Книга: Страхи мудреца. Книга 1
Назад: ГЛАВА 35 ТАЙНЫ
Дальше: ГЛАВА 37 ТЕПЛО КОСТРА

ГЛАВА 36
НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ЭТО

Прошло несколько дней, и я пригласил Вила с Симом за реку, отпраздновать успех нашей кампании против Амброза.
Учитывая мое пристрастие к саунтену, винопийца из меня был так себе, однако Вил и Сим были столь любезны, что продемонстрировали мне все тонкости этого дела. Мы побывали в нескольких кабаках, просто для разнообразия, но под конец вернулись в «Эолиан». Мне там больше нравилось из-за музыки, Симмону — оттого, что там было много женщин, а Вилему — оттого, что там подавали скаттен.
Когда меня вызвали на сцену, я был уже слегка навеселе, но для того, чтобы я перестал попадать по струнам, нужно нечто большее, чем немного вина. Чисто чтобы показать, что я вовсе не пьян, я спел «Брели бреднем мимо броду», которую и на трезвую-то голову не выговоришь.
Слушателям понравилось, и они проявили свое одобрение подобающим образом. И, поскольку я в тот вечер не пил саунтена, большая его часть стерлась у меня из памяти.
* * *
Мы втроем неторопливо возвращались из «Эолиана». Воздух пах морозом, предвещая близкую зиму, но мы трое были молоды, и выпитое грело нас изнутри. Ветер откинул мой плащ, и я радостно вдохнул полной грудью.
Внезапно меня охватила паника.
— А где моя лютня?! — воскликнул я несколько громче, чем собирался.
— Ты ее оставил у Станчиона в «Эолиане», — сказал Вилем. — Он боялся, что ты споткнешься об нее и сломаешь себе шею.
Симмон остановился посреди дороги. Я налетел на него, потерял равновесие и плюхнулся на землю. Он как будто и не заметил.
— Знаете, — сказал он очень серьезно, — похоже, сейчас мне это не по плечу.
Впереди возвышался Каменный мост: шириной в семьдесят метров, с высокой аркой, вздымающейся над рекой на высоту пятиэтажного дома. Он был частью Большого Каменного тракта, прямой как гвоздь, ровный как стол, древнее, чем сам Господь. Я знал, что он весит как гора. Я знал, что он с обеих сторон огражден парапетом метровой высоты.
И, несмотря на все это, мне сделалось ужасно не по себе при мысли о том, чтобы через него перейти. Я, пошатываясь, поднялся на ноги.
Пока мы трое изучали мост, Вилема медленно повело в сторону. Я протянул руку, чтобы его подхватить, и в то же время за меня ухватился Симмон — то ли затем, чтобы мне помочь, то ли затем, чтобы самому удержаться на ногах.
— Нет, — повторил Симмон, — сейчас мне это точно не по плечу.
— Тут есть место, где можно посидеть, — сказал Вилем. — Келла трелле турен навор ка!
Мы с Симмоном сдержанно фыркнули, и Вилем повел нас через рощу к небольшой полянке метрах в пятнадцати от подножия моста. К моему изумлению, в центре полянки возвышался, указывая в небо, высокий серовик.
Вил вышел на полянку спокойно и уверенно, словно она давно была ему знакома. Я шел медленнее, с любопытством озираясь по сторонам. Для бродячих актеров серовики имеют особое значение, и встреча с ним вызвала во мне смешанные чувства.
Симмон плюхнулся навзничь в густую траву, Вилем прислонился к стволу кривой березы. Я подошел к серовику и коснулся его кончиками пальцем. Камень был теплым и родным.
— Не толкай ты эту штуку! — нервно сказал Симмон. — Упадет еще!
Я расхохотался.
— Сим, этот камень тут уже тыщу лет стоит! Не думаю, что если я на него дыхну, это ему повредит.
— В общем, отойди от него подальше! Это нехорошая штука.
— Это же серовик, — сказал я, дружески похлопав камень. — Они отмечают древние дороги. Если уж на то пошло, рядом с ним безопаснее всего. Серовики отмечают безопасные места. Это все знают.
Симмон упрямо потряс головой.
— Это языческие святыни!
— Спорим на йоту, что я прав! — поддел я.
— Ха! — Симмон, не вставая, поднял руку. Я подошел и хлопнул его ладонью по ладони, таким образом официально побившись об заклад.
— Завтра же пойдем в архивы и проверим, — сказал Сим.
Я сел на землю рядом с серовиком и только-только начал было расслабляться, как вдруг меня охватила паника.
— Тело Господне! — воскликнул я. — Моя лютня!
Я попытался было вскочить на ноги, но вместо этого едва не вышиб себе мозги о серовик.
Симмон попытался сесть, чтобы успокоить меня, но это движение оказалось для него слишком резким, он неуклюже завалился набок и зашелся хохотом.
— Не смешно! — вскричал я.
— Она в «Эолиане», — сказал Вилем. — Ты уже четырежды спрашивал про нее с тех пор, как мы оттуда ушли.
— Ничего подобного! — уверенно ответил я, хотя на самом деле чувствовал себя далеко не столь уверенно. Я потер затылок в том месте, которым ударился о камень.
— Да ладно, тут стыдиться нечего, — великодушно махнул рукой Вилем. — Человеку свойственно не переставая думать о том, что дорого его сердцу.
— Я слышал, как Килвин пару месяцев назад нагрузился в «Кранах» и не умолкая болтал о своей новой холодной сернистой лампе, — заметил Симмон.
Вил фыркнул.
— А Лоррен распространяется о правильном обращении с книгами. «За корешок берите, за корешок!» — проворчал он, делая хватательные движения обеими руками. — Если я это еще раз услышу, я его самого за корешок возьму, ей-богу!
Тут меня посетило воспоминание.
— Тейлу милосердный! — внезапно ужаснулся я. — Я что, в самом деле пел сегодня в «Эолиане» «Лудильщика да дубильщика»?
— Ага, — сказал Симмон. — А я и не знал, что в этой песне так много куплетов.
Я наморщил лоб, судорожно пытаясь вспомнить, как все было.
— И про попа и овцу тоже пел?
Не самый подходящий куплет для приличной компании.
— Ниа, — ответил Вилем.
— Слава тебе, Господи!
— Там было про козу, — уточнил Вилем с самым серьезным видом, а потом разразился хохотом.
— «В тейлинской сутане!» — пропел Симмон и тоже расхохотался.
— О нет… — простонал я, закрыв лицо руками. — Когда мой отец это пел на публике, мать отправляла его ночевать под фургоном! Станчион отлупит меня дубинкой и отберет у меня дудочки в следующий раз, как увидит!
— Всем понравилось! — утешил меня Симмон.
— Станчион тоже подпевал, — добавил Вилем. — Надо сказать, что к тому времени у него самого нос был довольно красный.
На некоторое время воцарилась уютная тишина.
— Квоут! — окликнул меня Симмон.
— Чего?
— А ты что, правда эдема руэ?
Вопрос застал меня врасплох. В другое время я бы разозлился, но прямо сейчас я не знал, что об этом думаю.
— А это важно?
— Да нет. Мне просто стало интересно.
— А-а.
Я еще некоторое время посидел, глядя на звезды.
— А что тебе стало интересно?
— Да так, ничего, — сказал он. — Амброз пару раз обзывал тебя «этот руэ», но он тебя и другими оскорбительными словами обзывал…
— Это не оскорбление, — возразил я.
— Я хотел сказать, он говорил о тебе много такого, что не соответствует действительности, — поспешно поправился Симмон. — О своей семье ты ничего не рассказывал, но иногда ты говоришь вещи, которые заставляют задуматься.
Он пожал плечами, по-прежнему лежа навзничь и глядя на звезды.
— Я никогда не был знаком ни с кем из эдема руэ. Ну, в смысле не так чтобы близко.
— Все, что тебе рассказывали, — вранье, — сказал я. — Мы не крадем детей, не поклоняемся темным богам и вообще ничего такого не делаем.
— Да я ни во что такое и не верил, — отмахнулся Симмон, потом добавил: — И все же, наверное, кое-что из того, что о вас рассказывают, должно быть правдой. Я никогда не слышал, чтобы кто-то играл так, как ты.
— Ну, мое происхождение тут ни при чем, — возразил я, потом, поразмыслив, уточнил: — Разве что отчасти.
— А плясать ты умеешь? — ни с того ни с сего поинтересовался Вилем.
Спроси об этом кто другой или в другое время, я бы, наверно, полез в драку.
— Ну да, это то, как нас обычно представляют! Мы играем на дудках и на скрипках. Мы пляшем вокруг костров. А в оставшееся время крадем все, что не прибито гвоздями.
Последнее я произнес с некоторой горечью.
— Эдема руэ — это совсем не то!
— А что же тогда? — спросил Симмон.
Я задумался, но мой нетрезвый разум отказывался мне повиноваться.
— Мы, ну… люди как люди на самом деле, — сказал я наконец. — Просто не засиживаемся подолгу на одном месте, и нас никто не любит.
И мы все трое стали молча смотреть на звезды.
— И что, она правда отправляла его ночевать под фургоном? — спросил Симмон.
— Чего-чего?
— Ну, ты сказал, что твоя мама отправляла отца ночевать под фургоном за то, что он пел куплет про овцу. Это правда?
— Скорее, фигура речи, — сказал я. — Но однажды она в самом деле так и сделала.
Я нечасто вспоминал свое детство в труппе, те времена, когда мои родители были еще живы. Я избегал этой темы, как калека избегает переносить вес на увечную ногу. Но в ответ на вопрос Сима воспоминания сами собой вырвались на поверхность.
— И не за «Лудильщика да дубильщика», — невольно сказал я. — А за песню, которую он написал про нее…
Я надолго умолк. Потом произнес:
— Лориана…
За много лет я впервые произнес вслух имя моей матери. Впервые с тех пор, как ее убили. Оно было странным на вкус.
И, сам того не желая, вдруг запел:
Лориана, Арлиденова жена,
Голоском под стать напильнику нежна,
Схожа личиком с зубилом небольшим,
Как меняла, караулит каждый шим.
Ни стирать она, ни стряпать не сильна,
Только денежку считать обучена,
И скажу я вам, что мне всегда охота
Зарабатывать побольше ей для счёта,
Ибо мне в жене моей прекрасной ближе
Не лицо, не талия, а то, что ниже.

(Стихи в переводе Вадима Ингвалла Барановского и Анны Хромовой)
Я чувствовал себя странно онемевшим, как будто оторванным от собственного тела. И, как ни странно, воспоминание, хоть и острое, не было болезненным.
— Ну да, за такое человека и впрямь могут загнать под фургон, — серьезно заметил Вилем.
— Да не в этом дело, — услышал я себя словно со стороны. — Она была красавица, и они оба знали это. Они все время друг друга дразнили. Дело было в размере. Ей не понравился этот ужасный размер.
Я никогда не рассказывал о своих родителях, и говорить о них сейчас в прошедшем времени было как-то неловко. Это казалось предательством. Вила с Симом мое откровение не удивило. Всякий, кто меня знал, мог видеть, что семьи у меня нет. Я никогда ничего не говорил, но они были хорошие друзья. Они и так все понимали.
— А у нас в Атуре, когда жены злятся, мужья обычно уходят спать в конуру, — сказал Симмон, переводя разговор на менее опасную почву.
— Мелоси реху эда стити, — буркнул Вилем.
— А ну, говори на атуранском! — со смехом бросил Симмон. — Чтоб я больше не слышал этого ослиного наречия!
— Эда стити? — переспросил я. — Спите у огня?
Вилем кивнул.
— Я заявляю официальный протест! — воскликнул Сим, воздевая перст. — Ты не имел права так быстро выучить сиару! Я вот целый год занимался, прежде чем начал хоть что-то понимать. Год! А ты нахватался всего за четверть.
— Так я же еще в детстве его учил, — возразил я. — А за эту четверть только отполировал имеющиеся познания.
— Выговор у тебя лучше, — сказал Вил Симу. — Квоут разговаривает, как какой-нибудь купец с юга. Очень простецкий говор. Твоя речь звучит куда более изысканно.
Это, похоже, заставило Сима смягчиться.
— У огня… — повторил он. — Не странно ли, что уходят всегда именно мужчины?
— Ну разумеется, в постели хозяйка — женщина, — сказал я.
— Это не так уж плохо, — сказал Сим.
— Смотря какая женщина, — заметил Вил.
— Вот Дистрель хорошенькая… — сказал Сим.
— Кех! — возразил Вил. — Чересчур уж бледная. А вот Фела…
Симмон печально покачал головой.
— Не нашего полета птица.
— Она же модеганка, — сказал Вил, расплываясь в широкой, почти демонической ухмылке.
— Что, правда? — спросил Сим. Вил кивнул. Я еще никогда не видел, чтобы он так лыбился. Сим горестно вздохнул.
— Ну, все сходится. Мало того, что самая красивая девушка в Содружестве, так еще и модеганка. Я не знал.
— Ну, положим, если и самая красивая, то разве что на своем берегу реки, — возразил я. — А на этом берегу…
— Про свою Денну ты уже распространялся, — перебил Вилем. — Раз пять, не меньше.
— Послушай, — сказал Симмон, внезапно сделавшись серьезным, — тебе нужно просто вести себя чуть посмелее. Эта Денна, она к тебе явно неравнодушна.
— Она на этот счет ничего не говорила.
— Да они о таком никогда не говорят! — сказал Симмон и расхохотался от мысли о такой глупости. — Но есть же всякие игры. Это нечто вроде танца.
Он поднял руки, делая вид, будто они беседуют между собой.
— «Ой, как здорово, что я тебя встретил!» — «Привет, а я как раз собиралась пообедать». — «Надо же, как удачно, и я тоже! Давай помогу тебе нести сумку?»
Я вскинул руку, чтобы остановить его.
— Можно сразу перейти к концу этого спектакля, где ты на протяжении оборота изливаешь свое горе над кружкой с пивом?
Симмон надулся и обиженно уставился на меня. Вилем расхохотался.
— За ней увивается достаточно мужчин, — сказал я. — Они появляются и исчезают, как…
Я попытался придумать сравнение, но у меня ничего не вышло.
— Я предпочту остаться ее другом.
— Ты предпочел бы приникнуть к ее сердцу, — сказал Вилем без особого нажима. — Ты предпочел бы, чтобы она радостно обвила тебя руками. Но ты боишься, что она отвергнет тебя. Ты боишься, что она посмеется над тобой, и тебе неохота остаться в дураках.
Вилем непринужденно пожал плечами.
— Ну, ты не первый, кто испытывает подобные чувства. Ничего постыдного в этом нет.
Он практически попал в цель, так что я долго не мог найтись, что ответить.
— Надеюсь, — тихо признал я. — Но мне не хочется делать чересчур смелые предположения. Видел я, что бывает с мужчинами, которые слишком много возомнили и попытались подгрести ее под себя.
Вилем торжественно кивнул.
— Она же тебе футляр для лютни купила, — подсказал Сим. — Это что-нибудь да значит!
— Но что именно это значит? — спросил я. — Да, похоже, как будто она ко мне неравнодушна, но что, если мне просто хочется так думать? Все те мужчины наверняка тоже думали, что они ей небезразличны. Но они, очевидно, ошибались. А вдруг и я тоже ошибаюсь?
— Ну, так ведь не попробуешь — не узнаешь, — с горечью сказал Сим. — По крайней мере, так я всегда думал. Но знаете что? Ни фига это не работает. Я за ними бегаю, а они меня пинают, как собаку, которая лезет на стол. Я уже устал все время пробовать…
Он тяжело вздохнул, по-прежнему лежа на спине.
— Я ведь немногого хочу — просто встретить девушку, которой бы я понравился.
— А я хочу просто знать наверняка, — сказал я.
— А я хочу волшебного коня, которого можно спрятать в карман, — сказал Вил. — И кольцо красного янтаря, которое дало бы мне власть над демонами. И бесконечный запас пирожных.
Мы снова погрузились в уютное молчание. В вершинах негромко вздыхал ветер.
— А говорят, что руэ знают все истории на свете, — сказал, помолчав, Симмон.
— Может быть, и так, — согласился я.
— Расскажи что-нибудь! — попросил он.
Я нехорошо сощурился.
— Да не смотри ты так! — возмутился он. — Просто хочется послушать что-нибудь интересное.
— Да, а то развлечений как-то недостает, — поддакнул Вилем.
— Ладно, ладно. Дайте подумать.
Я закрыл глаза, и в памяти тотчас всплыла история об амир. Неудивительно. Я думал о них не переставая с тех самых пор, как повстречался с Ниной.
Я сел прямо.
— Ну хорошо…
Я набрал было воздуха, потом остановился.
— Если кому надо отойти в кусты, сделайте это сейчас. Не люблю, когда меня перебивают на середине.
Тишина.
— Ладно.
Я прочистил горло.
— Есть на свете место, которое видели немногие. Удивительное место, что зовется Фаэриниэль. Если верить преданиям, у него есть две особенности. Во-первых, это место, где сходятся все дороги в мире. А во-вторых, это не то место, которое можно отыскать нарочно. Туда нельзя прийти, но там можно очутиться по пути в какое-нибудь другое место.
Говорят, будто всякий, кто путешествует достаточно много, рано или поздно попадет туда. И вот вам история об этом месте, о старике, который отправился в долгий путь, и о долгой и одинокой безлунной ночи…
Назад: ГЛАВА 35 ТАЙНЫ
Дальше: ГЛАВА 37 ТЕПЛО КОСТРА