ТВЕРДЫНЯ: ОДИН
Безусловно, в грядущей темной эре для свободного
общества настанут тяжелые времена. Быстрый возврат к
всеобщей нищете будет сопровождаться взрывом насилия.
Человечество ждут такого рода жестокости, о которых уже
забыли. Мощь закона окажется резко ограниченной, либо
вообще исчезнет. Это произойдет либо вследствие
уничтожения (или исчезновения) всего государственного
механизма, либо вследствие тех трудностей, которые
возникнут в сфере коммуникаций и транспорта. Окажется
возможным лишь передать функции руководством и управления
местным властям, которые смогут поддерживать порядок
исключительно путем насилия…
Роберто Вакка. Наступление темной эры.
В утро Падения Молота сенатор Артур Джеллисон пребывал в плохом настроении. Единственно с кем он смог связаться в ИРД, были сотрудники отдела по связям с общественностью. Но они не знали ничего, о чем бы уже не сообщалось по радио и телевидению. Не существовало никакой возможности добраться до Чарли Шарпса. Следовало бы как-то добиваться этого, но вообще-то у сенатора Джеллисона не было привычки отрывать людей от дела, которым они заняты, чтобы беседовать с ним. Наконец он решил подключить свой телефон в сеть переговоров космопорта. Чтобы услышать о чем сообщают космонавты.
Пользы это особой не принесло, все загружают атмосферные помехи. Прямая телевизионная передача видна была тоже очень плохо. Столкнется эта проклятая комета с Землей или нет?
Если столкнется — значит Джеллисон многое обязан был заранее сделать, но он этого — не сделал. Не сделал потому, что ему не хотелось выглядеть дураком в глазах своих избирателей. Он не мог позволить себе такого, даже в глазах избирателей этой долины, где он обычно собирал восемьдесят процентов голосов.
С собой сенатор прихватил сюда членов своей семьи, двух помощников… и столько всяческого оборудования и снаряжения, сколько он мог купить, не привлекая излишнего внимания. Это было все, что он мог сделать. Сейчас все, кто приехал с сенатором, находились в этом доме — в большинстве вместе с ним в этой комнате.
Подключенный к телефонной сети репродуктор заговорил. Голос Джона Бейкера и Маурин тут же чрезвычайно насторожилась. Джеллисон уже давно знал о ее взаимоотношениях с Джонни, но он не думал, что Маурин хоть подозревает о том, что он в курсе. Теперь Бейкер развелся, кроме того, именно он был назначен в полет на «Молотлаб». Может быть, когда он вернется из полета… Вот это было бы хорошо. Маурин нужен кто-нибудь. Мужчина.
И Шарлоте нужен кто-нибудь, только она думает, что он у нее уже есть. Джеллисону не нравился Джек Турнер. Его зять был слишком смазлив, слишком любил поговорить о своих наградах, завоеванных в соревнованиях по теннису, и не слишком любил отдавать взятые в долг деньги. «Займы» эти (и не малых размеров) он выпрашивал каждый раз, когда дела его шли не так хорошо, как хотелось бы. А они почти никогда не шли хорошо. Но, похоже, Шарлота счастлива, живя с ним, и дети у них растут хорошие, а Маурин старится — так что возможно, кроме детей Шарлоты других внуков у него не будет. Джеллисон все же продолжал надеяться, что появятся у него и внуки — дети Маурин.
— Ничего не разглядеть, — сказал Джек Турнер. — Ну и картинка:
— Дедуля, сделай нам хорошие картинки, — сказала своему отцу девятилетняя Дженнифер Турнер. Она уже знала, что ее дедушка умеет делать всякие фотографии и всякие прочие штуки, показывая которые можно произвести большое впечатление на своих одноклассников. Нужно отметить, что Дженнифер прочла все, что можно достать, о кометах.
— Молотлаб, говорит Хаустон. Мы не получили вашего сообщения, — сказал репродуктор.
— Дедуля…
— Тихо, Дженни, — сказала Маурин. Волнение, прозвучавшее в ее голосе, заставило всех притихнуть. Картинка на экране телевизора прыгала, кривилась самым невозможным образом, расплывалась. Потом изображение вдруг сделалось четче, и сидящие в комнате увидели множество каменных глыб, окутанных туманом и паром, несущихся с экрана прямо на них.
— Господи, ядро все приближается! — Это Джонни…
— Похоже, что оно столкнется с Землей…
Изображение на экране исчезло. Репродуктор, включенный в телевизионную линию продолжал передавать:
— Над нами шаровая молния!
— Хаустон! Хаустон, на Мексиканский залив пришелся сильный удар…
— Господи Боже!
— Заткнитесь, Джек, — тихо сказал Джеллисон.
— …Просим вас выслать вертолет за нашими семьями…
— …Молот падает.
— Ты не должен говорить с Джеком в таком тоне…
Джеллисон не обратил внимания на слова Шарлоты. — Эл! — крикнул он.
— Слушаю, сэр, — из соседней комнаты отозвался Харди. Быстро вошел в комнату, где находился сенатор.
— Зовите сюда всех работников фермы. Быстро. Пусть их привозят все, у кого есть машины. Доставить сюда винтовки. Действуйте.
— Хорошо, — и Харди исчез.
Все находившиеся в комнате были ошеломлены.
— Что случилось, дедушка? — тихо и протяжно спросила Дженнифер.
— Не знаю, — ответил Джеллисон. — Не знаю, насколько плохо то, что случилось. Чертов телевизор. Чертов телефон молчит. Маурин, попробуй, не сможешь ли ты дозвониться хоть как-нибудь, хоть до кого-нибудь в ИРД. Вот по этому телефону. Действуй.
— Хорошо.
Потом Джеллисон перевел взгляд на Джека Турнера. Турнера в долине не знают. Никто не будет выполнять его распоряжений. Как же его использовать?
— Джек, выводите какой-нибудь из «скаутов». Я поеду в город. Мне нужно увидеться с шерифом и с шефом полиции. И с мэром.
Турнер хотел было что-то сказать, но, увидев, лицо Джеллисона, не решился.
— Вообще не могу связаться с Лос-Анджелесом, папа, — сказала Маурин. — Телефон работает, но…
Слова ее были прерваны землетрясением. Оно было не очень сильным, поскольку большой калифорнийский разлом находился далеко отсюда. И все же оно было достаточно сильным, чтобы дом затрясся. Лица детей выражали испуг, и Шарлотта, тут же занявшись ими, отвела их в спальню.
— Я могу попробовать позвонить по местным телефонам, — прекратила свои попытки Маурин.
— Хорошо. Позвони в местную полицию и скажи им, что я еду в город, чтобы поговорить с их шефом и мэром. Скажи им, что это важно и что я выехал. Идемте, Джек. Маурин, когда Эл соберет рабочих, ты и Эл поговорите с ними. Скажите, что нам нужны как они сами, так и каждый их друг, что нам понадобятся все их машины, все оружие, которое у них есть. И многое другое. Что предстоит многое сделать. Половина их пусть отправится в город и там разыщут меня. Остальные пусть останутся здесь — на случай ураганов, оползней и так далее. — Джеллисон поразмышлял мгновение. — Их помощь понадобится и в том случае, если начнется снегопад. Если Сарли Шарпс знает, о чем он говорит, то в течении этой недели должен начаться снегопад.
— Снегопад? Чушь, — запротестовал Джек Турнер.
— Хорошо, — сказала Маурин. — Еще что-нибудь, папа?
Здание городского совета помимо основных своих функций выполняло и добавочные: в нем размещались библиотека, тюрьма и полицейский участок. Шеф местной полиции, или просто «шеф», имел в своем распоряжении двух штатных полицейских и нескольких неоплачиваемых помощников — добровольцев. Мэр являлся владельцем местного магазина кормов. Органы управления Серебряной долины не были ни слишком раздутые, ни слишком загруженные.
Дождь начался раньше, чем Джеллисон добрался до здания Городского совета. Широкие полосы молнией вспыхивали над восточной частью долины Хай-Сьерры. Дождь — будто хлынула теплая вода из переполненной ванны. Улицы тут же покрылись водой. Потоки бежали поверх невысоких мостов, перекинутых через речки. Вид у мэра Джила Дейца был озабоченный. Он, похоже, очень обрадовался, увидев сенатора Джеллисона.
В большом зале библиотеки собралось еще с дюжину народа. Шеф полиции Рэнди Хартман, отставной полицейский одного из больших городов восточного побережья. Три городских советника. Двое владельцев местных магазинов. Джеллисон узнал мужчину с бычьим загривком, сидевшего почти с краю и приветствовал, помахав рукой. Сенатору не слишком часто приходилось встречаться со своим соседом Джорджем Кристофером.
Джеллисон представил своего зятя и пожал руки присутствующим. В зале воцарилась тишина.
— Что происходит, сенатор? — спросил мэр. — Эта… эта штука действительно столкнулась с нами? Так?
— Да, — ответил Джеллисон.
— Я просматривал журнальные статьи об этом, — задумчиво пробормотал мэр Зейц. — Ледники. Восточное побережье уничтожено. — Грохнул раскат грома, и Джил Зейц махнул рукой в сторону окна. — Я раньше не верил, что такое случится. А теперь должен поверить. Сколько будет продолжаться этот дождь?
— Не одну неделю, — сказал Джеллисон.
Его слова отрезвили присутствующих. Все они были фермерами — или просто жили в общине, где сельское хозяйство (и погода естественно, ибо сельское хозяйство всецело зависит от погоды) составляло наиболее интересную часть разговоров. Все они понимали, что натворит дождь, непрерывно льющий в течение нескольких недель.
— Животные погибнут от голода, — сказал Зейц. На его лице мелькнула было мимолетная улыбка: в голову пришла мысль о ценах, которые он может заломить за свой товар. Но он тут же насупил брови: окончательно понял, что произошло. — Насколько велики окажутся разрушения? Уцелеют ли автомобили? Поезда? Смогут ли доставлять людям продовольствие и корма?
Джеллисон помолчал мгновение.
— Ученые говорили мне, что этот дождь будет идти над территорией всей страны, — сказал он медленно.
— Господи Боже! — ахнул мэр. — Никому на удастся собрать в этом году урожай. Никому. У людей будет только то, что уже хранится в элеваторах и амбарах.
— И мне не кажется, что кто-нибудь поторопится уделить нам слишком много из того, чем он владеет, — заметил Джордж Кристофер. Все кивнули в знак согласия. — Если дела обстоят настолько плохо… Они действительно обстоят настолько плохо?
— Не знаю, — сказал Джеллисон. — Весьма вероятно, что они обстоят хуже чем мы предполагаем.
Зейц обернулся, рассматривая большую контурную карту, висевшую на стене зала. На карте были изображены Туларе и смежные округа. — Иисусе, сенатор, что же нам делать? Такой дождь как этот приведет к тому, что вся долина Сан-Иоаквин окажется под водой. Переполнена. А ведь там живет много народа. Очень много.
— И все они в поисках более возвышенных мест хлынут сюда, — добавил Джордж Кристофер. — Где мы их разместим? Чем мы их накормим? Мы не можем сделать ни того, ни другого.
Джеллисон присел на край библиотечного стола.
— Джил, Джордж, я всегда подозревал, что более умны, чем хотите показать. То, о чем вы сказали и есть, несомненно, основная стоящая перед нами проблема. Полмиллиона, может быть, и больше тех, кто находится в Сан-Иоаквине, кинутся искать возвышенностей. Много народу сейчас в Сьерре, они ушли туда из страха перед кометой. Спускаясь с гор, они тоже направятся сюда. Сюда двинутся и жители Лос-Анджелеса. Что нам делать со всеми ими?
— Давайте говорить откровенно, — сказал один из городских советников. — Это бедствие, но раз вы говорите, что… — он на мгновение замолчал, не в силах докончить начатую фразу. Вы говорите, что армии, президента, Сакраменто — всего этого больше нет? Мы навсегда оказались предоставленными сами себе? Навсегда?
— Может быть, так, — сказал Джеллисон, — а может быть, нет.
— Тут большая разница, — сказал Джордж Кристофер. — Мы можем взять под свою опеку всех этих людей на неделю. Может быть, на две. Но не дольше. Если дольше, то кое-кому придется погибнуть голодной смертью. Кому именно? Всем нам, поскольку мы попытаемся сохранить жизнь слишком многим людям? И всего лишь на две недели?
— Да, вот в чем проблема, — соглашался мэр Зейц.
— Я не буду кормить никого из них, — гранитным голосом сказал Джордж Кристофер. — У меня есть, о ком я должен заботиться.
— Вы не можете… не можете просто так отказаться от того, что вы обязаны делать, сказал Джек Турнер.
— Не думайте, что у меня есть лишнее, чтобы кормить чужаков, — отрезал Кристофер. Тем более, что им все равно предстоит умереть.
— Некоторых из них кормить не придется, — сказал шеф Хартман. Указал на карту. — Портервилль и Визалия расположены в бывших руслах рек. Они будут затоплены наводнением. При таком дожде… сомневаюсь, что плотины продержатся слишком долго.
Все посмотрели на карту. Хартман был прав. Над Портервиллем нависло озеро Саксесс. Миллиарды галлонов воды были готовы обрушиться на город. Визалия, расположенная дальше к северу, находилась в не лучшем положении.
— Не просто дождь, — сказал Зейц. — Теплый дождь, а на горах еще лежит снег. Видимо, весь это снег сейчас тает. Он наверняка растает к сегодняшнему полудню…
— Мы обязаны предупредить живущих там людей! — сказал Джек Турнер.
— Обязаны? — спросил один из Городских советников.
— Конечно, обязаны, — сказал шеф Хартман. — Но чем мы будем кормить всех их, когда они хлынут сюда? Запасами из магазина Гранни Мэйсона?
По залу пронеслось бормотание голосов.
— Сколько времени продержится эта плотина? — спросил Джеллисон. — Они смогут продержаться весь сегодняшний день?
Этого никто наверняка не знал. Телефон не работал, так что с соответствующими специалистами связаться было невозможно.
— Что вы задумали, сенатор? — спросил шеф Хартман.
— Есть ли у нас время, чтобы доехать до туда? Успеем ли мы обшарить расположенные там супермаркеты, склады кормов, магазины скобяных товаров и так далее до того, как плотины рухнут?
Наступило долгое молчание. Затем один из городских советников встал:
— Я уверен, что сегодняшний день плотина продержится. И если вода не станет прибывать слишком быстро, мой автомобиль пройдет где угодно. У меня — большой десятиколесный автомобиль. Поеду я.
— Не в одиночку, — предупредил Джеллисон. — И не безоружным.
— Я пошлю с ним моих полицейских, — сказал Хартман.
— И что будем делать с нашей добычей? — спросил Джордж Кристофер.
— Разделим между собой, — ответил Джеллисон.
— Разделим. Но если вы делитесь со мной, это означает, что вы ожидаете, что я поделюсь с вами, — заявил Кристофер. — Не уверен, что мне это нравится.
— Черт побери, Джордж, мы теперь должны держаться вместе, — сказал мэр Зейц.
— Мы? Кто это — «мы»? — спросил Кристофер.
— Все мы. Ваши соседи. Ваши друзья, — сказал один из городских советников.
— С этим я согласен, — ответил ему Кристофер. — Мои соседи. Мои друзья. Но я не стану раздавать то, чем владею, толпам пришельцев с равнины. Тем более, что им все равно предстоит погибнуть. — Похоже, великану было трудно найти нужные слова, чтобы объяснить свое решение. — Послушайте, в моем сердце не меньше милосердия, приличествующего христианину, чем у любого из вас. Но я не стану обрекать своих близких на голодную смерть, чтобы помочь тем. И Кристофер направился к выходу.
— Куда вы собрались, Джордж? — спросил шеф Хартман.
— Сенатор подал хорошую идею. Я прихвачу с собой брата, и мы на моей машине съездим вниз. Там много всякого имущества, которое впоследствии нам пригодится. Нет смысла оставлять его просто так — до тех пор, пока рухнет плотина, — Кристофер, прежде чем кто-либо успел ему слова сказать, вышел.
— Вам с ним придется туго, — сказал мэр Зейц.
— Мне? — сказал Джеллисон.
— Конечно, а кому же еще? Я — лишь владелец магазина кормов, сенатор. Я могу именовать себя мэром, но для того, что происходит, я не гожусь. Мне кажется, что настала ваша очередь. Правильно?
Все собравшиеся в зале единодушным хором выразили одобрение. Никто не удивился.
Джордж Кристофер и его брат Рэй катили по шоссе к Портервиллю. Озеро Саксесс лежало справа, песчаные наносы громоздились слева. Не утихая лил дождь. Вода озера уже почти поднялась до уровня моста. Сползшие со склонов кучи грязи сплошь покрывали дорогу. Огромный сельскохозяйственный грузовик мчался, не замедляя хода, через кучи скопления грязи.
— Движение тут не слишком оживленное, — сказал Рэй.
— Пока нет, — Джордж вел машину мрачный, наклонив бычью шею к рулевому колесу, рот его превратился в прямую линию. — Но долго это не протянется. Все эти люди, удирая к возвышенностям, они хлынут именно по этой дороге…
— В большинстве они остановятся в Портервилле, — сказал Рэй. — Как-никак на пару сотен выше Сан-Иоаквина.
— Был выше, — отозвался Джордж. — С этими землетрясениями ничего сказать наверняка уже нельзя. Сдвиги поверхности, одни участки движутся вверх, другие — вниз. Во всяком случае, когда рухнет плотина, Портервиллю конец. Надолго там люди не останутся.
Рэй ничего не сказал. Он никогда не спорил с Джорджем. Джордж, единственный из всей семьи, учился в колледже. Джордж не закончил колледж, но все же за время своего пребывания там кое-чему обучился.
— Рэй, чем все эти люди будут питаться? — внезапно спросил Джордж.
— Не знаю…
— Ты готов увидеть, как твои дети умирают с голода? — жестко спросил Джордж.
— До этого не дойдет.
— Не дойдет? Здесь все будет забито людьми. Соленый дождь зальет Сан Иоаквин. Сан-Иоаквин лежит низко, вся долина будет заполнена водой. Портервилль смоет, когда плотина рухнет. Люди кинутся к возвышенностям, то есть в наши места. Они будут всюду, разобьют свои лагеря на дорогах, набьются в здания школ, в сараи и амбары. Они будут всюду. И все голодные. Для первых прибывших пищи более чем достаточно, на какое-то недолгое время наскребем еды для всех — но именно на недолгое время. Рэй, ты способен видеть голодного ребенка и не накормить его?
Рэй ничего не ответил.
— Обдумай это. Пока хватит пищи, мы будем кормить их. Сможешь ли ты гнать людей от своего дома, пока у тебя сохранится скот? И готов ли ты пустить своих псов на жаркое, чтобы накормить орду Портервилльских хиппи?
— В Портервилле нет никаких хиппи.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
Рэй обдумал сказанное Джорджем. Через Портервилль пойдут громадные толпы. К северу и к югу от Портервилля находятся города с десятимиллионным населением каждый. И если выживет хотя бы один из десяти тысяч… один из десяти тысяч сумеет добраться до Портервилля, а потом повернет к востоку…
Рот Рэя тоже сжался суровой прямой линией, как у его брата. Словно толстые веревки вздулись на шее жилы. Они оба были великанами: вся их семья отличалась высоким ростом. Когда Джордж и Рэй были моложе, они иногда специально заходили в бары, где собиралось хулиганье — чтобы подраться. Как-то раз их отлупили, они ушли и вернулись, приведя с собой двоих младших братьев. После этого случая им очень редко удавалось найти желающих с ними подраться.
И образ мыслей у них был одинаковый, только до Рэя все доходило медленнее. Теперь он видел: тысячи чужаков словно саранча заполнили все окрестности. Чужаки самого разнообразного возраста, роста и облика — профессора университетов, социологи, актеры телевидения, спортивные арбитры, писатели, психиатры, архитектора, модельеры… Громадные орды людей, навсегда потерявших свою работу. Людей, не имеющих ни пристанища, ни профессии, ни нужных здесь знаний и навыков, ни нужных здесь орудий труда. Они как саранча, а с саранчой следует бороться. Но вот как поступить с детьми? Пришельцев можно прогнать, но — дети?
— Так что будем делать? — наконец, спросил Рэй.
— Если они не доберутся до наших мест — отпадают все проблемы, — ответил Джордж. Оглядел нависающие над дорогой холмы.
— Если примерно сто тонн грязи и камня перегородят дорогу вон в том месте, впереди, никто не сможет добраться до нашей долины. Во всяком случае, добраться до нас будет очень и очень нелегко.
— Может быть, нам следует помолиться, чтобы дождь усилился? — поглядев на льющие с неба струи, сказал Рэй.
Джордж крепче сжал рулевое колесо. Он верил в силу молитвы, и ему не понравился саркастический тон брата. Пусть даже Рэй ничего плохого не подразумевал. Рэй тоже иногда посещает церковь. Примерно, с той же периодичностью, как и Джордж. Но нельзя молиться о подобных вещах.
Все эти толпища. Им всем предстоит умереть, и умирая, они прихватят с собой в смерть и родных Джорджа. Перед его глазами предстала его маленькая сестра — исхудалая, с торчащим животом, в последней стадии истощения. Такая, какими были те вьетнамские дети. Целая деревня, где были одни дети, оказалась в зоне военных действий. Никого не осталось, чтобы заботиться о них, и им некуда было идти. Так они и умирали, пока патруль рейнджеров, рыскающий в поисках коммунистов, не наткнулся на них. Внезапно Джордж понял, что не может больше выдержать эту всплывшую в его памяти сцену. Он не может больше думать об этом.
— Как ты считаешь, сколько еще продержится эта плотина? — спросил Рэй. — И… а зачем мы останавливаемся?
— Я прихватил с собой на всякий случай пару динамитных палочек, — сказал Джордж. Вот подходящее место, — он указал на склон, круто нависший над дорогой. — Две динамитные палочки, и по этой дороге некоторое время уже никто не сможет проехать.
Рэй поразмыслил. Существовала еще одна идущая из Сан-Иоаквина дорога, но на тех картах, которые раздают приезжим на бензоколонках, она не обозначена. Очень и очень многие просто не знают о ней. Увидев, что по основному шоссе нельзя проехать, чужаки, может быть, направятся в какое-нибудь другое место.
Грузовичок остановился, и Джордж открыл дверь:
— Пошли?
— Пошли, наверное, — ответил Рэй. Он практически всегда соглашался с Джорджем. Так повелось с тех пор, как умер их отец. Точно так же вели себя обычно другие два брата, двоюродные братья, сестры и племянники. Джордж очень успешно управлял фермой. Из сельскохозяйственного колледжа он вынес много новых идей. И завел новое оборудование. Джордж обычно знает, что делает.
Только не нравится мне это, подумал Рэй. Вообще все это не нравится. Конечно, я не считаю, что Джордж делает что-то не так… Да и что еще мы можем сделать? Ждать до тех пор, пока они не придут к нам и, взглянув им в глаза, прогнать прочь?
Они карабкались по крутому песчаному склону. Дождь лил на них, он проникал под плащи. Под поля шляп, и по шеям стекали струйки. Теплый дождь. Он усиливался, и Рэй подумал об уже накошенном сене. Это сено уже погибло. Чем, черт побери, он будет кормить скот, когда придет зима.
Примерно здесь, я думаю, — сказал Джордж. Цепляясь ногтями он подобрался к основанию средних размеров обломка скалы. — Обрушить его вниз, и он увлечет за собой достаточно земли, чтобы перегородить дорогу.
— А как насчет шефа Хартмана? И Дини Латам уже уехали в Портервилль…
— Так они просто обнаружат, возвращаясь, что дорога разрушена, — ответил Джордж. — Они знают о второй дороге. — Он полез в карман и вытащил объемный пластиковый пакет. Там лежало пять детонаторов — каждый в своем футляре. Джордж вынул один детонатор, действуя зубами приладил бикфордов шнур и перочинным ножом проковырял в динамитной палочке отверстие. В отверстие он затолкнул детонатор. — Не гарантия, — сказал он. — Нужно обе палочки заложить вместе. Думаю, что сработает. — Джордж прорыл под обломком скалы ямку, сунул туда динамитные палочки, затем завалил ямку мокрой грязью, утрамбовал. Теперь наружу высовывался лишь кончик бикфордова шнура.
Рэй повернулся спиной к ветру, низко прогнувшись, сунул в рот сигарету. Начал чиркать зажигалкой, пока не загорелся огонь. От огня зажигалки он прикурил сигарету. Затем, защищая горящую сигарету от ветра и дождя полями своей шляпы, он осторожно поднес ее огонек к концу бикфордова шнура. Шнур зашипел, зажегся, Лил дождь, но бикфордов шнур продолжал тихо шипеть.
— Пошли, — Рэй торопливо начал спускаться со склона, Джордж следом. Не одна минута пройдет до того, как догорит шнур, но Рэй и Джордж побежали — побежали, как будто их преследовали фурии.
Они уже проехали поворот, когда услышали грохот взрыва. Взрыв был не очень громкий: шум дождя заглушал все прочие звуки. Джордж осторожно развернул грузовик и поехал обратно. И они увидели к чему привел взрыв.
На четыре фута в вышину дорога была завалена грязью и камнем. Значительная часть вызванного братьями обвала перемахнула через дорогу и обрушилась в протекавшую внизу реку.
— Здесь можно перебраться только в том случае, если твой автомобиль имеет привод на обе пары колес, — сказал Джордж. — Иначе никак.
— Какого черта ты решил просиживать тут задницу?! Поехали! — взбешенный рев Рэя прозвучал слишком громко в кабине грузовика, но Джордж ничего не сказал. И Рэй заранее знал, что Джордж ничего не скажет.
Они доехали до Портервилля. Улицы были покрыты слоем воды, но она достигала лишь ступицы колес — не выше. Плотина пока держалась.
Комната здания Городского совета, где назначили совещание была заполнена запахом керосиновых ламп и мокрых человеческих тел. И еще чувствовался слабый запах книг и библиотечного клея. Книжный фонд библиотек был не особенно велик, и книги поместились вдоль стен, оставляя центр комнаты свободным.
Сенатор Джеллисон глянул на свои электрические часы и поморщился. В следующем году эти часы еще будут работать, но потом… почему, черт побери, он не обзавелся часами старого образца, теми, которыми надо заводить?
Часы показывали: 10 часов 38 минут 35 секунд. Но они не проработают и секунды после того, как иссякнет заряд батареи.
Комната была почти полностью забита людьми. Библиотечные столы сдвинули, чтобы освободить место для стульев. Несколько женщин, мужчин гораздо больше. Большей частью на собравшихся была рабочая одежда и дождевики. В большинстве люди явились без оружия. От них пахло потом, они промокли до нитки и очень устали. Три бутылки виски с равномерным промежутком переходили из рук в руки. И еще было много банок пива. Разговаривали мало: все ждали начала совещания.
Присутствующие разбились на три отдельные группы. В первой группе главенствовал сенатор Джеллисон. Он сидел рядом с мэром Зейцем, шефом Хартманом и полицейскими. Маурин Джеллисон тоже входила в эту группу. А впереди, как раз перед ними сидели близкие друзья Джеллисонов. Группе сенатора обеспечена солидная поддержка.
Позади этой группы расположились те, кто образовывал самую большую группировку — нейтралы. Они ждали, когда сенатор и мэр скажут им, что нужно делать. Правда, сами они этого — что ждут указаний — не знали, а сенатор никогда не забудется настолько, чтобы прямо сказать им об этом. Они фермеры и торговцы, с ними никто никогда не советовался, а сейчас им нужна помощь. Джеллисон знал их всех. Не слишком хорошо знал, но вполне достаточно, чтобы быть уверенным, что может рассчитывать на них — до определенного предела. Некоторые из членов этой группировки пришли вместе с женами.
Сзади, в углу, расположились Джордж Кристофер и его клан. Слово «клан» как раз самое подходящее, подумал Джеллисон. Их — дюжина. Только мужчины, все вооруженные. Их можно было выделить из числа прочих с первого взгляда, сразу было понятно, что это родственники (хотя Джеллисон и знал, что это не совсем правильно: двое из них зятья. Но и эти двое очень походили на Кристоферов: тяжеловесные, краснолицые, здоровенные настолько, что вполне могли бы в свободное время развлекаться поднятием — нет, не тяжестей, а небольших автомобилей. Нельзя сказать, что Кристоферы расположились совсем уж на отшибе от остальных, но они сидели тесной кучкой и разговаривали почти исключительно друг с другом, обмениваясь только несколькими словами со своими соседями. Вместе с двумя рабочими фермы Джеллисона вошел Стив Кокс. Перекрывая шум дождя, раскаты грома и негромкие разговоры, он крикнул: «Плотина пока еще держится!»И добавил: — «Не знаю, что помогает ей держаться. Вода поднялась выше уровня водостоков и размывает насыпи по обеим берегам».
— Плотина долго не продержится, — сказал один из фермеров. — Жители Портервилля уже предупреждены?
— Да, — ответил шеф Хартман. — Констебль Мосей передал предупреждение портервилльской полиции. Полиция уже удаляет людей из районов, подвергающихся опасности наводнения.
— Что это за районы подвергающиеся опасности наводнения? — спросил Стив Кокс. — Вся та чертова долина будет доверху заполнена водой. А шоссе разрушено, портервилльцы не смогут добраться сюда…
— Некоторые смогу, — сказал мэр Зейц. — Сотни три, может быть, несколько больше, может быть, несколько меньше. По проселочной дороге. Их следует ожидать, начиная с завтрашнего дня.
— Слишком много, черт возьми, — сказал Рэй Кристофер.
Люди заговорили вразнобой негромко — одни соглашались, другие протестуя. Мэр Зейц постучал по столу, призывая к порядку: — Давайте проясним ситуацию. Сенатор, что вам удалось выяснить?
— Кое-что выяснилось, — Джеллисон встал со стула и, обойдя вокруг стола встал перед ним. Затем уселся в небрежной позе на край стола — он знал, что подобная неофициальность должна возыметь свой эффект. — У меня очень хороший коротковолновый радиоприемник. Мне известны частоты, на которых радиолюбители поддерживают связь между собой. Но я ничего не поймал, кроме атмосферных помех. Отсутствует не только любительская связь, но и коммерческая, государственная, даже военная. Это свидетельствует, что атмосфера не пропускает радиоволны. Электрические бури. Ну, о причине этого догадаться нетрудно, — добавил он с усмешкой. Показал выразительным жестом в сторону окон, за которыми сверкали молнии. Сейчас молнии вспыхивали пореже, и не столь часто грохотал гром, как на протяжении всего дня. И все же молний было столько, что люди перестали их замечать.
— И соленый дождь и землетрясения, — сказал Джеллисон. — Последнее сообщение, которое я услышал из ИРД было: «Молот Падает». Мне бы хотелось поговорить с кем-нибудь, кто был в горах, когда это произошло, но я могу утверждать: Молот ударил, и ударил сильно. Мы можем быть в этом совершенно уверены.
Никто ничего не сказал. Все они это уже знали. Они надеялись, что выяснится: произошло что-то другое, но они все же — знали. Все они были либо фермерами, либо бизнесменами, все они были тесно связаны с землей, и погода для них была важнейшим фактором. Все они жили в предгорьях Хай Сьерры. Им и прежде приходилось сталкиваться с бедствиями, и тогда они, заперев двери своих домов, плакали и кляли все на свете. Сейчас их беспокоило одно: они не знали, что делать дальше.
— Сегодня грузовик совершил в Портервилль пять ездок. Он доставил нам пищу, скобяные изделия, бакалею, — сказал Джеллисон. — Кроме того у нас есть собственный запас — в местных магазинах и на местных складах. И есть то, что хранится в ваших амбарах. Я сомневаюсь, что осталось много такого, чего мы не могли бы сделать или вырастить сами.
Снова послышался шум голосов.
— И долго продлится такое положение, сенатор? — спросил один из фермеров.
— Может и очень долго, — ответил Джеллисон. — Думаю, что оно продлится уж никак не один год. Мы предоставлены сами себе.
Он сделал паузу, чтобы присутствующие осознали сказанное им. Эти люди в большинстве гордились тем, что всего добились при помощи собственных рук и разума. Разумеется, это было не совсем так. То, чем они владели, было создано трудом целых поколений. И присутствующие были достаточно умны, чтобы понимать это. Но все же им понадобится определенное время, чтобы понять, как сильно они зависят и зависели от цивилизации.
Удобрения. Пища. Витамины. Бензин и пропан. Электричество. Вода… ну, на какое-то время особых проблем с водой не будет. Медикаменты, лекарства, бритвенные лезвия, прогнозы погоды, семена, корм для домашних животных, одежда, боеприпасы… Этот перечень можно продлевать до бесконечности. Даже — иголки, булавки, нитки.
— В этом году хорошего урожая мы собрать не сможем, — сказал Стретч Таллифсен. — С моими посевами уже сейчас скверно.
Джеллисон кивнул. Таллифсену пришлось помогать своим соседям в сборе помидоров, и его жена была вынуждена работать одна — и она делала все, что только было в ее силах. Таллифсены занимались выращиванием ячменя, и для них это лето — не конец сбора урожая.
— Я хочу спросить: будем ли мы держаться все вместе? — сказал Джеллисон.
— Что вы подразумеваете под «держаться вместе»? — спросил Рэй Кристофер.
— Владеть совместно тем, чем мы располагаем, — ответил Джеллисон.
— Значит вы подразумеваете коммунизм, — сказал Рэй Кристофер. В голосе его прозвучала нескрываемая враждебность.
— Нет, я подразумеваю кооперацию, сотрудничество. Милосердие, если вам будет угодно. И более того: я подразумеваю разумное управление тем немногим, что у нас есть. Так мы сможем избегнуть расточительства.
— Похоже на коммунизм…
— Заткнись, Рэй, — Джордж Кристофер встал. — Сенатор, я понимаю, что сказанное вами разумно. Нет смысла тратить остатки имеющегося у нас бензина, пытаясь вырастить то, что все равно не вырастет. Как и нет смысла скармливать остатки соевых бобов скоту, который все равно не переживет эту зиму. Но я спрашиваю: а кто будет решать? Вы?
— Кто-то должен решать, — сказал Таллифсен.
— Не в одиночку, — ответил Джеллисон. — Мы изберем совет. Хочу указать, что я, вероятно, подготовлен для этой функции лучше других присутствующих, и я высказываюсь за совместное владение тем, что у нас осталось…
— Конечно, — сказал Кристофер. — Но вот с кем «совместно владеть», сенатор? Это важный вопрос. Насколько далеко мы зайдем? Будем ли пытаться прокормить Лос-Анджелес.
— Чушь, — сказал Джек Турнер.
— Почему? Все они заявятся сюда, все, кто только сможет сюда добраться! — закричал Кристофер. — Лос-Анджелес, Сан-Иоаквин и то, что осталось от Сан Франциско… Не все, кто там живет, может быть, но очень многие! Три сотни прошлой ночью, и это лишь для начала. Сколько это еще продлится, сколько еще мы будем впускать к себе чужаков?
— И черномазые тоже! — крикнул кто-то сидевший на полу. Выкрикнувший это, тут же виновато обернулся в сторону двух чернокожих, поместившихся в заднем конце комнаты. — Ладно, извините… Нет. Я не извиняюсь. Люциус, вы владеете землей. Вы обрабатываете ее. Но городские черномазые, орущие насчет равенства… они вам не нужны тоже!
Негр ничего не ответил. Но казалось, что его и его сына сразу отделили от остальных невидимые стены.
— С Люциусом Картером все в порядке, — сказал Джордж Кристофер. — Но Френк прав, говоря о прочих. Горожане. Туристы. Хиппи. Они сюда заявятся очень скоро. Мы должны их остановить.
В этом пункте я проиграл, подумал Джеллисон. Они слишком испуганы, Кристофер задел их за живое. Джеллисон содрогнулся. В следующем месяце придется умереть многим, очень многим людям. Как выбирать тех, кому будет позволено жить — в отличие от тех, кому придется умереть? И кто возьмет на себя роль выбирающего? Убийцы? Господь свидетель, что мне бы им быть не хотелось.
— Джордж, что вы предлагаете? — спросил Джеллисон.
— Установить на проселочной дороге заставу. Нам не нужны чужаки, и застава понадобится, чтобы остановить их. Установим заставу и будем прогонять пришельцев.
— Не всех, — сказал мэр Зейц. — Женщины и дети…
— Всех! — закричал Кристофер. — Женщины? У нас есть свои женщины. И дети. Вполне достаточно своих детей, чтобы беспокоиться именно о них. Если мы начнем принимать к себе чужих детей и женщин, то чем мы кончим? Тем, что наши собственные женщины и дети умрут от голода, когда настанет зима?
— А кто добровольно пойдет в эту заставу? — спросил шеф Хартман. — Кто достаточно жесток, чтобы увидев машину, набитую людьми, сказать человеку, что мы отказываем в приюте даже его детям? Вы не сможете этого сделать, Джордж. Никто из нас не сможет.
— Я? Я смогу, черт побери…
— И потом, среди пришельцев могут оказаться ценные для нас специалисты, — сказал сенатор Джеллисон. — Инженеры. Нам понадобятся несколько хороших инженеров. Врачи, ветеринары. Пивовары. Хороший кузнец — если только в современном модернизированном мире сохранились еще кузнецы…
— Это мы и сами сумеем, — сказал Рэй Кристофер. — Сумеем, если надо подковать лошадей.
— Прекрасно, — сказал Джеллисон. — Но среди пришельцев могут оказаться такие специалисты, работу которых мы выполнять не сможем. И пока даже не подозреваем, что без этих специалистов нам впоследствии придется туго.
— Ладно, ладно, — проворчал Джордж Кристофер. — Но, дьявольщина, не можем же мы принимать к себе всех…
— И все же мы должны поступить именно так, — голос был очень низкий, не настолько громкий, чтобы перекрыть гомон присутствующих и раскаты грома, но все услышали сказанное. Профессионально натренированный голос. — «Я пришел, прося о приюте, но вы не приняли меня. Я был голоден, но вы не накормили меня». Это вы хотите услышать на страшном суде?
В комнате на мгновение стало тихо. Все обернулись, все глядели на преподобного Томаса Варлея. В подавляющем большинстве, все они посещали церковь, где он вел службы. Они приглашали его в свои дома, когда умирал кто-либо из близких — чтобы он побыл с ними. С ним их дети отправлялись на пикники и в турпоходы. Том Варлей был одним из них; он родился в этой долине, и прожил здесь всю свою жизнь, за исключением тех лет, когда проходил обучение в сан-францисском колледже. Он стоял высокий, чуть похудевший по сравнению с прошлым годом, когда он отмечал свое шестидесятилетие, но все же достаточно сильный, чтобы помочь соседу вытащить из канавы угодившую туда корову.
Джордж Кристофер уставился на него открыто вызывающим взглядом:
— Брат Варлей, мы просто не можем позволить себе этого! Некоторые из нас — из нас! — скорее всего умрут в эту зиму от голода. На всех здесь пищи просто не хватит.
— Тогда почему вы не прогоняете лишних? — спросил преподобный Варлей.
— Может быть, дело дойдет и до этого, — пробормотал Джордж. И возвысил голос: — Я уже видел подобное. Говорю вам: Я видел. Людей, оставшихся без пищи. Людей, у которых не осталось даже сил, чтобы проглотить пищу, когда им ее дали.
Брат Варлей, вы хотите, чтобы мы просто ждали, сложа руки — пока перед нами не встанет та же альтернатива, что и у тех, кто входил в отряд Доннера? Если мы прогоним кого-то сейчас, эти люди, возможно, найдут место, где их могут прокормить. А если мы примем их, зимой мы умрем все. Все очень просто.
— Правильно говоришь Джордж, — крикнул кто-то с дальнего конца комнаты.
Джордж провел взглядом по множеству обращенных к нему лиц. На этих лицах не было неприязни. В большинстве эти лица выражали лишь стыд — страх и стыд. Джордж подумал, что и окружающим его лицо видится точно таким же. И упрямо продолжил:
— Нам нужно что-то делать, и делать не откладывая, иначе будь я проклят, если соглашусь на сотрудничество с вами! Я заберу все, что принадлежит мне, и все, что я привез сегодня из Портервилля — тоже. И вернусь к себе, и обещаю, черт возьми, застрелить каждого, кто ступит ногой на принадлежащую мне землю.
Все, перебивая друг друга загомонили. Преподобный Варлей хотел было что-то сказать, но его заглушили криками: «Правильно, черт возьми», «Мы с вами, Джордж!»
Крики прорезали голос Джеллисона:
— Я не говорил, что выступаю против заставы. Но нужно будет обсудить практические трудности, которые могут при этом возникнуть.
Артур Джеллисон не смел взглянуть в лицо священнику.
— Хорошо. На том и порешили, — сказал Джордж Кристофер. — Рэй, останешься здесь и потом расскажешь мне, к какому выводу пришли на этом совещании. Карл, Джейк и остальные — идите со мной. Здесь к утру будет еще тысяча народу, если мы не остановим их.
И кроме того, подумал Джеллисон, это легче сделать ночью, когда ты не сможешь разглядеть их лиц. Может быть, к утру ты дойдешь и до того, что сможешь глядеть в их лица.
А если ты прав, решив прогонять людей, обрекая их на смерть, то какое тебе дело до того, что они думают?
Самое худшее заключается в том, что Джордж Кристофер прав. Но от этого не легче. — Я пошлю кое-кого из своих людей с вами, Джордж. А к утру мы вам пришлем смену.
— Хорошо, — Кристофер направился к двери. Не дойдя, остановился на мгновение и улыбнулся Маурин: — Спокойной ночи, Мелисанда.
Дом Джеллисона. Комнату освещает керосиновая лампа. Артур Джеллисон, скинув туфли, растянулся в мягком кресле, рубашка его наполовину расстегнута.
— Эл, давайте эти списки отложим до завтра.
— Хорошо, сэр. Чем я могу быть для вас еще полезным? — и Эл Харди глянул на свои часы. Два часа ночи.
— Ничего не нужно. В остальном мне поможет Маурин. Спокойной ночи.
Харди подчеркнуто посмотрел на свои часы снова.
— Уже поздно, сенатор. А утром вы намеревались рано встать…
— Я успею немного поспать. Спокойной ночи. — Сенатор сказал это так, что Элу ничего не оставалось делать как уйти. Джеллисон посмотрел ему вслед: он не упустил взгляда, который напоследок кинул на него Эл. Взгляд подтвердил предположение, ранее сделанное Артуром Джеллисоном. Чертов врач из бечесдовского госпиталя Военно-морского флота рассказал Харди о том, что электрокардиограммы у сенатора весьма тревожные, вот Харди и начал хлопотать над Артуром Джеллисоном, как курица над цыпленком. Рассказал ли Эл об электрокардиограммах Маурин? А, неважно.
— Хочешь выпить, папа? — спросила Маурин.
— Хочу. Воды. «Бурбон» нам следует теперь беречь, — ответил Джеллисон. — Сядь, пожалуйста. — Сказана фраза была вежливым тоном и все же чувствовалось, что это не только просьба, но и приказ. Не совсем и приказ, однако. Фраза, произнесенная измученным тревогой человеком.
— Да? — спросила Маурин. Пододвинула свой стул к креслу сенатора.
— Что имел в виду Джордж Кристофер? Что означает «Мелисанда» или что он там сказал?
— Это давняя история…
— Я хочу узнать ее. Мне нужно знать все, что касается Кристоферов, — сказал Джеллисон.
— Почему?
— Потому что в этой долине они вторая, помимо нас, сила, и мы должны сотрудничать, а не бороться друг против друга. Мне нужно знать, у кого какие сильные и слабые стороны, — объяснил Джеллисон. — А теперь рассказывай.
— Что ж, ты знаешь, что Джордж и я провели свое детство практически вместе, — начала Маурин. — Мы одного возраста…
— Конечно, знаю.
— «И до того, как ты переехал в Вашингтон, когда тебя избрали сенатором, Джордж и я любили друг друга. Что ж, нам было только по четырнадцать лет, но то, что мы ощущали, казалось нам любовью» (И Маурин подумала, хотя не сказала этого вслух: С тех пор я никогда ни к кому не испытывала по-настоящему подобного чувства). «Он хотел, чтобы я осталась здесь. С ним. Я тоже этого хотела, и осталась бы, если б была хоть какая-либо возможность это сделать. Я не хотела уезжать в Вашингтон.»
В желтом свете керосиновой лампы Джеллисон выглядел более старым, чем обычно. «Я этого не знал. Я тогда был слишком поглощен делами…»
— Все в порядке, папа, — сказала Маурин.
— Все или не все в порядке, но что произошло, то произошло, — сказал Джеллисон. — Так что там насчет Мелисанды?
— Помнишь пьесу «Создатель дождя»? Самоуверенный парень и девушка — крестьянка. Она влюбилась в него. Он говорит ей, чтобы она, если хочет быть с ним, перестала называть себя «Лиззи», что она должна стать «Мелисандой», и тогда у них начнется чудесная жизнь… Ну, Джордж и я в то лето смотрели ее, мы и стали представлять себя ее героями, вот и все. Вместо того, чтобы уехать в Вашингтон, где для меня должна была начаться «чудесная жизнь», мне бы, мол, следовало остаться здесь, с ним. Я уж и забыла обо всем этом.
— Забыла, а? Но сейчас ты об этом вспомнила.
— Папа…
— Что он имел в виду, называя тебя этим именем? — спросил Джеллисон.
— Ну, я… — и Маурин запнулась, не продолжив начатую фразу.
— М-да. Я все это понимаю, — сказал Джеллисон. — Он высказал тебе кое-что, не так ли? Как часто вы встречались после того, как мы переехали в Вашингтон?
— Не слишком часто.
— Ты спала с ним?
— Это не твое дело, — вспыхнула Маурин.
— Мое, черт возьми. Все, что происходит сейчас в долине — мое дело. Особенно, если это касается Кристоферов. Спала?
— Нет.
— А он пытался?
— Серьезных попыток не было, ответила Маурин. — Мне кажется, он для этого слишком религиозен. И к то же, после того, как я переехала в Вашингтон, у нас было для этого не так уж много удобных случаев.
— Он так и не женился, — сказал Джеллисон.
— Папа, это глупо! Он не мог все шестнадцать лет только и делать, что чахнуть по мне!
— Нет, я этого и не предполагаю. Но то, что он сказал сегодня, имело вполне определенный смысл. Ладно, пойдем спать.
— Папа…
— Что?
— Мы можем поговорить? Я боюсь, — она подвинула свой стул еще ближе к его креслу. Джеллисону подумалось, что Маурин выглядит много моложе своих лет. И вспомнил дочь, когда она была еще маленькой девочкой, тогда еще была жива ее мать.
— Дела обстоят плохо, да? — спросила Маурин.
— Плохо, — ответил Джеллисон. Потянулся за бутылкой и налил себе немного виски. — А в какой-то степени и неплохо. Так, мы знаем, как делать виски. Если будет зерно, то спиртные напитки у нас будут. Если будет зерно.
— Что произойдет дальше? — спросила Маурин. — Этого я не знаю. Но могу сделать некоторые предположения, — Джеллисон перевел взгляд на камин. Огонь там не горел и весь камин был покрыт каплями влаги: дождь проникал через дымоход. — Падение молота. Как раз сейчас по всему земному шару катятся волны цунами. Все города расположенные на побережьях, уничтожены. Вашингтон уничтожен. Хотелось бы надеяться, что Капитолий уцелеет: мне нравится это старинное нагромождение гранита. — Он помолчал мгновение, вместе с Маурин слушая беспрестанный шум дождя и раскаты грома.
— Не помню, кто это сказал, — заговорил Джеллисон снова, — но сказано это, в общем, правильно. Если не хватает пищи, то нет страны, которой не грозила бы революция. Слышишь, какой дождь? Он идет по всей стране. Низменности, долины, образованные реками, русла маленьких речушек, уклоны дорог — все это скоро окажется под водой. Точно также, как скоро водой окажется вся долина Сан-Иоаквин. Шоссе, железные дороги, средства передвижения по воде — все уничтожено. Более нет транспорта, а возможности связи и коммуникации резко ограничены. Что означает, что Соединенные Штаты прекращают свое существование. То же произойдет и с подавляющим большинством других стран.
— Но… — Маурин затрясло, хотя в комнате не было холодно. — Должны же быть места, не затронутые катастрофой. Города, расположенные вдали от побережья. Горные районы, где нет разломов, грозящих землетрясениями. В тех местах должен сохраниться порядок…
— Должен сохраниться? И как ты думаешь, много таких мест, где запасов пищи хватит, чтобы протянуть хоть бы несколько недель?
— Я никогда не задумывалась о подобных вещах…
— Верно — не задумывалась. А ведь речь идет не о неделях — о мыслях, — сказал Джеллисон. — Котенок, что будут люди есть? Соединенные Штаты располагали продовольствием примерно на тридцать дней. Сюда входили все — склады, супермаркеты, зерновые элеваторы, корабли, стоящие в портах. Значительная часть этих запасов погибла. Еще большая часть их — полностью испорчена. И этой осенью особого урожая уж никак собрать не удастся. Ты полагаешь, что человек, у которого едва хватает еды на самого себя, выйдет на улицы и начнет предлагать ее всем голодным?
— Ох…
— И есть еще одно обстоятельство, хуже чем то, о котором я только что сказал, — в голосе сенатора прорезалась жестокость — будто он хотел окончательно довести до ужаса свою дочь. — Все заполонено беглецами. Люди двинутся в те места, где она есть. И их нельзя порицать за это. Может быть, как раз сейчас к нам движется толпа в миллион человек! Возможно, кое-где полиция и органы самоуправления попытаются поддерживать порядок. Но что они смогут сделать, когда нагрянет эта саранча? Только на самом деле это не саранча, это люди.
— Но… что же нам делать?! — выкрикнула Маурин.
— Мы выжили. Нам удалось выжить. И мы построим новую цивилизацию. Люди построят ее, — сенатор возвысил голос. — Мы можем это сделать. Как скоро это произойдет — зависит от того, насколько далеко мы отброшены назад. Вернемся ли мы к дикости? Луки, стрелы и каменные дубинки. Да будь я проклят, если мы не найдем лучшего выхода!
— Да, разумеется…
— Совсем не «разумеется», котенок, — голос Джеллисона звучал как голос глубокого старца, и все же в этом голосе была и решимость и сила. — Все зависит от того, что нам удастся сохранить. Сохранить именно здесь. Мы не знаем, что сохранилось в других местах, но здесь у нас — если мы не растранжирим имеющееся — перспективы неплохие. У нас есть определенный шанс, благодарение Богу, и мы этим шансом, если ничто не помешает воспользуемся.
— Ты добьешься этого, — сказала Маурин. — Справишься. Ведь это твоя профессия.
— Подумай, есть еще кто-нибудь, кто может добиться достижения этой цели?
— Я бы не справилась, папа.
— Так вспомни об этом, когда мне придется делать что-то, что многим придется не по нраву. — Челюсти сенатора сжались. — А нам придется это делать, котенок. Обещаю тебе, жители этой долины пройдут сквозь выпавшее на их долю испытание, выживут. И не превратятся в дикарей. — Сенатор рассмеялся. — Я слишком разговорился. Пора идти спать. Завтра предстоит много работы.
— Хорошо.
— И не жди меня. Я тоже ложусь. Иди.
Маурин расцеловала отца и ушла. Артур Джеллисон выпил виски и поставил стакан. Долго смотрел на бутылку. А потом неотрывно смотрел в камин, где не было огня.
Он будто воочию видел как цивилизация возрождается из обломков, преодолевая последствия катастрофы, вызванной Молотом Люцифера. Спасательные работы. Есть что спасать — и немало — в старых городах, расположенных на побережье. Вода все уничтожить не могла. Можно будет пробурить новые нефтяные скважины. Можно будет восстановить железные дороги. Дождь не будет лить до бесконечности.
Мы сможем воссоздать цивилизацию, и на этот раз мы изберем правильный путь развития. Хватит цепляться за этот проклятый маленький шарик, мы распространим человеческую цивилизацию на всю солнечную систему, мы донесем ее даже до звезд. И ничто тогда не сможет нанести нам нежданно такой страшный удар.
Наверняка, мы сможем это. Но как же нам протянуть достаточно долго, как дожить до тех времен, когда можно будет заняться восстановлением? Первоочередное должно выполняться в первую очередь, а основная проблема сейчас — это организовать жителей долины. Помощи ждать не от кого. Мы должны сделать это сами. Лишь если мы сами это сделаем, возникнут закон и порядок. И лишь если мы будем держаться вместе, наступят безопасные времена для Маурин, Шарлоты и Дженнифер.
Я — в ответе за жителей Соединенных Штатов, и особенно за калифорнийцев. А более — не за кого. Далее — моя семья. Каким образом я могу быть опорой моим близким?
Данный вопрос сводится к следующему: как мне сохранить за собой мое ранчо? Возможно, мне это не удастся. Без посторонней помощи — не удастся. Чьей помощи? Например, со стороны Джорджа Кристофера. У Джорджа много друзей. Если мы с ним поладим, все будет великолепно.
Артур Джеллисон устало встал и задул керосиновую лампу. Во внезапно наступившей тьме показалось, что и барабанный шум дождя и раскаты грома зазвучали громче, чем прежде. При вспышках молний сенатор мог разглядеть дорогу в спальню.
Из-под двери комнаты Эла Харди пробивался свет. Свет погас, когда Харди услышал, что сенатор лег в постель.
