— Господин Трой! Господин Трой! Вас срочно желает видеть господин сотник!

Трой оторвал руку с шлифовальным камнем от лезвия меча и поднял голову. К нему со всех ног летел Дифлин, молодой наемник, вступивший в сотню всего неделю назад. Впрочем, Дифлин был года на четыре старше его и не особо уступал в плечах и росте. Но его называли молодым, а Трой уже считался ветераном…

В той Битве у реки, как ее начали величать (в основном из-за того, что на поле боя случайно оказалась сама принцесса Лиддит), сотня полегла почти полностью. Впрочем, Даргол не слишком прогадал. Основной костяк его сотни, с которым он возрождал ее из небытия уже не один раз, — шестеро сержантов и гном — уцелел, а того золота, которое ему отвалили за спасение принцессы, хватило бы для безбедного содержания полнокровной сотни в течение трех лет. Тем более что виконт Дамельер, командир панцирников, не стал считаться и разделил захваченные трофеи не по числу выживших (в этом случае Дарголу досталось бы менее десятой части), а ровно пополам (его просто трясло при мысли о том, что сделал бы с ним император, если бы рядом с принцессой не оказалась вовремя эта шальная сотня наемников).

Так что орочьего сплава досталось довольно много, и гном быстро приспособил его к делу. А тут еще слух о том, что принцесса взяла сотню Даргола под свое высокое покровительство… Короче, к Дарголу валом повалили охотники, каковых в этих опаленных войною краях оказалось немало. И сотник с сержантами придирчиво занялись отбором, решив создать не просто сотню, которая не посрамит уже завоеванное славное имя. Нет, их планы шли дальше — сколотить такую сотню, нанять которую сочли бы за честь купцы и графы от западных гор и до восточных морей, омывающих империю. А может, и кое-кто за ее пределами. Даргол был уже стар и мудр, он знал, что судьба не слишком часто дает ТАКОЙ шанс и использовать его надо по максимуму. Тем более что ЭТОТ был оплачен полной мерой. Впрочем, жизнь наемника (как и любого военного) — лотерея, в которой, конечно, можно улучшить шансы — умением, хорошим оружием, броней и т. п., но не намного. Ибо лучшим достаются и более сложные задания, где вероятность окончить свою жизнь в пасти гхарка или каррхама либо сложить свою голову под ятаганом орка или дубиной тролля — всегда одинаково велика. А хочешь жизни поспокойней и шанса окончить ее в своей постели с рыдающими родственниками и взмыленным лекарем у изголовья — тогда не морочь никому голову и расстанься с мечтой нацепить на рукав шеврон, а на каску или берет кокарду своего полка или сотни…

Сотник ждал его у коновязи. И не один. Рядом маячила коренастая фигура гнома. Трой коротко доложился, сотник молча уставился на него острым взглядом. Пару минут Трой молча стоял, ощущая себя жуком на булавке, потом сотник повернулся к гному:

— Значит, считаешь, что он потянет?

Гном растянул губы в чудовищном оскале, который у него символизировал ухмылку, и покровительственно кивнул:

— Ага!

Даргол вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— Ну… не знаю.

Гном ехидно сморщился.

— Ну и не знай, а деваться тебе все равно некуда.

Даргол осуждающе посмотрел на гнома, но тот, не убирая с рожи ехидной ухмылки, залихватски мотнул головой.

— Я уже сказал — нет. Небось, догадываешься, что ты не первый, кто сделал мне подобное предложение. Краф-кривой, так тот вообще предлагал мне взять под начало сотню. Так вот, я до сих пор не согласился ни на одно предложение. И теперь не собираюсь.

Даргол еще раз вздохнул и, повернувшись к Трою, сурово произнес:

— Вот что, сынок, принимай восьмой десяток.

Трой от удивления открыл рот. Наверное, вид у него был ужасно потешный, потому что все, кто находился в радиусе десятка шагов вокруг, бросили свои дела и уставились на Троя. Но в первом ряду, естественно, оказались сотник с гномом. Понаслаждавшись зрелищем пару минут, гном громко рявкнул:

— Ну ты, десятник, закрой пасть и иди принимать десяток.

Десятка, в общем-то, еще не было. В дальнем углу двора, занимаемого сотней Даргола, у жидкого костерка сидели трое. Одним из них был крестьянин, единственный уцелевший из тех трех, что увязались за сотней Даргола после орочьего набега. По иронии судьбы уцелел не жених и не его несчастный соперник, а тот, которого взяли, так сказать, для силовой поддержки. Несмотря на длинные руки, кряжистую фигуру и проявившуюся в Битве у реки недюжинную силу, он был тих, даже несколько забит и откровенно туповат. Даже во время схватки он орудовал изготовленной гномом алебардой со сноровкой мужика, рубящего дрова. Иное дело, что против орков это оказалось довольно эффективным. Особенно из второго ряда, когда не было особой необходимости думать о своей защите, все перелагалось на первый ряд щитоносцев. С другой стороны, когда кто-то из дарголовых сержантов, восхитившись силой и бесстрашием новобранца (по мнению Троя, бесстрашие это было обусловлено скорее не храбростью, а некоторой тупостью и недостаточно адекватной оценкой ситуации), попытался подучить «этого парня», оказалось, что, кроме как на тупые махания алебардой, крестьянин ни на что не способен. Еще двоих сидевших у костра Трой ранее не видел, что, впрочем, было вполне объяснимо. Все это время он провел в кузне, где под руководством гнома перековывал груды доставшегося сотне орочьего металла. Причем гном, убедившись, что Трой кое на что таки способен, взвалил на него всю черновую работу, а сам появлялся у горна, лишь когда дело доходило до производства конечного изделия. Так что Трой не знал большинства новичков, хотя практически все новички знали его. Еще бы, стоило только новичку в первый же вечер устроиться у костра десятка, как около полуночи из кузни вываливалось нечто громадно-лохматое и рысью неслось к реке. Естественно, первым вопросом было — что ЭТО такое? Сержанты отвечали по-разному, но чаще всего так: «Это Трой. В Битве у реки они с гномом сдержали орочью свинью».

Когда Трой подошел почти вплотную, за его спиной раздался сварливый голос гнома:

— А не соизволит ли десяток оторвать свои задницы от подстилок и приветствовать своего десятника?

Услышав громовой рык гнома, троица отреагировала по-разному: крестьянин суетливо задергался, засучил всеми конечностями, но оказался на ногах позже остальных, а двое других сначала повернули головы, окинули вновь прибывших оценивающим взглядом, а затем неторопливо (но заметно быстрее крестьянина) выпрямились. Что ж, это было понятно. Эти двое явно были ветеранами. Причем не такими, как Трой, который стал ветераном после своего первого и пока единственного сражения, а настоящими, прошедшими много битв и походов. Тот, что стоял левее, был невысок, едва ли на полголовы выше гнома (хотя, естественно, заметно субтильнее его, но ведь в плотности телосложения людям с гномами не тягаться). Никаких доспехов на нем не было, но, судя по тому, что он был в короткой кожаной куртке, а на брюках от пояса и до колен были нашиты кожаные нашлепки, он явно предпочитал кольчугу. На поясе наемника был закреплен нож, а рядом лежала перевязь с двумя кунаками. Это означало, что наемник был ОЧЕНЬ сильным мечником. Считалось, что сам Трой так и не освоил технику боя кунаками (во всяком случае на таком уровне, который удовлетворил бы Ругира). Вершиной его мастерства стали несколько десятков связок, по поводу которых Ругир нехотя буркнул: «Ладно, для деревни сойдет». Второй был несколько выше первого, но у него меч был оружием вспомогательным. Поскольку то, что лежало рядом, явно было ЛЮБИМЫМ оружием. Это был тяжелый (даже, прямо скажем, тяжеленный, как и все, рассчитанное на гномью силу) гномий арбалет. Впрочем, меч у него был. Тонкий и узкий кончер с острием-жалом и одной рубящей гранью. Неплохая штука в одиночной рукопашной, но более ни к чему не пригодная.

— Рады приветствовать вас, уважаемый гленд.

— Не меня. — Гном сморщился и ткнул пятерней в сторону Троя. — Вот его. — После чего он обошел Троя и шмякнулся у костра.

На Троя уставилось три пары глаз. Крестьянин смотрел на него обрадовано (все-таки, почитай, земляк в командирах), а двое других оценивающе. Трой тоже молчал, совершенно не соображая, что ему делать. Наконец затянувшуюся паузу вновь разорвал рев гнома:

— Ну что, так и будем истуканами стоять?

Крестьянин суетливо дернулся и снова замер, крутя головой и озадаченно косясь то на одного сотоварища, то на другого. Он понимал, что господин гном явно ждет от них — каких-то действий, но каких?

Первым отреагировал мечник. Он демонстративно тяжело вздохнул и, повернувшись к своим вещам, принялся укладывать их в дорожный мешок. Арбалетчик фыркнул и так же демонстративно отвернулся, оставшись, впрочем, на месте.

Гном пару мгновений понаблюдал за происходящим, сердито нахмурился.

— Эй, ты чего это делаешь?

Мечник аккуратно засунул в мешок очередную порцию скудного наемничьего скарба и нехотя разогнулся.

— А что такое, уважаемый гленд?

Гном кивнул на мешок.

— Я так понял, что ты передумал оставаться в сотне Даргола?

Мечник вздохнул.

— Сотник Даргол — уважаемый командир, и служить в его сотне всегда почиталось за честь. — Он на мгновение замолчал, а затем продолжил самым рассудительным тоном: — Да, многие сложили свои головы под его началом, но все знают, что Даргол никогда не бросал своих, он заботится о бойцах и всегда исправно платит. Так что я бы с удовольствием остался, но… уважаемый гленд, как вы себе это представляете?

— А в чем проблема? — прищурился гном. Мечник слегка скривился, показывая, что ему не нравится такая нарочитая непонятливость гнома.

— Извините, уважаемый гленд, я слышал много хорошего о нашем юном… десятнике, но я прошел долгий путь и знаю: хороший командир удваивает твои шансы выжить в бою, а плохой может опустить их до нуля. А для того, чтобы стать хорошим командиром, одного боя мало. Как я поверю, что он отдаст мне правильную команду или поставит меня на МОЕ место в строю, если он никогда не видел, что такое куначный боец. — Тут он чуть повернул голову в сторону Троя и, несколько насмешливо усмехнувшись, добавил: — Прошу прощения, десятник.

Трою кровь бросилась в лицо. Все время, пока мечник произносил свою речь, он стоял, опустив плечи, и думал о том, что мечник прав, он еще не готов и не скоро будет готов, а потому… Но когда тот заявил, что Трой не знает, что такое кунаки… Не успев даже подумать, что он собирается сделать, Трой шагнул вперед и, ухватив мечника за плечо, развернул к себе.

В первое мгновение ему хотелось прокричать что-то тому в лицо, но Трой сдержался и, подражая мечнику, отпустил напрягшееся плечо и произнес вежливо-ледяным тоном:

— Как я понял, кунаки — это вот эти два парных меча?

Губы мечника дрогнули, растягиваясь в саркастическую усмешку.

— Да, наш юный десятник.

— А не позволите ли мне рассмотреть их поближе? Хочу понять, что в них такого необычного.

Взять чужое оружие без спросу означало нажить себе если не врага, то уже точно человека, который будет тебя сильно недолюбливать. Да и после просьбы, согласно действующему среди наемников этикету, мечник мог запросто отказать Трою, и его никто бы за это не осудил. Оружие есть оружие, это такая же неотъемлемая часть любого наемника, как голова, рука или, скажем, задница. Разве можно осуждать человека, не позволяющего никому лицезреть или трогать свою задницу? Но мечник не отказал… Он вновь окинул Троя оценивающим взглядом и все с той же улыбочкой кивнул:

— Бери, только… не порежься.

Трой нагнулся, поднял перевязь, перехватил левой рукой двое ножен, а правой выдвинул один из клинков. По глазам резанула синева. Сталь мечей была очень похожа на сталь ругировых клинков, только рисунок был несколько крупнее и грубее. Трой крутанул ножны, перехватил рукояти и легким движением стряхнул ножны с клинков, взметнув лезвия в позицию «двух молний». Лучше всего у него получалась связка «двойной лист». С нее он и начал. Затем последовали перетекающие друг в друга «морской еж», «тройное солнце» и «двусторонний краб». Затем Трой быстро прошелся по «лестнице богов», которая обычно давалась ему не слишком хорошо (но только не в этот раз), и закончил «всполохами». Когда он, стряхнув рукавом пот с лица, повернулся к своему десятку, все четверо (включая гнома) производили впечатление близких родственников. Поскольку умение так широко открывать рот не могло быть не чем иным, как неким родовым отличием, ибо, по мнению Троя, у ОБЫЧНЫХ людей рот так широко не открывается. Трой молча поднял ножны, двумя движениями загнал в них клинки и протянул перевязь мечнику.

— Левый немножко не сбалансирован.

Мечник с клацаньем захлопнул пасть и машинально кивнул.

— Я знаю… э-э-э… господин десятник, а кто был вашим учителем?

«Ха! Я уже господин», — обрадовано заметил про себя Трой, а вслух ответил:

— Я знал его под именем Ругир.

— Ругир-убийца! — приглушенно воскликнул мечник и напряженно наморщил лоб. Спустя пару мгновений он, бросив дорожный мешок и коротко, с достоинством, поклонившись Трою, произнес:

— Господин десятник, я прошу вас дать мне несколько… индивидуальных уроков.

И эта фраза сразу разрядила обстановку. Арбалетчик, все это время демонстративно наблюдавший за происходящим, хлопнул мечника по плечу.

— Сколько раз я тебе говорил, Арил: не беги впереди каравана. — И он заливисто расхохотался. Мечник попытался нахмуриться, но арбалетчик смеялся так заразительно, что спустя мгновение и на его лице появилась улыбка, а вскоре смеялись уже все.

Отсмеявшись, арбалетчик вскинул правый кулак к левому плечу и представился:

— Глав-стрелок. Рад служить под твоим началом. Следом отдал честь и мечник.

— Арил-двурукий. Рад служить под твоим началом.

Крестьянин задергался, но затем тоже попытался махнуть кулаком, как двое предыдущих, однако, в отличие от них, вышло это у него неуклюже.

— Я, это… Марел. Тоже, значицца… буду служить. Стараться, значицца… — И он замолчал, запутавшись окончательно.

Последним небрежно отдал честь гном.

— Гмалин-однорукий. Рад служить под твоим началом.

Тут уже настала очередь Троя удивляться. Ему и в голову не приходило, что гном, пусть даже и номинально, войдет в его десяток.

Гном пару мгновений понаслаждался этим, как видно, изрядно понравившимся ему зрелищем, пожал плечами и, кивнув в сторону перевязи с кунаками, ехидно произнес:

— Ну не все же тебе меня удивлять…

Следующая неделя прошла в новых хлопотах и заботах. Хотя Трой теперь числился-десятником, от работы в кузне его никто не освобождал. Так что ему приходилось после целого дня в кузне наскоро мыться и, вместо того чтобы завалиться отдыхать, заниматься десятком. Впрочем, все оказалось не так плохо, как ему казалось вначале. Во-первых, хотя Гмалин после каждого его промаха (вернее, того, что считал таковым) взял привычку орать: «Разуй глаза, десятник!», он стал брать на себя гораздо больше работы. Во-вторых, к удивлению Троя, он и сам оказался неплохим учителем. Первое время он смущался, мямлил, но постепенно увлекся и стал гонять своих ребят до седьмого пота. А учить было чему. К его удивлению, он смотрелся очень приличным бойцом даже на фоне ветеранов. Школа Ругира оказалась на несколько голов выше того уровня воинского мастерства, которым владело большинство ветеранов. К тому же очень многие из наемников довольно ревниво относились к своему умению и не особо спешили делиться тем, что они считали своими секретами. Да и регулярные занятия были не больно в чести. Хоть как-то обучали подчиненных только сержанты. Но и они, как правило, не больно напрягались, сосредотачиваясь лишь на самых неумелых, а остальных после проверки оставляли в покое. Но Трой принялся за дело со всем рвением. Тем более что его бойцы были не особо против. Мечник уже высказал желание позаниматься, арбалетчик Глав, который был старым приятелем Арила и явно играл в этой паре подчиненную роль, не стал ему перечить, крестьянин был готов делать все, что ему прикажет «господин десятник», а гном… Если честно, Трой не очень понимал, почему Гмалин на первом же занятии не послал его подальше…

Спустя полторы недели, во многом более благодаря совместному желанию, чем талантам Троя, они уже смогли составить вполне приличного «ежа» и даже крестьянин неплохо орудовал специально выкованной для него алебардой.

Сначала их совместные занятия собирали толпу зрителей. Другие наемники попервости пытались было отпускать едкие шутки по адресу Арила и Глава, ехидно интересуясь, а не позвать ли Ликина, пятилетнего сына погонщика из обоза, а то чтой-то обучитель для них явно староват. Арил и Глав только посмеивались, а Троя это дико раздражало. Он пару раз порывался разобраться с обидчиками по-свойски, на кулачках, но в последний момент его останавливал неодобрительный взгляд гнома. Как-то незаметно интерес окружающих угас. Более того, однажды вечером, возвращаясь от сотника, Трой заметил в дальнем углу лагеря, за кустами, троих мечников. Двое, шумно пыхтя, махали своими грозными «лопатами» (как их в шутку называли остальные наемники), а третий торчал рядом и покрикивал:

— Хлестче, хлестче замах… и лезвие сразу вверх, «крабьим листом»!

Приостановившись, Трой пригляделся и узнал ту связку, которую сам отрабатывал днем. После чего ему захотелось броситься к своему костру вприпрыжку…

Однажды, когда они, как обычно, махали мечами и топорами, то рубя воображаемого противника, то от души охаживая иссеченную колоду, гном вдруг резко остановился и сердито прорычал:

— Все, надоело! Тыкаем туда-сюда, будто щенки. А надо работать совсем не так. Вот смотрите. — Он кивнул товарищам, чтобы внимательно следили за его командами. — Работаем «дорожку».

— Чего? — непонятливо переспросил крестьянин.

— Встали в «ежа», говорю, быстро! — свирепо рявкнул гном и, когда все быстро заняли свои места, продолжил уже деловым тоном: — Атака идет слева на две ладони, ты бьешь сюда. Сверху. — Он выбросил здоровую руку с секирой. Мечник понимающе кивнул и сымитировал удар.

— Ага, — кивнул Гмалин, — пойдет. Если ты попал, то тот урод, который на нас пер, упадет вправо. А потому следующий появится отсюда. И тут его встречаю я. — Гном ловко махнул секирой. — Значит, следующий…

Тут Трой, как-то сразу врубившийся в то, о чем говорит гном, выкрикнул:

— Арил, щит выше и левее! — и лихо рубанул двуручником. Гном удовлетворенно кивнул…

Следующие два дня они пытались разучить то, что гном называл «дорожка». Сначала выходило не очень. Максимум, на что их хватало, это три-четыре шага, затем кто-то сбивался — крестьянин цеплял за шлем стрелка, или мечник делал слишком большой замах, отчего Трою приходилось отскакивать на пару шагов назад, и «еж» рассыпался. Но с каждым днем у них получалось все лучше и лучше…

Спустя десять дней на вечерней тренировке они как-то неожиданно поймали темп и ринулись вперед, буквально кожей чувствуя, что и как делать. На шестнадцатом шаге у Троя екнуло под ложечкой. До сих пор их рекорд был — семь шагов, но они шли и шли вперед. Лезвия клинков со свистом рассекали воздух, щиты в руках стрелка и гнома, скрежеща краями, ходили вверх-вниз, парируя вероятные удары, а ноги всех пятерых гулко бухали в утоптанную землю. На пути попалась палатка соседнего десятка — они снесли ее, затем костер — они прошли сквозь него, снеся треногу с котлом. Люди улетали с пути этого многорукого чудовища, которым они себя ощущали, с ошарашенными лицами…

Когда они, тяжело дыша, повалились в траву, Трой счастливо выдохнул:

— Сорок два.

— Чего? — переспросил гном.

— Сорок два шага!

И тут чей-то тихий голос поправил:

— Сорок три.

Трой повернул голову на звук этого голоса и замер. Вокруг них столпилась едва ли не половина лагеря. Наемники стояли и смотрели на пятерых валявшихся на земле сотоварищей. Молча. С озадаченными или, скорее, ошеломленными лицами. А впереди всех, прямо рядом с ними, стоял сотник. Трой суетливо вскочил, набрал воздух в легкие и… взглянув через плечо, увидел снесенные палатки, опрокинутую треногу и все остальное, что они только что натворили. Трой потупился. Воздух покинул легкие, с легким шипением пройдя сквозь стиснутые зубы. Сапоги сотника постояли еще, развернулись и двинулись прочь. Трой, вскинув голову, проводил Даргола отчаянным взглядом, шмякнулся на траву и обхватил колени руками. Тут над его ухом раздался хриплый голос гнома:

— И чего?

Трой исподлобья покосился на него.

— А-а…

Гном осклабился.

— Чего а-то?

— Ничего-то у меня не получается!

— Это как это? — изобразил непонятливость гном.

— Ну… ты же сам видел…

— Чего?

— Ну, сотник… — Трой мотнул голову в сторону заваленных палаток. — Вот… это я во всем виноват!

— Ну-у… — Гном глубокомысленно наморщил лоб. — Моя вина тут тоже, наверно, есть. Может, все это сотнику и в самом деле не понравилось. Кто их знает, этих командиров?

— Вот я и говорю, — уныло проговорил Трой, — выгонят меня из десятников, как пить дать выгонят!

— Может, и выгонят, — согласился гном, — но знаешь, что бы я на твоем месте сделал?

— Что?

— Нитки бы приготовил.

Трой пару мгновений переваривал услышанное, затем удивленно воззрился на гнома.

— Чего?

— Нитки, — невозмутимо повторил тот. — А то чем ты собираешься сержантский шеврон пришивать? — Полюбовавшись широко открытым ртом Троя (видимо, это зрелище запало ему в душу, уж больно оно его трогало), Гмалин пояснил: — Понимаешь, мой мальчик, сорокашаговая «дорожка» — это стандартный тест боевой готовности десятка «рыжебородых убийц», личной гвардии Подгорного короля. Бойцы дружины обычно сдают тридцатишаговую, а ополчение — двадцатишаговую. И если я кому-то скажу, что десятник семнадцати лет от роду, назначенный на должность неполную дюжину дней назад, сумел так «сбить» ежа, состоящего из недоделанного кулачного бойца, придурка, считающего, что он когда-нибудь научится обращаться с гномьим арбалетом, тупого крестьянина и однорукого гнома-инвалида, что он прошел сорокашаговую «дорожку», то меня поднимут на смех. — Гном ехидно улыбнулся. — Да я бы и сам долго ржал, расскажи мне кто-нибудь такое. Так что Дарголу некуда деваться. На его месте я бы зубами вцепился в такого сержанта.

— А чего ж ты… — начал было Трой, но, увидев ухмылку на лице гнома, осекся и заулыбался сам. — Смеешься, да?

Гмалин хмыкнул и, вскинув на плечо тяжелую секиру, повернулся и пошел прочь.

Вечером Троя вызвали к сотнику, от которого он вернулся через полчаса. В его потной, ладони был зажат сержантский шеврон.