Книга: Ничего, кроме магии
Назад: Часть третья ЗИМА
Дальше: Примечание

Часть четвертая
ВЕСНА

Видит она: вздымается снова из
моря земля, зеленея, как прежде,
падают воды, орел пролетает, рыбу из
волн хочет он выловить.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы
Человек в сияющих доспехах остановился над Кравчуком и слегка ткнул его носком сапога в ребра.
– Поднимайся, – приказал он.
Кравчук поднял глаза и взглянул витязю в лицо. Лицо светилось силой и властью.
– Кто ты, господин? – заплетающимся языком спросил Кравчук.
– Не время и не место для вопросов, – холодно отрезал незнакомец. – Быстрее. Скоро здесь будет половина Друмура. Я очень спешу.
Владимир Петрович поднялся. Он понимал, что сейчас лучше безропотно подчиняться.
– Вперед, – приказал воин. – Быстро.
Спотыкаясь, Кравчук побежал прочь от норы ящера. Может быть, неизвестный только прогоняет его, чтобы не болтался под ногами? Но нет. Воин бежал рядом. Потом он схватил Кравчука за руку. Того словно ударило электрическим током. Владимир Петрович, охваченный небывалым ужасом, погрузился во мрак.
Когда зрение начало проясняться, Кравчук обнаружил, что они находятся уже не в тундре, а в каменистой пустыне. Один острый камень врезался в ногу Кравчука, другой – в бок. Незнакомец нетерпеливо тряс его за плечо.
– Очухался? – сурово спросил он. – Размазня. И куда ты годен?
– Не знаю, господин, – признался Кравчук, садясь. – Я очень устал. Меня ломает после наркотиков и хочется есть.
– Маме будешь жаловаться, – отрезал незнакомец. – Или жене. Есть жена? Хорошо… Впрочем, изголодался ты, заметно…
Воин расстегнул сумку, хитрым образом притороченную под левой рукой, достал оттуда горсть сушеных плодов, протянул их Кравчуку.
– Ешь, – приказал он. – Только быстрее.
Изголодавшийся директор «Барса» бросил плоды в рот. И сразу почувствовал такое блаженство, по сравнению с которым прием наркотика вигов – ерунда, бредовый сон. Плоды освежали и насыщали, успокаивали и умиротворяли.
Кравчук взглянул на своего спасителя, увидел ясное мужественное лицо, большие суровые глаза, твердо очерченные скулы. Воин глядел на него, как на диковинное животное. Владимир Петрович не выдержал и заплакал.
– Не раскисай! – приказал незнакомец. – Ешь, и мы двинемся дальше.
Кравчук поспешно глотал плоды, жалея, что их нечем запить. На поясе воина он заметил серебряную фляжку, но не осмелился попросить напиться.
– Спасибо, – поблагодарил он, затолкав в рот последнюю порцию. – Могу ли я спросить, куда мы идем?
– Можешь, – ответил воин. – Но лучше не трепи языком. Пошевеливайся.
Кравчук, удивляясь такому вежливому обращению, гадая, что будет дальше, вскочил и спросил:
– Куда?
– Без разницы. Вперед!
Удивившись такой странной команде, Владимир Петрович поковылял тем не менее куда было приказано. Впереди не было ничего интересного. Голые камни простирались со всех сторон, насколько хватало глаз.
Воин опять шел рядом с ним, опять взял его за руку. На этот раз свет не померк. Что-то вспыхнуло, засветился горизонт, камни куда-то исчезли, вместо них под ногами зашелестела жухлая трава. У Кравчука закружилась голова, его стошнило чем-то черным и горьким. С тоской подняв голову, Владимир Петрович вдруг увидел яркое голубое небо с плывущими по нему серыми облаками. Из-за облака пробивалось слабое солнце. Кравчук опять заплакал и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, незнакомец хлопал его по щекам и поливал водой из фляжки.
– Ну, ну, Петрович, уже дома, – говорил он ободряюще. Слова не вязались ни с его внешним видом, ни с манерами. Кравчук решил, что это бредовое видение и откинул голову на траву. Но незнакомец настойчиво предлагал встать и пройти еще немного.
– Кто ты, господин? – спросил Кравчук еще раз, всхлипывая.
– Не называй меня господином, – приказал незнакомец. – Я никому не господин и не хочу быть господином. Зови меня Бонуций. Или Ронканор. Как тебе больше нравится.

 

Ульфиус, Наташа, Эста и Лонк сидели в молчании около получаса. Хозяин не возвращался, за стенами царила тихая звездная ночь Бонуцитона. Точнее, ночь они лишь видели и ощущали, так как находились в глубоком подвале. Но иллюзия была полной и чарующей.
Разговор не клеился. Девушки напряженно, стараясь, чтобы никто не заметил, поглядывали друг на друга. Ульфиус размышлял о своем, а каухури, похоже, вздремнул. Когда он спал, Наташа почему-то воспринимала его как большую собаку, а не как разумное существо.
Воздух в ночи над пирамидой потяжелел, звезды скрылись за тучами. Лонк поднял голову, вслушиваясь в доносившиеся с поверхности звуки. И тут с неба обрушился гром. Темноту разорвала ослепительная вспышка, пол под ногами закачался. Ульфиус вскочил. Он сразу понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Потому что пол на командном пункте Бонуция в принципе не мог шататься, что бы ни происходило наверху, ведь находился он в глубоком подземелье.
– Похоже, ожидание Великого магистра исполнилось, – торжественно изрек магистр. – Сотрясаются основы мира, изменяется структура Ронканора. Думаю, скоро мы все узнаем.
– Значит, Сергею не надо никуда идти? – спросила простодушная Наташа, стискивая в руках браслет, отданный ей Луниным перед отбытием.
– Я думаю, он уже пришел куда надо, – возбужденная Эста пожала плечиками. – Неужели ему удалось то, чего не смог совершить Гварстинг Одоль Третий?
В голосе молодой воительницы можно было уловить и радость, и разочарование, и сомнение, и заинтересованность. Наташа удивленно приподняла брови – стоило ли говорить о деле, которое заняло меньше часа? И почему все так возбуждены?
А из воздуха рядом с входом в лифт вдруг стал проявляться образ мужчины средних лет в черном костюме с высоким стоячим воротником и тяжелой золотой цепью на шее. Увидев его, Ульфиус побледнел как полотно, а Лонк глухо зарычал. Магистр вскинул вверх руки, и все увидели, что его ладони светятся. Казалось, что между руками вот-вот проскочит молния. Глаза Ульфиуса прожигали полупрозрачный образ незнакомца.
– Кто называл мое имя? – спросил призрак приятным, немного уставшим голосом. – Внучка?
– Мой господин! – в экстазе вскричала Эста. – Перед нами Гварстинг Одоль Третий, мой славный предок! – обратилась девушка к Ульфиусу.
– Выходит, Сергей исполнил поручение, – тихо сказал Ульфиус. Но молния между его ладонями продолжала тлеть. Он по-прежнему не отрывал глаз от странного пришельца.
– Не стоит меня опасаться, магистр, – обратился фантом к Ульфиусу. – Я в бестелесном образе и только поэтому смог проникнуть в святая святых Бонуция, где бывал прежде по его приглашению. Я действительно Гварстинг из рода Одоль, и я не служу темным силам Ронканора. Сейчас я покидаю Бонуцитон и мир сущего, чтобы продолжить свой путь в непредставимых пространствах и временах. Но я помню, кем был, и рад тому, что в роду не забыто мое имя – имя побежденного неудачника.
– Несколько поколений рода Одоль воспитываются на примере нашего великого предка, – прошептала Эста. – Тебе удалось столько, сколько никому ни до, ни после тебя.
– Верно, – подтвердил Бонуций, неслышно появившийся из боковой двери. – Величие твоего духа, господин Гварстинг, долго будет поражать живущих в мире. Да и Освободитель Ронканора без твоей помоши наверняка потерпел бы поражение. Сегодняшняя победа по праву твоя.
Бонуций разговаривал спокойным голосом, хотя с плеча его безвольно свисал головой вниз Лунин, не подававший признаков жизни. С остатков обгоревших мокрых волос и окровавленной, изодранной, грязной одежды на пол стекала вода.
Наташа испуганно закрыла рот рукой, сдерживая крик. Ульфиус посмотрел на молодого человека с улыбкой.
– Молодец! – весело воскликнул он, непонятно кого имея в виду. – Клади его на пол, Бонуций, я сам им займусь. У тебя, я так понимаю, дел хватает?
– Дела немного подождут, – сообщил Великий магистр, бережно опуская Сергея на пол. – Кое с чем я уже разобрался, остальное – делать не переделать.
– Храбрый молодой человек, – заявил фантом Гварстинга, кивая на Лунина. – Очень необычный. Где вы такого нашли?
– Соотечественник Артура Бескорыстного, – ответил Ульфиус, прикладывая голову к груди Сергея и начиная делать ему искусственное дыхание. – Он очень молод.
– Я понял. Но он безрассудно храбр, – заметил Гварстинг. – Его самоотверженность делает честь его роду. А я вынужден покинуть вас. Прощай, Бонуций. Думаю, скоро свидимся. До свидания, внучка, – обратился фантом к Эсте. – Я иду держать ответ перед старейшиной рода. Не печалься, что не тебе было суждено освободить Ронканор. И на твою долю достанет славы.
Эста опустилась на колени, прощаясь с тенью своего великого предка.
– Береги его! – Гварстинг тепло улыбнулся Наташе и растаял в воздухе.
Сергей, с которым возился Ульфиус, начал оживать. Дернулась рука, он закашлялся, громко вздохнул, забормотал что-то совсем непонятное.
– А мне знаменитый Гварстинг так ничего и не сказал, – раздумчиво молвил каухури, который все время молча лежал в своем углу. – Да оно и понятно – все вы люди, а я – так, непонятно кто…
– Не огорчайся, Лонк. – Бонуций улыбнулся, и стало видно, что Великий магистр преобразился. Исчезла сутулость, натянутость в разговоре, озабоченность. Теперь никто не принял бы Великого магистра за разгильдяя или бандита. – Гварстинг был слишком занят и просто не заметил тебя, иначе он воздал бы должное славному племени каухури и его видному представителю. Утешься. Нам всем в Бонуцитоне теперь предстоит много работы. И о нас, и о наших трудах сложат еще немало песен.
– Пусть только их складывают не эльфы, – проворчал Лонк. – Как там Сергей? Что-то он долго не может вздохнуть полной грудью. Вы что, топили его?

 

Менеджеры и юристы, нанятые Далилой, времени даром не теряли. Это были профессионалы экстра-класса, которые умели вкладывать и отмывать деньги, легализовывать производство, заводить связи с нужными людьми и устраивать работу компании так, чтобы никаких претензий к ней со стороны властей не возникало. Название корпорации менять не стали. Время дорого, да и придумал в свое время Кравчук неплохо. «Барс» – он и есть «Барс». Нейтрально и многозначительно.
Даже в финансовых изданиях, не говоря уж о желтой прессе, появились статьи с заголовками «Барс» готовится к прыжку», в ярких красках расписывавшие стремительный рост компании. Сам Белоусов, мельком просматривая финансовые отчеты за год, поражался масштабам работы, проделанной Далилой и ее специалистами. В корпорации появились свои нефтяные вышки, перерабатывающие заводы, электростанции. «Барс» купил несколько крупнотоннажных судов. Был даже приобретен свой самолет – подержанный «ТУ-154».
– Мы предпочитаем отечественные товары, – гордо заявляла вице-президент на пресс-конференциях.
Президент компании находился словно бы и не у дел. Правда, в материалах прессы Далила отзывалась об Олеге Семеновиче как о великом, но скромном человеке, который предпочитает оставаться в тени.
К концу января Белоусов был огорошен еще одной новостью: его подруга решила бросить бизнес и уйти, как она выразилась, в «новую музыку».
– На самом деле, котик, я буду заниматься делами, как прежде, – объяснила Далила любовнику, странно улыбаясь. – Только очень хочется петь. Славы, понимаешь, желаю. И связи нам нужны. У хорошей певицы их больше, чем у самого преуспевающего вице-президента самой крупной корпорации. А на мое место назначим Патрикеева. Он стал хорошо в делах разбираться.
От бывшего ученого перестало веять трупным запахом. Патрикеев теперь всегда сильно пах хорошим дезодорантом. Дырок, оставшихся после очереди охранника, тоже видно не бьшо. Впрочем, Олег Семенович никогда не наблюдал нового вице-президента голым, в отличие от прежнего, и не испытывал такой потребности. Да и глаза Патрикеева глядели уже не так мертвенно, как поначалу. Но характер физика, и прежде не слишком приятный, стал отвратительным. О том, что новый вице-президент не кто иной, как зомби, знал только Белоусов. И, как предполагал директор, догадывались два или три пожилых седовласых юриста. На чем основаны его предположения о том, что старикам что-то известно, Олег Семенович сказать не мог, но с юристами он обменивался на совещаниях понимающими взглядами.
Патрикеев получил право распоряжаться финансами и вовсю пользовался им. Он летал на самолете компании в Сибирь и на Дальний Восток, в страны ближнего зарубежья, и заключал множество контрактов, которые делали корпорацию богаче. О физике, как о науке, Михаил Львович, казалось, забьи. Хотя, если возникали проблемы с Машиной, разбирался с ними именно он.
А Машина работала на десять процентов своей мощности. Золото почти без толку лежало на складе. Алмазы, полученные из угля, тоже не продавались – конспирация!
На крайний случай Олег Семенович вывез на грузовике тонну золотых слитков и пятикилограммовый мешочек алмазов и спрятал их в заброшенном карьере километров за сто от города. Всю работу Белоусов проделал сам. Купил по дешевке грузовик, загрузил его ночью. Выехал за территорию, Проверил, не следит ли кто. Долго петлял по проселочным дорогам. Потом разгрузился без помощи посторонних, присыпал золото камнями и землей, отогнал машину еще за сто километров и сжег.
Возвращался долго, на попутках, в дешевом спортивном костюме и старой кожаной куртке. Радости после удачно проведенной операции директор «Барса» не испытал. Даже жалел потом, что потратил столько сил на никчемную в общем-то работу. Останется он в живых – будет с деньгами и при власти. С его работы на пенсию не уходят – только в гроб. А если его не будет – зачем тогда клад? Достанется какому-то идиоту ни за что ни про что. Впрочем, для смелых и удачливых кладоискателей Олег Семенович оставил под двумя камнями сюрприз – гранаты с выдернутым предохранителем и зажатой сверху плоским булыжником чекой.
Зима проходила довольно скучно Главной проблемой Белоусова стало то, что ему нечего было хотеть. Он имел все, что только мог пожелать. Поскольку все его желания ограничивались сферой материальных благ, жилось директору «Барса» очень тоскливо.

 

Сергей открыл глаза и увидел над собой лица Ульфиуса и Наташи. На заднем плане угадывались силуэты Бонуция и Эсты. Тело болело, в особенности – грудь и раненая нога.
– Я по-прежнему сплю? – спросил Сергей.
– Нет, мой дорогой ученик второй ступени, – улыбнулся Ульфиус. – Ты проснулся, и проснулся весь этот мир. Ты сумел его разбудить.
Сергей приподнялся, откашлялся и встал на ноги.
– Нет, я все-таки не понимаю, – заявил он. – Где сон, где явь… Да и вообще – я ведь ничего особенного не сделал. Наоборот, мне помогали все, кто только мог, и все равно я еле справился. Или не справился?
– Справился, справился, – заверил молодого человека Бонуций. – Теперь я твой должник, Сергей. Но прежде всего – ты сам свой должник.
– Не понял, – признался Сергей.
– Позже поймешь. А я хочу от себя лично и от имени всех тех, кто живет в Бонуцитоне и Ронканоре, выразить тебе глубокую благодарность. Имя твое будет вписано в историю Ронканора наравне с именами Гварстинга и Никитоса.
Молодой человек удивленно поднял бровь.
– Значит, Никитос существовал на самом деле?
– Конечно. Существовал и будет существовать.
– Рад, что он не умер, – вздохнул Сергей.
– Как бы тебе сказать, – усмехнулся Бонуций. – Он не родился. Так что и умереть никак не мог.
Даже девушки и Ульфиус посмотрели на Бонуция с подозрением. Сергей же, который еще не очень хорошо соображал, решил просто не вдумываться в слова Великого магистра. Рад человек, еще и не то сморозит. Сам он тоже был очень рад: что выбрался живым из опасной переделки, что не остался в зачарованном мире, что рядом с ним опять любимые им люди. На Наташу молодой человек смотрел с безграничной нежностью. И как он мог кричать на нее из-за каких-то пустяков, обвинять ее в недостойном поведении? Сам он, что ли, всегда был идеальным? Да и ничего предосудительного она наверняка не сделала…
– Что ж, молодые люди, поднимемся на поверхность, и там я буду вынужден вас покинуть. Я много кому много чего обещал, дел невпроворот, – заявил Бонуций. – Ты пойдешь сам? – обратился он к Сергею.
– Сам, – кивнул тот. – Не вам же меня нести?
Хотя, по большому счету, Сергей не отказался бы попутешествовать на носилках. Даже стоять было очень трудно, а уж идти – и подавно.
– Вот и отлично, – воскликнул Бонуций. – Вверх!
Тут же открылись двери кабины лифта, люди и каухури поспешно вошли в него, и их понесло наверх. Чувствовалось, что лифт поднимается с большим ускорением. По дороге Бонуций давал инструкции Ульфиусу:
– Магистр, вот карта доступа к складам, расположенным в пирамиде. Переоденьте молодого человека в сухую одежду – да не стесняйтесь, берите все самое лучшее – подкрепитесь хорошо из неприкосновенных запасов, если в саду не найдется ничего подходящего, и отдыхайте, сколько нужно. Но надеюсь, что через три дня, в полдень, мы встретимся с вами в Академии Авенора. Я прибуду туда буквально на час. Нужно встретиться с магистратом и уладить прочие дела, о которых вы, магистр, наверное, догадываетесь. Потом, наверное, молодым людям лучше отбыть домой. Они, несомненно, смогут помочь нам в борьбе против Ордена Безликих. Точнее, Сергей к тому времени оправится и пойдет с вами, а Наташа может погостить и у вас, и у меня..
– Нет уж, как я могу пропустить такое важное событие, как восстановление справедливости в своем родном мире? Пусть даже наказание мелкого мафиози Кравчука…
– О нет, милая, дела обстоят гораздо сложнее, – засмеялся Бонуций. – Все совсем не так, как вам представляется. Впрочем, вы журналист, и вы нам действительно понадобитесь. Я думаю, втроем мы сможем вас защитить.
Сергей приосанился. Бонуций поставил его в один ряд с собой и Ульфиусом! Магистр Ордена Огня заметил, что настроение его ученика улучшилось, и спокойно сообщил:
– Я хочу взять с собой Брентона. Ему давно нужно поучаствовать в настоящем деле. Ты с ним не совсем поладил, Сергей. Не возражаешь?
– Конечно нет, – сказал Лунин и сам удивился, как легко ему это далось.
Лифт качнулся и остановился.
– Ничего себе! – удивленно воскликнул Ульфиус, выходя из кабины.
– А то, – ответил Бонуций. – Ты мог бы догадаться и раньше. Нужно спешить.
Великий магистр сделал несколько шагов по направлению к выходу, но до двери не дошел, а исчез в радужных переливах воздуха.
– Вы о чем? – спросила Наташа, пытаясь вникнуть в не слишком понятный диалог магистра и Великого магистра. Эста спросить постеснялась, каухури тоже оказался слишком деликатным, а Сергею было пока что все равно.
– В мире кое-что изменилось, пока мы отсутствовали, – объяснил Ульфиус. – Прошло немного больше времени, чем мы ожидали. Посещать убежище Бонуция и присутствовать при событиях, изменяющих миры, – удовольствие, за которое приходится недешево платить.
Эста щелкнула пальцами и что-то прошептала. После этого она изменилась в лице и выдохнула:
– Да уж! Мне тоже пора домой.
Однако виртуозный уход Бонуция девушка не повторила. Более того, чуть позже выяснилось, что она намерена переночевать в пирамиде и лишь после отправиться в Сиуруа.
Ульфиус предложил всем заняться делами по душе и обернулся к Сергею:
– А мы немного полечимся. Выпей воды, съешь фруктов… И будем готовиться к переходу в Авенор.
Магистр протянул Сергею серебряную флягу и кивнул на сад:
– Наташа покажет тебе самые вкусные плоды. Я пока что исследую склады Бонуция.

 

Вместе с таинственным незнакомцем, который назвал себя каким-то иностранным именем, Кравчук долго брел по степи, пока они не наткнулись на непонятный барак. То ли заброшенный склад, то ли времянка строителей или геологов. В деревянном домике была дверь и одно маленькое зарешеченное окошко. Туалет – во дворе. В самом сарайчике – железная кровать, стол, три табурета, печка-буржуйка, ведро с водой.
– Здесь и поживешь пока, – сказал воин. – От дома – ни шагу. Смотри, не обмани мое доверие. Хуже выйдет.
– Да, господин, – покорно ответил Кравчук.
– Еды я тебе принесу – чуть позже. Пока отлежись, отдохни. Здесь тепло. Печку растопи, если хочешь. Во дворе досок много.
– Господин! – осмелился задать вопрос Кравчук. – Мы ведь на Земле?
Владимир Петрович узнал донскую степь, узнал родное небо и знакомый с детства воздух.
– На Земле, – согласился воин.
– Мой господин! Позволь мне хотя бы позвонить домой! Семья беспокоится…
– Не называй меня господином! – возмутился мужчина. – Я же говорил – зови Бонуций. А домой звонить тебе пока нельзя. Дольше твои родные ждали, подождут еще.
– Здесь уже осень наступила? – спросил Кравчук, прикидывая, сколько он не был дома. Что ж, может быть, хотя с трудом верится. Ему-то несколько дней показались годами, но дома он не был, пожалуй, от силы недели две-три, а с Темными поцапался в середине июля…
– Нет, – коротко бросил Бонуций. – Уже весна. И мне некогда отвлекаться на разговоры с тобой. Сиди смирно, скоро все разрешится. Или полетит в тартарары. В этом есть большая доля твоей вины. Не раздражай меня попусту.
Воин надел темный плащ с капюшоном, прикрывший доспехи и шлем, хлопнул дверью сарая и исчез в поле. А Кравчук присел на железную кровать, размышляя, что ожидает его, зачем его сюда притащили и может ли его положение еще ухудшиться. Сейчас он больше всего боялся за близких – не за ними ли отправился загадочный Бонуций?

 

В богатых кладовых хозяина Бонуцитона, двери которых распахивались перед Ульфиусом в самых неожиданных местах, Сергей нашел для себя добротные брюки наподобие тех, в которых он отправился совершать свой подвиг в Ронканоре. Новые брюки были не такие прочные, зато более изящного фасона. Ткань – темная, с искрой. Поскольку Лунин настаивал на брюках, магистр предложил ему черный камзол с большим, лежащим на груди вычурным воротником. Воротник был вышит черными же шелковыми нитями. Камзол показался Сергею странным, он предпочел бы обычный пиджак или даже свитер, но магистр объявил, что им предстоит присутствовать на торжественном собрании в Академии Авенора, и там существуют определенные требования к одежде. Предпочтительно быть в тоге, а если Лунин от тоги наотрез отказывается, нужно подобрать что-то равноценное.
Наташе Сергей в камзоле очень понравился.
– Тебе бы еще цепь золотую сверху надеть, – заметила она. – Будешь как самый настоящий барон. Здесь, кстати, золото по бросовой цене. Может, съездим в Роскар, Ульфиус? Лонка к его лесу подвезем, мне платье для торжественного случая купим?
– Лонк и сам доберется, – ответил Ульфиус. – Эста вон утром ушла, никого не побеспокоила. У тебя, я так понимаю, тоже платье хорошее есть, ты его еще не надевала. А Сергею если что и надо, так это меч.
– С мечами тяжело, – хмуро усмехнулся Сергей – Тот, что ты для меня сделал, остался на Земле, неизвестно к кому попал. Тот, что подарил Бонуций, лежит где-то на Темной стороне Ронканора, под кустом-хищником. Неприлично, по-моему, так часто мечи терять…
Сергей был смущен. Можно остаться без одежды, без поклажи, без имущества. Но потерять оружие – позор. Так, во всяком случае, считалось во все времена на Земле. В некоторых армиях за такие проступки даже казнили.
– Ну, не все так мрачно, – возразил Ульфиус. – Не мы для оружия, оружие для нас. Найдем мы еще твои мечи, повесишь дома на стену.
– Дома… – задумчиво вздохнул Сергей. Ему и хотелось домой, и в то же время он понимал, что после всех его приключений обычная жизнь покажется ему пресной. – Так что, ограбим Бонуция еще на один меч?
– Посмотрим, – неопределенно повел рукой Ульфиус. – Меч тебе понадобится только на церемонии, здесь безопасно. Время еще есть.
Сергей и Наташа гуляли по степи, купались в теплом бассейне, отдыхали в тенистых садах Бонуция. Два дня пролетели как одна минута. Сергей восстановил силы. Он с удовольствием говорил с Наташей обо всем, но всячески обходил свои подвиги на Темной стороне Ронканора. Ему было тяжело вспоминать о том, что он видел, стыдно своей слабости и нерешительности.
Улучив минуту, когда Наташа спала, Сергей спросил Ульфиуса о том, что его мучило:
– Магистр, те люди, что мучились в Ронканоре… Что с ними теперь? Ты не знаешь? Не можем ли мы отправиться к ним на выручку?
Ульфиус похлопал его по плечу:
– Не беспокойся, мой друг. Их мучения прекратились сразу же, как только ты упал в озеро. Круг колдовства разомкнулся, Бонуций вновь обрел власть над миром, который он создал. Там не будет места мучениям и злу. Подозреваю, многие на Темной стороне пытались тебя уверить, что во всех страданиях повинен именно он?
– Не многие, но пытались, – кивнул Сергей.
– Наглая ложь. Не буду ничего объяснять, позже сам все поймешь.
– А тот, кто выдавал себя за Ронканора, Маха, другие прислужники темных сил? Мой двойник, например… Все они исчезли без следа?
По лицу Ульфиуса пробежала тень.
– Вообще говоря, нет, – ответил он. – Они, наверное, лгали тебе, что им тяжело умирать, что они хотят жить так, как им нравится, то есть унижая, мучая и убивая других…
– Откуда ты знаешь? – перебил Ульфиуса молодой человек. Он давно удивлялся, что магистру почти ничего не нужно было объяснять. Понятно: опыт, проницательность, все в этом духе. Но откуда он мог так подробно знать о его приключениях? Ведь Наташа подтвердила, что, пока Сергей отсутствовал, Ульфиус находился на командном пункте Бонуция вместе со всеми.
– Зло, знаешь ли, во всех мирах одинаково, – задумчиво проговорил магистр. – У него одни уловки и одни приемы. Так вот, то, что создано, то, что хочет жить, не может исчезнуть. Как вечно звучит произнесенное слово, так и любое деяние в мире не проходит бесследно. Но изменить свою природу существам, с которыми ты встретился, придется. И это будет долгим и мучительным процессом.
– А если они не захотят измениться?
– У них не останется выхода, – отрезал магистр. – Бонуцию теперь достанет работы. Те существа, которых ты упоминал, обрели истинное бытие, давно или недавно. Они жили и будут жить. Например, двойник Бонуция, Ронканор, возник тогда, когда силой своего слова Великий магистр создал мир. Он действительно могуч, но он вобрал в себя темные стороны своего создателя, и просветлить его сущность – нелегкая задача даже для такого мастера, как Бонуций. Кто такая Маха, я не знаю – могу лишь предполагать. Твой двойник тоже существует теперь реально. Ты взаимодействовал с колдовством иного мира, причем активно вмешивался в процессы, идущие там. И из твоей Темной стороны также было сформировано существо… хм, свободное в выборе, если можно так выразиться. Другое дело, что в данной ситуации выбора у него практически не было. Под воздействием могучих сил Ронканора оно выбрало зло. Но и это существо рано или поздно повернется к добру.
– Метафизика! – воскликнул Сергей.
– Именно метафизика, – подтвердил Ульфиус. – Из твоего обрывочного шепота в бреду и во сне, когда я смотрел за тобой, мне стало известно, что ты пробирался мимо Замка Ужаса, где страх пригибает к земле любое живое существо – даже самих Темных, которые служат злу.
– Да, так, – согласился Сергей.
– Замок – попытка Бонуция в прошлом заглянуть за изнанку зла, поставить себя на место отпавших в незапамятные времена. Такие попытки не проходят даром. Великий магистр талантлив, и от того, что он представил, шевелятся волосы на голове даже у закаленных духом воинов.
– Где же все они сейчас? – спросил Сергей, разумея злодеев с Темной стороны.
Ульфиус понял своего молодого друга.
– По-прежнему живут в Ронканоре, на Темной стороне. У них нет сил повредить тем, кто остался верен свету, и они потихоньку грызут друг друга. Но оставить их в таком состоянии, конечно, нельзя. Бонуций скоро начнет труд по их вызволению из темницы духа.
– Хорошо, – с облегчением вздохнул Сергей.
– Что хорошо? – заинтересованно спросила Наташа, пришедшая полакомиться сочными самванами и обнаружившая под деревьями горячо беседующих мужчин.
– Хорошо, что через пару часов мы полетим в Авенор, дабы встретигься там с Бонуцием, – бодро воскликнул Ульфиус. – А после отправимся на Землю. Соскучились по дому?
– Да, – вздохнула Наташа.
– Пожалуй, – согласился Сергей.
– Тогда собирайтесь. Надевайте все самое лучшее, берите с собой провизию, запасайтесь сувенирами. Когда еще побываете здесь?

 

Олег Семенович Белоусов не очень часто смотрел телевизор. Телевизионным новостям он не доверял, познавательные передачи считал скучными, а фильмы интереснее и приятнее смотреть по «видику». По крайней мере, смотришь, что захотел, а не то, что предлагает программа передач. Музыкой директор «Барса» вообще не увлекался. Иногда включал радио в машине. Случалось, напевал популярную песню. Но любимых групп и исполнителей у него никогда не было. И он очень удивился, когда его подруга сказала:
– Олег, я хочу посмотреть с тобой одну музыкальную программу. Сегодня никуда не поедем, посмотрим телевизор.
Смотреть телевизор у Белоусова не было ни малейшего желания, но не ехать никуда – уже было хорошо. Клубы, дискотеки и рестораны надоели директору хуже горькой редьки. Они с Далилой бывали там чуть ли не каждый вечер.
– Посмотрим, – согласился Белоусов. – Что-то интересное?
– Увидишь, – загадочно прошептала Далила.
Телевизор девушка купила себе роскошный Не телевизор даже, а домашний кинотеатр со стереозвуком и экраном на полстены. Олег Семенович ожидал, что в ближайшее время начнется какой-то занудный сериал или мелодрама, и размышлял, как бы с пользой провести время или незаметно уснуть, когда на экране появилась заставка «Песни года».
– Сейчас бездарь всякая на экран полезет, – заметил Белоусов. Хотя к музыке он относился спокойно, слух у директора имелся, и понять, что большинство исполнителей просто хрипит в микрофон, он был в состоянии.
– Точно, – подтвердила Далила – Поют они так себе, хотя попадаются иногда и интересные ребята. Но ты смотри.
Сначала на сцену вылезли какие-то неопрятные молодые люди, которые принялись дико орать в микрофон. Смысла песни Белоусов не понял, да и не старался. Потом выскочили длинноногие девчонки. Симпатичные, но бывают и красивее. Петь они не умели, только бормотали одну и ту же строчку, повторяя ее много раз. А вот следующая девушка Олегу Семеновичу понравилась Она была одета в красиво облегающее, но совсем не вызывающее платье, и голос у нее был очень приятный – грустный, с хрипотцой. Но особенно понравилась песня. Ритмичная и в то же время мелодичная. Причем мелодия не угадывалась с самого начала, музыка неожиданно шла то вверх, то вниз. Слова песни отошли на второй план – так затягивал юлос певицы и красота музыки.
– Хорошо поет, – заметил Белоусов. – И песня приятная.
– Не узнаешь, что ли? – громко рассмеялась Далила. И только тут Белоусов осознал, что по телевизору показывают саму Далилу. Он даже остолбенел от удивления.
– Богиня, – прошептал он.
Мнение директора «Барса», по всей видимости, разделяли многочисленные поклонники новой певицы. Когда песня закончилась, народ в зале взвыл. На певицу посыпались букеты цветов. Люди в зале плакали, рвани на себе одежду, пытались выбраться на сцену. Телохранители безжалостно сбрасывали особо ретивых поклонников обратно в зрительный зал.
– Ни фига себе, – засмеялся Белоусов. – Ну, ты даешь! Бешеные бабки, наверное, уплатила, чтобы на конкурс попасть?
– Немалые, – кивнула Далила. – Но прочая раскрутка и запись диска гораздо дороже стоили. Зато теперь – полный аншлаг. Я деньги уже могу на музыке зарабатывать.
Камеры крупным планом показали Далилу, садящуюся в огромный лимузин лазурного цвета. Поклонники бесновались вокруг, пытаясь проломить живое заграждение, состоящее из дюжих охранников. Мужчины срывали с себя пиджаки, рвали на теле рубашки и толстые золотые цепи. Женщины царапали лица и завывали.
– Кайф, конечно, – заметил немного обескураженный Белоусов. – Но объясни, на хрена тебе это надо?
– Узнаешь, дружок, узнаешь, – хитро рассмеялась восходящая рок-звезда.
– Когда ты успевала записываться, на концерты ходить? – продолжал удивляться Олег Семенович.
– Долго ли умеючи? Бездари по десять раз пишутся и на компьютере потом голос выводят. А я – настоящая народная певица. Работаю на волне нью эйдж. Единственный представитель на эстраде и в стране. Впрочем, это все еще цветочки. Ягодки будут впереди.
– Ну-ну, – протянул Белоусов – И много ты песен спела?
– Диск записали. Шестнадцать песен. Та, что ты слышал, еще не самая хитовая. Я тебе кассету подарю, будешь в машине слушать.
– Спасибо. И все-таки, сколько на раскрутку ушло?
– Три миллиона, – ответила Далила.
– Долларов? – вздрогнул Белоусов.
– Ну не рублей же. Телевизор бы чаще смотрел – по всем каналам рекламу моего диска крутят.
– Лучше б мы еще один танкер купили, – вздохнул директор, сокрушаясь, что даже такие крупные денежные потоки он в собственной компании не может отследить. Не то чтобы ему было жаль денег. Деньги были. Но тратить их на подобную ерунду…
– Что танкер, Семеныч! – хмыкнула Далила. – Кусок железа. Жизнь коротка, музыка вечна. Не плачь, все окупится. Специалисты точно подсчитали.

 

Большой зал академии Огня напоминал высокую сводчатую пещеру, подсвеченную подземным пламенем. Редкие колонны были выполнены в виде сросшихся сталактитов и сталагмитов, стены декорированы причудливыми каменными наростами. Окна, расположенные высоко, под самыми сводами – из переливчатого красного стекла. Алый закатный свет, падая с высоты, придавал пещере еще более мрачный и таинственный колорит.
– Не очень здесь празднично, – поежилась Наташа, толкая Сергея в бок. Ульфиус вместе с другими магистрами Ордена расположился в дальнем конце зала, и молодые люди остались вдвоем. Помещение заполнялось слушателями академии и людьми постарше – возможно, полноправными магами Ордена Огня. Многие из них с интересом посматривали на Сергея и его спутницу, но никто не подошел, не поздоровался, чго Наташу удивило. Раньше она видела других авенорцев – благожелательных и радушных. Собравшиеся здесь были уж очень серьезны.
– Наверное, они здесь собираются только в торжественных случаях, – предположил Сергей. – Ты радуйся, что нас пригласили. Хоть посмотрим, как люди живут. А то обратно на Землю приедем, и вспомнить нечего будет.
– Да уж, – кивнула Наташа. – Ульфиус научил бы тебя хоть по мирам перемещаться.
– Почему меня? Ты не хочешь?
– Я ведь не ученик Ордена Огня, – улыбнулась Наташа. – Тем более второй ступени. Мне никто и не предлагал в здешнюю академию поступить. Я бы сразу согласилась.
Сергей еще раз с удовольствием оглядел свою подругу. Она была в черном вечернем платье, пышные волосы заколоты серебряным гребнем, глаза сияют. Рядом с такой женщиной можно было покрасоваться и в камзоле, который выбрал для него Ульфиус, как бы странно он ни выглядел. Впрочем, странных одежд на собиравшихся в зале было очень много. По сравнению с их одеяниями камзол Лунина выглядел буднично, как пиджак на деловой встрече.
– Надо с Ульфиусом поговорить, – сказал Сергей. – Он, я думаю, не будет против. А вместе с тобой я тоже могу здесь остаться. Если домой иногда отпускать будут. Стипендия здесь, интересно, большая?
– Фарцевать будем, – расхохоталась Наташа. – Тут золото дешевое, а серебро в цене.
– Я серьезно, – обиделся Сергей. – Не в нахлебниках же у Ульфиуса жить?
Зал уже полностью заполнился людьми. Здесь собралось, наверное, человек пятьсот. К молодым людям протолкался Брентон. Сегодня он был в белой тоге – видимо, специально оделся официально.
– Прошу прощения, – смущенно кланяясь, громко прошептал он. – Не будете возражать, если я присоединюсь к вам? Магистр просил меня объяснить, кто есть кто, рассказать о церемонии, а я опоздал…
– Ковер-самолет отобрали? – беззлобно спросил Сергей.
– Нет, но полеты над городом запрещены. Магистр велел мне собраться в дорогу, я увлекся, а когда вспомнил о собрании, сломя голову побежал сюда…
Сбивчивый шепот Брентона был прерван могучим ревом множества труб.
– Открывается Большое Собрание мастеров Ордена Огня, – раскатился под сводами зала звонкий голос глашатая, стоящего неподалеку от Ульфиуса и группы окружающих его видных людей в тогах. – Наше собрание почтил своим посещением Великий магистр Ордена Земли Бонуций!
Посреди зала образовался проход, и все могли увидеть Великого магистра, идущего от дверей в сторону глашатая. Бонуций размахивал руками, его темный плащ развевался от быстрой ходьбы. Под плащом угадывались доспехи.
– Да здравствует Бонуций! – закричал молодой голос в дальнем конце зала. Послышались и другие приветственные возгласы. Великого магистра здесь знали. Многих присутствующих он учил фехтованию и мастерству Слова. Но в стенах академии он не бывал с незапамятных времен – ученики приезжали к нему в Бонуцитон.
Великий магистр вышел в известную ему резонирующую точку, откуда голос говорившего разносился по всему залу, и объявил собравшимся:
– Рад видеть всех вас. Рад снова оказаться в Большом зале академии, – голос Бонуция дрогнул. – Не стоит приветствовать меня столь бурно. Среди вас находится тот, кто сегодня заслужил больших почестей. Тот, кто, я думаю, скоро прославит Орден Огня. Мало кто из присутствующих знаком с ним. Разрешите представить: ученик магистра Ульфиуса Сергей Лунин.
Все разом повернулись к Сергею, словно Бонуций указал на него пальцем, хотя Великий магистр не делал никаких знаков. Сергей и Наташа оказались под пристальным вниманием тысячи глаз. Как ни старался Лунин сохранить спокойствие, ему это не удалось. Он мучительно покраснел. Наташа тоже смутилась, и даже Брентон, стоящий рядом с ними, замялся. Но взгляды были исполнены такого доброжелательства, что Сергей почти сразу успокоился.
– За мужество, проявленное в защите глобальных интересов людей, по представлению Великого магистра Ордена Земли Бонуция ученик Ордена Огня Сергей Лунин награждается высшей наградой для проливших кровь за людей – гранатовым ожерельем! – торжественно, чеканя слова объявил глашатай. – Ибо нашим боевым товарищем приложены усилия к освобождению творения Бонуция, именуемого Ронканор, и отныне он перестал быть замкнутым миром! Ожерелье на прошедшего искус послушника возлагает Великий магистр Ордена Огня рыцарь Галахад.
К Сергею медленно подошел высокий, худощавый мужчина, по виду далеко не старый. В руках его было пылающее в алом освещении зала ожерелье. Великий магистр широко улыбнулся Лунину, и Сергей сразу понял, что нужно склонить голову. Сэр Галахад надел ожерелье на черный камзол Сергея. Камни на миг вспыхнули, заиграло отшлифованное серебро, в которое были вправлены темные гранаты.
– Успехов, – коротко сказал Галахад, тепло улыбнулся и вернулся на свое место. И от одного его слова молодому человеку стало так хорошо, будто бы Великий магистр произнес в его честь целую хвалебную речь.
– Да здравствует кавалер Ордена Огня, проливший кровь за людей! – объявил глашатай. – Слава его подвигу!
– Слава! – хором воскликнули все присутствующие в зале. Ульфиус подошел к Лунину и обнял его.
– Теперь ты не только наш по духу. Ты перестал быть послушником первой ступени и являешься полноправным членом Ордена. Большая честь для новичка. К ней идут годами.
– Если бы я еще умел хотя бы что-то, – смущенно заметил Сергей, кося глазом на ожерелье. Замечательно красивое, оно отбрасывало алые искры и на рукава черного камзола, и на платье Наташи, и на белую тогу Брентона. – Я имею в виду, умел бы показывать какой-нибудь магический трюк…
– А вот этого, надеюсь, ты никогда не будешь делать, – строго сказал Ульфиус. – Трюки – для балаганных фокусников, чуждых настоящей магии. Мастера своим словом изменяют мир. Не для потехи, не для собственного удовольствия, но ради пользы всех живущих в мире существ. И я слышал, что самый великий маг за всю свою жизнь не применял силу своего искусства ни разу…
Вновь раздался рев труб. Глашатай объявил о выборах в совет Ордена. Ульфиус улыбнулся Наташе, подмигнул Сергею и объявил:
– Мне нужно ненадолго задержаться. В выборах принимают участие только мастера и магистры. Вы сейчас можете быть свободны. Если хотите, останьтесь и посмотрите, но, поверьте, ничего интересного больше не случится.
– Мы погуляем, – поспешно сказала Наташа. Она не любила собраний, а розарий в академии был великолепным. Лучше побродить по его дорожкам.
– Да, мы пойдем, – согласился Сергей. – Ты с нами, Брентон?
– Да, – закивал головой ученик Ульфиуса. – Большая честь для меня.
– Чего уж там, – засмеялся Сергей. На душе у него было хорошо и радостно. – Надо бы отметить событие. Но без Ульфиуса не будем…
А магистр уже отошел далеко от молодых людей.
– Пойдемте во двор, – предложила Наташа.
– Я покажу вам наш сад. Огненный сад, – предложил Брентон. – Хотите?
– Хотим, – кивнул Сергей.
Вместе с большой группой учеников они вышли под голубое солнце и по дорожке, тянущейся вдоль высокой серой стены академии, мимо розовых кустов зашагали куда-то вдаль – туда, куда в прошлый раз Наташа и Брентон не добрались. Сергей, который вообще никогда не был в академии, с интересом оглядывался по сторонам.

 

Напившись вдоволь чистой воды и съев все фрукты, Кравчук спал на кровати с голой сеткой. Спал беспокойно – хотелось есть. Но радостно было, что никто его не трогает, не бьет, не заставляет ничего делать. Почти исчезло чувство опасности, и небо не давило на плечи. Чтобы полюбоваться родным голубым небом, Кравчук несколько раз выходил из сарая. Смотрел в чистую голубизну и плакал. Никогда прежде ему и в голову не могло прийти, что он такой сентиментальный.
Хлопнула дверь сарая. Бывший директор «Барса» испуганно вскинулся. На пороге стоял давешний воин, закутанный в черный плащ. Как его там зовут? Кравчук никак не мог запомнить.
– Здравствуйте, господин Бамбуций! – Владимир Петрович попытался широко улыбнуться.
– Бонуций, – спокойно поправил его витязь. – Я тут тебе кое-что принес, Кравчук.
Он выложил на стол холщовый мешок, заполненный примерно на треть. Дрожащими руками Кравчук развязал завязки. Что в мешке, он почуял и так – вся времянка наполнилась запахом свежего, только что выпеченного хлеба. Кроме пяти буханок белого и ржаного хлеба в мешке нашлась огромная голова сыра и полиэтиленовый пакет с кусковым сахаром.
– Ты у вигов отощал, питайся, – предложил Бонуций.
– Спасибо, господин, – униженно поблагодарил воина бывший бандитский босс.
– Не называй ты меня господином, – вздохнул воин. – Или других угнетать, или самому подличать? Ты мне для дела нужен. Работу сделаешь – и свободен. Вернешься к жене и детям. Живи как знаешь…
– Спасибо, господин Борунций, – вновь поблагодарил Владимир Петрович.
– Спасибо да спасибо, – проворчал воин. – Ешь давай. Голоден ведь?
– Еще бы.
– Ну так питайся. Связь держать будем по трубе.
Бонуций выложил на стол мобильный телефон. Кравчук чуть не подавился куском белого хлеба, который уже начал жевать. Уж чего-чего, а появления «мобильника» у грозного воина он никак не ожидал.
– Мой номер – федеральный, 6578321, – объявил Бонуций. – Вот, я тебе на бумажке записал. Твой номер тебе знать не нужно. Хочешь – родным позвони, жене. Но не вздумай сказать, где ты и что делать собираешься. Сразу убьют. Не я, друзья твои бывшие. Так что смекай, что тебе выгодно. Скажи только, что жив – и отбой. Лучше бы вообще не звонить. Безопаснее.
– Откуда трубка, господин? – не удержался от вопроса Кравчук.
– Купил, – коротко ответил воин.
– А деньги у вас откуда?
– Деньги, деньги… Цепь золотую барыгам на рынке сдал, доллары взял, другим барыгам скинул, рубли получил. На все хватило, еще и осталось. Ладно, пошел я, дел много. Не скучай.

 

Ветки на небольшом черном кусте рядом с дорожкой тлели, будто бы их облили бензином и подожгли какие-то недоразвитые хулиганы. Но сгорать полностью куст явно не собирался. И горел он очень экономно – как объяснил Брентон, за час огонь съедал едва ли сантиметр на краю ветки, но в то же время за счет выделяемой энергии ветка становилась сантиметра на полтора длиннее и немного толще. Старые кусты медленно гасли, превращаясь в застывшие куски угля, прекрасно горевшего в печах.
Молодые люди с интересом осматривали сад. Огня здесь было не слишком много, но в нейлоновой рубашке или болоньевой куртке среди местной флоры разгуливать не стоило.
– Смотрите, смотрите, сейчас аэторус расцветет, – закричал Брентон, указывая на невзрачный куст с длинными белыми листьями. Таких кустов росло около стены сада несколько.
Листья аэторуса мелко дрожали и постепенно поднимались к небу. В середине куста стало заметно утолщение – плод, или бутон. От него исходило хорошо слышимое потрескивание. Минута – и плод взорвался с оглушительным грохотом, так, что Наташа испуганно вцепилась в рукав Сергея. Вверх устремились сотни ярких искр, оставляющих за собой полоски огня и цветного дыма.
– Вверх летят семена, – объяснил Брентон. – Маленькие ракеты. Они поднимаются на высоту около трех мелатомов. Там их подхватывает ветер и уносит вдаль на десятки и сотни мелатомов.
– Выходит, весьАвенор засеян такими кустами? – спросил Лунин.
– Нет, – покачал головой Брентон. – Это – единственные представители аэторуса в нашей плоскости. Чтобы семена проросли, нужна особая почва. В сад ее привезли издалека, больше нигде аэторус не приживается.
– Красиво, – заметила Наташа. – Только фейерверки устраивать.
– Проблема в том, что никто не знает, в какой момент аэторус расцветет, – ответил Брентон. – Нам очень повезло, что мы застали расцветающий куст. Аэторус цветет не очень часто.
Еще в саду академии Ордена Огня росли кусты, напоминавшие собою костры, и травы, которые, колыхаясь, создавали иллюзию горящей земли – впрочем, на самом деле холодные и безопасные. Были здесь деревья с цветами, подобными розетке пламени, росло много роз. Впрочем, в целом чудесный сад не произвел на гостей с Земли очень большого впечатления, хотя вызывал любопытство. Растения, которые они видели вокруг пирамиды Бонуция, понравились им гораздо больше.
– Брентон, а ты знаешь о наградах, кому и за что их дают? – обратился Сергей к проводнику. – Мне вот вручили гранатовое ожерелье. У Ульфиуса – сапфировое. Теперь я понимаю, что тоже наградное. Ты не знаешь, за что он его получил?
Брентон расплылся в довольной улыбке. Молодые люди повернулись и пошли обратно к воротам сада – низкой арке в толстой каменной стене.
– О наградах я кое-что знаю. Недавно писал по истории реферат на эту тему. О сапфировом ожерелье Ульфиуса и о том, как он его получил, отдельно рассказывать не стану. Слышал эту историю краем уха. Если магистр захочет, он когда-нибудь расскажет ее более подробно. Знаю только, что ожерелье у него давно – он получил его задолго до моего рождения. А вообще, каждый край каждой плоскости имеет свои награды, самые разные. Но в четырех Орденах и у их союзников есть некое подобие наградной системы. Вообще говоря, она весьма напоминает древнюю наградную систему эльфов, хотя геральдисты Ордена никогда с этим не согласятся…
Молодые люди вернулись в розарий и присели на полукруглую скамью, поджидая Ульфиуса. Магистра, похоже, задерживали дебаты о составе будущего совета или что-то еще. Брентон уверенно объявил, что Ульфиус еще не выходил, хотя никого о магистре не спрашивал.
– Самая низкая и часто встречающаяся награда – перстни, – продолжил Брентон, заметив, что слушатели удобно расположились на скамье. – Собственно, перстень даже не всегда награда. Выпускник академии получает перстень, символизирующий его принадлежность к Ордену, перстни дают и за другие заслуги – вовремя доставленную информацию, спасение человека или другого разумного существа, успешно проведенную важную работу – всего не перечислишь. Далее следуют броши, или аграфы, или гривны. Они выполняются из разных металлов, с разными вставками. Такими драгоценностями в основном награждают воинов и дипломатов. Их вручают за смелость в бою, за умелое командование, за удачно проведенные операции.
Сергей кивал, ожидая, когда же рассказчик перейдет к ожерельям. Но Брентон не спешил. Похоже, он задался целью пересказать гостям с Земли весь свой реферат по истории.
– Нужно отметить, что принцип ношения наград довольно прост. Обычно носится только самая высокая или самая ценимая награда. Маг может получить десять перстней – правда, лишние, как правило, не дают, но бывает всякое – и носить только свой выпускной перстень, перстень академии. Это считается хорошим тоном. Допускается также носить на другой руке перстень, врученный за особые заслуги. Также две гривны никогда не надевают вместе – на этот счет существует неписаное правило. Гривну не надевают вместе с ожерельем. Иначе тебя посчитают хвастуном. Однако мы отвлеклись. Вернемся к самим наградам. После гривен идет наградное оружие: шлемы, кольчуги, мечи и рукояти мечей, кинжалы, луки – все то, с чем имеют дело воины…
– Какие еще рукояти мечей? – удивился Сергей.
– Право на ношение рукояти определенной формы и с определенной символикой, – пояснил Брентон. – Очень почетная награда. Одна из высших для воина.
– Хорошо, – кивнул помрачневший Сергей, вспомнив о двух потерянных мечах. Сейчас у него на поясе вновь висел короткий прямой меч с гладкой рукоятью и простой крестовиной. Как полагал сам Лунин, церемониальный. – Но что мешает любому человеку носить меч с такой рукоятью, которая ему нравится?
– Носить меч с неподобающей символикой – все равно, что носить чужой орден, – спокойно ответил молодой авенорец. – И, наконец, самые высокие награды и для воинов, и для магов, и для прочих лиц – ожерелья. Они даются и людям, и эльфам, и гномам. Каждому – свое ожерелье и за определенные подвиги. Твое ожерелье – гранатовое – за силу и доблесть, проявленные при защите интересов людей, за мужество и пролитую кровь, за самоотверженность и верность слову. Гранатовое ожерелье могут носить и эльф, и гном, и каухури – предпочтений в награждении нет. Выше гранатового – только рубиновое ожерелье. Оно – за подвиги духа во имя людей. Рубиновым ожерельем по представлению Бонуция награжден Гварстинг Одоль Третий. Поскольку сам он пребывает сейчас в других плоскостях, ожерелье передано его роду.
Сергей довольно улыбнулся. К Гварстингу он относился с истинным благоговением, прекрасно понимая, что совершенное этим человеком многократно превосходит его собственные скромные заслуги.
– Сапфировое ожерелье Ульфиуса – знак особых заслуг у эльфов. Небесное ожерелье – редкая награда, ибо эльфы, как правило, не нуждаются в услугах людей. Сапфировые ожерелья вручаются и эльфам и людям. Еще более редкая награда – изумрудное ожерелье. Оно дается эльфами и только эльфам, но в виде особого исключения – гномам и людям. Наш Великий магистр, сэр Галахад, был награжден изумрудным ожерельем.
Наташа вспомнила, что на шее Галахада действительно поблескивали какие-то камни, неяркие в алом свете. Сергей же вообще не помнил, ни во что был одет Великий магистр, ни его украшений. Навсегда отпечаталось в памяти только доброе и немного грустное лицо воина с огромными серыми глазами.
– Гномы награждают своих сородичей и существа других племен золотыми и серебряными цепями, оправленными золотом и серебром драгоценными камнями и, наконец, ожерельем из крупных алмазов чистейшей воды – их высшей наградой. Награды гномов считаются самыми красивыми, награды эльфов обладают магическими свойствами, а людские изделия, как правило, символичны. Еще выше ожерелья – венец из драгоценных камней Его дают за спасение целого мира от неминуемой гибели или равноценную заслугу. Но среди наших современников мне неизвестны случаи награждения венцом, хотя многие великие короли древности по праву получали венцы, которые носили как короны…
– А у тебя, Брентон, в ближайшее время появится возможность получить перстень ученика, прошедшего искус и выполнившего важное задание, – громко объявил неслышно подошедший к молодым людям Ульфиус. – Если ты, конечно, захочешь поработать с нами на Земле.
– Я мечтал попасть туда всю жизнь, магистр! – воскликнул юноша. – Мы говорили о возможной экспедиции, и, конечно, я не передумаю.
– Тогда пойдемте в гараж. Свою машину я оставлю здесь. Академия выдаст нам автомобиль, специально выполненный для путешествий на Землю.
– Мы заедем ко мне по дороге? – спросил Брентон.
– Зачем? – удивился Ульфиус.

 

– Захватить инвентарь, который я собрал, когда вы обратились ко мне с предложением посетить Затемненное королевство.
– Нет на земле надежнее друга, чем мудрость житейская, – рассмеялся магистр. – Запасись знаниями и опытом – остальное лишь помешает. Возьми только меч – другие вещи добудем на месте.
– Ну, меч-то со мной, – похлопал себя по боку Брентон.
– Твои слова мне что-то напоминают, Ульфиус, – заметила Наташа.
– О, они много что могут напоминать. Почти каждый народ дошел до мудрости путешествий и обязательно отразил ее в памятниках искусства и наставлениях. Поторопимся.
– Надо бы попрощаться с Бонуцием, – заметил Сергей.
– Бонуция здесь уже нет, – сообщил Ульфиус. – Но мы с ним, наверное, еще встретимся. Так что не огорчайся.

 

Далила уехала в Москву, выступать на стадионе «Олимпийский», оставив Белоусова «на хозяйстве». Роль почетная, но Олег Семенович оставаться не хотел. Что еще там его подруга в Москве выкинет? С другой стороны, за Патрикеевым, который наружностью все больше походил на человека, нужен был глаз да глаз. Дело в том, что морально вице-президент неудержимо разлагался. Время от времени его посещали плодотворные идеи, и он стремился немедленно воплотить их в жизнь.
После изготовления скульптуры из очкарика он вызвал панику на всей территории «Барса», собрав мощную инфразвуковую установку и выведя ее на проектную мощность, не уведомив никого об испытаниях. Люди разбегались с воплями, уверенные в том, что стены вот-вот обрушатся. Также бывший физик, всерьез или шутя, попытался съесть Оленьку, и Белоусов с трудом спас свою секретаршу, которую зомби зажал в углу, потирая нож о вилку. Оленька после этого случая хотела рассчитаться с работы, но директорат корпорации объяснил девушке, что с поста секретаря, имевшего дела с секретной перепиской, можно перейти только в крематорий. Оленька стала нервной, купила помповое ружье и держала его в шкафу, рядом с зонтиками. А Патрикеев, обретая человеческое лицо в физическом смысле, утрачивал его в фигуральном. Поведение его больше не походило на буйство сумасшедшего. В нем было что-то иррациональное и извращенное.
Оставшись один, Белоусов от нечего делать поехал в сверкающий вымытыми стеклами и натертым паркетом новый офис корпорации – тот, где располагались идеологический отдел и группы прогнозирования. Один этаж бывшего института физики занимала ссудная касса. Так гласили вывеска и огромный рекламный щит у входа. Согласно рекламе, здесь можно было получить «неограниченный кредит без обеспечения». Еще один плакат кричал: «Контакт с внеземным разумом – не прихоть, а насущная необходимость». Сразу можно было узнать работу продвиженцев. Но деятельность пропагандистской машины Далилы мало интересовала президента. Для него были важны только деньги.
– Любопытно, – вздохнул Белоусов, прочтя до конца текст рекламного обращения. – Взять, что ли, себе кредит?
Он вошел в лифт, поднялся на четвертый этаж. В коридоре его чуть не сбил с ног лохматый, бородатый, скверно одетый мужичок. Белоусов хотел уже обругать невнимательного посетителя, но потом решил, что не стоит грубить клиентам – он как-никак хозяин всех этих контор. Да и мужичка он узнал. Его бывший сосед. С год назад он приходил к Кравчуку. Изобретатель вечного двигателя или еще какой-то ерунды, полоумный Чижиков. Да, он еще и стихи писал…
«Надо охране замечание сделать, – отметил про себя Олег Семенович. – Сумасшедших-то пускать в помещение не надо бы. Даже и в ссудную кассу».
– Чижиков! – грозно окликнул он пытавшегося юркнуть в лифт мужичка. – Ты что здесь делаешь?
Совсем не сентиментальный, Белоусов почему-то вдруг решил помочь соседу. Жили когда-то в соседних домах, и кудлатый и плохо одетый Чижиков постоянно метался по двору, что-то искал и никогда ничего не находил. Наверное, сейчас он приходил за кредитом на очередное свое «великое» изобретение или «гениальную» книгу. Ничего, конечно, не получил. Помогать несостоявшемуся ученому и плохому поэту реализовывать бредовые проекты директор «Барса» не собирался, но пару тысяч рублей решил дать. Пусть пиджак себе новый купит, на старом – дырка в пол-локтя. Или продуктов, на худой конец. Инфляция, жить народу стало тяжело… Двигала Белоусовым отнюдь на жалость. Просто было приятно почувствовать свое превосходство над этим интеллигентом.
Изобретатель испуганно дернулся, прищурившись посмотрел на Белоусова и обрадованно закричал:
– Олег Семенович! Слышал, вы руководите всем этим…
Чижиков обвел рукой вокруг себя, жестом выражая восхищение.
«Дам и три, – подумал растроганный Белоусов. – Для меня копейки, а для него – целое состояние. Он, поди, и денег таких в руках не держал. Что у него, пенсия по инвалидности, наверное? А группа инвалидности по шизофрении. Дело известное…»
– Важное и нужное дело затеяли! – воскликнул Чижиков, будто бы Белоусов уже сделал что-то хорошее именно ему. – Я вот ссуду у вас получил. Дали!
Изобретатель, казалось, сам не верил своему счастью.
– Вот как? – удивился Белоусов. – Что же ты, квартиру заложил? А жить где будешь?
– В том-то и дело, что ссуда – без всякого залога. Я и инвестиционный проект принес, и рукописи, предлагал вашим специалистам ознакомиться. Такие прекрасные люди работают! Верим, говорят. Верят человеку! Это так редко сейчас встречается. А мне ссуда нужна, чтобы книгу издать и опреснитель воды собрать. Опреснитель – золотое дно, особенно для стран третьего мира. Окупится за полгода. Только модель построить, запатентовать и шейхам арабским продать. Да и книгу раскупать будут. Это же поэзия, не ширпотреб, высокое искусство! Да и проценты совсем низкие. Всего тридцать процентов в год! Я модель опреснителя соберу, приду к вам. Его ведь рекламировать надо. У вас и газета своя есть! А стихи – я думал издать на серой бумаге, тысячу экземпляров, только чтобы люди узнали. А теперь, наверное, сделаю полноцветное издание, тысяч десять. Для начала… Авторский экземпляр – вам!
Ошеломленный Белоусов был смят напором полусумасшедшего поэта. Инвестиционный проект! Ишь ты, нахватался! Но какой дурак ему ссуду дал?
– И сколько взял? – поинтересовался директор.
– Десять тысяч, – ответил довольный Чижиков.
– Десять тысяч? – изумился Белоусов. Средняя зарплата его охранника. Не так уж мало. – Без залога?
Видя недоверие бывшего соседа, изобретатель полез в грязноватую холщовую сумку и выудил оттуда тугую пачку новеньких долларовых купюр.
Белоусов потерял дар речи. Этот идиот говорил даже не о рублях, а о баксах! Видя, что Чижиков собирается уходить, он протянул руку и схватил его за ворот.
– Стой, – выдавил из себя директор. – Вернемся в кассу. Как можно столько денег без залога выдавать?
Сейчас десять тысяч долларов не были для Белоусова крупной суммой. Он мог проиграть в казино больше и не слишком огорчиться. Но, встретив Чижикова, Олег Семенович мысленно вернулся в прошлое, когда потеря десяти тысяч долларов была равнозначна разорению. Сумасшедший поэт был готов растоптать его благосостояние, растратить его деньги на свои пустые проекты!
Чижиков чуть не заплакал. Он понял свою ошибку, понял, что опреснителя, богатства и собственных книг стихов с иллюстрациями художника Бойко, живущего в соседнем подъезде, не будет. Потому что таких денег Белоусов ему не даст. Или его люди совершили ошибку, которой он не сумел воспользоваться. Как всегда.
– Ты на сколько взял кредит? – спросил Олег Семенович.
– На три месяца. В конце каждого надо платить проценты. Но они совсем небольшие. Опреснитель в первый же год работы даст в десять, в сто раз больше!
– Пошли, – приказал Белоусов, не выпуская ворот Чижикова.
В просторном светлом зале с огромными окнами посетителей не было. Несколько девушек сидели за столиками. При появлении директора они вскочили. Здесь Белоусов не был ни разу, но его узнали. Еще бы – на стене висел его портрет, выполненный маслом, портрет Далилы и свежий календарь с ее изображением в наряде рок-певицы, и даже маленький фотографический портретик Патрикеева в углу. Олег Семенович не поверил своим глазам, но даже столь ярко выражаемая любовь подчиненных его не тронула.
– Кто дал ему кредит? – грозно спросил Белоусов, предъявляя Чижикова – попросту говоря, выталкивая его вперед. Ворот изобретателя он все еще не отпустил.
– Я, – вскочила испуганная хорошенькая брюнетка. Девчонке было лет двадцать пять. – Десять тысяч долларов. Максимум.
– Без обеспечения? Да мы ведь никогда не получим назад и процентов! – взъярился директор.
– Но ведь был приказ не отказывать никому, – прошептала девушка. – До десяти тысяч долларов – без залога. Паспортные данные, заявление – и все. Заявление – вот. Подписано в трех местах. Паспорт я сверяла три раза. Данные записаны.
– Кто отдал приказ? – прошипел Белоусов.
– Вице-президент… Патрикеев, – прошептала девушка еще тише. Она была в полуобморочном состоянии.
– А-а, вот оно что… – протянул директор. – Тогда ясно. К тебе претензий нет, садись. Где кабинет Патрикеева?
– На шестом этаже, – отрапортовала полная блондинка. Видимо, начальник отдела.
– Пошли, – подтолкнул Чижикова Белоусов. – Сейчас поговорим с вице-президентом. Если он согласен – получишь все.
Ярость переполняла директора. Эта полудохлая тварь разбазаривает имущество корпорации!
У Патрикеева в приемной не оказалось даже секретаря. Дверь была полуоткрыта, из-за нее доносилось урчание и гадковатое чавканье, слышное даже в коридоре. Белоусов опасался увидеть что-то неприличное или такое, что Чижикову видеть совсем не полагалось, но он был вне себя. Поэтому втолкнул изобретателя в кабинет и вошел туда сам.
Прямо на бумагах посреди широкого стола Патрикеева лежал приличных размеров сом. Точнее, половина сома. Вице-президент «Барса» резал его финкой и отправлял кусочки в рот. Сом, понятное дело, был сырой.
– Проголодался? – брезгливо спросил Белоусов, заводя правую руку под пиджак. Кроме «Макарова» в плечевой кобуре он носил теперь на поясе американский револьвер сорок четвертого калибра. Пуля из такого оружия могла пробить стальной лист приличной толщины и, как надеялся его владелец, остановить любого зомби.
– Угу, – проворчал бывший физик. – Угощайся, Семеныч. И братана своего угощай. Хорошая рыба, свежая. Суши.
– Что суши? – взбеленился Белоусов. – Я тебя высушу…
– Блюдо японское так называется, пан директор. – Патрикеев говорил ровно, без интонаций. – В вино только макать рыбку надо. Вина у меня – полный шкаф. А мне и так нравится.
– Ты, гад, зачем деньги людям даром раздаешь? – поинтересовался Белоусов. То, что зомби назвал беспутного Чижикова его братом, почему-то отрезвило директора.
– Где же даром? – удивился Патрикеев. – Ни копейки даром не пропало, ни доллара.
– Ты с него как собираешься деньги получить? – Директор снова вытолкнул вперед пытавшегося ретироваться Чижикова. – Десять штук баксов? Ты что, дебил?
– Сам ты дебил, – холодно ответил бывший физик. – Пойдем, должников покажу. Которые деньги не отдали. И кредитуемый наш пусть посмотрит. Устроим ему демонстрацию.
Патрикеев отодвинул рыбу, вытер рот рукавом белого пиджака и кивнул Белоусову. В молчании группа прошла к лифту. Там ученый нажал кнопку нулевого этажа.
Оказалось, что нулевой этаж – не самый глубокий в здании института. Под ним размещалось еще техническое подполье. Туда и спустились руководители корпорации вместе с неудачливым заемщиком. Потолок в подвале был низкий – метра полтора. Перед одной из дверей – стальной – стоял охранник с автоматом.
– Свои, – пробурчал Патрикеев. Охранник окинул людей невидящим взглядом и посторонился.
Белоусов отметил, что охранник ему незнаком. Интересный подход – в здании, арендуемом корпорацией, вице-президент объявляет, что президент – свой. Впрочем, Олег Семенович не стал уделять особое внимание такому вопиющему нарушению субординации.
По сторонам коридора за дверью располагались маленькие клетушки. Патрикеев распахнул дверь первой. Молодой парень шарахнулся от двери и вжался в угол. Бывший физик протянул к нему руку. Сверкнула искра, парень взвыл, его затрясло. Волосы стояли на голове дыбом. Белоусов обнаружил, что они стоят на резиновом коврике, а парень – на полу, поверх которого положена решетка. Патрикеев нажал на кнопку в стене. Парень взвыл, подпрыгнул. Его перекосило, бросило на пол. Там он стал извиваться, содрогаться и верещать.
– У меня в руке – разрядник, триста вольт, – менторским тоном начал объяснять Патрикеев. – На полу – проводящая сетка, напряжение – сто пятьдесят вольт. Молодой человек должен нам три тысячи долларов. Хотел сбежать, не заплатив. Служба безопасности корпорации быстро вернула его из отдаленных краев, где он надеялся от нас скрыться. Подвергается воздействию тока двенадцать раз в сутки, по десять минут, с разной степенью интенсивности.
– И что же, отдал деньги? – спросил Белоусов. Он в начале своей карьеры держал должников в яме, без света, еды и питья. С парнем обошлись крутовато, но заслужил… Особых эмоций Олег Семенович, увидев его, не испытал.
– Не отдал. Нечем отдавать, – спокойно ответил Патрикеев. – А проценты растут. Скоро тринадцать раз в день ток включать будем.
– Что же, родственники отдадут? – поинтересовался директор.
– Вряд ли, – ответил Патрикеев. – Его пример – другим наука.
– Ну-ну, – хмыкнул Олег Семенович. Чижиков стоял ни жив ни мертв.
– Пошли дальше, – предложил Патрикеев. Как только они вышли из каморки, парень с воем полез на спасительный резиновый коврик, но из стены выдвинулась металлическая палка, грубо спихнувшая его обратно на проводящую решетку.
– Я заплачу за него, – заявил вдруг Чижиков. – Продам первый опреснитель – и заплачу. Отпустите его!
– Вот деньги дашь – тогда и отпустим, – без эмоций заявил Патрикеев. – Тебе тут многие еще понравятся. Боюсь, денег не хватит. Дурной народ в городе живет. Надеется от нас улизнуть. Или еще дурнее – надеются деньги нам отдать, вкладывая в глупые проекты. Ты, Чижик, тоже себя умным считаешь?
Изобретатель гордо вскинул голову, но возмутиться и одернуть зарвавшегося вице-президента «Барса» не посмел.
В других клетушках творилось такое, что мороз пошел по коже даже у привычного к жестокости Белоусова. Толстяка, занимавшего деньги якобы на открытие сауны, содержали в подобии парной – клетушке, где температура воздуха не опускалась ниже шестидесяти градусов. Выглядел толстяк очень нездорово. Другой мужчина, собиравшийся закупить на кредит несколько тонн мяса, напротив, сидел в холодильнике. Он жестоко кашлял, его били судороги.
– Скоро место освободится, – прокомментировал самочувствие должника Патрикеев. – У меня на него два кандидата есть. Они пока не знают, что мы их уже нашли…
Встречались среди узников подвала и женщины. Дама в возрасте, для чего-то занявшая у корпорации шесть тысяч, жила среди крыс. Крысы были голодные и злые, время от времени на даму бросались. Та заходилась в истошном крике – она и спокойных-то крыс всегда боялась. Крысы временно отступали, но в любой момент были готовы к новому нападению. От крика и отсутствия сна дама страдала очень сильно. Еще один мужчина сидел в каморке с двумя симпатичными кошечками. Мужчина очень тяжело дышал.
– Он что, кошек боится? – брезгливо спросил Белоусов.
– У него аллергия на кошачью шерсть, – объяснил Патрикеев. – Должен всего полторы тысячи. Поэтому наказание такое мягкое. Мы ему даже ингалятор покупаем время от времени – в счет долга, естественно.
– Его я тоже выкуплю, – вякнул Чижиков.
– А долг ты не раздумал брать? – спросил Патрикеев, вперившись в изобретателя взглядом.
– Я никого обманывать не собираюсь. У меня – гениальнейшее изобретение! – закричал Чижиков.
– Дурак ты, – бросил Белоусов. – Отдай деньги. Я тебе пять тысяч дам, рублями. Просто так. И ни в чем себе не отказывай.
– Не отдам, – схватился за сумку Чижиков.
– Ну и иди. Сам знаешь, что потом будет, – вздохнул Белоусов.
– За десять тысяч у нас еще один ярус для должников есть. Ниже, – нехорошо улыбнулся Патрикеев. – Мы его еще не видели. Ты подумай, дед…
– Я деньги беру! – выкрикнул Чижиков.
– Как знаешь. Только не болтай о том, что здесь увидел. Нам плохие слухи о корпорации ни к чему, – бросил Патрикеев. – А что методы такие – не обессудьте. Волчий оскал капитализма. У нас ссудная касса, а не банк. Риска себе позволить не можем.

 

Наташа, Сергей и Брентон шли по Большой Садовой. Наташа была одета почти по сезону – в шерстяной плащ из запасников Бонуция. Она очень удивилась, когда магистр Ульфиус положил его в свой автомобиль. Только летние туфли совсем не гармонировали с этим нарядом. Брентон и Сергей надели теплые шерстяные куртки, на ногах – сапоги.
Свежий мартовский ветер нес обрывки газет и полиэтиленовые пакеты. Прохожие хмурились, морщились и плотнее запахивали одежду. Лица у многих из них были уставшие, голодные и злые.
Улицу было не узнать. Многие из красивых и богатых магазинов, которые Наташа отлично помнила, закрылись. Некоторые были наглухо заперты, витрины других были забиты досками или листами фанеры, окна третьих вообще зияли выбитыми стеклами. Естественно, товаров в этих магазинах не было. Кое-где у дверей сидел угрюмый сторож с дубинкой, а то и с двустволкой.
В парке Горького, рядом с летней эстрадой, колыхалась толпа. У микрофона собрались граждане в серой одежде. Мужчины – в куртках, рубашках, брюках. Все – серого цвета. Дамы – в серых куртках и серых пальто, джинсы тоже серые. Довольно любопытное собрание. Подальше от сцены толпились обычные зеваки.
Один из молодых людей, стоявший в сторонке, показался Сергею знакомым.
– Виктор! – крикнул он обрадованно. Молодой человек, вздрогнув, обернулся и, увидев Сергея, удивленно поднял брови.
– Здравствуй, Сергей, – вежливо кивнул он. – Давно тебя видно не было. Сан Саныч уже беспокоиться начал…
– На заработки ездил, – не моргнув глазом соврал Лунин. – Только что вернулся. Что тут творится?
– Да вот продвиженцы благотворительный концерт устраивают. Дурной народ собирается на халявное зрелище. Может быть, даже Далила приедет. Но начало еще через час.
Сергей и его спутники не поняли почти ничего. Точнее, поняли они все, но остались в недоумении – кто такие продвиженцы, чем знаменита вышеупомянутая Далила, почему люди у микрофона в серой одежде…
– Может быть, ты познакомишь нас со своим другом? – спросила Наташа.
– Непременно, Наташа, – улыбнулся Сергей. – Мой коллега, Виктор Молоканов. Я год назад вел у него семинар. А это Брентон, – кивнул он на молодого авенорца.
– Гость из Америки? – уточнил Виктор, сразу признав в Брентоне нездешнего.
– Из Канады, – быстро среагировал Серей, не давая Брен-тону возможности открыть рот. Провинция Квебек.
– А, француз, – протянул Молоканов. Он уже обрадовался было возможности попрактиковаться в правильном английском языке и был слегка разочарован.
– Очень приятно, – заявил Брентон, скромно потупив глаза.
– Чисто говорите по-русски, – одобрил произношение авенорца Виктор.
– Спасибо.
– Так расскажи нам, Виктор, что здесь намечается. Кто такие продвиженцы? Я что-то о них не слышал…
– Ну как же, – удивился Виктор. – Все газеты пишут, телевизор только о них и твердит. Но ты, насколько я помню, политикой не очень увлекался…
Сергей вдруг вспомнил, что студент Молоканов, напротив, уделял общественной жизни слишком много внимания. Подчас его увлечения даже шли во вред учебе.
– Образовалась в последние несколько месяцев активная секта. Они называют себя общественной организацией, но – секта в чистом виде. Самоназвание – продвиженцы. Носят все серое. Поэтому именуют их также «серыми шейками». Но вслух такое лучше не говорить – могут и побить. Ратуют за соединение с братьями из космоса. У нас в городе, неподалеку от издательского комплекса «Молот», строят Храм Воссоединения. Не знаю, откуда деньги берут, но строительство идет с огромной скоростью…
– Как интересно! – подняла брови Наташа. – Вот что значит покинуть город на несколько месяцев!
– Да где же вы были? – спросил любопытный Виктор. – Вся страна только о продвиженцах и твердит.
– На его родине, – кивнул Сергей на Брентона. – А у тебя что нового? В аспирантуру поступил?
– Нет, – вздохнул Виктор. – Некогда. Может быть, через год или через два. Я сейчас в депутаты городской думы баллотируюсь.
– Ничего себе, – усмехнулся Сергей. – С чего вдруг?
– Да надо ведь как-то этих гадов остановить. – Молоканов кивнул на людей в сером.
– Что же в них плохого? – спросила Наташа.
– Да то. Бандитские подпевалы. Во власть своих двигают, воду мутят, а финансирует их «Барс». Кричат о соединении с братьями из космоса, но это, конечно, свист. Просто бабки люди делают и отмывают. Шансов у меня на выборах никаких, хоть подписи я и собрал, и даже в бюллетень меня и еще одного товарища неизвестного внесли. Альтернатива ведь нужна… Вот и пропустили меня, как самого слабого. А второй – тоже, по-моему, из их компании. Остальных всех еще на предварительном этапе отсеяли.
– Кто же баллотируется с тобой вместе? – заинтересованно спросила Наташа.
Ответить Виктор не успел. Прямо по тротуару к летней эстраде подкатил голубой лимузин. Растущая толпа встретила его восторженным ревом. Из лимузина выскочили несколько крепких парней в серых кожаных куртках. Следом за ними вышла молодая светловолосая женщина в открытом зеленом платье без рукавов. Одета она была совсем не по погоде.
– Далила! Далила! Далила! – бешено заорала публика.
– Представительница массового искусства, я так понимаю, – продемонстрировал догадливость Брентон.
– Проще говоря, певица, – заметил Сергей.
– Точно. Рок-звезда, – подтвердил Виктор. – Концерт бесплатный дает. А баллотируется со мной вице-президент корпорации, Михаил Патрикеев.
– Патрикеев! – обрадованно закричал Сергей. – Тот самый?
– Тот самый, – кивнул Молоканов.
– И вице-президент? – восхитился Лунин. – Редкостное чмо! Он у нас вел квантовую механику.
Далила проникновенно прошептала в микрофон:
– Я люблю вас!
– За Патрикеева будет агитировать, стерва, – констатировал Молоканов. – У «серых шеек» свой список… Бандитье одно.
– Фи, Сергей, что за лексика! – возмутилась Наташа.
– Ты о чем? – не понял Лунин.
– Да «чмо» твое… Мы ведь не на зоне…
– Наташенька! – весело воскликнул Сергей. – Тебе, как филологу, будет небезынтересно происхождение данного слова, которое почему-то причисляют чуть ли не к ненормативной лексике. Во время Первой мировой войны в русской армии, как и везде, существовали обозы. Иначе говоря – части материального обеспечения. ЧМО. Их представителей фронтовики с некоторой долей презрения именовали «чмошниками» – кто же обозных любит? Отсюда и пошло. Так что «чмо» – аббревиатура, но вовсе не неприличная аббревиатура!
Сергей и сам не понял, отчего он вдруг так развеселился, почему стало легко на душе, зачем он рассказывает Наташе байку, услышанную невесть когда. Просто потеплело на шее под рубашкой гранатовое ожерелье, и мир стал выглядеть веселее.
– Будем вместе работать во имя того, чтобы скорее объединиться с братьями по разуму! – говорила между тем со сцены Далила. – Выберем нужных людей в думу, соберем пожертвования на храм! Пока сборщики будут ходить среди вас, я спою…
И Далила запела.
Брентон замер, вслушиваясь в слова. Сергей удивленно поднял глаза на эстраду, и даже ругавший певицу Молоканов начал мурлыкать что-то себе под нос. Песня звучала очень красиво. Мотив так и затягивал, увлекал в дальние дали, заставляя вспоминать о прошлом и надеяться на будущее. Слова были самыми незатейливыми – о любви, об измене, о верности и предательстве…
В середине песни Брентон вдруг заявил во всеуслышание:
– У меня внутренний моральный конфликт.
Молоканов посмотрел на авенорца, которого друзья выдавали за канадца, с подозрением.
– В каком смысле? – поинтересовался Сергей.
– Чарующая мелодия. И одновременно страшная. А слова вообще непонятно, правильные или нет.
– Как – правильные? – удивилась Наташа. – Музыка – искусство, оно не может быть правильным или неправильным. Искусство – дело вкуса…
– Нет, искусство может быть злым и добрым, – не согласился Брентон. – А что поет эта женщина, я не совсем понимаю. Вроде бы песня дает положительный заряд, но увлекает в самые темные глубины животного подсознания…
На тротуар неподалеку от беседующих молодых людей въехала серебристая «БМВ». Телохранители, сторожившие подступы к сцене, положили руки на оружие. С одной стороны, новая машина не представляла непосредственной угрозы. С другой – это же не лимузин их певицы. Он не может игнорировать все запрещающие знаки на центральной улице города и разъезжать по тротуару.
Тонированное стекло водителя опустилось. Ульфиус, сидевший за рулем, подмигнул молодым людям.
– Поехали. Дома у Наташи все чисто. И не было никого.
– Даже родителей? – встрепенулась Наташа, покинув увлекшихся разговором молодых людей и садясь на переднее сиденье. – Они, наверное, страшно беспокоятся…
– Не беспокоятся, – улыбнулся Ульфиус. – Перед отбытием я отправил им письмо от твоего имени.
– А что ты в нем написал? – встревоженно спросила девушка.
– Да то, что они сами захотят прочесть, – объяснил магистр. – И то, что объяснит твое отсутствие дома. Есть такое простое заклинание: вижу, что хочу, пишу письмо сам… Отец или мать прочтут письмо, и их мысли отпечатаются на бумаге, приобретут форму знаков. Потом они смогут показывать письмо соседям, перечитывать его раз от раза – и текст сохранится таким, каким они создали его в первый раз. Приедешь – увидишь, чем их можно было успокоить.
– Ну и ну, – удивилась Наташа. – Есть ли что-нибудь, чего ты не можешь, магистр?
– Много чего, – улыбнулся Ульфиус. – Например, помешать людям слушать эту куклу. – Он кивнул на поющую Далилу. – И, главное, приходить от нее в восторг.
– А Бонуций смог бы? – поинтересовалась Наташа.
– Пожалуй, – кивнул магистр.
Сергей наклонился к окошку автомобиля:
– Я здесь знакомого встретил. Кандидат в депутаты. Может быть, поможем парню победить? Да и он нам может помочь. Мы ведь собирались действовать легальными методами…
– Надежный человек?
– Ты же сам говорил, что надежного от ненадежного отличить можешь, – подозрительно заметил Сергей.
– Я могу. А тебе как кажется?
– Был бы он ненадежный, я бы не предлагал его с собой взять.
– Тогда поехали, – согласился Ульфиус. – Садитесь в машину быстрее. Серые шейки на меня слишком подозрительно смотрят. Хорошо еще, что ее охраняют обычные люди, а сама певица занята…
Молодые люди устроились на просторном заднем сиденье. Ульфиус, пренебрегая правилами дорожного движения, вылетел на дорогу и помчался в сторону Западного жилого массива – туда, где жила Наташа.

 

При ближайшем рассмотрении новый знакомец Кравчука оказался не таким уж грозным. Конечно, палец ему в рот Владимир Петрович не положил бы, но на мелкие пакости он вроде бы был неспособен, не то что виги.
Во времянке, куда его устроил на первых порах Бонуций, бывший пленник вигов нашел старую фуфайку, ватные штаны и кирзовые сапоги. Теплое тряпье он натянул, чтобы больше бывать на свежем воздухе. Особенно приятно было ходить в обуви. Когда она есть – ее не замечаешь, даже привередничаешь: то обувь жмет, то спадает… Но, походив недельку без нее, радуешься даже сапогам не по размеру.
Вместе с воином, который упорно не хотел, чтобы Кравчук называл его «господином», Владимир Петрович отправился в магазин – купить одежду. Бонуций предложил одеться, как подобает, и сразу идти в корпорацию – как он выразился, «восстанавливать права». Выражение Кравчуку понравилось, идея – тоже, но он боялся. Боялся того, как их встретят, да и неизвестно было, что сделает с ним Бонуций после того, как с его помощью расправится с Белоусовым и прочей мразью.
С одной стороны, явиться в «Барс» одетым в лагерную фуфайку было бы любопытно. Но Кравчук таких приколов не любил. Он хотел вернуться в свою контору чистым, свежим и преуспевающим хотя бы с виду. И искренне обрадовался предложению хорошо одеться.
Продавщицы не самого шикарного салона на окраине с подозрением оглядели двух бомжей, вломившихся в торговый зал. Один из бомжей, в глухом темном плаще, вынул из кармана мобильный телефон и начал кому-то названивать – видимо, отвлекать внимание. Другой с довольным урчанием бросился к стойке с костюмами. Молоденькая продавщица попыталась преградить ему путь, но товарка оттащила ее в сторону и вежливо спросила бомжа в фуфайке и кирзачах:
– Что вам угодно?
– Костюм темный, – внятно ответил бомж. Похоже, он даже не был пьян.
– Самый дешевый – три тысячи рублей, – объявила продавщица, усиленно борясь с желанием послать неожиданного клиента куда подальше.
– Ты самый дешевый себе оставь, – бросил мужчина, и сразу стало ясно, что никакой он не бомж. Может быть, бизнесмены с охоты возвращаются? Всякое бывает…
– Расплачиваться наличными будете или карточкой? – спросила женщина, с лица которой не сходила недоуменная гримаса.
– Наличными, – оторвавшись от телефона, объявил Бонуций и бросил на прилавок довольно толстую пачку пятисотенных купюр.
Кравчук быстро выбрал синий костюм в мелкую полоску, отложил два галстука и три рубашки, взял туфли и полуботинки. Обувь ему не слишком понравилась, но выбор в салоне был невелик.
Накануне Владимир Петрович искупался, нагрев воду в бачке на буржуйке. Белье они приобрели в ларьке напротив. В примерочной магазина Кравчук оделся в новые вещи. Только борода напоминала о том, как он недавно выглядел.
Продавщицы с любопытством наблюдали за происходившей на их глазах метаморфозой. Неприглядный бомж превращался в солидного и властного мужчину.
– Я еще часы куплю, – сообщил Бонуцию Кравчук. – Потерял свои где-то.
– Купи, – пожал плечами Бонуций. Оставив фуфайку, сапоги и ватные штаны в магазине, Кравчук, посвистывая, вышел в теплый мартовский день.
– Плащ бы не помешал, – спокойно заявил он.
– Обойдешься пока, – хмыкнул Бонуций. Сам он переодеваться не захотел. Его плащ, конечно, выглядел приличнее, чем фуфайка Кравчука, но Владимир Петрович в таком наряде разгуливать по городу не стал бы.
Подойдя к обочине, Бонуций поднял руку, останавливая такси.
– В головной офис «Барса», – властно приказал он. Водитель испуганно покосился на странных пассажиров и молча погнал автомобиль в сторону Западного жилого массива.

 

Серебристая «БМВ» промчалась по мосту, чуть ли не расталкивая другие машины.
– Ульфиус, может, поедем потише? – осмелилась подать голос Наташа.
– Сергей ездит еще быстрее, – парировал Ульфиус.
– Я ездил за городом и не нарушал правила, – отозвался с заднего сиденья Сергей. – В следующий раз за руль сяду я.
– У тебя нет опыта вождения такого автомобиля, – довольно бесцеремонно заявил Ульфиус.
– Да что там им управлять, – буркнул Сергей, намекая на то, что хуже магистра водить машину невозможно.
Сзади заревела сирена и усиленный динамиком голос прокричал:
– Серебристый автомобиль «БМВ» без номера, прижаться к обочине! Водитель, немедленно остановите машину!
– Допрыгались, – констатировал Молоканов. – А у меня выборы на носу. Еще и скандал раздуют.
– Оторвемся, – по-хулигански усмехнулся Ульфиус.
– Они по рации вперед сообщили, – объяснил Молоканов. – Там пост чуть дальше. Перехватят нас.
– Значит, налево повернем, – ответил Ульфиус.
– Слева – дома и дороги плохие, – сказал Сергей. – Да и город закончится. Что мы, по полям будем кружить?
– А справа?
– Дома, потом – Ботанический сад.
– Давно мечтал увидеть ваш Ботанический сад, – засмеялся Ульфиус, крутанув руль вправо.
Машин вокруг сразу стало меньше, на дороге чаще появлялись выбоины. Дома вокруг были небольшие, двух – и трехэтажные.
– Водитель «БМВ», остановите машину! В случае неподчинения откроем огонь! – надрывался милиционер.
– А ведь правда откроют, – заметил Виктор. – Положение в городе тяжелое, стреляют на улицах часто.
– Когда начнут? – уточнил Ульфиус.
– Еще пару раз предупредят – и откроют пальбу. Да вы в зеркало смотрите. Как автомат из окна высунется, значит, начинают, – продемонстрировал знание милицейских обычаев Молоканов.
– Давайте я выпрыгну и отвлеку внимание на себя, – предложил Брентон.
Молоканов посмотрел на него как на полного идиота, а Ульфиус еще сильнее придавил педаль акселератора. Но милицейский «ауди» не отставал. Кроме него к преследованию присоединилась «девяносто девятая» с включенной сиреной, вылетевшая из бокового переулка.
– Не стоит, сэр Брентон, – ответил магистр после паузы. – Оторвемся более простым способом.
Виктор, обернувшись, не сводил глаз с милицейского автомобиля.
– Вот и окно открыли, – констатировал он. – Сейчас палить начнут.
– Ну и пусть палят, – засмеялся Ульфиус. – Держитесь крепче!
Улица, по обеим сторонам которой стояли уже только одноэтажные частные дома, делала плавный поворот. Магистр, казалось, решил протаранить чьи-то ворота. Наташа зажмурила глаза, Сергей плотнее стиснул зубы. Но Ульфиус особым образом дернул руль, и серебристый автомобиль круто взмыл в воздух. Он поднялся на высоту около трех метров, перескочил сразу несколько улиц и оказался над деревьями и тропинками ботанического сада.
Молоканов лязгнул зубами:
– Мы… Мы…
– Летим, – подтвердил Сергей. – Достижения западной техники. А ты говоришь – сдаваться.
Машина плавно прошла над Ботаническим садом и опустилась на пустынную улицу.
– Показывай дорогу, – обратился Ульфиус к Сергею. – Не хочу отвлекаться. Кстати, старые наши номера, наверное, не пойдут? Придумай какие-нибудь еще.
– Да пусть будут любые. А 537 КО, – наобум выдал Сергей.
– Пусть будут, – согласился Ульфиус.
Через десять минут автомобиль выехал к месту строительства нового храма продвиженцев.
– Хотите посмотреть? – спросил Молоканов, демонстрируя новую достопримечательность.
– Отчего же нет, – подозрительно легко согласился Ульфиус.
Он затормозил рядом с милицейским автомобилем, припаркованным неподалеку от строительной площадки.
Молоканов вышел первый. Он оглянулся на машину и ахнул: автомобиль был совсем не тот. «БМВ» ярко выраженного зеленого цвета, с крапинами ржавчины на правом крыле и номерами, предложенными Сергеем, никак нельзя было принять за ту шикарную машину, в которую они сели в центре города!
– Достижения техники? – подозрительно спросил Виктор.
– Точно, господин кандидат в депутаты, – подтвердил Сергей.
Вылезший следом за ним Брентон зачем-то начал принюхиваться к запахам, доносившимся со стройки. На Молоканова такое поведение канадца произвело тягостное впечатление.

 

Белоусов сидел перед телевизором и пил коньяк, заедая его вяленой мойвой. Другой закуски и выпивки в доме не было, идти куда-то или заказывать что-то было лень. Телевизор смотреть совсем не хотелось, но что еще оставалось делать? Далила вернулась, но теперь даже у нее не хватало времени на ночные клубы. Постоянные концерты, шоу, выступления в узком кругу – перед губернаторами, министрами, депутатами… Полезно, что и говорить. Но без своей женщины Олег Семенович тосковал.
По телевизору шла прямая трансляция. Далила с умным видом рассуждала о высоких материях, пытаясь опровергнуть тезис о том, что у поп-певиц в голове царит абсолютная пустота.
– Вы, наверное, знаете, что до того, как стать певицей, я работала вице-президентом крупной корпорации, – объясняла она молодому симпатичному ведущему. – Не буду называть ее, чтобы нас не обвинили в скрытой рекламе.
Все поклонники, конечно, и так прекрасно знали биографию Далилы. «Барс» она рекламировала всегда и везде. Сейчас девушка просто решила порисоваться и показать свою мнимую принципиальность.
– Конечно, конечно, Далила Евгеньевна, – кивнул ведущий.
Белоусов расхохотался – он слышал отчество своей подруги первый раз в жизни. Да и то – в паспорт к ней он не заглядывал, а называл только по имени. И с родителями, к счастью, знаком не был.
Назад: Часть третья ЗИМА
Дальше: Примечание