Глава пятая, познавательная
Если вкратце описывать то, о чем Горлан распространялся целый час, расклад выглядел примерно следующим образом. Портанулся я на местность под названием Поляна, и назвали так ее не зря. Довольно небольшую, со среднеевропейское государство, площадь пространства окружал со всех сторон дремучий и древний лес, образуя огромную, по форме напоминающую круг поляну. От одного ее конца до другого, по словам старосты, было не меньше семи дней езды верхом.
Сам лес жители почитали не иначе как исполинским живым организмом с неуживчивым, жестоким и негостеприимным характером. На севере Поляны разместились высокие Ледяные скалы, с которых стремительно начинала свой путь самая большая местная река — Вескер. Ее русло шло на юго-восток, но, не доходя до экватора Поляны, сворачивало налево и уходило в глубь леса в ее юго-западной части, образуя многочисленными рукавами и заводями непроходимые Тросянские болота. На востоке располагалась лужа с гордым названием Казмадское море, которое, судя по рассказу, было велико ровно настолько, чтобы с одного берега не было видно противоположного. Но, за неимением альтернативы, морем пришлось назвать этот водоем. Остальная местность изобиловала мелкими озерцами и речушками, полями и лугами, небольшими островками рощ и прочей флоры.
Ореал обитания в здешнем чудо-мире делили аж две разумные формы жизни: люди и волки. Последние, естественно, жили в лесу, среди менее сообразительной живности, умели разговаривать и периодически кушали людей. Причем с завидным аппетитом. Исходя из описания, лохматые лесные интеллектуалы от нашего земного коллеги по форме практически ничем не отличались, кроме внушительности размеров, — в среднем полтора метра в холке. Человек разумный поступал соответственно своему биологическому прозвищу и за пределы Поляны совался только по строгой необходимости или естественной потребности, но недалеко — не дальше трех сосен: слишком большой риск заблудиться и попасть аккурат к десерту братьям по разуму или, что еще хуже, к нечистым.
Кто такие нечистые, откуда они взялись, кому подчиняются, чем руководствуются и вообще живые ли они существа — никто никогда толком не знал. Считалось, что нечисть — это древние порождения самого леса, служащие его нуждам и повинующиеся его велениям.
С их некоторыми представителями я уже был знаком, косвенно. Могучая поступь и скрип дерева, раздававшиеся из чащи, пока я терся возле ворот, договариваясь со стражниками, — это леший. Четырехметровый деревянный великан, стерегущий жертву, маскируясь под замшелые коряги. А шакалий хохот издавала кикимора — зеленая мерзкая тварь, которая может верещать разными голосами. Она загоняет испуганных людей в болота и злорадно смеется, глядя, как они тонут. Еще ходит молва про водяных в реках и озерах — тоже любители искупать до смерти. Под землей в лесу живут кладники, существа из грязи, к которым легко можно попасть в апартаменты напрямую, если ненароком вступишь не в то место. Поговаривают, будто кладники стерегут несметные сокровища, однако информация эта непроверенная, а если кем и подтвержденная, то ненадолго ввиду преждевременной кончины первооткрывателя. Еще любители свежего хвойного воздуха имеют шанс, прогуливаясь, напороться на лихоманку. Увидев ее издалека, надо рвать когти что есть мочи, ибо распространяет сия импозантная дама абсолютно смертельное и очень заразное заболевание. Бытуют сказания о том, как встречавшие лихоманок люди в ужасе убегали домой, передавали хворь соплеменникам, отчего вымирали целые поселки. С относительно недавних пор к числу нечистых стали причислять также пачвар с волколаками, однако это представители с отдельной историей. О них взялся рассказывать Скокс, но позже.
Люди на Поляне изначально жили мелкими, умеренно враждующими племенами, которые по уровню развития можно сравнить с дремучими североевропейскими народами на заре первого тысячелетия нашей эры. Короче, типичные варвары. Аборигены промышляли земледелием, скотоводством и визитами к соседям с целью торговли, чаще — разбоя. Такой примитив, скорее всего, мог продолжаться еще долго, пока на здешних землях не началась эра реактивного развития, или эпоха ренессанса. И все благодаря лишь одному человеку.
Фронтменом действия оказался молодой, энергичный и весьма странный товарищ по имени Мстислав Радзивилл, появившийся на Поляне из ниоткуда. Просто в один прекрасный день, лет двести с лишним назад, в одно из южных селений заявился мужчина, разодетый как павлин и говорящий на непонятном языке. Так как диковинный человек пришел один, вел себя достаточно дружелюбно и, самое главное, вызывал подлинное любопытство, убивать его, вопреки привычкам, не стали. Даже позволили арендовать небольшую жилплощадь у одной вдовы.
Мстислав с лету научился сносно изъясняться на языке местного племени, а когда начинал свои рассказы, все только диву давались. Чужак называл себя Великим Пришельцем, рассказывал, что сам он из другого мира, где люди живут в больших городах, путешествуют на каретах, пишут книги, сочиняют музыку и, самое главное, ходят в лес без оружия, с корзинками! Настолько красиво говорил Мстислав и так убедительно, что все верили ему безоговорочно, да и как тут не поверить, когда столько нового пришелец показывал и полезного разъяснял. Он обучал племя русскому языку, письменности, арифметике, литературе, музыке, зодчеству, совершенствовал технологии земледелия и орошения, модифицировал оружие, научил ткать, вкусно готовить и делать вино, привил банную культуру.
Исходя из этой информации, я сделал предположение, что некий представитель знатного рода Радзивиллов, который после разделов Речи Посполитой обитал на западной территории Российской империи, не стесненный финансами и не обремененный насущными проблемами, активно увлекался искусством и наукой, в том числе оккультными ее направлениями. Вот и доувлекался до того, что смог сгенерировать настоящий телепорт и перенестись на Поляну, где, к его счастью, можно было с размахом реализовывать весь творческий потенциал.
Харизматичность, красноречие и знания Мстислава в кратчайшие сроки сделали его лидером племени, в котором он поначалу прижился. А далее началось победное шествие Великого Пришельца по землям Поляны. Чужеземец собрал вокруг себя верных опричников, создал агитбригаду, вооружил как следует, обучил общим принципам военного искусства и принялся покорять окрестности. Под убедительным воздействием чарующих перспектив, либо лестных уговоров, либо силы огня и меча другие племена становились под флаги растущей, как мышцы на анаболиках, державы, которую Мстислав назвал Великим княжеством Мидлонским, а себя провозгласил князем Радзивиллом Первым.
Спустя несколько лет вся Поляна полностью находилась под властью молодого правителя, стараниями которого княжество процветало. Радзивилл в честь окончания своих походов основал город Глада, чуть западнее центра Поляны, и сделал его столицей княжества. Наконец, впервые с самого начала времен, в этом мире воцарился мир. Нет, без пары-другой восстаний, конечно, не обошлось, но все вспышки успешно давила регулярная армия. Зато всеобщая межплеменная вражда прекратилась. Пошли караваны торговых путей, завертелся обмен опытом. На оживленных маршрутах, как прыщи на юном лице, стали выскакивать города. Несмотря на то что жители каждого племени по-прежнему общались между собой на родных языках, русский стал единым для всех, и без знания оного можно было только зашиться в своей несчастной деревушке и слыть в округе невежественным балбесом.
До религии князю добраться не удалось. Видимо, пропаганда христианства стояла у него в списке дел одной из последних, если вообще стояла, поэтому народ, ему вверившийся, продолжал дурить себя развитым язычничеством. Зато свод законов, разработанный княжеской командой, по сей день использовался в неизменном виде.
Однако, несмотря на великую славу Мстислава, до сих пор ходили украдкой слухи, будто Радзивилл Первый был человеком с престранным поведением. Бывали дни, когда у его советников брови на затылок лезли от идей Великого князя — слишком нереальными они казались. Но Мстислав тут же уходил к другой, не менее бредовой мысли, начисто забывая про первую. Окружению нередко удавалось выхватить из речи Мстислава толику рациональных направлений, по которым впоследствии шла работа, но все остальное приходилось отвергать начисто ввиду невозможности реального исполнения.
Он предлагал прорубить дорогу в лесу, чтобы выйти на другую открытую местность и расширить владения, затем приказывал поработить расу волков и сделать их своими слугами, еще хотел, чтобы в каждом селе основали университет, и требовал, чтобы ему непременно изловили трех лихоманок — на эксперименты. В такие дни Великий князь был чрезмерно суетливым, активным, все не мог найти себе места, брался делать все, что попадало под руку, но ничего не доводил даже до середины исполнения.
А потом наступала резкая перемена, и Мстислав надолго уходил в себя: ни с кем не общался, ничем не интересовался, и, казалось, дела государственные его волновали ровно столько же, сколько лягушку беспокоит квантовая механика. Такие перепады нашими специалистами называются маниакально-депрессивным психозом, когда человек попеременно переходит из одной фазы настроения в другую и потом обратно. Шаман, помнится, рассказывал про что-то подобное.
Суть в том, что свой последний «гениальный» замысел Радзивилл все-таки умудрился организовать. Он по всему княжеству набрал отряд энтузиастов, снарядил корабль и двинулся вниз по течению Вескера с экспедицией по исследованию лесных дебрей, целью которой было добраться до самого центра леса и уничтожить его мозговое ядро, дабы людям впоследствии можно было и впрямь наведываться в глушь с одной корзинкой для грибов. Обещал ведь когда-то!
Перед отбытием правитель дал толчок местной династии, временно возложив монаршую власть на плечи своего старшего сына Янки. Тот был провозглашен Великим князем Радзивиллом Вторым спустя год, как не вернулся его отец, в чем, собственно говоря, никто и не сомневался. Следует отметить, что на Янке, как обычно на детях гениев, природа отдохнула конкретно.
Избалованный, взращенный в роскоши с малых лет, второй государь Мидлонского княжества туго соображал в управлении государством, равно как в экономике и внутренней политике. Он бы еще и во внешней ни черта не шарил, но ее как таковой просто не было. Зато в развлечениях паренек явно знал толк: именно стараниями Янки в Гладе появилась Арена, где устраивались бои с участием людей, волков и даже некоторых нечистых. Следующий правитель княжества, Радзивилл соответственно Третий, вообще ничем примечательным для истории отличиться не смог, кроме того, что слыл трепетным фанатом работы палачей. Само государство держалось исключительно на плечах верных княжескому роду советников, но таковыми были далеко не все особо приближенные.
Четвертый правитель стал проблеском разума за последние десятилетия, но было уже поздно. Переворот в кругах власти ему еще удалось предотвратить, но все же сеть заговоров и тонких интриг привела к народному восстанию, а после и отколу от Великого княжества Мидлонского самостоятельной государственной единицы под названием Казмадское королевство. К чести Великого князя того поколения, ему сначала удалось прочно стабилизировать ситуацию в Мидлонии, а затем и собрать достаточно сил, чтобы попытаться отвоевать былые земли, но враг оказался силен.
Шли годы, менялись правители, а вражда продолжалась, но до полной победы конфронтацию никому довести не удавалось. На сей день, судя по данным картографов, дислокация выглядела следующим образом: граница между Великим княжеством Мидлонским и Казмадским королевством проходила практически вертикально по центру Поляны, в основном совпадая с течением Вескера. Слева — княжество, справа — королевство. Основные силы мидлонцев концентрировались возле столицы Глады, которая, волею географической судьбы, располагалась теперь совсем рядом с границей врага. Казмадские войска большей частью базировались под крепостью Эризадол, возведенной на берегу Вескера не так давно с целью мобилизации армейских частей. Столица королевства, Линкос, находилась далеко на северо-востоке Поляны.
Активных боевых действий на данный момент никто из соперников не проводил, но оба государства уже нахохлились, как боевые петухи, в преддверии грандиозной драки. Просто пока никто не решался начать первым, выискивая разведкой слабые места оппонентов.
Княжество управлялось Советом Старейшин, верных традициям Радзивилла Первого. Нынешний правитель Радзивилл Седьмой унаследовал от родоначальника склонность к психозной переменчивости настроений по полной программе, поэтому являлся не более чем суетливым Петрушкой на пальцах сообразительных кукловодов. В Казмаде крепкой рукой и зычным голосом рулил королевством самодержец — король Ванко, отличавшийся особой жестокостью и любовью к внутриполостным хирургическим операциям без наркоза с целью извлечения правды.
Поселок, в котором сейчас находился Арсений Владимирович Вороховец, то есть я, разместился в самой западной точке Поляны, на территории, само собой, Мидлонского княжества. Беззаботность относительно далекого конфликта с казмадскими супостатами здесь, в Прилесье, полностью компенсировалась регулярными проблемами с другими, лесными, соседями.
Вот такие новости выложил мне болтливый добряк Горлан, да и еще мог продолжать, если бы Скокс не заснул. Поначалу староста обиделся, думая, что волшебник опять издевается над его рассказом, но вскоре выяснилось — чародея просто-напросто прилично накрыло вино. Видимо, все-таки, заслушавшись, перестал контролировать объемы. Сам-то я поначалу переживал, что местные напитки, равно как и чары, могут не возыметь на меня адекватного воздействия, но после первой кружки стало ясно — эффект алкоголя от мира и даты изготовления не зависит. Я сбавил обороты, чтобы сохранить возможность оценивать адекватно информацию, беспрерывно выдаваемую собеседниками.
Мы растолкали Скокса, тот обвел нас злобным взглядом, припоминая, где раньше мог видеть эти развеселые румяные рожи, но потом немного пришел в себя и вытащил свои диковинные инструменты. Пробормотав нечто про разговор, который обещал стать серьезным, волшебник вновь нарисовал в воздухе палочкой энергетическую фигуру. Правда, оказалась она гораздо меньше той, что он сваял на улице, да и получилась быстрее. Вспыхнув, рисунок превратился в голубую бабочку, которую Скокс направил себе на грудь. Волшебное насекомое вспорхнуло крылышками и вонзилось в тело волшебника. Тут же его зрачки сузились, и взгляд вместо свинского приобрел осмысленное выражение. Скокс принялся говорить быстро, отчетливо, ясно и вразумительно.
А рассказывал он вот о чем. Волшебники были всегда. Только поначалу выполняли функции племенных шаманов, пытаясь выколдовать что-нибудь этакое, но нередко бесполезно, а местами даже с вредом для здоровья — как своего, так и окружающих. Для того чтобы создать действенное заклинание, необходимо было сконцентрировать вокруг себя чары, которые пронизывали здешнее пространство невидимыми потоками, наподобие наших радиоволн. Затем требовалось в точности отразить структуру заклинания рисунком, сделанным с помощью некоего типа транслятора в виде палочки. Малейшая неточность — и эффект принимал стихийное направление с непредвиденными результатами вроде неуместно выросших в подмышках клыков или выжженного урожая вместо обильного полива. Еще одна проблема заключалась в том, что свободные чары для полноценного заклинания приходилось концентрировать довольно долгое время, которое очень жалко было тратить на эксперименты. Поэтому каждый волшебник имел наработку из примерно десятка более-менее проверенных заклинаний, с помощью которых и мог достаточно эффективно исполнять свои обязанности. В рутинную работу чародеев входила охрана племени от нечисти, лечение населения по мере сил, помощь с урожайностью и, самое главное, содержание окружающих в страхе и почтении.
От обычных людей, между прочим, волшебники ничем, кроме своих способностей, не отличались — ни анатомически, ни физиологически. Способность управлять чарами являлась неким подобием таланта, дарования. Только если, например, выдающийся художник способен изобразить потрясающей точности портрет, а обычный человек тоже может что-то похожее накалякать, то в волшебстве — ты либо умеешь управлять чарами, либо нет. Промежуточных вариантов не существует.
На новый уровень развития волшебников вывел опять же Мстислав Радзивилл. Правда, поначалу не все у чародеев с иноземцем ладилось. На будущего князя, как на представителя иного измерения, чары действовать наотрез отказывались, что вызывало бурю негодования среди пытавшихся сопротивляться объединению племен волшебников. Хотя впоследствии, по окончании создания Великого княжества Мидлонского, несомненные перспективы создавшегося положения чародеи видели даже во сне с закрытыми глазами, пуская слюнки нетерпения на подушку. Свобода и безопасность передвижения привели к образованию множества новых связей, знакомств, отношений. Теперь можно было все знания, эмпирически накопленные в разных уголках Поляны, собрать в одном месте, стократно расширив свой кругозор.
Волшебники устроили в Гладе первый Сейм Чароведения, на котором демонстрировали несчастные крупицы того, чему ценой неудач, травм, ссадин и увечий научились за долгие десятилетия, зато впитали в себя от каждого другого участника, с миру по нитке, море новых, ранее невиданных возможностей.
Чародеи договорились съезжаться на Сейм каждый год в плановом порядке и по экстренным показаниям — в случае непредвиденных ситуаций. Где-то на шестом съезде представители северных областей из-под Ледяных скал привезли стеклянные шары, выступавшие в роли емкостного носителя чар. С их помощью можно было держать под боком большое количество волшебной энергии, вместо того чтобы долго концентрировать ее из окружающей среды. Для проведения ритуала, чтобы наполнить шар, требовалось около суток, зато заряда хватало на очень долгое время. Это было нечто сродни изобретению скорострельного оружия и сделало волшебников намного более могущественными.
Одним из представителей чародеев был поначалу ничем особенным не выделявшийся волшебник по имени Кащер, который орудовал в самом тривиальном городишке на юге Мидлонии, регулярно посещал Сейм, а из всех отраслей чароведения больше всего увлекался мастерством исцеления. Сам по себе он был человеком довольно угрюмым и необщительным — друзей, женщин и детей за ним не замечалось. На Сейме вел себя как заправский партизан, то есть своей информацией делился чуть ли не под пытками, да и то вряд ли всей. Так, показывал пару заклинаний по заживлению чирьев и лечению икоты, но ничего более серьезного, зато на новые фишки коллег смотрел — как подростки видео с пометкой «ХХХ». В общем, полностью производил впечатление хронического провинциала, который сам толком ничего не может, но у корифеев поучиться не прочь. Большинство даже не знало, как его по имени, поэтому всерьез Кащера никто воспринимать даже не пытался. И очень зря.
Если бы хоть кто-нибудь догадался проследить за теми экспериментами, которые волшебник ставил на клинической базе в своем городке, все могло иметь совсем другое продолжение. Но…
Сначала дела шли достаточно неплохо. Кащер успешно исцелял людей, искал новые заклинания, привозил из Глады заимствованные, однако ходила по свету такая хворь, которую никакие чары не брали. Она исподволь, незаметно подтачивала организм, развивалась постепенно, в основном у людей в возрасте, которые поначалу даже не замечали ее, списывая все на усталость и давние травмы, поэтому к волшебникам обращались, когда уже мучиться не было сил. Все, что те могли сделать, — это лишь убрать боль, но люди умирали все равно.
Кащер искал выход. Он пробовал все новые и новые варианты, которые чаще только усугубляли ситуацию. Некоторые пробные заклинания сводили в могилу тех пациентов, которым по прогнозам оставалось жить еще довольно долго, но Кащер продолжал безрезультатно связывать вместе, комбинировать и переворачивать известные ему рисунки чар. Ходили слухи, что чародей даже осмеливался производить вскрытия, которые по всей Поляне были строго запрещены.
Возможно, волшебник тронулся умом на почве собственных изысканий, а может быть, так все и планировал, но когда ему все-таки удалось победить коварный недуг, исцеленным никто не завидовал, потому что эти существа трудно было назвать живыми людьми. Кащер делал из больных нечто смахивающее на труп, не любящее солнечного света, с тощим сутулым телом, сухой, черной, постоянно осыпающейся кожей, впалым, осунувшимся лицом без глаз, сиплым голосом и резкими движениями. Тех, кем они были раньше, несчастные напоминали весьма отдаленно. Из своей прошлой жизни существа сами ничего не помнили и вели себя крайне агрессивно, вполне сносно ориентируясь в пространстве без органов зрения и норовя постоянно полакомиться попавшейся под руку домашней скотиной, включая кошек и собак.
Волшебник объявил данные экземпляры новым этапом в развитии человечества. Они и вправду оказались более выносливыми, сильными, способными жить намного дольше обычного. Кащер обещал сделать такими всех, кто к этой метаморфозе предрасположен, но мало кому хотелось раньше времени настолько видоизменяться. Хотя все равно периодически находились слегка одаренные кое-чем личности, которым хватало мозгов прийти к волшебнику на переоформление личности.
Исчерпав лимит чудаков и юродивых в родном городе, Кащер со своей толпой красавчиков, беспрекословно ему подчинявшихся, двинул проповедовать в соседние селения. Из-за нелюбви к прямым солнечным лучам эта орава передвигалась либо в ночное время, либо в очень пасмурную погоду. Оттого каждое их появление на новом месте изрядно напрягало местных жителей. Представляю их ощущения: еще вчера все было спокойно, и вдруг ночью раздается непонятный вой, а утром городок уже наводняют дружные толпы кошмарных созданий.
Но, как ни странно, всюду отыскивались желающие примерять на себя новый облик — в основном те, кому либо терять было нечего, либо уже утерян был мозг. Так получалось, что далеко не всех жаждущих новой жизни Кащер мог удовлетворить — только представителей с особенной предрасположенностью. Несмотря на это досадное обстоятельство, ограничивающее массовые мутации, волшебник продолжал неистово агитировать население. Поэтому, когда Сейм Чароведения наконец обратил внимание на выходки своего подопечного, было слишком поздно. Кащер успел трансформировать самого себя.
Руководство Сейма во главе с Верховным Волшебником быстро нашло его и вступило в переговоры, убеждая остановиться, но колдун ничего не хотел слушать, настаивая на своем эволюционном предназначении. Тогда волшебникам ничего более не оставалось, как уничтожить сумасшедшего коллегу, но они даже не догадывались, насколько тот стал силен. Сказание об этой битве, когда погибли под чарами колдуна четыре величайших чародея, сохранилось и по сей день. Хотя некоторые говорят, будто главы Сейма вовсе не умерли, а лишь покинули тела, переселившись в доспехи Верховного Волшебника, и вот теперь томятся там, ожидая реванша. Доподлинно известно, что доспехи в самом деле после битвы остались, но слуги Кащера их сразу забрали с собой, и больше сбрую никто никогда не видел.
Тем временем, узнав о гибели своих лучших представителей, Сейм организовал массированную облаву на колдуна, да еще и регулярную армию Великого князя подписали на это дело. Погоня вышла на след и гнала врага до самой западной границы Поляны, однако убить его так и не смогли. Кащер неизвестно каким чудом постоянно избегал неминуемой смерти и в конце концов со своей немногочисленной свитой скрылся в дебрях леса, где искать его уже никто не рискнул.
То, что лес принял изгоев с распростертыми объятиями, стало понятно уже через пару лет после произошедших событий, когда вдоль западной границы Поляны ночами стали появляться исчадия Кащера. Они нападали на скот и запоздалых прохожих, пугали окрестные деревни своим сиплым воем и абсолютно заслуженно получили название «пачвары».
Ухудшал обстоятельства еще и тот факт, что колдун добрался до волков. Закадычными друзьями людей тех и так назвать было сложно, а теперь они еще вместе со своими модифицированными прототипами — волколаками — на пару принялись выгрызать популяции мидлонцев, живущих рядом с лесом.
А хуже всего — это предательское поведение целой ватаги волшебников, жаждущих большей силы. Они возжелали присоединиться к сумасшедшему Кащеру! Естественно, об этом стремлении опальные чародеи никому не говорили, а так тихонько, бочком, повышмыгивали из Сейма — и бегом к злобному колдуну, трансформироваться. Обычных чародеев по-прежнему так и называли волшебниками, а тех, что сменили амплуа, — колдунами. Такая вот дифференцировка.
Ну а на самом-то деле пока все на Поляне шло вроде как неплохо. Человек — такое существо, способен приноровиться к любым условиям. Не сказать чтобы нечисть совсем уж настойчиво доставала честной люд, особенно если не искать ночами приключений на опушке лесной чащи, а сидеть за стенами большой кучей с бдительной охраной. Но в последнее время совсем распоясались нечистые, все чаще стали ошиваться рядом с пограничными поселками. Пару раз под покровом сумерек твари осмеливались даже напасть на людей. И покусать умудрились кое-кого аж до летального исхода. Пачвары с волколаками стали вылезать из дебрей там, где про них только детям страшилки рассказывали, а вживую даже не видали, то есть на севере и юге Поляны. Вот и прибыл Скокс в Прилесье на разведку, где нежданно-негаданно повстречал пришельца номер два. Правда, если учитывать никем не замеченного пребывания на Поляне моего соседа Леонтия Палыча, то номер три.
