МАЙ
К 1790 году философам и ученым были известны
многочисленные свидетельства того, что с неба падали
камни. Но большинство наиболее видных ученых было
настроено скептически. Перелом наступил лишь в 1794 году,
когда немецкий юрист Хладны опубликовал результаты
исследования о подтвержденных падениях метеоритов. Падение
одного из метеоритов сопровождалось появлением шаровой
молнии. Хладны считал, что свидетельства о падении
метеоритов с неба истинны. Он сделал правильное
заключение, что метеориты — объекты небесного
происхождения, раскаляющиеся при прохождении через
атмосферу Земли. Хладны даже предположил, что метеориты,
возможно, являются обломками распавшейся планеты. Эта
мысль легла в основу некоторых выдвинутых позднее теорий
происхождения астероидов. Через семь лет был обнаружен
первый из таких астероидов. Предположения Хладны встретили
много возражений — не потому, что они плохо продуманы
(Хладны смог собрать неопровержимые доказательства!).
Причина заключалась в том, что для его современников мысль
о том, что небесного происхождения камни могут падать с
неба, была просто-напросто неприемлемой.
Вильям К. Хартман «Планеты и спутники: введение в планетологию».
Заметно прихрамывающий молодой мужчина шел по коридору. Войдя в кабинет, он едва не споткнулся о толстый ковер, но Карри, секретарь, ведающий приемом посетителей сенатора Джеллисона, успела подхватить его под руку. Мужчина сердито отстранился.
— Мистер Колин Саундерс, — объявила Карри.
— Чем я могу быть для вас полезен? — спросил сенатор Джеллисон.
— Мне нужна новая нога.
Джеллисон попытался не выказывать удивления — но безуспешно. «А я еще полагал, что понимаю их»— подумал он.
— Садитесь, пожалуйста, — и Джеллисон глянул на часы. — Уже седьмой час…
— Я понимаю, что отнимаю у вас ваше бесценное время, — голос Саундерса оказался какой-то воющий.
— Пожалуйста, забудьте о времени, — сказал Артур Джеллисон. — Просто поскольку уже седьмой час, мы имеем право немножко выпить. Не откажетесь?
— Ну… спасибо, да, сэр.
— Прекрасно, — Джеллисон встал из-за стола (стол деревянный в витиеватом стиле), подошел к старинного вида бару, сделанному в стену. Само здание было не старым, но меблировано оно было так, будто здесь еще жил Даниэль Уэбстер (тот самый, который заслужил себе репутацию человека, не ждущего, когда наступит седьмой час). Сенатор Джеллисон открыл бар. В баре обнаружилось огромное количество бутылок со спиртным. Почти на всех бутылках была одна и та же наклейка — «Самогон?»— спросил посетитель.
— Еще бы… Пусть этикетки вас не обманывают. Вон в той черной бутылке «Джек Дениэлс». Все остальное — тоже лишь высшие сорта. Зачем платить по настоящей цене, когда я могу получить то же самое гораздо дешевле? Из домашних запасов. Что предпочитаете?
— Шотландское.
— Пожалуйста. А я приверженец «Бурбона».
Джеллисон наполнил два стакана.
— А теперь расскажите мне о вашем деле.
— Все дело в комитете по делам ветеранов, — начал рассказывать Саундерс. Это будет четвертая его искусственная нога. Первая, выданная комитетом по делам ветеранов, была великолепна, но ее украли. А три следующие никуда не годились, они причиняли боль, а теперь вот комитет по делам ветеранов вообще ничего не намерен делать.
— Выглядит так, что вам никак не разрешить эту проблему, — мягко сказал Джеллисон.
— Я пытался повидаться с достопочтенным Джимом Брейденом, — в голосе парня вновь послышалась горечь. — Но не смог даже записаться на прием.
— М-да, — сказал Джеллисон. — С вашего разрешения — одну секунду. — Вынул из ящика стола маленькую записную книжку. «Пусть Эл задаст жару этому сукину сыну, — записал он. Партии не нужны подобные фокусы. И ведь это повторяется не первый раз.» Затем он положил перед собой блокнот.
— Будет лучше всего, если вы перечислите мне имена врачей, с которыми вы имели дело, — сказал он.
— Вы действительно хотите мне помочь?
— Я разберусь с вашей проблемой, — Джеллисон записал все в подробностях. — Где вы были ранены?
— Под Кхе Сапхом.
— Медали? Как вам известно, это иногда помогает.
Посетитель пожал плечами:
— Серебряная звезда.
— И «Пурпурное сердце», разумеется, — сказал Джеллисон. — Не хотите ли еще выпить?
Посетитель улыбнулся и покачал головой. Повел взглядом вокруг, осматривая кабинет, стены украшены фотографиями: сенатор Джеллисон в индейской резервации; Джеллисон в бомбардировщике — склонился над приборами; дети Джеллисона, сотрудники Джеллисона, друзья Джеллисона.
— Не буду больше отнимать у вас время. Вам, должно быть, некогда, — посетитель осторожно встал.
Джеллисон проводил парня к двери. Потом дверь снова открылась — Карри.
— Это был последний, — сказала она.
— Прекрасно. Я еще некоторое время здесь побуду. Сообщите это Элу и можете идти домой… о, еще одно. Попытайтесь сперва соединить меня с доктором Шарпсом и ИРД, ладно? И позвоните Маурин, скажите ей, что я сегодня задержусь.
— Хорошо, — Карри улыбнулась про себя, глядя, как сенатор возвращается вглубь кабинета. Еще до того, как она успеет уйти (окончательно уйти), он ухитрится сделать еще девять дел — из тех, что оставляют на последнюю минуту. И что касается этого — она уже подготовила все, что надо. Карри заглянула в комнаты, где размещались сотрудники сенатора. Все уже ушли — за исключением Элвина Харди. Он всегда уходит позже всех: ждет — на всякий случай. «Сенатор хочет вас видеть», — сказала Карри.
— Что произошло? — Эл вошел в кабинет сенатора. Джеллисон, развалясь сидел в своем роскошном кресле. Куртка и узкий похожий на полочку галстук, брошены поперек стола. Рубашка наполовину расстегнута. Рядом с бутылкой стоял большой стакан, наполненный «Бурбоном».
— Слушаю вас, сенатор, — сказал Эл.
— У меня к вам пара дел, — Джеллисон передал Элу свои записи. — Разберитесь вот с этим. Если все это правда, мне бы хотелось, я хочу, чтобы виновные оказались на костре… огонь разведите средней величины. Пусть на деньги, которые вычтут из их чертового жалования будет куплена нога, которая окажется парню впору. Нельзя обманывать кавалера Серебряной звезды. И медицинское обследование должно быть проведено должным образом.
— Хорошо, сэр.
— Далее. Загляните-ка в район Брейдена. Мне представляется, что для партии было бы лучше, если б там сидел другой парень. Я имею в виду — какой нибудь член городского совета, который…
— Бен Тиссон, — осторожно подсказал Эл.
— Ну вот — мы уже знаем его имя. Тиссон. Как вы думаете, он может взять верх над Брейденом?
— Может. Если вы ему поможете.
— Загляните туда. Подозреваю, что мистер Брейден так дьявольски занят, борясь за сохранение мира, что у него нет времени на общение с избирателями, — сказал без улыбки сенатор Джеллисон.
Эл кивнул. Брейден, подумал он, ты уже труп. Когда у босса бывает такое настроение…
Зажужжал интерком.
— Доктор Шарпс, — сказала Карри.
— Хорошо. Не уходите, Эл. Я хочу, чтобы вы все слышали.
— У телефона, сенатор, — сказал доктор Шарпс.
— Как идет подготовка к запуску? — спросил Джеллисон.
— Все прекрасно. Но было бы еще лучше, если б каждая важная шишка из Вашингтона не отрывала меня от дела телефонными звонками, чтобы узнать, как идет подготовка к запуску.
— Черт побери, Чарли, у меня начинает отрастать на вас длиннющий зуб. Уж если кто-нибудь должен быть в курсе дел, то это я.
— Вы правы. Извините, — сказал Шарпс. — Дела на самом деле — идут лучше, чем ожидали. Во многом тут помогли нам русские. Они поставили больший, чем раньше, стартовый двигатель, и они берут много припасов, которыми, частично, они поделятся с нами. Благодаря им мы сможем взять больше научного оборудования. Таким образом — в виде исключения — наблюдается разделение труда. И это имеет смысл.
— Хорошо. Вы даже не подозреваете, какие мне пришлось пустить в ход связи, чтобы вы могли осуществить этот запуск. А теперь объясните мне снова, какую пользу принесет все это.
— Сенатор, польза от этого — вся, какую мы можем извлечь… вернее, принести, делая то, что мы делаем. Это не принесет открытия способов излечения рака, но мы наверняка! — многое узнаем о планетах, об астероидах и кометах. Кроме того, этот парень с телевидения, Гарви Рэнделл, хочет сделать документальный фильм с вашим участием. Похоже ему кажется, что телекомпания должна воздать вам должное за то участие, которое вы приняли в подготовке этого запуска.
Джеллисон быстро глянул на Эла Харди. Харди энергично закивал и улыбнулся, сказав:
— Наша популярность среди лос-анджелесцев возрастает.
— Передайте ему, что мне эта идея нравится, — сказал Джеллисон. — Я в его распоряжении когда ему будет угодно. Пусть он свяжется с моим помощником — с Элом Харди. Передадите?
— Хорошо. Это все, Арт? — спросил Шарпс.
— Не-ет, — Джеллисон допил свой стакан виски. — Чарли, тут у нас есть люди, считающие, что комета столкнется с нашей планетой. Эти люди — не психи. Это вполне здравомыслящие люди. У некоторых из них ученых степеней не меньше, чем у вас.
— Я знаком с большинством из этих людей, — признался Шарпс.
— Итак?
— Ну что я вам могу сказать, Арт? — Шарпс помолчал мгновение. — Наиболее точно высчитанная нами орбита показывает, что комета столкнется с нами лоб в лоб.
— Господи, — выдохнул сенатор Джеллисон.
— Но эта предполагаемая нами орбита имеет ошибку в несколько тысяч миль. А расхождение хотя бы в тысячу миль есть расхождение. На таком расстоянии комета до нас не дотянется.
— Но столкновение все же возможно?
— Ну… это не для общего сведения, Арт.
— Даже если б вы попросили, чтобы я довел это до общего сведения…
— Ну и прекрасно. Да, столкновение возможно. Но все шансы против этого.
— Какие именно шансы?
— Вероятность столкновения: единица против нескольких тысяч.
— Насколько мне помнится, вы говорили о соотношении: единица против миллиарда…
— Вероятность увеличилась, — сказал Шарпс.
— Настолько увеличилась, что нам следует что-то предпринять?
— А что вы можете сделать? Я уже беседовал с президентом, — сказал Шарпс.
— Я тоже.
— И он не желает никакой паники. Я с ним согласен. Вероятность того, что вообще что-либо случится, все еще одна сколько-то тысячная — настаивал на своем Шарпс. — Зато существует полная уверенность, что если мы начнем какие-то приготовления, многие и многие люди — очень многие! — погибнут. Мы уже сталкивались с эпидемиями повального сумасшествия. Плюс — патологические насильники. Психи, объединяющиеся в банды. Люди, увидевшие в конце света прекрасный случай для того, чтобы…
— Давайте повествуйте дальше, — сухо сказал Джеллисон. — Говорю вам, я тоже виделся с президентом. Он разделяет ваше мнение. А, может вы разделяете его мнение. Чарли, я не говорю о том, что нужно оповестить широкую общественность, я говорю о себе самом. Если столкновение произойдет — в какое место комета ударит?
Снова молчание.
— Вы исследуете эту возможность, — стоял на своем Джеллисон, — не так ли? А если не вы, то тот сумасшедший гений, которого вы держите возле себя… Как его… а, Форрестер. Я прав?
— Да, — с явной неохотой сознался Шарпс. — Молот распадается. Если произойдет столкновение, то сперва произойдет целая серия ударов. А потом ударит основная часть головы… И не беспокойтесь насчет каких-либо приготовлений. Никакие приготовления не помогут.
— Ого!
— Да, — сказал Шарпс. — Дело обстоит плохо.
— Но если землю ударит лишь часть кометы…
— Удар придется в Атлантический океан, это наверняка, — сказал Шарпс.
— Что означает, что Вашингтон… — Джеллисон не совладел с собой, голос его сорвался.
— Вашингтон окажется под водой. Все Восточное побережье — до самых гор — будет покрыто водой, — сказал Шарпс. — Цунами. Но вероятность столкновения очень мала, Арт. Очень мала. Давайте лучше верить, что все ограничится впечатляющим световым представлением — ничего больше не будет.
— Конечно. Конечно. О'кей, Чарли. Не буду больше мешать вам заниматься работой. Кстати, где вы собираетесь быть в Тот День?
— В ИРД.
— На какой высоте над уровнем моря расположен институт?
— Что-нибудь около тысячи футов, сенатор. На высоте примерно тысячи футов. До свидания.
Связь оборвалась раньше, чем Джеллисон успел положить трубку. Какое-то мгновение он и Харди неотрывно смотрели на умолкший аппарат.
— Эл, мне кажется, что хорошо бы нам отправиться на мое ранчо, — наконец сказал Джеллисон. — Там — подходящее место, чтобы ждать приближения кометы.
— Да, сэр…
— Но мы должны быть осторожны. Никакой паники. Если дела пойдут серьезно, вся страна будет охвачена пламенем. Полагаю, что на этой неделе конгресс под благовидным предлогом подыщет для себя подходящее убежище. Мы не должны делать ничего подобного, но я хочу, чтобы члены моей семьи тоже отправились на ранчо. Я позабочусь о Маурин. Вы проследите, чтобы на ранчо поехали Джек и Шарлотта.
Эл Харди содрогнулся. Сенатора Джеллисона не волновала судьба его зятя. Как и не волновала судьба самого Эла. И — неприятное предстоит дело: убедить Джека Турнера отправиться вместе с женой и детьми на калифорнийское ранчо Джеллисона.
— Понадобится, тащите на веревке, — распорядился Джеллисон. — Вы, разумеется, поедете с нами. Нам понадобится различное снаряжение. Снаряжение на случай конца света. Пара вездеходов, с обеими ведущими осями…
— «Лэнд роверы», — предложил Эл.
— Нет, черт побери, не «Лэнд роверы», — сказал Джеллисон. Налил себе в стакан пальца на два. — Нужны американские вездеходы, будь оно все проклято! Скорее всего столкновения с кометой не произойдет. Не произойдет, нет. И когда эта комета пройдет мимо, конечно, же, черт возьми, мы не должны оказаться владельцами автомобилей произведенных за рубежом. «Джипы», пожалуй, или что-либо производства «Дженерал моторс»…
— Я займусь этим, — сказал Эл.
— И прочее снаряжение. Палатки, и так далее — что нам нужно для устройства лагеря. Батареи. Лезвия для бритья. Карманные компьютеры. Винтовки. Спальные мешки. Купите все, что нужно, а если не…
— Это обойдется в немалую сумму, сенатор.
— Ну и что из этого? Я еще не разорился. Закупайте все оптом, но — держите наши планы в секрете. Если кто-то начнет задавать вопросы, отвечайте… что? Мы собираемся в путешествие… в Африку. Хотим устроить там пикник. И вообще — должен же быть какой-то Национальный исследовательский проект для Африки…
— Конечно, сэр!
— Прекрасно. Вот и все! Это на тот случай, когда кто-нибудь начнет задавать вопросы. В наши планы можете посвятить Расмуссена. И больше из моих сотрудников — никого. У вас есть девушка, которую вы хотели бы взять с собой?
Он действительно ничего не знает, подумал Эл. Он действительно ничего не знает, что я люблю Маурин.
— Нет, сэр.
— О'кей. Так что я поручаю это дело вам. Вы сами понимаете, что все это чертовски нелепо, и когда комета разминется с Землей, мы будем чувствовать себя в чрезвычайно дурацком положении.
— Конечно, сэр. (Надеюсь, что так и будет. Но Шарпс назвал ее Молотом!)
— Это совершенно не опасно. В 1932 году астероид Аполлон прошел на расстоянии два миллиона миль — это очень близко по космическим масштабам. Нет никакой опасности. В 1936 году Адонис прошел на расстоянии в миллион миль. И что из этого? Помните панику 1968 года? Люди, особенно жители Калифорнии, искали спасения в горах. А потом все и думать об этом забыли — за исключением тех, кто разорился, покупая спасательное снаряжение — которое так и не пригодилось.
— Комета Хамнер-Брауна предоставляет нам великолепную возможность узнать много нового о неземных телах. Ибо она пройдет в сравнительной (я подчеркиваю — в сравнительной) близости от нашей планеты. И это все, что можно сказать о комете Хамнер-Брауна.
— Благодарю вас, доктор Трис. Вы прослушали выступление доктора Генри Триса из Геолого-Картографического управления Соединенных Штатов. А теперь продолжаем нашу обычную программу.
Дорога шла к северу — сквозь апельсиновые и миндальные рощи, по восточному краю долины Сан-Иоаквин. Иногда дорога взбиралась на высокие холмы, иногда проходила меж ними. И если посмотреть налево, то была видна бескрайняя равнина, усеянная фермерскими домиками, покрытая полями, пересеченная каналами. Равнина простиралась до самого горизонта. Единственные высокие здания в поле зрения — недостроенный комплекс ядерного центра «Сан-Иоаквин».
От Портервилля Гарви Рэнделл свернул направо и — мимо холмов — погнал к востоку. Дорога круто вильнула и на мгновение Гарви увидел все великолепие простирающейся на восток Хай Сьерры, и вдали — горные вершины, еще покрытые снегом. Наконец, Гарви свернул к обочине и подъехал к воротам без надписи. Через эти ворота только что проехал автомобиль с эмблемой Почтового ведомства США, и водитель вылез, чтобы закрыть их. Волосы у парня были длинные и еще — элегантная борода.
— Заблудились? — спросил он.
— Зря вы так думаете. Это ферма сенатора Джеллисона? — в свою очередь спросил Гарви.
Почтальон пожал плечами.
— Утверждают что так. Я никогда не видел его. Вы закроете ворота?
— Конечно.
— Я провожу вас.
Почтальон забрался в свой автомобиль. Гарви проехал в ворота. Вылез, закрыл их. И затем проехал вслед за почтовой машиной. Покрытая пылью дорога взбиралась на вершину холма. Показался белостенный дом. Дорога раздвоилась, правое ответвление вело вниз — к хозяйственным строениям и цепочке связанных между собой озер. Над озерами возвышались гранитные утесы. По берегам — роща апельсиновых деревьев и пастбища. Пастбища были усеяны обломками утесов — выветрившимися глыбами, каждая больше, чем обычный в Калифорнии пригородный домик.
Из дома вышла дородная женщина. Приветствуя, махнула рукой почтальону.
— Горячий кофе, Гарри!
— Спасибо. Поздравляю вас с Днем Хлама!
— О снова? Так быстро? Прекрасно. Куда нести этот хлам вы знаете. — Женщина подошла к вездеходу: — Чем я могу быть вам полезной?
— Мне нужно увидеться с сенатором Джеллисоном. Я Гарви Рэнделл из «НБС».
Мисс Кокс кивнула:
— Вас ждут, в большом доме. — Она указала вниз, туда, где вилось левое ответвление дороги. — Машину оставите там и ничего не бойтесь.
— Что такое День Хлама? — спросил Гарви.
На лице мисс Кокс — странное выражение. Потом оно сделалось равнодушным.
— Так, чепуха, — сказала она. И ушла на веранду. Почтальон еще раньше скрылся в доме.
Гарви пожал плечами и тронул вездеход с места. Дорогу ограждал со всех сторон забор из колючей проволоки. Апельсиновые рощи — справа, пастбища, в основном, — слева. Гарви проехал поворот и увидел дом. Дом был большой с каменными стенами и покрытой шифером крышей. Обширное, массивное здание казалось не слишком подходящим для этой сельской местности. По бокам дома высились утесы. Сквозь каньон открывался вид на Хай Сьерру — на мили и мили.
Машину Гарви оставил у черного входа. Когда он пошел вокруг дома, направляясь к огромной передней парадной, дверь на кухню отварилась.
— Эй, — крикнула Маурин Джеллисон. — Поберегите ваши ноги и входите здесь.
— Хорошо. Спасибо.
Маурин по прежнему была премиленькой — такой она и запомнилась Гарви. На ней были рыжевато-коричневые брюки (пошив — так себе) и высокие сапоги — не из тех, что для настоящего путешествия, а так, для прогулок. «Обувка на вафельной подошве», — так бы охарактеризовал эти сапоги Марк Ческу. Рыжие волосы Маурин выглядели так, будто она только их расчесала. Они спадали ей на плечи — волнами, и на концах слегка завивались. В них играло солнце.
— Хорошо ли доехали? — спросила она.
— Да, вполне…
— Мне очень нравится дорога, ведущая сюда от Лос-Анджелеса, — сказала Маурин. — Полагаю, вы сейчас не откажетесь немного выпить. Что предпочитаете?
— Шотландское. Спасибо.
— Не за что, — она провела его через прихожую в очень по современному обставленную кухню. Шкафчик на кухне был полон выпивки. Маурин достала бутылку «Оулд Федкал», затем принесла лед.
— Когда сюда приезжаешь, тут всегда слишком холодно, — сказала она. — Тут рабочая ферма, и у Коксов нет времени слишком часто приходить и наводить здесь порядок. Пожалуй будет лучше, если пройдем в комнату.
Она вела его, показывая дорогу — через холл в комнату, расположенную в передней части дома. Перед комнатой была выстроена обширная веранда. В таком помещении приятно жить, решил Гарви. Стены были обшиты деревом светлых тонов и украшены резьбой. Это чтоб соблюсти стиль ранчо — и, пожалуй, не слишком подходящие для такого громадного дома, как этот. Еще по стенам были развешаны во множестве фотографии собак и лошадей. А также почетные ленты и медали — в основном, за лошадей, но некоторые и за крупный рогатый скот.
— А где все остальные? — спросил Гарви.
— Сейчас я здесь в гордом одиночестве, — ответила Маурин.
Гарви затолкал появившуюся мысль в подсознание и принудил себя рассмеяться.
— Сенатор охотится за голосами, — продолжала Маурин. — Но сегодня вечером его застопорили из Вашингтона. Так что утром он будет здесь. Папа сказал, чтобы я вам все здесь показала. Хотите еще порцию?
— Нет, спасибо. Одной вполне достаточно.
Гарви поставил стакан на стол — и поднял снова, когда понял, что стол-то — украшенный тончайшей полировкой туалетный столик. Гарви ладонью стер оставшийся на полировке влажный круг.
— Хорошо, что моя команда не прибыла сюда вмести со мной. Им сейчас нужно доделать кое-какую работу. Я надеялся завтра утром встретиться с сенатором Джеллисоном. Утром прибудет машина с аппаратурой, но вдруг сенатор в это время окажется занят? У меня репутация хорошего телевизионщика. Мои ребята будут здесь завтра утром, и я думал, что использую вечер для того, чтобы встретиться с сенатором. Я хотел выяснить, о чем бы он хотел поговорить, встав перед камерой…
Что-то я слишком разболтался, подумал Гарви. Что-то я отупел. Опьянел.
— Подготовились путешествовать? — спросила Маурин, взглянув на рабочие брюки и туристские ботинки Гарви. — Знаете — не переодевайтесь. Коль скоро вы готовы для путешествия, я покажу вам лучшие виды во всей долине.
— Договорились. Давайте пойдем.
Они вышли через кухню. Пересекли апельсиновую рощу. Слева бормотала речка.
— В ней хорошо купаться, — сказала Маурин. — Если мы вернемся не поздно, можно будет окунуться.
Они полезли сквозь ограду. Маурин раздвинула колючую проволоку и легко проскользнула по ту сторону. Потом обернулась, наблюдая за действиями Гарви. И улыбнулась, увидев, что он лезет точно в том же месте, очевидно, всецело полагаясь на ее опыт.
По ту сторону ограды земля густо поросла кустарником и сорняками. Было ясно, что здесь никогда ни не пахали, ни скот не пасли. Путь шел круто вверх. Повсюду виднелись узкие тропы, оставленные, очевидно, кроликами либо козами. Для человека эти тропинки явно не годились. Маурин и Гарви поднялись на несколько футов и оказались у подножья огромного гранитного утеса. Стены утеса отвесно поднимались на высоту примерно двухсот футов.
— Мы обогнем его слева, — сказала Маурин. — Но учтите: дорога здесь более трудная.
Еще бы не более трудная, подумал Гарви. Похоже, мне ее не осилить. Но будь я проклят, если окажется, что я слабее вашингтонской потаскушки. Она считает, что я опытный путешественник.
Ему уже давно не приходилось пускаться в пешие походы вместе с девушкой — с тех пор, как Магги Томпкинс подорвалась на минном поле во Вьетнаме. Магги была неутомимым репортером, и вечно была занята поиском новостей. Ей было не интересно посиживать в баре «Каравелла», получая известия из третьих или четвертых рук. Вместе с ней Гарви побывал на фронте. А однажды они пересекли линию фронта и оказались в тылу конгов. И выбирались оттуда… Если бы Магги не погибла… Гарви отогнал эту мысль. Все это произошло давно. Давно.
Они карабкались по расщелине.
— Вы часто бываете здесь? — стараясь чтобы голос его не дрожал, спросил Гарви.
— Была здесь только один раз, — ответила Маурин. — Папа сказал, что в одиночку сюда ходить нельзя.
Наконец они забрались наверх. Но это — увидел Гарви — еще не была самая верхняя точка. Маурин и он стояли на краю гребня, простиравшегося далее на юг и глубоко вдававшегося в Хай Сьерру. Грудь утеса пересекала узкая тропа. Маурин и Гарви шли вдоль тропы, пока не достигли вершины. Отсюда было видно ранчо.
— Вы были правы, — сказал Гарви. — Вид отсюда действительно великолепный. — Он стоял на глыбе в многоэтажный дом, чувствуя, как его лицо обвевает легкий ветерок, дующий через долину. Повсюду, куда достигал его взор, виднелись громадные белые утесы. Должно быть через эти места, в давние времена проходил ледник, он и усеял всю окрестную местность этими глыбами.
Внизу лежала ферма сенатора. Маленькая долина — отсюда видно — была создана рекой, текущей в нескольких милях к западу. А за рекой, множество холмов, усеянных огромными с одноэтажный дом белыми глыбами. Вдали за холмами (и немного ниже уровня, на котором располагалась ферма) широко простиралась долина Сан-Иоаквин. Отсюда она казалась окутанной туманом, но Гарви показалось, что он различает смутные очертания Темблор Рэйндж — это уже западная оконечность лежащей посреди Калифорнии долины.
— Серебряная долина, — сказала Маурин. — Вся она принадлежит нам, а за ней ранчо Джорджа Кристофера. Когда-то я чуть не вышла за него замуж… — она оборвала фразу и рассмеялась.
Почему меня охватила ревность? — Гарви сам не понимал этого.
— Ну и что же здесь странного?
— Когда он предложил мне руку и сердце нам было по четырнадцати лет, — объяснила Маурин. — Это было почти шестнадцать лет назад. Как раз папу избрали в сенат, и мы собирались переехать в Вашингтон. Джордж и я изобретали различные варианты — как бы мне не ехать туда, а остаться здесь.
— Но вы не остались.
— Нет. Иногда я жалею, что сделала этого, — вздохнула Маурин. — Особенно, когда я оказываюсь здесь, — и она выразительно показала рукой.
Гарви обернулся. Холмы, множество холмов и гор, вздымающихся все выше и выше и сливающихся вдали с Сьерра-Невада. Громадные горы выглядели так, будто их никогда не касалась нога человека. Гарви знал, что это не так. Если на тропе Джона Мура ты увидишь человека, наклонившегося, чтобы завязать шнурки своих ботинок, то, скорее всего, это турист, облазивший все эти горы.
Громадную скалу, на которой стояли Маурин и Гарви, с края пересекала расщелина. Она была шириной не более, чем в ярд, но так глубока, что Гарви не мог разглядеть ее дна. Вершина скалы круто скашивалась к расщелине — так что у Гарви не возникло даже мысли приблизиться к этой расщелине.
Маурин прогулочным шагом подошла к расщелине и, не раздумывая перешагнула через нее. Она стояла на узкой, не более двух футов шириной полоске камня и впереди нее была трехсот футовая пропасть, а за спиной — неизведанная глубина расщелины. Вид у Маурин был радостный. Она обернулась.
И увидела жалкую фигуру Гарви Рэнделла. Он застыл, пытаясь шагнуть вперед и не в силах этого сделать. Во взгляде Маурин мелькнуло изумление, тут же сменившееся пониманием. Она шагнула обратно через расщелину.
— Извините. Вы боитесь высоты?
— Немного, — признался Гарви.
— Я никогда не испытывала этой боязни… О чем вы сейчас думаете?
— Как мне выбраться отсюда, если что нибудь случится. Если б я смог заставить себя перебраться через эту расщелину хоть ползком…
— Я осуждаю свое поведение, — сказала Маурин. — Я нехорошо поступила. Но, как бы там ни было, давайте я покажу вам наше ранчо. Отсюда вы можете увидеть его почти полностью.
Позднее Гарви не мог вспомнить, о чем они беседовали. Так, болтовня по пустякам, но время пролетело быстро и все было на славу. Более приятной беседы и не упомнишь.
— Пора возвращаться домой, — наконец сказала Маурин.
— Пора. Может быть, здесь есть дорога легче, чем та, по которой мы взбирались сюда?
— Не знаю. Но можем поискать, — и она направилась налево, огибая утес.
Маурин и Гарви пробирались сквозь кустарник, шли вдоль узких козьих троп. Повсюду виднелись кучки козьего и овечьего помета. И оленьего тоже, решил Гарви, хотя точно он знать не мог. Почва была слишком твердой, и следов не оставалось.
— Похоже, что до нас здесь человек не появлялся, — сказал Гарви. Но сказал он это слишком тихо, и Маурин не расслышала. Они шли по дну узкого оврага. Даже не оврага, а расщелины в крутом склоне холма. Ранчо было не видно.
Позади раздался какой-то звук. Гарви испуганно обернулся. По склону спускалась лошадь.
Не просто лошадь. На ней сидела всадница — маленькая белокурая девочка, ребенок не старше двенадцати лет. Она ехала без седла, и казалась частью огромной лошади, они — девочка и лошадь — сливались, будто это был вышедший из сказочного мира кентавр.
— Привет, — крикнула девочка.
— Привет, — сказала Маурин. — Гарви, это Алис Кокс. Коксы управляют нашим ранчо. Алис, что ты здесь делаешь?
— Смотрю, как вы идете, — голос у девочки был высокий, тонкий, но богатый интонациями, не визгливый.
Маурин догнала Гарви и подмигнула. Он кивнул, предоставляя ей действовать по ее усмотрению.
— А мы думали, что мы здесь бесстрашные первооткрыватели, — сказала Маурин.
«Да уж. Я и сам себя доставил сюда с трудом, не говоря уже о том, чтобы тащить эту чертовски большую лошадь, — подумал Гарви. Он смотрел вперед. Склон очень крут и совершенно невозможно, чтобы лошадь могла спуститься здесь. Он обернулся, намереваясь высказать эту мысль.
Алис уже слезла наземь и преспокойно вела лошадь вниз. Копыта соскальзывали, царапая грунт, и Алис показывала лошади, куда ей следует сделать очередной шаг. Похоже, что между девочкой и лошадью царило полное взаимопонимание.
— Скоро придет сенатор? — спросила Алис.
— Скоро. Завтра утром, — ответила Маурин.
— Мне бы очень хотелось поговорить с ним, — заявила Алис. — Все дети нашей школы хотят повидаться с ним. Его часто показывают по телевизору.
— Гарви… то есть мистер Рэнделл — автор телепрограмм, — сказала Маурин.
Алис с уважением уставилась на Гарви. Помолчав немного она сказала:
— Вам нравится «Звездный путь»?
— Да, но я делаю другие программы, — Гарви, упираясь каблуками, скользнул с крутизны. А ведь лошадь так, наверное, не сумела бы?
— Это моя любимая передача, — сказала Алис. — Но, Томми. Иди, все хорошо, иди сюда… Я написала сценарий для телевидения. О летающей тарелке, и как мы от нее спасаемся и прячемся в пещере. У меня получилось очень хорошо.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Гарви, бросив взгляд на Маурин. И увидел, что она опять улыбается. — Не сомневаюсь, что нет ничего, что она не могла бы сделать. — Эти слова Гарви сказал уже шепотом. Маурин кивнула. Они шли по высохшему руслу ручья. Потом русло исчезло, затерявшись в зарослях саппарели. Далеко внизу снова была видна ферма. Склон был очень крут, так что если упадешь, то сразу покатишься вниз. Катиться будешь долго, а когда остановишься, выяснится, что у тебя что-либо сломано. Гарви оглянулся, и какое-то время разглядывал Алис, а затем — не без страха — встал рядом с девочкой и ее лошадью. Все его мысли сконцентрировались на предстоящем спуске.
— Ты часто бываешь здесь одна? — спросила Маурин.
— Еще бы, — сказала Алис.
— И никого не боишься? — спросил Гарви.
— О, я хорошо знаю эти места, — поведала Алис. — Пару раз я заблудилась, но Томми знает дорогу домой.
— Очень хорошая лошадка, — сказала Маурин.
— Конечно. Он мой.
Гарви глянул и убедился. Жеребец, а вовсе не кобыла. Он подождал, пока Маурин догонит его. Мужская гордость заставила его идти впереди всех, хотя было ясно, что лучше было бы пропустить вперед Алис.
— Должно быть, хорошо жить в таком месте, где единственная причина для беспокойства — это возможность заблудиться. Да и на этот счет есть знающая дорогу лошадь, — сказал он Маурин. — Она даже не поняла, что я хотел сказать. На прошлой неделе на Голливудских холмах, не далее, чем в полумиле от моего дома была изнасилована девочка примерно ее возраста. Одиннадцатилетняя девочка.
— В прошлом году была изнасилована одна из папиных секретарш. Прямо в Капитолии, — сказала Маурин. — Наша цивилизация восхитительна, не правда ли?
— Хотелось бы мне, чтобы мой сын жил здесь, — вздохнул Гарви. — Но чем тогда стал бы заниматься я? Сельским хозяйством? — и он рассмеялся про себя. Затем путь сделался слишком крут, и стало не до разговоров.
Внизу крутого склона холма пролегала покрытая грязью дорога. До фермы было еще далеко, но теперь идти было легче. Каким-то образом Алис снова оказалась на лошади. Гарви все время не отрывал от нее взгляда, но когда она ухитрилась это сделать, она не заметила. Только что девочка стояла рядом с конем, и ее голова была ниже его спины, а в следующее мгновение Алис уже сидела верхом. Девочка вскрикнула, и конь поскакал галопом. Впечатление, что Алис и ее конь составляют одно целое, усилилось еще больше: движения девочки полностью соответствовали ритму движения коня. И когда Алис умчалась вскачь, ее длинные белокурые волосы стелились по ветру.
— Когда подрастет, она сделается настоящей красавицей, — сказал Гарви. — Может быть в здешнем воздухе, что-то есть? Вся эта долина пропитана каким-то волшебством.
— Иногда я чувствую то же самое, — призналась Маурин.
Солнце уже садилось, когда они добрались до фермы. Вот он — каменный дом.
— Чуть поздновато, но не хотите ли искупаться? — спросила Маурин.
— Конечно. Почему бы и нет. Но у меня не во что переодеться.
— Что нибудь подыщется, — Маурин ушла в дом и вскоре вернулась неся плавки.
— Переодеться можете там, — и она указала на ванную.
Гарви надел плавки. Когда он вышел из ванной Маурин уже тоже была готова. Ее закрытый купальный костюм был ослепительно белого цвета. Через руку у нее был перекинут халат. Маурин подмигнула Гарви и кинулась бежать, предоставив ему следовать сзади. Тропинка шла вдоль гранатовой рощи — все вниз и вниз и привела их наконец, к песчаному пляжу на берегу тихо бормочущей речки. Маурин улыбнулась Гарви и с разбегу влетела в речку. Гарви — следом.
— Боже мой! — мгновением позже завопил он. — Да ведь это не вода, а лед!
Маурин плеснула водой ему на грудь и лицо:
— Вперед, это не страшно!
Гарви неуверенно побрел вглубь. Дальше от берега поток бежал быстрее, дно — каменистее. Гарви с трудом сохранял равновесие, но брел вслед за Маурин — вверх по течению, туда где вода мчалась узкой струей между двумя камнями. Поток делался все быстрее, давил, норовя столкнуть с ног, Гарви и Маурин. Глубина по грудь Гарви.
— Холодина какая, — сказал он. — А ведь вы будто не чувствуете.
Наконец они добрались до заводи. И увидели маленькую форель, стрелой пронесшуюся у самой поверхности. Гарви огляделся, надеясь увидеть более крупную рыбину, но большие экземпляры прятались от нескромных взглядов. Речка выглядела, будто специально создана для форели: глубокие заводи, перемежающиеся с маленькими бурными водопадами. Берега густо заросли кустарниками. Лишь в двух местах деревья были вырублены, очевидно, это сделал кто-то, ловивший рыбу спиннингом — чтобы ничто не мешало его забросам.
— Кажется я начинаю синеть, — наконец крикнула Маурин. — Вы накупались?
— Сказать по правде я посинел уже десять минут назад.
Они взобрались на громадный белый валун, почти полностью скрытый потоком. Заходящее солнце овеяло теплом озябшее тело Гарви. Вершина валуна еще хранила накопленный за день солнечный жар.
— Вот об этом я и мечтал, — заявил Гарви.
Лежащая на животе Маурин оперлась на локти, повернулась, чтобы увидеть его:
— О чем именно? О ледяной воде, о высоте, которую вы боитесь, или о том, чтобы натрудить ноги?
— Обо всем сразу… Хм, сегодня я никого не проинтервьюировал, а об этом я тоже мечтал. Я рад, что сегодня я не смог побеседовать с вашим отцом. Завтра… черт побери! Я снова сделался Гарви Рэнделлом.
Она снова переоделась в свои рыжевато-коричневые брюки. Когда Гарви вошел, он увидел, что она опять достала бутылку.
— Останетесь поужинать? — спросила Маурин.
— Да… Конечно. Но, может быть лучше, если я вас приглашу поужинать со мной где-нибудь в другом месте?
Маурин улыбнулась.
— Вы не искушены в ночной — в бардачной — жизни Спрингфилда и Портервилля. Останемся-ка лучше здесь. Я люблю готовить. Если хотите, можете помочь мне прибраться.
— Хорошо…
— А готовить мне много не придется, — сказала Маурин и достала бифштексы из холодильника. — Быстро замороженная еда и микроволновая духовка. Современная цивилизация обслуживает и гурманов.
— В этой духовке больше всяких хитрых приборов, чем, например, в «Аполлоне».
— Неправда. Я побывала в «Аполлоне». Эге, да вы тоже, не так ли?
— Это была модель, а не настоящий «Аполлон», — сказал Гарви. Господи, как бы мне хотелось оказаться на их месте. Провести из космоса исследование кометы. И никакой атмосферы, мешающей наблюдениям.
Маурин не ответила. Рэнделл мелкими глотками потягивал виски. Есть ему хотелось — страшно. Он обследовал холодильник и нашел замороженные китайские овощи — неплохая приправа к мясу.
Пообедав, Маурин и Гарви пили на террасе кофе. Сидели на своих креслах с широкими плоскими подлокотниками, на которых удобно ставить чашки. Стало прохладно, Маурин и Гарви одели куртки. Они беседовали — тихо, неторопливо. Об астронавтах, знакомых Маурин. О математиках из Левис Кароль. О вашингтонских политиках. Внезапно Маурин встала, ушла вглубь дома и погасила свет. Вернулась, находя дорогу ощупью.
Было непроглядно темно.
— Зачем вы выключили свет? — спросил Гарви.
— Вы поймете это через несколько минут, — ответил бесплотный голос. Гарви услышал, как Маурин снова села в кресло.
Ночь была безлунной, в небе — лишь свет звезд. Но постепенно Гарви понял, что имела в виду Маурин. Когда над горами взошли Плеяды, он не узнал их. Созвездие сияло ослепительно ярко. Пылал Млечный путь, и в тоже время Гарви не мог разглядеть чашку кофе в собственной руке!
— Есть люди… горожане… которые никогда не видели подобного, — сказала Маурин.
— Вы правы. Спасибо.
Она рассмеялась:
— Может быть, все это скроется за облаками. Мое могущество не безгранично.
— Если б нам удалось… — нет, я неправ, подумал Гарви. Если б мы могли — вот какая мелькнула у меня мысль — могли показать им все это, им — всем, кто голосует. Но картину звездного неба можно увидеть когда угодно — остановись у любого газетного киоска. Ну, увидишь ярко раскрашенные созвездия и черные дыры и множественные системы — и что из этого? Нужно, чтобы люди оказались здесь, их нужно приводить сюда, по дюжине за один раз и показывать все это. Показывать. Лишь тогда они смогут понять. Смотреть на небо надо здесь, никак не иначе. Отсюда можно дотянуться до звезд.
Дотянулась Маурин. Дотянулась и взяла его за руку. (Она видела в темноте гораздо лучше его). Гарви даже чуть испугался.
— Забудьте о работе, — сказала Маурин. — Иначе окажется, что главную поддержку НАСА начнут оказывать фермеры.
— Но если человек никогда не видел ничего подобного… понимаете — никогда… А, вы, вероятно правы, — он четко сознавал, что они по прежнему держатся за руки. Но на этом надо остановиться, дальше нельзя. Вот безвредная тема:
— А как вы относитесь к галактическим империям?
— Не знаю. Расскажите мне о галактических империях.
Гарви показал, для этого ему пришлось приблизиться ближе, чтобы она могла проследить направление, в котором указывала его рука. Там, где сгущался, где ярче всего сиял Млечный путь, в созвездии Стрельца пролегала ось галактики.
— Вон там и происходит главное, там где расположены древние империи. Звезды там находятся на небольшом расстоянии друг от друга. Там — Трантор и миры Хаба. Хотя — рискованное это дело, гадать, что там. Можно ведь предположить, что звездное ядро уже полностью взорвалось. Просто волна радиации еще не докатилась до нас.
— А можно предположить, что Земля окажется под инозвездным игом?
— Конечно. Но чаще считают, что все кончится атомной войной.
— О… Может быть мне следует спрашивать, откуда вы все это знаете?
— Я прочел массу научной фантастики. Перестал я ее глотать без разбору только что-нибудь лет в двадцать — не хватало времени. Понимаете, империи со столицей на Земле обязательно распадаются, уменьшаются… но даже маленький осколок такой империи состоит из ста миллиардов солнц. А владения громадных империй — меньше всего лишь одного рукава галактики, — он запнулся. Небо сияло ослепительно ярко! Гарви чуть не наяву видел военный корабль Мула, выплывающий из созвездия Стрельца.
— Маурин, мне кажется, что все это правда!
Она рассмеялась. Теперь он видел ее лицо — бледное, смутно различимое.
Он пересел на широкий подлокотник и поцеловал ее. Маурин подвинулась, и он сел рядом с ней. Кресло — хотя и впритирку — вместило их обоих.
И не было безвредной схемы для разговоров.
Мысли его разбегались. А потом вспыхнула одна мысль, мешающая: завтра, черт побери! Я снова сделался Гарви Рэнделлом.
В доме было абсолютно темно. Маурин, держа Гарви за руку, вела его в спальню. Вела — на ощупь и по памяти. Они раздели друг друга. Их одежды упали на пол… а может, вообще вылетели за пределы нашей вселенной. Кожа Маурин была теплой, почти горячей. На мгновение Гарви захотелось увидеть ее лицо, но только лишь на мгновение.
Когда он проснулся, в спальне царил серый рассвет. Спина его замерзла. Они лежали, тесно обнявшись, на двуспальной кровати. Маурин спала спокойно, глубоким сном, слабо улыбаясь.
Он продрог. Маурин, наверное, тоже. Нужно ли будить ее? Голова работала плохо, но Гарви нашел лучший выход. Осторожно разжал объятия, Маурин не проснулась. Он подошел ко второй кровати, содрал с нее покрывала и, вернувшись обратно, укутал Маурин. Затем — отчетливо понимая, что сейчас залезет к ней под покрывала — неподвижно застыл. Простоял так почти минуту.
Но она — не его жена.
— Черт побери, — сказал Гарви. Стараясь не взять чужого, он сгреб в кучу свою одежду. Взял ее и вышел в другую комнату. Его почему-то трясло. Первая дверь, которую он открыл, оказалась входом еще в одну спальню. Он кинул одежду на кресло и повалился в кровать.
ОНА ЕЩЕ НЕ ПОГИБЛА, НО ИЗМЕНИЛАСЬ. КОМЕТА СИЯЛА, АГОНИЗИРУЯ. ВЕЩЕСТВО ВЫТЕКАЛО ИЗ РАНЕНОГО ТЕЛА И РАЗЛИВАЛОСЬ НА МИЛЛИОНЫ МИЛЬ В ОКРУЖНОСТИ. ОБРАЗОВАЛИСЬ НОВЫЕ ХИМИЧЕСКИЕ СОЕДИНЕНИЯ, И ОТРАЖЕННЫЙ СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ ГНАЛ ИХ ОБРАТНО К КОМЕТЕ. ВЕРОЯТНО, НА ЛЕДЯНОЙ ПОВЕРХНОСТИ ДРУГИХ КОМЕТ ТАКИХ СОЕДИНЕНИЙ НЕ БЫЛО ИЛИ БЫЛИ ЛИШЬ НЕМНОГИЕ МОЛЕКУЛЫ.
Ослепительный свет солнца укрывал комету от телескопов Земли. И точную ее орбиту все не могли вычислить.
Сверкал, отражающий солнечный свет, хвост кометы, но еще ярче светила ее голова. Некоторые химические соединения, будучи даже хорошо перемешанными, не вступают в реакцию при температурах, близких к абсолютному нулю. Но стоит их подогреть, и реакция идет бурно, с кипением. Ядро кометы бурлило, менялось.
Каждый день голова ее уменьшалась. Из покрывающей поверхность перемешанной со льдом пыли выделялся, вскипая, аммиак. Водород давным-давно улетучился. Масса кометы делалась все меньше, а плотность увеличивалась. Скоро от кометы ничего не останется, кроме каменной пыли, намертво сцементированной водяным льдом. И голова ее превратится в каменный монолит величиной с гору.
С КАЖДЫМ ЧАСОМ ВСЕ БОЛЬШЕ РАЗОГРЕВАЛИСЬ ГАЗОВЫЕ ВКЛЮЧЕНИЯ, И ГАЗ ПРОБИВАЛ ДОРОГУ НАРУЖУ. И РАЗРЫВАЛ ГОЛОВУ КОМЕТЫ. ОГРОМНЫЕ КАМЕННЫЕ ГЛЫБЫ, КУВЫРКАЯСЬ, МЕДЛЕННО ОТДЕЛЯЛИСЬ ДРУГ ОТ ДРУГА. ОРБИТА КОМЕТЫ ХАМНЕР-БРАУНА ПОСТЕПЕННО МЕНЯЛАСЬ.
