ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Гром в хоромах, радости бражные вмиг датчанами, слугами, воинами, были забыты; в гневе сшибались борцы распаленные: грохот в доме; на редкость крепок, на диво прочен был зал для трапез, не развалившийся во время боя.

Беовульф

Мы передвигались по горам и предгорьям вокруг Бештауна, время от времени заглядывая в аулы, насчитывавшие не более десяти домов. Ночевали по большей части в лесу, в заброшенных домах и пустующих хлевах. На наше счастье, погода стояла хорошая, дождей не было, с каждым днем становилось все теплее.

От горцев трудно было узнать что-то новое. Многие даже не слышали о бунте и свержении княжны Валии. Понятное дело, что и других вестей из Бештауна у них не было. Может быть, они узнают о смене власти через месяц, когда глава семейства поедет продавать в город овечью шерсть и мед. На их жизни переворот в ближайшее время не должен отразиться…

А нам нужна была информация. Надежды княжны на то, что ей удастся собрать ополчение, стремительно таяли. В нескольких аулах можно было взять с собой одного-двух юнцов, едва умевших управляться с луком и мечом. Но сейчас они были бы только обузой. К тому же не все родители хотели отпускать детей из дому — даже на службу в княжескую гвардию, хотя попадались и такие, кто готов был сделать для правительницы все. Здесь чтили князей.

Кому-то нужно было поехать непосредственно в Бештаун, вид на который открывался нам с высоких холмов, и разузнать, как идут дела, что слышно нового. Под кем-то я понимал себя или Варда Лакерта. Эльфия почему-то считала, что она тоже может участвовать в разведывательной вылазке. И Валия, если на то пошло, думала так же.

Мне бы не составило никакого труда пробраться в город и прояснить обстановку. Но оставлять девушек на Варда я боялся. Ему не хватало боевых навыков и умения прятаться. Так же, как и Валие с Эльфией. Они то и дело норовили выехать на дорогу, заночевать где-нибудь в большой многонаселенной деревне и готовы были взять с собой всякого, кто к ним просился. Без меня они непременно бы это сделали в первый же день, а на второй на них вышли бы лазутчики Лузгаша. Я не верил в то, что разведка нашего противника бездействует. Напротив, по моим расчетам, она должна была заниматься интенсивными поисками. Несмотря на скрытность, мы много где засветились.

Я все надеялся, что Валия поймет абсурдность наших блужданий по горам и лесистым долинам и примет решение уйти в Славное государство, если, конечно, через кавказские перевалы еще можно прорваться. Но княжна не собиралась отступать.

На пятый день наших скитаний я сказал:

— Если вы хотите, мы пойдем в город все. Именно пойдем. Лошадей придется бросить. Четверо оборванцев, искателей приключений, молодых людей из дальних аулов, жаждущих денег и славы, — это одно. Всадников сразу заметят и узнают.

— Хорошо, — на удивление легко согласилась Валия.

— Когда я собью в кровь ноги, ты понесешь меня, — предупредила Эльфия. — Я — девушка из хорошей семьи и привыкла ездить верхом, а не ходить пешком.

— Ты можешь остаться здесь, — вполне серьезно сказал я. Мне было не до шуток. — Или уйти в Славное государство. За него Лузгаш возьмется нескоро. Как я понял, ему нечего противопоставить паровым пулеметам. В ближайшие несколько лет Лузгашу не взять перевалы, которые наверняка защищены наилучшим образом.

— Я тебя с удовольствием понесу, — ехидно улыбнулся Вард.

— Как бы после этого кому-нибудь не пришлось нести тебя, — предупредил я молодого вора.

Эльфия — красавица, каких поискать, и в неуклюжей шутке Лакерта могла быть доля истины. Я изложил свой план:

— Зайдем в город со стороны частных владений. Поднимемся к Провалу. Не думаю, чтобы Лузгаш занял дворец прежней правительницы.

— Почему? — удивилась Валия. — Лучше дворца в Бештауне не сыскать.

— Лузгаш не займет твой дворец потому, что тогда даст понять всем, что он узурпатор. А он, во всяком случае пока, стремится выглядеть благодетелем. В твоем дворце, как я полагаю, живет регент Заурбек. И его охраняют несколько десятков воинов из Луштамга. Но не более того. Потому что этот предатель нужен Лузгашу лишь временно.

— Может быть, поселимся в наших бывших апартаментах? — спросил Вард. — То, что ты говоришь, звучит так заманчиво…

— Все может быть, — отозвался я, словно не заметив звучавшего в его голосе ехидства. — Впрочем, такие хорошие апартаменты вряд ли пустуют. Но в развалинах над Провалом мы вполне сможем расположиться.

Наш разговор происходил у северных отрогов Бештау. И когда я уже собирался повернуть коня, чтобы отправиться вокруг города, Валия сказала:

— Подожди. Я не знаю, понадобится нам или нет… Одним словом, нам ведь нужны деньги?

— У меня есть кое-что, — заметил Вард. — Золотых сто на местный счет. Я ссужу княжне любую сумму из этих средств и даже отдам все.

В подтверждение своих слов Лакерт достал из кармана несколько мягких переливающихся банкнот и пошуршал ими. Я узнал китайские юани, печатающиеся на шелковой бумаге. У Барда были не самые мелкие купюры. Оставалось только догадываться, откуда у него появились местные деньги. Но сейчас было не время выспрашивать.

— И у меня несколько монет, — объявил я. — Я отдам их даром.

— А у меня вообще ничего нет, — призналась Эльфия. Княжна нахмурила брови:

— Я говорю не о деньгах на карманные расходы. Нам ведь нужно собирать армию. Потребуется кормить воинов, платить им, покупать снаряжение и оружие. Возможно, выплатить какие-то суммы отцу Кондрату. Без его гвардии нам с захватчиками не справиться.

— Да, — согласился я. — У нас таких денег пока нет. Это проблема.

— Это не проблема, — заявила Валия. — Потому что деньги есть у меня.

Лакерт окинул княжну проницательным взглядом вора, выискивая потайные карманы или спрятанный под плащом мешок с золотом. Ничего похожего у девушки не было. Более того, полагаю, что у нее с собой вообще не имелось ни одной монетки — из дворца ей пришлось бежать в большой спешке.

— Я вот только думаю: продать алмаз или посетить отцовское хранилище? — продолжала Валия.

— Какой алмаз? — заинтересовался Вард. — Я знаю толк в алмазах. Те, что преподнес вашему высочеству бродяга Трксн, — все до одного пустышки. А сам Трксн — старый жулик. Лузгаш дал ему заколдованные хрустальные стразы. Подделки, хоть и качественные.

— Я не настолько глупа, чтобы соблазниться стекляшками, — сердито бросила Валия. — У меня есть свой алмаз. Настоящий.

Княжна достала из-под кофточки тяжелую золотую цепочку, на которой висел огромный сверкающий алмаз, слегка отливающий голубым и зеленоватым цветом.

— Я всегда ношу его с собой. Он называется «Граф Орлов». Его сверкание способно ослепить даже орла…

У меня перехватило дыхание. Не потому, что алмаз был большим, сверкающим и сказочно дорогим. На своем веку я повидал много самоцветов, и среди них встречались действительно красивые и ценные камни. Но «Граф Орлов»! Камень, о котором я слышал еще в детстве…

— Неплохой камушек! — воскликнул, потирая руки, Вард. — Несколько тысяч золотых — однозначно…

— У меня была марка с его изображением, — зачем-то сказал я. — Из серии «Алмазный фонд».

— Какая марка? — не поняла Валия. — Какой фонд?

— Почтовая марка. Я в детстве собирал марки. Твой алмаз — не просто дорогой камень. Его история простирается в прошлое на пару тысяч лет! И назван он так по имени одного из владельцев — орлы и орлиная зоркость здесь вообще ни при чем. Алмаз был найден задолго до Катаклизма, в Индии. Какое-то время изображал глаз в статуе Брахмы, но был украден то ли французским, то ли английским солдатом, который притворился, будто исповедует индуизм. После нескольких перепродаж его заполучил армянский купец, который за четыреста тысяч рублей и пожизненную пенсию продал камень русскому графу Орлову. Тот преподнес его императрице Екатерине Второй. Правда, дорогой подарок так и не смог вернуть Орлову благосклонность Екатерины… Императрица велела вставить алмаз в золотой скипетр русских императоров — символ государственной власти, использовавшийся во всех официальных государственных церемониях. После гибели правящей династии он был изъят оттуда и помещен в хранилище Оружейной палаты, демонстрировался на выставке «Алмазный фонд»… Откуда он у тебя, княжна? Хотя, конечно, откуда он у тебя — понятно. Фамильная драгоценность. Но как он попал в княжеский дом Бештауна?

Все с интересом воззрились на княжну. Дворцовые тайны, интриги и рассказы о сокровищах интересуют даже тех, кто не имеет ко всему этому никакого отношения.

— История давняя и недостоверная, — ответила Валия, помолчав. — Говорят, каким-то образом из погибавшей Москвы камень был вывезен в Славное государство. Ходят слухи, что некий московский правитель хотел переждать смутное время в Сочи и взял несколько камней с собой. Оттуда алмаз попал в церковную сокровищницу. А Славное государство не всегда было таким сильным, как сейчас. Один из моих предков помог тогдашнему митрополиту славян в каком-то важном деле, а тот в благодарность подарил ему бесценный алмаз. Это было лет триста назад. О той истории, которую ты рассказал, я даже не слышала. Странно, правда? Камнем владеет один человек, а его историю знает другой. Хотя, может быть, это вовсе и не тот камень, о котором рассказывал ты?

— Нет, я думаю, что тот самый. Похож. Но даже если и нет — продавать его жалко.

— Дело не в том, жалко или не жалко, — вставил Лакерт. — Кто его купит? Разве что за бесценок… Да и то — где гарантия, что мы получим деньги? Поверьте мне, как бывшему вору, — сейчас нам нужна наличность. Разменная монета.

— С монетами тяжелее, — заметила Валия. — В хранилище все больше слитки…

— Но это все же лучше, чем очень дорогой, но единственный алмаз, — заметил Вард. — Слитки проще разменять.

— Тогда поехали. Хранилище рядом.

Глаза Варда загорелись любопытством. Эльфие тоже не терпелось побывать в тайной княжеской сокровищнице. Да что там — даже мне стало интересно. Мы начали взбираться на гору.

Коней пришлось оставить на ровной полянке, окруженной кустарником. На каменных осыпях животные вполне могли поломать ноги. Нам это тоже грозило, но люди — не кони. Человеческие существа приспособлены для лазанья по горам не в пример лучше.

За неприметной скалой прямо в горе обнаружилась маленькая дверца. На ней даже не было замка.

— Кто-то хочет пойти со мной? — спросила Валия. Лишний вопрос! Мы все хотели!

— Там может быть опасно, — предупредила княжна.

— Вора из Маргобраны не напугаешь опасностью, — заявил Лакерт.

— А я всюду буду следовать за госпожой, — заявила Эльфия.

— Я бы мог остаться здесь, но ведь нужно, чтобы с вами был кто-то, кого блеск алмазов и золота не ослепит, — усмехнулся я.

— Что ж, я пойду первой, — заявила Валия.

Она открыла деревянную дверь. За ней лежал высохший скелет.

— Действенный предупредительный знак, но только для слабонервных дамочек и детей, — прокомментировал Лакерт. — Для трусливых детей, я хотел сказать. Смелые, напротив, захотят выяснить, что скрывается за скелетом.

— Вообще-то это не деталь интерьера, — равнодушно пояснила Валия. — Когда я была здесь последний раз, скелета не было. Кто-то все-таки нашел первую дверь. Но, как видите, успеха он не добился.

Трудно сказать, специально нас пугала княжна или на самом деле была уверена в неуязвимости своего хранилища. Я склонен был принять первую версию.

Темный коридорчик уходил в темноту.

— Что бы ни случилось — не вынимайте оружия и не вмешивайтесь, — объявила Валия. — Это приказ.

Княжна сделала еще несколько шагов вперед, и вдруг сверху с тихим шорохом на нее упала змея. Насколько я мог судить при слабом пещерном освещении — ядовитейшая степная гадюка. Она впилась Валии в плечо, потом разжала зубы, но продолжала висеть, качаясь на хвосте.

Эльфия тонко взвизгнула и в ужасе присела. Лакерт что-то прохрипел. Сама Валия тихо охнула, но не попыталась избежать укуса или прикончить ядовитую тварь.

В принципе, будь я рядом с княжной, я, пожалуй, успел бы свернуть змее голову. Но я шел замыкающим и не мог дотянуться. Лучшее, что теперь можно сделать, — это быстрее вытащить девушку на солнце, разрезать рану и высосать яд. Хотя яд степной гадюки очень сильный, княжна не умрет. Она молода и полна сил.

— Все нормально, — сказала вдруг Валия ровным, преувеличенно спокойным голосом. — Страж узнал меня. Теперь его сестры нас пропустят и не укусят больше никого.

— Тебя укусила ядовитая змея! — в один голос заявили мы с Лакертом. — Срочно нужно принять меры!

— У князей рода Ботсеплаевых иммунитет к яду степной гадюки, — поучительным тоном сообщила Валия. Голос ее, однако, подрагивал от волнения и от боли. — Это наш тотем и наш страж. Такая же змея жила у меня под кроватью. Неужели ты никогда не видела ее, Эльфия? Жаль, я не успела ближе познакомить Серую Шкурку с Заурбеком. Впрочем, может быть, у него хватит глупости занять мою спальню? Тогда Шкурка просто, быстро и доходчиво объяснит ему, кто по праву владеет землями Бештауна, а кто — наглый самозванец!

— И тебе не больно? — дрожащим голосом спросила Эльфия.

— Больно. Но терпимо, — ответила княжна. — Хватит болтать, нужно идти вперед.

Она отстранила рукой болтавшуюся перед носом змею и подошла к следующей двери. Дрожащая Эльфия и бледный от ужаса Лакерт последовали за ней, пригибаясь и боясь поднять голову. Я, проходя рядом со змеей, посмотрел вверх. Там было каменное гнездо, в котором копошилось штук двадцать гадюк. Падавший из нескольких дыр в скале свет играл на извивающихся змеиных кольцах. Пресмыкающиеся толкали друг друга, борясь за место на пятачках света. Узкая нора уходила из каменного гнезда еще дальше в гору. Конца ее не было видно во тьме.

Закрыв своим телом замок, Валия быстро набрала какую-то цифровую комбинацию, и толстая стальная дверь открылась. Предосторожности были излишни — Лакерт и Эльфия были не в том состоянии, чтобы пытаться узнать код. Мне же он был неинтересен.

Хранилище освещалось тремя узкими лучами света. Они падали сверху из маленьких, в ладонь шириной, отверстий. А вот глубина этих сквозных колодцев была приличной — они насквозь пронзали двухметровую гранитную скалу. Змея могла пролезть в хранилище сверху. Человек — вряд ли. Даже если бы он понял, куда ведут узкие лазы, долбить гранит киркой пришлось бы не одну неделю. А змеи знали свое дело…

В небольшой комнате вдоль стен стояло несколько закрытых деревянных ящиков. Валия открыла один из них Он был доверху наполнен брусками алюминия. Второй был забит не бывшими в обороте, попавшими в хранилище сразу после чеканки серебряными монетами. Остальные ящики княжна открывать не стала, а у нас хватило такта не интересоваться, что лежит в них. Хотя каждый, наверное, воспринимал княжескую сокровищницу как найденный им клад.

— Берите монет столько, сколько сможете унести, — предложила княжна. — Неизвестно, как пойдут дел а дальше, но все вы заслуживаете награды. К тому же деньги могут понадобиться нам в любой момент, а чужие отдавать гораздо легче, чем свои.

Даже Лакерт постеснялся сразу запустить руку в ящик. Тогда я взял несколько горстей блестящих белых круглящей и стал рассовывать их по карманам.

— Княжна права. Нужно взять денег не для себя, а для общего дела. Не все же нести госпоже Валие?

Прислушавшись к моим словам, Эльфия и Лакерт тоже начали набивать карманы и котомки серебром. Вард особенно усердствовал — привычки вора удивительно сильны.

— Стоит ли брать слитки? — спросила Эльфия.

— Алюминий легче серебра, — заметил я. — А стоит дороже. Но это если по весу. Объем же он занимает больший. К тому же с приходом Лузгаша металл сильно упал в цене…

— Есть альтернатива? — спросил неугомонный Вард.

— Серебряные слитки, — ответила княжна. — Те же монеты. Но их можно рассыпать, да и рассчитываться ими, когда нужно заплатить крупную сумму, долго — много считать. И еще… не последний раз я здесь. Часть монет хотелось бы оставить. Рачительный правитель пополняет сокровищницу, а не опустошает.

— Тогда возьмем слитки, — сказал Лакерт, кидая несколько алюминиевых бруск ов в мешок. Мы последовали его примеру.

— Здесь нет драгоценных камней? — спросила Эльфия. — Хоть бы одним глазком взглянуть…

— Нет, камни были во дворце, — улыбнулась Валия. — Они достались Заурбеку. Если он смог найти хранилище.

— Казначей не знает о хранилище? — удивился Вард.

— Конечно. Казначей ведает государственной казной. Но у каждого князя есть и личные сбережения.

Возвращаться пришлось мимо гадюк. Они шипели, но не делали попыток укусить кого-то.

— Змеи нападают на тебя каждый раз, когда ты заходишь? — спросила Эльфия у княжны.

— Не на меня. На любого, — ответила Валия.

— Гадюка кусает кого-то и успокаивается?

— Не так все просто, — усмехнулась княжна. — Она кусает кого-то и признает его власть, если он остается после этого жив. Мало привести сюда жертву на заклание. Если степная гадюка, стерегущая это хранилище, укусит человека и тот умрет, она начнет искать следующую жертву. И не только она — все змеи, которые живут в здешних туннелях. Перебить их практически невозможно — туннели глубоки и узки. Только тот, кто перенес укус, может пойти дальше.

— И ты каждый раз вынуждена терпеть боль? — содрогнувшись, спросила Эльфия.

— Что достается нам бесплатно? — спросила Валия. — Разве что родительская любовь… И оставленное отцом наследство…

Лошади смирно щипали редкую травку там, где мы их оставили. Они были рады отдохнуть от изнурительных переходов хотя бы несколько часов. Да и нам после лазанья по горам и встречи с гадюками, стоившей большого нервного напряжения, тоже очень хотелось отдохнуть. Однако мы решили, что лучше расслабиться где-то в другом месте. Или в самом Бештауне, или в лесу неподалеку. Но никак не на каменистом склоне.

До ночи мы объезжали разросшийся за столетия город. Переночевали прямо в лесу, под открытым небом, сторожа по очереди лошадей. На рассвете снова тронулись в путь.

К полудню мы выехали к главной дороге, ведущей в Баксанское ущелье и к Вратам. По ней то и дело проносились гонцы, шли тяжело груженные телеги, запряженные яками и быками, передвигались отряды пехотинцев. Лузгаш рассредоточивал свою армию по предместьям Бештауна, слал гонцов в Кабарду и Баксанское ущелье. Людей, судя по активности гонцов, у него было очень много. Во всяком случае, раз в десять раз больше, чем было у нас до мятежа. А может, и в пятьдесят.

Слева от нас возвышалась большая дорожная развязка. Дорога на северо-восток пересекала ту, что шла на юг под мостом. Естественно, боковые дороги развязки были выполнены так, что автомобиль мог не останавливаться, пережидая поток встречных машин, а ехать все время по своей стороне дороги, не выезжая на встречную. Княжна Валия кивнула в сторону развязки:

— Про тебя, сэр Лунин, говорят, что ты большой знаток прошлого. Некоторые даже утверждают, что тебе несколько сотен лет и ты помнишь время до Катаклизма. В последнее время я склонна этому верить. Меня всегда занимало: зачем древние строили такие дороги и мосты? Неужели две телеги не могли разминуться без того, чтобы не объезжать друг друга за несколько сотен метров, да еще через мост, который совсем недешево построить…

Меня задел несколько пренебрежительный тон княжны, которая завладела своими сокровищами и вновь почувствовала себя на коне.

— А как ты сама думаешь?

— Некоторые болтают, что великие герои древности — тот же Лермонтов, когда он был полководцем, — вели огромные армии, которые растягивались на несколько дней пути. И поскольку армии требовалось перебрасывать в разных направлениях, не нарушая строя, бьши построены эти мосты и хитроумные сплетения дорог. Но, по-моему, такое под силу только богам. И только в армиях богов могло быть столько воинов.

Я представил правильные отряды щитоносцев, держащих строй, вереницы кавалеристов, сплошной поток людей, марширующих по дорогам. Словно наяву увидел сверкающие стальные шлемы, развевающиеся плюмажи над головами всадников, качающиеся над строем тысячи наконечников пик. Так рождаются легенды…

— На самом деле по этим дорогам мчались очень быстрые повозки, — объяснил я. — И их действительно было много. Объехать дорогу по кругу, преодолеть несколько сотен метров было для такой повозки делом одной минуты. Въехав на мост, она оставалась на своей стороне, не сталкивалась с другими и не замедляла скорости движения.

— Ты это сейчас сам придумал или тебе кто-то об этом рассказал? — спросила Валия.

— Я ездил в таких повозках. И видел подобные сооружения в других странах.

— А-а, там, где действует магия, — усмехнулась княжна. — Понятно. С помощью магии еще и не такого наворотишь. Но почему бы им было просто не летать по воздуху?

— Они и летали, — сообщил я. — Но многие ездили по земле. Разные аппараты служили для разных целей.

— Пусть так, — кивнула Валия, но расставаться с детскими сказками, где великие герои маршировали во главе многотысячных армий, княжне совсем не хотелось. — А что ты скажешь о многоэтажных домах? Как тот, что стоит у Провала, рядом с которым я отвела тебе апартаменты?

— Там жили люди, — ответил я, не поняв, в чем заключается вопрос.

— Какой нормальный человек согласится жить на девятом этаже, вдали от земли, когда за стенками, над тобой и под тобой постоянно сопят другие? Такие дома могли использоваться только как казармы!

Эльфия удовлетворенно кивнула. По ее мнению, княжне удалось поддеть меня. Вард в дискуссию не вмешивался.

— И тем не менее многие богатые люди жили в таких домах, — заявил я. — А высокие этажи даже считались престижными. Но были и такие, что предпочитали частные дома. Они строили их за городом. А в центре земля была очень дорогой, поэтому строители и возводили многоэтажное жилье.

— Кто же был хозяином дома? — спросила Валия.

— Когда как. Иногда человек владел только своей квартирой, иногда снимал ее у хозяина дома…

— Странные это, должно быть, были времена, — подытожила княжна. — Я бы никогда не согласилась жить в каморке на девятом этаже. Особенно если бы у меня были деньги. Да и коня там поставить некуда. Или у них лошади лазили по лестницам? А в чужие руки я своего коня отдавать бы не стала. Не у всех же у них были собственные конюшни и смотрители? И конокрадство тогда, наверное, процветало…

Предположения сыпались из уст княжны, как из рога изобилия. Похоже, тема волновала девушку давно и она много думала о больших старых домах.

— Тогда крали другое, — усмехнулся я. И не стал доказывать преимуществ проживания в многоэтажных домах. Потому что и сам любил быть ближе к земле.

Мы решили ехать по дороге. Поскольку в город придется входить открыто, то не стоит на глазах у людей выходить из леса — это вызовет лишние подозрения. А с дороги в случае чего проще улизнуть. Если нас раскроют, то пусть уж лучше не в теснинах городских улиц, а в поле, где можно убежать и спрятаться.

На дороге кони смотрелись уместно — мало ли кто, куда, откуда и зачем бредет по караванному пути? Но перед въездом в город от них необходимо было избавиться. Вооруженные всадницы на конях были слишком узнаваемы, а мужчины вызывали повышенное внимание, так как представляли угрозу.

Мы разминулись с двумя небольшими пешими отрядами Лузгаша. Воины и их командиры не обратили на нас особого внимания. Это радовало, хотя я подозревал, что, столкнись мы с ними в другом, более глухом месте, без драки не обошлось бы. Рожи у солдат были самые бандитские, и в удовольствии пограбить малочисленную группу, не принадлежащую к их войску, они бы себе не отказали.

Неподалеку от въезда в город возвышался длинный двухэтажный трактир.

— Здесь можно остановиться. — смилостивился я над девушками, давно мечтавшими о теплой ванне и ночлеге под крышей. — И продать коней.

— Нельзя, — покачала головой Валия. — Меня в этом трактире хорошо знают. Я часто заезжала сюда с дороги выпить холодного кумыса.

— И меня они видели, — вздохнула Эльфия.

— А у Лузгаша есть нехорошая привычка ставить в общественных местах соглядатаев, — заметил Вард. — Так что мне в трактир тоже лучше не соваться.

— Выходит, коней придется продавать мне, — заключил я. — Но незнакомец, желающий сбыть сразу четырех оседланных лошадей, выглядит подозрительно — сразу возникает вопрос, где он их взял.

— Сейчас другое время, друг! — Вард хлопнул меня по плечу. — Каждый тянет то, что плохо лежит, и стремится избавиться от громоздких вещей, превратив их в звонкую монету. Ты продашь коней без проблем. Правда, не за полную цену, но без лишних вопросов.

Молодой вор, пожалуй, был прав. Опыта в таких делах у него было побольше моего.

— Где же мы встретимся? — спросил я.

— Немного дальше по дороге, — предложил Лакерт. — Мы сядем вон там на пригорке и будем ждать, когда ты принесешь нам поесть.

— Да… — Эльфия потерла руки. — Чего-нибудь горяченького… Может быть, скроем лица чадрой, как принято у некоторых мусульман, и войдем все-таки в трактир? — обратилась она к Валие.

Княжна задумалась, за нее ответил я:

— Нет. Если есть шанс, что вас не узнают, когда вы будете гулять по трактиру с открытыми лицами, то нет шанса, что вас не запомнят, если вы будете скрывать свои лица: чадрой, вуалью, мотоциклетным шлемом… Тайна всегда привлекает людей.

— Каким шлемом? — переспросила Эльфия.

— Шлемом со сплошным забралом, — поправился я. Мотоциклы были здесь не в моде.

— Трактирщика зовут Бен-Али, — сообщила на прощание Валия.

— Странное имя, — удивился я.

— Он и сам странный. Но от лошадей не откажется. Промышляет контрабандой и скупкой краденого много лет. Но мои люди ни разу не смогли доказать его вину.

— Что ж, лучшей рекомендации для нашего будущего партнера не найти.

Я взял коней за поводья (это было не так просто — четыре лошади имели желания, отличные от моих, и занимали много места, а у меня только две руки) и пошел к трактиру, стоявшему метрах в пятидесяти от дороги.

Во дворе трактира было немноголюдно. Судя по всему, в это смутное время заведение работало не на полную мощность. Хотя, может быть, посетители собирались здесь ближе к вечеру. Как бы там ни было, маленький негритенок, выскочивший как из-под земли, забрал и быстро привязал к столбам двух коней. Еще минута — и все лошади были определены.

Я подивился тому, где хозяин нашел негритенка для привлечения внимания посетителей (в Бештауне нефы встречались, но очень редко), и спросил:

— Где мне найти Бен-Али, малыш?

— Отец в главном зале, — ответил негритенок.

В просторном помещении с высокими потолками, огромным очагом посредине и баром у дальней стены я не стал спрашивать, кто из присутствующих — хозяин трактира Бен-Али. После заявления ребенка это и так было ясно.

Негритянка за стойкой бара была не в счет. Два щуплых темноволосых горца, протирающие столы, — тоже. Китаец, одиноко сидящий за столиком, — вряд ли. А вот толстый негр в синем шелковом жилете с массивной золотой цепью на шее наверняка и был хозяином трактира.

— Здравствуй, Бен-Али, — обратился я к негру как к старому знакомому.

— И ты здравствуй, рыцарь, — сдержанно улыбнулся хозяин, показав ровные белые зубы. — Извини, что-то не припоминаю тебя.

— Наверное, мы раньше не встречались, — легко признался я. — Меня зовут Серго. Друзья рассказывали, что твой трактир — из лучших. Здесь можно снять отличную комнату и хорошо пообедать. А главное, с хозяином можно вести дела.

Негр подобрался.

— Да, с Бен-Али можно вести дело, — солидно кивнул он. — Но можно ли вести дело с тобой? Я ничуть не хочу обидеть рыцаря, но воин — это не купец. За тебя может кто-то поручиться?

Негр для солидности выпятил и без того большие губы, глядя на меня в упор.

— Не знаю. — Я равнодушно пожал плечами. — Давно не был в этих краях, приехал издалека…

— Из Китая? Из Индии? Из Турции? — спросил Бен-Али.

— Не важно, — усмехнулся я. — Не могли бы мы с тобой выпить стаканчик и обсудить небольшое дельце?

— Отчего нет? — Лицо негра сделалось настороженным. — Выпивка за счет заведения. Пива, Гассан!

Еще один негритенок, появившийся в зале словно по мановению волшебной палочки, принес две большие глиняные кружки, полные пенного пива.

Мы присели за столик и отхлебнули по глотку.

— Купишь четырех коней? — без предисловий спросил я.

— Коней? — спокойно переспросил Бен-Али. Глаза его загорелись, но только на миг. — А зачем мне кони? Совсем недавно их можно было купить по десять серебряных динаров за штуку.

— Так и было, — согласился я, глотнув пива. — Но теперь-то цена поднялась. К тому же у меня отличные кони.

— Ворованные? — не моргнув глазом спросил Бен-Али.

— У тебя их искать не будут.

— Пришиб хозяев?

— Ты не священник, а я пришел к тебе не каяться, — рассмеялся я прямо в лоснящееся лицо негра. — Проблем с конями не возникнет. Они даже не клейменые. Берешь или нет? Мне рекомендовали твое заведение, но, если сделка тебя не интересует, я найду покупателя…

— Найдешь. Без денег, — усмехнулся трактирщик. — Желающих много, только вот будет ли у них монета?

— Мне не обязательно продавать всех коней разом. Хвоста за мной нет.

— Семьдесят динаров, — предложил Бен-Али, прекращая дискуссию.

Как я и подозревал, цены на лошадей опять пошли вверх. До вторжения Лузгаша обычная лошадь стоила около двадцати полновесных серебряных динаров. А по законам восточного рынка запрашивать нужно было по крайней мере вдвое больше предложенной цены.

Я решил, что палку в таком деле перегнуть сложно, и как бы в раздумье проговорил:

— С этой сделки я надеялся выручить двести динаров…

— Ты в своем уме, рыцарь? — вскинулся негр. — Мы не на рынке. Ты имеешь дело с солидным человеком, а не с пустобрехом-купцом. Лошади сейчас действительно в цене, идут по сорок динаров за голову. Но даже если я сбуду коней за эти деньги, должен же я иметь какой-то навар? Я ведь беру коней не для себя. У меня есть все, что нужно. Предлагаю сто динаров. Если нет, ищи другого покупателя.

Мне понравился такой способ вести дело. Не понимаю, правда, как Бен-Али удалось сохранить уважение местных купцов с такой привычкой — заключать сделку почти без торга, ведь это идет вразрез с обычаями. Хотя, может быть, он растерял их уважение давным-давно и ему все равно. Что касается меня, то я разделял позицию негра. Мне не нравилось торговаться, хотя иногда это было выгодно.

— Заплатишь золотом? — спросил я.

Бен-Али молча поднялся и скрылся во внутренних покоях. Вернувшись, он по одной выложил на стол десять тяжеловесных китайских золотых юаней.

— Кони твои, — сказал я негру, сгребая монеты. — Собери мне хороший обед на шесть человек. Без вина. Хозяин трактира ухмыльнулся:

— Ты умеешь вести дела, Серго. Неужели тебя прикрывали целых пять человек? Да вы могли просто разграбить мой трактир…

— Не подавай мне таких идей, — ухмыльнулся я в ответ.

— На какую сумму приготовить обед?

— Давай готовый, какой есть. Сколько стоит хорошая порция?

— Динар с человека.

— Думаю, мы сойдемся на трех динарах?

— Конечно. — Бен-Али показал ослепительно-белые зубы. — Гассан, собери обед на шесть человек в корзину. Без вина и пива.

Мальчишка, стоявший в некотором отдалении от нашего столика, умчался, сверкая розовыми пятками. Я с интересом отметил, что пятки у него гораздо светлее, чем темно-коричневые ноги.

— Твои товарищи мусульмане? — вновь обратился ко мне негр. Понятно, что такое умозаключение он сделал, когда я отказался от вина. Собственно, именно к этому выводу я его и подталкивал. Негру совершенно не нужно знать, с кем, куда и зачем я иду. Потому что информацию он перепродаст еще более охотно, чем моих коней.

— Некоторые, — уклончиво ответил я.

— Разменять тебе юань? — поинтересовался хозяин, видимо желая покончить с моими делами и перейти к другим.

— Не стоит, — ответил я, выкладывая на стол три динара из хранилища княжны. — Золото удобнее носить.

— Полновесная монета, — поцокал языком негр, рассматривая динары. Походе, они даже не были в ходу? Не иначе из клада? Приятно иметь дело с состоятельным клиентом! У меня вечно проблемы с разменной монетой… Может, разменять тебе еще золота на серебро?

— Не стоит, — мягко отклонил я его предложение. — У меня не так уж много серебра…

Негритенок притащил большую, укутанную тканью корзину.

— Ничего не беру с тебя за корзину и упаковку, — подчеркнул Бен-Али. — Дорожу каждым новым знакомым. Следующий раз обязательно приходи ко мне. И не только с лошадьми.

— Непременно, — пообещал я. — Если буду жив.

— Будь жив и здоров, — пожелал мне Бен-Али на прощание.

–

С корзиной за спиной я равнодушно прошел мимо холма, на котором расположились Вард Лакерт и девушки. Выглядели мои спутники настоящими оборванцами, и меня это порадовало — мы хорошо замаскировались.

Девушки поняли, что нужно делать, и не кинулись ко мне с радостными криками. Может быть, их остерег опытный в воровском деле Лакерт. Подождав, пока я пройду, они побрели следом. А я, приметив уютную лесополосу, свернул с дороги.

Вблизи лесополоса оказалось не такой приятной. Земля была усеяна черепками, грязными тряпками, коричневой оберточной бумагой, яичной скорлупой и углями от костра. Пластиковые бутылки, полиэтиленовые пакеты и старые газеты остались в прошлом, но нравы путешественников не изменились. Те, у кого не было денег на обед у Бен-Али, останавливались в леске перед городом и не слишком заботились о том, чтобы оставить место чистым.

Мы не поленились пройти дальше. По мере удаления от дороги лесополоса становилась все чище. Там, где тракт скрылся из вида, было совсем чисто.

Я опустил корзину на землю. Догнавшие меня Валия, Эльфия и Вард с интересом заглянули внутрь. С утра все сильно проголодались. Руки Лакерта, когда он снимал полотно с корзины, слегка дрожали. Глаза девушек горели голодным блеском.

Основное блюдо составляло тушеное мясо с овощами. Оно лежало в шести грубо обработанных глиняных горшочках, заменяющих ныне привычную некогда пластиковую и стеклянную тару. Еще в корзине обнаружилось два небольших круга домашнего сыра, три десятка тонких пресных лепешек, бутылка с острым соусом и большой пучок разнообразной зелени. Судя по запаху, повара Бен-Али знали свое дело! Вкус нас тоже не разочаровал. Пожалуй, трактирщик действительно хотел иметь со мной дела в дальнейшем, иначе подсунул бы не такой хороший обед. А может быть, он испугался пятерых моих джигитов-мусульман.

Мы съели все мясо, все лепешки, весь соус и почти весь сыр. И после этого поняли, что идти дальше в ближайшие несколько часов не сможем. Отдыхать так близко от трактира было опасно, но что оставалось делать?

Каждый расположился, как мог. Я прилег на небольшом холмике, с которого была видна часть дороги. Одно мое ухо было прижато к земле, другое пыталось уловить дальние шумы, доносящиеся по воздуху. Тогда-то я первый раз и услышал очень странный топот.

В монастыре Лаодао нас учили, что человек должен пользоваться всеми органами чувств. Мы развивали слух, обоняние, учились на ощупь определять рисунок на монетах, читать тексты, выбитые и даже выцарапанные на стенах. Учитель Хуо особое внимание уделял умению слышать. Сам он был полуслепым и считал, что слух лучше всех других чувств и даже подчас лучше зрения. Ведь для того чтобы видеть, нужно иметь источник света, для того чтобы ощущать, нужно быть близко к объекту. Обоняние поможет тогда, когда ветер дует в нужную сторону. А слышать можно все и всегда — нужно только уметь слушать.

Так вот, такого топота я не слышал никогда прежде. По наставлениям Хуо, распознав совершенно незнакомый звук, нужно представить, что может его издавать. Сравнить со слышанными ранее. Отбросить неверные гипотезы и принять единственно возможную.

Я проделал все эти манипуляции. И перед моим мысленным взором встала очень странная картина: слон на очень длинных ногах, обутый в мягкие валенки. Похоже было, что слон хромал на правую переднюю ногу.

Представляя себе этого слона — черного, в желтую крапинку, с длинным извивающимся хоботом — я задремал.

В Бештауне было неладно. Окна многих домов слепо смотрели наглухо закрытыми ставнями. Рынки не работали. Немногие открытые лавки охранялись двумя-тремя дюжими молодцами. И, словно черная саранча, расползлись по улицам солдаты Лузгаша. Грязные, низкорослые, с немытыми и нечесаными волосами, воровато бегающими глазами.

На стенах домов и столбах висели плакаты на плохой серой бумаге — обращения к народу, подписанные Заурбеком. Регент предлагал всем вступать в добровольческие отряды и в отряды наемников. Первые отличались от вторых тем, что им полагались земли и процент с добычи, но жалованья добровольцам не платили. Наемникам платили приличное жалованье, а из награбленного им доставалось уже гораздо меньше. В таком разделении была своя мудрость — люди с разным темпераментом шли в разные отряды. Те, кто верил в удачу, — в добровольцы. Те, кто надеялся на устойчивый заработок, — в наемники.

Судя по тому, что зазывалы прельщали новобранцев богатой добычей, Лузгаш не собирался останавливаться в Бештауне. Куда будет направлен следующий удар? На Славное государство? На Китай? Еще одной привлекательной мишенью могла стать более близкая Индия, но туда добираться сложнее даже, чем в Китай. Высокие горы заслоняли эту богатую и многолюдную страну от княжества Бештаун. Путь в нее лежал через пограничные земли Китая или через земли, занятые турками. Но на пути в Индию с запада лежало и Славное государство, и турецкие эмираты, и многие южные княжества, во главе которых стояли отъявленные бандиты.

— Может быть, запишемся в армию? Наемниками? спросил я.

— Зачем? — поинтересовалась. Валия.

— Узнаем настроения масс изнутри…

— Лучше узнавать их снаружи, — фыркнула княжна.

— А уж мне туда точно ход заказан, — заявил Вард Лакерт. Он постоянно боялся, что его кто-то узнает.

— Среди наемников тебя будут искать в последнюю очередь, — заметил я.

— Ты прав. Специально искать меня они там не будут. Но могут найти случайно. Мысль прятаться от преследования закона в тюрьме не нова, но часто приводит не к тем последствиям, на которые надеется чересчур хитроумный злоумышленник.

Беседуя, мы подошли к одному из вербовочных пунктов. Около него топтались трое неплохо одетых молодых людей с длинными кривыми саблями.

— Оборванцы так и тянутся сюда, — заметил один из них, явно намекая на нас.

Валия с ненавистью посмотрела на молодых людей — трижды предателей, по ее мнению. Они не узнали ее, они собирались записаться в армию к ее злейшему врагу, они назвали ее оборванкой. Похоже, княжна была недалеко от того, чтобы назвать свой полный титул и броситься на обидчиков с обнаженной саблей. Пареньки, скорее всего, были сыновьями крупных землевладельцев. Они были еще очень молоды. Старшему было не больше двадцати, младшему, скорее всего, семнадцать.

— Что смотришь, худышка? — спросил, глядя на Валию, молодой, довольно крепкий парень с наглыми глазами. — Думаешь, теперь все равны, как кричит Заурбек? Шваль останется швалью.

— Не трогай ее, Рустам, — одернул его старший. — Она просто паршивая овца. А вот другая девочка — ничего. Я не против, если б она обслуживала наш отряд… Ведь женщин в армию Лузгаша тоже принимают. Правда, не для того, для чего брали раньше в нашем бабском княжестве!

Эльфия вспыхнула и потянулась к мечу. Я аккуратно взял ее за руку и оттолкнул в сторону, становясь перед старшим негодяем.

— А ты, косая рожа, хочешь вступиться за подружку? — захохотал молодой человек. — Считаешь себя крутым?

Я не считал себя крутым. Я только не понимал, откуда у такого молокососа столько наглости и самоуверенности. До сих пор никто не называл меня «косым» или «кривым» из-за шрамов. Напротив, у встречных они обычно вызывали должное уважение. Не иначе с утра молодые подонки хватили не по одному стакану вина, покурили травы и нанюхались порошков для храбрости. Да и одеты все мы были вполне прилично. Не с иголочки, но и не в рванину.

Вокруг собиралась толпа. Место для вербовочного пункта было выбрано людное, и зеваки с интересом глазели на назревающую ссору. Мне не хотелось драться — даже в пятую часть своей силы — и тем самым обнаруживать свои умения перед вербовщиком. Но, похоже, другого выхода не было. Я не мог допустить, чтобы безвозбранно оскорбляли мою подругу, да негодяи и не отстали бы от нас просто так.

— Сколько швали собралось, Муса! — подзадоривая главаря, обратился к старшему средний юноша. — Зададим им?

И тут, неожиданно для меня, в дело вмешался низкорослый вербовщик с густыми, затеняющими глаза бровями.

— Не мешать. Порядок не нарушать, — неприязненно бросил он в сторону молодчиков, делая упор на «ш», отчего его голос звучал особенно бранчливо.

— Это ты кому? Нам? — удивился Муса.

— Тебе. И твоим дружкам. Убирайтесь отсюда, да поживее.

— Ты объясняешь мне, как мне вести себя в моем городе? — словно не веря своим ушам, переспросил Муса. — Ах ты, старая обезьяна! И он туда же — на защиту швали! Возомнили о себе!

— Да мы хотели записаться в конный отряд Лузгаша! Но сначала должны узнать, найдутся ли офицерские должности. Вот! — торжественно заявил самый молодой, Рустам.

— Лузгаша называть не иначе как «великий господин», — хмуро сказал вербовщик. Тебя возьмут только в лучники. В добровольческий отряд. Неповоротлив. — Он ткнул пальцем в Мусу. — А ты можешь рассчитывать на должность подносящего копье. Если умеришь свой гонор.

— Что? Да он оскорбляет нас, высокородных беев, собака! — воскликнул Муса, выхватывая саблю.

О нас он уже забыл. Но я о его выходках помнил. И, хотя помогать вербовщику в мои планы не входило, громко сказал:

— Брось саблю, щенок! За нападение на солдат Лузгаша тебя изрубят в капусту.

— Ах ты, оборванец! — заорал молодой дурак, делая выпад саблей в мою сторону.

От выпада я ушел без труда. Мог бы и забрать саблю, но не посчитал нужным.

Вербовщик тем временем пронзительно свистнул, и из-за занавески показалось четверо солдат в волчьих шапках и длинных полотняных плащах, испещренных пятнами неизвестного происхождения. В их руках были кривые ятаганы и волнообразно изогнутые обоюдоострые кинжалы. Один из них на ходу смахнул Мусе голову. Остальные сорвали оружие с его товарищей, пинками повалили их на землю, поставили на молодых людей ноги в пыльных сапогах и застыли, ожидая дальнейших указаний. Сабли парней самый низкорослый солдат Лузгаша занес к себе за занавеску, почему-то воровато оглядываясь.

Толпа испуганно шарахнулась в стороны. Вербовщик криво ухмыльнулся и все с тем же жутким акцентом объявил:

— Богатые папенькины сынки, так называемые высокородные беи, наказаны за то, что пытались обидеть простой народ Бештауна, — он сделал жест в нашу сторону, — и оскорбили повелителя Лузгаша, лучшего друга регента Заурбека. Но главное — они были непочтительны к простому народу. Народу, который их кормит. Какое наказание выберете вы для них, уважаемые граждане? Палки или смерть?

— Смерть, смерть! — раздалось несколько пьяных выкриков. Кричали такие же подонки, как те, что лежали на земле.

— Палки! — закричали другие, причем гораздо громче.

— Двадцать палок каждому! — коротко приказал вербовщик.

Его телохранители кривыми ножами, не слишком заботясь о целости кожи наказываемых, срезали пояса молодых людей и сорвали с них штаны. Один из воинов Лузгаша быстро принес из каморки, где они скрывались до этого, тяжелую, обтянутую кожей палку и начал изо всей силы лупить младшего юношу по заду, по ногам и по спине. Тот завыл, но скоро смолк, потеряв сознание. Такая же участь ожидала второго.

— Так будет наказан всякий, кто злоумышляет против народа, — заявил вербовщик, обращаясь к толпе. — Кто хочет вступить в славную армию Лузгаша? Записывайтесь!

Несколько парней, воодушевленные столь ярко продемонстрированной любовью представителей Лузгаша к простому народу, оттолкнув нас, бросились к столику вербовщика. Расчет чиновника был верен — наказав богатых негодяев, он привлек на свою сторону в десять раз больше людей. Деньги, которые могли дать властителю Луштамга их отцы, были ему совершенно не нужны — у него хватало своих. А слухи, которые разнесутся по городу, будут говорить о сказочном благородстве воинов из армии Лузгаша. Политика верная и в настоящее время беспроигрышная.

Молодые оборванцы должны были понимать, что в армии их станут наказывать еще более жестоко. Но сейчас, на волне патриотических чувств и гражданского самосознания, им было не до того.

Воспользовавшись тем, что вербовщик занят, мы поспешили уйти. Оглянувшись, я заметил, как воины затаскивают обезглавленное тело Мусы в каптерку. При этом они так облизывались, что я бы не удивился, узнав, что в ближайшее время они его освежуют и съедят.

Побродив по городу, мы поняли, что, по большому счету, до нас нет дела никому. Лузгаш здесь еще даже не появлялся. Он стоял вместе с полевым лагерем на выходе из Баксанского ущелья. Заурбек был сосредоточен на том, чтобы завоевать любовь народа. Пока что это получалось у него плохо.

Настроить простой народ и беев против княжны, которая правила самовластно, Заурбек сумел, но чем лучше его правление, никто пока не видел. Бандитов в городе развелось больше, чем когда-либо. Улицы не убирались. Торговля, которая должна бы с приходом денежных солдат армии Луштамга расцвести, приходила в упадок. Потому что в глаза воины Лузгаша улыбались и кланялись, но, как только хозяин лавки оказывался с ними наедине и в меньшинстве, норовили забрать не только то, что им понравилось, но и весь товар, а также взять кассу. Не останавливались они и перед избиением хозяина и членов его семьи. Некоторых купцов даже забили насмерть.

Те из торговцев, кому удалось уцелеть, пробовали жаловаться на побои и грабеж, но быстро убедились, что это бессмысленно. Дежурный офицер выслушивал обиженного, уверял, что солдаты Лузгаша просто не способны на дурные поступки, так как их в случае поимки ждет жесточайшее наказание, вплоть до отсечения правой руки или повешения, и приносил свои соболезнования. А если торговец настаивал, офицер объявлял, что за клевету на солдат тоже полагается наказание. Не такое суровое, как отсечение руки, но внушительное — штраф и от десяти до пятидесяти ударов палками, а буде клеветник не исправится — отсечение языка. Язык, по счастью, не отрезали никому, а вот палками нескольких горластых купцов избили. И многие лавки закрылись накрепко.

Впрочем, те, кто сидел за крепкими запорами, были более или менее в безопасности. До налетов на богатые дома дело пока еще не дошло. Но что и говорить: особенных улучшений в жизни людей после свержения деспотичной княжны не наблюдалось. Скорее наоборот. Разве что подешевело вино.

Поездив по городу, мы решили снять какой-нибудь флигель у надежного хозяина. Беда была в том, что порядочные люди нас не пускали и на порог, считая мародерами, нажившимися на войне и ищущими дальнейших приключений, а к подонкам не хотелось селиться нам самим. В конце концов удалось сторговаться с одним старичком, который согласился переехать на время к взрослому сыну, и снять флигель неподалеку от Большого торжища — как раз рядом с дорогой, ведущей к Баксанскому ущелью.

Флигель был трехкомнатный. Серебряный динар в день, на котором мы сошлись, окупал с лихвой неудобства, которые испытывал старик, вынужденный задержаться у сына дольше обычного. А сын был только рад. Он давно предлагал отцу переехать к нему, ведь заботиться о старике все равно приходилось ему. Лучше делать это у себя дома, чем ходить через полгорода.

Так началась наша жизнь инкогнито в Бештауне. Мы ходили на прогулки, знакомились с соседями и купцами, даже в это смутное время выезжавшими на торжище, да и просто отдыхали после блужданий по горам.

Валию на всякий случай мы звали теперь Фирюзой, по бабушке. Я так и остался Сергеем, Эльфия — Эльфией, а Вард Лакерт признался, что у Лузгаша его называли совсем по-другому, стало быть, скрывать нынешнее имя смысла не имеет. Я засомневался, в самом ли деле его родовое имя Лакерт. вряд ли он стал бы открывать его первому встречному. Но раскрываться передо мной бывший вор не пожелал, а я не расспрашивал его о настоящей семье и роде занятий. Похоже, молодой человек действительно был из Маргобраны и долго жил под именем Вард. Относительно всего остального я не был уверен.

Рано утром — дело было в день полнолуния месяца наливающегося колоса — воздух сотрясся от рева труб. Повелитель Луштамга, завоевавший княжество Бештауна, после хорошо выдержанной паузы вступал в столицу.

Как я и предполагал, Лузгаш не стремился занять царский дворец. Это роднило бы его с выскочкой Заурбеком, а он считал себя неизмеримо выше всех удельных князей, по меньшей мере властелином половины мира. Бештаун — лишь веха на пути.

Торговцев прогнали палками с торжища еще накануне и привели площадь в подобающий вид: ни лотков, ни товаров, только голая ровная земля да наспех сооруженное возвышение, на котором будет восседать властелин.

Любопытный народ собирался на площади. Эмиссары Лузгаша намекали на возможную раздачу призов и интересные зрелища. Солнце только показалось над горизонтом, а по дороге к торжищу уже тек людской поток.

Нам, естественно, тоже было любопытно посмотреть на нового «хозяина». Вард за время наших странствий отпустил бородку, и его было довольно трудно узнать. Бояться он стал гораздо меньше. Я вполне мог сойти за воина Лузгаша в глазах местных жителей и за местного жителя — в глазах солдат Луштамга, не понимавших тонких племенных различий между народами Бештауна. А девушкам достаточно было одеться поскромнее и похуже, нахмуриться и неправильно наложить макияж. Ибо кто обращает внимание на некрасивых женщин, если вокруг есть на что посмотреть?

Мы расположились метрах в двухстах от помоста, с правой стороны. Там уже не дрались за места, но видно и слышно было хорошо. В толпе сновали разносчики, предлагавшие народу еду, пиво и вино. Цены были вполне приемлемыми — представитель оккупационных властей накануне пообещал, что тем, кто будет завышать цену в великий праздник коронации Лузгаша, зальют в глотку расплавленный алюминий, и предупреждение возымело действие.

Мы купили соленых орешков, взяли по кружке местного скверно сваренного пива и стали наслаждаться жизнью в ожидании зрелища, ничем не отличаясь от остальной толпы. Знать пробилась поближе к помосту, а вокруг расположилась такая же безденежная шваль, как и мы. К нам даже не подходил разносчик вин. Благородные напитки слишком дороги: половина серебряного динара за кружку. А нам в половину динара обошлось все угощение на четверых.

Орешки еще не успели закончиться, когда со стороны Баксанского ущелья появилась процессия воинов в панцирях, восседавших на верблюдах в богатой сбруе. Верблюды были встречены восторженными криками, на всадников, высоких темноволосых мужчин с длинными пиками, никто не обратил внимания. А я сразу отметил, что это были настоящие воины. Глаза их цепко шарили по толпе, выискивая малейшую опасность даже в праздничном сборище.

Всадники своими пиками оттеснили публику подальше от помоста, образовав коридор. Послышались крики, брань. Высокородные беи не привыкли, чтобы их толкали тупыми концами пик и угрожали остриями. Некоторых самых крикливых отделали кожаными дубинками подоспевшие низкорослые солдаты. Минут десять — и воцарился порядок.

Затем появился отряд меченосцев на породистых лошадях. Этих приветствовали еще более дружно. В хороших лошадях и лихой посадке всадников здесь понимали толк.

Через некоторое время на дороге показались слоны. Я не встречал слона с того времени, как жил в монастыре Лаодао. Большинство местных жителей не видели это животное никогда в жизни — только на картинках. Восторженные и удивленные вопли заглушили даже топот животных. Я непроизвольно поискал взглядом слона с длинными ногами в мягких валенках, топот которого слышал несколько дней назад. Но его не было.

На самом крупном слоне — горе мышц и жира — был установлен золоченый, украшенный сверкающими на солнце драгоценными камнями паланкин. Судя по тому подобострастию, с каким кланялись в сторону паланкина солдаты (даже те пехотинцы, что шли в колонне, окружающей слонов), в нем сидел Лузгаш или его двойник.

— Он, — подтвердил Лакерт, кивая в сторону слона. — Чаще Лузгаш ездит на лошади, как и все, но здесь решил пустить пыль в глаза. Чтобы его слава шла впереди армии.

Я несколько раз поклонился в сторону паланкина и прокричал «ура!». Девушки посмотрели на меня, как на сумасшедшего, а я расхохотался, как пьяный.

— Не отличайтесь от других! — посоветовал я им. — Все просто вопят от восторга, а вы нахохлились, словно курицы.

Вард развязно помахал слону рукой, Эльфия воскликнула что-то вроде «слава законному государю», но Валия хранила гробовое молчание и оставалась насупленной. Впрочем, до нее действительно никому не было дела. Скорее всего, это и возмущало княжну больше всего.

Главный слон остановился подле возвышения. К нему тут же приставили выкрашенную в красный цвет деревянную лестницу, по которой Лузгаш спустился на помост. Насколько я мог судить с такого расстояния, это был самый обычный мужчина с немного выпяченными губами, пронзительными черными глазами, редкой, с проседью бородой и прямым носом. Встреть я его в толпе, взгляд бы на нем не задержался. Вел он себя спокойно, без брезгливости и излишнего самодовольства.

Повелитель Луштамга, подчинивший себе Бештаун. уселся в золоченое кресло. Эльфия шепотом сообщила мне, что кресло — из дворца, использовалось для малых приемов отцом Валии.

Трубы взревели с утроенной силой. Глашатай, взобравшийся на помост, проорал:

— Приветствуйте Лузгаша Великого, мудрого и смелого, почтившего вас своим присутствием!

Глотка у глашатая была луженой. Орал он так, что слышно было в самых удаленных концах торжища, несмотря на гул большой толпы людей. Может быть, когда-то он продал товар по завышенной цене и ему в горло залили алюминий? Или использовали для усиления голоса какую-то более действенную магическую технологию?

Толпа нестройно прокричала, что рада видеть своего нового патрона. Лузгаш брезгливо улыбнулся.

На помост тем временем поднялись несколько человек в доспехах — по всей видимости, боевые командиры и советники Лузгаша. Заурбек отирался возле помоста.

— Господин Луштамга и многих удаленных земель, великий Лузгаш объявляет, что рад выраженной вами покорности. Он обещает защищать всех граждан княжества Бештаун, их права и свободы. Теперь вы находитесь под надежной рукой! — прокричал глашатай.

Даже мне было немного обидно слышать такие слова, хотя я и не являлся гражданином Бештаунского княжества. Но толпа вновь проревела что-то одобрительное.

— Перед коронацией народу вручаются подарки, — сообщил глашатай.

Два дюжих молодца поставили перед огромным слоном, на котором приехал Лузгаш, большую бочку. Слон погрузил в нее хобот, потом поднял его вверх, и в толпу полетели алюминиевые монеты. Слон старался — монеты вылетали даже за пределы торжища. Радостные вопли перемежались криками ярости. Началась дикая свалка. Копьеносцы на верблюдах успешно сдерживали беснующуюся толпу в нескольких метрах от помоста.

Поскольку все только и делали, что рыскали по площади в поисках монет, Валия ехидно спросила, глядя на меня:

— Почему же ты не гоняешься за легкими деньгами, сэр Лунин? Нужно вести себя, как все.

— Ты права, княжна, — ответил я, поднимая с земли блестящий кругляшок, подкатившийся почти под ноги Валие. — Еще порция пива и орешков нам обеспечена.

— Мне и так уже тошно, — поморщилась Эльфия.

— Разделяйте трудности с вашим народом, — не преминул поддеть княжну и Эльфию Лакерт. Ему дешевое пиво пришлось как нельзя более по вкусу, и он с негодованием наблюдал, как девушки выплескивают на землю остатки из своих кружек.

Минут через десять слон опустошил бочку, и беснование улеглось.

— Все довольны? — проревел глашатай. По монете, а то и по пять досталось почти каждому, поэтому толпа дружно проревела:

— Да!

— Наступает самый торжественный и счастливый момент: государь Бештауна официально вступает во владение землями княжества! Он наденет корону бывших князей, которая займет место среди знаков власти, завоеванных его доблестной армией!

Человек в доспехах вынес корону: четыре серебряные полосы крест-накрест, украшенные драгоценными камнями и золотом в форме листьев винограда. Среди камней короны преобладали аметисты, сапфиры и алмазы.

Валия мертвеннно побледнела.

— Корона отца, — прошептала она. — На этом негодяе…

Даже народ приутих. К трону для коронования не позвали никого из бештаунских беев. Даже регент Заурбек топтался рядом с помостом, не смея подняться выше.

Лузгаш взял корону с бархатной подушки, снял шлем и сам надел засверкавший самоцветами венец на голову.

— Как повелитель Бештауна, объявляю свою волю, — сказал он не очень громко, но многие его услышали. — Регент Заурбек за заслуги перед своим народом и армией Луштамга назначается мною младшим беем Ставки Великого повелителя Лузгаша.

Глашатай повторил слова правителя в полный голос.

— Он будет служить вторым наместником Бештауна — после Трксна. Младшему бею дозволяется подойти и выразить почтение господину.

Заурбек неохотно поднялся на помост и поцеловал сапог Лузгаша. Видимо, у младших беев было принято приветствовать повелителя именно так. Старшие, наверное, целовали руку.

Валия горько усмехнулась, глядя на унижение своего бывшего советника.

— А сейчас будут казнены враги государя, — объявил глашатай.

На помост вытолкнули нескольких китайцев и джигитов из гвардии Валии. Руки их были скручены за спиной.

— Хань Нунь! — ахнула Валия. — Я думала, его убили… И Джардан! Что же это делается?

Сабленосцы тем временем выхватили клинки. Несколько взмахов — и преданные княжне воины были обезглавлены. Кровь ручьями хлынула с помоста в толпу.

— Так будет с каждым, кто пойдет против Лузгаша, — объявил глашатай.

Толпа притихла. Казненных воинов многие знали лично, притом с лучшей стороны. Да и казнить солдата только за то, что он предан госпоже, — аморально по любым законам. К тому же публичные казни для Бештауна были не слишком привычны.

— Приветствуйте волю повелителя! — проорал глашатай.

Ответом ему была гробовая тишина. Только несколько полностью упившихся свиней из местных проорали что-то невразумительное. И тогда солдаты Лузгаша дружно и страшно прокричали:

— Любо!

Это слово с диким, чужим акцентом звучало ужасно. От крика кровь стыла в жилах.

— Ваш регент Заурбек мог быть назначен и старшим беем, — объявил Лузгаш. — Но местные жители показывают мало энтузиазма в поддержке новой власти. Они не хотят вступать в мою доблестную армию. Если так пойдет и дальше — добра бештаунцам ждать не стоит. Но если вы разделите со мной трудности похода против неверных, княжество ждет богатство и славная участь!

Народ продолжал безмолвствовать.

Валия наклонилась ко мне и горячо зашептала:

— Ты ведь можешь все, Сергей! Забери у него корону! Сорви с головы наш родовой венец!

Я прикинул свои шансы. Миновать воинов на верблюдах, пожалуй, смогу. Скорее всего, меня не убьют и быстрые телохранители с саблями. Но уйти потом через толпу с погоней за плечами?

— Это и моя просьба, — шепнула с другой стороны Эльфия.

— Хорошо, — ответил я. — Но вы должны сразу уйти с площади. Прямо сейчас. Встретимся дома.

–

Миновать всадников на верблюдах не очень сложно — достаточно перепрыгнуть одного из них или быстро проскочить под брюхом животного, не попав под копыта. Сабленосцы, окружающие помост — тоже не проблема. Но как лучше проделать все движения — с мечом или без меча?

С одной стороны, меч мог хорошо помочь. С другой — это лишняя тяжесть и меньше возможностей для маневра.

Я отстегнул длинный меч и отдал его Эльфие.

— Возьми и уходите, — приказал я. — Чтобы никто не запомнил, что я стоял с вами. Когда я заберу корону, Лузгаш прикажет задержать и притянуть к допросу как можно больше людей.

— Ты не будешь убивать Лузгаша? — удивленно спросила Валия.

— Зачем? — вопросом на вопрос ответил я.

Действительно, зачем? Лузгаш означал некоторую стабильность. Да, он напал на княжевство Бештаун, собирается завоевать все окрестные земли. Но проблема ведь заключается вовсе не в нем. Устрани главнокомандующего — и на его место обязательно придет другой. Неизвестно, что это будет за личность. Сейчас оккупационные войска поддерживали хотя бы видимость порядка. А что будет с новым господином?

Хорошо известно, какая свита обычно бывает у таких негодяев, как Лузгаш. К власти после его гибели пробьется самый подлый, самый кровожадный, самый беспринципный. И его правление может принести только смуты, кровопролития и бедствия — как для собственной армии, так и для окружающих народов. Причем для них — в первую очередь.

Я равнодушно отвернулся от своих друзей и, слегка пошатываясь, пошел прочь — в сторону города, подальше от трибуны. Все наши соседи должны были видеть, что я ушел с торжища в город. А тот человек, который нападет на Лузгаша, придет совсем с другой стороны. Он будет одет по-другому, у него будет другой рост и другая походка. Точнее, походки у него вообще не будет. Он будет двигаться, как тень летящей птицы.

Неподалеку от помоста приведенные Заурбеком местные певцы запели славицу новому князю Бештауна — Лузгашу Могучему. Повелитель Луштамга восседал на троне, благосклонно улыбаясь. Здешние земли — капля в море. Но всегда приятно обзавестись чем-то новым, приобрести еще несколько тысяч раболепных слуг и выслушать их льстивые речи.

Я зашел в один из туалетов, которые возвышались на торжище в нескольких местах. Перед народными гуляниями их не стали убирать. Во-первых, как заделать ямы? А во-вторых, в местах с обильной продажей пива туалет должен быть обязательно…

Укрывшись от посторонних глаз, я снял плащ, обмотал его вокруг левой руки, взял в правую кинжал в ножнах — сбросить их можно будет одним движением — и вышел на воздух. Песня, воспевающая Лузгаша, заканчивалась. Нужно было спешить.

Я сместился на второй уровень сознания. Движения людей словно бы замедлились. Со стороны казалось, что я двигаюсь неестественно быстро. Но это пока мало кого интересовало. Народ вокруг в большинстве своем был пьян.

Поддерживая хороший темп, я достиг расстояния выстрела из короткого лука до копьеносцев на верблюдах. Здесь в толпе наверняка дежурили соглядатаи. Я сразу различил трех ближайших по внимательному выражению лица, раздутым, словно принюхивающимся ноздрям и нелепо топорщащейся одежде — на них были кольчуги. Два соглядатая дежурили далеко справа, один был прямо на моем пути.

Я сместился вправо, хотя путь слева был полностью свободен. Тайных дозорных нужно столкнуть лбами. Увидев мои резкие движения, они бросятся ко мне. Но им потребуется время для того, чтобы опознать своих. К тому же каждый невольно замедлит темп, надеясь, что другой сделает грязную и опасную работу за него. И копейщики на верблюдах тоже будут отвлечены лишними быстро движущимися целями. Особенно если пропустившие меня соглядатаи побегут следом.

Дозорные рванулись к бегущему, на их взгляд, человеку. На деле я еще не бежал, а быстро шел, экономя энергию. Я отметил, что они все равно не успеют, и перестал обращать на них внимание. Потом слегка расслабился и перешел на третий уровень сознания.

Переход дался мне нелегко. К любой концентрации внимания и сил нужно готовиться. Соответственно питаться, соответственно тренироваться, соответственно думать, да и вообще вести нужный образ жизни в течение некоторого времени, хотя бы трех дней. А я вел жизнь, далекую от аскетической. И всего полчаса назад ел всякую дрянь — соленые орешки с пивом. Что может быть вреднее для организма? Хорошо, что я выпил только стакан и не поддался искушению съесть побольше орехов…

Худо-бедно, но я перешел на третий уровень и закрепился на нем. Неплохой результат без предварительной подготовки. Я ведь не магистр и даже не полный мастер. Лучший результат, которого мне удавалось достигать, — это переключение на долгое время на четвертый уровень и кратковременные переключения на пятый Как известно, полные мастера ведут бой на пятом уровне, а магистры могут неограниченно долго пребывать на седьмом. Правда, выигрыша в движениях это почти не дает. Наше физическое тело слишком медлительно, чтобы разница между седьмым и четвертым уровнем давала себя знать. Но на седьмом уровне за малую толику времени можно просчитать несоизмеримо большее количество вариантов, нежели на четвертом. И сформулировать массу идей и образов. Это особенно важно в бою с использованием магии, но дает слабое преимущество там, где магия бессильна.

Для моих нынешних целей третьего уровня должно было хватить с избытком. Вряд ли кто из воинов и телохранителей Лузгаша мог переключаться — разве что интуитивно, самостоятельно найдя пути к этому умению. И уж наверняка никто не мог подняться выше второго уровня.

Копейщики на верблюдах засуетились. Они еще не поняли, в чем дело. Просто информационное поле толпы стало излучать тревогу. Кого-то я слегка толкнул, кого-то бесцеремонно расшвыряли соглядатаи, кто-то шарахнулся от быстро бегущего человека. Некоторые всадники привстали на стременах, другие начали искать цель, вращая пикой.

Верблюды были уже рядом. Красные уставшие глаза, пена на губах — животные пробежали изрядное расстояние, а всадники даже не потрудились слезть с них. Чтобы внести дополнительную панику в ряды противника, я решил помочь одному из верблюдов.

Движение, которое я задумал, было не очень сложным, но достаточно рискованным. В бою против мастера я бы никогда на него не решился.

Отведя пику изумленного всадника, который заметил прямо перед носом своего верблюда бегущего к помосту незнакомца, я подпрыгнул, ухватился за пику и потянул ее на себя. Копьеносец, естественно, не выпускал оружия из рук. Рефлекс удержания оружия доминирует у любого воина. Поэтому всадник полетел вниз, запутываясь в стременах.

Пожалуй, это был неплохой боец. Возможно даже, ему удастся встать. Чуть позже. Но это не имело ровно никакого значения. Так же, как и то, что два соседа выбитого из седла воина разворачивали свои пики в мою сторону. Когда они изготовятся нанести удар, я уже буду далеко.

Прыгать на спину верблюда было чревато непредсказуемыми последствиями и лишними затратами времени. Животное могло взбрыкнуть, попятиться, лягнуть незнакомца. Все это неопасно, но вносит сумятицу в планы и задерживает. Поэтому я перелетел через верблюда и опустился на ноги, сразу снова подпрыгнув. Лишний маневр — ведь никто не ожидал здесь моего появления, никто не стрелял и не пытался пригвоздить меня пикой к земле.

Помост возвышался над землей метра на два. На пятом уровне я бы мог запрыгнуть на него с земли, сразу встав на ноги. Сейчас, с оружием, в тяжелой одежде и с пивом, булькающим в животе, такой маневр мог дорого обойтись.

Я прыгнул по-другому — как делают легкоатлеты, через спину, — и вкатился на помост.

Два воина с обнаженными саблями были готовы к чему угодно, но только не к тому, что противник проползет у них под ногами. Пока они соображали, куда делся враг, я уже был рядом с Лузгашем.

Повелитель Луштамга не утратил присутствия духа. То ли он не понял, что происходит, то ли надеялся, что воины его защитят, то ли действительно был храбрым человеком. Он потянулся к церемониальному кинжалу с рукоятью, украшенной крупными рубинами, но было ясно, что к нужному сроку он не успеет его вынуть.

Хотя как знать? Справа от Лузгаша я заметил невысокого старика, заносящего для удара свой посох. Мысленно я вздрогнул. Старик был настоящим мастером. Сейчас он находился определенно не на первом и не на втором уровне сознания. А ведь ему было отведено на переход не больше трех, максимум пяти секунд, даже если он заметил меня в толпе еще раньше соглядатаев!

Схватка с таким противником страшна даже один на один. Что же говорить о случае, когда вся свора Лузгаша готова наброситься на меня? Старику нужно лишь выиграть пару секунд…

Единственным разумным выходом в данной ситуации было поспешное бегство. Любой магистр поступил бы именно так. Но я не был магистром. Моего подвига с горящими глазами и надеждой в сердце ждала Эльфия. На меня уповала Валия. Я не мог обмануть их ожиданий после того, как они не обманули моих.

Впрочем, любой магистр понял бы, что старик рядом с Лузгашем — не боец. Да, он двигался очень быстро. Но в движениях его не было силы и отточенного мастерства. Он привык сражаться с врагами силой слова — оружием гораздо более действенным, чем меч. И даже сейчас он потерял несколько мгновений, шепча какие-то слова, совершенно бесполезные в мире без магии.

Сильным ударом я отвел посох в сторону. Старик знал об этом ударе, предвидел его заранее, но не мог ничего поделать. Силы его мускулов не хватило, чтобы остановить движение моей руки, сломать ее и отбросить в сторону. Он вновь попытался произнести заклинание. Напрасный труд!

По-хорошему, вражескому магу — чрезвычайно опасному субъекту, попавшему в столь щекотливую ситуацию, — обязательно нужно было свернуть шею. Разговоры о благородстве, о том, что нельзя убивать безоружных, хороши лишь для рыцарского поединка. Но у меня не было времени. Или старик, или корона.

Я выбрал корону. И потому, что обещал девушкам именно это. И потому, что убийство мага не прошло бы безнаказанным для жителей Бештауна. Лузгаш вполне мог посадить на кол каждого десятого, присутствовавшего на площади. Да и убивать беспомощного в данный момент старика, несмотря на все рассуждения о логике войны и отсутствии в ней благородства, мне не хотелось. Не те книги читал я в детстве, и даже школа Лаодао не перевоспитала меня полностью.

Корона играла на солнце всеми цветами радуги. Я сорвал ее, не слишком заботясь о целости головы Лузгаша. Повелитель Луштамга упал с трона на доски, покрытые ковром. Кинжал с рубиновой рукоятью вылетел из ножен и долетел до самого края помоста.

Счастливая мысль посетила меня. Похищение короны — дело политическое, за которое всякий правитель вправе применить репрессивные меры к бунтовщикам. Похищение двух ценных предметов — просто грабеж. А за грабеж в ответе только тот, кто его совершает. Конечно, такие понятия применимы для цивилизованного общества, но и Лузгаш, наверное, может вести себя цивилизованно. Если ему это выгодно.

Я подхватил кинжал, рубины которого стоили не одну сотню золотых, той же рукой, в которой держал свой. С короной в одной руке, с двумя кинжалами в другой я спрыгнул с помоста.

Драться с занятыми руками нелегко. Но мне не пришлось драться. Копейщики на верблюдах все еще собирались отражать агрессию извне, и я просто пробежал мимо двух верблюдов. Люди из толпы шарахались от меня, заранее расчищая дорогу. Точнее, не преграждая путь — расступиться у них просто не было времени.

Вслед мне не стреляли — Лузгаш не выставил на площадь лучников, очевидно опасаясь предательства. Ведь кто-то из них мог пустить стрелу и в него! Но погоню снарядят, скорее всего, в ближайшее время.

Немного подумав, я на ходу надел корону на голову. В правую руку взял обнаженный кинжал Лузгаша, в левую переложил свой. Корона пришлась как раз впору. И кинжал повелителя Луштамга был очень удобным, несмотря на обилие украшений.

Теперь я был во всеоружии и не боялся никого. Сзади, словно разворошенный муравейник, шумела площадь. В несколько прыжков я пересек тракт и скрылся в кривых переулках.

В ушах худела кровь, сердце бешено стучало. Как ни тренируйтесь, а пробежать, не сбавляя скорости, несколько километров — задача сложная. Даже для лошади.

Скрывшись из вида толпы, я продолжал убегать по пустынным улицам. Бештаунцы или ушли на торжище, или боялись высунуть нос из дома.

Спрятать добытые вещи и повернуть обратно было слишком опасно. Корону и кинжал могли найти, если бы я их оставил — зачем тогда затевалась эта беготня? А после происшествия не стоило ждать от воинов Лузгаша лояльности. Они будут обыскивать всех, даже тех, кто с беззаботным видом идет им навстречу. Я бы на их месте поступил именно так.

Преодолев километра три, я остановился, в безлюдном месте снял с руки плащ, спрятал в него кинжал Лузгаша и корону. Теперь я не слишком отличался от добропорядочного гражданина. Подозрительным был только сверток в руках.

Настало время повернуть. По широкой дуге огибая город, я возвращался домой. Не исключено, что там уже шел обыск. Наверняка контрразведка Лузгаша выяснила, что дом снят недавно. Он под подозрением в первую очередь. А если дело дойдет до обыска, опознают и Валию, и Эльфию, и Лакерта. Все они числятся в розыске. И зачем я только согласился с идиотским предложением девушек?

Народ расходился с площади. Два парня брели, ожесточенно жестикулируя.

— Ну что, короновали? — спросил я у них. Парни наверняка не были подставными агентами.

— Да уж, короновали! — восторженно начал рассказывать один, но другой резко дернул его за рукав, приняв меня за человека Лузгаша.

— Короновали, — заявил он. — Мы ушли сразу после этого и ничего больше не видели.

— Да, — помрачнел первый. Ему по-прежнему хотелось рассказать захватывающую историю, но он понял, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Я не из агентов Лузгаша, — попытался я уверить парней.

— Все вы так говорите, — холодно отрезал второй парень, поворачиваясь ко мне спиной.

Быстрым шагом я дошел до дома, который мы снимали. Признаков вражеской активности вокруг него видно не было.

Готовый ко всему, я перешагнул порог. Девушки сидели в гостиной. Даже не сняли плащей. Увидев меня, они вскочили. Лица осветились радостью, но в глазах застыла тревога.

— А где Лакерт? — спросил я.

— Он остался на площади, — ответила Валия.

— И до сих пор не пришел?

— Да, — подтвердила Эльфия.

— Плохо. Он может привести хвост. Точнее, его могут поймать, и тогда он покажет этот дом.

— Ты думаешь, у него хватит подлости? — спросила Валия.

— У него не хватит сил долго противиться пыткам. И он прекрасно об этом знает. Поэтому расскажет сразу все.

Я вынул из-под плаща корону и протянул ее Валие. Без поклона, не становясь на колени, как поступают в подобных случаях. Я был воспитан в более демократических традициях, а это трудно преодолеть. Да и не нужно.

— Тебе удалось? — замирающим голосом прошептала Валия.

— Как видишь.

Княжна взяла корону в руки и замерла, неотрывно глядя на нее.

— Отцовская корона, — тихо сказала она. — Спасибо, сэр Лунин. Ты оказал княжескому дому Ботсеплаевых неоценимую услугу. Я назначаю тебя Главным советником и первым беем. Ты будешь вторым человеком в государстве.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я.

Легко раздавать титулы несуществующего государства, утратившего силу и власть княжеского дома. Особого восторга новое назначение у меня не вызвало. Хотя так высоко в своей карьере я еще не поднимался. От этой должности один шаг до того, чтобы стать регентом и королем. Как попытался сделать в свое время Заурбек.

— Это тебе. — Я протянул кинжал с рубинами Эльфие. — Личное оружие Лузгаша. Кстати, Валия, я думаю, что Эльфия больше достойна титула первого бея.

— Ты отказываешься? — возмутилась княжна.

— Нет. Я просто знаю, кто сможет работать на государственной службе. Я буду отлынивать от дел управления и церемоний.

— Нужно выпить за победу, — заявила вдруг княжна, игнорируя мое признание.

— Выпить — не знаю, — усмехнулся я. — А поесть мне нужно. Просто коленки трясутся. Набегался.

Эльфия стремглав помчалась на кухню. В это время в дверь громко постучали.

— Кто это? — ахнула Валия.

— Мне тоже хотелось бы это знать, — прошептал я, направляясь к двери.

Я распахнул дверь и отступил в сторону, чтобы не попасть под стрелы и дротики. Валия и Эльфия укрылись на кухне. Там было самое маленькое окно, к тому же зарешеченное. Зачем понадобилось ставить решетку на кухню, когда все остальные комнаты решеток не имели, я не знаю. Может быть, когда-то кухня запиралась хорошей, крепкой дверью. Теперь ее не было вовсе. Просто дверной проем с занавеской.

— А вот и я, — заявил Лакерт, переступая порог.

— Один? — спросил я.

— Конечно. Девушки уже должны быть дома.

— Понятно, — кивнул я. — Что так долго?

— Смотрел, слушал. Твое выступление произвело настоящий фурор.

Будто бы невзначай я выглянул во двор. Похоже, следом за Бардом никто не пришел. Хотя враги вполне могли скрываться за высокой оградой соседнего дома.

— Ну и что говорили люди? — спросила Валия, входя в комнату и садясь в кресло.

Эльфия принесла поднос с вареным мясом и караваем хлеба и поставила передо мной.

— Что призрак возвратился. И что Лузгашу придется несладко, — ответил Бард, жадно взглянув на еду.

Я кивнул ему, приглашая к столу, хотя и опасался, что мяса на двоих не хватит.

— А его люди? — спросил я. — Разогнали толпу? Убили кого-нибудь?

— Как ни странно — нет, — усмехнулся он, отламывая кусок хлеба. — Поначалу Лузгаш был так взбешен, что собирался, по-моему, отдать приказ гвардии атаковать безоружную толпу. У него случаются припадки. Думаю, многих изрубили бы в куски. Но старик, который пытался ударить тебя посохом, остановил его.

— Выходит, я правильно сделал, что не убил его?

— Кто знает?

— Не знаю, кто знает это, а знаешь ли ты самого старика? — спросил я, не слишком стараясь скаламбурить.

— Лично встречаться доводилось мало, — протянул Вард. — Я ведь состоял при повелителе Луштамга для специальных поручений и двор знаю лишь частично. А старик-главный маг. Вискульт.

— Что Вискульт? Это такая должность?

— Нет. Его так зовут.

— Понятно, — кивнул я.

— Зачем же ему маг в наших землях? — поинтересовалась Эльфия. — Ведь в нашем мире магия не действует.

— Каждый маг — не только маг, — пожал плечами я. — Он может быть хорошим советником, талантливым дипломатом, прекрасным стратегом, жестоким мучителем — мало ли кто нужен правителю? Просто другом, в конце концов, если у Лузгаша есть друзья. Кто он, Вард?

— Он мудрец. Мудрец, который занимается злыми делами. Никто от него не скроется…

Лакерт передернулся, словно вспомнив что-то ужасное.

— Тогда он не мудрец, а злобный хитрец, — заметил я. — Настоящий мудрец не может быть злым и служить злу. Потому что зло обречено на поражение.

Вард посмотрел на меня с косой, едва заметной ухмылкой:

— Не ожидал от тебя таких слов. Все-таки мужчина в летах. Ты и правда в это веришь?

— Во что же еще нам верить? Если не верить в это, то и жить незачем.

— А как же все непотребства, что творятся в мире? Почему зло никак не удается победить полностью и окончательно? Почему страдает столько безвинных?

— Слабые страдания можно терпеть, а сильные быстро проходят, — ответил я словами древнего философа. — Злой человек может предать другого лютой смерти, но не властен навредить его душе.

Вард усмехнулся шире:

— Должно быть, тебе не доводилось бывать в пыточных подвалах. Там продашь все — и душу, и честь, и совесть.

— Возможно, — согласился я. — Если ты не можешь контролировать боль, то все возможно.

— И что тогда? Где же доктрина о безоговорочной победе добра?

— Зло может победить временно, на короткое время и в конкретном месте. Но глобально побеждает добро.

Лакерт покачал головой и прекратил спор. Мне не удалось убедить его. Но для того чтобы знать то, о чем говорил я, нужно иметь хоть какой-то опыт. Нужно видеть прекрасные миры, купающиеся в блаженстве, обитатели которых страдают лишь потому, что знают о страданиях других существ в менее совершенных мирах, которые тоже поднимаются по лестнице добра и любви.

Девушки помалкивали, испуганно глядя на нас. Они знали о глобальной борьбе добра и зла только из сказок. Там добро всегда побеждало. Безоговорочно, безоглядно, всегда и везде.

Тени мелькали в городе. И не видно было гонцов, но топот их раздавался в ночной тиши. И не слышно было шагов отдельных воинов, но земля гудела под ногами несметных полчищ. Страшное готовилось в Бештауне.

Девушки сидели в доме тихо как мыши. Валия не выпускала из рук отцовскую корону, хотя нужно было схоронить ее как можно дальше. Лучше — вообще распилить на кусочки, камни, серебро и золото спрятать в разных местах. Эльфия играла с подаренным мной кинжалом. Рубины в лучах свечей переливались всеми оттенками алого.

На Лакерта нашел очередной приступ плохого настроения и страха. Он выпил две бутылки вина и тихо хихикал у себя в спальне. Хорошо, что в пьяном виде молодой вор не был буйным. Скорее всего, Вард купил где-то в городе и наркотиков, а сейчас потешался над своими бредовыми видениями. Выяснять, чем конкретно он занят, у меня не было ни малейшего желания. Не люблю пьяных.

По всему выходило, что Лузгашу нужно срочно найти и обезвредить призрака, то есть меня. Как он будет действовать в данной ситуации?

Найти человека, которого он не знает, не видел и о котором мало наслышаны местные жители — задача сложная. Что бы сделал на его месте я? Поставил бы приманку и ждал, когда призрак объявится. Что будет делать Лузгаш? По всей видимости, то же самое. Но какой объект может служить приманкой для меня?

Девушка, которой я дорожу, рядом со мной. Надежда законного государства Бештауна — княжна Валия — тоже. Молодой вор, к которому я немного привязался, несмотря на его эгоизм и отрицательные черты характера, здесь. Как же можно заставить меня выдать свое местонахождение?

Взять заложников из числа мирных жителей и казнить их через равные промежутки времени. Для Лузгаша это — типичный прием. Понадеется ли он, что для меня такой оборот событий будет неприятным и неприемлемым? Даже если и нет, если я и бровью не поведу, что он теряет? Попробовать всегда можно.

Выполню ли я его условия, если ультиматум будет поставлен подобным образом? Все зависит от того, что он потребует. Но на переговорах он все равно попытается меня схватить…

Хватит медлить, надо брать инициативу в свои руки. Не ждать, что сделает враг, а делать упреждающие ходы самому. Мы ждали достаточно. Народ уже разочаровался в новом правителе, и многие вспоминают о правлении Валии с тоской. Еще неделя-другая — и Лузгаша начнут ненавидеть. Поднимется восстание. Наша задача — сделать так, чтобы повелитель Луштамга и его солдаты не утопили народный бунт в крови.

Идея проникновения в ставку противника не нова и не оригинальна. Что я могу узнать, даже оказавшись в шапке-невидимке в шатре Лузгаша? Чем смогу помешать ему, если убивать его не имеет смысла, а воинство его продолжает расползаться по территории княжества? Ответить на эти вопросы можно, только получив соответствующую информацию. Поэтому, когда в небе ярко загорелись звезды, я начал собираться на вылазку.

Девушки испуганно наблюдали за моими сборами. Они не хотели, чтобы я куда-то шел. Потому что считали, что должны идти со мной. А я не хотел совать их головы в пасть к тигру.

— Скоро вернусь, — коротко объяснил я. — Присмотрите за Лакертом. В случае опасности вышибите ему мозги, но не давайте переполошить соседей. Пьяный на войне — трижды преступник. Если дело пойдет так дальше, мы будем вынуждены его оставить. Сидите тихо, никого не пускайте, кто бы и что бы вам ни говорил. Я покажусь вам в кухонном окне, когда вернусь.

Быстро подправив заточку на своих мечах, я приладил их за спину, поверх темного плаща. Надел черную меховую шапку. Лицо и руки смазал жиром и копотью из очага. Сапоги на мне были черные.

Сгустком тьмы я вышел в ночь. В свете звезд нетренированному глазу разглядеть меня было невозможно. Луна еще не показалась из-за горизонта.

Собаки за высокими заборами при моем приближении начинали жалобно скулить. Они не слышали звука шагов, не видели никого во тьме, но чуяли запах. Времени и возможности избавиться от собственного запаха у меня сейчас не было.

Редкие прохожие меня не замечали. Они торопились убраться с темных, опасных улиц и реагировали только на блеск стали или топот патрулей.

На торжище ворочались люди. Не успели уйти солдаты и обыватели, как сюда снова вернулись купцы. Несмотря на опасность, дела их шли хорошо. Много денег было выброшено на рынок, большая потребность в разных товарах имелась и в войске Лузгаша, и среди жителей Бештауна и его окрестностей. От купцов пахло надеждой и страхом.

Между ставкой Лузгаша и городом рыскали почти бесшумные дозоры. В кустах расположились часовые. Обойти их стоило немалого труда. Впрочем, думаю, дозоры охраняли ставку не только со стороны города. Со стороны гор и степи охрана, очевидно, была еще крепче. Ведь мало какой враг полезет к повелителю полмира напрямую.

К счастью, фонарей дозорные не носили. Они сами полагались на скрытность. А вот частокол, ограждающий ставку, освещался редкими чадящими факелами.

Подходя к ограде, я сначала пригнулся, потом опустился на четвереньки. Последние метров тридцать пришлось ползти.

Частокол, к счастью, не был сплошным. Полежав под ним минут десять, с помощью слуха, обоняния и отчасти зрения я выявил расположение двух дозорных за забором. Они стояли редко. До того, что сторожил справа, было метров сто. До левого — метров пятьдесят.

Коротким мечом я аккуратно прорезал в ограде из толстых деревянных прутьев щель — тридцать сантиметров высотой, полметра шириной — только чтобы пролезть. Нить с погремушками из жестянок проходила выше, ее я не задел. Проскользнув под оградой, я вновь встал на четвереньки, а отойдя немного, поднялся на ноги. Теперь проще было выдавать себя за своего.

Шатер Лузгаша было нетрудно узнать. Сооружение высотой метров в пять из алого материала, освещенное со всех сторон масляными лампами и факелами, невольно притягивало взгляд. Время от времени к нему, гортанно крича, подходили курьеры. Некоторых пускали внутрь, некоторые заходили в длинную и низкую зеленую палатку поблизости от шатра. Там, наверное, жили старшие командиры или располагался походный штаб.

Используя эту палатку и тень от нее как прикрытие, я приблизился к шатру повелителя Луштамга метров на сорок. Вокруг шатра на расстоянии метров десять друг от друга стояли цепью копейщики. Но эти воины, которые должны были нести стражу особенно бдительно, на деле почти спали на своих постах. Они были уверены в том, что внешние часовые остановят любого врага, и готовы были лишь обратить в бегство собственных солдат, по недоразумению или с пьяных глаз забредших в сторону начальственных палаток.

Каждые пять минут часовые тихо подавали голос. Со стороны перекличка звучала примерно так:

— Ных!

— Тых!

— Пых!

— Быг?

— Гах!

— Дах!

— Тех!

— Ках!

— Уса?

— Нам!

И так далее. Смысла в выкриках часовых я не уловил, системы — тоже. Скорее всего, это был обмен паролями, благодаря которому можно было узнать, на месте ли твои соседи, не занял ли враг место часового. От переклички к перекличке слова не повторялись. Думаю, постояв перед строем с полчаса, я бы разобрался в системе паролей и отзывов. Но это было ни к чему. Я не собирался «убирать» кого-то из часовых — они мне просто не мешали. А их вопли даже помогали, заглушая посторонние звуки.

После того как я вполз на территорию лагеря, я перешел на третий уровень сознания. На второй я вышел сразу после того, как покинул дом. Теперь я тенью проскользнул между двумя часовыми, которые даже не подозревали, что человек может так быстро двигаться. Легкий шорох да посвист ветра — и я уже у стены зеленой палатки.

Нужды забираться внутрь у меня не было. О чем шел разговор, я слышал через ткань. Мне даже были видны силуэты говоривших. Один — в рогатом шлеме. Другой — лысый, с длинными усами. Третий — в мохнатой шапке. Четвертый — широкий, как бочонок, коротко стриженный.

Разговаривали чужаки на своем диалекте, но я понимал их, так как изучал в свое время Истинную речь, от которой произошли все языки, наречия и диалекты. Как ни коверкай Слово, ничего принципиально нового не придумаешь. И назовешь ли ты воина «шартр», «уме», «солдат», «канпан» или «хорхму», дела это не меняет. Потому что суть слова — не в звуках, а в идеях, которые за ним стоят. И когда человек говорит, он лишь выражает звуками идею.

Толстый, который был здесь главным, излагал концепцию действий мелких отрядов. Это было бы любопытно, если б я собирался вести военную кампанию с войском хотя бы в три тысячи человек, но совершенно не интересовало меня в данный момент. О генеральном плане и направлении основного удара офицеры Лузгаша не говорили, а какие ключевые высоты займут сотни всадников и копьеносцев, как и откуда будет подвозиться им провизия и фураж — не мое дело. Пусть об этом болит голова у Лузгаша.

В зеленой палатке явно не занимались тайными операциями и большой политикой. Здесь собрались вояки. Разговор с фуража и кормежки для солдат плавно перешел к развлечениям. Как развлекаются ребята Лузгаша, я слушать не стал — слишком это было омерзительно. Того и гляди не выдержу, начну рубить всех подряд. А пришел я сюда не за этим.

Обогнув угол зеленой палатки, я вышел на освещенное место. Вышел с умом — чтобы любому было ясно, что я и есть часть палатки.

Результаты осмотра меня удовлетворили. Прямо перед входом в шатер Лузгаша дежурили четыре воина или вооруженных шамана, монотонно бубнивших мантры или молитвы. Повелитель Луштамга знал толк в охране. И шаманы при деле, и благочестие соблюдается, и то, о чем разговаривают в шатре, услышать трудно.

Я не собирался входить в гости к Лузгашу через главный вход. Хоть это и унижало мое достоинство, я опустился на живот и змеей пополз к стене. Будем надеяться, что холмик, который я образую на вытоптанной и выжженной земле вокруг шатра, дозорные не заметят.

Оказавшись у парчового полога, я замер. Вой часовых здесь был плохо слышен — звук не огибал шатер, а через две завесы ткани доходили лишь отдельные низкие ноты мантр. В шатре говорили тихо, но я развернул ухо в нужном направлении и услышал речь Лузгаша, старика-мага и еще какого-то человека, голоса которого мне прежде слышать не оводилось.

— … нам не помешает, — сказал Лузгаш.

— Они лучше вооружены, — вкрадчиво прошептал неизвестный мне голос.

— А магия здесь не действует, — проворчал старик. — Я бьюсь над загадками здешних пространств две недели и ничего еще не понял. Точнее, понял я многое, но сделать пока ничего не могу.

Я подумал, что пытаюсь разгадать загадку магической нейтральности Земли уже почти год и тоже ничего не добился. А есть, наверное, люди, которые работали над этой проблемой гораздо дольше. Так что старик спешил непростительно для своего возраста. Опытному магу нужно проявлять больше терпения.

— Зато нас больше, — резко возразил Лузгаш. — Погоним местную сволочь впереди как пушечное мясо. Когда завалим ими рвы, будет легче пройти нашей гвардии. А что до магии, Вискульт, так будь она проклята! Я счастлив, что попал наконец в мир, где действует только честный клинок!

— И не очень честный, — хихикнул третий собеседник.

— Я имел в виду, что из любого самого сильного мага, к которому в Большом мире мне даже не подступиться, здесь я без труда вышибу мозги. И все его причитания не способны даже сдвинуть былинку. О таком мире я давно мечтал, Ринго!

— Мечта хорошая, но несбыточная, — проворчал Вис-культ. — Ибо мир был создан Словом и состоит из идей. Мир без магии существовать не может…

— Но ведь этот же существует! — бесцеремонно перебил старика Лузгаш.

— Он существует. Значит, здесь действует еще какая-то магия, более сильная, неподвластная нам. Нужно только найти к ней ключи.

— Ты, Вискульт, только и мнишь заполучить какие-нибудь ключи от несуществующего замка и стать самым могущественным из ныне живущих чародеев, — поддел старика Ринго, дабы подольстится к своему повелителю. — Пытайся, да только помни, что твоя жизнь и душа — в руках нашего повелителя. А мы пока захватим этот мир силой мечей. Только бы проклятые монахи не приготовили нам сюрпризов! Да и перевалы высоки.

— Близится разгар лета, — многозначительно обронил Лузгаш.

Мне стало ясно, что до нападения на китайцев армия Лузгаша намеревается захватить Славное государство. Впрочем, такой ход был очевидным и закономерным. Прежде чем двигать армию за тысячи километров, нужно захватить земли богатых соседей, владеющих к тому же отличным оружием и передовыми для здешних мест технологиями. Но я надеялся, что монахи обломают армии Лузгаша зубы и что перевалы враги так просто не возьмут. Точнее, вообще не возьмут.

— От Дримми никаких известий? — спросил Лузгаш после непродолжительной паузы.

— Она ищет. И, наверное, сегодня найдет, — усмехнулся старик. — Он не ушел далеко. Но зачем ему корона?

— Проклятый фанатик, — пояснил Ринго. — Накачался наркотиками и полез на голые мечи.

— Не все так просто, — кисло ответил старик. — Но на Дримми я надеюсь. Схильт нам в этом деле не поможет…

— Медлителен, хоть и силен, — бросил Лузгаш. — Да что вы не пьете совсем? Как вспомнишь эту мерзость, что появилась на свет вашими стараниями, магистр, так выпить хочется.

В шатре раздалось бульканье и чавканье.

— А теперь — девочек, — тихо отрыгнув, сказал Лузгаш. — Останетесь со мной развлечься или пойдете к себе?

— Мне нужно проводить опыты, — заявил старик, сухо кашлянув. — Каждый час на счету.

— А я… А я… — Ринго замялся. Ему явно хотелось остаться, но он боялся навлечь на себя гнев повелителя.

— А ты поедешь проверять готовность войск в Бештауне, — захохотал Лузгаш. — Твои жирные бока намозолили мне глаза. Потом можешь проинспектировать тамошние бордели. Но не раньше, чем поднимешь по тревоге три роты. Ступай!

Наблюдать за развлечениями Лузгаша мне было неинтересно и даже противно. Вряд ли он поверял своим девицам военные либо какие-то другие важные секреты. Поэтому я отполз за палатку, вновь проскользнул мимо часовых, вернулся к ограде и вышел в степь. Там я прилег на траву и прислушался. Звуки, раздававшиеся издалека, мне не понравились. Это были и крики боли, и тихое рычание, и глумливый хохот. Много зла пришло на землю Бештаунского княжества вместе с завоевателями. Из-за обилия зла я не мог выделить конкретное зло, пущенное по моему следу. В том, что кто-то за мной охотится, я не сомневался. Но кто — я еще не понял.

Еще за полкилометра от дома я почуял неладное. Пахло кровью. И стояла гнетущая тишина. Даже соседские собаки забились в будки и не подавали голоса. Ощетинились и настороженно молчали. Что-то напугало их до полусмерти.

Я так и не смог расслабиться. Пребывание на повышенном уровне сознания требует большого расхода энергии, но отдыхать сейчас было нельзя. А я не мог выспаться еще с утра, после похищения короны.

Что за тварь ищет меня? И не она ли побывала здесь? Какое угодно количество воинов не может так напугать, собак. При виде вооруженных людей псы только сильнее входят в раж. В ужас их может привести только одинокий злобный человек, или оборотень, или волк…

Ворота нашего двора были плотно закрыты. Когда я уходил, то перемахнул через забор. Вернулся я точно так же.

Запор никто не сдвигал, ворота не выламывали. Входная дверь в дом тоже была прикрыта. Но здесь еще сильнее ощущался запах свежей крови. Крови и чего-то еще, неуловимо противного. Этот запах я не мог распознать.

Я обошел дом кругом. Подозрительных следов мне не встретилось. Все окна были целы, форточки закрыты. Но я почему-то слишком отчетливо слышал запах тушеного мяса, которое Эльфия готовила на ужин, запах масла из горящих лампад и все тот же запах крови.

Убедившись, что во дворе никого нет, я заглянул в кухонное окно. Лампада в углу горела, как-то странно чадя — словно по дому гулял сквозняк. Людей в кухне не было. На полу растеклась лужа. Или масло, или кровь. Зная чистоплотность девушек, которые никогда не оставили бы неубранную комнату, оставалось предполагать самое худшее.

Терпеть не могу драться в закрытых помещениях. Не терплю ударов из-за угла, которые нельзя увидеть и честно парировать. Особенно плохо штурмовать дома. Отбиваться в здании от нападающих извне еще терпимо — если у вас нет клаустрофобии и опасений, что вас спалят вместе с домом.

Я вынул короткий меч, более подходящий для схваток в тесных пространствах, нежели длинный, в левую руку взял три метательные звездочки из потайного кармана и мягко толкнул носком вытянутой ноги входную дверь. Она не была заперта! Раздался скрип, дверь приотворилась, но сразу закрылась — хотелось бы верить, что под действием сквозняка.

Ситуация не нравилась мне все больше. Я подошел к двери, распластался по ней спиной, рискуя получить удар копьем сквозь обшитые войлоком не очень толстые доски. Глубоко вдохнув, я стремительно вступил в комнату, не отрываясь от поверхности двери, сразу же оставляя свободным дверной проем, куда враги могли и должны были направить все свои удары. Органы чувств работали в полную силу. После тьмы на улице даже лампады светили ярко. Но я не щурил глаз и не моргал, пытаясь уловить боковым зрением каждое движение, стремясь различить малейший шорох. Но дом был бесшумен, недвижим, безлюден и пуст, насколько я мог судить.

Передвигаясь в максимально ускоренном ритме, я заглянул во все комнаты. Пусто. Вернулся в кухню с лужей крови — это помещение я оставил напоследок. И сразу понял, почему по дому гулял сквозняк. Лист фанеры на потолке был оторван. Крыша над ним разметана. В комнату заглядывали звезды. И, кроме звезд, вверху горели адским огнем два близко посаженных багровых глаза.

Почти не целясь и не раздумывая, я бросил в сверкающие глаза три метательные звездочки, перекатился по полу в коридор и занял оборонительную позицию. На все это ушло не более секунды.

Ни вскрика, ни звука падения, ни топота ног — ничего. Будто бы я сражался с настоящим призраком. Лишь глухой стук сухого дерева, в которое впивались мои метательные снаряды. Стоять на месте было глупо. Целясь острием меча в дыру на потолке, я вернулся в кухню. Алые огоньки по-прежнему горели. Только теперь, когда зрение лучше адаптировалось к перемене освещенности, я понял, что это драгоценные камни. Не слишком часто видишь такие чистые и большие самоцветы, поэтому легко принять их за чьи-то глаза. Но для меня это было непростительно, потому что не далее как несколько часов назад я любовался игрой света в этих камнях.

В бревне, поддерживающем разметанную кровлю, глубоко засел кинжал с рукоятью, украшенной рубинами, который я отнял сегодня у Лузгаша и подарил Эльфие.

Я подпрыгнул, ухватился за потолочную балку, скользкую от крови, и влез на чердак. Кровь была на полу, на крыше. Доски, прежде служившие кровлей дома, были грубо разметаны, изломаны, словно сюда ворвался великан. Я вынул из стропил застрявший кинжал. На нем оказалось совсем немного крови.

Понюхав лезвие, я вздрогнул. Кровь не была человеческой. Зато в ней присутствовал все тот же мерзкий запашок, который я учуял еще на подходе к дому.

Что здесь произошло? Где Эльфия, Валия, Лакерт? Растерзаны? Но где останки? Уведены в плен? Но почему так странно разметана крыша? И почему пленившие их не дождались меня?

Судя по тому, как торчал кинжал, Эльфия или тот, кому она его передала, бросали его вверх. Бросали прицельно, надеясь пронзить нападавшего. Значит, он действительно пришел сверху, разметав крышу. Но кому такое под силу? Кто может свободно поломать крепкие дюймовые доски?

Я аккуратно вытащил глубоко засевшие в дереве метательные звездочки и спустился вниз, чтобы исследовать помещения дома более тщательно. В спальне Лакерта все вверх дном. Но ничего особенного я в этом не увидел. Молодой вор всегда отличался неопрятностью. В тумбочке я нашел кошелек с золотыми монетами. Если бы Варду не нужно было уходить поспешно, он ни за что не оставил бы деньги. То есть он не оставил бы их, даже если бы спешил. Значит, его увели или утащили.

В спальне девушек я обнаружил теплые плащи, платки, сапоги — все, что нужно для того, чтобы идти куда-то. Не в домашних же тапочках и платьях убежали они из дому? Значит, их тоже утащили. Но кто и как? Ведь ворота были заперты, причем запирающий брус сидел точно на том же месте, где я его оставил! Забор тоже вроде бы казался целым.

Я вышел во двор. Восток начал светлеть — приближалось утро. В неверном свете я заметил то, на что не обратил внимания, когда только пришел: следы крови на заборе.

Цепочка темных капель разного размера, упавших на сухую землю двора, тянулась от дыры в крыше и до забора. Здесь тащили тело.

Примерно посередине дорожки из капель я увидел темную лужицу. Рядом с ней что-то белело. С замирающим сердцем я подошел поближе. Кровь в лужице уже начала сворачиваться. Немного в стороне лежала мертвенно-белая кисть девичьей руки. Судя по характеру повреждений, она была оторвана или откушена, но не отрублена острым клинком.

В кровяной луже был утоплен серебряный браслет с когда-то яркими, потускневшими теперь сапфирами. Теперь я не сомневался, что моя возлюбленная убита. Она бросила кинжал в неведомого врага и ранила его. Ее тело неведомая тварь тащила из дома к забору.

Крови было очень много. Это давало повод надеяться, что девушка умерла без долгих мучений. С такой кровопотерей можно прожить максимум две минуты. Да и то умирающий будет воспринимать окружающее как сон.

Я поднял кисть, поднял браслет и, выкопав коротким мечом неглубокую яму, зарыл то, что осталось от Эльфии, в дальнем углу двора, под грушей. Нужно постараться найти другие останки. И того, кто убил девушку.

Вернувшись в дом, я прихватил котомку с провизией и деньгами. Взял все оружие, которое оставлял на время вылазки, и перемахнул через забор, надеясь найти воплотившееся в какой-то твари зло, лишившее меня возлюбленной. И наверняка охотившееся за мной. Эльфия, несмотря на ее красоту и сообразительность, вряд ли представляла особую опасность для властелина Луштамга и вызывала у него особый интерес. Теперь охоту на неведомую тварь намеревался открыть я.

Вопрос о том, куда делись Валия и Лакерт, оставался открытым. Скорее всего, они сбежали из страшного дома, опасаясь нового нападения. И правильно сделали. Но искать их я пока не собирался.

Цепочка редеющих капель крови доходила до неглубокого овражка. Там она заканчивалась маленькой лужицей. И все. Больше ничего не было. Если я правильно читал следы, тварь притащила тело девушки сюда, здесь же ее сожрала, и была такова. Или здесь она поднялась в воздух и улетела в неизвестном направлении.

Впрочем, поразмыслив немного и внимательно оглядев окрестности, кое-где я все же нашел следы. В нескольких местах бурьян был сильно примят и изломан. Пятачки прошлогодней травы со сломанными стеблями и истоптанной молодой зелени располагались очень далеко друг от друга. Версия о слоне на длинных копытах подтверждалась как нельзя лучше. Но что-то все же мешало мне поверить в кровожадного слона, способного разорвать человека на куски.

От неведомой твари, на которую я начал охоту, можно было ожидать чего угодно. Я вынул длинный клинок и пошел по овражку, выискивая пятачки следов. Шаг убегающего существа был таким широким, что, если оно не остановится, у меня не будет шансов догнать его. Даже если я буду бежать на пределе своих возможностей.

Извилистый овраг проходил по задним дворам жилых домов. Скоро он вывел в чистую степь. На здешней высокой траве выпасали табуны коней и стада коров. Овец сюда не пускали, чтобы они не срезали всю растительность под корень.

Солнце подошло совсем близко к краю неба и вот-вот должно было показаться. Стало уже почти светло.

Окинув взглядом степь перед собой, я заметил черное пятно, которое мгновенно скрылось в небольшом леске на холме километрах в трех от того места, где я вышел на пастбище. Обман зрения? Вряд ли. Я слишком долго тренировался, чтобы оно меня могло обмануть.

Не напрягаясь чрезмерно, чтобы сэкономить силы, я побежал к леску. По дороге несколько раз видел необычно смятую траву. Следы подтверждали, что я пока не сбился с правильного курса.

Преодолев открытое пространство пастбища минут за двадцать, я вошел под сень молодого леса. Как здесь искать того, кто убил Эльфию? Нужные следы в лесу найти трудно. Здесь ломали ветки заблудившиеся коровы, ходили люди. А на покрытой упругой листвой земле трудно заметить отпечатки крупных лап.

Но я помнил необычный запах твари, которая хозяйничала в нашем доме. Конечно, человеку далеко до собаки. Взять след через час, что не составило бы никакого труда для обычного пса, не говоря уж об ищейке, которая улавливает запахи и спустя несколько часов, я не мог. Но мой враг вошел в лес двадцать минут назад. С утра стояло полное безветрие, и мерзкий запах буквально висел в воздухе.

Стараясь меньше шуметь, раздув ноздри, я двинулся по следу. Кое-где по дороге были видны сломанные на большой высоте ветки. Я еще не знал, по чьему следу иду, но подозревал, что это существо из ряда вон выходящее. Чудовище из другого мира, которое Лузгаш привез для охоты за мной.

Впрочем, не стоит так льстить себе. Он привез его не лично для меня, а в качестве секретного оружия. Другое дело, что сейчас перед ним была поставлена задача поймать меня. И жертвой твари стала нежная Эльфия, чья кожа и одежда впитала мой запах. С Лакертом и Валией мы, по счастью, не обнимались. Видимо, это их и спасло.

На широком листе папоротника я заметил небольшую каплю крови. Это была кровь твари. Она пахла мерзко, не по-человечески. Пахла несвойственным любому земному существу запахом. Эльфия все-таки смогла поранить чудовище, сгубившее ее. Это значит, что оно смертно. И что я убью его.

Мне начало казаться, что одного длинного меча для этого не хватит. Я вынул и короткий клинок.

Вдали был слышен шум текущего с холма ручейка. Любому чудовищу, если оно дышит воздухом и истекает кровью, нужна вода. Встречаются твари, которые пьют кислоту, но такие видны издали. Любое раненое животное пойдет к водопою.

Удвоив осторожность, я продолжал идти по следу. Зловоние становилось все гуще. Я узнавал новые оттенки запаха твари. Несомненно, это было животное. Не слишком разумное, но очень быстрое и опасное. Чудовище не было слоном в валенках на длинных ногах. Скорее оно просто имело мягкие лапы. Лапы, покрытые шерстью.

Пройдя через разломанный совсем недавно, источавший обиженный запах куст черемухи, я оказался на небольшой поляне. Запах камеди мешался здесь с вонью животного.

В дальнем конце поляны со скалы низвергался небольшой, метра в полтора водопад. Над ним сидела черная пантера.

Если уточнить, сидела она на земле. Но голова ее значительно возвышалась над водопадом. Я понял, что смотрю на пантеру снизу вверх.

— Дримми, — почти ласково промурлыкала чудовищная пантера, взглянув на меня. Морда ее была в крови.

Я вспомнил, что этим именем чародей Лузгаша называл какую-то свою тварь. Похоже, настал мой черед познакомиться с ней воочию.

Размеры животного были ужасающи. В холке пантера достигала метров трех. Мускулистые лапы способны в мгновение ока разорвать любого человека, отшвырнуть с дороги взрослого коня. В пасти — зубы, словно полуметровые клинки.

Огромная кошка шевельнула хвостом, едва заметно двинула лапой, и я понял, что ее реакция превосходит мою. Осознав это, я непроизвольно переключился на третий уровень сознания и, без остановки, на четвертый. Сердце замерло на мгновение и забилось в два раза чаще. Я был готов к бою на равных скоростях. Но не был уверен в победе.

Моя реакция была сейчас быстрее, чем реакция огромной кошки. Но какие это давало преимущества? Убежать от чудовища я не мог. Реакция и скорость — разные вещи. А скорость такого монстра превосходит мою хотя бы из-за длины ног и ширины шага. Рано или поздно эта тварь меня просто загонит.

Клинок мало повредит чудовищу. Эльфия, когда кошка напала на дом, смогла только рассечь шкуру, оставив неглубокую кровоточащую царапину. А любой удар кошачьей лапы будет для меня смертельным. Я не смогу парировать его мечом, не смогу одним ударом отрубить монстру конечность или даже перерубить сухожилие. И при этом нужно учитывать, что у кошки четыре лапы и крайне опасная пасть, а у меня только два клинка, один из которых — короткий.

Между тем за доли секунды, что заняли мои размышления, пантера успела сообразить, что тот, за кем она была послана, находится прямо перед ней. Пришел сам. Она радостно мурлыкнула и бросилась ко мне.

На втором уровне сознания я не успел бы среагировать. Но, к счастью, сейчас я был быстрее. Неимоверным напряжением мышц я смог прыгнуть на метр вверх и три метра в сторону, уходя от броска хищника. Кошка пролетела мимо и тотчас же начала тормозить, упираясь всеми четырьмя лапами в землю. Дерн под широкими лапами срывался огромными лоскутами.

Нанеся длинным мечом мощнейший удар по задней лапе, я отскочил еще дальше. Мой удар повредил чудовищной твари не больше, чем удар перочинным ножиком, нанесенный пятилетним ребенком коню. Да, я сумел рассечь толстую шкуру, на землю шмякнулось несколько капель крови. Но на боеспособности пантеры это никак не отразилось. Она яростно взвыла, крутанулась на месте и бросилась на меня с удвоенной энергией.

Я вновь отпрыгнул в сторону, и она вновь промахнулась — на этот раз не так сильно, едва не поймав меня правой лапой. В падении я ударил по лапе коротким кинжалом, отскочил от земли, чтобы не быть сбитым упругим хвостом, и откатился в глубь зарослей.

Кошка влетела в ручей, поскользнувшись на влажной земле, и это дало мне секундную передышку. Какое оружие есть у меня с собой? Два меча, короткий и длинный, которые я держал в руках. Охотничий нож в ножнах на сапоге. Кинжал с рубиновой рукоятью, наспех притороченный к поясу. Четыре метательные звездочки в нагрудном кармане.

Если бы звездочки могли причинить этой твари хотя бы какой-то вред! Я вспомнил мерцающие, переливчатые, гипнотизирующие глаза кошки. Пожалуй, звездочка могла бы ослепить животное.

Между тем довольное мурлыканье сменилось яростным рычанием. Мышь попалась бешеная — не безобидный спасающийся зверек, а шустрая и зубастая тварь. Но решимости пантеры пообедать и выполнить приказ своего хозяина Вискульта это не охладило. Брыкайся не брыкайся — ты мельче и слабее, а значит, будешь уничтожен.

Пантера, видимо, не привыкла к сопротивлению. По крайней мере со стороны таких мелких существ. Но она быстро перестроилась. Наверное, в ее жизни случались переделки. В краю, где она выросла, по всей видимости, и прочая живность была ей под стать.

Гигантская кошка замерла, раздумывая, как сподручнее схватить меня, как не дать жертве сбежать и самой не пострадать от острого клинка. Именно это мне и было нужно. Я выронил длинный меч, который держал в правой руке.

Клинок еще не успел упасть на землю, а в моей руке оказались две метательные звездочки. Боясь упустить момент, я сразу бросил одну из них. И тут же понял, что поспешил. Кошка двинулась в сторону, и звездочка пролетела мимо глаза, вонзившись в шкуру на морде. Не думаю, чтобы это было приятно — звездочка ушла в плоть животного целиком. Но пантеру это только подзадорило. Она прыгнула вперед.

Теперь, в полете, когда кошке не на что было опираться, чтобы изменить траекторию полета, я мог рассчитать все точно. Я бросил вторую звездочку и, не дожидаясь результата, прыгнул вбок.

Раздался страшный вой, показавший, что я не промахнулся. Огромный коготь зацепил мой плащ, но пантере не удалось меня поймать. Я летел с приличной скоростью, и коготь просто распорол плащ, раскрутив меня. В черемуховый куст я влетел кубарем. А чудовище, из глаза которого лилась жидкость и кровь, молотило лапами по земле и щелкало зубами, пытаясь меня достать.

Счастье, что это был не человек и что выучка твари оставляла желать лучшего. Забудь она на мгновение о поврожденном глазе — мне пришел бы конец. Начни она полагаться только на нюх — и я бы не ушел. Но кошка каталась по земле, зажмурившись. Она не могла найти и достать меня. А я ничего не мог сделать ей, хотя она и потеряла над собой всякий контроль и не замечала ничего вокруг. Пантера была слишком большой, чтобы я мог совладать с ней. Особенно когда она находилась в непрестанном движении, размахивала когтистыми лапами и щелкала зубами.

Я понял, что немейский лев1 — не мой подвиг. По крайней мере сейчас.

(Немейский лев — огромных размеров лев, побежденный Гераклом. Победа над этим львом — один из двенадцати подвигов героя)

Все, что мог, я уже совершил. Нужно было возвращаться в город и искать друзей. На время чудовищная кошка выведена из игры. Как скоро она может зализать рану? Сложно сказать. Если она попадет в руки Вискульта, он ей поможет. Да и без него глаз в конце концов перестанет болеть, и тогда она вновь примется за охоту. А сейчас она лишь будет пугать лошадей и местных жителей. Возможно, убьет кого-то. Но это уже не на моей совести.

Оставив раненую кошку на поляне, я подхватил упавший меч и отбежал на безопасное расстояние. Убедившись, что меня никто не преследует, вышел из леса и неспешно побрел к городу. Одним вопросом стало меньше, одной проблемой — больше. Если кошка у Лузгаша не одна, мне придется туго. Интересно, кто такой Схильт?

В Бештауне я остановился в комнатах при трактире «Молочный поросенок» неподалеку от торжища, совсем рядом со ставкой Лузгаша. Без спутников я мог не слишком опасаться, что меня узнают, а трактирные запахи гораздо лучше перебивали мой собственный, нежели ароматы обычного дома. Ведь здесь постоянно бывала уйма людей и животных, готовилась пища, горел очаг. Даже чуткому носу придется долго принюхиваться, чтобы выделить один, не очень сильный, запах среди всего этого многообразия.

Соглядатаев Лузгаша я чуял за версту. С местными было сложнее. Кого купили, а кто работал на новую власть из высших побуждений, за идею, — определить было трудно. Но я не позволял себе радикальных высказываний, чрезмерно не интересовался происходящими вокруг событиями и с удовольствием выслушивал сплетни, садясь за общий стол и время от времени заказывая пиво соседям.

Нужно заметить, что другие постояльцы поступали точно так же, поэтому я не вызывал подозрений. Как все, радовался бесплатному пиву, как все, приоткрыв рот, слушал об огромной кошке, сожравшей сразу двух коней. Как все, уверял окружающих, что к Лузгашу и его армии эта тварь не имеет никакого отношения. Она пришла из-за Врат, и повелитель Луштамга скоро с ней покончит. Ведь он теперь наш князь! И, как все, ни капли в это не верил.

На второй день пребывания в трактире я вышел из своей комнаты рано. Оставаться одному было невмоготу, бродить по городу — тоже, поэтому я присел за небольшой столик и заказал сытный обед. Хозяин «Молочного поросенка» не мог нарадоваться моему аппетиту. Он зарабатывал хорошие деньги, а я восстанавливал силы, накачивая организм энергией после огромных нагрузок.

За длинным столом еще никого не было, пустых маленьких столиков тоже хватало. Однако азиат лет тридцати в войлочной шапке и высоких гутулах с загнутыми носками подсел ко мне. Его черные волосы были заплетены в мелкие косички, глаза — словно две щелочки. Лицо то ли очень смуглое, то ли попросту грязное.

— Здравствуй, Сергей! — обратился он ко мне.

Я не подал вида, что удивился. Только стал в пять раз внимательнее и осторожнее. Если бы незнакомец собирался причинить мне вред, мог бы сразу ударить в спину копьем. Он же хочет поговорить. Но откуда ему известно мое имя? Причем настоящее, а не то прозвище, под которым я представился Бен-Али? Увидев азиата, я почему-то сразу вспомнил негра, скупавшего краденое. Что-то у этих людей было общее.

— Здравствуй и ты, незнакомец, — кивнул я. — Что-то не припомню твоего имени.

— Чимэ, — ответил мужчина. — Если полностью — Чи-мэдорж. Но все называют меня Чимэ.

— Из Китая?

— Нет, я монгол. Но здесь выдаю себя за бурята.

Я склонил голову. Выдавай за кого хочешь! Только зачем ты рассказываешь об этом мне и, главное, зачем я тебе понадобился? Кстати, о монголах. Я и не думал, что Монголия еще осталась как национальное государство! Но высказывать эту крайне обидную мысль уцелевшему представителю потомков Чингисхана было просто глупо.

— Видел твою работу на коронации. Выше всяких похвал, — заметил между тем Чимэ.

— Правда?

— Да.

— Это был экспромт, — прищурившись, заявил я. Чего стоит ждать от монгола? Он вымогатель? Агент Лузгаша? Партизан?

Впрочем, откуда здесь партизаны? Чужеземная армия, конечно, успела уже насолить местным жителям, но до организации повстанческих отрядов еще далеко. Если их, конечно, не организует кто-то извне…

— Я — человек Салади, — отвечая на мои мысли, заявил Чимэдорж. — Служу в контрразведке.

Такое заявление озадачило меня еще больше. Я просто не предполагал, что здесь есть контрразведка. Или, по крайней мере, что она так называется. Хотя, если посмотреть на вещи трезво, почему бы и нет? Техника сейчас сильно отстала от того же двадцатого века, но основные идеи и институты сохранились!

Свое недоумение я выразил только тем, что слегка поднял брови.

— Недавно мы поняли, что ты — наш человек, — продолжил монгол.

— Не совсем так, — поправил я Чимэ. — Я — сам по себе.

— Вот как?

— Именно. В данный момент наши цели совпадают.

— Хорошо, что ты этого не скрываешь…

— А зачем мне что-то скрывать? — усмехнулся я. — Пусть скрывается слабый. Выпьешь что-нибудь?

Чимэ кивнул, и я заказал кружку пива и тарелку мелкой сушеной рыбы, здешнего деликатеса.

— Ты знаешь, что с Валией? — спросил Чимэ. Я еще раз усмехнулся:

— Даже если бы и знал — не сказал бы. Утверждение, что ты работаешь на Салади, нужно еще доказать. Да и как поведет себя в новой ситуации Салади, доподлинно неизвестно, хотя, конечно, хочется верить в лучшее.

Чимэ насупился:

— Салади — великий воин и благороднейший человек. А о том, что с Валией, ты не знаешь, ибо тогда не бросал бы многозначительных намеков. Она захвачена людьми Лузгаша. И сдал ее твой знакомый, Вард Лакерт, будь он проклят!

Настала моя очередь задуматься. Что ж, такой поворот событий нельзя было назвать невероятным. В Варде я не был уверен и на пятьдесят процентов, не то что на сто. Зачем же тогда таскал его с собой? Да именно затем, чтобы иметь информацию о Лузгаше, порядках в его войске, людях и связях между ними. Но я не ожидал, что молодой вор окажется столь быстрым. Когда он успел предать нас? Когда ездил в Железноводск или когда задержался на площади дольше обычного? Или он был заслан на ледник как разведчик с самого начала? Не только у Салади есть разведка и контрразведка…

— Откуда у тебя информация насчет Лакерта? — спросил я.

— От людей, близких к Заурбеку. Княжну сейчас содержат в ее собственном дворце. Лакерт в ставке Лузгаша — скорее всего, в темнице.

— Почему тогда вы думаете, что он предатель?

— Информация верная, — поморщился Чимэ. — Я не могу сказать об источнике. Ведь ты сам заявляешь, что не из наших.

— Хорошо, не суть важно, — согласился я. — Хотя нужно определиться — выручать одну Валию или позаботиться и о Варде…

— О нем позаботятся палачи Лузгаша, — пообещал монгол, скривив на одну сторону рот. — Хотя он и оказал своему бывшему хозяину услугу, предательства тот не прощает. Возможно, его теперь убьют менее болезненно. Но на повышение по службе ему надеяться не стоит.

— Посмотрим, — обронил я. — Стало быть, Валия во дворце? И ты хочешь, чтобы я ее выручил? Чимэдорж воззрился на меня с удивлением:

— Такого я не говорил. А ты считаешь, что в состоянии сам освободить нашу госпожу?

— Возможно.

Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дальше: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ