ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Только не дергайся, приятель.
Голос был хриплый и сонный. Видно, ждали уже давно.
Сидел внутри? Потому и замок не крутился — был уже открыт…
Стас осторожно — медленно и плавно, как сонная черепаха, — оглянулся.
Да, внутри сидел. Без плаща или куртки, в одной рубашке и белой жилетке из ангарского пуха. Зато с кобурой слева под мышкой и “шпуром” в правой руке. Да и без пистолета парень был не мелкого десятка. Под два метра и довольно накачанный.
— Ну заходи, заходи! — снова пробасил мужик. — Не май месяц… Ой, только не делай такое лицо. Корочки показать?
Стас так же медленно и плавно повернулся к двери.
Корочки… И на том спасибо. Значит, гэбэшники. Плохо, но не самый худший вариант. Рубакову Крысолов, по крайней мере, нужен. Сразу убивать не будут. А вот с ребятами Графа было бы точно безнадежно…
Спящий на ходу Серый сообразил, что они не одни. Оглянулся. На затылке приподнялась шерсть.
— Гырыга?
— А ты заткнись, мартышка, — сказал мужик. — Ну, давайте, давайте! Холодно.
Стас распахнул дверь и вошел. Провожатый вошел следом, прикрыл дверь и щелкнул выключателем.
В кресле возле кровати сидел еще один. Дернув рукой по подлокотнику к пистолету, он заморгал, щурясь на свет.
Толстый, небритый и с вспотевшим лоснящимся лицом. В помятом коричневом пиджаке и таких же помятых и задравшихся кверху брюках. Между их краями и сползшими к самым ботинкам носками виднелись полоски бледной кожи.
— А, вот и наше биологическое оружие подтянулось…
Толстяк потянулся, постанывая от удовольствия. И нахмурился, разглядывая. Больше даже не Стаса, а Серого. С сомнением наклонил голову набок:
— Мартышка мартышкой вроде… — Потом пожал плечами и покосился на первого гэбэшника. Сказал все с той же сонной ленцой: — Но ты, Дмитрия, на всякий пожарный бы его того… Оприходуй…
А сам подцепил с журнального столика пачку сигарет, выбил одну и сунул в рот, щелкнул зажигалкой. На полу рядом с креслом стояла пепельница, полная окурков. С самого утра они тут, что ли?
— К-стене-руки-поднять-отклячиться-ноги-шире, — выдал Дмитрич едва разборчивой скороговоркой.
— А представиться по форме? — поинтересовался Стас.
— А рукояткой в зубы? — предложил Дмитрич. — Еще раз разинешь пасть, когда не спрашивают, огребешь и в грызло, и сопротивление при задержании, и оскорбление при исполнении. Усек?
Стас пожал плечами. Ну-ну… Повернулся к стене, положил руки на лакированную вагонку, чуть липкую.
Что-то не похоже на нормальное задержание. Ни ребят в камуфляже и бронежилетах, ни суеты, ни начальства, которое тут как тут, когда все готово, мигом из кустов… Словно они тут одни… Но они же местные! Совсем не похожи на лощеных ребят из головного офиса. И только двое?.. На задержание Крысолова? Мелко ценят, однако… В городе, помнится, совсем иначе было.
Чертовщина какая-то!
По левому боку пробежала рука Дмитрича. Замерла под левой подмышкой. Вытащила из кобуры “хеклер-кох”. Дмитрич присвистнул.
— Чего там? — оживился толстяк в кресле.
— Да тут мама не балуй! Похоже, мартышка в самом деле паленая… Пистолет у него тут. “Хеклер”.
— Серьезно?..
— Ага. Лови, майор! — Дмитрич выщелкнул обойму и бросил толстяку сначала ее, потом пистолет. Его рука пошла по второму боку. Замерла.
— Охренеть! У него и второй!
Он выдернул второй “хек” и с силой ткнул Стаса в спину. И уже не сонно пробормотал, а рявкнул в полную силу:
— Ну-ка к стене, я сказ-зал! Ноги расставить! Шире!!!
Рука, уже не церемонясь, с силой отшлепала по ногам, скомкала полы плаща.
Еще один пистолет — маленький револьвер — был. Но не здесь, а в бардачке “нивы”…
Стас закрыл глаза. Так… Ну-ка собрались, сгребли мысли, разбегающиеся, как тараканы… Что происходит?
Чего их пистолеты удивляют? Они тут в засаде на Крысолова — пусть объявленного в розыск и неофициально, без всех формальностей, по внутриведомственному телеграфу, но все-таки объявленного, — или где?..
— Теперь можешь развернуться, — сказал Дмитрич. — Только без глупостей.
Стас осторожно обернулся. Наручники нацеплять не пытаются… Явно не группа захвата, какие-то оперативники.
Но ждали с утра в засаде…
Бред какой-то!
— Не хотите представиться, господа? А также неплохо бы, наконец, сообщить, в чем меня обвиняют… Для начала номер ориентировки.
— Подкованный, да? — сквозь зубы, не вынимая сигареты, отозвался толстяк, вертя в руках “хек”. — А вот расскажи-ка нам, зачем тебе пистолет, умник?
— Разрешение в кобуре. — Стас пожал плечами. — Оформлено по всем правилам.
— Я спросил “зачем”, а не “где разрешение”!
— Просто люблю оружие. Можно? Кстати… Я не совсем понял: где ваш ордер? Это арендованное мной помещение. Что-то не припомню, чтобы я вас сюда приглашал. Кроме того, вы сломали за…
— Умный, да? — перебил толстяк. — Ну если ты такой умный, то быстренько объясни нам, почему вот эта вот мартышка, — он ткнул пальцем на Серого, — не была оформлена на проживание в гостинице?
Так вот в чем дело…
При въезде в мотель полагалось регистрировать имевшееся на руках животное. Но Серый, понятное дело, зарегистрирован не был.
Потому что полагалось и кое-что еще. Владелец гостиницы тут же должен был потребовать электронный документ на животное и сразу же отправить эти данные в базу данных КГБ на зарегистрированных животных. Прошло ли животное все проверки на наличие генных модификаций? А если такие модификации есть, укладываются ли они в узкий список разрешенных? Иначе это не животное, а биологическое оружие.
И если в базе данных КГБ данное конкретное животное не числилось, если электронный документ фальшивый, — то в гостиницу тут же, на всех парах мчалась группа оперативников…
Хуже всего было не то, что данные из электронного паспорта на животное положено было отправлять на проверку в базу данных. Гораздо неприятнее было то, что за выявление животного с нелегальными модификациями полагалась премия. Вполне весомая премия. И выплачивалась она быстро и без проблем. Так что сколько ни умасливай хозяина гостиницы — бесполезно. Кто откажется взять то, что дают, а потом еще и получить премию? Одно другому не помеха…
Серый не был оформлен. Но мотель же почти пустой! А домик этот крайний. И приходили и уходили рано утром и поздно вечером… Не должны были заметить, не должны.
— Так что, нет разрешения? А может, ты его только что нашел? Написал заявление, что нашел бездомное животное с подозрением на несанкционированные генетические модификации и собрался везти его к нам? А?
Был такой способ. Иногда он даже срабатывал…
Но, во-первых, ребята ждут с утра. Значит, сообщили о шимпанзе им как минимум часов десять назад. За это время можно было бы отвезти его даже в Пригород, не то что до Пензы доехать. После такого даже самый лояльный суд не поверит, что это находка, которую просто не успел сдать куда полагается…
А во-вторых… Как только дойдет до выяснения личности, ребята сразу поймут, что…
— Эй, майор! — позвал Дмитрич. Прищурившись, он разглядывал Стаса. — А не… Ешкин кот! Не может быть…
Он снова поднял ствол пистолета и отступил на пару шагов, словно боялся, что на него бросятся.
Броситься, конечно, можно. Но что толку? Даже если он не успеет выстрелить до того, как из его руки выбьют пистолет, то успеет выстрелить тот второй, майор. И даже если майор промахнется — все равно.
Дуло у “шпуров” одиннадцать миллиметров, громыхают как маленькая мортира. Весь мотель переполошится. Тут же и вызовут кого следует.
До Пензы не так близко, сотня верст — приедут не сразу. Но толку-то? Здесь, в этих “Дубовых домиках”, не спрячешься. А шоссе перекроют. Потом прочешут лес…
Ну, от облавы можно как-то уйти. Но когда весть о том, что Крысолов зачем-то был здесь, дойдет до Графа… Насторожится. И прощай секвенсор…
— Чего такое? — нахмурился толстяк.
Дмитрич расстегнул левой рукой чехольчик, пристегнутый к ремню, достал мобильник. Не отрывая взгляда от Стаса, резко дернул рукой, откинув верхнюю панель. На ее тыльной стороне показался маленький монитор, на второй половинке крошечная клавиатура.
— У нас там комп в машине включен, майор?
— Всегда включен, чего его выключать… — отозвался толстяк. — Что, узнал кого?
— Да фиг его знает… Похож. Но…
Бросая короткие взгляды на монитор мобильника и тут же резко вскидывая глаза обратно на Стаса, словно боялся атаки, Дмитрич нажимал большим пальцем на клавиши.
Щелк, щелк… Большой палец замер. Глаза Дмитрича заметались от экрана к Стасу и обратно, туда-сюда, туда-сюда, быстро-быстро… По лицу медленно, но неудержимо расползалось восхищение. С щедрой примесью недоверия, словно Дмитрич боялся проснуться и обнаружить, что все это был лишь сон.
— Ну что там?! — позвал толстяк.
Дмитрич наконец-то поверил своим глазам. Губы растянулись в улыбке, и он восхищенно выматерился.
Майор вскочил с кресла, заглянул на экран мобильника. Его брови взлетели вверх, он попытался взять мобильник, но Дмитрич не отдал. Гэбэшники уткнулись в мобильник, словно подростки, первый раз в жизни заглянувшие в сеть через браузер, в котором нет детских ограничений.
Разглядывали картинку на экране, косились на Стаса. Как на экспонат в зоопарке. Счастливо гыгыкали.
— Крысолов, надо же… — пробормотал Дмитрич. — Собственной персоной… Пятый уровень важности, офигеть! Только чего натворил, нету…
— Значит, и не надо, — сказал толстяк. — Меньше знаешь, крепче спишь… И вообще это хороший знак, Дмитрич. Если нет того, что натворил, то это даже лучше. Уж ты мне поверь. Можешь начинать готовиться к обмывке…
Серый хмуро косился на них. Поглядел на Стаса. Удивленно. Чего это здоровые дядьки ведут себя тупее диких макак?
Стас потрепал Серого по макушке. Как бы случайно окинул комнату взглядом. Лениво прикрыв веки, осторожно, без резких движений, чтобы не выдать себя.
Дверь в заднюю комнату прикрыта.
На полу полная пепельница.
На столе зажигалка и почти пустая пачка сигарет. Ни термоса, ни оберток, ни крошек… Никаких следов съестного. А сидят вроде бы чуть ли не с утра…
Ну что ж, не самая плохая диспозиция.
— Послушайте, господа! — холодно сказал Стас. — Не знаю, как вы, а я жутко хочу есть. Давайте с делами чуть позже?
Гэбэшники замерли. Счастье на их лицах сменилось удивлением.
Они переглянулись.
— Во народ эти пригородные… — восхитился Дмитрич. — Наглые, как танки… Я с них фигею.
— Ты еще наших в головном офисе не видел, — сквозь зубы сказал толстяк. — Ни фига не делают, только задницы протирают, зато каждый второй на “сахалин-карате” раскатывает… За что его ловят, говоришь, Дмитрич? Да есть за что, выходит. Опытный он, падла, чувствуешь? Не любит обезьянью баланду. Вот и хочет напоследок нормально брюхо набить…
— Так вы не против перекусить, господа? — сказал Стас. — Я, знаете ли, привык к регулярному питанию и обсуждать дела на пустой желудок не люблю… Или вам, может быть, к этому не привыкать, ради дела живота не жалеете?..
И медленно, медленно, чтобы не нервировать, двинулся к двери в заднюю комнату.
— Стоять! — рявкнул Дмитрич и вскинул пистолет. Дуло “шпура” снова уставилось прямо в живот.
— Подожди, — пробурчал толстяк. Он сглотнул, и по комнате ясно разнеслось журчание в животе. — Жрать в самом деле охота… Ни обеда, ни ужина… Работа работой, но я не воздушный фильтр, чтоб одним табачным дымом питаться. — Он оглядел комнату, посмотрел на Стаса: — А здесь что, Крысолов? Есть чего пожрать?
Господи, ну и оперативнички… Даже не соизволили вторую комнату толком обыскать? Сидели тут целый день и не додумались заглянуть в холодильник? Точно местные. Совсем дикие.
— Полный холодильник, — сказал Стас. — Сыр, салатики корейские, остренькие… Грибочки. Сопливые такие маслята…
— Дмитрич, ну-ка проверь. — Толстяк кивнул на дверь.
— Гм… Может, потом, майор? Может, лучше сначала его отвезем, а? Все спокойнее… Или отзвонимся хотя бы…
— Икорка черная. Блинчики под нее, — равнодушно сообщил Стас, глядя в куда-то в угол комнаты, под потолок. — Только их надо разогреть, чтобы горяченькие были, чтоб маслице на них шипело…
Толстяк сглотнул. Хлопнул Дмитрича по плечу:
— Не грузись, капитан. Никуда он от нас не убежит… Перекусим быстро, а потом сразу к нам. Ты, кстати, зря думаешь, что там все быстро будет. Что приехал, сдал и пошел в столовую. Удача не баба, ее надо знать, с какой стороны приходовать. Благодарности-то еще получить надо, они и к другим уплыть могут, если в кругу коллег хлебалом хлопать… Не беги вперед паровоза! Еще запаримся отчеты писать, чтобы получить все, что причитается. Давай-ка… Проверь лучше, что у него там. — Майор снова кивнул на дверь.
Дмитрич вздохнул:
— Может, все-таки отзвоним нашим?
— Охренел? Хочешь, чтобы когда мы приедем, там уже все начальство было? Дмитрич, ты так до пенсии в операх бегать будешь…
Дмитрич опять вздохнул. Сморщился, но все-таки пошел.
Заглянул в заднюю комнату, щелкнул выключателем. Звякнула дверца холодильника.
— Ну? — позвал толстяк.
— Да, есть… Полный…
— Ну-ка, давай! — Толстяк дернул головой и повел дулом на дверь. — Только не шали.
Стас пожал плечами и прошел в комнату. Серый, ухватившись за штанину, хмуро семенил рядом.
* * *
— Тут у него водка есть, — сообщил Дмитрич, распахнув морозилку.
— Да? — с полным ртом буркнул толстяк. На миг перестал орудовать ложкой, перекидывая маслята из баночки в рот. Отвел руку с банкой от подбородка. — Какая?
— По высшему разряду. “Пригородная”.
— Давай ее сюда! И мясного чего-нибудь, пожирнее… Откопай там…
Толстяк подцепил со стола, уставленного баночками и упаковками, кусок хлеба и снова припал к банке с грибами, пожирая взглядом то, что в данный момент не мог впихнуть в себя.
— Да нет тут ничего мясного… — отозвался Дмитрич. Оглянулся на Стаса. — Ты чего, вегетарианец, что ли?
Стас промолчал. Перестал орудовать вилкой в пластиковой упаковке с морковкой по-корейски. Поерзал в кресле, задумчиво простучал ногтями по деревянному подлокотнику.
Кресло было у стены, в самом углу комнаты. Не то чтобы гэбэшники отогнали его подальше от стола. Нет, не они. Сам выбрал.
Серый сидел рядом и хмуро грыз булку. Без привычного дикого аппетита. Почувствовал, что что-то не так? Дмитрич зазвенел стаканами.
— Этому наливать?
— Да налей, пусть хлопнет… — Толстяк хмыкнул. — Разговорчивее будет…
Дмитрич сдвинул с краешка стола запасы из холодильника и втиснул три стакана. Свинтил пробку с запотевшей бутылки и плеснул по стаканам.
Протянул один Стасу.
— Ну, давайте… — сказал толстяк. — За нас, в общем.
Они с Дмитричем чокнулись, протянули стаканы к Стасу.
Стас стакан не поднял.
— Не чокаясь, господа.
Гэбэшники переглянулись.
— Брезгует? — предположил Дмитрич, нахмурившись.
— Да нет… Это он слезу давит… Типа, что он уже практически покойничек. Чтоб нас совесть замучила. Когда ему в нашем головном офисе лобные доли резать будут.
— А что, правда будут? Для чего он им? Ориентировка-то… — Дмитрич неопределенно мотнул головой.
— Может, и будут, — пожал плечами толстяк. — Но ведь сам заслужил, верно? За просто так в наш головной офис не таскают. Значит, заслужил. Бог не тетка, он все видит. И за все надо расплачиваться. Жировал в своем Пригороде? Жировал. Так что теперь пусть не ноет… — Развернулся к Стасу: — Ну и хрен с тобой, Крысолов! Не хочешь с нами пить, не надо. А вот на подсознание нам капать не стоит, сами умеем. Твое дело бегать, наше дело ловить. И свое дело мы честно делаем… Ну, будем, капитан!
Они еще раз чокнулись и выпили.
— Честно делаете? — кисло усмехнулся Стас. — То есть ориентировка на меня оформлена по всем правилам? И в чем же меня, в таком случае, обвиняют?
Толстяк сморщился. То ли от водки, то ли от слов. Почти по-доброму попросил:
— Не выеживайся, Крысолов…
— Раз ориентировка пришла, значит, в чем-то обвиняют, — сказал Дмитрич. — А в чем, это уже другой вопрос. Не наше дело. Меньше знаешь, крепче спишь. Верно, майор?
— Вот как? — сказал Стас. — И это называется — честно? Хорошо же вы работаете, господа.
Стас опрокинул в себя с донышка стакана.
— Нет, ну что вы за народ такой, пригородные, а? — сказал толстяк. — Все бы вам испоганить, все бы в душу плюнуть. С тобой как с человеком, вот, пожрать дали, а ты, сволочь, все… — Толстяк махнул на Стаса вилкой, крякнул и принялся за блинчики.
— Лес рубят — щепки летят, — сказал Дмитрич, глядя на Стаса, но то и дело косясь на толстяка. — Правильно, майор? Законы законами, а главное — дело. Нам что сказали, то мы и делаем. Раз надо — значит, надо.
— Кому надо? — уточнил Стас.
— Не умничай, — буркнул толстяк.
— Нам надо! — сказал Дмитрич. — Фирме. Народу. России. А такие, как ты, только о своей заднице и думают! А родина вам по фигу… Так что все правильно. С такими, как ты, только так и надо. Правильно, майор?
Толстяк сморщился, жуя блинчик, и ничего не ответил. А когда прожевал, поглядел на Стаса.
— Ладно, Крысолов… — Толстяк хлопнул Стаса по плечу. Да так и оставил на плече руку этак по-дружески. — Сам же все понимаешь… Будь мужиком, научись принимать жизнь такой, какая она есть. Ну, не повезло… Мы-то не виноваты, правда? Судьба у тебя такая, значит.
Стас дернул плечом, сбросив руку майора.,
— Нет, он точно брезгует, — сказал Дмитрич.
— Да, — нахмурился толстяк. — С ним, сукой, по-человечески, а он морду воротит. Все права качает…
Дмитрич продекламировал:
– “А не испить ли нам кофею, графиня?” — “Отнюдь, граф”, — ответствовала графиня. “Брезгуешь, падла”, — сказал граф”.
— И имел графиню четыре раза! — довершил толстяк хором с Дмитричем. Поглядел на Стаса:
— Ну чего, Крысолов? Я вижу, наелся уже, раз умничать начал? Последняя просьба невинно осужденного исполнена, мученик ты наш? Можем ехать?
Стас кисло усмехнулся, гоняя вилкой остатки морковки и не поднимая глаз. Не о том думаешь, служивый… Впрочем…
Как ты сказал? Судьба, значит, такая? Может, ты и прав…
Ну, судьба так судьба.
Стас опять поерзал в кресле. Еще немного отодвинув его от стены. Опять задумчиво простучал ногтями по подлокотнику простенький ритм.
— Ну все, что ли? — спросил Дмитрич. — Идем, майор? Давай сгребем это. — Он кивнул на стол. — В машине доешь. Ну, поехали! Посмотри, и так времени уже сколько! Целый день тут торчим!
— Ну чего сидишь? — Толстяк покосился на Стаса. — Наелся? Все? Давай топай на выход.
— Почти все, — сказал Стас. Кивнул на Серого. — Шимпанзе. Его надо в туалет сводить.
Стас привстал, но толстяк махнул рукой: стоп, не стоит пока подниматься с кресла.
— По очереди. Сначала шимпанзе, потом ты. — Кивнул Дмитричу на Серого, взял со стола пистолет. — Займись мартышкой, капитан, а я этого посторожу.
Стас пожал плечами — словно ему совершенно безразлично, кто поведет Серого в уборную.
Главное, не выдать ожидания. Весь расчет и был на то, что они напрягутся. Напрягутся и не дадут сходить в уборную вместе с Серым. Решат сделать это сами. И, значит, разделятся.
— Эй, мартышка! Пошли! — Дмитрич схватил Серого за лапу и потащил в ванную.
Серый кинул мрачный взгляд на Стаса, но послушно засеменил за Дмитричем.
Стас с задумчивым видом опять начал барабанить ногтями, но бросил ритм, не выстучав его до конца.
Прислушался. Показалось? Или…
Сзади, внизу за креслом, опять тихо прошуршало. Наконец-то!
Теперь там, между обивкой кресла и дощатой стеной дома, шуршало тихо, но постоянно. Там, в углу за креслом, стена была не цельная. Пара досок снаружи и обделочные дощечки вагонки изнутри остались на своих местах, но держались на соплях, чисто символически.
Чуть ткни, и откроется проход. Маленький, но кое-кому хватает.
Это усовершенствование было сделано в первый же день, сразу, как только снял домик на две недели. Тогда же и кресло переместилось в этот угол, чтобы доски не выпали сами. Мало ли, зайдет днем горничная прибраться и увидит… Вопросы начнутся, внимание, Серого заметят…
Сделано это было на всякий случай. Надейся на лучшее, но готовься к худшему. И вот поди ж ты, пригодилось… То ли ты стал слишком хорошо думать о мироздании и ждать от него слишком хорошего, то ли мироздание стало думать о тебе слишком плохо и решило избавиться от тебя…
Стас медленно, будто в задумчивости встал и подошел к окну.
Толстяк в кресле возле стола напрягся. На всякий случай проводил Стаса дулом пистолета. Но когда Стас остановился возле окна, расслабился.
Ну-ну…
Стас прижался к стеклу, чтобы не мешал свет из комнаты. Кажется, в темноте напротив что-то дернулось. Там, где был еще один домик. Внутри свет не горел, но нежно-голубой фонарик освещал дорожку между домиками, тускло освещал и все вокруг. И там, в окне домика напротив, что-то дернулось. Занавеска?
Там приоткрыта фрамуга, и просто был порыв ветра?
Или кто-то смотрит?
— Что, крыс высматриваешь? — Толстяк с ухмылкой следил за Стасом.
Крыс… Да нет, какие уж тут крысы. Тут похуже твари водятся. Старушка какая-нибудь, которую хлебом не корми, дай в чужие окна поглазеть… Стас медленно, будто бы не отдавая себе отчета, что делает, развел руки, взялся за края штор.
— Это ты там, в вашем Пригороде, Крысолов, — сказал толстяк. — Это там с тобой цацкаться будут. А тут ты никто.
— А ты? — спросил Стас, уже не скрывая чувств. Видно, чувств было много. Толстяк аж крякнул, как от тычка в живот. И тоже перестал сдерживаться:
— Ну все, надоел! Пошел на выход, урод! Толстяк завозился, поднимаясь.
Не поворачиваясь от окна, Стас тихо, но резко бросил:
— Бой!
— Чего?.. — нахмурился толстяк.
В освещенном изнутри окне, как в зеркале, к нему метнулись две серые тени.
Стас рванул шторы, закрывая окно, бросился назад. Только бы не успел выстрелить!
Толстяк, почти встав с кресла, захрипел. Выгнулся, как от удара тока. На его шее, вцепившись под подбородком, повис Рыжик. Белоснежка рвала запястье правой руки, не давая нажать на курок.
На второй руке, блокируя и ее на всякий случай, повис Лобастый. Чтобы Рыжик и Белоснежка лишний раз не дергались.
Толстяк хрипел, вздрагивая всем телом. Терял равновесие и опрокидывался обратно в кресло, но изо всех сил старался устоять на ногах. Дернул руками, не то удерживая равновесие, не то пытаясь дотянуться до шеи, откуда хлестала кровь…
— Эй, что там у вас? — позвал Дмитрич.
Толстяк потерял равновесие и упал обратно в кресло. Он еще пытался сопротивляться, но его глаза уже подернуло поволокой…
Стас вырвал из его руки пистолет, взял под прицел дверь, медленно сдвигаясь в сторону, к стене. Ни к чему маячить посреди комнаты, играя в ковбоев и подставляясь под пули.
На холодильнике, у входа в комнату, уже сидела Скалолазка, прижавшись к стене сразу за косяком. На полу, за углом холодильника, изготовился к прыжку Ушастик.
— Майор! Что там у вас?
Дмитрич с топотом влетел обратно в комнату.
Скалолазка рванула с холодильника вниз, ему на голову. Врезала всеми четырьмя лапами по лицу, располосовав его, и упала вниз, на руку. Ушастик ударил в руку снизу и повис на запястье, как маленький бультерьер.
Но руки у капитана были большие и сильные, и перекусить сухожилие с первого раза не получилось. Пистолет из руки не выпал.
Но и выстрела не было. Вцепившись в руку, Ушастик и Скалолазка драли запястье, не давая мышцам сжаться.
Лицо Дмитрича исказилось, он открыл рот, но так и не закричал. Белоснежка, Рыжик и Лобастый оставили майора и набросились на Дмитрича, все втроем целя в шею, в яремную вену…
