Дарлуна вскрикнула от изумления, когда я перепрыгнул через низкое ограждение королевской ложи. Я улыбнулся и приветствовал ее обнаженной шпагой.

— Мы снова встретились, принцесса, — заметил я.

Она глядела на меня со смесью удивления и гнева, а может, еще и доля радостного облегчения была в ее взоре, потому что, мне показалось, она не желает мне зла.

— Джандар — ты? — удивленно спросила она. — Ты убил дельтагара и поднял восстание рабов?

Я улыбнулся и кивнул. Все, как я и ожидал. Кожа моя покрыта отбеливающим веществом, взятым у друга Лукора из театра, волосы выкрашены черной краской, и принцесса не знала, что это я, пока не увидела мое лицо вблизи. Голубые глаза выдавали меня. И я чувствовал, почему она удивлена. Из-за различных недоразумений она считала меня хитрым и коварным мошенником или отъявленным трусом.

Но вот я перед ней в героическом облике!

Ей это должно показаться странным. Но ее спутник испытывал другие чувства. Сзади послышался тягучий голос Тутона, и я, отвернувшись от принцессы, взглянул в насмешливое лицо принца.

— Итак, варвар вернулся? — усмехнулся он. — Я считал, что тебя отправили на черную работу, соответствующую твоему низкому положению и поведению!

За снисходительностью чувствовался гнев. И я решил попробовать вывести его из себя, прежде чем мы скрестим оружие.

— Кроме принцессы Дарлуны и одного джентльмена, я в этом городе благородных людей не встретил, — спокойно ответил я. — А что касается тебя, то твое намерение продать королевскую гостью ее величайшему врагу Черному Легиону выделяет тебя из всех жителей города.

Глаза его сузились, бледные щеки вспыхнули. По изумленному лицу Дарлуны я понял, что он, разумеется, все переговоры с Арколой из Чак Юл вел втайне от нее. Он смотрел на меня холодным яростным взглядом, и его мурлыкающий голос утратил лоск и стал хриплым.

— Попридержи язык в присутствии принцессы, парень, и перестань изрыгать презренную ложь, или… — он положил сильную белую руку на рукоять шпаги. — Возможно, урок цивилизованного поведения, который я тебе дал, недостаточен и мне придется еще поучить тебя!

Я рассмеялся.

— Да, я помню, как ты легко победил меня в прошлый раз, — спокойно ответил я. — Но не слишком гордись этой схваткой, Тутон. Я всю ночь простоял со скованными над головой руками. И к тому же ослаб от раны, нанесенной клыками вастодона, которого убил, спасая принцессу от верной гибели.

Взгляд мой стал холодным и презрительным, я осмотрел противника с ног до головы, задержался на чуть заметном животике, выступающем над узорчатым поясом, на темных кругах, которые пьянство оставило вокруг его налитых кровью глаз, на щеголеватом, почти женственном покрое платья.

— Сегодня я в лучшей форме, — намекнул я. — Может, мне даже удастся преподать тебе один-два урока… «цивилизованного поведения».

Лицо его застыло и стало отвратительным, рука легла на рукоять шпаги. Но я услышал за собой восклицание Дарлуны.

— Что за наглость! — воскликнула она уничижительным тоном.

Сердце мое упало: я надеялся восстановить себя в ее мнении, но я забыл кодекс поведения, который почти религиозно соблюдается воинами Танатора. Я нарушил главный принцип этого кодекса: воин Танатора никогда не хвастает своей доблестью, он молчит, за него говорят его действия.

Заметив ее реакцию, Тутон ухмыльнулся.

— Преподать этому нелепому шуту еще один урок, принцесса? — спросил он.

Дарлуна высокомерно взглянула на меня и кивнула. Он сделал насмешливый полупоклон и красиво извлек шпагу. Мы не стали обмениваться приветствиями, а тут же скрестили оружие.

Вокруг нас суматоха, крики солдат, истерические вопли зрителей, рабы, пытающиеся вырваться на свободу. Но я вскоре забыл обо всем, сосредоточившись только на улыбающемся лице Тутона. Вселенная сократилась, сузилась, и только мы втроем — принцесса, небесный пират и я — оказались в замкнутом, изолированном от всего мире. Мы слышали только звон своих шпаг, шарканье обуви по каменному полу, тяжелое дыхание. Я сосредоточился на улыбающемся белом лице, которое плыло перед моей шпагой. Я хотел стереть эту ухмылку, вызвать пот на этом гладком ироническом лице, блеск страха в этих насмешливых глазах.

Вначале Тутон фехтовал небрежно, беззаботно. Очевидно, считал, что перед ним новичок, неспособный отличить один конец шпаги от другого. Я держался настороже, довольствуясь пока тем, что отводил его шпагу, действуя исключительно в защите.

Но вскоре, увидев, что я парирую все его удары, он начал раздражаться и теснить меня градом блестящих ударов, любой из которых мог проткнуть меня насквозь, если бы я не продолжал уверенно отражать их. Мы отскочили друг от друга, он недоуменно посмотрел на меня, я в ответ спокойно улыбнулся и приготовился встретить следующую атаку.

Он напал из третьей позиции. Я парировал удар, при этом мое острие пробило его защиту как раз в районе сердца и разрезало куртку.

Дарлуна ахнула, на лице Тутона появилось выражение изумления. Я лишь улыбнулся и стоял в ожидании следующей атаки.

Он ударил из квинты, я без труда отбил, и снова мое оружие прошло сквозь его защиту, и на щеке принца появилась кровавая царапина. Он гневно отскочил, глядя на меня в совершенном изумлении. Я иронически поднял одну бровь и стоял в ожидании.

Очевидно, мое превосходство, достигаемое почти без усилий, привело его в полное замешательство. И еще его удивляло, что я не наносил смертельных или тяжелых ран. Он осторожно приблизился в очередной раз, и воздух снова зазвенел от ударов стали.

Я радовался, видя его искаженное, налитое кровью лицо и удивление во взгляде. Особенно приятно было видеть испарину на лбу, смешивавшуюся с кровью от царапины на левой щеке.

Теперь он действовал осторожно, защищаясь, как я перед этим. Я сократил дистанцию с шестой позиции, он парировал, но не успел занять нужную оборонительную позу, и я царапнул его по правой щеке.

Тутон в страхе и тревоге вскрикнул, неуклюже отступил, чуть не упав при этом. Поворачиваясь к нему, я заметил выражение лица Дарлуны.

Было ли это восхищением?

Теперь Тутон отбросил всякую осторожность и осыпал меня градом ударов. Он теснил меня быстрой глиссадой, ослепительным сверканием стали, и я отступал, посмеиваясь над его манерой вести схватку. Не знаю, у кого принц Города-в-Облаках учился фехтованию, но фехтовал он напоказ: вычурно, выкрикивая замечания и гримасничая, — вероятно, на аудиторию все это производит впечатление, но, на мой вкус, слишком напоказ. Я по контрасту сражался спокойно, легко, с минимумом усилий и движений, отступал перед его прыжками и отводил каждый удар ловким движением руки.

Мы дважды обошли ложу, отбрасывая с пути стулья. Я позволил ему наступать, понимая, что долго он не выдержит. И оказался прав. Скоро он уже тяжело дышал, рука у него устала, шпага начала дрожать. Он хотел увеличить дистанцию и отдохнуть, но тут я начал наседать, прорвал защиту и еще раз уколол в грудь. Снова только царапнул, полоснув параллельно первому разрезу.

Продолжая теснить его, через несколько мгновений я разрезал куртку на плече, а потом на втором плече, и все это время, ревя, как выброшенный на берег кит, с лицом, почерневшим от усилий, он пытался уйти от меня. Наконец я сделал его совершенно беспомощным и срезал всю переднюю часть куртки, обнажив его по пояс. К этому времени его правая рука дрожала от усталости, а в глазах уже давно светился страх.

Тутон — хороший фехтовальщик, и учился он у мастера. Я ненамного лучше его. Но за прошлый месяц я ежедневно подолгу упражнялся со шпагой, учил новичков, а заканчивал день схватками с одним из лучших фехтовальщиков планеты. Естественно, рука у меня стала твердой, а владение шпагой, после многих часов напряженных упражнений, стало лучше, чем у него.

Обнажив его по пояс, я продолжал покрывать его торс, теперь блестевший от пота, царапинами. Я уколол его в оба плеча, провел кровавую линию вдоль ребер с обеих сторон и уже собирался нацарапать «Джандар» на груди меж сосками, но тут нервы его не выдержали, и он неожиданно струсил. Крича, как испуганная женщина, он буквально швырнул свою шпагу мне в лицо, неуклюже выпрыгнул из ложи, покатился по ступенькам и смешался с толпой. Это почти неслыханный по трусости поступок, и даже я удивился. Фехтовальщик не отдает свое оружие врагу таким образом — не на Танаторе по крайней мере! Даже если тебя превосходят по всем статьям, каллистянский кодекс чести требует, чтобы ты сражался и умер, если понадобится, но не убежал. Но я привел Тутона в ужас, и он просто сбежал. Я стер предыдущее унижение, великолепно реабилитировал себя и сожалел только о том, что не убил его.

По правде говоря, моя рука тоже к этому времени устала, потому что дуэль длилась довольно долго, а предыдущую ночь я не спал. Поэтому я оперся на шпагу и перевел дыхание, глядя, как принц спасается в толпе. И думал, смог ли бы я написать на его груди свое танаторское имя, если бы он не сбежал так трусливо.

Танаторское письмо состоит из извилистых хвостатых букв, похожих на упрощенный вариант арабского письма, эти буквы острием шпаги написать очень трудно. Написать «Джандар» латиницей легко, но местным алфавитом я владел плохо. Но, может, мы с Тутоном еще встретимся. И тогда я завершу любовную записку, которую начал писать над его сердцем.

Лезвие моей шпаги было покрыто кровью Тутона, поэтому я поднял его плащ, вытер шпагу и сунул ее в ножны.

Все это время Дарлуна смотрела на меня с непроницаемым выражением.

Я был такого высокого мнения о своих действиях, что счел ее выражение проявлением восхищения.

Но она тут же вывела меня из заблуждения. Хотя я, вероятно, изменил ее мнение о моих фехтовальных способностях, разгадать женскую психологию я, как всегда, не смог. Она смерила меня презрительным и гневным взглядом.

— Не знаю, почему ты преследуешь меня по пятам, как собака, варвар, — ровно произнесла она, хотя голос ее дрожал от ярости, — но я никак не могу от тебя избавиться.

Мир вокруг пошатнулся, и боюсь, я открыл от удивления рот. Не знаю, какой реакции я от нее ожидал, но, конечно, не гнева и презрения.

— Что… почему… — я путался в словах.

— Владыки Гордриматора прокляли меня за мои грехи, — продолжала она почти в слезах. — Почему ты постоянно вмешиваешься в мои дела и все портишь?

Я растерялся от такой ярости. Ожидал похвалы, может быть, даже восхищения, но не потока слез!

— Моя принцесса, почему…

Она яростно топнула, тряхнула рыжей гривой, как породистая кобыла.

— Не смей так обращаться ко мне, ты… ты, хореб! — завопила она, назвав меня отвратительным танаторским стервятником, похожим на розовую голую крысу размером с собаку, которая обычно питается отбросами.

Прежде чем я смог сообразить, что ответить, она закричала:

— Я не твоя принцесса! Я не хочу иметь с тобой ничего общего, ничего, ты слышал?

— Да, слышал, — глуповато ответил я, — но не понимаю, чем я тебя оскорбил?

Она разразилась слезами, повернувшись к невозмутимому Кодже, который молча присутствовал при всей этой сцене, мигая и, несомненно, дивясь странным обычаям человеческой расы, так непохожим на спокойные практичные методы, практикуемые его народом.

— Ты только послушай! — бушевала она. — Я гостья в крепости могущественного принца Занадара, за которого согласилась выйти замуж и которого уговорила помочь всей силой своего воздушного флота, самой могучей воинской силой в мире. Я надеялась с его помощью вырвать свое королевство из рук Черного Легиона, и тут приходит этот навязчивый невежественный придурок, вмешивается в мои дела и разрушает все мои планы!

Я был поражен. Теперь я понял! Ведь только мы с Лукором знаем правду: Тутон за спиной принцессы ведет предательские переговоры о продаже ее тому самому разбойничьему легиону, с которым будто бы собирается сражаться! Естественно, она неправильно истолковала мои действия. Я попытался объяснить ей истинное положение дел, но она яростно топала, трясла головой, так что волосы пламенеющим облаком метались над нею, и отказывалась слушать мою «неуклюжую ложь», как она выразилась.

И тут Коджа обратил мое внимание на неблагоприятное развитие событий.

Пока я был занят, вначале сражаясь с Тутоном, потом отвечая на гневные обвинения Дарлуны, солдаты Занадара наконец навели в толпе некое подобие порядка, и теперь тяжеловооруженный отряд приближался к королевской ложе, несомненно, собираясь захватить Коджу как сбежавшего раба и меня как организатора восстания рабов.

Все другие рабы к этому времени либо уже скрылись, либо были схвачены или убиты. И вот мы с ним противостоим двадцати стражникам, вооруженным мечами, кривыми ножами и самострелами, в кольчугах, шлемах и с длинными, норманнского типа щитами.

И они будут здесь через одну-две минуты.

Я проклял свою глупую мстительность, которая заставила меня затянуть дуэль с Тутоном. Если бы я сразу покончил с ним, мы все могли бы уйти с арены и теперь были бы на полпути к Среднему Городу, где смогли бы найти убежище в академии Лукора, от которой у меня есть ключ.

Но нет! Я играл в кошки-мышки, затягивал дуэль, чтобы похвастать своим фехтовальным мастерством перед женщиной, вместо того чтобы поступить умно и сбежать, пока еще есть возможность.

Я подавил проклятие, с горечью подумав, что хоть намерения у меня обычно самые хорошие, благородные и восхитительные, почти героические, я всегда умудряюсь упустить свой шанс.

Я с таким риском освободил своего друга Коджу и принцессу Дарлуну, а теперь испортил все дело, подвергнув их и себя самого еще большей опасности.

Но делать нечего. Нам с Коджей придется сражаться с двумя десятками вооруженных солдат. Никакой надежды, но другого выхода нет.

Я горько проклинал свою самонадеянность и высокомерие, жалея, что не умер…

И зная, что скоро умру.