Прощальные поцелуи через скафандры на редкость безопасны. Я об этом подумал, Гретхен, наверное, – тоже. Но так все же лучше.

Прошедшей ночью Гвен спасла меня от «участи хуже смерти», за что я был ей признателен. (Ну да, ну да, – умеренно признателен!) Конечно, старик, совращаемый созревающей девочкой (Гретхен должно исполниться только тринадцать через два месяца!), – явление довольно-таки комическое и мишень для насмешек любых «правильно мыслящих» людей!

И все же с того момента, как Гретхен показала мне, что не считает меня слишком старым, я ощущал себя все моложе и моложе (значит, к заходу солнца я могу впасть в последнюю стадию старческого «детства»!).

Поэтому считаем, что я благодарен Гвен. Это и будет официальная версия. Но по-моему, Гвен вздохнула с облегчением лишь после того, как Гретхен в полдень, прощально помахав нам рукой из кабины грузовика-вездехода своего отца, дождалась, пока мы тронулись на юг в автобусе (тоже вездеходе) тетки Лилибет. Автобус назывался «Услышь меня, Иисус!».

«Услышь» намного крупнее Джинксова грузовика. Его поверхность, ярко размалеванная сценами из Священного Писания, еще испещрена и цитатами из Библии.

Он был рассчитан на восемнадцать пассажиров плюс груз, не считая водителя и стрелка-охранника, помещавшегося в башенке на крыше автобуса.

Шины вездехода имели чудовищные размеры: они были вдвое выше меня и заслоняли окна машины. Дно пассажирского салона покоилось на осях колес, расположенных на высоте человеческого роста. С обеих сторон автобуса между передними и задними колесами располагались двери и трапы. Из-за колес глядеть в окна почти невозможно, но лунни не слишком интересуются пейзажами родной планеты, да те и впечатляют больше с орбиты.

Наш путь пролегал по дну Моря Ясности от Кавказской гряды до Гемусовых гор. Некоторые полагают, что в лунных пейзажах таится некое очарование. Но уж очень скрытое, ибо поверхность была плоска, как блин, и настолько же «привлекательна», как холодные блины без масла или повидла.

И все же я был доволен, что тетушка Лилибет поместила нас в первом ряду справа – Гвен у окна, меня рядом, а Билла слева от меня. Мы могли видеть все то, что попадало в поле зрения водителя, поскольку впереди нас находилось ветровое стекло, да немножко еще можно было увидеть и в окно, находившееся за краем переднего колеса, ось которого располагалась дальше нашего ряда. Вид справа, впрочем, был не очень ясным, поскольку пластмассовые окна от времени помутнели и покрылись трещинками. Зато вид через ветровое стекло был настолько ясен, насколько позволяли наши гермошлемы. В скафандрах, арендованных нами у Чарли Вонга, иллюминаторы оказались солнцезащитными, предохраняющими глаза от резких лучей, но вместе с тем обеспечивающими хорошую видимость. Те же качества отличают солнечные очки высокого класса.

Водительское место находилось у левого борта на возвышении, так что у тетушки Лилибет обзор был превосходным.

Мы почти не разговаривали друг с другом, ибо все переговорные устройства гермошлемов были настроены на одну и ту же волну и в наушниках стоял почти вавилонский гвалт, и мы их просто выключили. Я и Гвен могли переговариваться, прижимаясь шлемами, но это было не слишком удобно. Я развлекался тем, что пытался различить дорогу, по которой мы ехали. На Луне ведь не действуют магнитные компасы из-за отсутствия магнитного поля, а лунный спин равен одному полному обороту в месяц, что делает беспомощными также и компасы гироскопические. Можно использовать инерционные определители направления, но они очень дороги, хотя не понятно почему – ведь их производство для управления ракетных двигателей освоено давным-давно!

На этом участке поверхности Луны всегда можно ориентироваться по положению Земли, а половину времени (то есть во время лунного «дня») – и по положению солнца. А по звездам? Конечно, звезды всегда находятся на лунном небе: там же нет ни облаков, ни дождей, ни смога. О, конечно же! Но послушайте, я хочу сказать любому земному «суслику»: легче увидеть звезды из Айовы, чем с Луны!

И вот почему. Вы одеты в скафандр, верно? Его шлемы оснащены линзами и козырьком для защиты глаз, его эффект примерно равен встроенному смогу.

Если солнце в зените, то забудьте о звездах, так как ваши линзы затемнены (тот самый солнцезащитный эффект), а если солнца на небе нет, то Земля находится где-то между половиной фазы и полной фазой, а ее отражающая поверхность в восемь раз больше, чем у Луны на земном небе. К тому же альбедо Земли в пять раз выше. Стало быть, «земной свет» на Луне в сорок раз сильнее лунного света на Земле, он просто ослепителен. Так о каких же звездах может идти речь, когда вы находитесь на Луне?

О, я имею в виду только человеческие глаза. В астрономические телескопы звезды видны превосходно. А чтобы видеть звезды глазами, надо укрыться в дымоходе глубиной в метр или два. Но где взять такой «дымоход» на Луне? А может, использовать обыкновенные трубы и глядеть через них? Это могло бы отсечь ослепляющий блеск светил, и звезды засияли бы вам как «благодать в сем ничтожном мире…»

…Впереди на небе виднелась Земля, слегка прошедшая полуфазу. Слева – солнце, поднявшееся за полтора дня на двадцать градусов или чуть меньше.

Оно заставляло блестеть плоский грунт и удлиняло тени от всего мало-мальски возвышающегося над поверхностью, что должно было облегчить управление машиной для тетушки Лилибет.

Судя по карте, висевшей в шлюзе «Счастливого Дракона», мы стартовали от 32°27' северной широты и 6°56' восточной долготы и держались курса в направлении к 17°32' северной широты и 14°11' восточной долготы, то есть к участку вблизи от кратера Менелай. Это позволяло нам идти почти прямо к югу, в целом же нам предстояло преодолеть расстояние около пятисот пятидесяти километров, отклонившись к востоку примерно на двадцать пять градусов. Ничего удивительного, что прибытие к месту назначения ожидалось не ранее чем около трех часов пополуночи завтра!

Надо сказать, что никакой «дороги» там и не было. У тетушки Лилибет, судя по всему, не имелось ни прибора-указателя пути, ни навигационного инструмента. Машина была оснащена лишь одометром и спидометром. И я подумал, что тетушка вела ее, как это делают старые речные шкиперы, полагающиеся лишь на «знание пути». Но мне так казалось только поначалу, и лишь потом я кое-что приметил. На нашем пути стояли вехи. На всем пути. Стоило нам миновать одну, как нас ждала другая, у самого горизонта. Вчера, когда мы ехали к «Счастливому Дракону», я их не заметил, а может, их и не было.

Возможно, Гретхен и похожа на тех марктвеновских шкиперов. Но тетушка Лилибет, наверное, ориентировалась по вехам, хотя наш путь пролегал в значительном отдалении от этих указателей-вспышек. Скорее всего они в первую очередь нужны были неопытным водителям, а не таким надежным штурманам, каким была Лилибет с ее «Услышь меня, Иисус!».

Я начал считать эти указатели, придумав себе нечто вроде игры: если я пропускаю вешку, то теряю очко. Две промашки подряд означали «смерть заблудившегося на Луне». Такое не было редкостью в прежние времена, да и теперь случалось. Луна ведь место обширное, она больше, чем Африка, и почти равна Азии. И каждый квадратный метр ее смертелен, если допустить хотя бы маленькую ошибку!

Характеристика лунианина («лунни»): люди любого цвета, размера, пола, НИКОГДА НЕ ДЕЛАЮЩИЕ ОШИБОК В ОПРЕДЕЛЕНИИ МЕСТА СВОЕГО НАХОЖДЕНИЯ.

До того как мы сделали свою первую остановку, я дважды «погиб», прозевав вехи-указатели…

В пятнадцать ноль пять тетушка Лилибет остановила автобус и включила табло с надписью «Остановка для отдыха – двадцать минут». Под ним значилось еще: «Опоздавшие платят штраф по кроне за минуту».

Все вышли. Билл схватил тетушку Лилибет под руку и приблизил к ее шлему свой. Она хотела было отмахнуться от него, но потом прислушалась. Я не собирался его контролировать: двадцать минут для «остановки на отдых» не такой долгий срок, если учесть возню со скафандром. Конечно, женщинам приходится труднее, чем мужчинам, и времени требуется больше.

Среди пассажиров находилась женщина с тремя детьми. Правый рукав ее скафандра ниже локтя был завязан узлом. Как она могла управляться? Я решил уплатить за нее штраф, если она задержится…

Освежитель был ужасен. Пещера в скале с воздушным шлюзом, примыкающая к дому какого-то обитателя, совмещающего фермерство с добычей льда.

Какое-то количество кислорода для дыхания было, но зловоние там стояло неописуемое. Оно напоминало мне о выгребной яме в замке на Рейне вблизи Ремагена, где я квартировал во время «трехнедельной войны». Там была уборная, оборудованная над скалой с глубокой расщелиной, которую за девятьсот лет ни разу не чистили…

Никто не опоздал; впрочем, опоздала сама тетушка Лилибет. А с нею и Билл.

Он спросил совета Лилибет относительно дерева-сан, которое доктор Чан оснастил более совершенной защитной оболочкой с зажимами, позволяющими опрыскивать его с меньшими трудностями. Они несли его вдвоем, не очень торопясь. Не знаю, выкроил ли Билл время, чтобы помочиться. Тетушка, разумеется, успела – все равно «Услышь…» не мог катиться без нее!

Потом около девятнадцати тридцати была еще остановка на ужин. Он проходил в небольшой капсуле, занимаемой четырьмя семьями и носящий название «Роб Рой». После предыдущей капсулы эта показалась нам вершиной цивилизации. В ней было чисто, ничем не пахло, встретили нас дружески и гостеприимно. В меню особого выбора не было: цыплята, яблоки в тесте и пирог с лунными ягодами, все достаточно дорогое. Но чего ждать от места, находящегося почти в небытии, на лунной поверхности? Там еще продавались кустарные сувениры, ими торговал маленький мальчик. Я выбрал вышитый кошелечек, сделав ненужную мне покупку, чтобы поддержать хороших людей.

Декоративная надпись на нем гласила: «Город Роб Рой, столица Моря Ясности». Я вручил сувенир своей любимой жене.

Гвен все время помогала однорукой женщине с тремя детишками. Ее звали Екатерина О'Тул, а детишек – восьми, семи и пяти лет – Патриком, Бриджет и Игорем. Остальные трое пассажиров автобуса составляли одно семейство: леди Дайана Керр-Шэпли и два ее мужа. Они были богаты и не склонны к общению с нами, плебеями. У мужей было оружие, но внутри скафандров. Какой в этом смысл?

После этой остановки грунт уже не был таким ровным, как прежде, и мне показалось, что тетушка стала держаться поближе к указателям дороги. Но вела она машину по-прежнему быстро и напористо, и нас подбрасывало на огромных, не слишком тугих шинах, что заставляло меня с беспокойством думать о нестойком желудке Билла. Но теперь он хотя бы не держал дерево-сан. Тетушка помогла закрепить его ремнями в багажном отделении на корме. Я пожелал Биллу удачи: ужасно, если рвота происходит внутри шлема.

Со мной это однажды случилось, лет двадцать пять назад. Ф-фу!

В следующий раз мы остановились почти перед полуночью. Все то же.

Солнце поднялось еще на несколько градусов и продолжало стремиться к зениту. Тетушка сообщила, что осталось покрыть расстояние в сто пятьдесят километров и что с Божьей помощью мы прибудем вовремя.

Но Господь отказал тетушке в помощи, которой та была достойна. Через пару часов, из «ниоткуда» (а может, из-за скал?) появился вездеход поменьше нашего, но значительно быстрее. Он под углом перерезал нам путь.

Я шлепнул Билла по руке, обхватил Гвен за плечи, и мы повалились на пол, хоть как-то защищенные стальной обшивкой автобуса. Ныряя вниз, я успел заметить вспышку со стороны чужой машины.

Наш автобус остановился прямо перед перегородившим нам дорогу вездеходом. Тетушка поднялась с места. Они уложили ее еще одним выстрелом из лучевого пистолета.

Гвен «достала» того стрелка из своего «мийако», прямым попаданием в линзу гермошлема (наилучшая из мишеней, когда стреляешь в человека в скафандре пулями, а не лазерным лучом!). Она целилась, опираясь на приступку водительского помоста. Я же «достал» водителя, тщательно прицелившись своей палкой, ибо в ней лежало всего пять патронов, а других боеприпасов ближе чем в Голден Руле (в моем саквояже, будь он проклят!) у меня не было.

Из атакующего вездехода посыпались наружу другие фигуры в скафандрах.

Гвен приподнялась и снова выстрелила.

И все это происходило в ужасающей тишине вакуума!

Я приготовился добавить к выстрелу Гвен свой: но в этот момент показалась еще одна машина. Это был не вездеход, а нечто хитроумное, такого я никогда раньше не видел: всего одно колесо, супергигантская шина, похожая на «пончик» высотой минимум в восемь метров. А может, и в десять.

Начинкой этого «пончика», наверное, могла быть (или была?) силовая установка. По обе стороны от втулки колеса находились укрепленные на кронштейнах платформы, на которых в приподнятых седлах (по одному с каждой стороны) возвышались притороченные ремнями стрелки. Под ними на обоих бортах сидело по водителю или штурману (или технику?). И не спрашивайте меня, как они координировали свои действия!

Не могу поклясться, что разобрался во всех деталях, поскольку был слишком занят. Я целился в стрелка, находившегося поближе ко мне, но пришлось отказаться от меткого выстрела, так как он… атаковал тех, кто нападал на нас! У него было энергетическое оружие (лазер, направленный луч?), уж не знаю какое, ибо я видел лишь быстрые вспышки и – результаты.

Огромный «пончик» описал четверть оборота, и я увидел другую пару водителя и стрелка, но эти уже действовали против нас! Из дула вырвалась вспышка… и я выстрелил в лицевую линзу стрелка. После этого я попал (надеюсь) в шею водителя. Выстрел не столь удачный, как предыдущий, но если нет возможности быстро наложить клейкую заплату, он быстренько, в течение нескольких секунд, выйдет из игры.

«Пончик» описал полный оборот, и, когда остановился, я попал в другого стрелка (наносекундой раньше, чем тот сумел выстрелить в меня). Я хотел было «достать» и водителя, но не уверенный в точности попадания, не стал рисковать: у меня оставался единственный патрон.

«Пончик» быстро уходил на восток: набирая скорость, ударяясь о валуны и подпрыгивая вверх, он вскоре скрылся за горизонтом.

Я посмотрел на первый вездеход. Вокруг него, вдобавок к тем двум, которых мы застрелили с первого раза в самой машине, валялось еще пять трупов: двое у левого борта, трое у правого. Никого больше видно не было.

Я приблизил к шлему Гвен свой и спросил «это все, что ли?», но она сильно ткнула меня в бок. Я обернулся. Покрытая шлемом голова показалась в проеме левой двери. Я вытянул свою палку и пробил звездообразную дыру в его лицевой пластине. Он исчез. Я поглядел влево. Там никого не было, но зато в правую дверь лез еще один тип. И я выстрелил в него…

Поправка: я пытался в него выстрелить, но у меня больше не было зарядов. Я ринулся на него, ткнув палкой: он схватился за ее конец, что оказалось для него роковым, ибо я воткнул в него двадцатисантиметровый стопорный клинок из шеффилдской стали. Острие вошло в скафандр и проникло между ребрами. Я выдернул клинок и снова воткнул во врага. Этот стилет (имеющий треугольное лезвие полусантиметровой ширины с пазами на всех трех сторонах для стока крови) я воткнул в него во второй раз с целью отвлечь его внимание, иначе он, умирая, успел бы прикончить меня из лазера.

Он испустил дух, наполовину вползши в автобус, поэтому лезвие вошло в него полностью. Я выдернул стилет и втянул его обратно внутрь трости.

Потом, ухватившись за край ближайшего сиденья, я поднялся на ногу, стараясь минимально ее напрягать, подскочил к креслу и сел. Я страшно устал, хотя вся потасовка длилась не более двух-трех минут. Наверное, меня одолел адреналин – при его переизбытке я всегда выматываюсь до предела.

Все кончилось, и это было хорошо, поскольку ни у Гвен, ни у меня не было патронов, к тому же тот «штыковой прием» я не смог бы использовать дважды: к нему прибегаешь только в том случае, если противник хватается за предохранительное кольцо твоей «палки для ходьбы»…

В вездеходе их было девять, и все они оказались убитыми. Гвен и я уложили пятерых, а остальных прикончили стрелки из гигантского «пончика».

У этих четверых зияли совсем другие отверстия на гермошлемах.

Не знаю, скольких я убил в «суперпончике», – ибо тел они не оставили, а теперь уже скрылись за горизонтом…

Наши собственные потери: четверо. Первым оказался стрелок, сидевший в башенке над водителем. Я вскарабкался наверх и заглянул в люк. При притяжении в одну шестую я смог с такой же легкостью подняться по вертикальной лесенке, как любой другой. Наш стрелок погиб, возможно, от самой первой вспышки. Спал он или бодрствовал в то время? Кто знает, и кто смог бы ему помочь? Он мертв, и все.

Но наша вторая жертва, тетушка Лилибет, не погибла, этому помог Билл.

Он догадался приложить к ее костюму две клейкие заплаты и сумел проделать это очень быстро: одну – на левый рукав, другую – на верхнюю часть шлема.

Это пресекло утечку воздуха. По истечении шестидесяти секунд, открыв клапан запасного баллончика костюма, он дал ему вновь наполниться воздухом. И тем самым спас тетушке жизнь.

Я впервые убедился, что Билл способен на эффективные действия. Он разобрался, где спрятана сумка с клейкими заплатами – около сиденья водителя – и действовал, как хорошо тренированный аварийщик, не обращая внимания на перестрелку.

Наверное, мне не стоило удивляться, я же знал, что раньше Билл работал на монтаже тяжелых конструкций Голден Рула, а эти работы выполняются в скафандрах, и персонал хорошо обучен и инструктирован. Но одной сноровки мало, нужна еще холодная голова, чтобы быстро сообразить, что к чему, а это важнее тренированности.

Билл показал нам, что сделал, и отнюдь не из желания похвастаться, а чтобы выяснить, какие еще шаги надо предпринять. Спеша заделать дыры в костюме тетушки, он не мог остановить кровотечения из раны в ее руке и не знал, вызвано ли оно ожогом.

Если кровь продолжает течь, то заплату на рукаве следует снять, наложить на рану бандаж и вновь залепить костюм. И проделать все исключительно быстро. А потом, выждав положенное количество секунд, открыть новый резервный баллончик с воздухом.

Человек, особенно больной, выдерживает вакуум в течение весьма малого промежутка времени. Тетушка к тому же была стара и сегодня уже один раз подверглась воздействию вакуума. Может ли она выдержать еще раз?

О том, чтобы открыть шлем, речь и не шла: выстрел задел лишь его вершину, сорвав лоскут, но голову не повредил. Иначе какой же смысл обсуждать, что делать с рукавом костюма?

Гвен прижалась своим шлемом к шлему тетушки Лилибет и сумела спросить ее о руке. Тетушка не знала, кровоточит ли она. Рука онемела, но болела не очень сильно. А те… сумели ли добраться до… До чего? До груза! Гвен уверила ее, что бандиты ни до чего не добрались, ибо все мертвы.

По-видимому, это успокоило тетушку. Она сказала:

– Тэдди умеет… водить, – и как бы погрузилась в сон.

Нашей третьей жертвой был один из супругов леди Дайаны. Он погиб. Но не от руки бандита, а от собственной дурости, ибо собственноручно расстегнул свой скафандр! Очевидно, когда началась перестрелка, он решил достать пистолет и открыл скафандр. Как вы полагаете, можно ли безнаказанно сделать это в условиях вакуума? Расстегнуть скафандр и вновь его застегнуть? Возможно, легендарный Гудини и смог бы. Но этот идиот выпустил весь воздух, пока нащупывал пистолет, вот он и загнулся в вакууме в течение нескольких секунд. Его напарник по супружеству оказался чуточку смышленее. Вместо собственного пистолета он схватил оружие партнера, как только тот испустил дух. Но принять участие в перестрелке не успел, та уже закончилась. Он подбежал ко мне в ту минуту, когда я вскочил на ногу, уже прикончив последнего бандита.

И вдруг этот дебил стал тыкать пистолетом мне в лицо. Я вовсе не хотел ломать ему запястье, а просто постарался разоружить, выбив пистолет из его руки ударом палки. Я схватил пистолет, сунул его за ремень костюма, после чего и плюхнулся на сиденье. Я и не знал, что так его зашиб, думал он отделается синяком.

Но угрызения совести меня нисколько не мучают. Если не хотите, чтобы вам сломали запястье, не машите пистолетом перед моим лицом. Особенно когда я устал и возбужден.

Взяв себя в руки, я попытался помочь Гвен и Биллу.

Мне невыносимо говорить о нашей четвертой потере: Игоре О'Тул, пяти лет от роду…

Поскольку малыш сидел позади с матерью, его никак не могли убить из вездехода: такой угол прицела невозможен. Его могли застрелить оба стрелка «суперпончика», сидевшие достаточно высоко, чтобы через ветровое стекло попасть в кого-нибудь на задних сиденьях. Скорее всего это второй стрелок – первый был занят уничтожением соперников в вездеходе. А когда «пончик» повернулся, я увидел, как второй стрелок направил лучевое оружие на наш автобус и как оно вспыхнуло почти одновременно с моим выстрелом, уничтожившим этого стрелка.

Мне кажется, он просто промахнулся. Его мишенью был я, но он ошибся.

Можно ли предположить, что кто-то способен целиться в ребенка, в малыша, ясно различимого в глубине автобуса? Но Игоря убила именно та вспышка, которую я увидел.

Если бы не эта смерть, я бы испытывал смешанные чувства к команде «пончика» – ведь без их «помощи» мы бы никак не справились с бандой вездехода. Но тот последний выстрел убедил меня, что это просто две соперничавшие банды, конечной целью которых было ограбление нашего автобуса (по названию «Услышь меня, Иисус!»).

И единственное, о чем я пожалел, – это то, что я не смог прикончить четвертого седока в «пончике»!

Но все эти мысли пришли потом. А в тот момент мы видели только мертвого ребенка.

Кончив возиться с тетушкой Лилибет, мы оглядели внутренность автобуса. Екатерина сидела, не шевелясь, поддерживая тело сына. Я лишь со второго взгляда сумел разобраться, что же произошло. Ясно, что если снесена лицевая линза, то ребенок на руках Екатерины не может быть живым.

Я запрыгал к ней на одной ноге. Гвен уже была около них, и я остановился за ее спиной.

В эту минуту леди Дайана, схватив меня за рукав, что-то стала говорить. Я приблизил к ней шлем.

– Что вы сказали?

– Я говорю, чтобы вы велели водителю ехать дальше! Вы что, не понимаете английского языка?

Хотелось бы, чтобы это услышала Гвен: ее ответ значительно более впечатлил бы леди и, несомненно, был бы куда «художественнее»! Я же всего лишь сказал ей устало:

– Ох, да заткнитесь вы и сидите на месте, глупая гусыня!

Новой реплики я ждать не стал.

Леди Дайана ринулась вперед, но Билл отбил ее попытку атаковать тетушку Лилибет. Мне это рассказала потом Гвен – я не видел, так как разглядывал останки «консорта», который сам себя прикончил, неосторожно манипулируя скафандром. Тем временем его партнер («ко-супруг») пытался выхватить из-за моего ремня конфискованный пистолет, вынуждая тем самым схватить его за руку (сломанную). Я не мог ни слышать его визга, ни видеть гримасы боли, но он совершал такие удивительные пассы, что мне показалось – у него агония.

И вот что я могу об этом сказать: не машите пистолетом перед моим лицом. Это пробуждает во мне самое ужасное.

Я вернулся к Гвен и несчастной матери. Коснувшись Гвен шлемом, я спросил:

– Можем ли мы что-нибудь для нее сделать?

– Нет. Ничего, пока не доставим ее в капсулу города. Да и тогда вряд ли.

– А как другие дети?

(Мне казалось, что они плачут, но если этого не слышно и не видно, то что можно сделать?) – Ричард, я полагаю, лучше всего оставить эту семью в покое. Смотреть за ними, но не навязываться. До тех пор, пока мы не доедем до Конга.

– Да, до Конга… А кто такой Тэдди?

– Кто?

– Тетушка Лилибет сказала «Тэдди может водить».

– Ах да. Наверное, это стрелок в башенке. Ее племянник.

Вот тогда я взобрался по лесенке и осторожно заглянул в башню. Я, увы, предположил правильно – все бандиты убиты, но и наш стрелок – тоже.

Тот самый Тэдди.

Спустившись вниз, я прошел вперед, подозвал к себе Гвен и Билла и сообщил им, что мы остались без водителя.

– Билл, смог бы ты повести этот автобус? – спросил я.

– Я не умею, сенатор. Вообще впервые в жизни вижу такую штуку.

– Я так и думал… Сам я уже несколько лет не садился за руль, но… господи, Гвен, я же не смогу!

– Тебе что-нибудь мешает, милый?

– Ведь эта штуковина управляется двумя ногами, Гвен, а у меня всего одна… Вторая закинута в багажную сетку над моим сиденьем… Ты сама понимаешь, сейчас ее надеть невозможно, а без нее управлять автобусом нельзя!

Она мягко заметила:

– Ну что ж, мой дорогой. Ты займись рацией, нам понадобятся эти «майские денечки». А я пока поведу машину.

– Ты сможешь управиться с этим бегемотом?

– Конечно! Я не хотела вылезать с предложением, раз присутствуют двое мужчин. Но я с радостью сяду за руль. Может, у меня уйдет на это пара лишних часов, но не беда!

Через три минуты Гвен уже сидела за панелью управления. Я устроился рядом, прикидывая, как подключить гермошлем к автобусному приемопередатчику. Билл был откомандирован как «специалист» с заданием удержать «леди Д» в ее кресле. Она пыталась снова поучать нас, рекомендуя, что следует предпринять дальше. Похоже, дама была несколько не в себе и толковала что-то о конгрессе директоров на Элл-Четыре и своем представительстве там. А нам, по ее мнению, следовало поторопиться, чтобы наверстать упущенное время.

На этот раз я услышал комментарии Гвен. Они согрели мне сердце. «Леди Д» чуть не задохнулась, когда Гвен тоже порекомендовала ей, куда поглубже засунуть свои верительные грамоты, после того как она свернет их трубочкой с остреньким концом!

Гвен включила сцепление. «Услышь…» дернулся и подался назад, объезжая вездеход. Мы снова оказались в пути. Я в конце концов нащупал нужные ручки на радиоустановке, настроил аппарат на канал, который показался мне подходящим, и услышал:

«…О-М-Ф-И-С, пишется „Комфис“! Это лучший ответ на стрессы современной жизни. Не берите домой свои деловые заботы, а обеспечьте себе комфорт с помощью „Комфиса“, научно рекомендованного желудочного снадобья, более предпочтительного, чем любое другое…»

Я стал искать какой-нибудь «более предпочтительный» канал.