ГЛАВА 4
Это унизительно, подумал Юлий. Я, император, первая фигура в Человеческой Империи, валяюсь в кровати, как паралитик, в то время, когда идет война и люди нуждаются в моем присутствии.
Не желая беспокоить сюзерена, медперсонал применил в его отношении политику гриба, то есть держал в темноте и кормил конским навозом. На свои вопросы Юлий получал заверения, что все идет нормально и ему не стоит беспокоиться о ничего не значащих подробностях.
В это верилось с трудом. Юлий не сомневался в компетенции Клозе и его способностях решать текущие проблемы, но ситуация в Империи сильно не дотягивала до нормы и во времена, когда Юлий занимался делами сам.
Иногда Юлию даже начинало казаться, что его палата находится не в Букингемском дворце, а на другой планете, так он был далек от текущих событий. Единственными ниточками, которые связывали его с внешним миром, стали визиты Пенелопы и Клозе. Они приходили по очереди и занимали императора не меньше часа. Юлий понимал, что отрывает их от более важных дел, но они не реагировали на его просьбы отвалить и продолжали болтать с ним на отвлеченные темы.
Сейчас была очередь Пенелопы.
— Чего я не понимаю в семейной истории, — говорила она, — так это почему наш род обошелся всего лишь графством. Сам прикинь, наш родоначальник был одним из ближайших соратников Петра Первого — так с чего это император не сделал его герцогом или маркизом? Почему другие семьи получили гораздо больше?
— Полагаю, потому что первый Морган хотел быть именно графом, — сказал Юлий. — Боюсь, что свои мотивы он унес с собой в могилу. В детстве я задавал подобный вопрос нашему отцу, но и он не смог меня просветить. Кстати, у тебя всегда была возможность стать маркизой или герцогиней — надо было всего лишь удачно выйти замуж.
— Зато теперь я сестра императора.
— И все равно графиня. Хотя твои возможности выйти замуж неизмеримо возросли. Только заяви о таком желании, и женихи выстроятся в очередь.
— Ты становишься таким же нудным, как папа.
— Как старший член нашей маленькой семьи я и должен быть таковым, — заявил Юлий. — Что там с Вайсбергом?
— Все в норме, — мгновенно отреагировала Пенелопа. Юлию еще ни разу не удалось застать ее врасплох внезапной сменой темы разговора.
— У меня такое впечатление, что я угодил в монастырь, все монахи которого постоянно повторяют одну и ту же мантру «все в норме», — пожаловался Юлий. — А я, между прочим, ваш сюзерен.
— Сейчас ты в первую очередь пациент, — сказала Пенелопа. — Боевой пилот! Чуть дуба на командном посту не врезал. Тебе сколько лет, старичок? Судя по диагнозу, сто двадцать.
— Это все нервное, — попытался оправдаться Юлий.
— Вот именно. Поэтому не задавай вопросов, когда слышишь, что все в норме.
— Можно подумать, если что-то где-то обломится, вы меня известите.
— Обязательно, — заявила вредная сестрица, но ее улыбка говорила об обратном.
Юлий попытался бы сбежать из лазарета, если бы не чертова система жизнеобеспечения, к которой он был подключен. Таскать за собой полтонны медицинского оборудования, пусть и на колесиках, у него не было ни желания, ни сил.
Клозе игнорировал Рокуэлла три дня, и тот становился все настойчивей в своем желании видеть императора. В конце концов Клозе решил с ним поговорить, пока тот не напридумывал по поводу состояния здоровья Юлия каких-нибудь ужасов.
Рокуэлл шествовал по Букингемскому дворцу как хозяин. Его сопровождающему пришлось замедлить шаг и даже сделать пару остановок, пока Рокуэлл рассматривал гобелены, картины или лепнину на потолке. Клозе наблюдал за этим дефиле через мониторы охраны, и поведение Рокуэлла ему очень не понравилось.
Наконец наследник престола добрел до кабинета советника по вопросам национальной безопасности.
— Где император? — был его первый вопрос.
— И вам добрый день, — сказал Клозе.
В свои сорок семь Рокуэлл был мужчиной, что называется, в полном расцвете сил. Средний рост, плотное телосложение, начавшие седеть волосы подстрижены армейским «ежиком». Еще у него был взгляд полностью уверенного в себе и своей правоте человека.
Для сегодняшней встречи Рокуэлл надел штатский костюм. Странно. Клозе бы на его месте нацепил мундир. Тем более что парень ушел в отставку в звании вице-адмирала, и мундир должен был быть довольно нарядным.
— У меня нет времени разводить с вами светские беседы, — отрезал Рокуэлл, так и не поздоровавшись. — Я желаю видеть императора.
— Вас нет в списке на аудиенцию. Гм… С какой целью вы хотите с ним встретиться?
— Чтобы узнать, жив ли он, и если жив, то в каком состоянии. У меня есть подозрение, что ваша клика узурпировала власть, прикрываясь нездоровьем императора.
— Это довольно серьезное обвинение, — заметил Клозе. Интересно, а кого он включил в «мою клику»? — От него пахнет государственной изменой, знаете ли.
— Я сам знаю, чем тут пахнет, — заявил Рокуэлл. — Или вы проводите меня к императору…
— Или что? Вломитесь во дворец с бандой головорезов? — Это решило бы проблему с Рокуэллом одним махом. Тогда его можно было бы пристрелить на совершенно законных основаниях.
— Если вы не предоставите мне возможности поговорить с сюзереном, то я вынесу этот вопрос на обсуждение парламента, — заявил Рокуэлл. — Я вхожу в палату лордов, знаете ли.
— Дуэльный кодекс еще никто не отменял, — сказал Клозе как бы сам себе. — За вашу клевету я вполне могу проткнуть вас шпагой.
— Я не унижусь до поединка с каким-то юнцом, возомнившим себя значимой личностью лишь благодаря протекции своего приятеля.
— Между прочим, я дворянин, — заявил Клозе. — Пусть мой род не так знатен, как ваш, но поединок между нами вполне возможен. И вы на него нарветесь, если будете продолжать в том же духе.
— Где император? — Вопрос был старый, но агрессии в тоне Рокуэлла немного убавилось. Драться на дуэли он явно не хотел.
— В больнице.
— Насколько он плох?
— Он в норме.
— Я хочу его видеть.
Пожалуй, проще показать этому типу Юлия, чем пытаться убеждать при помощи слов. Потому что слов Рокуэлл просто не понимает. Конечно, он дурак и его угрозы палатой лордов гроша ломаного не стоят, но он может спровоцировать политический скандал, что опять-таки потреплет Юлию нервы.
Как это все не ко времени…
— Я должен проконсультироваться с лечащим врачом сюзерена, — сказал Клозе. — Если доктор скажет, что это возможно и император в данный момент не принимает никаких процедур, то вы его увидите.
— Отлично, — кивнул Рокуэлл.
Клозе не хотел разговаривать с Янковским при этом баране и вышел в соседний кабинет. Барон изложил доктору сложившуюся ситуацию, сделав упор на том, что отказ от аудиенции может быть чреват неприятными политическими последствиями. Доктор не пришел от этой идеи в дикий восторг, но все же дал «добро» на встречу, попросив ограничить ее пятью минутами.
Юлий был бледен, но, вне всякого сомнения, жив и этим фактом Рокуэлла несказанно огорчил.
— Доброе утро, сир, — поздоровался Рокуэлл. — Рад видеть вас… — Он осекся. Вряд ли он готов был сказать, что рад видеть своего сюзерена на больничной койке.
— Как видите, слухи о моей смерти несколько преувеличены, — улыбнулся Юлий. — Что привело вас ко мне, кроме искреннего беспокойства о моем здоровье?
— Я хотел бы обсудить с вами важные вопросы, касающиеся состояния морали в наших войсках, — заявил Рокуэлл. — Мне совершенно не нравится подход, с которым Генеральный штаб пытается решить проблемы духовного воспитания личного состава. В качестве капелланов нашим военным подсовывают представителей совершенно чуждых большей части населения Империи религий…
Во времена службы Юлия и Клозе на Сахаре капелланом их эскадрильи был иудей. Юлий не помнил, чтобы этот факт составлял для кого-то проблему. Капеллан был нормальным мужиком, он был не прочь выпить в офицерском клубе или перекинуться в покер и прекрасно ладил со всем личным составом.
— Вне всякого сомнения, это очень важная проблема, — сказал Клозе. — И я обещаю заняться ею в самое ближайшее время.
— Я считаю, что это дело должно находиться под личным императорским контролем, — заявил Рокуэлл.
— Я прослежу за своим советником, — пообещал Юлий, подавив улыбку. — Что-нибудь еще?
— Выздоравливайте, сир.
Прежде чем закрыть за Рокуэллом дверь, Клозе несколько секунд любовался его удаляющейся по коридору спиной.
— Шакал, — сказала Пенелопа, выслушав рассказ Клозе о визите герцога. — Стервятник. Интересно, на что он рассчитывает?
— Не знаю, кто его информировал, но, судя по выражению его лица, за которым я внимательно наблюдал, Рокуэлл явно ожидал увидеть Юлия в гораздо худшем состоянии, — сказал Клозе. — По-моему, его удивило, что Юлий вообще способен разговаривать. И это мне не нравится. За Рокуэллом стоит какая-нибудь из политических группировок?
— Насколько я знаю, нет, — сказала Пенелопа. — До луврской трагедии он находился слишком низко в списке наследования, чтобы им заинтересовался кто-то из серьезных политиков. Кроме того, Рокуэлл известен своими радикальными религиозными воззрениями, что делает его очень неудобным политическим союзником.
— С его воззрениями я уже частично ознакомился, — согласился Клозе.
— Но все это фигня, о которой нам не стоит париться, потому что Рокуэлл никогда не станет императором, — сказала Пенелопа.
— Надеюсь, — пробормотал Клозе.
Состояние Юлия было стабильным. Сердце, выращиваемое для трансплантации ведущими имперскими медиками, уже достигло размеров цыплячьего, и Клозе наблюдал, как оно весело бьется в своей пробирке. Пока император лежал в больнице, Клозе был вынужден фактически выполнять все его обязанности, связанные с ВКС и ведением войны. Политическими проблемами от имени своего брата занималась Пенелопа.
По счастью, этих политическим проблем было немного. Юлий как законный наследник пользовался безоговорочной поддержкой проправительственной группировки, имевшей в парламенте подавляющее большинство. Оппозиция, четыреста лет стремившаяся вернуть Империю на рельсы демократии, пыталась использовать последствия теракта в своих целях, утверждая, что государству необходимо менее зависимое от личных качеств вождя руководство, но после первого же военного успеха Юлия оппозиционеры лишились симпатий населения.
Клозе пришел к выводу, что подданные признают своим императором и коня, лишь бы он одерживал победы над таргами. Такое положение дел продлится до самого конца войны. Возможно, потом демократы снова попытаются что-то изменить, но должно пройти немало лет, прежде чем у них появятся шансы на успех. Разумеется, если человечество до этого доживет.
Демократия всегда казалась Клозе изящным надувательством. Он считал, что при любой системе государственного управления все зависит от личных качеств человека, находящегося наверху, а рядовые граждане мало на что влияют при любом раскладе. История знала множество примеров, когда законно избранные всенародным голосованием президенты превращались в пожизненных диктаторов, иногда даже передававших власть по наследству своим детям.
Человечество постоянно металось от демократии к диктатуре и наоборот. Взять хотя бы Древний Рим, который успел побывать и республикой, и империей на протяжении своей не слишком долгой истории.
Человеческая Империя существовала уже четыреста с лишним лет. Она была создана именно для того, чтобы положить конец сваре демократических и псевдодемократических режимов, разрывавших галактику на части больше века. Однако в последние годы перед вторжением таргов все больше миров пытались заявлять о своей независимости. ВКС беспощадно давили такие попытки, однако количество их все равно не уменьшалось. Тарги стали той самой внешней угрозой, которая временно сплотила человечество. К Империи присоединились даже независимые миры, ранее никогда не входившие в ее состав.
Кстати, тарги называли себя Содружеством. Может быть, это и есть противостояние двух политических систем, доведенное до абсурда?
Винсент Коллоджерро, серьезный и собранный как никогда, вошел в кабинет советника по вопросам национальной безопасности с папкой и несколькими дискетами. Клозе пригласил его присесть и посоветовал расслабиться. Но даже сидя в удобном кресле, Винсент выглядел так, словно проглотил кусок монорельса.
— У меня есть две новости, — сообщил он. — Одна из них касается внутренней имперской политики, другая связана… э… с внешней. Как ты думаешь, с которой мне лучше начать?
— А какая из них хорошая? — поинтересовался Клозе.
— Никакая, — сказал Винсент. — Одна — плохая, другую я бы назвал просто шокирующей.
— Ты меня заинтриговал, — сказал Клозе. — Попробуй для начала ввергнуть меня в шок.
— Хорошо, — без тени иронии сказал Винсент. — Я только что получил доклад от экспертной группы, направленной на Марс для изучения тарга, прибывшего в Солнечную систему с дипломатической миссией. Они его… изучили.
— Он жив? — поинтересовался Клозе. — Надеюсь, твои ребята не перестарались и не стали его препарировать.
— Не стали, — подтвердил Винсент. — Тарг жив, хотя и впал в спячку. Это что-то вроде анабиоза, в который он умудрился погрузиться без помощи извне. Насколько мы можем судить, все внутренние функции его организма замедлены в несколько раз, и сколько продлится такое состояние, предсказать никто не берется.
— Твои эксперты не считают, что он закукливается? Может быть, нас ожидает явление бабочки? — попытался пошутить Клозе. Серьезный Винсент ему не нравился. Более того, он внушал барону смутные опасения.
— Вряд ли. Если дипломат и выйдет из спячки, то точно таким же, каким он в нее вошел. Эксперты провели генетическое сканирование, результаты которого не слишком отличаются от результатов генсканирования предыдущих образцов, которые мы подбирали на полях сражений. Похоже, что всех этих парней собирают из одного материала.
— И что же в этом сообщении должно меня шокировать?
— Ребята взяли у этого существа пункцию мозга. Результаты ее генсканирования оказались весьма неожиданными. Внутри черепной коробки этого тарга находится человеческий мозг.
— В смысле — подобный человеческому? — с надеждой уточнил Клозе.
— Нет, полностью человеческий.
— А как же они… Я не медик, но мы не можем решить проблему отторжения тканей, даже если речь идет о близких родственниках. Именно поэтому Юлию выращивают новое сердце из его собственных клеток.
— Тарги сумели решить эту проблему, — сказал Винсент. — Думаю, что, если мы опубликуем данные обследования, наши генетики кипятком будут от радости писать. Но…
— Публиковать мы ничего не будем, — сказал Клозе.
Он уже представлял заголовки «желтой» прессы. «Пришельцы используют человеческие мозги» или… Впрочем, воображение барона, обычно довольно богатое, на этот раз просто отказывало.
— Подожди… Я кое-чего не понял. То есть ты хочешь сказать… Откуда они взяли этот мозг? Вырастили? Или…
— Или, — сказал Винсент. — Биологический возраст мозга около двадцати пяти лет. Биологический возраст остальных тканей около года. Эта тварь… была подвержена ускоренному росту, а потом ей пересадили взрослый мозг, принадлежавший одному из наших людей. Мы сравнили структуры ДНК с банком данных Генштаба и выяснили, кому именно он принадлежал.
— И кому? — спросил Клозе. Винсент явно не торопился сообщать ему эту новость. — Чей это мозг?
— Лейтенанта Алекса Орлова, экспериментальная эскадрилья «Трезубец», — выдохнул Винсент.
— Что?!
Алекс? Неудачливый ухажер Пенелопы Морган, невольно спасший ее жизнь во время трагического празднования дня рождения Виктора? Алекс Орлов, который летал под командованием Клозе на Сахаре? Алекс, который на глазах Клозе превратился из зеленого юнца в опытного ветерана? Алекс, погибший последним пилот «Трезубца», сбитый в тот день, когда тарги окончательно прибрали Сахару к своим рукам?
Но как?
Его же протаранили, я сам видел!
А, он же успел катапультироваться, а я не стал его отбивать. Если бы я знал, что он выбрался из сбитого истребителя живым… Черт побери, мы ведь своих не бросаем, а я его бросил. Юлий вернулся за мной, когда мне оторвало ногу, и тогда я обещал себе, что буду поступать так же, но слова своего не сдержал. Я должен был за ним вернуться, должен был…
Тогда бы его мозг не засунули внутрь этой тошнотворной, отвратительной твари. Я…
Это я во всем виноват.
О том, что он сам выбрался с Сахары чудом, Клозе почему-то не вспомнил. И о том, что место падения лейтенанта Орлова кишело десантниками таргов, он тоже не вспомнил. И о том, что он был единственным пилотом, которому удалось в итоге вырваться на орбиту, он тоже не вспоминал.
Его переполняли досада и злость на самого себя. Что он за командир, если не только не уберег всю свою эскадрилью, но и отдал своего пилота на растерзание Чужим?
Клозе шарахнул кулаком по столу с такой силой, что стоявшая на краю пепельница слетела на пол, брызнув во все стороны осколками.
Убить эту тварь, подумал Клозе. Полететь на Марс и убить. Самому. Своими руками. Застрелю… Нет, лучше порву на части… жалко, что она в спячке и не будет чувствовать боли.
Нет.
Клозе постарался взять себя в руки. Личные мотивы не должны брать верх над интересами Империи. Он сам приказал спасти дипломата таргов и сохранить ему жизнь. Может быть, тварь еще для чего-нибудь пригодится.
— Зачем таргам это могло понадобиться? — спросил Клозе.
— Увы, дать ответ на этот вопрос могут только сами тарги, — сказал Винсент. — Что нам делать с этой тварью дальше?
— Наблюдать и еще раз наблюдать, — сказал Клозе. — Прикончить ее мы всегда успеем. Что ж, ты был прав, новость оказалась шокирующей. Теперь переходи к плохой.
— Герцог Рокуэлл вынес на рассмотрение палаты лордов целых три законопроекта. Один касается реформы духовного воспитания в армии, другой предлагает наделить капелланов новыми полномочиями, весьма широкими, а третий — рассмотреть вопрос о возможности отставки императора по состоянию здоровья.
— Оперативно работает, поганец, — сказал Клозе. — Законопроектам дали ход?
— Нет, лорды торпедировали все три оптом, — сказал Винсент. — Но мне не нравится сама тенденция.
— Мне тоже.
— Кроме того, Рокуэлл постоянно пытается дать всем понять, что император недееспособен. Я уже слышал про «клику серых кардиналов, управляющих Империей, прикрываясь именем почти мертвого человека».
— Черт побери! Он же сам видел… Впрочем, это не имеет значения. Такие люди, как Рокуэлл, видят только то, что они хотят видеть. Винсент, у меня к тебе вопрос по существу, как к директору УИБ. Мы можем по-тихому гробануть этого барана?
— Это приказ? — уточнил Винсент, в изумлении поднимая брови.
— Пока это только вопрос, — сказал Клозе. — Но идея недурна.
— Технически это можно устроить, — сказал Винсент. — Но мне кажется, что ты выбрал не лучший метод для борьбы с политическими противниками. И в любом случае твоего приказа мне будет мало. Вдобавок потребуется императорское одобрение.
— Забудь, — сказал Клозе. — Это я типа пошутил.
— Смешно, — оценил Винсент.
— Обхохочешься.
— Кстати, Рокуэлл тесно связан с радикальным крылом Римской католической церкви, — сообщил Винсент.
— Я даже не знал, что у Римской католической церкви есть радикальное крыло, — признался Клозе.
— Будь уверен, оно существует, и его возглавляет некий кардинал Джанини, — сказал Винсент. — Эти ребята настаивают на том, что Церковь должна принимать большее участие в жизни Империи вообще и в войне с таргами в частности.
— И в чем должно выражаться это участие?
— В борьбе с грехами человечества, — сказал Винсент. — Ибо тарги — это наказание Господне, и они явились сюда, чтобы истребить всех грешников. Не подумай плохого, это я цитирую.
— Еще один пророк апокалипсиса, — вздохнул Клозе. — Их и так много развелось в последнее время.
— Только связка Рокуэлл — Джанини гораздо более опасна, — заметил Винсент. — Поскольку имеет выход на довольно широкую аудиторию.
— Но кто поверит этому бреду?
— Если любой бред повторять достаточно часто и достаточно громко, рано или поздно люди начнут в него верить, — сказал Винсент. — Из Букингемского дворца, наверное, этого не видно, но людьми постепенно овладевает паника. Империя терпит поражение за поражением, и даже битва в Солнечной системе не внушает людям особого оптимизма. Еще немного, и они будут готовы поверить в любой бред, лишь бы этот бред давал им надежду на выживание.
— Что мы можем по этому поводу сделать?
— Кроме того, чтобы раздолбать таргов в пух и прах, устранив основную причину этих разговоров? Боюсь, что ничего, — сказал Винсент. — Выступив с опровержением или вступив в публичную дискуссию с Рокуэллом или Джанини, мы будем лить воду на их мельницу. Бороться с бредом — это все равно что фехтовать с ветром. Можно затратить на процесс уйму усилий, а результат останется нулевым. Джанини как-никак кардинал, а Рокуэлл — ближайший наследник императора, так просто им рты не заткнешь.
— Мысль с убийством кажется мне все более соблазнительной, — пробормотал Клозе. — Не упускай эту парочку из виду, Винсент.
— Это моя работа.
— И на всякий случай разработай план по их физическому устранению… как паллиатив.
Ужинал Клозе в обществе двух прекрасных дам. Обычно он старался не обсуждать дела во время еды, но тема Рокуэлла и его ручного кардинала казалась ему слишком важной, чтобы откладывать ее на потом. Тем более что Пенелопа еще перед ужином задекларировала свое намерение лечь спать пораньше, и он не хотел ее задерживать после еды.
— Вы слышали что-нибудь о радикальном крыле Римской католической церкви? — поинтересовался Клозе после первой перемены блюд.
— Смутно, — призналась Изабелла. Отдел внутренних расследований УИБ, в котором она работала, занимался преступлениями в армии и на флоте, дела церкви не входили в сферу ее юрисдикции. Кроме того, ее совсем недавно перевели на столичную планету с Эдема, курортного мира на границе Империи. Политические и религиозные проблемы обычно обходили Эдем стороной. Это был мир, предназначенный исключительно для отдыха и покоя.
— Я слышала, — сказала Пенелопа. — Руководитель этого крыла кардинал Джанини обладает немалым весом в совете кардиналов и вполне может стать следующим папой. Кроме того, им благоволит герцог Рокуэлл, который старается продавить идеи Джанини в палате лордов всем своим политическим весом.
— Насколько велик его политический вес? — поинтересовался Клозе.
— Не слишком велик, но парень является следующим в списке наследования, и теперь с ним стараются считаться. До теракта он вообще никому не был нужен.
— До теракта мы тоже никому не были нужны, — вздохнул Клозе. — Весьма неосмотрительно со стороны Виктора, что он позволил себя убить: — Тут барон вспомнил, что в тот день погибли родители Пенелопы, и шумно втянул ртом воздух. — Извини.
— Ерунда, я уже примирилась с их гибелью.
— Генрих вообще не привык следить за своим языком, — заметила Изабелла. — Он сначала говорит, потом думает и начинает извиняться.
— Я всего лишь грубый солдафон, мисс, — сказал Клозе. — Общение с товарищами по казарме избавило меня от остатка хороших манер.
— Юлий сказал, что на Сахаре ты ругался как сапожник, — заметила Пенелопа.
— У меня была уважительная причина, — сказал Клозе. — Я утопил в болоте истребитель и собственную ногу. Мне еще повезло, что их стоимость не вычли у меня из зарплаты.
— Вообще-то Юлий имел в виду события до инцидента с крейсером, — сказала Пенелопа. — Кроме того, это Юлий утопил свой истребитель в болоте. Ты свой тупо взорвал.
— Юлий разглашает слишком много секретной информации, — пробормотал Клозе. — Но вернемся к нашим баранам. Папа поддерживает Джанини? Или Рокуэлла?
— Нет, папа — вполне здравомыслящий человек и понимает, что Церковь не должна вмешиваться в управление государством.
— Он может придержать Джанини, если Юлий его попросит?
— Папа стар и предпочитает ни во что не вмешиваться. Он и проповеди-то читает всего несколько раз в год. Резиденцию покидает еще реже, и совет кардиналов привык решать все текущие вопросы без его участия.
— То есть папа — здравомыслящий человек, от которого ничего не зависит? — уточнил Клозе. Как зачастую несправедлива жизнь. От здравомыслящих людей ничего не зависит, зато идиоты принимают судьбоносные решения.
— Папа избирается из числа кардиналов пожизненно, без скидок на старческий маразм или, как в нашем случае, на саму старость, — напомнила Изабелла. — Нынешний папа — всего лишь символ церкви, официальный ее глава. Курс церковной политики выбирает не он.
Пожалуй, двойное убийство будет самым простым политическим решением, подумал Клозе. Как говорил кто-то из тиранов древности, нет человека — нет и проблемы.
— Джанини и Рокуэлл — лишь верхушка айсберга. — Пенелопа как будто прочитала его мысли. — У их движения много сочувствующих. И с каждой победой таргов сочувствующих становится все больше.
Под давлением из человечества наружу лезет всякая пакость, подумал Клозе. Черт побери, надо было посвящать хотя бы часть внимания и другим проблемам, помимо войны с таргами. Винсент, гаденыш, ничего мне об этом не говорил, пока дерьмо не поперло из всех дыр. Просмотрел?
Может быть, Юлий поторопился назначить Винсента директором УИБ и парень подобную работу тупо не тянет? Может, он и со мной поторопился? Может, я тоже не тяну?
Предшественник Юлия император Виктор Романов мог рассчитывать на генерала Краснова и графа Питера Моргана, двух акул, по сравнению с которыми Винсент и Клозе были всего лишь пескарями.
Пенелопа как-то сказала, что в самом начале своей вынужденной политической карьеры Юлий назвал свое правительство правительством дилетантов. Похоже, он оказался прав, и правда начинала лезть наружу.
Клозе учили драться с врагами. Винсента и Изабеллу учили ловить врагов, которые оказались настолько умны, чтобы не драться с Клозе. Чему учили Пенелопу, Клозе так и не догадался спросить. В любом случае, все они оказались неготовыми к управлению огромной Человеческой Империей. И, если быть честными до конца, сам Юлий тоже не был к этому готов. Иначе не слег бы с инфарктом в неполные тридцать лет.
К черту.
Я барон Генрих Клозе, пилот финального класса «Омега-икс», Раптор. Я выживаю там, где не может выжить никто другой. Я могу справиться с угодившим в пике истребителем. Я могу управлять крейсером во время безумного прорыва через забитую кораблями Чужих атмосферу. Я справлюсь и с моей новой работой.
Я их всех переживу. И Рокуэлла, и Джанини, и все это гребаное Содружество таргов.
Я еще спляшу джигу на их заброшенных и всеми забытых могилах.
Клозе закурил сигарету и подмигнул дамам.
— Прорвемся, — сказал он.
Тогда он еще не знал, что ему предстоит пережить не только Рокуэлла и Джанини, а также своего ближайшего и единственного до сих пор уцелевшего друга Юлия Моргана, первого и последнего императора этой фамилии.
— Я слышала, Винсент представил тебе результаты аутопсии посланника таргов, — сказала Пенелопа.
— Я не назвал бы это аутопсией, — сказал Клозе. — Поскольку имело место всего лишь поверхностное исследование и пациент остался жив. Но — да, представил.
— Есть что-нибудь интересное?
— Я не хотел бы обсуждать такие вопросы во время еды, — сказал Клозе. — Тем более что ничего интересного там нет.
Сообщать Пенелопе о том, что посланник Чужих, с которыми воевало человечество, обладал мозгом ее неудачливого ухажера, Клозе посчитал не самой удачной идеей. Ни во время еды, ни в какое другое время.
