Часть третья
СМЕРТНЫЙ БОГ

…Мне нравится спать на берегу под шум прибоя. Вот только когда тебя сонного хватают за ноги, за руки и резко бросают в этот самый прибой твои же драгоценные друзья, хочется утопить этих ржущих на берегу сволочей!

Не, я понимаю, пробуждение — это у меня всегда процесс крайне веселый, особенно для других, но в воду-то за что?! Ну, заразы!..

Я вылез на берег, намереваясь придушить хоть кого-нибудь, но эти… мм… нехорошие человеки рванули в разные стороны! Леха в лагерь, а двойняшки в стороны по берегу. Повертев головой и так и не выбрав цель, я плюнул на это дело, поставив пометку отомстить и, стянув мокрую одежду, полез купаться в теплую с ночи воду. Уф, хорошо-то как!..

В морской воде плавать гораздо интересней, чем в пресной. И ощущения совсем другие. В общем, мне нравится! Определенно, да. Не согласен больше жить без моря. Вот только как бы доказать маме, что мне без этой воды и морского бриза больше никак не жить?

Эх… проблемы с трансформацией никуда не делись. Даже не через раз получается, а один раз из сотни! Крылья остались, на том спасибо. Да и то только благодаря лангетке Вана. Эльф, получивший всего одну дозу гадости из пневмошприца, тоже лишился второго облика, учитывая, что у него и так проблемы с обращением были…

Ась? Чего?! Кто вам сказал, что у эльфов нет боевой ипостаси?! За вами никогда не гонялся разъяренный светлый в боевом обращении? Вам повезло, особенно если вы темный! Вообще, мои ушастые собратья предпочитают не распространяться о своей способности к оборотничеству, тем более что среди них это редко проявляется. Я понимаю, конечно, для всех светлые — все такие белые и пушистые, а темные — черные и чешуйчатые твари, как между нами может быть хоть что-то общее?! Да-да, и мясо эльфы не едят, и оборотничать не способны… и вообще, цветочки растят, о природе заботятся, песенки поют, все такие мудрые, чистые и светлые… ага-ага, дальше сказки рассказывать?! Это из той же серии баек, которые гласят, что темные не гнушаются закусить человечинкой!

Фу, бредятина…

Вон только что это воплощение всего доброго и светлого с матерными воплями рухнуло в воду, брошенное туда друзьями! Я подгреб поближе к вынырнувшему брату. Мы переглянулись, поняв друг друга без слов, рванули на берег. Друзья опять разбежались, но мы, не раздумывая, кинулись за Маньячкой. Расчет был прост и верен. Даня бросился на помощь пойманной и вопящей сестре, и мы, после недолгой борьбы, окунули обоих в воду. Правда, и сами там оказались, но нам-то что, и так мокрые!

— Заразы! — взвыли в голос двойняшки.

— От таких слышим! — так же в голос ответили мы с братом.

Переглянувшись, расхохотались все вчетвером. Я обожаю своих друзей!

Брат загорел в цвет бронзы. Причем загорел как-то легко, за пару дней. Я сам обгорел и облез трижды, прежде чем удалось придать коже такой же оттенок. И темные волосы (цвета черного пепла, как всегда говорила мама) выгорели до рыжины, позор на мою голову! Ко всем моим веселым кличкам теперь прибавилась еще и приставка «рыжий».

Вышедший на берег сонный Шон не избежал участи быть облитым в четыре руки. Целый месяц мы шастали по островам залива в поисках мест поинтересней, а последние три дня (и ночи, кстати, тоже!) праздновали Кисино двадцатилетие.

После пятиминутной борьбы Шон был брошен в море, где чуть было и не притопил нас четверых.

— Хватит надо мной издеваться! — возмутился сидящий на мелководье брат, прожигая взглядом не скрывающих веселья таких хороших нас. — Издевайтесь друг над другом!

— Так мы и так издеваемся, — хихикнула Маньячка. — Но тебя же забавнее мучить. Ой!

Зевающая Юля отвесила Мане и Дане дежурные подзатыльники, склонилась к морской глади, плеснула воды в лицо, поглядела на Шона.

— Ну что ты расселся? Вылазь и иди сушись.

Мы с Ваном мрачно переглянулись. Мой… хм… дражайший старший брат нагло увел у нас навигатора. Глядя на этих двоих, я начинал подозревать, что Киса скоро станет членом семьи ар'Грах. Я, конечно, тут не советчик и в принципе дело не мое, но новый навигатор Призракам не нужен, да и вообще… Глупо признавать, но меня мучает ревность! Вот. Признался, только что-то от этого не стало легче! Маньяков, вон, тоже гложет та же ревность. И Вана. Его особенно сильно. Н-да, вот такой идиотизм…

Шон вылез и с ворчанием пошел сушиться. При взгляде на Юлю, конечно, возникало желание ее тоже искупать, но решиться на это никто из нас (кроме Вана, конечно) не смог бы. Рысь есть Рысь, привыкли мы как-то ей подчиняться. Так что Юля осталась сухой. А вот зевающий Феникс, оказавшийся на берегу минутой позже, был встречен по полной программе!

— Всех поутоплю!.. — пригрозил мокрый бог, впрочем не теряя при этом своего нынешнего облика.

Не знаю, с чем он столкнулся, пока был один, и что произошло (не рассказывает, хоть пытай!), но Феникс изменился. Человеческий, не считая странного оттенка крови и цвета глаз, облик, и… он стал очень печален и задумчив. На все вопросы отмахивался и говорил, что еще не все знает и вообще страдает тяжелой формой потери памяти вследствие неясных ему самому причин. А всякие темные и светлые могут идти со своими расспросами по известному адресу! Мы, само собой, не шли. И не сдавались в попытках раскусить нашего собственного бога. Хех, как быстро я записал бога в собственность!

От макушки до пят мокрый Феникс при помощи телекинеза оторвал от моря пласт воды и щедро полил нас. И узнал о себе много нового, потому что вода оказалась ледяной!

— Вот заболею, будет на твоей совести!.. — закончил я свою пламенную речь.

— На чем, на чем? — с хитрой улыбкой поинтересовался Ветер. — Насчет совести — это не по адресу, малыш!

В ответ я приложил его самой легкой «стрелой Тьмы». Ветер утратил материальность и через миг появился уже абсолютно сухим, только легкие мелкие снежинки разлетелись веером. Ну не гад?! А еще бог!

Тут в бухту, где мы обосновались, завернула лодка из соседнего лагеря.

— Эй, люди! — позвала с носа лодки смешная конопатая рыжая (ненавижу рыжих!!!) девчонка. — Вы случайно не слышали ночью ничего подозрительного?

Участники «безумной четверки», то есть мы с Ваном и Маньяки, дружно переглянулись и попрятали ухмылки.

— Подозрительного? — состроила любопытную мину Маньячка. — Это чего?

— Ну, всякое… — Лодка остановилась в двух метрах от нас. — Кажется, тут дикие звери водятся. Мы даже волков слышали…

Девчонка поежилась, настороженно озирался ее старший спутник, сидящий на веслах.

— Не, не слышали. — Ресницами похлопать невинно и чуть наивно улыбнуться, не обнажая клыков.

Безотказный прием. Девочка так и застыла, забыв, зачем пожаловала.

— Да за вашими гитарами и самих себя услышать сложно! — Ветер стоял рядом и весело скалился. Ой, а что это у меня так руки чешутся двинуть ему в морду?! — И сами не спите, и другим не даете.

— А то ты с нами ночь напролет не пел?! — возмутился Ван. — И кто кому спать не давал, большой вопрос!

— Так это вы играли? — спросил парень с лодки. — А я думал, кто-то ушлый стереосистему притащил!

— Ой, эльф!.. — едва слышно воскликнула девчонка, углядев ушки и присущие светлым черты в прятавшемся за нами Ване.

— Эльф, эльф! — сунулся вперед злобно фыркнувший светлый. — Здесь вообще людей нет, кроме вас двоих, непрошеные гости, что дальше?! Не стоило обращаться к нам как к людям!

Эй, а Маньяки?! Но двойняшки что-то не спешили доказывать свою принадлежность к человеческой расе, только криво усмехнулись.

Бедный мой братец. Совсем нервов не осталось. Или полное игнорирование, когда кто-то «тыкает пальцем», или злобное раздражение.

Маня тут же повисла на разозленном Апокалипсисе, Даня тоже придержал друга:

— Ван, спокойно! Давай мы тебя лучше опохмелим, а?! А то у тебя наверняка голова еще болит, мы же не спали всю ночь…

— Я же эльф! — еще больше взъярился Ван. — У меня не только уши острые, но еще и биохимия организма иная! Может, мне в зоопарк сдаться, чтобы все проходящие пальцем тыкали?!

Не зная что делать, я растерянно смотрел на брата, чувствуя его злость и раздражение. Лучшее было вообще не соваться под горячую руку.

— Простите… — подавленно пробормотала девчонка.

— Ван, хочешь орать — ори на меня, — пересилив себя, все-таки вступился я за людей. — Я-то к твоим воплям и психам давно привычный.

Меня окатило волной такой ярости, что даже коленки едва не подкосились. Ого. Да что это с ним?!

Ветер покачал головой и положил ладони на плечи светлого. Несколько мгновений эльф стоял с закрытыми глазами, и черты его разгладились. Меня больше не било откатами его ярости.

— Спасибо, Ветер, — успокоившись, сказал он. — Мне уже легче.

Развернувшись, он ушел в лагерь.

— Что с ним? — спросил я у Ветра.

— Тебе лучше знать, — ответил бог.

Может быть. Только мне сие действительно неизвестно! Разве что подозреваю нелады в… хм… личной жизни, в которую я не лезу.

— Извините, — повернулся я к людям, — мой брат не любит излишнего внимания к своей персоне.

— Ничего, бывает. — Рыжая девчонка грустно кивнула. — Мы не будем больше вам мешать.

Лодка уплыла. Стоя на берегу, я потянулся душой к брату, но наткнулся на стену глухого молчания. Не-е, пожалуй, я сейчас к нему не полезу, себе дороже. Двойняшки тоже вернулись в лагерь обсыхать и вытираться. Не заморачиваясь особо, я натянул на себя мокрые джинсы с футболкой без рукавов. Высушился ставшим привычным за дни дикой жизни ритуальным жестом с парой слов, взглянул на бога. Тот стоял у моря и смотрел на восход. В глазах с алым отблеском снова поселилась глубокая печаль.

— О чем грустишь, Ветер? — снова попробовал я подбить клин под его тайны.

— О несбыточном, — ответил бог, не отрывая взгляда от горизонта.

Понятно, этого тоже лучше пока обойти стороной. Но клинья потихоньку вбиваются, да, определенно…

Почесав в затылке и вспомнив, чья сегодня очередь кашеварить, я украдкой огляделся по сторонам и спешно ретировался, выпустив крылья. Спину дернуло острой болью, прежде чем меня захватила эйфория полета. Так я и летал на пределе скорости по кромке между небом, морем и землей, особенно облюбовав один скалистый берег, пока желудок не потребовал компенсацию утренним безумствам.

Вспоров воду у самого берега, я плавно опустился на песок и в лагерь вернулся тихо-незаметно, скромненько примостившись рядом с Маньячкой.

— Где опять шлялся, когда сегодня твой наряд на костер?! — грозно вопросила Киса, сверкая на меня глазами.

— Правда мой?.. — с самым искренним удивлением поинтересовался я. — А я думал — Шона…

— Мелкий, не наглей, а? — грустно сказал брат, зная, что просит о невозможном. — Ирдес!

А что я, а я ничего, я вообще, вон, птичку увидел… Где? Да вон же… улетела!..

Голодным меня, естественно, не оставили. Ага, попробовали бы… я б их самих съел! Ну, или пожевал. Даже Ван и Ветер оттаяли за «завтрачной» перебранкой.

— Ну что, ищем новое место? — высказал Даня висящий в воздухе вопрос.

— Давайте не будем! — в голос взвыли Глюк, Сказочник и Шон.

Киса посмотрела на мрачного эльфа, на тяжко вздыхавшего Шона, на вдохновленные физиономии двойняшек и в общем-то радостного меня. На одном месте мы не задерживались не только из любви к приключениям на пятую точку, но и из-за эльфа в нашей компании. Никому не нужно лишнего внимания, Вану, да и нам, наследникам трона, тоже.

Глюк и Сказочник громко возмущались по поводу того, что они только обустроили себе лежанки, выкопали толковое кострище, натянули гамаки и вообще, мол, достали всякие нелюди со своими переездами! «Всякие нелюди» ответили «всяким людям» ехидными оскалами. Ну а я в соседней бухте нашел интересный лаз…

— Вечером рейд, — самым будничным тоном напомнил я.

Глюк ругнулся вполголоса, переглянувшись со Сказочником. Очки программеру я, кстати, новые заказал, да. А до старых еще не добрался — все никак не могу домой вернуться. А что касается Харона… Я в этом не участвовал. Это отвратительно — подозревать своих, не доверять, искать предателя, а хуже всего — находить этого предателя, решать его судьбу. Мерзко это. Но Призраки сами оградили меня от принятия решения и исполнения приговора — мне все стало известно, лишь когда место третьего-второго во второй семерке оказалось вакантным. Здесь тоже ничего решать не буду. В команде я только исполнитель, слава Небу.

— Тогда остаемся до послезавтра, — решила Рысь.

И внутри что-то дернулось, словно предупреждая, что надо рвать когти отсюда побыстрее, а не ждать послезавтра, которое имеет риск не наступить. Но, подергавшись, затихло, не найдя рациональных причин для тревоги.

День прошел в веселой суете. То есть все как обычно — попытки утопить снова отлынивающего от дежурства меня, заготовка дров на следующие сутки, да и просто кто чем занимался. Эльф развеселился, от утренней вспышки гнева не осталось и следа. И все-таки он меня тревожил. Что-то странное с ним происходило, я ощущал это всей кожей, но пока не мог понять. После обеда, когда мне все-таки пришлось отдежурить у костра под бдительным оком навигатора, я, прихватив светлого братца, нагло смылся из лагеря.

— Фонарик взял?

— На кой фиг?

— На всякий случай.

— Да взял, взял… неоновый, правда.

— Дык тем лучше!

Я уже говорил, что мое зрение на несколько порядков лучше человеческого? Даже Ван видит не так хорошо, правда, только в темноте. У светлых сородичей немного другие спектры восприятия.

Невзрачный провал в скале, куда без крыльев не очень-то легко добраться, прятал за собой узкий извилистый лаз в неизвестность. Ну как я мог не полезть, а Ван не увязаться за мной?! Только Ветер отговорился своей клаустрофобией, и Маньяки просто отказались лезть в эту «черную дыру» сомнительного происхождения.

— Тьфу ты! Задолбался я уже! — проворчал Ван, протискиваясь вслед за мной по слишком узкому проходу.

— А мне дышать тяжело, — проворчал в ответ я. — Я к небу привык. Но не жалуюсь же!

— Да ну! А сейчас ты что делаешь?

— Тебе отвечаю! Дыхание береги.

Ван продолжил бурчать, но уже тише. Вечно недовольный, вредный, злобный, ядовитый гад, который еще и ничего не имеет против мордобоя. И как тебя только угораздило родиться эльфом?!

Рука вдруг ухнула в пустоту, и я чуть не полетел следом.

Лаз закончился несколько неожиданно — проломом в стене где-то под потолком обширного зала. Вывернувшись из пролома, я прыгнул вниз и прислушался, ожидая появления застрявшего брата. Кроме его невнятной ругани, чихания и злобного поминания всей моей слишком любопытной родни до десятого колена, слышались удары капель о камни и смутные шорохи эха.

Ловко спрыгнув и встав рядом, эльф поежился и шепотом попросил:

— Фонарик включи.

Узкий луч синего света, направленный в потолок, позволил нам рассмотреть зал. Серые плиты стен, частично рассыпавшиеся колонны, раньше поддерживавшие потолок, не оставляли сомнений в том, что это место — творение рук человеческих. Хм… скорее всего человеческих.

— Фрески! — со странной веселостью отметил светлый, колупнув пальцем трехсантиметровый слой пыли на стене. — Были когда-то.

Ррр, что, очередной храм?! Везет… то есть ни фига не везет же нам на них натыкаться! В последнее время, кроме паранойи, я умудрился подхватить резкую и наверняка смертельную для раздражителей аллергию на религиозных фанатиков.

— Да нет, не похожи на религиозные, — верно ощутил мои чувства брат. — Смотри, цветными камешками были выложены. Красивые…

Угу, кому как. Что-то серое, под слоем серого — смутно напоминающее что-то… ага, опять серое. Интересно, может, Ван еще и художник? Чего еще я не знаю о брате?!

— Пошли лучше другой выход поищем, — предложил я, отрывая увлеченно водящего пальцами по стене светлого от его занятия.

Выход нашелся. Заваленный. И еще случайно обнаруженный пролом в стене под потолком, явно ведущий куда-то в лес. И люк в полу, закрытый довольно массивной каменной плитой с ржавым железным кольцом. Поднять плиту так и не удалось — та, казалось, присохла к полу намертво.

— Может, это обманка для особо любопытных? — почесал в затылке Ван, отчаявшись сдвинуть плиту. Взглянув на часы, хмуро добавил: — Возвращаться пора.

Но, решив напоследок еще разок попробовать вскрыть люк, светлый надавил на кольцо и попытался сдвинуть вправо плиту. Внезапно она поддалась и со скрипом сдвинулась сантиметров на десять.

— Ван, стой! — вскрикнул я, почувствовав, как от тайника повеяло тленом.

Это был особый запах. Не такой, как на кладбищах и в склепах. Такой, как в могиле тварей Хаоса. Или скорее прах Бездны. Не надо вскрывать это, лучше вообще не тревожить такие места!

— Уходим, быстро, — прошептал Ван и взлетел, чтобы даже шагами не создавать лишнего шума.

Через полчаса мы выползли из узкого лаза навстречу клонящемуся к закату солнцу. Время еще было, и мы с удовольствием окунулись в море, смывая с себя пыль.

— Ну что, в лагерь? — лениво спросил нежившийся на солнышке Ван.

Мы обсыхали на утесе, под которым была пещера. Так просто на эту вершину было тоже не добраться — приходилось или лезть по отвесной скале, или продираться сквозь почти непролазные заросли с другой стороны. А здесь — травка, цветочки, вишня вон растет… Я скосил глаза на брата.

— Не хочу. Мне и здесь неплохо. Я отсюда в Сеть полезу.

— Смотри, опять обгоришь, — предостерег эльф.

— Не-а. Уже не обгорю.

— Как знаешь. — Светлый усмехнулся уголком губ, поднимаясь и натягивая почти просохший камуфляж, из которого последнее время не вылезал. — Но я твои ожоги лечить не буду!

— Да куда ж ты денешься, — безмятежно отозвался я.

— Посмотрю, как ты мучаешься.

— Не-а, не получится из тебя садиста…

— Вот и проверим!

На этой оптимистичной ноте эльф образовал лейтэр и улетел, оставив меня в одиночестве. Откопав в браслетной сумке свои наручни, обруч и КПК, я вынул из запястья антенку. Эту последнюю версию мы на пару с Глюком дорабатывали и заменили среди своих совсем недавно. Прописав всю нужную информацию прямо в антенну, мы сделали ее практически самодостаточной. Даже с телефона теперь можно выйти в Сеть без всяких проблем. Субстанция иглы послушно приняла нужную форму, и я воткнул ее в порт КПК. Н-да, я так привык, что у меня все это есть… иногда забываю, что такие технологии миру пока недоступны.

Погружение прошло без проблем. Семерка собралась в «Чистилище». Венди первым делом потянулась ко мне и Вану.

«Ясного неба, ребята!»

Чем-то ее мыслеобразы напоминали мне веселый щебет маленькой птички.

«Ясного, мелкая», — ответил улыбкой я.

«Нашелся тут крупный! — возмутилась „птичка“. — Мы здесь все одинаковые! Откуда ты знаешь, что я мелкая? Может, я и тебя больше!»

Ван только скептически хмыкнул и ответил сложной эмоциональной мыслеформой, заставившей Венди гневно замахать на нас руками.

«И как вы еще друг друга не поубивали?» — поинтересовался командир, имея в виду нас с братом.

Мы переглянулись и ответили клубком эмоций, искрами смеха и несколькими обрывками воспоминаний о наших «боях». Отсмеявшись, Дрэйк сообщил на общей волне:

«Задание стандартное, плановый вылет, полигон уже знакомый. Приходим, разрушаем контур наметки разрыва, сжигаем „мозги“ компам и тихо убираемся восвояси».

Объяснение сопровождалось развернутой схемой задания. Действительно стандарт. Скучновато что-то даже. Такой стандарт только в Америке и выполняем, остальные на фантазию не скупятся и периодически задают нам неплохую трепку. Вспомнить хотя бы последний рейд в Японию… у-у-у, нас чуть не грохнули всех! Ну вот зачем они постоянно экспериментируют с разрывами, а? Экстремалы хреновы. Мир порушить не терпится? Я могу подсказать более короткую дорогу в Хаос! И даже провожу, если хорошо попросят. Наиболее коротким путем через усекновение головы!

Планета и так неустойчива после Большого Разрыва. Самопроизвольные врата и так возникают где попало и как хотят. Так для чего же… Хотя зачем я спрашиваю, когда знаю ответ: чтобы иметь возможность противостоять темным хотя бы в равной степени.

«Венди, тебе персонально — никакой самодеятельности! Ни-ка-кой! А то отстраню и возьму Глюка. И на глаза никому не попадаться. Это понятно, четыре-два?»

«Понятно», — мрачно кивнула та.

«А нас отчитать?!» — хором возмутились мы с братом и Маньяки, слаженно оттесняя подругу и соратницу за спины.

«И вам — то же самое! — в притворном раздражении зарычал командир. — Брысь вооружаться!»

Мы разлетелись к своим порталам. Я заметил, что, прежде чем перейти к вооружению, командир огляделся, даю крыло на отсечение, со смущением и грустью! И почему, интересно, мне это не нравится?..

…Песок. Везде, всюду песок. Песчаная буря, чтоб ее. Не будь Призраком — раза три бы уже задохнулся и столько же раз ослеп.

Высокие стены, окружавшие полигон, в этот раз были признаны полезной защитой от песка. Каждый знал свою роль, поэтому исполняли задачу, не отвлекаясь даже на краткие реплики. Наша двойка быстро и привычно сожгла цепи наметки разрыва, в это же время вторая двойка заразила компы новым вирусом нашей разработки.

Выполнили, развернулись и слаженно начали сваливать, не оставляя следов. Только я, дурак, напоследок оглянулся и подтвердил свое звание известного попаданца. Над плитой, предназначенной для основы разрыва, дрожало полупрозрачное белое марево.

«Общий сбор», — настиг меня резкий приказ.

Мы снова материализовались в «Чистилище». Командир сел прямо в воздухе и грустно нас оглядел.

«В чем дело, Дрэйк?» — не выдержала Киса.

«У меня к вам неприятный разговор, ребята», — вздохнул командир, и где-то в той области, где у меня находится чутье на неприятности, похолодело.

И командир заговорил. Он говорил о том, что Призраки стали слишком близки друг к другу, а это опасно для команды. Что мы слишком дорожим друг другом, и это становится неприемлемым. Что из просто команды мы становимся уже чем-то большим. Он не допускал эмоций и образов, обходясь только словами.

«Такие „клинки“ полностью расформировывают, — продолжил командир. — Потому что… потому что вы слишком сильно спаяны».

В гробовом тяжелом молчании стояли шесть одинаковых фигур против одного такого же. И даже на безликих масках я мог прочесть то же, что сейчас царило в моей голове. Что я сделал такого, чтобы меня прогнать? Не смогу уйти, не смогу жить без этих рейдов, не смогу знать, что где-то там не сделано мною то, что должно быть сделано.

«Но ведь это исключает предательство». — Чей голос произнес эти слова? Не мой ли?..

Легкая улыбка ветерком прошлась по нам.

«Именно поэтому я говорю с вами, ребятки, а не Дэймос, — ответил Дрэйк, имея в виду первого из третьей семерки. — Не афишируйте, как обстоят дела. А то нас расформируют».

От сердца отлегло. Играть не впервой, каждый из нас тот еще актер! Главное, что мы останемся «клинком».

«Ты можешь на нас рассчитывать, — обернулся я перед тем, как уйти. — В любом деле. И на меня в частности ты можешь рассчитывать всегда, этого я не забуду, даже если займу трон и буду править».

«И на меня, — добавил Апокалипсис. — Даже если мне… придется вернуться к светлой правящей родне».

«Править?.. — Голос-мысль получился в это раз на полтона выше, чем обычно использовал командир. — Править… Значит, не просто аристократы…»

Он еще не закончил говорить, но я уже шагнул в портал и исчез, не прощаясь.

Раскрыв глаза, я некоторое время тупо рассматривал алеющие в лучах заката облака. Н-да, вот уж где не ждал проблем! Даже не знаю, как теперь реагировать, и пребываю в растерянности.

И еще это марево… Может, все-таки показалось? Ну что там может быть на полигоне, где все и всегда проходило гладко? Закинув все в браслетный карман и вернув антенну в запястье, я с неудовольствием обнаружил, что обгорел на солнце. У-у-у, опять, ну что за гадство! Опять забыл, что с морской солью на коже обгораешь значительно быстрее, чем обычно. Ой… что-то перестройка с типа мышления Призрака на нормальный не очень гладко проходит. Да и во время рейда перестройка осуществилась только наполовину. Может, Дрэйк в чем-то прав? Нет, даже думать так не желаю!

Агрх, больно! А это еще что… то есть кто? Демон, вот же… Муравьи! В моих джинсах!!!

Срочно раздевшись, я вытряс из джинсов и футболки непрошеных гостей и только после тщательной проверки решился снова одеться.

Перед тем как прыгнуть со скалы, я размял крылья, потянувшись и стараясь не замечать пока еще несильную, но довольно неприятную боль в местах ожогов, еще разок полюбовался закатом. Красиво. Не то что пыльное серое нечто на стенах найденного грота.

С высоты было видно, как возвращаются из Сети ребята, как Данька в лагере, потянувшись, стащил с себя обруч, заворочалась валяющаяся на берегу Маня. Где это они задержались? Ну, я-то обратный путь к родному телу всегда срезаю, а что тошнит потом — так это мелочи. Ветер сидел с книгой на коленях возле своей палатки, стоящей самой дальней от остальных. Глюк со Сказочником опять дрыхли в гамаках. Вот же лентяйская человеческая раса! Шон сторожил Кису. Как всегда.

Апокалипсис, не открывая глаз, с размаху приложил подкравшегося Маньяка кулаком в челюсть. Данькины ниндзявские приемчики опять не сработали против остроухого. Хе-хе, я был бы удивлен, случись иначе! Эльфийский хранитель способен сражаться, даже будучи без сознания!

Обожаю своих друзей. Или я это уже говорил? С ними и венец не давит… Даже в академии было по-другому. Жизнь в условиях общаги, с такими же голодными студиозами не сделала общение не то что с сокурсниками, но и с соседями по комнате проще. Венец принца словно проводил границу между мной и остальными. Как же эта полоска черного металла иногда давит на голову…

Я пропустил момент, когда Феникс вскинулся, когда тенью прошла полоса по земле, полукольцом окружая наш маленький лагерь. Я рванул вниз, одновременно бог вскочил, но полоса осязаемого мрака была быстрее и оплела его с головы до ног. Феникс вскинул голову, и меня подбросило вверх порывом ветра, одновременно бог попытался обратиться птицей. Ты что делаешь?! Дай мне спуститься немедленно!

Данька оказался возле Феникса первым. Короткий удар и разлетающийся веер крови, медленно падало на землю рассеченное от плеча до бедра тело Маньяка, а Ван уже вцепился одной рукой в крыло Феникса, другой в черную полосу…

Взрыв без огня — и силовая волна, пройдясь по всем в лагере, снова подбросила меня в небо. Эльф и бог исчезли. Оглушенные друзья лежали на земле. Зашлась в безумном крике Маня.

Едва не упав в костер, я кинулся к Маньяку. Возле воронки от взрыва земля была черна от крови, и друг лежал, беспомощно раскинув руки, глядя в небо. Мертвый.

Шон, Рысь, Глюк, Легенда — все едва дышали, не приходя в сознание. На берегу срывала голос криком Маня.

— Мань! Маня, Манька! Ты слышишь меня?! Да Маньячка же!!!

Девчонка судорожно всхлипнула и ткнулась лицом в мое плечо. Одной рукой обняв ее, другой я уже набирал номер деда…

…Группа быстрого реагирования прибыла менее чем через час после звонка принца. Оставшиеся в сознании Ирдес и Маня молча сидели рядом с перетащенными на берег друзьями. Следопыты уже замеряли фоновые возмущения и искали след телепорта. Темные врачи возились со своими бессознательными пациентами. Укутали в белую простыню мертвое тело.

— Рассказывай, — коротко приказал дед внуку.

Ирдес без выражения в подробностях пересказал деду произошедшее. Потом вдруг как-то беспомощно, так что у старого императора невольно защемило сердце, повел плечом, оглянулся на сидящую рядом с мертвым братом девушку.

— Деда, что происходит?..

Больше всего ненавижу ожидание и неизвестность. Ребята находились в глубокой коме. Мы с Маней молча сидели в фойе закрытой лечебницы для темных, где не так давно пришлось лечиться и нам с Апокалипсисом. Где-то там носились следопыты, подгоняемые тяжелыми подкованными ботинками дедушки, отец в экстренном режиме улаживал возможные возникновения политконфликтов из-за «несанкционированных маневров» темного рыцарства на территории человеческих земель. Все из-за этих японских психов… О Небо, пусть дядя Дарий женится, заведет себе наследников и избавит меня от трона! Мама сидела в палате и не отходила от Шона. Хорошо хоть мимоходом вылечила мои надувшиеся волдырями ожоги.

Ничьим родителям, кроме моих, пока не сообщили. Особенно Маня просила пока ничего не говорить их с Даней родне.

Обычно попадает мне. Шону второй раз досталось. Первый раз я растерзал обидчиков на кровавые ленточки. И в этот раз не пожалею, только найду.

Руки сами собой листали страницы книги, которую оставил на берегу мой бог. Даже что-то читалось. Захлопнув книгу, я поглядел на обложку. Неплохой фантастический боевик… Ветер вообще любитель читать. Мою домашнюю библиотеку он изрядно разорил. Ха, бог, любящий почитать развлекательные фантастические книжки, которые всякие умники и не считают за достойное чтиво! Надо было видеть, как Феникс пытался разом утащить все книжки с моих полок и почитать на ходу! Я хохотал до слез, глядя на окопавшегося в макулатуре бога, вцепившегося в книги с фанатичным блеском в глазах. Эта, кстати, тоже с моей полки…

Все эти мысли крутились в голове фоновым бардаком вокруг трех основных — мой друг умер, мой бог пропал, и я не мог услышать душу светлого брата. Где-то очень далеко я чувствовал, что ему отнюдь не весело и он очень, просто до алой пелены на глазах, зол. И как я ни звал его, брат не слышал.

Данька… Я видел его мертвым, но все равно не верю. А Манька, как же она-то… А ведь не выживет. Они с братом были не просто неразлучны — двойняшки представляли собой единое, цельное существо…

Молча поднявшись, она пошла к выходу. Вскочив, я направился следом. Нельзя ее сейчас оставлять. Спустившись на этаж, мы вошли… вот демоны… в морг. И моя подруга подошла прямиком к телу, откинула простыню. И остановить нельзя.

— Это не мой брат, — с ненормальным пугающим спокойствием сказала она. — Это подделка какая-то. Не знаю, зачем и кто это сделал, но это — не Данька.

— Мань…

Она обернулась. Небо! Она ведь вполне вменяема! Ну, настолько, насколько это вообще для нее возможно. И отдает себе отчет в том, что говорит. Оглянуться, нет ли кого лишнего, протянуть к ней растопыренные пальцы…

— Верю, — коротко выдохнул я, размыкая контакт. Без Сети это не так легко, но все же возможно. — Это не Данька.

Но если мы его не найдем, то он имеет все шансы стать трупом.

И мы вернулись обратно на уже облюбованный диван этажом выше.

— Ирдес, я тебе должна кое-что сказать, — тяжело уронила Маня, словно раздумывая, стоит ли мне доверять свою великую и ужасную тайну. — В продолжение того, что ты уже знаешь.

— Я слушаю, — ответил я как можно спокойнее. То, что ты мне показала в морге… после такого я все что угодно приму спокойно. Великое Небо, мой друг не умер!..

Манька вздохнула, оттянула ворот футболки.

— Мы с Данькой не люди, — судорожно, словно прыгнув в ледяную воду, призналась она.

— Ну… — протянул я. — Вообще-то я догадался. Так что нового ты мне не сказала.

Маня как-то дико глянула на меня и продолжила:

— Но ты не знаешь главного, Крылатый. Мы — эксперимент. И не слишком-то удачный. Я вообще не должна была появиться, а Данька задумывался чем-то вроде усовершенствованного полуоборотня. — Подруга пытливо посмотрела на меня, ища в глазах тень отвращения или презрения. Не, Манюня, не надейся. Я злобствующий расист, но не для тебя. Тебе плевать, что я наследник трона, мне плевать, что ты неудача каких-то мелкотравчатых генетиков. Убедившись, что сие откровение меня ничуть не смущает, она продолжила: — Друг без друга я и Даня умрем. Если нас развести больше чем на десяток километров друг от друга, мы протянем только двенадцать дней, после чего — кома и смерть. Мы знаем, мы пробовали. Сейчас он без сознания. Когда очнется, я почувствую направление. Мы должны будем их найти…

— Боюсь, нам придется опять действовать на свой страх и риск, — тихо сказал я, осторожно оглянувшись на пробежавшего по коридору в сторону палаты Шона разъяренного отца. — Вдвоем.

— В первый раз, что ли… — так же тихо ответила мне боевая подруга, проследив за моим взглядом. — Твоя паранойя, мой маниакально-депрессивный психоз… Ван и Данечка еще пожалеют, что вляпались они, а не мы.

— Ага, — согласился я. — Хотя, зная Маньяка с Апокалипсисом, могу предположить, что нам не достанется живых врагов. И придется их разнимать на обломках чего-нибудь взорванного рядом с уложенными в штабель трупами.

— Да не, не будут они трупы штабелями складывать — где попало раскидают!

— Это точно!

Переглянувшись, мы рассмеялись, слегка сбрасывая напряжение последних часов.

Через десяток минут мы перебрались на крышу, где жевали шоколад и разговаривали, попутно не переставая пытаться соприкоснуться с душами своих братьев. Солнце скоро должно было коснуться горизонта.

Манька рассказывала про себя и Даньку.

— Мама не в курсе, — говорила она. — Вообще понятия не имеет, уж не знаю, как так вышло. Насчет папы мы не уверены. Я не знаю, по праву ли мы носим его фамилию и данные нам имена. Все документы на нас мы нашли дома у дяди, папиного брата. На форзаце папки стояла пометка «Даниил и Марина Хмельные», но внутри нас обозначили как «основной объект» и «побочный объект»!.. Данька за одно только это обозначение меня в качестве побочного объекта вознамерился всех убить. Только вот кого «всех», мы пока что не знаем…

Маньячка говорила, я слушал. Ей нужно было выговориться, а я лишь вставлял нужные фразы и задавал нужные вопросы, как она того от меня ждала. А ведь она и мысли не допускает, что мы можем… даже думать не хочу… но мы можем не найти братьев. Или не успеть. Или тот труп действительно Даня… Та-ак, опилки в голове с тараканами вместе! Ведите себя смирно, а то щас быстро перестрою на тип мышления Призрака! Мы не можем не успеть, и не можем проиграть, и мой друг живее всех живых! Ар'Грах всегда выигрывает войну. Любую! Иначе демона лысого мои предки правили бы столько веков, и не только в этом Мире!

Запнувшись на полуслове, Маньячка подскочила как ошпаренная, и я взметнулся вслед за ней мгновением позже. Чувство направления возникло резко и очень отчетливо. Меня тянуло и тащило вперед, вышибая все здравые и не очень, и даже совсем не здравые мысли. Оставалось только одно чувство-ощущение-мысль — лететь-бежать, что угодно делать, только не стоять на месте! И ледяной привкус металла… как призыв Ветра. И Ветер мой едва жив.

— Ловушка, — уверенно сказала Маня.

— Выбора нет, — коротко бросил я, выпуская крылья.

Но прежде чем взлететь, подхватив подругу, я набрал эсэмэску дедушке, продублировал папе и дяде, высчитав через GPS вектор направления. Маню я обхватил за пояс, используя поле левитации, и легко прыгнул с крыши. Небо, что же я делаю, придурок несчастный…

— Чего? — хрипло отозвалась на мое бормотание Маня.

— Да ничего, — так же хрипло ответил я, поймав новый восходящий поток. — Думаю о том, какой я идиот.

Спина болела. Руки свело судорогой, расцепить их сейчас я не смог бы при всем желании.

— А сопротивляться можешь? — лаконично поинтересовалась девчонка, щурясь в сторону восходящего солнца.

— Не могу, — тяжко вздохнул я.

Город и острова давно остались позади. Повсюду — впереди, с боков, везде было открытое море. Мчался как безумный всю ночь. Хотя почему это «как»?! Параноик… долбанутый всей головой. Да, раздери демоны, меня тащит вперед с такой силой, что я даже, если бы было где, не смог приземлиться и отдохнуть! Да и Манька уже не кажется такой легкой. Бедная, ей ведь гораздо тяжелее. Я-то тренированный, а она на чем держится?

Чует моя многострадальная пятая точка, закончится-таки наш путь в Стране восходящего солнца. Куда никогда не хотел попасть, так это в Японию. Сожрали бы этих психопатов твари Хаоса, но ведь подавиться могут. Призраки и те нарывались, как тараканы на дихлофос. При всей моей, не сомневаюсь, что взаимной, крайней нелюбви к этим заразам, противники они изобретательные и достойные. Только их сейчас не хватало!..

Боль в спине стала такой сильной, что движения крыльев невольно замедлялись. Чужая боль отголоском прошлась от макушки до пяток. Э нет, так не пойдет. Все, принц Ирдес, пора перестраиваться.

— Маня, сейчас я тебя переброшу так, что ты будешь у меня за спиной, — предупредил я. — Крыльев не бойся, лететь ты мне не помешаешь. Попробуй поспать.

Она только кивнула. На несколько мгновений я полностью расслабился, особым образом приводя в порядок закаменевшие мышцы и уходя в свободное падение. Расплата будет потом. А сейчас — частичная трансформация и полная перестройка сознания…

— Ирдес… Ирдес, твою налево! Да очнись же, я тебя не вытащу сама!

Открыв глаза, я тут же вынырнул на поверхность и закашлялся, пытаясь очистить легкие от воды. О-о-о, здравствуй, моя неминуемая расплата!

— Ты как? — Маня заметила мое искаженное лицо.

— Добей, — жалобно попросил я.

Знакомый до дрожи алый отблеск в синих глазах заставил меня слегка повеселеть. А уж когда она сказала следующую фразочку в своей неподражаемой манере, на душе окончательно полегчало:

— Конечно, р-радость моя, добью особо жестоким способом. Но сейчас порадуюсь твоим страданиям, это тоже очень весело. Теперь на воду ляг и отдохни, я поплыву.

Я лег, она крепко схватила меня левой рукой за ворот и поплыла. Человек бы давно свалился, а Маньячка ничего, плывет. Покосившись на подругу, я отметил, что дикая гонка над морем не прошла для нее бесследно. Вокруг запавших глаз залегли черные круги, тонкие черты лица заострились от усталости и обветрились. Мокрая, просоленная, злая, гребет на одном упрямстве в сторону восхода. Опять восхода?! Или все еще восхода?!

— Сколько времени я летел?

— Сутки.

Теперь понятно, почему каждая мышца словно комок пульсирующей боли! И отдыхать сейчас нельзя, что самое мерзкое! Та-ак, надо перевернуться и грести… Щас… Перевернуться, я сказал! У-у-у, больно-то как! На спине будет легче, но нельзя, демоны дери!

Ван… Ветер…

Отклик неожиданно пришел от обоих. Ужас Ветра и ярость Вана.

«Малыш, уходи!!!»

«Ирдес, твою налево, где тебя до сих пор носит?!»

«Нет… слишком опасно…»

Дикая боль стегнула, как ударом кнута.

«Бог, не будь дураком! Мы не выберемся сами!»

«Мы только подставим малыша…»

«Он явится с армией…»

Каким, интересно, образом?! Этот призыв сейчас сведет меня с ума!

«Ветер, мы идиоты!..»

«О, великая Бездна… что же я сделал…»

«Мы сделали, не ты один… Ирдес, прости, малыш. Сейчас я попробую приглушить… Ты хоть соображать сможешь толком. Прости…»

«И не подумаю, потом в морду получишь. И ты, Ветер, тоже получишь. Ван… а Данька…»

«С нами. Манька с тобой?»

«Угу, куда бы я от нее делся. Я вас вытащу, только бы знать, куда лететь».

«Я оставлю тебе путеводную нить… только поторопись».

Брат резко отдалился, и тащившая меня вперед сила порядком ослабла. Двигаться надо!

— Ты чего трепыхаешься, воробей?

— Да нельзя мне отдыхать! Совсем! Иначе не встану потом.

Маня помогла мне держаться на воде, пока я, мешая в причудливых эпитетах русский мат со старосветлой тонко-лингвистической руганью и откровенными старословенскими выражениями, заставлял свое тело повиноваться. Через полчаса несколько полегчало, и я даже смог отпустить плечо белобрысой Маньячки. И вдруг уже она панически вцепилась в меня.

— Ирдес, ты взлететь можешь?!

Я проследил за ее взглядом.

— О мать твою!.. Попытаюсь!

На нас быстро надвигался черный фронт шторма. Попытки подняться в воздух заканчивались приступами зверских судорог, трансформация останавливалась на первой стадии и дальше не шла ни в какую. Оставалось только сделать хоть что-нибудь, чтобы не потерять друг друга в воде. Тогда я сделал первое, что пришло в голову — снял ремень и накрепко связал свою правую руку с ее левой. И только тогда понял, что где-то потерял свой браслет! Там же все мои книги, КПК, ноут, наручни и обруч! А еще сколько всего! Копии ключей от всех папиных тайных ходов!..

Скоро думать стало некогда. Осталась только одна мысль и стремление — не захлебнуться и смотреть, чтобы Маня не потонула.

Вода резко остыла. Стало темно, как поздним вечером. Сумасшедший ветер сбивал пену с высоких волн, швыряя ее пригоршни нам в лицо, тугие струи дождя лупили не хуже града. Молнии сверкали над самой головой, и я молчаливо просил великое Небо, чтобы они не били в море.

Холод, ветер, соль и вода, вода… Высокие волны накрывали с головой, пытаясь утопить нас обоих. Я ни на секунду не прекращал отчаянной борьбы со стихией. Все слилось в одно желание — не захлебнуться, с диким упрямством я раз за разом выныривал из воды. Одни рефлексы…

…Выжить. Накрыло новой, одной из бесчисленных сотен, волной. Вынырнуть, снова постараться не наглотаться воды, выдернуть за собой привязанную к руке девчонку. Вдохнуть поглубже… Вынырнуть. Новый вдох. Держаться. Держать ее. Выжить…

…А потом чьи-то руки потянули из воды, поддержали, пока меня выворачивало наизнанку, помогли куда-то дойти по качающейся под ногами тверди. И те же руки попытались отвязать мою руку от чьей-то…

— Нет!!! — рванулся я вперед.

Почти ничего не различая вокруг, я увидел ее и понял, что моя боевая подруга не дышит. Посиневшие губы и ненормально белое лицо.

— Маня! Маньячка!!!

Кто-то что-то попытался сказать мне, оторвать от девчонки, но я лишь зло отпихнулся, переворачивая ее, с трудом разжимая зубы и сдавливая, чтобы избавить от воды в легких. Быстрее, еще не поздно! Перевернув ее обратно на спину, я сцепил в замок ладони, образовывая небольшой разряд, и с силой ударил напротив сердца. Не дышит. Склониться, вдохнуть в нее столько жизни, сколько сейчас возможно оторвать от себя. Новый удар. Жизнь. Удар. Жизнь: Ну же, Маня! Я не могу тебя потерять! В глазах плыло, мутнело, поплыли золотые лужи с черными точками. Голова взрывалась приступами боли. Плохо. Сил слишком мало. И все-таки, склонившись, я последним усилием оторвал от себя еще крупицу жизненных сил. Удар, еще раз…

Она резко вдохнула, выгнулась в судороге, откашлялась, отдышалась и выругалась. Ругается — значит, живая! С такими мирными мыслями я лег там, где сидел, и уснул…

…Тепло. Сухо. Слегка покачивает на волнах. Запах морской соли, рыбы, свежезаваренного чая, хлеба. Шерстяное одеяло щекочет кожу. Интересно, мы уже в ловушке или где-то еще?

Не открывая глаз, я потянулся к душе брата и почувствовал его глухую, усталую злость. Держись, светлый.

Кое-как разлепив глаза, я огляделся, и первой, на кого наткнулся взгляд, оказалась японка. Маленькая, изящная, уже немолодая, но по-девичьи хрупкая женщина что-то читала, сидя за столом, подобрав одну ногу под себя.

Беззвучно встать не получилось. Зато получилось с грохотом рухнуть на пол, запутавшись в одеяле, собственной шевелюре и еще захватив тощую подушку! Ирдес в своем репертуаре!

Я уже говорил, что подъем — это очень весело?! Вот и японка хихикала, глядя на мои попытки выпутаться из предательски завернувшегося в кокон одеяла. Встать все же удалось, и выяснилось, что не столько палуба под ногами шатается, сколько эти самые ноги не держат. Коленки все-таки подкосились, я опять брякнулся на пол и состроил по этому поводу самое обиженное и недоумевающее лицо, чем вызвал у женщины новый приступ смеха.

Пока попытки подняться с трудом, но продвигались, я успел заметить, что нахожусь в каюте скорее всего большой яхты, одежда моя стопочкой лежит на стуле рядом с кроватью, а на мне камуфляжные штаны и черная майка. Когда ноги решили исправиться и начать выполнять свои прямые обязанности по поддержанию хозяина в вертикальном положении, японка жестом пригласила меня к столу, где ждал нехитрый завтрак (обед? ужин?!) из бутербродов и чая. Живот предательски заурчал, но я решительно мотнул головой и спросил:

— Где Маня?

Женщина удивленно взглянула на меня и, разведя руками, сказала что-то на своем языке. В ответ я показал оставленные ремнем черные синяки на запястье и четко повторил свой вопрос. Она улыбнулась, поднялась (оказалась почти на голову ниже меня) и повела за собой из каюты. Мы поднялись на палубу.

— Манька!..

Та спрыгнула с носа яхты и, в три диких прыжка очутившись рядом, крепко обняла. Мне пришлось опереться на стену, чтобы устоять на ногах. Стойкая девчонка. Я еле стою, а она уже прыгает вовсю.

— Ох, Ирдес, ну и напугал же ты меня!..

— Я тебя?! Это ты меня чуть в гроб не загнала!..

— От тебя дождешься, как же… Не пугай меня так больше. Я думала, ты не проснешься.

— А я знал, что ты выживешь. И я рад тебя видеть.

Спасибо тебе, великое Небо, что даже на земле и в воде ты живешь в моей душе. Спасибо, что помогло мне не потерять это белобрысое, снова сияющее слегка ехидной улыбкой, совершенно сумасшедшее создание, без которого жить мне было бы очень хреново! Так хреново, что практически несовместимо с жизнью.

Японка что-то спросила, Маньячка же, сверкнув жемчужной улыбкой, что-то ответила. Э?!

— Ага, и китайский я тоже знаю, — кивнула в ответ на незаданный вопрос девчонка. — Ирдес, это Наоми, одна из наших спасителей.

Отстранив подругу, я молча поклонился женщине. Даже в полной отключке запомнились руки, растиравшие и разминавшие закаменевшие мышцы, запах эфирного масла и тепло. То самое тепло и тот самый эфир, который тонко чувствовался от ладоней маленькой японки. Если бы она не знала, что делать, я бы неделю не встал. А сейчас даже боли нет. Мне опять неоправданно везет? Не к добру это.

Наоми ласково улыбнулась в ответ и крикнула в сторону:

— Рийо! Кацу, Кеншин, Исаму, Амая!

— Рийо — это отец семейства, капитан, — быстро и тихо рассказывала мне Маня. — Кстати, на четверть русский. Кеншин и Исаму — сыновья Наоми и Рийо. Амая — младшая дочь. Кацу — капитанов племянник, живет в его семье и тоже считается сыном. Наша официальная версия потопления — отдыхали с друзьями в море, смыло с палубы штормом. Ты мой сводный брат.

— Понял.

Яхта мне сразу понравилась. Большая, с парусами и движком, так что даже штиль не страшен. И красивая. Куплю себе такую же! Может быть, если не передумаю.

К моему удивлению, здоровенный высокий и широкоплечий японец Рийо оказался блондином. Ступор, вызванный мастью капитана, не сразу позволил мне рассмотреть его детей.

Кеншину (блин, что за имя такое дурацкое!) навскидку было не меньше двадцати двух лет. Высокий, как его отец, но каждая черточка, каждое движение говорили, что это сын Наоми. Исаму (еще одно!) оказался подвижным, живым парнем лет девятнадцати, с вечно пляшущими в глазах веселыми демонятами. И еще мне не понравилось, как он поглядывал на Маню. Она мне не девушка, но ответственность за нее в отсутствие Маньяка несу именно я. Надо за ним внимательней следить. Кацу (ага, пополняем список идиотских имен. Этот переплюнул всех остальных) выглядел не старше Исаму. И был он угрюмый, молчаливый и замкнутый. Стоял слегка в стороне, в разговорах практически не участвовал, и в то же время видно, что не чужой в своей семье. Чем-то он мне напомнил Апокалипсиса и вызывал необоснованную симпатию. Всякие необоснованные эмоции — брысь!

Амая (ну ладно, это почти нормальное имя, пусть даже вызывает нездоровые ассоциации! Насчет Наоми молчу, ибо о своей настоящей спасительнице невозможно отзываться плохо)… Амая, ровесница Маньячки, была какая-то странная. Просто удивительно белокожая для своей расы. И слишком светлоглазая. Молчаливо поглядывала на нас из-под своей черной челки, и глаза в закатном солнце поблескивали оранжевым. Ощущение странности не оставило, даже когда я списал необычную внешность на мутацию и славянские гены, Они и в тритыщелохматом поколении проявляться будут, не то что в третьем.

Паранойя оживилась, найдя благодатную почву, и вгрызлась, не замечая вялых отбрыкиваний.

После ритуала приветствия и знакомства, изрядно сдобренного комментариями Мани, невольно ставшей переводчиком, пустой желудок опять изволил напомнить о себе. Когда Наоми строго отослала все семейство прочь, а нас с Маней повела в каюту, стало понятно, кто здесь главный. Амая увязалась за нами. Паранойя радостно оскалилась четырьмя рядами острых зубов.

Сметая бутерброды подчистую со стола и запивая то ли чаем, то ли еще каким-то напитком (вкус был странный), я не переставал вертеть в голове одну мысль. А именно — как мы отсюда смоемся? Способов была целая куча. Разных. И все неприемлемые.

— Они знают, что я темный? — спросил я, покосившись на белобрысую Маньячку.

— Когда ты ругался, рычал и скалился во все клыки в бреду, это трудно было не понять, — усмехнулась она.

Вечно клыки выдают. Ну да и ладно, зато не будет лишних вопросов.

— Сколько я был без сознания?

— Да почти сутки…

Сутки!.. И в пути… сколько там получилось? Ночь, сутки в боевом режиме, потом шторм… сколько он длился? Тоже до глубокой ночи. И сейчас близился вечер. Интересно, с какой скоростью я в боевом режиме летаю? Что-то быстро мы на японскую яхту наткнулись.

Судя по направлению, кораблик пока что плыл в ту сторону, куда нам нужно. Значит, пока можно не очень сильно дергаться. А заняться тем, что откладывать больше нельзя.

— Маня, спроси у Наоми, знает ли она, что должны делать темные после того, что было со мной, — сказал я, внимательно глядя в глаза хозяйки яхты.

Маньячка перевела, и женщина медленно кивнула, не отрывая от меня взгляда.

— Спроси, насколько Рийо хороший боец.

В ответ японка произнесла какую-то фразу, в которой я различил только «Рийо» и «Кеншин».

— Она говорит, что Рийо — превосходный воин, но мечом Кеншин владеет лучше, — перевела моя подруга и добавила явно от себя: — Имя Кеншин означает «сердце меча».

Что ж… похож. Я поднялся. Наоми приподняла бровь, задавая недвусмысленный вопрос. С моей стороны последовал решительный кивок. Она вышла и, подозвав сына, объяснила, что от него требуется. Кеншин поглядел на меня сверху вниз и эдак снисходительно улыбнулся. Это ты зря… Не удержавшись, я состроил невинно-наивную мину, после чего японец окончательно уверился, что я полный лох и клинок использую, только чтобы картошку чистить в нарядах на кухне. Его мать, которая, изучив мое с виду очень безобидное телосложение, видела ладони в специфических мозолях, значит, не могла не знать, как неправ на самом деле ее старший сын, только ехидно прищурилась.

Кеншин принес две катаны и одну протянул мне. Ух ты, классический самурайский меч! Только тупой. Тренировочный, видать. Я с сомнением взвесил в руке предложенное оружие. Легкий. Гораздо легче моего фламберга и короче. Но, может, и не стоит сейчас таскать эту боевую тяжесть? Тем более что даже частичной трансформации не будет, а мой фламберг — оружие очень тяжелое. Решено, помахаю катаной!

Сомнение на моем лице было истолковано нынешним противником по-своему и не к моей чести. Ну-ну, лыбься дальше. Я тебя за каждый снисходительный взгляд ответить заставлю. Развернув левую руку ладонью вверх, попросил дагу. Парень меня понял, удивился, но притащил из каюты два «младших клинка». Вроде бы называются они вакидзаси, если я не ошибаюсь. Длина сорок сантиметров и весьма непривычная конструкция. Моя растерянность и неловкие попытки приспособить это под левую руку опять были истолкованы неверно.

Все собрались посмотреть на этот бой, оставив дела. С Маниной подачи уже заключались пари. Причем, мне кажется, и Наоми поставила на мою победу.

И все же перед началом боя я решил приятно удивить противника, поклонившись и поприветствовав его по всем самурайским правилам. Этому тоже учат в академии.

Уже после этого противнику стоило бы задуматься. Но он не удосужился. Что ж, не буду разочаровывать, поиграю в неловкость!

Кеншин атаковал первым. Самым простым приемом, направив удар сверху вниз под углом в шестьдесят пять градусов. Отбив удар, я специально оступился, спустив его катану не только по моему мечу, но и отпихнув дагой. Испуганно моргнуть, поглядеть с опаской…

Японец лениво атаковал, я так же лениво отбивался, изображая полную неспособность владеть холодным оружием. Минут через пять меч перестал быть чужим в руке, а мышцы достаточно разогрелись. Теперь можно и по-другому поиграть.

Словив сильный и точный удар голой пяткой в колено, отбросивший его на несколько шагов, противник посмотрел на меня с недоумением. И получил небрежный поклон, скрывший пакостную улыбочку. Когда бой возобновился, я начал втихаря издеваться над несчастной жертвой. Стиль «этот неловкий невинный мальчик наносит удачные удары только чудом» был опробован мною не впервые. Мои пинки и безобидные, но болезненные тычки, всегда достигавшие цели так, что это выглядело абсолютной случайностью (не забывать нужные эмоции рисовать на лице!), доставили этому «снисходительному» немало неприятных мгновений. Но, получив рукоятью даги в зубы, он почему-то обиделся. Да не сильно я стукнул… зубы не выбил, челюсть на месте.

Сплюнув кровь, японец встал и что-то мне яростно высказал.

— Кеншин требует, чтобы ты прекратил вводить его в заблуждение. Он сказал, что притворяться и обманывать недостойно самурая! — расшифровала Маньячка.

— Скажи ему, что я не самурай, а подлый и бесчестный темный, — хмыкнул я. — А за свою невнимательность надо платить. А еще первым впечатлениям нельзя доверять.

Она сказала. Кеншин разозлился. Показал себя во всей красе. И я целых полчаса развлекался по полной! И даже получил пять… ну, ладно, шесть ощутимых тычков и ударов!

Самурай бился со всем мастерством, на которое был способен, я смог оценить и скорость реакции, редко доступную человеку, точность и силу наносимых ударов, ловкость противника. Кеншин тихо рычал и был откровенно зол. А я хохотал и пел боевые марши, прыгая по палубе, легко балансируя на бортике и взмывая ввысь полетным прыжком. Издеваться над этим человеком было истинным удовольствием! Такой ожидаемо самоуверенный! Но хорош как воин, не могу не признать.

Когда разминка была сочтена законченной, я, без предупреждения перейдя к скупым, четким и точным движениям, выбил ногой клинок из левой руки самурая, прижал к палубе катану и остановил свою дагу в миллиметре от его горла.

— Он сдается, — сказал Маня.

Фирменный оскал, перенятый у двойняшек, на лицо — маску психопата, едва слышно зарычать, отразить в зрачках алый блик. И спокойно отойти, поклониться, сложить оружие. Посмотреть на полное обалдение противника. Как говорят в Сети: «Йа кросавчег!» Есть еще желающие это оспорить?!

— Если ты — сердце меча, то я — сам клинок, — сказал я, не заботясь о том, поймет ли меня человек. — А за разминку спасибо. Я повеселился.

Маньячка и Наоми ударили по рукам и победно поглядели на остальных. Хм… Кацу тоже на меня ставил? Мое высочество пребывает в удивлении.

В общем, все было прекрасно, кроме одного нерешенного вопроса — как свалить и, собственно, куда? Я не знаю, куда направляюсь, смогу ли выбраться и, главное, как возвращаться? Пока способен думать, пока меня не потащило вперед, я просто обязан решить эти вопросы так, чтобы не вмешивать в свои дела посторонних людей. Эти — даже не имперцы, у меня нет права распоряжаться их жизнями.

Поэтому после боя я расположился на носу яхты, согнав оттуда Маню, и посвятил себя решению проблемы с наименьшими потерями времени и затратами моих как психических, так и физических ресурсов.

Рационально было оставить Маню здесь и тихо смыться самому, но опять же неприемлемый вариант. Маньяки должны оказаться вместе как можно скорее. Я уже сейчас вижу ледяной ужас в глубине души девчонки, что будет дальше, даже представить страшно.

Отчаявшись дозваться, подруга с силой пихнула меня ногой. Не ожидавший такой подлянки с ее стороны, я рухнул в воду. В несколько судорожных гребков ушел в глубину, подождал, пока надо мной пройдет днище яхты, и только после этого вынырнул, сразу взлетев. Капитан Рийо в это время уже тормозил свой кораблик, остальные провожали мой стремительный взлет обалдевшими взглядами.

Такое же стремительное пикирование, и я остановился в трех метрах от Маньячки и скрестил руки, пристально глядя на нее. Ну ни капли вины! Зато сумасшедший блеск в глазах и предвкушение на лице! Погоди у меня, зараза белобрысая!

С самой постной миной я стряхнул на нее всю воду с крыльев…

Минут через двадцать, после того как включились в игру все младшие члены команды (что характерно, на стороне Мани!), я наконец поймал эту… гм… хорошую девочку и нырнул вместе с ней в море. Протащив под днищем, вынырнул с другой стороны, мирно вернул на палубу и стряхнул воду с перьев на «отважных спасателей» моей боевой подруги.

— Темный паршивец! — выругалась девчонка, вся мокрая, и исхитрилась в третий раз за сегодня дотянуться до моего многострадального уха. — Маньяка на тебя нет!

— Апокалипсиса на тебя нет! — машинально ответил я, освобождая свою драгоценную часть тела.

Смысл брошенных в запале фраз дошел почти сразу. Маня сникла. Не позволяя загрустить надолго, подошел Рийо и что-то сказал смеясь.

— Он говорит, что теперь понимает, почему мы оказались за бортом, — тут же улыбнулась девчонка.

— Это она виновата! — возмущенно высказался я, ткнув в подругу пальцем, чем заработал новый тычок под ребра от Мани и вызвал у капитана смех.

Солнце уже закатилось, и Наоми отправила нас обоих сохнуть и переодеваться, пока не замерзли. Возражать ей не хотелось. А потом повела в кают-компанию, где уже собрались все, и накормила чем-то невообразимо вкусным. Это чудо было похоже на кремовые пирожные, только вкуснее, и есть надо было ложкой из стаканов.

Когда ужин закончился и мне отдали койку в одной каюте с Кацу, тот сразу лег спать. Чтобы не тревожить его, я вышел на палубу и сел у борта, глядя в ночное небо. Спать не хотелось совсем. В груди засела тревога, и на душе было так же черно, как в небе. Когда неприятности у меня, это привычно. Это не вызывает такого ужаса, как ситуации, когда попадают под удар те, кто мне дороги. Я боюсь только за их судьбы и жизни. За свою — никогда.

Гитара сама собой появилась в руках. Пальцы прижали аккорд, перебрали струны. Каждый раз, когда мне становится плохо, гитара, как щенок, сама ластится к ладоням, и струны звенят так чисто… Легенда как-то раз назвал меня «крылатая душа песни». Он был прав. Хотя бы потому, что руки подчинялись не мне, а рождавшейся под пальцами мелодии.

Когда пришли Кеншин, Кацу и Исаму, я, увлеченный своим делом, их не заметил. Кеншин вполне понятными жестами попросил меня спеть. Ну не посылать же его к демонам?.. После третьей песни появились Рийо и Амая. Маньячка за ужином шепнула мне, что ее имя значит «ночной дождь». Теперь иначе как Дождик я ее про себя не называл.

Когда появилась Наоми, я так и не понял. Маленькая женщина вдруг просто обнаружилась сидящей у моих ног. Она ничего не сказала, слушала, чуть склонив голову набок. Я смотрел в их лица и пел для каждого свою песню. Для Кеншина и Исаму — яркий блеск стали, звонкая ярость битвы. А для Кацу песни все до одной были темными. Ночь тайн и загадок для Дождика. Для капитана звучала песнь торжества и победы. Мне определенно нравились эти люди! Скажем так, пришлись по вкусу… хе-хе.

Это отвлекало меня от тоски. Рядом с Наоми струны зазвучали совсем не так, как за минуту до этого. Мелодия изменилась сама, превращаясь в тихую песню бесконечной печали. Старая, очень грустная темная баллада, пришедшая еще из прежнего мира, сама собой сплеталась в музыке. Баллада о темном менестреле, больше жизни любившем светлую эльфийку, покинувшую его и свой светлый лес ради воина-человека. Эльфийка лишила темного сердца и жизни…

Прощай, звезда моя, прощай,
Я спою тебе последнюю песню.
Прощай, любимая, прощай,
Прости безумцу предсмертную песню…

Темный менестрель, рыцарь слова, сжег свою лютню после последней песни и не жил — доживал оставшееся время, как тень. А эльфийка не прожила долго. Человеческий воин был ранен в сражении и умер у нее на глазах. Она приняла яд. Яд, убивший не только ее, но и обезумевшего темного, вскорости тоже умершего. Если темный однажды полюбил всей душой, это навсегда. Даже смерть не спасет от такого страшного проклятия, как любовь…

Свой путь я бросил в бесконечность,
И за тобой, моя любовь, отправлюсь в Смерть.
Лишь для тебя пройду сквозь вечность…
Хоть за тобой, звезда моя, мне не поспеть…

Зря я вложил в песню всю душу. Это моя тоска, мое отчаяние, не надо, нельзя выплескивать такое на других. Положив ладонь на хрупкое плечо моей спасительницы, я тихо сказал:

— Прости. Я не хотел причинять тебе боль.

Японка только улыбнулась и жестами попросила меня спеть о себе. О себе?! Ну, озадачила…

— У тебя что, ничего подходящего нету? — поинтересовалась неизвестно когда появившаяся Манька.

— Я не страдаю манией величия! — пришлось возмутиться, чтобы скрыть смущение. — Может, лучше о нашем черно-серебряном «клинке»? У меня есть подходящая песня!

— Ни фига, Крылатый! О себе!

— Зараза блондинистая.

— От заразы рыжей слышу! И вообще, не отвлекайся от темы! Наоми ждет.

Наоми и правда ждала. Молча, не прерывая поток моего возмущения, прекрасно видя растерянность. Но что я мог сказать о себе?!

— Не могу, — сказал я после минуты молчания.

— Тогда о чем хочешь, — перевела Маня следующую фразу японки.

— О моем боге! — Слова вырвались сами собой. — Пусть он меня услышит. И пусть знает, что я о нем не забыл, как он не забыл обо мне… когда меня убивали на алтаре.

Руки уже действовали сами по себе. Да и голос решил взбунтоваться — голосовые связки полностью перестроились без спросу! Я невольно скривился от резкой, мучительной боли, вызванной перестройкой. А пальцы брали аккорды, жестко перебирали струны…

Откуда эти строки? Не знаю. Может, сам Ветер и пел когда-то…

Не смотри назад, прошлого не вернуть!
Если повезет, встретимся опять…
Неповторим и одинок твой путь,
Веру в тебя у меня не отнять!
Неба последний луч в твоих ладонях тает,
Порой бессилен разум перед силой рока,
Жизнь, как и смерть, пощады не знает,
Но пусть тебе в пути не будет одиноко…

Бессмертие так эфемерно. Я никому не могу позволить убить моего бога. Он может забыть, кто он такой, и снова потеряться.

По грани бег, как по лезвию бритвы,
Меж Светом и Тьмой, из Хаоса к Бездне,
Не одолеть врага в последней битве,
И ты падешь, но поутру воскреснешь!

А чтобы не пришлось бежать следом по мирам, искать, пытаться вернуть из Бездны… нельзя позволить ему погибнуть. Мой бог, пусть и неправильный, зато живой. И не нужны ему молитвы и церкви. Моя душа — храм. Моя вера — щит ему.

Я же не слепой. Я же вижу, как ты не хотел снова потеряться, забыть то, что только начал вспоминать. Поэтому не позволю. Я ар'Грах — это ведь не только громкий титул и известная фамилия, но и неподъемная для любого другого тяжесть ответственности. Я владыка мира. Ты — мой бог.

Мой ветер, на заре проснись,
В вечность легла дорога.
Я с тобой ступлю по грани хрупкой кромки.
Чтобы новые звезды зажглись,
Для тебя, моего бога…
Твой путь будет ясен в тумана дымке!

Пальцы саднило. Вокруг была такая тишина, что пришлось открыть глаза, чтобы убедиться, что люди еще здесь. Что-то они на меня как-то не так смотрят. Быстро оглядев себя, я убедился, что даже не собирался трансформироваться. Вот только темный блеск на грифе… Поднеся к лицу левую руку, с удивлением растер меж пальцев кровь. Давненько уже не стесывал пальцы так сильно. Странно. Только я собрался попросить у подруги пластырь, как меня скрутило дикой болью!..

— Ха-а-а… — Я захрипел, схватившись за горло.

О Небо!.. Что это?! А-а, не могу говорить… и дышать тоже… больно!.. Вдохнуть невозможно… да что же это, демоны дери?!? Б-больно…

«Кости опять сломались… шесть или семь на этот раз… боль… растворить их, преобразовать… крыло-рука почти оторвано».

«Сейчас… потерпи, мне тоже больно… я помогу».

«Куда ты, эльфенок… не нужно тебе было бежать за мной. Нас бы не сплавило».

«Помолчи, бог. Ты отвлекаешь меня».

«Хорошо… Хорош бог — потащил за собой детей в засаду. Это мои враги и мои проблемы. Ты не сможешь, ребенок, сражаться рядом со мной со всеми врагами — их слишком много. Был бы один — можно было бы рискнуть вырваться, но… не могу рисковать. Не спровоцировать бы прорыв Инферно. Разберусь я с тобой, поганый демон, ты еще пожалеешь, что загнал меня в ловушку. Опять эти куски Хаоса пробуют меня на зуб… Не-е-ет, только не снова!.. Бездна, как больно!.. Не расслабляться! Защитить эльфенка и маленького оборотня!.. Мм… опять глаз лопнул, Бездна великая… Не отдам! Демоны Хаоса, Данька! Назад!!!»

«Утихни, Ветер! Маньяк знает, что делает! Небо!!! Как ты это выдерживаешь один?! Ну-ка, не отгораживайся больше… я помогу… если… Небо великое!.. Ох-х…»

«Не пытайся, эльфенок…»

«Заткнись! Мы оба здесь, ты не будешь оберегать меня сверх меры… Я сам хранитель!»

«Гонору-то сколько… До сердца добрались, твари… сейчас сжуют…»

«Я тебе умру! Выжечь!!!»

«…теплом в ледяной метели… смешной ты, Ван-эльфенок. Но твари разбежались, когда золото сетью оплело то, что от меня осталось. Все силы выложил. Отдохни, малыш, дальше сам справлюсь. Что, опять жрете руку-крыло?! Да подавитесь, новая отрастет…»

Ветер!!!

«Не бойся… я бессмертен… не надо, малыш».

Это я заберу. Ты не оставил меня одного, как я могу поступить иначе?! Эту боль, всю, я забираю себе. Можешь злиться. Все это синее пламя… Взял… Небо!!!

«Спасибо, малыш…»

Да лучше бы я сразу умер!!!

Ледяной синий огонь выжигал меня изнутри, вырываясь из-под кожи, я вспыхнул весь, я горел, и этот огонь был виден синим сиянием! Только дарил не жар, а холод… Почему же я до сих пор живой?! Сработали бы внутренние предохранители, пока не наступил болевой шок…

Через вечность, когда боль стала утихать, я обнаружил, что все еще стою на одном колене, крепко сжимая в руках стальной гриф. Синий огонь догорал последними языками в собственных глазах, стекал по лицу и растворялся холодом. Попытавшись подняться, упал. Гриф выскользнул из рук.

«Спасибо, братишка… за мной должок».

И ты туда же, Ван…

— Какой… к демонам… должок, мы же… братья… — ответил я по инерции вслух и тут же пожалел о содеянном.

Но я тебе это припомню! Дома!

«Договорились…»

Дальнейшие эпитеты оказались неудобопроизносимы. Кто-то склонился ко мне, и я увидел полные дикого ужаса глаза Маньячки. А потом — свою гитару. Надломленный в двух местах гриф, оборванные струны, вмятины…

Одним каким-то безумным прыжком я оказался рядом с ней, коснулся осторожно, бережно поднял.

— Что же… как же так…

Сколько лет со мной эта гитара? Отец подарил мне ее на пятилетие. Каждый подарок отца — это единственный в своем роде, уникальный артефакт. Сначала просто игрушка, потом верная спутница и уже с давних времен неотъемлемая часть меня самого. Живая. А ведь она была далеко не хрупкой, стальной гриф сломать не так-то просто. И сейчас я слышал ее живой, звенящий стон боли. Боль и агония части моей собственной души, умирающей на моих руках. Что же я наделал?!..

Наоми принесла уже третью кружку какого-то горячего и градусного напитка. В этот раз содержание алкоголя увеличилось настолько, что я его почувствовал довольно отчетливо. Если она рассчитывала, что от этого мне станет легче, то расчеты эти были неверны.

— Как я это сделал? — глухо спросил я у Маньячки, скрепляя гриф шурупом у основания. Говорить было больно, но уже не настолько, как вначале.

— Никак, Ирдес. — Маня села рядом. — Она просто ломалась сама собой, ты ничего не делал. Тебе становилось хуже, и на ней появлялась новая вмятина или трещина.

Что?! Отец мой император, что же ты такое создал на самом деле?! Не оттого ли каждый раз мне становилось легче, когда держал ее в руках, что она забирала мою боль себе?! И это я ее искалечил. Потому что не убрал вовремя.

Гитара испарилась из моих рук. Я сделал все, что мог, стараясь ее починить, для большего ремонта нужно что-то посущественней, чем отвертка.

Надо что-то делать. Время плыть по течению прошло. Там подыхают мой бог, брат и друг, и, чтобы это прекратилось, я пойду на все.

— Маня, попроси компас и карту, — сказал я.

Карту мы расстелили на столе прямо в кают-компании. Зажмурившись, я поймал едва ощутимую нить направления, высчитал вектор по компасу.

— Вот сюда… — Палец заскользил по бумаге и затормозил на крохотной точке среди океана. Остров рядом с Японией. Территориально должен принадлежать этой стране. — Это что?

Наоми четко произнесла:

— Хасима. — Взглянув на меня, удивленно подняла брови и повторила: — Хасима?! — После моего кивка перевела взгляд на Маньячку и что-то быстро защебетала.

— Она говорит, что Хашима запрещена к посещению как слишком опасная зона, и спрашивает, уверены ли мы, что нам туда, — перевела Маня, слегка исказив название острова.

— Скажи, что мы экстремалы-паркурщики и наша группа направлялась именно туда, — ответил я.

Подруга взглянула на меня с некоторой неуверенностью.

— Ирдес, они ведь захотят удостовериться, что будет еще один катер и что нас заберут.

Это было нежелательно. Меньше всего хочется вмешивать людей.

— Мань, вспомни, что заставило нас отправиться в путь. Скоро это повторится, силы наших братьев не бесконечны и сопротивляться просто не достанет воли. Придумай что-нибудь. Отговорись. Соври, в конце концов. Этих людей не должно быть даже в пределах видимости острова. Мы не имеем права распоряжаться их жизнями.

— Я ведь не ты, принц, — вздохнула девчонка. — Я не умею, как ты…

— Там умирает твой брат. Умирают мой бог и мой брат. От твоих поступков и слов зависят жизни, — жестко, без капли сочувствия и участия сказал я, глядя прямо в синие глаза. — Сейчас жизни всех зависят только от тебя.

Плохо использовать на друзьях свою врожденную способность повелевать. Непростительно с моей стороны. Но то, что там творится… Совесть потом сожрет. Когда вытащу Даньку, Вана и Феникса. А пока не до сантиментов.

— Слушаюсь, ваше императорское высочество, — спокойно ответила Маньячка. Без ехидства, веселья, ядовитости. Ровно и серьезно.

А ведь она меня не простит. Никогда. Ни-ког-да.

Холодно стало внутри. Холодно и жутко. Как недолго длилось мое пьянящее, как вольный полет, счастье. Умение повелевать всегда было той чертой, которая стеной вырастала между мной и другими. Ты меня не простишь и больше не поверишь, как верила прежде. Дружбе конец. «Клинок» больше не будет спаян так, как сейчас. Может, это и к лучшему…

Теплая сухая ладошка обхватила мою руку. Женщина внимательно глядела на меня снизу вверх.

— Не надо обижать друга, мальчик, — с сильным акцентом, но вполне разборчиво сказала мне японка на русском. — Друг может обидеться. Мы поможем тебе.

Не знаю, что за выражение нарисовалось на моем лице, но Исаму и Кеншин подавились смешками. А как ловко прикидывались!.. Ни разу не прокололись!

— Нет, не поможете, — сказал я. Сейчас придется быть предельно жестким. Главное, не смотреть при этом на Наоми, а то все возражения застревают в горле. — Вы всего лишь люди. Хрупкие и недолговечные, слабые создания, которым нет места в битве демонов.

— Мы воины, мальчик, — с менее заметным акцентом, чем у жены, сказал капитан.

— Когда вы станете трупами, будет плевать, кем вы считали себя при жизни. Трупы из вас сделают быстро. А кому не повезет умереть сразу, тот пожалеет о своей участи.

— Если это так опасно, почему ты берешь с собой ее? — Дождик подошла вплотную к замершей каменным изваянием Маньячке.

— У нее спроси.

Маня обернулась к Дождику, медленно растянула губы в неповторимой маньячной усмешке и коротко, страшно рассмеялась, заставив девушку шарахнуться в сторону. Мурашки по коже даже у меня побежали. Смех идеального психопата. Еще проникновеннее и страшнее звучит только дуэтом.

— Вы будете только помехой. Если мне придется тратить силы еще и на то, чтобы защитить ваши жизни…

Кацу выбрался из своего темного угла, подошел, встал напротив. Он смотрел открыто, прямо и без страха.

— Императорское высочество… — словно смакуя эти слова, произнес японец. В этой семейке хоть кто-нибудь не знает русский?! — Знатный улов попался в шторм! Темное подданство принять, что ли?.. Если принц — чтец душ, то счастлива та империя. Примете меня, ваше темное высочество, в свою империю?

Какой еще чтец и чьих душ?!

— Приму, — оскалил я клыки, заставляя зрачки отразить алый блик. — Если не будешь путаться под ногами, человечек.

Ни тени страха, смущения или неуверенности. Только кривая, злая усмешка мне в ответ.

— Договорились.

Следующие сорок минут я потратил на отстаивание своей точки зрения и исполнение намеченного плана. Насколько проще иметь дело с имперцами — приказал, и они подчинились правящей крови! Больше всего свое право на драку отстаивал Кеншин. Но, еще раз уточнив у Кацу насчет его намерения принять темное подданство, устно принял его в имперцы и приказал объяснить Кеншину, почему тот останется на яхте.

— Хорошо, — в конце концов вынужден был согласиться на мои условия (замечу — компромиссные!) Рийо. — Мы довезем тебя до Хасимы. И увезем обратно, когда ты закончишь бой.

— Именно так.

Вот только кто сказал, что будет бой? Я не буду нарываться без лишней необходимости. Не идиот же. А еще надеюсь, что телефон капитана спутниковый, потому что я должен сделать один звонок.

— Командир, это Крылатый. У нас проблемы. Закрой линию от прослушивания, у нас крайне серьезные проблемы…

Внимательно выслушав мою историю, Дрэйк выругался и сказал:

— Твою мать, Ирдес! Почему ты не позвонил раньше?!

— А что бы я сказал тебе раньше?! Маньяк мертвый лежит в морге, Маньячка лишилась рассудка и скорее всего не выживет, мой личный бог и Апокалипсис пропали в неизвестном направлении?! Ах да, еще Глюк, Легенда и Рысь в коме и едва ли очнутся когда-нибудь, и мой старший брат в таком же положении?!

— Все, все, не злись. Понял. У нас нет стационарной точки выхода, а на территорию Японии проникнуть, сам знаешь, не так-то просто. Попытаюсь пробиться. Ориентировка на маячок Вана?

— Вана и Маньяка.

— Ирдес… — Дрэйк тяжело вздохнул, и я впал в ярость.

— Дрэйк, если ты рот по этому поводу не заткнешь, то лишние зубы я тебе выбью! — прорычал я, не сдержавшись. — В общем, я понял, если что, рассчитываю только на себя.

— Я этого не говорил! — тут же рявкнул командир. — Я сказал, что приложу все силы, чтобы пробиться к аварийной точке прорыва Хаоса!

— Хорошо, — помолчав, сказал я. — Но помни, что там бог, за которого я сам убью любого. Не навреди ему.

…На яхте тихо. Только приглушенный, слышимый как тихое урчание шум двигателя и ветер в лицо. Соленый ветер моря. Вся моя одежда уже пропиталась солью насквозь. Кроссовки вообще не подлежат восстановлению. И никаких мыслей в голове. Только музыка в стиле «dark metal» звучит в динамике наушника одолженного у Кацу плеера. Обычно я не слушаю музыку в наушниках. Только сейчас нужно выбить из головы лишние мысли. В идеале — вообще все. А еще мне плохо. Так плохо, как не было уже очень давно. Сдохнуть хочется. Взять Ванов пистолет и застрелиться.

Манька меня не заметила. Странно. Обычно всегда замечает. Только в этот раз прошла, забралась на нос и не заметила, что я уже давно сижу по другую сторону от того места, где она только что уселась.

— Мань…

Она вздрогнула, резко повернулась.

— А, это ты. — И снова отвернулась, глядя в черную воду моря.

— Мань, прости меня. Пожалуйста. Я так больше никогда не буду, клянусь.

Говорю и сам себе не верю. Знаю, что никогда так с ней больше не поступлю, а все равно не верю. Как пусто звучат слова. Да как же мне заставить тебя услышать меня?! И что же ты все молчишь?!

— Я не хотел…

— Хотел, — вдруг отозвалась Маньячка предельно холодно. Спрыгнула на палубу. — Для тебя любой человек или нечеловек, неважно — это тот, кто обязан тебе подчиниться. Ты правитель по праву крови. Ты можешь воображать себе, что кто-то тебе равен, но никогда на самом деле не сможешь этого признать. Из нас только Вана ты признаешь равным, Ирдес.

— Что ты говоришь такое?! — Я соскочил на палубу, встав напротив подруги, и увидел отблеск льда и горечи в ее глазах. — Маня, это все неправда! Я сорвался, это правда, сорвался, потому что схожу с ума, чувствуя боль Вана и Ветра, как свою, потому что устал, как последняя гончая на охоте, я сорвался! Но это не повторится никогда, никогда!

— Не ври хотя бы сам себе… — устало бросила девчонка, разворачиваясь, чтобы уйти.

— Нет!!! — Схватив ее за руку, я повернул подругу лицом к себе. — Услышь же меня наконец! Я виноват перед тобой, да! Но я тебе клянусь, клянусь своими крыльями, я этого не хотел!

— Не оправдывайтесь, ваше высочество, вам не идет. Ты носишь маску, Ирдес. Маску для людей. Только сегодня из-под нее наконец проступило твое истинное лицо.

Что она такое говорит?! Она меня что, совсем не знает?! Или это разлука с братом так пагубно на ней сказывается?..

— Маньячка, да очнись же ты! Посмотри на меня! Только с тобой, Юлькой, Данькой, Ваном, Легендой и Глюком я — это я! Все остальное — это маски! Маска повелителя, маска принца, маска…

— Нет, принц, — оборвала меня Маня. — Для тебя все это — только игра. Большая игрушка, которую не хочется терять. Которую ты бросишь, когда наиграешься. Я сама люблю играть и не хочу больше быть для тебя игрушкой.

Меня трясло от осознания того, кем… скорее даже, чем я стал в глазах подруги. Вытащив дагу из личного пространства, я вложил ее в ладонь Маньячки. Сжал ее пальцы на рукояти.

— Бей, Маня. И в глаз бей, чтобы наверняка. Потому что если я действительно такой ублюдок, как ты говоришь, жить с этим я все равно не смогу. Бей, или я сам сложу крылья и разобьюсь о ближайшую скалу, которую найду. Не хочешь в глаз, бей в горло, только вверх, чтобы лезвие достаточно повредило мозг. — Подведя ее руку поближе, я упер лезвие себе под подбородок. — Ну же, Маньячка. В этот раз я действительно стану для тебя жертвой. И даже не буду сопротивляться.

Манька действительно ударила. Только раскрытой ладонью и по лицу. И пока она виртуозно словесно извращалась, я с умилением смотрел на нее и понимал — услышала. Поняла. Простила. Все равно что жить дальше позволила. Напоследок послав меня в долгий путь, она развернулась, чтобы отправиться в каюту. Наш разговор уже и так привлек лишнее внимание. Хорошо хоть не вмешивались.

— Маньячка! — окликнул ее я, улыбаясь, как самый счастливый в мире идиот. — Как же хорошо, что ты, зараза блондинистая, есть рядом.

— Сам зараза, — фыркнула в ответ подруга. — Я тебя тоже не брошу. Нужна же мне стойкая жертва!

Как же хорошо просто смеяться в ночи с существом, которое тебе так близко и дорого! Пусть оно и не человек даже, как считалось раньше, а вообще непонятно кто! Как хорошо не быть одному!..

До острова было почти двое суток пути. И все свободное время я посвятил отсыпанию. Я спал, просыпался, чтобы поесть и погонять Кеншина по палубе на мечах, и опять спал. Посмотрев, как я разминаюсь с тяжелым фламбергом, драться со мной моим оружием люди отказались наотрез. Тяжелый меч почти с меня длиной в моих руках смотрелся… ну, не к месту, по меньшей мере. Нелепо. Если бы я не умел с ним обращаться, так и вовсе было бы смешно. Привычный, как собственная рука, непомерно тяжелый все время, пока я не в боевой ипостаси, и все равно порхает не хуже легкого клинка. А разминки мне требовались ежедневные, если не сказать ежечасные.

До Хасимы оставался еще почти день пути, подойти на нужное расстояние мы должны были только к вечеру.

Мой сладкий дневной сон был нагло прерван часа в два. Маня без церемоний скинула меня на пол и еще и пихнула в бок.

— Чего тебе? — недовольно проворчал я, пытаясь прикинуться веником.

— Выметайся на палубу, быстро! — Маньячка никогда не рычит без дела. А если рычит, значит, дело того стоит.

В прыжке развернув крылья, я уже через несколько мгновений оказался снаружи… чтобы нос к носу столкнуться с вышедшим из мини-телепорта темным в церемониальных одеждах. С темным, который схватил меня за шиворот, как пушинку приподнял, встряхнул так, что у меня зубы клацнули, и рявкнул в лицо:

— Да что ж ты творишь, паршивец малолетний?!

Мой кулак врезался в дядину челюсть прежде, чем я успел сообразить, что делаю. Император проехался по палубе, повстречался головой с бортом, поглядел на меня и задумчиво потер челюсть.

— Вообще-то до твоего появления я спал, — ответил я, изобразив оскорбленную невинность. — А что, нельзя?

Поднявшийся на ноги дядя взвыл что-то нецензурное и с трудом сдержал начало неконтролируемой трансформации.

— Ты хоть когда-нибудь головой своей умной по назначению пользуешься?!

— Каждый день! Я в нее ем, — с убийственной серьезностью поведал я.

Дядя, не сдержав улыбки и смешка, подошел и внимательно взглянул мне в глаза, накрыв плечо ладонью.

— Я думал, ты умер.

— Первый раз, что ли?

— Предполагаю, что и не последний?

— Все может быть, тут над собой я не властен. Дядя, а ты что здесь делаешь? Вокруг Японии же антителепортный барьер стоит.

— А я попросил о дипломатическом визите и в последний момент перенастроил точку выхода по твоему маяку. Потом предъявлю им покушение на мое величество, замаскированное под несчастный случай. Пусть побегают. — И дядя многообещающе усмехнулся. — А теперь, дорогой племянник и гордость рода, рассказывай, как дошел до жизни такой.

Умеет же дядя так ругаться, что даже «дорогой племянник» звучит у него как отборный мат. Откладывать бесполезно, и я честно рассказал императору все, что знаю, уточнив, что и Маньк… Марина Владимировна Хмельная в том же незавидном положении ныне, что и я. И говорить связно я могу, только пока у Вана и Ветра хватает сил держаться в сознании.

Дядя обдумывал сложившуюся ситуацию, а я огляделся и понял, что пора бы перестать пугать моих попутчиков.

— Идем, я тебя представлю, император.

Все-таки вежливость и уважение у японцев в крови. Что определенно импонировало дяде Дарию. В церемониальном приветствии только Манька обошлась коротким бурчанием под нос, долженствующим обозначать «здрасьте».

— Как ты, девонька? — вместо того чтобы обидеться, ласково поинтересовался дядя Дарий.

— Паршиво, — честно ответила она.

— Держись, маленькая. Все будет хорошо, это я тебе обещаю. — Дядя искренне беспокоился и сочувствовал моей подруге. Его вообще всегда интересовало мое окружение. Конечно, достаточно посчитать, сколько ценных кадров я привлек на службу империи…

— Верю, — скупо обронила девчонка.

— Знаешь, дядя Дарий, а хорошо, что пришел ты, а не мама с папой и не дедушка, — сообщил я. — Тебе хотя бы слово «дипломатия» знакомо!

— Как и понятие «дипломатический конфликт», — хмыкнул первый император. — Умная твоя голова! Жаль, не по назначению используешь.

Солнце висело еще высоко. Мы стояли на корме и рассматривали остров.

— Жутко… — сказал Рийо.

Остров, напоминавший издалека боевой крейсер. А над ним медленно вращалась темная воронка. Небольшая совсем, разглядеть ее человеческим глазом можно только в бинокль, но черный туман окутывал весь этот памятник скорби.

— Идем сейчас? — коротко спросил дядя, тревожно взглянув на мое лицо.

Держался я, честно сказать, не знаю на чем. Даже боль в прокушенной насквозь губе уже не отвлекала так, как вначале. Я сходил с ума, и это было видно. Маня за моей спиной держалась за мачту, до крови закусив костяшки пальцев. Дага сама скользнула в ладонь, и я от души полоснул лезвием по предплечью. Больно.

Уже четыре часа, как Ван и Ветер разделились, бог силком выбросил эльфа из ловушки. И защищать его хотя бы изнутри теперь некому.

— На закате, — коротко бросил я.

И начал петь. Сквозь зубы, с трудом выталкивая из себя слова, в уме переводя наш гимн и мешая французский с немецким. Продержусь…

Кто-то грубо схватил мои крылья, заставив сложить их, рванул назад и сжал в тиски.

— Хорошо, сейчас идем, не ждем заката, приди в себя!.. — орал мне кто-то в ухо.

Дядя Дарий.

Ван! Ветер!

«Сейчас придержу… Так легче?»

Значительно. Через пару часов я тебя вытащу.

«Поторопись, малыш».

Убью!! Собственными руками придушу когда-нибудь!

— Все, я уже соображаю, отпусти!

Приготовления были закончены в считаные минуты, лодка спущена на воду. С дядей совсем недавно состоялся весьма обстоятельный разговор, во время которого мне пришлось доказать, что здесь я главный, и если дядя идет со мной, он идет как подчиненный, а не правитель. А если он не желает признавать меня командиром, то может разворачиваться и лететь на все четыре стороны, и даже пусть не думает срывать мне операцию. Чего мне это стоило… эх…

— Я дерусь лучше Кацу, — в который раз заявил Кеншин, все еще не оставляя надежды поучаствовать в заварухе. — Гораздо лучше.

— Ты под руку полезешь, — опять рыкнул я. — А мне под руку попадаться не рекомендуется. Я и Кацу беру, только чтобы он мух от Мани отгонял.

Кеншин проворчал что-то по-японски.

— Трансформироваться можешь? — спросил дядя Дарий, и я отрицательно помотал головой. — Тогда хоть доспех надень.

— Он мне только помешает, — решительно сказал я, осторожно касаясь ритуальной брони в личном пространстве. — Я и так уже утрачиваю в скорости из-за веса фламберга.

— Сидел бы дома, неугомонный… Без тебя бы справились.

— Тебе напомнить про дипломатический конфликт и про то, чем это грозит?

Дядя бросил мне острый взгляд сквозь хищный прищур серых глаз и обратился к Мане:

— Ты драться-то умеешь?

— Нет, — честно призналась Маньячка. И улыбнулась: — Только убивать.

— И друзья твои тебе под стать! — сообщил мне император.

Лодка бесшумно причалила возле скалистого берега. Попасть на остров в этом месте можно было, только поднявшись по отвесной стене. Всего метров на пять. Император принял боевую ипостась и поднял наверх Кацу. Я взлетел с Маней. Во второй ипостаси дядя прибавлял всего килограммов десять, и если у отца моего чешуя была чисто черной, то у дяди она отчетливо бликовала темно-синими, как на вороновом крыле, отсветами.

Жалкое зрелище представлял собой этот остров. Жалкое и чем-то даже пугающее. Если бы не этот черный туман… и воронка в пять-шесть метров высотой. Я бы здесь надолго остался — веселый постапокалипсический пейзаж. Пару пистолетов с краской, Апокалипсиса в напарники, противников половчее — и развлекаловка обеспечена!

— Ты чего веселишься? — вполголоса поинтересовался Кацу, и только тогда я понял, что напеваю небезызвестную вампирскую песню «Звезды ледяного безумия».

Я пройду сквозь сладкие сны
Ночными кошмарами ангелов.
Ты боишься ночной тишины
Под покровом белых снегов…

— А разве убивать не весело? — насмешливо покосился я на человека, добавляя в глаза багровый отблеск.

Звезды ледяного безумия!
Нас поведут сквозь ночь.
Звезды ледяного безумия!
Никто не в силах помочь!..

Сам себя иногда боюсь! До дрожи и обморока.

Мы осторожно пробирались в глубь острова, обходя все скрытые камеры наблюдения. «Хитроумный царь Итаки», — хмыкнул дядя Дарий, глядя на выверты моей фантазии при обходе просматриваемых областей. «Хитромудрый Одиссей», — добавила прямолинейная Маньячка, взбираясь за мной по жалким остаткам лестницы. Благо эта схема системы безопасности нам обоим оказалась знакома, и что пропускал я, видела она.

Камуфляжники вместе с белохалатной братией набежали, как только почуяли желанную добычу. Контур безопасности выставили, камер понатыкали, сигнализаций. Как будто меня это остановит!

Я ступил на путь ледяной,
Еще не мертвый, уже не живой!
До крови чужой голодный,
Сам себе вечный изгой!

А основательно они успели оградить тут все и заставить своими палатками. Паранойя вот заявляет, что они вообще весь этот пейзажик устроили. Цыц! Если бы это была правда, то расположились бы поудобнее, в подземных бункерах хотя бы!

Так, а как бы сюда подобраться поудобнее-то…

— Даня говорит, что поведет меня по нити, они с Ваном сейчас вместе… в одной большой клетке! — шепотом сообщила Маня, когда мы залегли в укрытии.

Потянувшись душой к Вану, я получил в ответ лишь раздраженное рычание с советом пока что отвалить.

— Показывай, — кивнул я.

Дальше передвигаться пришлось исключительно ползком, хорошо хоть трава высокая. Давно здесь не ступала нога разумного… Разве что Маньяк и Апокалипсис, но эти двое — условно разумные!

О, чувствуется рука брата! Только он мог так покромсать в клочья колючую проволоку! Да еще и ток прервать, чтобы часть забора оказалась не под напряжением. И другие следы разрушительной деятельности Маньяка с Апокалипсисом присутствуют. Сбегали, видно. А сами они сейчас вот в том большом белом шатре… Кхм, с каких пор шатры собирают из металлических листов? Да еще и частично покореженных. И еще странно, что именно этот шатер примыкает вплотную к воронке Хаоса.

Пройти здесь тоже легко. Охрана обходит шатер раз в минуту. Две камеры поворачивались не синхронно, область в шесть метров остается «слепой» в течение семи секунд. Прорва времени!

— Где ты всего этого набрался? — поинтересовался дядя, когда я объяснил, как, где и с какой скоростью нужно проскочить.

— У дедушки! — беззастенчиво соврал я.

Ты ищешь тепла в моих объятьях,
Обманувшись ночной красотой.
Найдешь смерть на моих клыках!
Кто виноват в том, что я такой?!..

Оглядываясь, Маня нервно коснулась моей даги, пристегнутой к ее поясу. Закажу близнецам такие же, когда вернемся… если вернемся. Так, отставить падение боевого духа! Темные не проигрывают! И уж тем более не проигрывают темные императоры! А те моменты, когда кто-то из семейства ар'Грах терпел фиаско, благополучно забудем. Забудем, сказал!

Проскочили легко и мгновенно спрятались в обломках сразу пяти разбитых машин.

Звезды ледяного безумия!
Жажда гонит сквозь ночь!
Звезды ледяного безумия!
Смерть мне может помочь!..

Я старался не смотреть в сторону воронки. Продержись, Ветер. Сейчас я разберусь с этими двумя и вытащу тебя из ловушки. Клянусь!

Дядя Дарий ругался, в неудобной позе пережидая, пока двое караульных пройдут мимо. Я с неудовольствием вновь подумал о церемониальном костюме, в который был обряжен император. Черная рубашка, расшитая узнаваемыми серебряными символами, и такие же черные штаны с сапогами до колен. Хорошо хоть камзол и венец снял. Маня бежала первой, я сразу за ней, за мной Кацу, и замыкал дядя. Чего? Император слишком ценная личность, и это его надо охранять, а не ставить замыкающим для защиты тылов? А почему в таком случае мой отец, дед и дядя обходятся в основном без телохранителей, а если и берут с собой рыцарей, то не для своей охраны? Именно! Потому что императоры — это такие чешуйчатые гады, с которыми связываться себе дороже. Первый император высказывался шепотом, но от этого его речь была не менее проникновенной. Он знал, что рискует, доверившись мне, но легче от этого знания ему не становилось!

Жертва захлебнулась криком.
Я не в силах себя одолеть!
Не был я никогда человеком…
А теперь остается сгореть!

— Двое охранников сразу за входом, — сказала Маньячка, прикрыв глаза. — Там что-то вроде прихожей, перегорожено основательной стеной, но с другой стороны не зайти.

— Вперед на счет «три». Вырубаем охрану, а там посмотрим, — сказал я. — Два… три!

Сумасшедший бег, разбитый клинком за неимением времени замок, первый охранник получил удар в лицо ногой, и, до того как я коснулся пола, Маня, ужом проскочившая вперед, ударила дагой второму охраннику в горло.

— На кой хрен?! — прошипел я.

Маньячка не ответила, обыскивая мертвого. Не нужна никому эта лишняя кровь, Маня!

— Бесполезняк, здесь сканер сетчатки, — остановил я подругу, — и цифровой замок… давно устаревшей конструкции.

— Дай-ка я… — примерился было император, но тут рефлексы сработали прежде мозга, и я дернул его в сторону, припечатав к стене, а мой судорожный рывок зеркально повторила Маня.

Следующим движением я поймал за ворот выходящего из дверей парня в белом халате и припечатал к стене, заткнув рот.

Но за мною смерть не придет,
Я как свет лунный вечен!
Память боль с собой унесет,
И к тебе путь ночной намечен!

— Тихо! — прошипел я, пока Маня заклинивала дверь так, чтобы она не закрывалась до конца. — Один звук, и я тебе шею сверну! Понял?!

Тот судорожно закивал, покосившись на мертвых охранников (убит из них был только один, но никому о том знать пока не обязательно).

— Будешь умницей, останешься жить. Нет — я отдам тебя ей. — И указал на Маньячку, как никогда мерзко и многообещающе усмехнувшуюся. — А теперь отвечай по порядку — что за дверьми, сколько людей, какая охрана и где пленники?! — На последнем слове я сорвался, гортанно зарычав. Зрачки обожгло жаром — так сильно они засветились.

— Они там, двое, — побледнев, указал на дверь паренек. — Внутри восемь экспертов, четверо ассистентов и девять охранников…

Хорошо, что русский — международный язык. Даже этот наполовину японец, а наполовину непонятно кто говорил на русском, хоть и весьма паршиво. Тут до меня долетело раздраженное рычание брата: «Если ты меня сейчас не вытащишь, я умру и буду являться к тебе в кошмарах!» «Потерпи. Еще пару минут!» «Я буду готов, хе-хе… сюрпризец этим устрою…» Про себя разговаривая с Ваном, вслух я не забывал выяснять, чем вооружена охрана, где что расположено и какие еще меры безопасности предприняты.

Когда парень замолк, я задумчиво взглянул на него. Вынул из кармана узкую черную ленту, повязал ее на шею пленника и безучастно поинтересовался:

— Ты знаешь, что такое темные артефакты? — Человек опасливо кивнул, сглотнув. — Попробуешь ослушаться моих приказов любым доступным способом — эта безобидная ленточка оторвет тебе глупую голову. Ясно? — Главное — правильно сыграть, и тогда все вокруг поверят, что это не блеф! Даже те, кто точно знает, что у меня в руках всего лишь кусок шелковой ленты. — А теперь слушай, недоумок. Ты сейчас тихо уберешься отсюда, никому даже жестом не выдашь, что видел нас, никаким способом не поднимешь тревогу. Артефакт потеряет силу, когда я покину остров. А если тревога все же поднимется… лучше тебе не знать, что будет тогда! Пошел вон.

Звезды ледяного безумия,
Кровь потечет рекой!
Звезды ледяного безумия,
Кто виноват, что я такой?!

Человека как ветром сдуло. Он ничего не скажет, точно — пока я держал его за горло, то пережал несколько точек, временно атрофируя голосовые связки. Да и внушение сделал не самое плохое.

Мысли — отдельно, инструктирование дяди и Кацу своим чередом.

— Откуда ты все это знаешь? — только и спросил император.

— Дядя Дарий, а тебя дедушка что, никогда по «десятому аду» не гонял? — поинтересовался я, передергивая затвор снятого с охранника автомата и вручая его Кацу.

Первый император закатил глаза и горестно покачал головой. Родители мне и в «пятый ад» лезть не разрешают, говорят, что маленький еще, а с дедом мы вместе легко проходили «десятку», когда мне только двенадцать было! Тайком, конечно. Не дай Небо мама бы узнала.

Вошли мы так тихо, что в первые несколько секунд, жизненно необходимые для взятия ситуации под контроль, нас просто не замечали. Неудивительно, учитывая, что вытворяли «несчастные пленники»!

Звезды ледяного безумия!
Глаза мертвецов смотрят вослед!
Звезды ледяного безумия!
Я твоя смерть, ты мой обед!

Мой брат и мой друг, распевая в две луженые глотки эту песенку, увлеченно пинали четверых мордоворотов в санитарных халатах. Дальнюю от входа часть лаборатории занимала большая стеклянная… пожалуй, что клетка. Один ученый сидел в углу, баюкая сломанную руку, четверо бегали за двумя объектами эксперимента, которые разве что по потолку не ползали, а по стенам носились, как кошаки, нажравшиеся валерьянки. И орали так же пронзительно-мерзко, разбавляя «пение» ехидными комментариями.

Наблюдая все это, я успел вырубить трех из девяти охранников, увлеченных неожиданным веселым зрелищем, еще с двумя в те же мгновения разобрались дядя и Кацу, а Маньячка с невероятной скоростью просто перерезала кабель, к которому должна была быть подключена сирена.

Тут в мою голову пришла еще одна безумная идея, которую я поспешил реализовать. Безоружный, шагнул вперед, так, чтобы меня все видели, включил все свое обаяние на сто основных и двести запасных процентов и сладким до тошноты, пробирающим до костей голосом, отчетливо, дабы все слышали, сказал:

— Никому не двигаться.

О да, я знаю, как парализовать волю неподготовленных людишек! Сейчас здравый смысл из мозгов этой неискушенной публики вышибло напрочь, и они могут только смотреть на меня, не думая ни о чем больше. Знаем, плавали, моего очарования хватит минут на десять-пятнадцать, потом они начнут понемногу отходить и минут через двадцать приобретут способность мыслить. Если смогут отвести взгляд.

— Господа, не соблаговолите ли вы сдать оружие? Прошу вас, мне очень неприятно, когда в меня целятся, еще неприятней, когда мои нервные спутники начинают стрелять. Вы уж простите, обычно они очень мирные, просто не выспались…

Дядю так перекосило, что я всерьез о нем забеспокоился.

Так-так, оглянуться, сохраняя робкую и едва обозначенную улыбку, изобразить взгляд ангела и едва-едва обрисовать контур крыльев за спиной. Незаметно мимолетом глянуть на свое отражение в стекле… Ух, ну ангел во плоти, аж тошнит от собственной непогрешимой светлости! Вот такая притягательная, обворожительная, невинная до невозможности внешность всегда служит неистребимым источником проблем. Картина маслом на холсте: «Посланец Господень с охраной спустился в чистилище»! И все поверили. Я выспался, полон сил, можно и полную выкладку сделать!

— Прошу вас, пожалуйста, сдайте оружие! И свяжите, пожалуйста, друг друга.

Маня и Кацу, словно всю жизнь только этим и занимались, обошли людей по кругу, собирая оружие, которое те безропотно отдавали. И так же безропотно, стараясь не отрывать от меня стеклянных взглядов, связали друг друга. Даже белохалатники дернулись было друг друга связывать, да нечем было. Свалив автоматно-пистолетную кучу у моих ног, «почетный, вооруженный и особо опасный эскорт» занял позиции по бокам. Тронуть кучу ногой, опасливо шагнуть в сторонку.

— К сожалению, это не единственная моя просьба… — Руки за спину, носком ковырнуть пол, нарисовать на лице сожаление о том, что отвлекаю своими делами этих важных и очень занятых людей, сожаление, что вообще придется озвучить следующее предложение. Покоситься на стеклянную перегородку, за которой клубится воронка мрака. Полный немого укора и всепрощения взгляд в сторону стеклянной клетки, в которой гордо стоят возле поверженных и отправленных в глубокий нокаут противников два злобных психа…

Не догнал… Ой, то есть что-то я выпадаю из реальности! Там определенно стояли Маньяк и Апокалипсис, но вот только… я, кажется, окончательно сошел с ума… мой светлый брат был человеком! «Рожу кирпичом! — прервал мое секундное замешательство отчетливый возглас брата. — Потом объясню!»

— Я вынужден просить вас отпустить этих двух… пленников. — Я так горестно вздохнул, чтобы даже до самого тупого дошло, как мне не хотелось озвучивать эту мысль. Очень полезно иногда уметь играть не только своим телом и лицом, но и добавлять в голос частоты, воздействующие на окружающих нужным образом…

Дядю перекосило еще сильнее, хотя, казалось, дальше уже просто некуда. Ух, и зверская у него рожа! Отличный антураж!

— Мы просим прощения, — выступила вперед женщина в докторском халате. Японка, лет сорока, высокая и ухоженная, чисто говорит по-русски. Она с болью взглянула на меня и продолжила: — Мы не можем отдать их вам! Понимаете, за этих двоих с нас очень строго спросят…

— Полагаю, не строже, чем с меня, — очень-очень печально ответил я. — Вернувшись без них, я не проживу больше часа… — Скорбный, но мужественный лик. — И смерть моя не будет легкой.

— Ох… — Она прижала ладонь к губам, опасливо покосилась на пленников. Эк ее проняло-то! Ирдес — великий артист!

— Тебе, сволочь, я первой башку отверну! — Если в моем светлом брате и жил когда-то артист, то давно и безвозвратно помер, даже некроманты не помогут. Ван продолжал беситься: — А тебе, шваль пузатая, да-да, тебе, боров жирный, я тебя живьем поджарю, тварь!

— А ос-с-стальные — моя добыча… — прошипел Маньяк столь проникновенно, что все тут же представили в красках, что может их ждать.

Двойняшки даже не смотрят друг на друга, словно и не знакомы вовсе.

Судя по бледным лицам людей, эти двое психов сбегали как минимум пару раз и устроили своим мучителям «сладкую» жизнь. Оставшиеся в сознании охранники притворились ветошью. Бело- и синехалатникам, стоящим посреди зала, повторить маневр охраны не удалось.

— Если бы меня не послали за ними, то через семь дней эти двое оставили бы от острова одни воспоминания. Прошу вас, отдайте их мне, не заставляйте моих спутников нервничать. — Уф, весь этот спектакль кажется мне бесконечным! Хотя на деле прошло не более трех минут…

— Может, вы сами их тогда выпустите? — нервно поинтересовался больше всех побледневший тощий парень.

Он сам подошел ко мне, отдал магнитно-молекулярный ключ, и никто не возразил его действиям. С дядей, кажется, сейчас припадок случится…

А я взял ключ, поблагодарил парня за столь «отважный, благородный и благоразумный поступок». Сказав так, гордо прошествовал к клетке и выпустил пленников. Тем же ключом отомкнул браслеты на руках и ногах и ошейники. Небо великое, да что же это за дрянь?! Брат мой, друг мой! На месте тонких, но прочных ошейников остались кровоточащие раны, запястья были сожжены до мяса электрическими разрядами!

— Да что ж вы за нелюди?! — вырвалось у меня прежде, чем я успел прикусить язык. Вошел в образ! Полная выкладка… — Они, конечно, не подарок, но не до такой же степени!

Не обращая на меня внимания (хотя брат дернулся, как от удара, и перекосило его не хуже дяди), бывшие пленники вооружились из лежащей кучки по самое некуда. Живой! Все-таки живой, Маньяк! Я тебя сам убью, сволочь! Подойдя к дяде, я одними губами произнес:

— Уходите. Сделай все тихо, доверься Маньякам. Выводи близнецов и человека. — Просить забрать с собой Вана бесполезно, все равно не пойдет. — Уходи, не мешай мне!

Дядя Дарий посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, и я, позволив маске на миг убраться, показал истинное свое лицо. Император едва заметно кивнул и властно бросил тем, кого предстояло защитить:

— Идите.

Взяв из кучки все оружие до последнего патрона, мои спутники тенями выскользнули в незакрытую дверь. То есть она-то как раз смотрелась закрытой, да и была бы таковой, не поколдуй с ней Маня.

— Разойдитесь и не мешайте, — потребовал я, и уже никто не посмел мне отказать.

Назад: Часть вторая ЧЕРНАЯ МЕТКА

Дальше: Примечания

Часть третья СМЕРТНЫЙ БОГ

Часть третья
СМЕРТНЫЙ БОГ