Глава 8
ЛЕСНОЙ АЗЕНКУР
В этом мире я с первого дня непрерывно странствовал, лишь однажды сделав большой перерыв, да и то не по своей воле (честное слово, в подвал к инквизиторам я не напрашивался). Мне довелось пересекать море на бревне; босиком путешествовать по опоганенным землям; поневоле возглавлять исход целого народа, пусть и небольшого; трястись в телеге и седле; спускаться по реке на деревянном кораблике; бродить по зловонным катакомбам городской канализации.
Человек я или Колобок? Наступит конец непрерывным странствиям — или так и умру в движении? Не знаю… Я и на Земле был человеком любознательным и побродить любил, так что и здесь особо не возражаю против странствий. Но именно сейчас хотелось бы сделать передышку — уж очень меня вымотали в том подвале. Мне бы недельку отлежаться, хорошо при этом питаясь и храпя по двадцать часов в сутки.
Не дают…
Ехали мы медленно: берегли лошадей. Их у нас четыре, а всадников трое. Причем одну все же подранило при обстреле — в заднюю ногу угодили. Рана серьезная, и эксплуатировать пострадавшую нежелательно. Раздобыть новых животных здесь проблематично: вчера не встретили ни одной деревни, да и сегодня тоже. Пару раз попадались тропы, явно используемые людьми, но куда они ведут, мы не знали и тратить времени на исследование не стали.
Люк уверял, что мы движемся по северному краю пограничья, и, следовательно, местность не вполне безопасна от созданий Тьмы и ее прислужников. И вообще — порядочному человеку здесь делать нечего, так что даже если наткнемся на деревню, не факт, что ее население окажется сплошь честным и дружелюбным. Поставленные аристократы давно отказались от своих здешних владений — неприятные особенности территории и недавний мор не благоприятствовали мирным землепашцам. Но и погань здесь если и появлялась, то нечасто. Удобное место для обустройства логова разбойников и прочего люда, с которым лучше не сталкиваться.
Так что двигались мы напрямик, через лес, не желая пользоваться здешними тропами: избегали нежелательных встреч. Наш отряд слишком мал, чтобы рисковать нарываться на проблемы. Заночевали в глухих дебрях, на берегу маленького ручья с чистейшей водой. Никто нас не побеспокоил, если не считать сов, — похоже, они со всего пограничья собрались, чтобы своим уханьем помешать нам спать. Или у них брачный период запоздал.
Решению Люка остаться с нами я не мог нарадоваться — пользы от него было много, а вреда пока никакого. Он легко находил пути через непролазные буреломы или густые заросли, читал следы будто книгу, по каким-то лишь ему понятным приметам безошибочно прогнозировал погоду, а в ельнике из лука подстрелил упитанного глухаря. Недостатка в припасах у нас не было, но у костра птица пошла очень хорошо — умяли жесткое, отдающее хвоей мясо с большим удовольствием. Люк, правда, очень жалел, что не нашел какой-то травы, идеально подходящей в качестве приправы для дичи, но нам и без нее вкусно было.
В общем, идеальный спутник. Лишь один раз с ним разногласие вышло, когда я начал резать трофейные стрелы. Узнав, что я делаю из них унылые болты для своего арбалета, он возмутился порчей ценного имущества и предложил мне на выбор любой из четырех луков — Люк забрал их все. Пояснения, что с таким оружием я обращаюсь очень плохо, его не убедили — по его мнению, лучше уж плохо обращаться с луком, чем хорошо с этой железной каракатицей.
Может, он и прав — болты, если честно, получились не ахти. Мой арбалет был неприхотлив к боеприпасам, но широкое оперение и тонкое древко создавали неудобства при заряжании и могли отразиться на меткости. Переделывать — задача слишком трудоемкая, тем более в таких условиях, да и некогда возиться. Сойдет и так — для близкого боя разницы нет, а для дальнего… все равно я не снайпер.
Засад не встречалось, погоня тоже не показывалась. Я считал, и со мной все соглашались, что выследить нас невозможно. Даже зная направление движения, придется держать в отряде хорошего следопыта — он должен быть не хуже, чем наш Люк. Если на лесной земле отпечатков шестнадцати копыт и слепой не потеряет, то на каменистых проплешинах, что часто встречались на вершинах холмистых гряд, или в руслах речушек — надо постараться. А после того как в полдень прошел серьезный ливень, и на песке в сосняках стало трудно определить, копыто здесь поработало до дождя или просто давняя впадинка в хвойной подстилке.
Но с другой стороны, недооценивать Хорька глупо — вчера, на реке, он уже показал, чего стоят все наши увертки против его предусмотрительности. Оперативно найти четверку отличных стрелков, обеспечить их загадочным допингом для лошадей, послать на опережение… Не отлеживайся мы за бортом — легли бы все: засада получилась очень эффективной.
На месте противника я бы устроил очередную засаду на подходе к крепости — ее нам точно не избежать. Но Конфидус, знакомый с пограничными порядками, сказал, что нашим врагам там придется несладко. Это не столичный гарнизон с пьяными кутежами и полным отсутствием такого понятия, как дисциплина, — здесь каждый понимает, что малейшая безалаберность может привести к прискорбным последствиям. Так что патрулировались окрестности цитаделей серьезно, и появления посторонних солдаты не пропустят. Если люди карающих и сумеют избежать их внимания, то лишь ценой серьезных усилий по маскировке. Не сумеют — новость о появлении инквизиторов узнают все, в том числе и солдаты герцога. А среди них, надеюсь, найдутся такие, кто поймет, что к чему, и не допустят нападения на нас. При таких условиях всякие усилия по созданию засад будут неэффективными — ведь усилия надо тратить на поимку беглецов, а не на увиливание от встреч с войсками короля.
К тому же я не переставал надеяться, что замысел королевы и герцога во всей его полноте карающим неизвестен. Возможно, они просто сели нам на хвост, не зная, куда мы, собственно, направляемся. Но если сумели вычислить, что мы ушли по реке, то должны понимать — направлялись к границе. Возможно, думают, что мы продолжаем двигаться в том же направлении, и ловят именно там. Не знают, что, свернув к границе, мы крюк сделали ради, как казалось, безопасного водного маршрута. А теперь крюк этот срезаем по дебрям безлюдным.
Стремясь избежать новых встреч с карающими, мы менее всего волновались о том, что дебри эти могут оказаться не столь уж безлюдными, а те, кто обитает в столь укромных местах, как правило, неспроста скрываются от цивилизации.
* * *
Ночь прошла так же спокойно, если не считать проклятых сов, но утро принесло новую неприятность: раненая лошадь начала серьезно хромать. Идти наравне со всеми не могла, хотя мы и освободили ее от вьюков. Люк вместе с епископом изучил ее рану, и они пришли к однозначному выводу: животному нужен длительный отдых, иначе могут начаться совсем уж серьезные проблемы.
Лошадь серьезно замедляла наше продвижение, и, как ни жаль, пришлось ее оставить. Если повезет, достанется местным жителям, если нет — волки неплохо покушают. Некоторое время кобылка пыталась нас догнать, жалобно ржала, отставая все больше и больше, — не хотела одна оставаться. Но вскоре эта душераздирающая сцена закончилась — лошадь остановилась на большой поляне, видимо выбившись из сил вконец.
А у нас наступила полоса неудач. Для начала уткнулись в болото. Люк заявил, что обход займет слишком много времени и проще пройти напрямик, благо он нашел тропу, явно использующуюся людьми. Решили рискнуть — пойти по ней. И, разумеется, нарвались — неприятности в одиночку ходить не любят.
* * *
Под копытами перестало хлюпать — по сторонам, куда ни глянь, все еще зеленели мшистые кочки, но воды между ними уже не было. Впереди стеной поднимался мрачный лиственный лес — сырой, густой. Ничего, Люк найдет дорогу через него. Вон как уверенно вышагивает, ведя свою лошадку в поводу.
Внезапно он остановился, уставился в сторону зарослей. Подозрительно напрягся. Впереди знакомо хлопнула тетива, и тут же еще раз. Лошадь Люка заржала, взвилась на дыбы, широкими неуклюжими скачками помчалась по кочковатому полю, почти сразу упала, провалившись копытом в торфяной капкан. Я, перестав на нее таращиться, быстро спешился. Вовремя — опять хлопанье луков, и уже моя лошадь, получив стрелу в шею, повторила отчаянный маневр.
Епископ спешиваться не стал — нахлестывая своего коня, помчался на противника. Люк, вскочив, торопливо натянул лук и накладывал на тетиву первую стрелу. Опять хлопанье, но уже не по животным — попытались нашего лодочника пришить, пока он не начал огрызаться. Не удалось — он без сложного трюкачества плашмя шлепнулся на землю, тут же вскочил, выстрелил в ответ, и почти сразу еще: прибеднялся парень насчет своей слабой скорострельности.
Вероятно, его прикрытие помогло епископу — тот добрался до зарослей, не потеряв лошади. Вломился в кусты, взмахнул мечом. Кто-то знакомо нечеловечески заорал — так кричать могут только те, кто получил очень тяжелую рану… или смертельную. Сталкивался уже… помню…
Я бросился на выручку товарищу, потеряв его из виду, — лишь по треску ветвей под копытами коня и шевелению веток понимал, где он сейчас буянит. Опять крик, но уже не такой трагический, и громкое ругательство, не слишком типичное для епископов:
— Сидеть, свиномразь! Зарежу, как ягненка!
На опушке все было кончено: никто больше и не думал нас обстреливать. Под кустом лежал мужик в неопрятной одежде. Лица не разглядеть — длинный меч епископа расколол голову будто арбуз, — но не слишком похож на тех, что нас на реке подкараулили. Те серьезно одеты были, а этот — будто бомж: в лаптях, куртка холщовая латаная-перелатаная. Штаны, правда, хорошие, шерстяные, но грязные до полного неприличия. Они настолько не соответствовали куртке, что можно смело большими буквами написать: «Украдено». Хотя и без надписи всякому понятно.
Рядом валялся лук — такой же деревянный, как и у людей карающего, но по исполнению и качеству отличался как ржавая «копейка» от новенького «кадиллака».
Или другие люди, или у карающих совсем плохо с обеспечением стало. Да и с кадрами…
Второй стрелок был жив — стоял на коленях спиной к дереву и крупно дрожал, косясь на окровавленный меч в руке Конфидуса. Острие клинка плясало перед его глазами. Рядом валялся такой же лук, да и одежка на пленнике из того же «секонд-хенда». Правда, штаны другие — холщовые, рваные, не всякое пугало такие напялить согласится. Зато сапоги кожаные, высокие, фасонистые. Тоже можно аналогичный штамп ставить — явно не на кровно заработанные купил.
Епископ, не оборачиваясь в мою сторону, пояснил:
— Их всего двое — других не видел, а бесшумно в таких зарослях не уйти. Но надо проверить.
— Люк проверит — он уже вокруг землю носом роет.
— Это хорошо. Ты! — это уже к пленнику. — Вы кто такие?!
— Люди мы, — хрипло ответил тот. — Отпусти. А? Я больше вам на глаза не попадусь. Простите, обознался сослепу!
Епископ совершил короткое возвратно-поступательное движение мечом. Мужик, взвизгнув, схватился за ухо — меж пальцев потекла кровь.
— Еще раз спрашиваю: вы кто такие? Услышал или и второе ухо подправить?!
Догадавшись, что при такой системе допроса заминки и неточности в ответах будут поощряться столь же негативно, пленник ответил, похоже, откровенно:
— Я — Анрол Ушастый, а это — Дацик Рваный… был…
— Ты уже не такой ушастый, как прежде, к тому же мне меньше всего интересны ваши имена. Кто вы такие? Что делаете в этом лесу? Чем живете? Где живете? Быстро все рассказывай — у нас нет времени.
— Да здесь мы живем, в лесу! Там, дальше по тропе, развилка будет с большой тропой. Если направо пойти, то деревню скоро увидите — вот там мы и живем. Что делаем… Ну… — Глаза пленника воровато забегали, и он попытался отделаться мизером информации: — Ну охотимся здесь. Мед лесной, бывает, собираем, ягодки там, грибы… Вольные люди мы — податей не платим. Простые люди. Пощадите!
Взмах мечом, звонкий удар по руке, зажимающей ухо. Плашмя:
— Следующий удар сделает тебя одноруким! Говори правду! Всю правду!
— От мора мы здесь укрылись, еще в позапрошлом году, — плаксиво ответил мужик. — Ватага у нас была сволочевая — на волоке купеческом нанимались, струги сволакивая. Потом с другой ватагой слились — у тех атаман посмелее был. Подворовывали с ними на дороге и на волоке, а как мор пошел, так и укрылись здесь. Все равно на дороге опасно стало — заставы появились, и солдаты сильно озлобились. Здесь голоднее, но спокойнее. Да и атаман наш не промах — и здесь подработок находить может. Вон вчера целый отряд юнцов каких-то сумел захватить. В сарай закрыл; теперь, наверное, выкуп большой получит. Несколько удрать смогли, вот нас и послали в разные стороны — сыскать. Наши говорили, что среди них даже рыцарские сынки имеются — на границу шли воинских умений набираться. За таких можно много золота у папаш выручить.
— Сколько ваших в этой деревне?!
— Душ двадцать будет, если всех собрать. И баб еще с дюжину — прихватили веселых девок из трактиров. Они нас кормят да обстирывают, ну и еще для надобностей приятных используются.
— Сейчас в деревне двадцать ваших? — уточнил епископ.
— Да ну! Двадцать! Откуда?! Часть бегает, как мы с Дациком, по тропам — ищет беглых пацанов; еще трое или двое на север подались, к деревне — за едой. По поручениям атамана шастают туда-сюда часто, а сколько, когда и где — мне неведомо. Я ведь не шишка, раздутая от переспева, — я простой человек, в замыслы высокие не посвященный. Наверное, с десяток наших сейчас в деревне наберется. А зачем вы интересуетесь?
Вместо ответа епископ резко взмахнул мечом, также резко опустив его на макушку Анрола. Равнодушно уставившись на агонизирующее тело, он подытожил:
— Дан, это разбойники.
— Я уже догадался.
Из кустов выбрался Люк, мрачно доложил:
— Двое их было. Вокруг никого не нашел, да и птица ваша, все облетев, села вон на ветку и спокойно перышки причесывает. Ей сверху хорошо видно, если засада.
— Что с лошадьми? — уточнил епископ.
— Моя ногу сломала среди кочек, а у сэра стража слегла уже в сторонке — ей жилу на шее повредили.
Замолчали. Уверен, что каждый думал об одном: нас трое, а лошадь осталась одна. Не говоря уже о поклаже, столько седоков она не потянет, так что скорость передвижения упадет значительно. А задерживаться здесь не стоит по целому ряду причин — нам как можно быстрее надо добраться до крепости, закрывающей вход в долину Межгорья. Мы ничего не потеряли в этом лесу, чтобы пешком прогуливаться… Время — время для нас дороже золота, а если предположить, что по следу идет очередной отряд инквизиторских головорезов, то, пожалуй, даже подороже алмазов.
Покосившись на меня, епископ тихо произнес:
— Дан, хоть перед тем боем у брода вы передали мне военную власть, я все же продолжаю считать вас командующим и подчинюсь любому приказу. Что делать будем?
— Конфидус, давайте без этого официоза! Главный, не главный, полуглавный — сейчас не до тонкостей иерархии! Вы, я вижу, всерьез решили отказаться от непротивления злу насилием, и это меня очень радует. Думаю, понимаете, на что я намекаю.
— Если этот висельник не соврал, в деревне могут оказаться десять его дружков, а то и больше.
— В деревне лошади — не пешком же они ходят там, — голосом искусителя произнес я.
— Ага, и лучники. Раз у этих луки были, то и у остальных тоже могут быть. Лучников я недолюбливаю, даже таких дрянных.
— Луки у них не очень — короткие и слабые. Стреляли они шагов с тридцати, и то попали только в лошадей. В сравнении с теми, которые у реки на нас напали, смех, а не вояки. А с теми мы справиться сумели, хотя и не без потерь. Люк, как по-твоему, это опасные стрелки были?
— Нет, — уверенно ответил парень. — Наручей не носят, рукава левые не потрепаны и ничем не подшиты, стрелы корявые — тростниковые самоделки неумелые. Луки, как вы сказали, дрянь. Даже хуже. Не подойди мы близко — никогда бы не попали. Вонь болотная помешала, да и ветерок сбоку задувал, а не от них.
— Ты что — по запаху можешь людей учуять?!
— Таких, как эти, любой учует — баню они, наверное, только в детстве видели, да и то издали. Сэр страж, если вы прикажете напасть на их логово, то я уверен — победим, пусть даже их будет целая сотня. Это бандиты, а не солдаты: они драться не умеют, да и не хотят. Нож в спину да стрела из кустов — иное не для них. Да и трусы они — стоит их пугнуть, как сами сразу разбегутся.
— Ну? — обернулся к епископу. — Что скажете?
— А что говорить? Нам лошади нужны. Где еще их можно найти в этом лесу? Ярмарок я по пути не замечал.
* * *
То, что убитый разбойник называл деревней, больше походило на помойку, устроенную на старом пожарище.
Деревня здесь и впрямь была… когда-то… раньше. Возможно, ее выкосила одна из эпидемий или нашествие погани… неизвестно. Осталось лишь несколько печей и груд обгорелых бревен. Между ними без малейшего намека на порядок темнели холмики нескольких землянок. Также имелось два сарая — судя по некоторым признакам, тот, который больше, использовался в качестве конюшни.
И мусор — повсюду горы какого-то хлама. Россыпи костей и черепов звериных, гнилое тряпье, седла с ободранной кожей и непонятные отбросы. От лошадиного трупа, гниющего на околице, ветерок то и дело приносил волны нестерпимого смрада.
Как вообще там жить можно?!
«Робин Гудов» видно не было — очевидно, в такое время у них принято устраивать полуденную сиесту, невзирая на пасмурную погоду и климат, далекий от тропического. Низкие, налитые влагой тучи едва не задевали верхушек деревьев, но пока что дождя не было, и это очень радовало Люка — он опасался, что жильная тетива его лука может отсыреть.
Бывший лодочник был настроен агрессивно — даже обычную невозмутимость куда-то спрятал. Видимо, к разбойникам у него были старые счеты. Вряд ли, что именно к этим, — просто как к социальному явлению. Я в принципе не против драки, но если есть возможность уладить дело без крови, не упущу. Вот и сейчас ждал вердикта епископа — вдруг он передумает атаковать.
Дождался.
— Дан, я заметил лишь одного: за малым сараем сидит, к стене прислонившись. Вон, приглядитесь — ногу можно увидеть отсюда. И собачка там крутится: мелкая, черная, шелудивая. Опасная шавка — как нас учует, так сразу лай поднимет. Дурной у нее характер, сразу видно. Не подобраться без шума — даже если сможем тихо прирезать этого, то на гавканье и визг выскочат остальные. Не получится нам по-тихому лошадей увести.
— Убивать всех будем? — кровожадно уточнил Люк.
— Как получится… — неопределенно ответил я, доставая из обрезанного трофейного колчана первый болт. — Люк, не увлекайся. Нам надо их разозлить, а не перебить всех до единого. Помнишь, как договаривались?
— Помню. Я не подведу.
— И не забывай — если среди них окажутся грамотные ребята с серьезным оружием, сразу отходим в лес. Нам нельзя погибать из-за какой-то шайки разбойников — нас люди ждут и дела серьезные. Не ввязываемся в резню с профессионалами.
— Да откуда у варнаков такие найдутся!
— Люк! Просто помни: не ввязываемся!
— Да, сэр страж. Простите.
* * *
Мой характер портится на глазах — действительно в маньяка превращаюсь. Позавчера впервые убил человека и не поморщился. Оборонялся, конечно, но все равно звоночек интересный. А сегодня сам в атаку иду, чтобы убивать.
Людей.
И что характерно — ни рефлексий, ни совести угрызений. По барабану все — думаю лишь о том, чтобы самому не пострадать.
Атака наша выглядела не слишком эпически. Мы вышли из леса и, сжимая оружие наготове, неспешно направились в сторону деревни по заросшему сорняками полю. Говоря «мы», я подразумеваю себя и Люка — епископ до поры затаился в кустах: в этой битве он являлся нашим засадным кавалерийским полком. Флаг нести было некому, поэтому над нашим войском ничто не развевалось. Просто вышла на опушку пара типов с луком и арбалетом и пошла куда-то. Бывает…
Таланты шелудивой шавки епископ перехвалил — мы уже преодолели полпути до ближайших развалин, когда она наконец нас заметила. Реакция была предсказуемой: высокочастотный пронзительный лай. Внимания на него не обратил никто — деревня как была сонной, так и осталась.
Я начал подозревать, что зря мы медлили: надо было просто забрать себе лошадей и ехать дальше — никто бы и не пошевелился.
Напились там все, что ли?!
Из ближайшей землянки выбралась женщина в некогда красном, а теперь просто очень грязном сарафане. Прическа тоже далека от идеала, а на лице столь толстый слой недорогих румян, что на манекен из витрины похожа. Вот только зачем манекену такие кривые ноги?
Отойдя от дверей шага на три, «красавица» задрала подол, присела, созерцательно уставилась в бесконечность. Так уж получилось, что бесконечность эта располагалась в нашу сторону. Сфокусировав взгляд на атакующей «шеренге», женщина пронзительно заорала на одной ноте:
— А-а-а-а-а-а-а!
Собака, в знак солидарности, начала завывать. Столь сложная парная композиция сумела пронять типа у сарая — наконец выглянув из-за угла, он что-то громко и грубо произнес, обращаясь к женщине. Расстояние не позволяло расслышать слов, но интонации и жесты свидетельствовали о присутствии большого количества ругательных выражений.
Соизволив проследить, куда указывает орущая, бородатый коротышка умолк на полуслове и опрометью бросился все в ту же ближайшую землянку. Оттуда почти сразу выскочило уже пятеро таких же бородачей и уставилось в нашу сторону. Даже с такой дистанции мне показалось, что я слышу поскрипывание в их черепах — напряженно пытаются понять, кто мы такие и зачем пожаловали.
Люк, стимулируя их умственную деятельность, остановился, выстрелил. Стрела вонзилась в обгорелое бревно метрах в десяти от собравшихся разбойников.
Тут уж даже они поняли, зачем мы приперлись, — зашумели вразнобой, побежали по землянкам поднимать остальных. К чести варнаков, долго они не раскачивались — уже через минуту против нас выстроилось все население поселка: одиннадцать мужчин и двенадцать женщин. Причем женщины были настроены серьезно — сжимали в руках дубины, топоры и рогатины.
Почти у всех мужчин были луки — столь же неказистые, как и у первой парочки. Обернувшись, я понял, что мы уже две трети пути прошли, и остановился:
— Люк, дальше идти смысла нет, иначе так и войдем в деревню, а среди этих развалин нам труднее придется.
— Можно начинать?
— Да.
Люк опять выстрелил — стрела ушла в землю, никого не задев. Щелкнул арбалет — болт, пролетев сквозь вражеский строй, исчез в зарослях густой травы, вымахавшей возле развалин одной из изб.
Пока я двигал рычагом, Люк выстрелил еще шесть раз. Последняя стрела наконец нашла цель — пробила плечо одной из здешних «принцесс». Криков и раньше хватало, но теперь от них солнце на небе зашаталось.
Опять щелчок арбалета, и опять промах. Блин, перед Люком стыдно: что он теперь о стражах подумает?!
Тот, пристрелявшись, опять попал — стрела угодила разбойнику в голову, под глаз. Тот свалился без крика, а вот остальных наконец проняло: заработали вражеские лучники. Только без толку — до нас они не добивали, а если и добивали, то корявые самоделки втыкались в землю далеко в стороне.
Я, как обычно, промахнулся (позорник!), а Люк опять показал класс — попал в ногу крикливой толстухе. Кричать от этого она не перестала — даже, наоборот, прибавила оборотов, — но защитники деревни наконец осознали бесперспективность выжидательной тактики и ринулись в атаку.
На наш скромный отряд неслось два десятка противников — ни малейшего шанса выстоять. Люк торопливо выстрелил еще раз, я, взведя арбалет, приказал:
— Все! Уходим! Бегом! Прекращай!
Люк послушно развернулся, припустил по полю к лесу, то и дело озираясь: проверял, не отстал ли я. А я старался совладать с рефлексами — пытался бежать не слишком быстро.
По привлекательности зрелище бегущего противника на порядок превосходит эффект от выступления профессиональной стриптизерши перед озабоченными подростками — очень трудно устоять и не поддаться рефлексам. Ноги сами пытаются ринуться следом, чтобы догнать и растоптать. Вот и разбойников проняло — действовали предсказуемо, как мы и рассчитывали.
До леса оставалось шагов пятьдесят, когда из зарослей вынесся Конфидус. Осадив коня, он заставил его подняться на задние ноги и с зычным криком «Ортар!» ринулся на разбойников.
С моей точки зрения, выглядел он не слишком внушительно: одинокий всадник, в нечищеной кольчуге, без шлема и щита, с мечом в руке. Знамена над ним тоже не развевались. Но разбойники будто с разбегу на кирпичную стену наткнулись. Остановились.
И перестали кричать.
— Солдаты!!! — не выдержав, истошно заорал кто-то особенно нервный.
— Бежим!!! — тут же откликнулся другой.
Остальные, будто ждали сигнала, синхронно выполнив команду «кругом», припустили назад, в сторону деревни.
Честно сказать, я не слишком верил в план епископа — столь примитивная тактика, к тому же рассчитанная на противодействие откровенным даунам, не слишком соответствовала моим представлениям о методах действий средневековых армий. Но должен признать — разбойники будто в поддавки играли: действовали именно так, как предполагал Конфидус, — будто сговорились с ним.
Видимо, бывший наемник не один раз сталкивался с подобной публикой, опыт имеет. Они просто не стали разбираться — одинокий всадник выскочил или эскадрон, — не раздумывая начали разбегаться.
Люк мчался как конь, спеша догнать отстающих, но слишком увлекся — споткнулся о давно заброшенный плуг, замаскированный травой, и растянулся на земле. Когда поднялся, я его успел опередить, а меня, в свою очередь, обогнал епископ, возглавив нашу контратаку.
Хотя, если уж быть до конца объективным, возглавляла нас авиация — Зеленый летел впереди всех, душераздирающе орал и вроде бы даже пытался на кого-то пикировать, в последний момент уходя ввысь. Нагадить на голову метит или что? Пулемета ему бортового не хватает для полного счастья… «Мессершмитт» хренов…
Дальше разбойники изумили даже меня. Вместо того чтобы, пробежав через деревню, раствориться в лесу на ее противоположной окраине, они, толкаясь как стая селедок в горлышке бутылки, дружно скатились в ближайшую землянку. И закрыли дверь прямо перед носом епископа.
Если у них там нет подземного хода, то они попросту больны на голову.
Когда мы, успокаивая дыхание, подошли, Конфидус уже спешился и изучал большой сарай:
— Дан, лошадей здесь нет. Наверное, их отправили на выпас или водопой. Хотя зачем? Травы вокруг деревни хватает, вода в пруду тоже есть, хоть и ряской порос. Надо поискать.
— А они не сбегут?
— Да зачем им бежать? Это же разбойники. Забились в землянку и трясутся. Мечтают, чтобы мы куда-нибудь ушли. Они не воины — обычное мужичье, причем ленивое до безобразия. Решили, что воровской хлеб легок, — боевому делу учиться такие не станут. Им бы жрать да пить и ничего при этом не делать. Пуганут таких же мужиков, как сами, отберут последнее — и назад в лес, на серьезные дела никогда не ходят. Да и как пойти, если всю шайку один солдат разогнать может? Пускай пока посидят — им полезно. А с этими что делать будем?
— С кем? — не понял я.
— Во втором сарае которые сидят. Я заглянул — там ребятня какая-то, и вид у них больно потрепанный. Похоже, это те, про которых тот варнак говорил: схваченные в лесу.
— Люк, присмотри за входом в землянку. Если кто высунется — стреляй. Епископ, давайте посмотрим на тех, кто в сарае.
* * *
Семеро молодых ребят — лет по шестнадцать-девятнадцать на вид — и один немолодой. Не знаю, сколько ему, но вряд ли меньше пятидесяти. Старший лежит на кучке прелой соломы, собранной будто под метелку: вся в одном углу. Вокруг, на голой земле, расселись мелкие — враждебно-настороженно косятся на дверь.
Оценив картину, я решил для начала поздороваться, а уж потом начать выяснять, кто это такие:
— Здравствуйте, ребята. Вы кто?
В ответ лишь молчание и презрительные взгляды.
— Глухие, что ли?! — угрожающе протянул подошедший Люк.
Возмутившись, я недобро поинтересовался:
— А ты что здесь делаешь?
— Смотрю.
— Смотришь? Я тебе приказал смотреть за входом в землянку, и если банда эта оттуда полезет, стрелять! А ты что делаешь?!
— Так я и смотрю… отсюда. Как вылезут, стрелять начну.
Да уж… дисциплина у Люка на высоте плинтуса… И что самое изумительное, считает, что так и надо поступать. Надо будет заняться его воспитанием… тоже еще анархист выискался…
Повернулся к пленникам:
— Еще раз повторяю: кто вы такие?
Люк, не удержавшись, опять начал рявкать:
— Отвечайте сэру стражу!
Старший, грузный мужчина с лицом, опухшим от побоев, приподнялся на локте и уточнил:
— Вы — страж?
Зеленый, вспомнив про свои прямые обязанности, спорхнул с крыши, уселся на плечо, нахохлился, раздулся чуть ли не втрое, видимо считая, что это прибавляет ему солидности.
Если бы мне на голову приземлилась летающая тарелка и оттуда густой толпой повалили треножники марсиан, это вряд ли вызвало бы больший эффект. У юнцов челюсти отвисли ниже уровня моря, старший, приподнявшись на локте еще выше, потерял равновесие и едва не упал из этого в высшей степени устойчивого положения. Попугай, довольный произведенным эффектом, повернулся в профиль, демонстрируя, что с этой стороны он тоже красивый и, само собой, гений.
Пока пленники, забыв про все на свете, таращились на зеленого нарцисса, я, переглянувшись с епископом, тихо предложил:
— Может, лучше вам с ними поговорить?
— Попробую. Мне кажется, сейчас они начнут общаться охотнее. — И уже громче произнес: — Сэр страж у вас два раза спросил, а вы не ответили. Мне стыдно за Ортар — неужели здесь все такие невежливые?
Юнцы, сконфуженно переглянувшись, потупились, дружно покосились на мужчину. Тот, охнув, сел, потом, держась за стену, поднялся. Видно было, что эти простые движения ему давались с трудом: избит он был на совесть. У младших тоже синяков хватало, но так… несерьезно. И все как один босые и полураздетые. Понятно теперь, откуда на разбойниках модные вещицы оказались.
Опыта у меня в таких делах маловато, но почему-то я сразу решил, что передо мной бывалый воин. Пусть у него нет ни оружия, ни доспехов, и движения говорят лишь о серьезности побоев, но что-то неуловимое все же присутствует. Взгляд убийцы из-под распухших век, характерные закостеневшие мозоли на правой руке, устойчивая стойка. Грузный, но не толстяк, — мышцы, чуть заплывшие возрастным жирком. И шея бычья — голова будто сразу от плеч растет. Бородка подстрижена очень коротко — такая в шлеме не мешает.
Кивком обозначив поклон, здоровяк представился:
— Я — Ритол, первый сержант сэра Раттона. А вы кто такие?
Конфидус, указав на меня, пояснил:
— Как я понимаю, вы уже начали догадываться, что это страж. Так и есть: перед вами сэр Дан — страж полуденного ордена. Я — Конфидус, а это — Люк, мы сопровождаем сэра стража в одну из пограничных крепостей. Ритол, не могли бы вы представиться так же полно, как я?
— Простите, Конфидус. Или… э-э-э… Сэр Конфидус?
— Я имею право на прибавку титула, но можно обойтись и без него.
— Сэр Конфидус, вот этот юноша, Макр — сын сэра Раттона. Остальные просто дети арендаторов — его свита. Я сопровождал их на границу, а эти свиньи напали на нас.
— Вы, если я не ошибаюсь, воин бывалый. Как допустили, что вас скрутили какие-то косолапые простолюдины? Мы только что втроем всю шайку легко разогнали.
Потупившись, Ритол пояснил:
— Мы взяли проводника, чтобы провел к Ибре через лес, коротким путем. Проводник нас предал — дождался, когда мы крепко уснем, и зарезал мальчика-дозорного. А потом навалились его дружки. Я успел одному сломать шею, но меня опутали сетью, скрутили толпой и оглушили. Моя вина — надо было спать не снимая шлема. Здесь никому нельзя доверять.
— Вы свободны, Ритол. Думаю, вам не стоит оставаться в этом сарае — выходите все.
Поманив меня за собой, епископ отошел чуть в сторону и тихо пояснил:
— Дан, это честные люди. Обычная история: аристократы часто своих младших отправляют на границу. Экипируют отряд, дают дядьку из бывалых воинов и благословляют. Если семья не несет службу, то королю такой барон не нужен. Кстати, Ритол — это уменьшительное от Раттон. Обычно так зовут принятых в семью или незаконнорожденных. Скорее второе: этот Макр здорово похож на Ритола. Обычное дело — любвеобильный аристократ и доверчивые пастушки. Те, кто совесть имеет, обучает таких вот отпрысков воинскому делу или к мирному занятию приставляет, с выгодой. В итоге семья имеет преданных слуг с общей кровью.
— Понятно. Лучше бы мы лошадей нашли, а не этих малолеток.
Один из мальчиков, подойдя, робко доложил:
— Сержант Ритол спрашивает: можно ли нам забрать свои вещи, которые отняли разбойники?
— Забирайте, конечно. — Я махнул рукой в сторону землянки. — Там они все сидят. Но смотрите — у них оружие, и мы их не связывали. Сумеете сами стащить с них свою одежду, или вам помочь?
— Я не знаю. Спрошу у сержанта. Если он скажет, что не сумеем, я скажу вам.
Паренек не вернулся — бывшие пленники кучкой отправились в сторону землянки, вслед за своим избитым сержантом. За ними ленивой походкой пристроился Люк. Мне тоже хотелось посмотреть, как будет реализовываться лозунг «грабь награбленное», но действия епископа заинтересовали сильнее: он, поглядывая под ноги, с целеустремленным видом двигался к ближайшей лесной опушке.
Догнал его уже под деревьями. Встав перед жердевой изгородью, он торжествующе указал на табунок лошадей:
— Вот где их держали! Странно, почему не в конюшне… И голодные лошадки — вон как жалобно смотрят. Вот ведь сволочи с волока, довели скотину!
В деревне закричали, потом еще и еще. Епископ и глазом не повел — лишь коротко прокомментировал:
— Так им и надо, свинтусам… Хоть вера моя такого и не одобряет, но, как вы уже заметили, я начал соглашаться с некоторыми вашими доводами касаемо церковной реформы… что-то в них есть правильное…
— Вы о чем? — Я ничего не понимал.
— Господи Всемогущий! Дан! Ну вы сами сказали, что у них надо вещи украденные назад забрать!
— Ну да… А кричат они почему?
— Да любой кричать будет, если ему глотку ножом перехватывают или еще что-нибудь похожее делают.
— Я же не приказывал убивать.
— А зачем приказывать? И так все понятно. Вытащили парочку — и приказали раздеваться. Те, конечно, замешкались, их и зарезали. Теперь остальные быстрее разденутся, а потом их тоже под нож. Удобно выйдет — одежда не запачкается. Кровь, сами знаете — отстирывается иной раз с великим трудом. Да и на тряпье окровавленное комары любят налетать тучами, а кому такое понравится?
Я, тихо офигевая от местных порядков, развернулся, поспешил назад, в деревню. Успел как раз к финалу: полураздетых разбойников выстроили в шеренгу, заставили встать на колени. Юнцы, сжимая в руках ножи, ходили от одного к другому, неумело, дрожащими руками перерезая пленникам глотки. Парочка, правда, работала сноровисто — невозмутимы, будто Люк. Да и сержант их проявлял эмоций не больше, чем бульдозер. При виде меня решил, видимо, покрасоваться — взяв нож, прихрамывая, подошел к хнычущей женщине, отбросил мешающую гриву грязных волос, коротко чиркнул, толкнул умирающую в спину.
Не убирая с агонизирующей жертвы ноги, наставительно произнес:
— Вот так надо — одним движением. А вы будто дуб пилите. И космы убирать не забывайте: волосы — это страшное дело. Южане из человеческих и конских волос плащи шьют, и еще на шлем их цепляют — рубящим ударом такую защиту ох как трудно перебить. Сэр страж, не желаете ли самолично казнить исчадие зла или парочку?
Борясь с тошнотой и желанием обматерить всех присутствующих в сто двадцать четыре этажа, справился с собой. Кто я такой, чтобы осуждать их? У них свой мир, свои законы — для них подобная резня так же естественна, как для нас пивко на лавочке. Но кое-что в словах сержанта мне не понравилось:
— Исчадия зла? Это ведь простые разбойники — не погань.
— Как? — изумился воин. — Вы не знали? Я думал, вы специально за ними сюда пришли… Странно…
— Вы о чем?!
— Да атаман этих говорил, что, если за нас выкуп богатый не заплатят, так он демам всех продаст. Они — исчадия Тьмы!
— Пугал он вас. Зачем темным золото?
— А кто ж его знает… может, и надо. Тем более что сами они, может, не совсем темные, а только якшаются с ними, и такое бывает. Выгодно небось с демами приторговывать. Но вам, стражам, виднее. Рулл, за волосы его назад потяни, чтобы не прикрывался бородой. Во! Правильно!
Рядом согнулся один из юнцов — его вырвало. Все же не такие уж бесчувственные: вид смерти тоже напрягает. Будь дело в первые дни заброски, я бы делал то же самое, но времена меняются, и мы вместе с ними.
— Сэр страж, вы случайно не знаете, где эти свиноеды коней держат?
— Там, на опушке. Но заранее предупреждаю — нам нужно минимум две лошади.
— Да как-нибудь разместимся, если вы тоже к границе пойдете.
— Граница на юге, а я иду на восток, так что не по пути нам.
— Жаль… а я уж было размечтался, что попаду в войско, где есть самый настоящий страж. Сэр Раттон был бы горд, узнав, с кем служит его сын.
При этих словах я перестал изображать из себя воплощение равнодушия — действительно без лишних эмоций начал смотреть на тела разбойников, почти не реагируя на хрипы умирающих. Смотрел на них и почти не замечал. Лихорадочно размышлял. Люди, мне очень нужны люди. Я уже понял, что в этой стране с человеческими ресурсами дело обстоит плохо. Надо бороться за каждого.
— Сержант, что именно вам приказал сэр Раттон?
— Приказал привести отряд на границу и найти для него подходящее место службы: дружков старых у меня хватает там. Ну и приглядывать потом за детками, а то ведь совсем неумехи. Вон — даже глотку перехватить не умеют.
— Ритол, вы знаете, что на востоке вопрос с границей теперь не так прост, как раньше?
— Да кто же этого не знает? Мальрок пал, следом и все Межгорье опоганило. Нечисть оттуда выйти не успела: говорят, на реке армия стражей ее разгромила, а королевская следом выжгла Межгорье. Там теперь не пойми что, правду говорите. Поди теперь догадайся, где граница проходит и чье сейчас Межгорье. Погодите! Уж не вы ли страж той армии, что перерожденных на реке разбила?
— Я там был.
— Сэр! Я горд, что с вами встретился! Это честь, что именно вы нас спасли от этих слуг темных!
— Ритол, а не хотел бы ты продлить наше знакомство?
— О чем вы?
— Приказом магистра ордена я отправлен в Ортар помочь вашему королю в войне. Кенгуд попросил меня вернуть Межгорье под власть короны. Людей, к сожалению, у меня для этого мало, и потому каждый на счету. Буду не против, если ваш отряд присоединится. По сути, это та же служба на границе, только командовать вами будет не комендант крепости, а страж. Как вам мое предложение?
— Мне оно по душе, — не раздумывая, ответил сержант. — Но у нас главный Макр. Он хоть и не сэр пока, и глупит по молодости, бывает, но все же сын барона, да и малый достойный — со временем не только до сэра дорастет. Я при нем просто дядька. Вы должны с ним поговорить — как он скажет, так и будет.
— Жаль… думал, вы решаете. Ну ладно, поговорю с ним. Постараюсь уговорить — мне очень нужны люди.
— Уговорите, не сомневайтесь. Вы только полегче уговаривайте, а то, узнав, что его берет к себе страж, штаны может обмочить от такой великой радости.
— Ритол, по пути к деревне мы поймали разбойника. Он рассказал, что некоторые из ваших людей сбежали.
— Да, конюх сбежал и младший сынок Патия.
— У нас нет времени прочесывать этот лес.
— Я понимаю. Если не дураки, дорогу к границе найдут, а там я по гарнизонам весточку передам, куда им следует идти. Найдут нас. А не найдут — так останутся служить, где оказались. Вы простите, от меня помощи сейчас немного — уж очень сильно, сволочи, отдубасили. Но на ребят моих можете во всем полагаться — хоть и мелкие, но послушные и резвые.
Последний разбойник упал на кучу мусора, ладонями обхватил шею, пытаясь удержать вытекающую жизнь. Юнец, стоявший над ним с окровавленным ножом, поймал мой взгляд, заискивающе улыбнулся, вежливо поинтересовался:
— Рубить их теперь будем или целиком жечь?
Меня передернуло.
* * *
«Продолжение отчета добровольца номер девять. Пятый день после побега из застенка. По-прежнему не установил, сколько времени со мною развлекались в подвале инквизиторов.
Помните, в прошлом отчете говорил что-то о латентных маньяках? И даже себя в этом подозревал. Так вот — по местным меркам, я не маньяк, а наивная христианская девственница из Общества по защите серых хомячков… к тому же с ранимой душой. Помните, как меня на живой свинье учили жестокости? Не в смысле извращений каких-то, а просто зарезать ее надо было… Здесь этому на людях учат. Поясняю: милые детишки режут людей. Живых. Тренировка такая. У нас мальчика учат бабушек через дорогу переводить, а у них ножичек дают, подводят к бомжу, и…
Дядя Ваня! Куда вы меня забросили! Мы так не договаривались! Мне обещали совсем другое! Где звание первого министра при дворе императора? Где всеобщее обожание такого великого героя, как я? Где поверженные злодеи? Где сверхспособности в магии и боевых искусствах? Где толпы прекрасных принцесс, стоящих в очередь к моей спальне? Где все?! Я уже устал ждать обещанного!
Меня бьют, пытают, гоняют по лесам, будто крысу по сортиру! Из всего обещанного лишь один бонус получил — регенерацию повышенную. Но это, наоборот, настораживает: при спокойной жизни повышенная регенерация ни к чему. Смахивает на изощренный аванс ко все новым и новым актам мазохизма…
P. S. По-прежнему жду заказанных посылок».
