— Кажется, ей дополнительное питание необходимо не меньше, чем нам, — произнес Раоден, скептически разглядывая худенькую Торину.

Для посещения Элантриса дочь Эхана выбрала простое голубое платье (которое, учитывая пышные гардеробы арелонских модниц, она скорее всего одолжила у служанки), а золотисто-рыжие волосы замотала платком.

— Веди себя с ней поприветливее, — недовольно одернула его Сарин и передала Раодену следующий ящик. — Она единственная из придворных дам, кто набрался храбрости прийти сюда. Хотя подозреваю, что мне удалось ее заманить только потому, что я попросила лорда Шудена доставить ей приглашение. Если ты ее испугаешь, больше никто не осмелится.

— Конечно, ваше высочество. — Раоден вежливо поклонился.

Казалось, что неделя совместной работы несколько смягчила принцессу, но она все еще держалась с ним холодно. Отвечала на его замечания, даже поддерживала разговор, но не желала признавать его другом.

Последняя неделя совершенно выбила принца из колеи. В Элантрисе он тратил невероятные усилия на знакомство с новым и необычным окружением, а теперь его насильно вернули в прошлое. По-своему, новое мучение оказалось даже острее. Он смирился с тем, что Элантрис — источник боли, но видеть в роли мучителей своих друзей?

Как вот сейчас. Шуден поддерживал Торину под локоток и уговаривал приблизиться к раздаче. Не по годам серьезный джиндосец был одним из ближайших друзей принца, они провели вместе долгие часы, обмениваясь мыслями о проблемах Арелона. Теперь Шуден едва замечал его, и то же самое творилось с Ионделом, Киином, Ройэлом и даже Люкелом. Они дружили с симпатичным принцем Раоденом, но знать не желали отмеченное проклятием создание по имени Дух.

И все же, как ни старался, Раоден не мог обнаружить в своей душе горечи. Он не винил их за слепоту — со сморщенной коже. й и высохшим телом он сам едва узнавал себя. Длящийся изо дня в день обман мучил его гораздо сильнее. Он не мог открыться им; новость о его чудесном избавлении от смерти уничтожит Арелон. Раоден прекрасно знал, что его популярность далеко превосходила влияние отца, так что среди народа найдутся такие, что последуют за ним даже в обличье элантрийца. Гражданская война никому не принесет пользы, а при ее неудачном окончании принц вполне может оказаться на плахе.

Так что ему оставалось только держаться в тени. Если друзья узнают о его судьбе, правда не принесет им ничего, кроме горя и смятения. Внешность и голос Раодена изменились, но манеры остались прежними, так что он старался держаться подальше от тех, кто хорошо его знал, и казаться жизнерадостным и дружелюбным, но не слишком открытым.

Поэтому его притягивала Сарин. Они не знали друг друга до шаода, и рядом с ней принцу не требовалось играть чужую роль. В какой-то степени он рассматривал их новое знакомство как испытание: Раодена снедало любопытство — смогли бы они ужиться как супруги, если отбросить в сторону политическую необходимость брака.

Его первое впечатление оказалось верным. Ему нравилась принцесса. Качества, на которые письма только намекали, присутствовали в Сарин сполна. Она совсем не походила на дам при дворе отца. Сарин была сильной и упорной и не опускала глаз, когда к ней обращались мужчины, независимо от их знатности. Она раздавала приказы легко и естественно и никогда не притворялась слабой, чтобы привлечь внимание мужчины.

Тем не менее знать следовала за ней. Иондел, Шуден и даже герцог Ройэл — все прислушивались к ее суждениям и выполняли ее приказы охотнее, чем приказы Йадона, и при этом на их лицах не было недовольства. Принцесса отдавала приказания вежливо, и дворяне откликались так же непринужденно. Раодену оставалось только растерянно улыбаться. Ему потребовались годы, чтобы завоевать доверие этих людей; Сарин удалось привлечь их к себе за несколько недель.

Она поражала его силой, умом и красотой. Вот если бы ему только удалось развеять ее ненависть…

Раоден со вздохом вернулся к работе. Сегодня принцесса привела с собой новых дворян; из прежнего сопровождения оставался один Шуден. Большинство не отличались знатностью, но присутствовала и пара важных персон: например, чуть в стороне стоял герцог Телри и ленивым взглядом наблюдал за разгрузкой. Сам он участия в работе не принимал, но привел с собой слугу, который занял его место в цепочке. Судя по наросшему жирку, Телри предпочитал избегать физических нагрузок.

Раоден покачал головой — герцог никогда ему не нравился. Принц однажды попробовал приблизиться к нему и прощупать почву — посмотреть, не захочет ли тот присоединиться к оппозиции. В ответ Телри зевнул и спросил, сколько он получит за поддержку, и засмеялся, когда рассерженный Раоден повернулся к нему спиной. Принц так и не понял, стояла ли за вопросом жадность, или же транжира-придворный заранее знал, как он отреагирует на подобное требование.

Раоден повернулся к прочим дворянам. Как обычно, новички испуганно жались друг к другу и повозке, которую разгружали. Настал его черед. Он с улыбкой подошел к придворным, представился и пожал им руки — последнее было проделано в основном против их воли. Но уже через несколько минут напряженность начала спадать. Придворные убедились, что по меньшей мере один элантриец не собирается есть их живьем, а к тому же никого из прежних раздатчиков еды еще не поразил шаод, так что страх подхватить заразу уменьшался с каждым разом.

Компания вокруг повозки постепенно успокаивалась под влиянием доброжелательной болтовни Раодена. Он принял на себя задачу облегчать придворным знакомство с Элантрисом на второй день Кручины, когда стало очевидным, что среди большинства знати Сарин не обладает таким влиянием, как среди бывших приближенных принца. Не вмешайся он тогда, вторая группа посетителей так бы до сих пор и стояла столбом посреди площади. Он не получил от принцессы ни слова благодарности, но она все же слегка кивнула ему. После того дня на Раодена легла обязанность встречать ежедневно меняющуюся группу дворян.

С одной стороны, Раодена смущало, что он помогает принцессе единым махом уничтожить все вложенные им в Элантрис труды. И тем не менее устраивать грандиозный скандал он не хотел, а больше ничего сделать не мог. К тому же за сотрудничество «главарей» община получит жизненно необходимые вещи. После Кручины придется провести огромные восстановительные работы, но результаты будут того стоить. Если, конечно, он доживет до того дня.

Эта мысль безжалостно напомнила ему о боли. Она не отпускала принца ни на секунду, мучая тело и подтачивая решимость. Он перестал считать ранки и царапины, но чувствовал все до единой, как будто каждая имела собственное имя и причиняла отдельное, не похожее на другие мучение. Насколько он мог судить, его боль копилась гораздо быстрее, чем у обычных элантрийцев. Царапина на предплечье саднила как глубокий порез во всю руку до кончиков пальцев, а ушибленный палец отдавался сполохами боли в колене. Как будто Раоден пробыл в Элантрисе целый год, а не месяц.

Или же его боль не была сильнее. Может, он всего лишь слабее остальных. Но в любом случае долго ему не протянуть. Через месяц, в лучшем случае — два, придет тот день, когда принц не проснется поутру, и его отнесут в Зал павших. Тогда он наконец полностью погрузится в невыносимую агонию.

Раоден отогнал грустные мысли и заставил себя раздавать еду. Работа помогала ему немного отвлечься, но боль затаилась внутри, как рыскающий в тени зверь, и высматривала момент слабости горящими от голода красными глазами.

Каждый элантриец получал маленький мешочек, наполненный разнообразной, готовой к употреблению пищей. Сегодняшняя порция походила на предыдущие, хотя Сарин удалось где-то раздобыть джиндоские кислые мелоны. Красные фрукты размером с кулак блестели в корзине у ног Раодена, невзирая на то что сезон их еще не начался. Он клал в каждый кулек по одному плоду, а за ними следовали маис, разные овощи и небольшой ломоть хлеба. Элантрийцы принимали подношения жадно, но с благодарностью. Многие, получив свою долю, тут же пятились от повозки, предпочитая забиться в укромный угол и съесть ее в одиночестве. Они никак не хотели поверить, что никто не собирается отбирать у них драгоценную пищу.

Перед Раоденом вдруг появилось знакомое лицо. Галладон кутался в привычные лохмотья, прикрытые рваным, сшитым из грязных тряпок плащом. Дьюл протянул свой мешочек, и Раоден незаметно подменил его на другой, наполненный едой в пять раз больше, чем обычная порция. Он получился таким тяжелым, что ослабленный шаодом принц едва поднял его. Галладон принял мешок, укрыл от посторонних глаз под полой плаща и тут же исчез, растворившись в толпе. Позже по очереди придут Саолин, Мареш и Карата, и каждый получит такой же мешок. Долго хранящиеся продукты отложат про запас, а остальное отнесут хоедам. Некоторые из павших радовались еде, и Раоден надеялся, что регулярное питание поможет вернуть им разум.

Пока что не помогало…

Ворота с грохотом захлопнулись, и этотзвук напомнил Раодену о его первом дне в Элантрисе. Тогда его терзала только душевная боль, и довольно терпимая. Если бы он знал, что его ожидает, принц уже тогда свернулся бы клубком рядом с хоедами на площади и отказался двигаться с места.

Он повернулся спиной к воротам. Мареш и Галладон стояли посредине площади и разглядывали несколько оставленных по приказу Сарин ящиков, которые содержали последние требования Караты.

— Ради Доми, скажите мне, что вы придумали, как нам их дотащить, — простонал Раоден, присоединяясь к друзьям. В последний раз пришлось переносить ящики в Новый Элантрис по одному, и все равно ослабленные шаодом мускулы до сих пор ныли.

— Конечно, я придумал, — гордо заявил Мареш. — Я почти уверен, что должно получиться.

Из-под кучи обломков мастер достал тонкий железный лист. Все четыре стороны слегка загибались кверху, а к одному краю крепились три веревки.

— Сани? — изумился Галладон.

— Низ покрыт смазкой, — пояснил Мареш. — Мне не удалось отыскать ни единого годного колеса, но должно получиться и так — слизь на улицах скользкая.

Галладон крякнул, проглотив ехидное замечание. Как бы медленно ни ехали сани, это все же лучше, чем множество ходок между воротами и часовней.

Как оказалось, устройство стронулось с места довольно легко. Правда, к концу путешествия смазка стерлась, а улицы сузились, и им пришлось перетаскивать сани через многочисленные рытвины и ухабы, и, конечно, тащить по чистым улицам Нового Элантриса оказалось гораздо труднее. Но в целом даже Галладон был вынужден признать, что сани сберегли уйму времени.

— Наконец он смастерил что-то полезное, — прокряхтел дьюл, когда они остановились перед часовней.

Мареш фыркнул с деланным безразличием, но Раоден видел, что его лицо осветилось улыбкой. Дьюл упрямо отказывался признать мастерство ювелира, утверждая, что не собирается раздувать его и без того непомерное самолюбие; принц неизменно отвечал, что раздуть его сильней невозможно.

— Посмотрим, что милая принцесса прислала нам на этот раз, — сказал Раоден, открывая первый ящик.

— Берегись ядовитых змей, — предупредил Галладон.

Принц рассмеялся и бросил крышку на мостовую. Ящик был набит рулонами ткани — все как на подбор режущего глаз оранжевого цвета. Дьюл ощерился.

— Сюл, это самый отвратительный цвет, что мне доводилось видеть.

— Согласен, — с улыбкой ответил Раоден.

— Кажется, ты не очень расстроился.

— Меня переполняет должное омерзение. Но меня восхищает, с какой изобретательностью принцесса пытается нам досадить.

Галладон с ворчанием придвинул поближе второй ящик, а принц оценивающе приподнял кусок ткани. Дыол был прав: такого цвета ему еще не встречалось. Обмен требованиями и товарами между Сарин и главарями превратился в своего рода игру: Мареш с Каратой часами пыхтели, чтобы предельно точно сформулировать запросы, но Сарин всегда находила лазейку и оставляла их с носом.

— Посмотри, что здесь, тебе обязательно понравится, — произнес Галладон, заглядывая во второй ящик и качая головой.

— Что там?

— Наша сталь, — пояснил он.

В прошлый раз они попросили двадцать листов стали. Сарин без промедления доставила двадцать полос металла, раскатанного так тонко, что порывом ветра их поднимало на воздух. На этот раз они запросили сталь по весу.

Галладон запустил руку в ящик и вытащил горсть гвоздей. Гнутых гвоздей.

— Здесь их тысячи.

Раоден расхохотался.

— Уверен, что мы найдем им применение.

К счастью, кузнец Ионик пока оставался среди немногих верных ему элантрийцев.

Дьюл передернул плечами и высыпал гвозди обратно в ящик. Остальные товары оказались более приемлемыми. Продукты залежавшиеся, но Карата провозгласила их съедобными. Масло при сгорании издавало противную вонь (Раоден понятия не имел, где принцессе удалось его отыскать), а ножи были острыми, но без рукоятей.

— По крайней мере она не догадалась, зачем мы просили деревянную упаковку, — произнес принц, осматривая ящики. Они смогут без труда разобрать их на доски, а крепкое дерево ценилось в Элантрисе на вес золота.

— Меня не удивит, если по ее указу их не шлифовали, чтобы нам досталось побольше заноз, — ответил Галладон. Он копался в спутанном мотке веревки, пытаясь отыскать конец. — Если судьба прочила эту женщину тебе в жены, сюл, то Доми оказал тебе милость, заслав сюда.

— Она не так уж плоха, — возразил Раоден.

Он встал, чтобы Мареш смог заняться подсчетом полученного.

— Я подумал, милорд, — сказал ювелир, — очень странно, что она изо всех сил пытается нам досадить. Почему? Неужели она не боится расторгнуть соглашение?

— Думаю, Сарин подозревает, насколько мы бессильны, — покачал головой принц. — Она выполняет наши требования, поскольку не хочет нарушать обещания, но в ее планы не входит нас осчастливить. Она знает, что мы не можем удержать людей от получения еды.

Мареш кивнул и вернулся к списку.

— Пошли, Галладон, — позвал принц, поднимая мешки с едой для хоедов. — Надо отыскать Карату.

Новый Элантрис выглядел полностью покинутым. До появления Сарин там жило более сотни человек. Теперь их осталось около двадцати, не считая детей и хоедов. Остались в основном новички, вроде Саолина и Мареша, которых в свое время «спас» Раоден. Они не знали другой жизни и страшились покинуть ставший привычным квартал. Остальные, кто забрел в Новый Элантрис во время скитаний по городу, не испытывали глубокой приверженности делу Раодена и ушли, как только Сарин предложила им что-то получше. Теперь они слонялись по улицам у ворот, ожидая ее следующего прихода.

— Грустно. Коло? — Галладон рассматривал вылизанные до блеска пустые дома.

— Да, — согласился принц. — Мы неплохо начали, но нас хватило всего на неделю.

— Не все потеряно, сюл. Они вернутся.

— Мы старались снова сделать из них людей, а они оставили все, чему научились. Теперь они с распахнутым в ожидании ртом сидят у ворот; не знаю, понимает ли Сарин, что ее рассчитанные на три кормления свертки съедаются за несколько минут. Принцесса пытается утолить элантрийский голод, но люди проглатывают еду так быстро, что несколько часов их мутит, а остаток дня снова мучаются от голода. Тело элантрийца работает не так, как тело обычного человека.

— Ты сам говорил, что голод — иллюзия, созданная нашим умом. Мы не нуждаемся в пище, нас поддерживает Дор.

Раоден кивнул.

— По крайней мере, мы не лопаемся по швам. Поначалу принц боялся, что желудки элантрийцев не выдержат обилия пищи. К счастью, оказалось, что, когда желудок наполняется, пищеварительная система начинает работать. Как и мышцы, внутренние органы еще откликались на внешние возбудители.

На одной из улиц Нового Элантриса друзья встретили Кахара. Тот с довольным видом отскребал стену новой щеткой, которую они заказали для него у принцессы. Лицо старика выражало спокойное умиротворение, как будто он и не заметил, что помощники его покинули. При их приближении Кахар кинул на принца недовольный взгляд.

— Почему милорд не переоделся?

Раоден глянул на свои лохмотья.

— Я еще не успел, Кахар.

— Госпожа Маа трудилась, чтобы сшить вам достойное платье! — укоризненно заметил уборщик.

— Хорошо, — улыбнулся принц. — Ты видел Карату?

— Она в Зале павших, господин, с хоедами.

Принц с Галладоном последовали замечанию Кахара и переоделись, прежде чем отправиться в Зал. Раоден радовался, что послушался старика. Он забыл, какое блаженство способна подарить чистая новая одежда, не пропитанная запахами отбросов и не покрытая слоем слизи. Однако цвет оставлял желать лучшего — Сарин постаралась от души.

Принц оглядел себя в небольшой пластине отполированной стали. Желтая рубашка пестрела синими полосками, штаны были ярко-красными, а жилет — салатным. В целом он походил на тропическую птицу. Его утешало только то, что Галладон выглядел еще хуже.

Высокий темнокожий дьюл обреченно смотрел на приготовленные для него одежды в розовых и светло-зеленых тонах.

— Почему такой кислый вид? — со смехом спросил принц. — Разве дьюлы не любят яркие цвета?

— Аристократия — граждане и республиканцы — может, и любит. А я фермер, и розовый мне не к лицу. Коло? — Тут он прищурился и оглядел Раодена. — Если ты заикнешься, что я похож на фрукт катари, я тебя задушу твоей же рубашкой.

Раоден подавил смешок.

— Когда-нибудь я найду учителя, который убеждал меня, что все дьюлы отличаются ровным, добродушным нравом, и запру его наедине с тобой на неделю-другую.

Галладон крякнул, не удостоив его ответом.

— Пошли. — Принц направился к черному ходу.

Они нашли Карату у Зала павших. Она держала в руке иглу с нитью, а перед ней сидел Саолин. Его закатанный рукав обнажал длинный, глубокий порез на руке; хотя крови видно не было, края пореза казались темными и влажными. Игла без остановки двигалась в умелых руках Караты.

— Что случилось? — вырвалось у принца.

Солдат смущенно обернулся. Он ничем не выказывал боли, но порез был так глубок, что обычный человек давно потерял бы сознание от шока и потери крови.

— Я поскользнулся, господин, и меня ранили.

Раоден недовольно оглядел рану. Отряд Саолина почти не поредел: он состоял из серьезных мужчин, тех, кто не спешил бежать от ответственности. Но он никогда не отличался многочисленностью, а сейчас людей едва хватало для наблюдения за улицами, ведущими от логова Шаор к привратной площади. Каждый день, пока элантрийцы объедались приношениями Сарин, Саолин и его люди вели неравную битву, не давая безумцам Шаор прорваться к воротам. Иногда до площади доносились боевые завывания громил.

— Мне очень жаль, — произнес принц; не отрывая взгляда от мелькания иглы.

— Ничего страшного, господин, — храбро ответил воин.

Но рана казалась гораздо хуже старых, к тому же она пришлась на руку, в которой он держал меч.

— Милорд… — начал он, но запнулся и отвел глаза…

— Что?

— Мы потеряли еще одного воина. Нам едва удается их сдерживать! А без меня отряду придется туго. Ребята хорошо дерутся и теперь неплохо вооружены, но мы не сможем долго сдерживать банду.

Раоден кивнул.

— Я что-нибудь придумаю. — Саолина его слова явно обнадежили, и принца охватило чувство вины. Он продолжил: — Как ты получил порез? Я видел у них только палки и камни.

— Они меняют тактику, милорд. У некоторых появились мечи, а стоит одному из моих людей пасть, так они утаскивают его оружие.

Раоден удивленно вскинул брови:

— Правда?

— Да, господин. Это важно?

— Очень. Это означает, что люди Шаор не опустились до животного уровня, у них сохранилась способность мыслить и приспосабливаться. Их дикость — всего лишь притворство.

— Ничего себе актеры! — фыркнул Галладон.

— Ну, возможно, не совсем притворство, — поправился принц. — Они ведут себя как звери потому, что так легче забыть о боли. Есть надежда, что если предложить им другой выход, они его примут.

— Мы можем пропустить их на площадь, — предложил Саолин.

Карата закончила шов, и он закряхтел. Элантрийка знала толк в ранах — она познакомилась с мужем, когда служила лекаркой при небольшой банде наемников.

— Нет. Даже если они не тронут придворных, их убьют гвардейцы.

— А разве мы против, сюл? — В глазах Галладона вспыхнуло злое пламя.

— Ни в коем случае. Я думаю, у принцессы есть своя цель для визитов в Элантрис. Каждый день она приводит новых дворян, как будто хочет, чтобы они привыкли к городу.

— И что хорошего принесет ее затея? — впервые с момента их появления подала голос Карата.

— Пока не знаю. Но для нее это важно. А если банда Шаор нападет на дворян, они положат конец всем планам принцессы. Я пытался ей намекнуть, что не все элантрийцы тихие и послушные, но, кажется, она мне не поверила. Нам придется сдерживать громил, пока она не завершит Кручину.

— И когда это случится? — спросил Галладон.

— Одному Доми ведомо. — Раоден покачал головой. — Мне она не скажет, ее и так гложут подозрения каждый раз, когда я задаю вопросы.

— Ладно, сюл. — Дьюл многозначительно поглядел на рану Саолина. — Лучше тебе найти способ ее остановить, и поскорее. Либо так, либо готовь ее к встрече с оголодавшими маньяками. Коло?

Раоден кивнул.

Точка посередине, черта сверху и вторая черта справа — эйон Эйон, отправная точка любого эйона. Раоден продолжал рисовать, его пальцы двигались уверенно и быстро, оставляя в воздухе светящиеся линии. Он завершил квадрат вокруг центральной точки и добавил два круга. Эйон Тиа, символ путешествия.

Но принц не останавливался. Он пририсовал две длинные линии, берущие начало из углов (знак, что эйон подействует только на него), и четыре меньших эйона в стороне, чтобы определить точное расстояние, на которое хочет переместиться. Несколько черточек пересекли верх квадрата, приказывая эйону подождать, пока принц не коснется ладонью середины.

Он вычертил все фигуры с величайшей точностью — длина и толщина линий обладали крайней важностью. Даже с уточнениями эйон считался относительно простым, особенно по сравнению с невероятно запутанными символами для лечения, описанными в книге. И все же Раоден гордился успехом; у него ушло несколько дней, чтобы добиться совершенства начертания четырех эйонов, которые приказывали Тиа перенести его на десять длин его роста.

С довольной улыбкой он разглядывал светящийся узор, пока тот не вспыхнул и не пропал бесследно.

— У тебя получается гораздо лучше, сюл, — раздался за окном голос Галладона. Дьюл облокотился на подоконник и заглядывал внутрь часовни.

Раоден покачал головой.

— Мне еще многому предстоит научиться.

Дьюл пожал плечами. Он перестал убеждать Раодена, что упражняться в Эйон Дор бессмысленно. Что бы ни происходило, принц проводил несколько часов в день за вычерчиванием символов. Это занятие служило для него своего рода утешением: боль немного отступала и на ее место приходило умиротворение.

— Как наши посевы?

Галладон махнул рукой в сторону грядок. Всходы едва проклюнулись из земли, и Раоден видел, что их стебли начинают вянуть. За последнюю неделю их покинули многие из команды дьюла, и сейчас на крохотной ферме трудился только Галладон. Каждый день он ходил к колодцу за водой для полива, но много ему было не унести, да и добытое у Сарин ведро протекало.

— Пока живы, — откликнулся дьюл. — Не забудь сказать Карате, чтобы она включила в следующий запрос удобрения.

Раоден покачал головой.

— Невозможно, дружище. Королъ не должен узнать, что мы сами выращиваем пищу. Галладон сморщил в досаде нос.

— Тогда закажи навоз.

— Слишком очевидно.

— Ну тогда попроси рыбы! Утверждай, что тебе без нее жизнь не мила.

Раоден вздохнул и согласился. Надо было сразу дога—¦-¦ , * даться, что не следует разбивать огород под окнами: его совсем не прельщала перспектива дышать ароматом гниющей рыбы.

— Ты прочитал об этом эйоне в книге? — Галладон снова лениво облокотился на окно. — Что с его помощью можно сделать?

— Эйон Тиа? — переспросил принц. — Это символ перемещения. До реода такой знак мог перебросить человека из Элантриса на другой конец света. В книге говорится, что это один из самых опасных эйонов.

— Опасных?

— Нужно быть предельно точным с расстоянием. Если ты велишь ему перенести тебя на десять футов, он сделает именно так — и неважно, что там находится. Ты вполне можешь оказаться замурованным в каменной стене.

— Получается, книга тебя многому научила?

Раоден передернул плечами.

— В некоторых вещах, да. В основном в ней одни намеки. — Он пролистал том до заложенной страницы. — Как в этом случае. За десять лет до реода один иностранец привез свою парализованную жену в Элантрис. Но лекарь начертил эйон Йен слегка неточно, и вместо того, чтобы исчезнуть, символ вспыхнул и омыл бедную женщину красным светом. У нее остались темные пятна на коже, а волосы потускнели и вскоре выпали. Звучит знакомо?

Галладон заинтересованно поднял бровь.

— Женщина прожила недолго. Она бросилась с крыши с криком, что больше не в силах сносить боль.

Дьюл нахмурился.

— И в чем же ошибся лекарь?

— Он забыл одну из трех основных линий. Глупая ошибка, но она не должна была привести к такому трагичному результату. — Раоден замолк и задумчиво пробежал взглядом текст. — Похоже…

— На что, сюл?

— Получается, что эйон остался незавершенным, так?

— Коло.

— Может быть, выздоровление началось, но не дошло до конца потому, что указания получились неполными. Что, если лекарь по ошибке создал действующий эйон, который смог дотянуться до Дор, но не смог перекачать достаточно энергии, чтобы завершить начатое?

— Что ты хочешь сказать, сюл?

Глаза принца широко распахнулись.

— Мы живы, дружище!

— У нас нет сердцебиения. Мы не дышим. В нас нет крови. Я полностью с тобой согласен.

— Нет, правда! — Раоден возбужденно развивал догадку. — Разве ты не видишь: наши тела начали меняться и… застряли. Превращение началось, но что-то мешает довести его до конца, как с лечением той женщины. Дор все еще находится внутри нас, она ждет указаний и энергии, чтобы завершить превращение.

— Кажется, я перестал тебя понимать, сюл.

Раоден не слушал.

— Вот почему наши тела потеряли способность к излечению! Мы застряли в каком-то одном моменте времени, мы заморожены, как кусок льда. Боль не проходит, отому что время для нас остановилось. Волосы выпадают, а новые не растут; с началом шаода на коже появились пятна, и на этом превращение замерло.

— По мне, твои рассуждения притянуты за уши.

— Может, и так, — согласился принц. — Но я уверен, что прав. Что-то мешает Дор — я чувствую препятствие, когда рисую эйоны. Энергия пытается прорваться сквозь них, но что-то ей не дает, как будто линии эйонов не складываются в единый узор.

Раоден поглядел на друга.

— Мы живы, Галладон, и мы не прокляты. Нас просто не доделали.

— Потрясающе, сюл, — откликнулся дьюл. — Осталось догадаться почему.

Раоден кивнул. Они разгадали маленький секрет, но главная загадка — падение Элантриса — так и оставалась нетронутой.

— И все же, — дьюл отвернулся и направился обратно к грядкам, — я рад, что книга тебе помогла.

Принца посетило внезапное подозрение.

— Подожди-ка! — окликнул он друга.

Тот недоуменно повернулся.

— Тебе не интересны мои выводы, коло? — спросил Раоден. — Но ты хотел узнать, пригодилась ли книга…

— С чего бы мне из-за нее волноваться? — насупился дьюл.

— Не знаю. Но ты постоянно переживаешь из-за своего «кабинета». Никому его не показываешь, но и сам туда не ходишь. Что такого заветного таится в этих книгах?

— Ничего, — передернул плечами Галладон. — Просто хочу сохранить их в целости.

— Как ты вообще нашел ту комнату? — Теперь Раоден, как раньше Галладон, облокотился на подоконник, только изнутри. — Ты говоришь, что пробыл в Элантрисе несколько месяцев, но знаешь в нем каждый закоулок. Ты привел меня прямиком к банку, где обитает Шаор, а рынок — совсем не то место, по которому можно гулять в свое удовольствие.

Чем больше вопросов задавал принц, тем неуютнее чувствовал себя Галладон. Наконец он не выдержал:

— Может человек оставить кое-что при себе? Или тебе необходимо вытянуть из меня все?

Раоден невольно отшатнулся, удивленный внезапным порывом друга.

— Извини, — выдавил он.

Только сейчас он осознал, что любопытство заставило его накинуться на друга, как на допросе. С первого дня в Элантрисе Галладон поддерживал и помогал ему, и Раодена обуял стыд. Он отвернулся, чтобы оставить того в покое.

— Мой отец был элантрийцем, — неожиданно сказал Галладон.

Раоден замер. Уголком глаза он наблюдал за темнокожим дьюлом. Тот опустился на свежеполитую землю и слепо уставился на чахлый стебелек, оказавшийся перед его глазами.

— Я прожил с ним все детство, пока не вырос и не решил обзавестись собственным домом, — продолжал он. — Я всегда считал, что негоже дьюлу жить в Арелоне, вдали от своего народа. Наверное, поэтому Дор решила покарать меня тем же проклятием. Элантрис всегда называли благословенным городом, но мой отец не был здесь счастлив. Даже в раю есть лишние люди. Он стал ученым: кабинет, который я тебе показал, принадлежал ему. Он так и не смог позабыть Дюладел, начал изучать сельское хозяйство, хотя в Элантрисе оно было никому не нужной наукой. Зачем трудиться на ферме, если можно превратить в еду любой мусор? — Галладон вздохнул и растер в пальцах щепоть земли. — Однажды утром он проснулся и нашел мать умирающей, и с тех пор горько сожалел, что не посвятил себя врачеванию. Какая-то болезнь спалила ее так быстро, что даже элантрийцы не смогли помочь. Тогда я впервые понял, что они не боги, потому что боги не могут мучиться. Отец не имел возможности вернуться домой — как и нам, элантрийцам прошлого приходилось жить взаперти, как бы прекрасны и могущественны они ни были. Люди не хотели жить бок о бок с теми, кто превосходил их в любой мелочи, кто постоянно напоминал им о собственной неполноценности.

Отец обрадовался, когда я решил вернуться в Дюладел. Он посоветовал мне стать фермером. Уезжая, я оставил позади страдающего, одинокого бога, который мечтал только об одном: снова стать простым человеком. Через год он умер. Ты знаешь, что элантрийцы могли умереть от некоторых болезней — например, от сердечных недугов? Они жили намного дольше обычных людей, но все же иногда умирали. Особенно если хотели. Отец распознал признаки сердечного заболевания, но не пошел к лекарю, а предпочел запереться в своем кабинете и исчезнуть. Совсем как твои эйоны.

— Так ты ненавидишь Элантрис?

Раоден выскользнул в окно и подошел, к другу. Он сел напротив и него и взглянул поверх ростка на Галладона.

— Ненавижу? Нет, не ненавижу — ненависть не пристала дьюлу. Хотя я вырос в Элантрисе под крылом разочарованного жизнью отца, так что из меня получился плохой дьюл. Ты не раз замечал — я не умею относиться к жизни с легкостью, которой славится мой народ. Мне всюду мерещится подвох. В Дюладеле из-за этого на меня смотрели косо, и я почти обрадовался шаоду. Я так и не прижился на родине, хотя мне нравилось работать на ферме. Но в целом, мы с Элантрисом заслуживаем друг друга. Коло?

Раоден не знал, что сказать.

— Я думаю, что попытка поднять тебе настроение будет не к месту?

Галладон вяло ухмыльнулся.

— Ни в коем случае. Вы, оптимисты, не понимаете, что человек, привыкший к мрачному расположению духа, не желает, чтобы его веселили. Нас от этого тошнит.

— Тогда позволь мне быть откровенным, дружище. Я очень ценю твою помощь. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь назвать Элантрис своим домом; сомневаюсь, что кто-то из нас сможет. Но твоя помощь для меня бесценна. Если Новому Элантрису суждено выжить и процветать, так это благодаря тебе, потому что только твоя дружба удерживает меня от желания броситься с крыши.

Галладон глубоко вдохнул. Осветившее его лицо выражение трудно было назвать радостным, но в нем явно читалась благодарность. Он. кивнул, встал и протянул Раодену руку, чтобы помочь подняться.

Раоден ворочался с боку на бок. До нормальной постели его спальному месту было далеко: оно состояло из кучи одеял на полу в задней комнате часовни. Но обычно неудобство не мешало ему заснуть. Сегодня его усталые мысли никак не могла покинуть смутная тревога. Он что-то упустил, что-то крайне важное. Он держал разгадку в руках, и теперь подсознание не давало ему забыться, требуя ответа.

Но что? Какой едва заметный намек ускользнул от него? После разговора с Галладоном принц вернулся к начертанию эйонов. Потом немного прошелся по городу. В Элантрисе стояли тишина и покой — банда Шаор перестала нападать на новичков и сосредоточила все усилия на прорыве к повозке с едой.

Скорее всего, ощущение потерянной отгадки исходило из беседы с дьюлом. Что-то об эйонах или отце Галладона. Интересно, на что была похожа жизнь в Элантрисе тогда? Неужели человек мог оставаться несчастным внутри этих изумительных стен? Гореть желанием променять творимые каждый день чудеса на простую жизнь фермера? Город тогда был красив, так красив…

— Доми милостивый! — Раоден с криком сел на подстилке.

Через несколько секунд в дверь влетели Саолин и Мареш, спавшие в главном зале. По пятам за ними бежали Карата и Галладон. Все они выжидающе уставились на принца, который все еще потрясенно смотрел сквозь них невидящим взором.

— Сюл? — осторожно начал Галладон.

Раоден вскочил и выбежал из комнаты. Ничего не понимающая компания последовала за ним. Принц на ходу схватил фонарь и даже не поморщился от вонючего запаха масла, присланного Сарин. Решительным шагом он вышел в ночь и направился к Залу павших. Старик был там и бормотал себе под нос, как и многие ьные хоеды. Хрупкий и усохший, изрезанный морщинами, он казался тысячелетним старцем. Его голос сипло твердил одно и то же:

— Красив… Когда-то так красив…

Не дававшая покоя мысль посетила принца вовсе не во время разговора с Галладоном. Она пришла, когда они заносили в Зал еду для хоедов. Раоден слышал бормотания старика сотни раз, но только сегодня его осенило.

Принц бережно встряхнул старого элантрийца за плечи.

— Что? Что было красивым?

— Красивый… — невнятно промямлил тот.

— Послушай, — умоляюще произнес Раоден. — Если в тебе осталась хоть капля разума, скажи мне. Что ты вспоминаешь?

— Когда-то так красив… — продолжал безумец, глядя перед собой невидящими глазами.

Раоден поднял руку и провел в воздухе первую линию. Не успел он закончить эйон Рао, как старик потянулся к символу и шумно втянул воздух, когда его пальцы прошли насквозь.

— Мы были так красивы… Мои волосы переливались на солнце, а кожа светилась здоровьем. С моих пальцев слетали эйоны… Они были такими красивыми…

За спиной Раодена раздались удивленные восклицания.

— Ты хочешь сказать, — произнесла подошедшая поближе Карата, — все это время…

— Десять лет, — подтвердил принц. Он все еще поддерживал иссохшее тело старого элантрийца. — Он жил здесь до реода.

— Невозможно, — заявил Мареш. — Слишком долго.

— А куда они могли податься? — возразил Раоден. — Мы знаем, что некоторые элантрийцы пережили падение города и правительства. Их заперли в Элантрисе. Кто-то попытался убить себя, кто-то сбежал, но остальные остались в городе и постепенно боль превратила их в хоедов.

— Десять лет, — прошептал Галладон. — Десять лет страданий.

Раоден взглянул в глаза старика. Веки обвисли, их избороздили морщины, а взгляд затуманился безумием. И в голове этого человека хранились секреты Эйон Дор.

Старик слабо сжал руку принца, и даже от малейшего усилия его начало трясти. Взгляд измученных глаз впился в лицо Раодена, и элантриец с трудом выдавил:

— Вынеси меня.

— Куда? — непонимающе спросил Раоден. — Из города?

— Озеро.

— Я не понимаю, чего ты хочешь, — прошептал принц.

Старик глазами указал на дверь.

— Карата, захвати фонарь, — приказал Раоден, поднимая старика. — Галладон, ты пойдешь с нами. Мареш и Саолин останутся тут. Я не хочу, чтобы остальные проснулись и обнаружили, что никого из нас нет.

— Но… — начал солдат и замолк. Он привык подчиняться приказам.

На улице их встретила такая светлая, лунная ночь, что можно было обойтись без фонаря. Раоден бережно нес элантрийца, у того не осталось сил, чтобы указывать дорогу, так что принцу приходилось останавливаться на каждом перекрестке и следить за угасающим взглядом старика, чтобы понять, куда поворачивать.

Они двигались медленно и когда добрались до разрушенного здания на окраине Элантриса, уже начало светать. Дом ничем не отличался от прочих развалин, хотя его крыша неплохо сохранилась.

— Кто-нибудь знает, что это за дом? — спросил принц.

Галладон задумался.

— Кажется, я знаю, сюл. Он считался своего рода местом встреч для элантрийцев. Отец порой приходил сюда, но никогда не брал меня с собой.

Услышав слова дьюла, Карата вскинулась, но решила отложить выяснение до более подходящего времени. Раоден внес старика в дом. Внутри здание было пустым и абсолютно непримечательным, и он бросил вопросительный взгляд на больного элантрийца — тот смотрел на пол. Галладон опустился на корточки, смахнул мусор и внимательно осмотрел пол.

— Здесь вырезан эйон.

— Который?

— Кажется, Рао.

Раоден недоуменно нахмурил брови. Рао имел простое значение: дух или духовная энергия. Он редко упоминался в Эйон Дор, и принцу не встречались описания способностей этого символа или магической энергии, которую он должен призывать.

— Нажми на него, — посоветовал он.

— Пытаюсь, — с кряхтением ответил Галладон. — Кажется, он не работает…

Он замолчал, когда часть пола медленно ушла вниз. Тут большой каменный блок у него под ногами заскрипел, и Галладон с воплем отскочил в сторону. Карата смущенно хмыкнула и указала на символ на стене, на который только что нажала. Эйон Тае — этот древний символ означал «откройся».

— Здесь ступеньки, — сообщил дыол, заглянув в дыру.

Он начал спускаться, за ним последовала Карата с фонарем. Раоден передал им на руки старика и спустился сам.

— Хитрое устройство, — заметил Галладон. Он осматривал шестеренки, которые опускали гигантский камень. — Мареш будет в восторге. Коло?

— Меня больше интересуют стены. — Раоден не мог оторвать взгляда от прекрасных мозаик. Прямоугольное приземистое помещение, не более восьми футов в высоту, украшали переливающиеся яркими цветами росписи и двойной ряд лепных колонн. — Подними-ка фонарь.

На стенах были изображены люди с белоснежными волосами, занятые различными действиями. Некоторые стояли на коленях перед огромными эйонами, другие шли куда-то стройными рядами, склонив головы. На их лицах застыло торжественное выражение.

— Это священное место, — выдохнул принц. — Похоже на храм.

— Элантрийцы верили в богов? — недоуменно спросила Карата.

— Наверное, до какой-то степени. Возможно, несмотря на мнение арелонцев, они сомневались в собственной божественности. — Раоден вопросительно глянул на дьюла.

— Отец никогда не говорил о вере, — откликнулся тот. — Но элантрийцы хранили много тайн, даже от собственных семей.

— Вон там! — Карата указала на дальний конец комнаты где всю стену занимала мозаика. На ней изображался похожий на зеркало голубой овал, перед ним, с закрытыми глазами и раскинутыми в стороны руками, стоял элантриец. Казалось, что он летит навстречу голубому диску. Остаток стены был черным, но по другую сторону овала виднелась крупная белая сфера.

— Озеро. — Голос старика звучал тихо, но настойчиво.

— Оно нарисовано в перспективе, — догадалась Карата. — Видите, он падает в озеро.

Раоден кивнул — и правда элантриец на картине не летел, он падал. Если приглядеться, овал становился озером, а линии по краям намекали на берег.

— Похоже, будто воду рассматривали как своего рода врата. — Галладон склонил к плечу голову и вдумчиво разглядывал мозаику.

— И он хочет, чтобы мы его туда опустили, — понял Раоден. — Галладон, ты когда-нибудь видел похороны элантрийца?

— Никогда, — покачал головой дьюл.

— Пошли. — Принц опустил взгляд на лицо хоеда. Тот указал глазами на боковой проход.

За аркой им открылось еще более поразительное зрелище. Фонарь дрожал и качался в поднятой руке Караты.

— Книги! — восхищенно прошептал Раоден.

Свет фонаря заплясал на заставленных книгами полках, их ровные ряды терялись в темноте. Принц с друзьями нерешительно вошли в комнату; книги и пол покрывал толстый слой пыли, и их охватил трепет перед открывшейся им древностью.

— Сюл, ты ничего странного не замечаешь? — негромко спросил Галладон.

— Здесь нет слизи, — вдруг поняла Карата.

— Совершенно, — подтвердил дьюл.

— Ты прав, — изумленно откликнулся Раоден. Он настолько привык к чистым улицам Нового Элантриса, что почти забыл, как много сил ушло на их уборку.

— Я не нашел ни единого чистого места в этом городе, сюл, — сказал Галладон. — Даже кабинет моего отца пришлось отмывать.

— Здесь есть кое-что еще. — Раоден указал на дальнюю стену: — Посмотри.

— Фонари!

— По всей стене.

— Но почему здесь не пользовались эйонами? — спросил дьюл. — В Элантрисе повсюду полагались на них.

— Не знаю. Я удивился еще при входе: если элантрийцы умели рисовать эйоны, которые переносили их по городу, то почему камень опускается шестеренками?

— Ты прав, — задумчиво протянул Галладон.

— Должно быть, по какой-то причине в этом месте запрещено прибегать к Эйон Дор, — догадалась Карата.

— Нет эйонов — нет слизи. Совпадение? — спросил Галладон.

— Все может быть. — Раоден поглядел на старика. Тот указал на невысокую дверь в дальней стене. На ней была вырезана сцена, похожая на мозаику в первой комнате.

Галладон потянул дверь. За ней открылся длинный, уходящий в бесконечность каменный проход.

— И куда же, к Долокену, он ведет?

— Наружу, — ответил принц. — Старик попросил нас вынести его из Элантриса.

Карата первая шагнула в проход, ведя для устойчивости рукой по гладко обтесанной стене. Остальные последовали за ней. Вскоре начался подъем, и им пришлось двигаться с перерывами, так труден для ослабленных Элантрисом тел оказался путь. Когда под ногами появились ступеньки, старого хоеда понесли по очереди. Через час они уперлись в конец туннеля: простую деревянную дверь, не украшенную резьбой.

Галладон толкнул дверь, и в проем полился слабый утренний свет.

— Мы на горе! — пораженно воскликнул дьюл. Раоден переступил порог, оказавшись на высеченной в скале небольшой площадке. Склон резко уходил вниз, но на нем еще можно было разглядеть остатки спуска. Под скалой притулился Каи, а за ним величественной глыбой возвышался Элантрис.

Принца заново поразили невероятные размеры древнего города. По сравнению с ним Каи выглядел крошечной деревушкой. Элантрис окружали призрачные останки трех других Внешних городов, которые когда-то, подобно Каи, ютились в тени великого брата. Сейчас все они были заброшены, без волшебства Элантриса Арелон не мог содержать столько праздных ртов в одном месте. Жителей Внешних городов насильно переселили и заставили работать на плантациях Йадона.

— Сюл, наш друг теряет терпение.

Раоден перевел взгляд на элантрийца. Глаза старика настойчиво двигались, указывая на широкий путь, ведущий вверх.

— Снова карабкаться, — вздохнул принц.

— Осталось немного, — отозвалась сверху Карата. — Подъем заканчиватся здесь.

Раоден кивнул и из последних сил поднялся на уступ.

— Озеро, — с усталым удовлетворением прошептал старик.

Принц нахмурился — «озеро» больше походило на пруд, его глубина едва достигала десятка футов. Вода светилась кристальной голубизной, но, несмотря на прозрачность, не было видно питающих его источников.

— И что теперь? — спросил Галладон.

— Положим его в воду, — предложил принц.

Он встал на колени и осторожно опустил хоеда в пруд. Старик вытянулся на сапфировой поверхности и блаженно вздохнул. От его вздоха в Раодене проснулось томление, непреодолимое желание освободиться наконец от боли, телесной и духовной. Лицо старика разгладилось, глаза ожили.

Элантриец посмотрел на Раодена полным безмолвной благодарности взглядом и растворился в озере.

— Долокен! — вырвалось у Галладона.

Старый хоед таял в воде, как кубик сахара в чашке с горячим адолийским чаем. За считаные секунды он исчез, не оставив следа.

— На вашем месте я бы вела себе осторожнее, принц, — спокойно произнесла Карата.

Раоден глянул под ноги и только тут понял, как близко подошел к краю озера. Боль внутри исходила криком; его трясло, как будто тело понимало, что избавление совсем близко. Надо только упасть…

Он выпрямился, едва не споткнулся и попятился от манящих вод. Еще рано. Пока боль не одолела его, пока сила воли оставалась при нем, он будет бороться.

Раоден шагнул к Галладону и положил ему руку на плечо.

— Когда я стану хоедом, принеси меня сюда. Не заставляй меня мучиться.

— Ты совсем недавно в Элантрисе, сюл, — ворчливо ответил он. — У тебя впереди годы прелестей здешней жизни.

Боль взметнулась волной, так что у Раодена подогнулись колени.

— Пообещай мне, дружище. Поклянись, что принесешь меня сюда.

— Обещаю, — серьезно ответил дьюл. Он не спускал с принца встревоженного взгляда.

Раоден благодарно кивнул.

— Пойдем. До города далеко.