ГЛАВА 5
Ежели Стае твоей с чужой не разойтись никак,
Не горячись, в драку не рвись — жди, как решит Вожак.
Редьярд Киплинг
Империя Вальден. Рогер. 29-й день месяца граткхар
В первый же случившийся после окончания работы над фильмом выходной в гости к Тиру заявился Шаграт.
За пять лет, которые Тир занимался его воспитанием, Шаграт слегка остепенился. Или, может, наконец-то наелся? Как бы там ни было, он перестал жрать все, что казалось ему съедобным, выучил несколько цензурных слов, которые, искусно чередуя, использовал в разговорах и даже приобрел у придворных дам репутацию «милого дикаря».
Все это не мешало ему по-прежнему приходить в гости всегда, когда выдавался выходной день.
Шаграт притащил с собой целый ворох газет, в каждой из которых, естественно, было его изображение — другими газетами он не интересовался. Сначала хвастался, показывая картинки, по слогам читая подписи под мнемографиями, а потом стал ныть, требуя, чтобы Тир прочел ему статьи и заметки целиком.
Учитывая, что Шаграт не заходил в гости целый месяц — у него-то были выходные, а у Тира их не было, — газет накопилось изрядно. Но Тир после долгого перерыва был настроен на сотрудничество. Он не оставлял надежды приохотить Шаграта к чтению, так что от завтрака до обеда с грехом пополам они одолели примерно две трети пачки.
После обеда Шаграт стал ерзать, но идти гулять не захотел, и видно было, что никакие другие занятия ему тоже не в радость. Он даже шкодил как-то без души, явно для того лишь, чтобы занять время.
— Что у тебя нынче вечером? — не выдержал наконец Тир. — Свидание, что ли?
— Дурак, что ли?! — обалдел Шаграт. — Я же, как ты, — только за деньги. Суслик, а тебе Дара как?
— В смысле?
— Без смысла! Че тупой-то такой? Вокруг тебя других баб не видно, Дара только.
Договаривать он не стал, навострил оба уха и уставился выжидающе: мол, и так ясно, о чем речь.
— Дара умная, — сказал Тир. — С ней иногда бывает интересно поговорить. Это все.
— А кто ей подарки дарит?
— А кто не дарит? — парировал Тир.
И это была чистая правда.
Дара уже четыре года была замужем за Казимиром. Она приняла вальденское подданство, а Эрик подарил на свадьбу землю и баронский титул. Ничего такой подарочек, если уметь им правильно пользоваться. Дара сумела. Впервые в жизни она делала что-то для себя и на своей земле, и получалось у нее, надо сказать, отлично. Тир не раз бывал у них с Казимиром в гостях и при каждом визите с удовольствием наблюдал, как меняется баронство Гаар, превращаясь в сельскохозяйственный НИИ.
Изыскания Дары, правда, требовали денег и до сих пор окупались не полностью, так что Тир уже давно взял за правило при любой возможности дарить баронессе фон Гаар что-нибудь нужное, полезное и дорогое. Магическое оборудование для ее плантаций, климатические установки, модифицированных насекомых… Жутко много всего, оказывается, нужно на ферме нового образца.
Старогвардейцы на это смотрели-смотрели, так ничего во взаимоотношениях Тира и Казимировой супруги не поняли, но дарить подарки им неожиданно понравилось. Это было интереснее, чем дань, взимаемая их женщинами. Женщинам что нужно? Драгоценности, деньги, цветы… ну и замуж, но до такой крайности никто из Старой Гвардии еще не дошел. А Даре? Ох, сколько разного, непонятного и интересного нужно было Даре!
Она, ничуть не смущаясь, выслушивала вопрос: «Что тебе в следующий раз привезти?» И точно так же, не чинясь, выдавала список необходимого. Тиру эта черта характера весьма импонировала. Ему вообще нравились люди, которые твердо знают, чего хотят, и стоят выше предрассудков. А тут еще и ситуация была восхитительно двусмысленной: у Казимира на все, что требовалось Даре, банально не хватало денег.
Зато он ее любил. А Дара любила его. Их сыну Себастьяну было уже три года. А свое самолюбие князь Мелецкий утешал комментариями к чужим подаркам. Никогда не забывая упомянуть, что куплены они на деньги, заработанные на очередной резне. Тир давно уже заметил, что для операций, проводимых Старой Гвардией, других определений у Казимира не осталось. Только резня.
Это было плохо, поскольку создавало старогвардейцам нежелательную репутацию. К словам Казимира Мелецкого прислушивались многие, не только Дара и Себастьян. Князь был знатен, князь был влиятелен, князь был обаятелен, и в довершение всего князь лучше, чем кто бы то ни было, знал Старую Гвардию. К сожалению, попросить Казимира не болтать ерунды не было повода. Примерно в одном случае из трех он оказывался прав: деньги были заработаны на резне.
В задачу вальденских пилотов, помимо обороны своих границ и налетов на Акигардам, входил еще и контроль торговых путей над кертским царством. Точно так же, как в обязанности акигардамских пилотов входил контроль торговых путей над Вальденом. Попросту говоря, пилоты обоих государств из благородных пиратов, охотящихся в основном за чужими болидами, превратились в корсаров, выслеживающих и грабящих шлиссдарки в цветах противника.
И Казимир, кстати сказать, этой деятельностью тоже не брезговал. Разница была в том, что Старую Гвардию, обязанную всегда быть при Эрике, выпускали на охоту как породистых соколов: редко и только по особым случаям. Их целью были царские конвои, транспорты с пехотой и машинерией, поиск и уничтожение замаскированных летных полей и, конечно, купцы в цветах любых других государств, о которых стало известно, что они заключили контракт с царем кертов.
Керты в отношении Вальдена делали то же самое, но у кертского царя не было Старой Гвардии.
А за боевые вылеты, редкие, зато неизменно эффективные, император платил. Платил ровно столько, сколько старогвардейцы зарабатывали. Чья же, спрашивается, вина, что гвардии лейтенант Казимир Мелецкий зарабатывает меньше? Он проводит на границе гораздо больше времени и боевые вылеты совершает гораздо чаще. Ах, на Казимира не работает вся разведка империи? Так и на Старую Гвардию работает не вся, Старой Гвардии столько не надо, им достаточно их куратора и собственных связей среди купцов и контрабандистов.
Тир не раз советовал Казимиру задуматься над этим. Предлагал свести с полезными людьми. Только зря тратил время.
— Ты сам-то понимаешь, что несешь? — отмахивался светлый князь. — Выслушивать бред от торгашей и бандитов разной степени адекватности, а потом еще и искать в этом бреду зерно истины? Уволь, Суслик, для этого должны быть специальные люди. И не говори мне, что вы сами этим занимаетесь. У вас есть Клендерт, а у Клендерта — вся разведка империи…
Как только разговор выходил на круг, Тир его заканчивал. Это повторялось не однажды — Тир был терпелив и умел учить. Но в конце концов он убедился, что некоторые вещи Казимир то ли не может, то ли не желает понимать. Ну нет так нет. Князь — сам себе хозяин.
А Клендерт — Майр Клендерт — был всего лишь куратором. Вообще-то он не столько снабжал Старую Гвардию информацией, сколько обеспечивал Старой Гвардии безопасность. В мирное время. За прошедшие годы старогвардейцы стали слишком ценными кадрами и стали привлекать к себе слишком много внимания. Уже не только Тир фон Рауб — личный демон его величества — провоцировал немотивированную агрессию, остальные так или иначе столкнулись с попытками перекупить их, искалечить или убить — в зависимости от того, что было проще.
Клендерт за ними присматривал. Клендерт предотвращал покушения либо предупреждал о них: Тира, скажем, всегда предупреждал, чтобы не лишать законной добычи. Клендерт же в свое время подкатился к Тиру с просьбой поработать на разведку.
Мотивировка была разумная: у Старой Гвардии сложились обширные и интересные связи с купечеством, а у Тира были «определенные способности», позволяющие ему добывать информацию даже там, где ее, казалось бы, никогда и не было. Совокупность этих двух факторов, по мнению Клендерта и тех, кто направил его к Тиру с интересным предложением, должна была пойти на пользу Службе розыска и охраны. По мнению Тира, Служба розыска и охраны могла пойти сама. Не на пользу, а гораздо дальше.
Эрик, каким-то образом узнавший о состоявшемся разговоре, спросил, улучив подходящий момент:
— Почему ты отказался? Я не давлю на тебя, но мне интересно, что такого непристойного ты усмотрел в предложении послужить Вальдену?
— Я служу вам, — ответил Тир.
— Это не ответ, — серьезно заметил Эрик, — есть у тебя, Суслик, дурная привычка уходить от вопросов.
— Это ответ. — Тир улыбнулся своему императору. — Подумайте сами, ваше величество, и поймете, что это — ответ.
Эрик понял? Хотелось думать, что да, понял и больше не будет задавать подобных вопросов. Он умный человек — Эрик фон Геллет, сильный человек, он умеет летать. Он хозяин, но он не хочет считать себя хозяином.
Боится?
Нет!
…Дверной звонок еще не успел затихнуть, а Шаграт уже сорвался с места и понесся открывать.
Тир глянул на часы, пожал плечами. Вроде самое время кому-нибудь из старогвардейцев забрать Шаграта, но никогда раньше зеленый не демонстрировал такого отчаянного нетерпения. Что ж с ним сегодня-то стряслось?
— Добрый вечер, Суслик, — сказал Риттер, входя в гостиную спиной вперед.
— Мир тебе, сын мой, — поддержал Риттера Падре.
Он был к Тиру лицом и придерживал за противоположный от Риттера край нечто… громоздкое, что Риттер держал со своей стороны.
Шаграт подпрыгивал сзади, пытаясь проскользнуть в двустворчатую дверь, но даже в двустворчатую дверь никому еще не удавалось проскользнуть мимо Падре, если тот этого не хотел.
— Та-ак, — протянул Тир, надеясь, что получилось угрожающе, — что за гадость вы сюда притащили?
— Да не бойся, — поверх голов утешил его Мал, — это Шаграт тебе картину нарисовал.
— О боги, — пробормотал Тир, отступая к полуоткрытому окну, — за что мне это?
— За то, что ты одинокий, красивый и никого не любишь, — выдал Шаграт и раздулся, гордясь к месту приведенной цитатой.
В том, что это была цитата, никто не сомневался. Равно как и в том, к сожалению, что цитировались пересуды о Тире.
— Наслушался, пьянь, — констатировал Риттер, поставив «картину» в чехле у ближайшей стены, — веришь ли, Суслик, это зеленое скоро станет заправским сердцеедом. Всего месяц без тебя прожил, а уже дамский любимец.
— Суслик тоже — любимец, — Падре повел плечами, — романтичный, загадочный, красивый…
— Падший, — вставил Риттер.
— Это само собой.
— Печальный демон, — сказал Тир с сарказмом.
— Вот-вот, — Падре покивал, — ты как будто тоже за нашими дамами повторяешь. Дух изгнанья. Летаешь, знаешь ли, над грешною землей…
Он поглядел на обалдевшего Тира и довольно заржал.
— Оцени лучше подарочек!
Нормальная картина не должна была быть такой тяжелой. Но Шаграт, конечно, не мог сделать ничего нормального. Поэтому тяжести и громоздкости подарка Тир не удивился. А вот когда Падре стянул с картины чехол, не удержался от удивленного возгласа.
Такого он точно не ожидал.
Это была Блудница. Его Блудница, такая, какой она стала за прошедшие пять лет. Уже не девочка — молодая женщина, познавшая вкус крови и экстатический восторг убийства. По-прежнему не ведающая греха, по-прежнему — живое воплощение греховности.
Она полулежала, опираясь на локоть, и улыбалась поверх золотого кубка. Улыбка была тихой и загадочной, а глаза пылали безумным весельем недавнего боя.
— Ему нравится, — сказал Мал.
Тир дернул плечом, давая понять, что комментарии неуместны.
— Гляди, выделывается еще, — недовольно заметил Шаграт, — типа мы тут быдло все, а он — экстракт.
— Эстет, — терпеливо поправил Тир, отвлекаясь от созерцания Блудницы. — Спасибо, Шаграт. У тебя получилось. С кого ты рисовал?
— С Блудницы. А это всякое, — Шаграт обвел руками в воздухе выразительные и пышные формы, — это Дара. Я ж думал, ты с ней — того… Я ж не знал, что вы ничего.
— Но это не значит, что Дара мне не нравится, хм… во многих смыслах. Так что не расстраивайся… стоп! А Казимир в курсе?
Четверо старогвардейцев расплылись в абсолютно одинаковых злорадных ухмылках. Их одинаковость на четырех совершенно разных физиономиях вызывала легкую оторопь.
Совершенно очевидно, что Казимир был в курсе. И не возражал.
Шаграт написал Блудницу не на холсте, а на специальном, толстом стекле, производимом все в том же Вотаншилльском институте. Естественно, какая же магия без Вотаншилла? Сколько стоило стекло такого размера, Тир не знал даже приблизительно. Понятно, что дорого — в Вотаншилле все дорого.
Но в данном случае дороговизна себя, кажется, оправдывала. Стекло позволяло задавать любой режим освещения, любое время суток, любой угол и изнутри — превратив картину в витраж, и снаружи. А можно было просто выставить таймер, и вешай тогда эту красоту хоть в подвал — будет тебе витражное окно, за которым пройдет свой дневной круг невидимое солнце.
Тир считал такие стекла баловством… но вот убедился, что в качестве подарка баловство нечувствительно превращается в предмет роскоши.
Странно было то, что Шаграт не пожадничал. Если только не грабанул втихую какой-нибудь конвой с грузом вотаншилльской продукции. Но даже и в этом случае мог ведь продать, а вместо этого нарисовал Блудницу и подарил.
— Ладно, — Тир повернулся на пятках и оглядел всех четверых, — по какому поводу подарок?
— По такому, что сегодня ты идешь с нами, — ответил за всех Риттер.
— Тебя нужно выгуливать, — объяснил Падре, — и мы тоже хотим причаститься романтичности и загадочности. Глядишь, увидят нас в твоей компании и тоже что-нибудь этакое придумают.
Никаких, разумеется, «Серебряных башен» и прочих респектабельных заведений. Никакой светской публики. «Черепица», второсортный кабак. Двери в честь теплого вечера нараспашку — шумит пьяная толпа. Половина — пилоты, половина — не пойми кто… Нет, гляди-ка, пехотинцы. «Грифоны». Чего их сюда занесло? Кабак традиционно пилотский…
Тир, уже заходящий на посадку, резко дернулся вверх. Остальные машинально рванули за ним.
Падре покрутил пальцем у виска.
Тир кивнул и вновь направился вниз. Уже спокойно.
На всякий случай, закрыв воздухозаборник ШМГ.
Неладно было внизу. И пилоты не гулеванили, как полагалось бы к вечеру-то выходного дня. И «Грифоны» собрались там не просто так. И именно на общий эмоциональный настрой — на пьяное от крови бешенство — Тир отреагировал, начав «горку» — маневр, позволяющий в кратчайший срок разогнать ШМГ до максимальной скорости.
Хорошо еще, что вовремя остановился.
Когда пять машин Старой Гвардии одновременно, синхронно приземлились каждый на своем пятачке посадочной площадки, шум драки в «Черепице» затих.
А Тир несколько секунд приходил в себя: столько агрессии единовременно раньше забирать не приходилось.
…Идя во главе старогвардейцев сквозь расступающуюся толпу, он ощущал острую нехватку барабана.
На котором можно сидеть.
Сразу из болида — на публику. С корабля на бал… никакой подходящей личины, добавляющей ему роста и солидности, он надеть не успел, и выглядел таким, каким был на самом деле, прекрасно зная, как это смотрится со стороны: наглый недомерок, окруженный тремя здоровенными лбами.
И зеленая человекообразная обезьянка-фамильяр.
«Авторитет», лично явившийся на разборку. Тьфу, смотреть противно.
Зал был основательно погромлен. Столы перевернуты, некоторые — сломаны. Пол заляпан образцами незамысловатой здешней кухни и обильно полит спиртными напитками. Красотища!
Пройдя в центр зала, Тир приглядел уцелевший и ничем не испачканный стул. И сел, чтобы не смущать публику нормальным для пилота, но не подобающим старогвардейцу ростом.
Шаграт недолго думая тоже притащил себе стул и уселся рядом.
В кабак в форме не ходят, но всех собравшихся здесь пилотов Тир знал поименно и по званиям. Так что, немедленно выделив в толпе лейтенанта, командира крыла, выжидающе на него взглянул:
— Габиг? Что здесь произошло?
Лейтенант в должности комкрыла, строго говоря, был выше по рангу, чем рядовой гвардеец. Даже старогвардеец. И вовсе не обязан был отвечать на вопросы. Но кто в Вальдене об этом помнил?
— Бардак тут произошел, — ответил он, — Жареному два пальца сломали…
— Твою мать! — вырвалось у Риттера. — Когда успели?! Он же только сегодня с границы…
— Часа полтора назад. — Габиг не понял, был ли вопрос риторическим, и предпочел ответить. — Они еще и гулять не начали, а уже подрались.
Пальцы берегли. Руки берегли. Поэтому дрались, когда приходилось драться, непременно с кастетами. Казимир, тот вообще так обходился — ногами бил, — но то Казимир, не о нем сейчас речь.
В «Черепице», как и в паре других заведений того же уровня, облюбованных пилотами, на видном месте висели грозные предупреждения: «За сломанные пальцы проламывают голову».
Напиться, поссориться, начать выяснять отношения при помощи подручных предметов — это сколько угодно. Калечить руки — не сметь. Известное дело: оторви пилоту башку — он не сможет материться, отруби пальцы — умрет.
И вот, пожалуйста. Сразу два пальца. Не бог весть какая проблема, безусловно. Чинятся эти пальцы за десять минут, если маг возьмется, или за пару недель, если обычный медик. Но один раз починят, второй… а сбои-то накапливаются. Рано или поздно скажутся переломы, и скажутся в бою, при максимальных перегрузках, и человек погибнет из-за того, что несколько лет назад, по дурости, позволил себя искалечить.
— Жареный где? — спросил Тир.
— В госпиталь пошел, магов упрашивать.
— Кто его и почему?
— Так вон, — Габиг зыркнул в сторону недовольных пехотинцев, — стоят.
«Стояло» шестнадцать человек, и вряд ли они все вместе ломали Жареному пальцы. С «Грифонами», кстати, был их собственный лейтенант в должности командира роты. Чин на чин — все правильно. Если уж дошло до разборок на высоком уровне, но без привлечения стражи, с обеих сторон должны быть равные звания.
— Спровоцировали наши, конечно, — признался Габиг. — Вели себя вызывающе, мол, они с границы, а пехтура по тылам землю ест. Фронтовики, шило у них в заду колется. За ними в первые дни как за детьми смотреть надо, так ведь не дети уже… Подрались. Да, понимаешь, какое дело, Суслик, не в том беда, что подрались, а в том, что по пальцам специально ударили.
О как… Габиг уверен, что говорит правду. Вон аж при посторонней пехоте об официозе позабыл.
Дальше все было ясно и без объяснений. Что Падре и дал понять задумчивым:
— М-да-а…
Жареному сломали пальцы, специально или нет, пока неясно, но свидетели утверждают, что его руку прижали к столешнице и ударили по пальцам ножкой от стула. Свидетели в такой драке — штука ненадежная, они что не увидят, то додумают. Ну а в тот момент и на додумывание время не тратили: в соответствии с предупреждением на плакате той же ножкой треснули виновника по голове. Череп, конечно, не проломили — куда тем стульям против хорошего-то черепа, — но оглушили и содрали кусок скальпа. В результате — кровища, вопли: «наших убивают» и безобразное месилово, в которое вмешались, в конце концов, два лейтенанта. Причем лейтенант «Грифонов» явно привел подкрепление. Решать дело миром, по крайней мере, на первых порах, он точно не собирался.
Габиг тоже хорош: не смог прекратить драку. И это — боевой командир!
Командует, кстати, неплохо. А вот в мирной жизни оплошал.
— Что здесь делали ваши люди? — теперь Тир смотрел на «Грифона».
— А вы кто такой? — резонно поинтересовался тот.
— Тир фон Рауб. — Тир встал со стула. Рост там или не рост… не в линейных размерах счастье. — Пилот Старой Гвардии.
Он сделал паузу, ожидая, что собеседник представится. Он не давил — не та была ситуация, чтобы давить. Незачем пока… кажется.
— Рядовой гвардеец, — «Грифон» пожал плечами, — еще и лезете не в свое дело. Мы тут и без вас разберемся.
— С чем, позвольте узнать? Пилоту сломали пальцы, пехотинцу устроили сотрясение мозга. Инцидент исчерпан. Вы-то сюда зачем явились?
— Исчерпан? Два паршивых пальца за целую голову?! — Опомнившись, «Грифон» прокатил на скулах желваки и сказал ледяным тоном: — Я здесь, чтобы прекратить драку в общественном месте. Раз уж стража не рискует соваться в эту клоаку.
— Прекратить драку вам не удалось, — вежливо напомнил Тир, — ее прекратили мы. На этом я предлагаю разойтись. Вы, лейтенант, простите, не знаю вашего имени, пойдете пить в свою клоаку, а мы останемся в своей.
Это было скользкое место. И Тир знал, что оно скользкое. «Черепица» традиционно считалась кабаком пилотов, но никто не мог запретить приходить сюда кому угодно, хоть гражданским лицам, хоть пехоте, хоть даже кавалеристам. Ну и, конечно, рядовой гвардеец против командира роты… детский сад, блин.
«Грифон» открыл рот, но только затем, чтобы сказать гадость… здесь это называется: нанести оскорбление. Один черт.
Тир успел раньше.
Поймал взгляд лейтенанта и негромко, но отчетливо приказал:
— Уходи отсюда. И забери своих людей.
Он старался говорить как можно тише, но понятно было, что услышал его не только «Грифон», и вот это уж точно называется «нанести оскорбление». Решив, что семь бед — один ответ, Тир добавил. Для всех:
— Еще раз говорю: инцидент исчерпан. Чтоб больше никто к этой теме не возвращался! «Грифоны» — на выход.
— Ну все, Суслик, — пробормотал Риттер, глядя в спину уходящим пехотинцам, — ты доигрался. Эрик порвет тебя на тряпочки.
— А мы его Эрику отдадим? — удивился Мал.
— Все будет хорошо. — Падре фамильярно приобнял Тира за плечи. — Пойдем-ка к тебе в гости, Суслик, здесь все равно не прибрано. Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных — и не сидит в собрании развратителей… Господа старогвардейцы, у меня появилась интересная мысль, и мне еще интереснее, не появилось ли и у вас такой же мысли. Говорят, что в умные головы Господь посылает идеи одновременно.
— Суслика вычеркиваем. — Риттер осклабился. — Если окажется, что у нас с ним одинаковые мысли, значит, эти мысли точно не от Господа.
Мысль все-таки была не одинаковая. Хотя бы потому, что думали все на разных языках. И если Падре оперировал библейскими цитатами, то Шаграт рассуждал о «чтоб никакая сука не влезла», а остальные заняли промежуточные позиции.
Сводилось все к одному: нужно что-то принадлежащее пилотам, финансируемое пилотами и открытое только для пилотов и их гостей.
— И деньги, — дополнил Мал. — В том смысле, чтоб без процентов. Кому надо, те скидываются, а когда им надо — берут сколько надо.
— Касса взаимопомощи, — перевел Тир. — А зачем? Мал, тебе что, деньги нужны?
— Да деньги-то всем нужны. — Мал был, как обычно, рассудителен. — Нет, прямо сейчас мне не надо. Я так, вообще. Опять же Казимиру, сами знаете, всегда не хватает.
— Пенсионный фонд. — Риттер сказал, как гвоздь забил. — Вот что по-настоящему нужно. По порядку, господа. Сначала… Суслик, как ты назвал? Да, клуб. Сначала делаем клуб. А на его базе, имея соответствующее обеспечение, все, что сочтем нужным. Есть у нас деньги?
— Прямо сейчас? — слегка улыбнувшись, уточнил Тир.
Его поняли и ответили улыбками. Равно легкомысленными и предвкушающими.
Деньги? Да ради всех богов, деньги — не проблема. Добыть их гораздо проще, чем надолго сохранить.
— Э, э, — Шаграт постучал по столу бокалом, — а название?
— А как ты думаешь, зеленый? — насмешливо спросил Риттер.
— «Антиграв», ясное дело!
— Ну вот видишь. Ты сам догадался.
