонь тухлой рыбы и нечистот на окраинах. А ведь совсем рядом, просто рукой подать, – открытое море.
Свежесть, прохладный ветерок, свобода.
Уйти в море? Уйдешь тут, пожалуй… Если только прямиком на дно.
Я уже привычно пробежался кончиками пальцев по серебряным щиткам браслета и раздраженно махнул рукой дожидавшимся меня охранникам, которые сидели на корточках у стены соседнего здания, прячась в его узкой тени от палящих лучей недобро скалившегося с безоблачного неба солнца.
Браслет, все этот клятый браслет. Окольцевали, будто зверя какого…
– Куда сейчас, мастер? – спросил Ори, распахивая дверцу подогнанной кареты.
– На кладбище же велели… – напомнил ему сидевший на козлах Гастон, обмахивая раскрасневшееся лицо соломенной шляпой. – Похороны на час пополудни назначены, как раз доберемся…
– Да, езжай сразу на кладбище, – подтвердил я и забрался внутрь. Вытащил из дорожного ящика плоскую бутылочку с полынной настойкой, выдернул пробку, глотнул.
Горько, будто лекарство принял.
Лекарство и есть.
Я поскреб ногтем потемневший в паре мест серебряный щит браслета и вдруг ощутил нестерпимое желание плюнуть на все и завалиться в Берте.
Но – нельзя. Да и не дело похороны Фаре пропускать.
Слишком много нужных людей на кладбище соберется, чтобы это мероприятие игнорировать.
Когда карета затряслась на загородной дороге, я повязал шейный платок и нехотя снял с вешалки черный сюртук.
Упрею на солнце, но куда деваться? Нельзя правила приличия нарушать.
Бесов праздник, как же Фаре сдох не вовремя! Хотя бы декаду еще небо покоптил…
Карета остановилась, Ори распахнул дверцу и оповестил меня:
– Приехали.
– Вижу, что приехали, – буркнул я, взял себя в руки и вздохнул: – Ладно, ждите здесь.
Сам прихватил трость, прошел в кладбищенские ворота и сразу свернул на тенистую аллею, засаженную кленами и липами. Среди деревьев гулял легкий ветерок, жара отпустила, и дышалось здешним чистым воздухом на удивление легко; невольно даже закралась мысль, что живым сейчас остается лишь позавидовать мертвым.
В городе – духота и зной, здесь – свежесть и прохлада.
Будто из преисподней на прогулку выбрался. А все наоборот, да…
– Мастер Шило! – окликнул меня сидевший на скамейке в тенистом уголке аллеи Хмурый. – Присаживайтесь! Успеем повялиться на солнцепеке.
Я опустился рядом с подручным и поморщился, не скрывая досады:
– Шарлю стоило бы дважды подумать, когда он выбирал место для похорон.
– Когда это он думал о ком-нибудь, кроме себя? – резонно отметил головорез.
– Но не на холме же! – Я махнул рукой и уже на полном серьезе спросил: – Ты проверил обстоятельства его смерти?
– Девчонка была новая, из приличной семьи. Уж не знаю, как там все случилось, но по всему выходит, что ткнула она его наугад, куда придется. А пришлось в сонную артерию. Шарль истек кровью в считаные мгновения. Поговорить бы с этой дурехой, да она, когда поняла, что натворила, в окно кинулась и, как на грех, на ограду напоролась.
– Сама кинулась или помогли?
– Вроде сама.
– Следы насилия?
– Многочисленные, – подтвердил Хмурый и пояснил и без того очевидную вещь: – На ней, не на Шарле.
– Понятно. Значит, случайность?
– Да какая случайность? – с отвращением протянул головорез. – Давно все к тому и шло.
– Тоже верно, – согласился я, оперся на трость и поднялся на ноги. – Идем, нехорошо опаздывать.
– Шарлю уже все равно.
– Ему – да, остальные нервничать будут.
Уж в этом сомневаться не приходилось: в траурной одежде на таком солнцепеке долго не выстоять. А кладбищенский парк хоть и подходил к холму, но на склонах деревья не росли, и засыпанные гравием дорожки петляли там меж раскаленных на солнце надгробий. И только уже на самой вершине маячили фигуры людей – черные, словно стая слетевшихся на падаль стервятников.
Хорошее место Фаре выбрал. Хорошее – да, но зачем ему такой обзор из могилы?
Не понимаю.
С трудом подавив желание ослабить шейный платок, я растянул губы в скорбной улыбке и по солнцепеку принялся взбираться на самую кручу. Там выразил соболезнования родне покойного, после отошел к коллегам, но о делах говорить не стал, молча замер на краю могилы и начал внимать словам затянувшего бесконечную речь священника.
Правда, просил я Святых вовсе не о хорошем посмертии для Шарля Фаре, просил ниспослать нам хотя бы одно-единственное облачко.
Остальные, подозреваю, тоже.
В ресторацию вернулся совершенно разбитым. Заскочил в апартаменты переодеться, затем спустился в обеденный зал и выдернул в коридор Клааса, занятого организацией поминок.
– Все приглашенные собрались? – спросил у помощника.
– Из наших – все. Только Живица пока не видно.
– Пошли за ним кого-нибудь, – распорядился я, не желая затягивать начало мероприятия.
– Отправлю, ага, – кивнул Дега и неуверенно потеребил кожаную обложку планшета. – Мастер…
– Ну?
– Может, мне стоит заняться делами Шарля? Корабль с опиумом придет со дня на день…
Я покачал головой:
– Нет, на тебе и без того нищие.
– Но…
– С опиумом разберусь сам, – отрезал я. – И пошли кого-нибудь за Майло, не тяни.
Клаас отправился выполнять распоряжение; я прошел в обеденный зал и принялся ходить меж столов, на правах хозяина приветствуя публику. Здесь родни не было, здесь соболезнования в связи с тяжелой утратой приносили уже мне.
Я печально улыбался, кивал и выискивал взглядом нужных людей. Этим жал руки и как бы между делом сообщал, что, несмотря на смерть Шарля, все договоренности остаются в силе. Впрочем, собравшиеся это понимали и без всяких напоминаний, проблемы намечались с теми, кто на поминки явиться не удосужился.
Ну, да их время еще настанет.
Дега приблизился, когда гости уже начали расходиться.
– Мастер, – прошептал он мне на ухо. – На пару слов…
Я промокнул губы салфеткой и вслед за помощником отошел от стола.
– Ну? – поторопил там помощника.
– Насчет Живица… – пробормотал Клаас.
– А где он, кстати? – огляделся я, припомнив, что законник на поминках так и не появился.
– Он мертв, – прошептал Дега. – Убит.
– Что? – выдохнул я. – Что ты сказал?!
– Он убит…
Бокал в моей руке жалобно хрустнул и по ладони потекло вино. Я стряхнул осколки на пол и, не обращая внимания на всполошившихся гостей, зашагал на выход.
– Карету! – прошипел, обернувшись к помощнику. – Быстро!
Клаас рванул вслед за мной и сбивчиво зачастил:
– Не стоит, мастер! В его конторе сейчас полно легавых!
Еще и в конторе?!
Я пинком распахнул дверь и поспешил на задний двор.
Майло Живиц был моим святым-хранителем. Компромат зачастую сам по себе ничего не значит и никого не интересует, важно умение правильно преподнести его нужным людям. Законник на этом собаку съел, и без него я остался с кучей бумаг, которые не так-то просто будет пустить в ход, возникни в том нужда!
Майло, Майло, ну как же так…
У конторы законника и в самом деле оказалось не протолкнуться от стражей порядка. Удивляться этому не приходилось: и казармы рядом, и канцелярия дознавателей прямо напротив. Да и сам Живиц слыл фигурой в некоторой степени даже легендарной. Не раз и не два приходилось слышать, как его именем умудренные опытом следователи стращали своих начинающих коллег.
Кто по делу здесь, кто позлорадствовать пришел, а некоторые наверняка пытаются разнюхать, от кого теперь получать мзду.
Но не важно. К бесу их всех!
Выбравшись из остановившейся поодаль кареты, я обернулся к Клаасу и потребовал:
– Найди кого-нибудь, кому мы платим. Я хочу знать все.
– Хорошо, – озадаченно вздохнул Дега и отправился на разведку.
Сам я в толпе толкаться не стал и поднялся на крыльцо соседней конторы. Увидел, как растерянных охранников Живица прямо на улице опрашивает незнакомый чернявый тип, и сделал мысленную пометку переговорить с ними самому. Сделал – и позабыл об этом, как только на глаза попалась необъятная фигура Ференца Ольтера.
Тот тоже заметил меня, кивком указал вдоль улицы и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, поплелся к перекрестку. Я подождал, пока он выберется из толпы, затем сбежал с крыльца и пристроился рядом.
– Зачем вы здесь, мастер Шило? – пропыхтел толстяк.
– Помимо того что Майло выполнял для меня некую работу конфиденциального характера, – витиевато ответил я, – его смерть – большая утрата для всех нас…
– Для жуликов-то? – хмыкнул Ференц. – Это точно! Кто теперь будет подтирать вам зад?
– Не стоит так о покойнике.
– А разговор не о покойнике, – прищурился дознаватель, влажным платочком промакивая обильно струившийся по толстым щекам пот. – Разговор о вас. Что-то вокруг вас, мастер Шило, в последнее время люди мрут как мухи. Не к добру это.
– Что случилось с Майло? – напрямую спросил я тогда.
– Неудачное ограбление, – удивил меня толстяк. – Остался ночевать в конторе, какой-то лиходей забрался через окно, да и пырнул его ножичком. Жизнь человека загубил, а навару – на ломаный грош.
– Полагаете, неудачное ограбление?
– Так будет написано в отчете, – гулко хохотнул Ольтер. – Но вам-то что с того? Вам бы своими проблемами озаботиться.
– А у меня проблемы?
– Преогромные, – кивнул Ференц.
– Просветите? – облизнул я губы, невольно подумав о скором прибытии в порт корабля, под завязку набитого контрабандным опиумом.
– Кто-то серьезно невзлюбил вас, мастер Шило. Кто-то со связями. – Старший дознаватель ступил в тень ближайшего дома и многозначительно добавил: – И знаете, семена упали на благодатную почву. Вы зарвались, мастер Шило, и потеряли всякий страх. Не уважаете тех, кого следует уважать, и дружите с теми, с кем дружить не стоит.
– Есть возможность как-то переломить ситуацию? – спросил я, прекрасно понимая, что этот разговор затеян вовсе неспроста.
– В этой жизни нет ничего невозможного, – прямо ответил Ольтер. – Но время… Времени для маневра почти не осталось. Пусть руководство Стражи кушает у вас с рук, а прокурорские и судейские из Дворца Правосудия скуплены на корню, да и в магистрате друзей хватает, но сейчас от них мало что зависит. Решение будут принимать другие – те, для кого деньги не имеют никакого значения.
– Деньги для всех имеют значение, – возразил я.
– Зачем довольствоваться подачками, если можно забрать все? – резонно заметил толстяк. – Уж не знаю, кому вы отдавили больную мозоль, но маховик запущен, и золотом его не остановить. Все решат связи.
Я внимательно посмотрел на собеседника и осторожно произнес:
– У вас, полагаю, связей хоть отбавляй…
– У меня? Что вы! – рассмеялся Ольтер. – Нет, мастер Шило, я маленький человек. Я не полезу в такое гиблое дело даже за все золото мира. – Толстяк вытер выступившие на глазах слезы и уже на полном серьезе добавил: – Но вот Якоб Ланье точно не позволит бросить в кутузку по какому-нибудь надуманному поводу полезного ему человека. Понимаете меня?
– Вряд ли человеку с улицы реально попасть на прием к главе надзорной коллегии, – забросил я крючок, хоть и был знаком с господином Ланье лично. Не то у нас было знакомство, чтобы за помощью напрямую обращаться, совсем не то.
– А для чего тогда еще нужны друзья?
– Вряд ли нас можно назвать друзьями…
– Но мы можем ими стать, – ответил толстяк и озвучил свои условия: – Тысяча золотом, и я организую вам аудиенцию у Ланье.
– Когда?
– Да хоть завтра! – махнул пухлой ладонью дознаватель. – И не советую тянуть с принятием решения – часики тикают, знаете ли…
– Когда передать деньги? – уточнил я свой вопрос, хотя мое сердце самым натуральным образом обливалось кровью.
Тысячу? Грабеж среди бела дня!
Грабеж – да, но куда деваться? Ведь если кто-то всерьез вознамерился откромсать кусок от моего пирога, а то и вовсе подмять под себя все поставки контрабандного опиума, то проще заплатить толстяку и поделиться с Ланье, чем вновь заехать в «Тихое место». И уже не на день-два, а навсегда.
Святые, ну как же не вовремя вышел из игры Малькольм Паре!
Усилием воли я заставил умолкнуть завозившихся в глубине души бесов и поднял взгляд на дознавателя, который явно решил, будто продешевил. И точно, Ференц шумно вздохнул и предупредил:
– Тысячу крон сейчас и еще столько же в случае успешного завершения переговоров.
– Все деньги в обороте, – покачал я головой. – Окончательно рассчитаться смогу не раньше осени.
– Подстраховываетесь? – скривился Ольтер, но настаивать на своих условиях не стал. – Разумно.
– Когда передать первую сумму?
– Сегодня, в пять пополудни. Тогда уже завтра с утра организую встречу с Ланье. А с этим лучше не тянуть, знаешь ли…
– Где встретимся?
– В сквере Старого Людовика, – сообщил толстяк и указал на возвращавшегося к карете Клааса: – Твой парнишка там был, подскажет.
– Тысяча крон – это куча денег.
– Мастер Шило! Вы человек крепкий, донесете, – укоризненно произнес Ференц Ольтер и вдруг ухватил меня за ворот, притянул к себе и предупредил: – Приходи один, и смотри у меня – чтоб без фокусов!
– Никаких фокусов. – Я высвободился, оправил сюртук и усмехнулся. – И раз уж мы в скором времени станем добрыми друзьями, уделите чуть больше вашего драгоценного времени расследованию убийства Майло. В качестве дружеской услуги.
– Всенепременно, – пообещал старший дознаватель, по-приятельски похлопал меня по плечу и заковылял обратно на место преступления.
Я недобро глянул ему вслед – жадный ублюдок! – и подошел к карете.
– Ну? – спросил у Клааса.
– Впустую сходил, – признался помощник. – Все как воды в рот набрали. Может, вечером удастся что-то прояснить.
– Ясно, – вздохнул я и хлопнул по борту кареты, привлекая внимание сидевшего на козлах Гастона. – Возвращаемся! – сказал ему и забрался внутрь.
Клаас уселся напротив и спросил:
– Чего хотел толстяк?
– Поможет нам в этом деле, – расплывчато ответил я и ослабил шейный платок. – Мне понадобится тысяча крон золотом, собери к четырем часам.
– Тысяча?! – охнул парень. – Но… – Он забарабанил пальцами по кожаной обложке планшета и засомневался: – Не уверен, получится ли…
– Уж постарайся! – рыкнул я столь жестко, что помощник даже слегка с лица взбледнул и принялся увлеченно шелестеть листами рабочих записей.
– Дега! – позвал я.
– Да, мастер?
– Ты как-то встречался с Ольтером в сквере Старого Людовика, где там его искать?
– Если с задов таверны «Жареный карась» пройти, то аккурат к пруду выйдете. Знаете, скамьи рядом с мостками, с которых уток кормят?
– Найду.
Я влил в себя очередную порцию полынной настойки, немного успокоился и в ресторацию вернулся уже собранным и спокойным, будто сама смерть.
Кто-то очень сильно пожалеет, что решил влезть в мои дела.
Очень-очень сильно. Если успеет.
Гости к этому времени уже разошлись, и за столами оставались лишь ближайшие подручные. Я налил себе вина, оглядел притихших жуликов и оповестил их о случившемся:
– Майло Живица зарезали в собственной конторе. – Сделал паузу и добавил: – Мне нужен убийца. И я не успокоюсь, пока не заполучу его скальп. Это неуважение. Убийство Майло – это неуважение всего нашего сообщества. И безнаказанным оно остаться не может.
– Заняться этим? – спросил Хмурый.
– Уже занимаются. Просто поспрашивай людей, пусть движение начнется.
– Сделаю.
– Уверены, что толстяк нам поможет? – влез в разговор Дега.
Я его вопрос проигнорировал и в свою очередь спросил:
– Что с деньгами?
– Порядок, – успокоил меня помощник, – но, возможно, придется отложить платеж по ссуде…
– Не пойдет, – отрезал я и незаметно кивнул в сторону Сурка: – Потряси его, пусть раскошелится.
– Попробую.
– Сделай!
– Живиц был еще тот сукин сын, – заявил тут Ловкач, – но он был полезный сукин сын!
– Наш сукин сын, – поправил его Марти. – И этого уже достаточно.
– А мне Майло нравился, – вздохнула Вероника, ее пышная грудь колыхнулась, и бриллиантовое ожерелье сверкнуло россыпью искр. – И к девочкам он хорошо относился…
Начался обычный треп, какое-то время я поддерживал разговор, потом опустошил бокал и достал часы.
– Дега! – позвал помощника.
– Да, мастер? – подошел тот.
– Деньги.
– Одну минуту. – Дега выбежал из зала и вскоре вернулся, не без труда таща кожаный дорожный саквояж. – Вот. – Он передал мне свою увесистую ношу, тихонько прошептал: – Тысяча до последней кроны, ага. – И уже обычным голосом предложил: – Могу донести.
– Нет, – отказался я. – Еду один.
– Один? – всполошился помощник и прошептал: – С такой-то кучей золота?!
– А что со мной может случиться? – хмыкнул я. – До «Жареного карася» довезут, а в сквере всегда зевак полно.
С этим Клаас спорить не стал.
– Так-то да, – пробормотал он, тяжко вздохнул и спросил: – Точно не понадоблюсь?
– Нет.
– Хорошо, тогда распоряжусь насчет кареты.
– Иди.
Я налил себе вина и оглядел притихших подельников.
– За Шарля и Майло! – поднял бокал.
Все выпили, я в очередной раз посмотрел на часы и вдруг понял, что просто тяну время, не желая расставаться с деньгами. За здорово живешь отвалить толстяку тысячу заработанных потом и кровью крон – как серпом по известному месту!
И это плохо. Не с последним ведь расстаюсь, а голова, она одна. Раз снимут с плеч – и все, не пришьешь обратно. Совсем, видать, быт заел. Будто обыватель какой, право слово.
Обыватель не обыватель, но если корабль с опиумом задержится, небо с овчинку покажется. А ведь море – стихия непредсказуемая; останусь без товара – конец, уже не выплыву. Слишком много на эту карту поставлено. Никогда себе такого не позволял, и вот оно как вышло.
Бесов праздник!
Нервы, это все нервы. Завалиться бы к Берте, да нельзя.
Нельзя, нельзя, нельзя!
Ничего нельзя, беса в душу! Обложили, как есть со всех сторон обложили.
Поймав озадаченные взгляды подельников, я заставил себя улыбнуться и поднял с пола увесистый саквояж.
– Вынужден вас оставить, господа! Важная встреча. – И, отмахнувшись от расспросов, покинул обеденный зал.
К «Жареному карасю» мы подъехали без четверти пять. Выглянув в окошко, я раскрыл саквояж, полюбовался на аккуратные столбики обернутых пергаментом золотых монет и с тяжелым вздохом щелкнул застежками. Взял трость с вложенным клинком и уверенно распахнул дверцу.
Деньги – тлен. Если все пойдет как надо, эта злосчастная тысяча окупит себя сторицей, а нет – тоже не беда. Мертвецам золото ни к чему.
Какой прок от него в Бездне? Там души в цене.
– Мастер? – забеспокоился Ори, заметив мою нервозность. – Вас проводить?
– Ждите здесь, – отрезал я и зашагал к «Жареному карасю».
Внутрь заходить не стал и свернул в неприметный закуток, где из-за покатых крыш проглядывали кроны деревьев. Узенький проход меж глухих стен вывел меня в безлюдный переулок, и я помянул недобрым словом Клааса, не удосужившегося предупредить о том, что здесь настоящий лабиринт.
Арка, вышарканные каменные ступени, замусоренный дворик, натянутые на верхних этажах веревки с выстиранным бельем. А где-то совсем рядом – стук копыт по мостовой и гул запруженного людьми сквера.
Саквояж оттягивал руку, и я даже немного запыхался, но вмиг позабыл про усталость, когда в очередной арке наткнулся на человека в широкополой шляпе и длинном плаще.
Не по погоде одежка, да и место для встречи неподходящее, печально подумал и, переложив саквояж в левую руку, поудобней перехватил трость.
– Приветствую вас, Себастьян! – добродушно улыбнулся мастер Васкес, но глаза его остались колючими и настороженными.
– Полагаю, это не случайная встреча, – поморщился я.
– Нет, – подтвердил учитель фехтования и откинул полу плаща, высвобождая из-под нее рукоять шпаги.
– Могу чем-то помочь?
– Вы мне нравитесь, честно, – произнес Васкес, – но дело есть дело. Ничего личного.
– И много вам заплатили?
– Достаточно, – отрезал бретер и обнажил шпагу. – К бою!
Я с сомнением поглядел на свою трость, потом качнул саквояж и кинул его к ногам наемного убийцы.
– Тысяча золотых, – указал на весело звякнувшую сумку. – Забирай и проваливай.
– Пусть я и новичок в городе, – покачал головой Васкес, – но я знаю, у кого можно брать деньги, а у кого нет.
– Уверен?
– Более чем!
– Тогда потанцуем. – Я демонстративно поднял трость, а потом вдруг крутнулся на пятке и бросился наутек. В прежней жизни частенько приходилось спасаться бегством, да и жулики те еще рыцари без страха и упрека, а вот для бретера этот фокус оказался полной неожиданностью.
Показать врагу спину? Позор!
Да и золото! Оставить без присмотра эту бесову кучу золота?!
В итоге, прежде чем кинуться вдогонку, Васкес промедлил мгновение или два, тем самым позволив мне оторваться на добрый десяток шагов. Впрочем, до выхода из лабиринта узеньких улочек еще оставалось бежать и бежать, когда он сократил отставание, и меж лопаток начало зудеть в ожидании неминуемого удара в спину.
Бесы побрали бы длинные ноги Васкеса!
Скатившись с очередной каменной лестницы, я поднажал, пронесся по узенькому переулку и едва не поскользнулся в грязи, поворачивая за угол. Там резко развернулся и только перехватил трость двумя руками, как следом вылетел Васкес. Вылетел – и кубарем покатился по земле, когда увесистая рукоять с хрустом врезалась ему в колено.
Устраивать фехтовальный поединок с мастером шпаги?
Вот уж и даром не надо! По старинке оно надежней…
Распластавшийся в грязи бретер оперся на свободную руку и наугад взмахнул шпагой, но я уже скользнул ему за спину и со всего маху врезал по затылку. Неожиданно резко хрустнуло; Васкес обмяк и уткнулся лицом в лужу помоев.
Я осторожно подступил к нему, попытался нащупать пульс, но нет – фехтовальщик отправился в Бездну.
Досадно, стоило бы расспросить для начала. Погорячился, но с этим неблагодарным ублюдком по-другому было нельзя. Запросто мог во мне дырок наделать.
Тут я вспомнил о золоте, рванул обратно и едва не опоздал: рядом с саквояжем уже отирался какой-то бродяга.
– Ну-ка брысь! – рявкнул на него, и оборвыша словно ветром сдуло.
Слава Святым! Хоть в чем-то повезло.
Я подхватил саквояж и поспешил к скверу, ломая голову над тем, кто навел на меня Васкеса. Вариантов на самом деле было немного: либо кто-то из своих, кто был в ресторации, либо сам Ференц.
Изящная комбинация, если так подумать: одним махом и от меня избавиться, и золото заполучить.
Но зачем? Какой толстяку прок от моей смерти?
Как выяснилось немного позже – никакого. Господин старший дознаватель надзорной коллегии Ференц Ольтер дожидался меня на лавочке с перерезанным горлом.
Тучная фигура перекосилась, и казалось, что толстяк просто развалился передохнуть, но остекленелые глаза, рассеченная глотка и залитая кровью одежда сразу дали понять, что ловить здесь больше нечего. И даже наоборот, надо уносить ноги, пока не поймали уже меня.
Вокруг скамьи с мертвецом толпились зеваки, где-то неподалеку слышались резкие свистки, и, не желая искушать судьбу, я зашагал прочь. Сделав крюк, вышел через дальние ворота и вернулся к «Жареному карасю» с другой стороны.
– Домой, – скомандовал охранникам, забрался в карету и кинул под ноги трость с перепачканной кровью рукоятью.
Кто-то сдал нас, кто-то свой.
Но кто именно? Кто мог знать, куда я собираюсь?
Дега, телохранители, возможно, что-то слышали собравшиеся на поминки подельники. И…
…и как вариант – сослуживцы Ольтера. Не разговоры ли Ференца со своим всемогущим шефом о моей скромной персоне стали причиной его безвременной кончины? Быть может, связи того самого «человека со связями» оказались несколько обширней, нежели предполагал толстяк?
Догадки, сплошные догадки и предположения.
И что-то подсказывало мне – дальше будет только хуже.
Надо ли говорить, что так оно и оказалось?
Стоило только выбраться из заехавшей во внутренний дворик ресторации кареты и достать с сиденья перепачканный грязью саквояж, как рядом тут же оказался один из охранников.
– Мастер, тут вас какой-то мальчонка дожидается, – озадаченно произнес громила. – Бормочет, мол, от знахарки какой-то микстура. От кашля вроде…
От знахарки? Микстура от кашля?
– Прикажете гнать взашей? – неправильно расценил охранник мою заминку.
– Нет, зови, – распорядился я и повернулся к Ори: – Разыщи Клааса и возвращайся. Гастон, жди, сейчас на Закатный рынок поедем.
Выудив из кошеля мелкую монету, я сунул ее мальчонке-посыльному, взамен получил набитый травой мешочек и, не глядя, кинул его в карету.
Сбор от кашля был весточкой от приглядывавшей за Бертой знахарки.
Ада давала знать, что стряслось нечто непредвиденное.
Но что именно?
Вернулся Леопольд или случилась очередная беда?
Ставлю на второе. Бесы!
– Мастер! – выскочил из ресторации растрепанный и запыхавшийся Дега. – Что-то случилось?
– Верни на место, – сунул я ему саквояж и, не став ничего объяснять, забрался в карету: – Гастон, едем! – крикнул кучеру и раздраженно захлопнул за собой дверцу.
