Глава 7
АЙСБЕРГИ ПО КУРСУ

Пообедали хлебом, чугунной твердости колбасой, вареными яйцами и сочным сладким луком с синеватой шелухой. При этом лодочник с сожалением заявил, что я обжора невероятный по величине жадности — ем, будто четыре толстяка, а сам при этом худющий почему-то. Предположил наличие гигантского солитера в моем организме.

В паразита я не верил, и вообще из жадных глистов на борту имелся лишь сам Рин, однако понял, что ем и впрямь на удивление много. Понятно, конечно, что после инквизиторской диеты это естественно, но тот же Конфидус, перенеся немногим меньше негативных приключений и будучи крупней меня, аппетитом остался раза в два скромнее.

Неужели помимо регенерации я еще и бездонным желудком обзавелся? Бонус более чем сомнительный, особенно если вспомнить об угрозе голода… Ладно, пока что рано делать выводы. Вот отойду от тюремных приключений — тогда и посмотрим.

Запив обед квасом, завалился у борта поспать. Еда и сон — лучшее лекарство для любого больного. Моему примеру последовал Конфидус — тоже натерпелся, бедолага. Четвертый член команды, тот самый, которого вчера притащили будто ценную бандероль, так и не поднимался — валялся у правого борта, мучимый похмельем, лишь изредка совершая слабые телодвижения с целью попить чего-нибудь — или, наоборот, отлить. В итоге ровно половина пассажиров и команды отключилась.

Зеленый, распробовав квас, убедился, что алкоголя в нем слишком мало для удовлетворения его физиологических потребностей, после чего в знак протеста осыпал меня бранью, залетел на макушку мачты и расселся там с видом оскорбленной добродетели. Это к лучшему: оттуда обзор хороший — если что, предупредит, он птиц неглупый.

Так что уснул я спокойным.

А вот проснулся уже далеким от спокойствия.

В вышине, описывая круги над лодкой, истошно орал Зеленый; рядом кто-то нехорошо хрипел; ржали лошади; по доскам корпуса чем-то сильно постукивали. Обернувшись, увидел, что рядом на палубе корчится один из мужиков, что до этого шестом ворочал. В груди его торчала длинная стрела с серым оперением, вторая, обломанная, виднелась в правом боку. Держась за рулевое весло, оседал Рин — он, подобно Аршубиусу из пафосного рассказа епископа, был утыкан от паха до шеи.

Еще не сообразив толком, что случилось, инстинктивно прижался к борту, лишь потом поняв, что именно борт спас мне жизнь — прикрыл от лучников. Их стрелы не пробивали толстых досок, но грохот издавали пугающий и частый — складывалось впечатление, что против нас действует целая сотня невидимых противников.

Осмотревшись, не увидел второго «шестовика» — или спрятался за стойлами, или сиганул за борт, причем не факт, что живым. Епископ в двух шагах лежит — как и я, таращится на происходящее из безопасного места. Лошади, хоть и ржали испуганно, вряд ли пострадали — их со всех сторон прикрывали толстые дощатые щиты. Не для защиты поставлены были, а чтобы не пугать нервных животных видом открытой воды и быстро проносящихся берегов. Однако пригодились с неожиданной стороны.

Вот только не нужны мне сейчас лошади. Рин завалился на палубу, мужиков не видно — струг идет неуправляемым. Если мы сейчас на мель сядем или в коряжник угодим, то…

Накаркал, провидец хренов: корпус лодки завибрировал, под днищем что-то проскрежетало. Струг начало разворачивать поперек течения, но, к счастью, подставить нос под обстрел вода не успела — все внезапно прекратилось. Мы стояли непонятно где, посреди реки, а рядом, на берегу, находилось неустановленное количество агрессивно настроенных лучников.

Да уж… ситуация.

Стрелы перестали барабанить по палубе — видимо, лучники поняли, что никуда мы теперь не денемся, и занялись составлением планов по нашему умерщвлению.

— Дан, вас не ранили?

— Вроде нет, а вас?

— Тоже нет. Вы проверьте хорошенько. Они срезами бьют тройными — даже от раны в ноге или в руке можно кровью быстро истечь. Верная смерть, если по бездоспешным бить.

— Кто это? Разбойники?

— Не знаю я, кто это, да только не слышал никогда о серьезных разбойниках на юге. Луки у этих ребят боевые, и держать они их умеют правильно. Такие вояки богатые края грабят, а не вымершую глушь. Здешнее ворье сплошь нищее и убогое — не для них такое оружие.

— Думаете, они решили, что всех перебили?

— Дан, я ничего не думаю. Но одно понятно — ребята не из глупых. Проверить должны.

— Эй! Вы! На струге! — уверенно прокричали откуда-то слева. — Иридианин и второй! Мы знаем, что вы там! Выходите!

Переглянувшись, мы встретили в глазах друг друга одинаково нехорошее подозрение.

— Думаете, карающие? — нервно уточнил я.

— И как они нас так быстро догнали?! — не менее нервно вопросом на вопрос ответил епископ.

— Не знаю как вам, а я выходить не хочу.

— Чего молчите?! — не выдержал неизвестный. — Если не выйдете, мы переправим часть наших на другой берег и с двух сторон вас достанем стрелами, где бы вы ни укрылись. Или даже огонь пустим: нам лодка не нужна — нам только вы нужны!

Да уж… ситуация. И что совсем уж паршиво — выхода из нее не видно. Все козыри у лучников. Мы здесь в ловушке. Хотя…

— Конфидус, вы плавать умеете?

— Нет. Зачем это мне — я же не моряк.

— Плохо. Значит, придется вам поговорить с нашими новыми друзьями.

— О чем мне с ними говорить?!

— О чем угодно, но только отвлеките. Попробую под прикрытием стойл добраться до правого борта, а дальше в воду.

— И что вы делать будете в воде? Уплыть вряд ли позволят — стрелами достанут.

— Мы сейчас на мели. Если получится столкнуть лодку с нее, то течение понесет нас вниз. Может, и удастся уйти.

— Была бы река нормальной — ушли, а в этом ручье вряд ли: опять остановимся.

— Ну не сидеть же просто так! Или есть другие предложения? Нет?

— Дан, на суше я бы им показал, но вода — не моя стихия. Уж простите.

— Ну тогда отвлекайте!

Епископ, вздохнув, набрав в грудь побольше воздуха, выкрикнул:

— А вы кто вообще такие?!

— Люди мы, хорошие и добрые! Давай выходи!

— Я и есть тот самый иридианин, и мне интересно знать, зачем я вам понадобился. А то мало ли…

— На берегу все тебе расскажем! Выходи давай!

Может, ребята и неглупые, но наивные до последней степени наивности: кто же к ним после такого салюта выйти рискнет.

Не прислушиваясь больше к вялотекущему переговорному процессу, я заполз в гости к лошадкам — понизу стойла были открыты со всех сторон для удобства уборки. Пугливое животное всхрапнуло, но сильного страха не проявило — признало своего, хотя и удивилось странностям человеческого поведения. Переполз на другую сторону. Все — дальше борт, а за ним водная гладь. Невысоко, но неизвестно — просматривается эта часть лодки или нет.

Изучив левый берег через щели в ограждении стойла, убедился, что он невысокий — за этими щитами, по идее, палуба не должна просматриваться с позиции стрелков. Но это если враги расположились точно напротив нас, в стороне того голоса, что с Конфидусом сейчас общается. А ведь не факт: могут засесть выше и ниже, а оттуда почти все увидеть можно.

Самое нехорошее, что ни одного противника я так и не заметил: над двухметровым обрывом берега почти до воды склонились кроны ив, а дальше темнел лес, поросший густым кустарником. При желании в нем можно укрыть всех лучников английской королевской армии. С другой стороны, если враги засели впереди и позади, вся эта зелень должна мешать нас рассматривать — обзор у них только спереди. Не верю, что они заранее знали, на какую мель мы налетим, и заблаговременно по листочку расчистили себе сектора обстрела в нужном направлении.

Вдоль берега хватало коряг и упавших деревьев — в таких местах лодку приходилось вести с особой осторожностью. Мужики все внимание перевели на русло — вот и перебили их первыми залпами.

Удобное место под засаду нашли… сволочи.

Решившись, скинул всю одежду, перепоясал голое тело, прицепил ножны с длинным изогнутым кинжалом — против коряг инструмент может понадобиться. Рывок за борт не занял и трех секунд, но еще ни разу в жизни секунды не тянулись так долго. Пронесло — я благополучно ушел в воду, не получив на прощанье ни одной стрелы.

Умение плавать не пригодилось: ноги уперлись в песчаное дно — вода до груди не доставала. Видимо, действительно мель, а не коряга.

Тут же сделал еще одно открытие: я здесь не одинок. Рядом, так же прижимаясь к борту, на меня без всякого испуга косился коренастый парень с козлиной бородкой и запущенной шевелюрой. Наш попутчик — тот самый, что страдал от недомогания, вызванного излишествами. Вот ведь несправедливость: нормальных мужиков расстреляли, а это похмельное тело живехонько.

— Ролл утоп, — спокойно сообщил парень. — Стрелы у него в спине были — несколько стрел. Упал и утоп. Я его пытался нашарить на дне, да не получилось ничего. Течение здесь сильное — унесло.

— Тебя не ранило?

— Нет. А кто это такие?

— Пойди спроси.

— Нет, не хочу. Эти разбойники совсем обнаглели — на лодку вздумали напасть. И зачем напали? Мы ведь даже без товара идем. Дураки. Никто на лодки не нападает. Не случалось никогда такого.

— Слушай, давай позже поговорим, а пока полезное дело сделаем. Если останемся здесь, эти ребята нас перебьют. Река неширокая: переберется часть на другой берег — и перекроют с двух сторон. Или даже на деревья эти заберутся и оттуда расстреляют. Надо лодку на большую воду вытащить, чтобы течением понесло. Сможем?

— А чего не сможем — запросто сможем. Мы в бровку левым бортом уткнулись — даже мелью такое не назвать. Главное, толкануть посильнее в правую сторону, чтобы за поворот течением успело вынести. Дальше, если повезет, долго вниз тащить будет. Берег тут глухой, звериными тропами за нами бежать придется, а с луками большими это тяжело. Струг большой, но силы у нас хватит — не засел ведь. Просто медленно поначалу пойдет, как ни тяни, но все равно пойдет — нас на это должно хватить. Я на нос пойду. Как нырну, так и вы сразу ныряйте и упирайтесь там ногами в песок, а спиной в днище. И выталкивайте струг на большую воду, разгибаясь и ногами давя. Поначалу, может, и не стронется, но никуда не денется — пойдет. Воздуха только в грудь больше наберите перед этим.

Может, этот молодой человек и грешит излишествами, но в вопросах лодочных я был склонен ему доверять — переспрашивать или предлагать свои идеи не стал. Дождавшись, когда лохматая голова скрылась под водой, глотнул воздуха, присел, перебирая руками по лодочному дну, пробрался под середину корпуса, уперся в доски спиной, а ногами в песчаное дно. Неудобно и тесно оказалось, но работать можно. Только сейчас начал подумывать, что струг, каким бы малым ни был, все же не игрушка, — усомнился в своих силах. Зря: и поднатужиться толком не успел, как «Титаник» плавно и уверенно продолжил путь.

А я остался.

Вот же идиот — о таком надо заранее думать!

В днище не было ни поручней, ни, разумеется, пассажирских сидений — просто голые доски. Гладкие доски, еще и жиром пропитанные от некоего вредоносного жучка. Громадина кормы уходила от меня медленно и уверенно, а я даже уцепиться ни за что не мог. Плыть следом, под водой? Я не рекордсмен-подводник — секунд через двадцать вылечу на поверхность, к радости наших новых знакомых. Схватиться за рулевое весло? Окажусь как на ладони — заметят сразу. Никак у меня не получится продолжить путь вместе с «Титаником».

Думай, Дан!

Берег. Глиняный обрыв метра в два; нависающие над водой пласты подмываемого дерна; завалы древесной рухляди и отдельные коряги.

Решено.

Вжавшись в дно, ориентируясь только по направлению течения, поплыл в сторону берега. Вода мутная, лучники смотрят на нее под острым углом — если хоть немного повезет, то не разглядят меня, несмотря на малую глубину. А если не повезет… лучше думать о хорошем…

Вперед. Быстрее. Блин! Да где же этот берег? До него доплюнуть можно было, а никак не показывается. Рука прошлась по чему-то твердому, неровному. Коряга? Дышать уже давно нечем — некогда разбираться. Осторожно ощупал препятствие. Вроде толстая ветка, тиной поросшая. Перебирая по ней ладонями, пошел вверх, там отчетливо разглядел смутную тень: похоже на бревно. Лицо показалось над водой, осторожно выдохнул отработанный воздух, глотнул свежего, заодно разглядев, что выбрался прямиком под стволом поваленного дерева. Упало оно давно — даже коры не осталось. Разный хлам, сносимый течением, прибивался к этому препятствию, образовав в конечном итоге небольшой завал, на краю которого я теперь нахожусь.

Удачно.

Сверху меня рассмотреть проблематично — дерево толстое над головой. Правда, и я не могу полюбоваться на позицию лучников, чему, если честно, не особо расстроился. Покосился в сторону лодки — ее уже успело отнести метров на тридцать, и останавливаться она явно не собиралась. Течение здесь быстрое — меня, пока боролся с ним, тоже снесло прилично. Приметная ива, что раньше была напротив струга, теперь зеленела выше, метрах в двадцати.

Чуть ли не над головой кто-то коротко выругался, после чего уже цензурно добавил:

— Бегом все за ней! Бегом! Уйдут ведь!

Наверху затрещали ветки, послышался топот множества ног. Топот, кстати, звонкий, что понимающему человеку говорит о многом. Простецкое народонаселение щеголяло по миру в лаптях или небрежно сшитых мокасинах. Сапоги с крепкими подошвами носили редкие мажоры — цены на них кусались. И без обуви было понятно, что за нас не разбойничающие крестьяне взялись, но тем не менее лишний штрих к картине.

Дождавшись, когда шум затихнет, выбрался из укрытия. Осторожно преодолел завал по бревну, избежав хаотического переплетения острых веток, добрался до глиняного обрыва. Здесь, остановившись, посидел с полминуты, убедившись, что шум и впрямь затих: лучники дружно преследуют дрейфующий струг. Сколько их, неизвестно, но, судя по тому, что слышал, о сотне и речи нет: готов на что угодно поспорить — их не больше пяти человек.

Для меня и одного хватит. Доспехов нет, одежды тоже нет — из имущества лишь пояс да кинжал в ножнах. Как-то я легкомысленно решил за борт уйти налегке… А как иначе? С тяжелым арсеналом не поплаваешь…

Зачерпнув на урезе воды комок раскисшей глины, обмазался, но результатом остался недоволен: рыжеватое пятно на фоне зелени и веток слишком выделяется. Не поленился добраться до заводи с илистым дном — добавил себе оттенков черного. Взгляни на меня сейчас инструктор по маскировке — ох и быть мне обруганному и униженному. Но с тем монстром рядовому диверсанту-иномирянину тягаться невозможно — он посреди кафельного бассейна способен так затаиться, что с собаками неделю искать будут.

Вскарабкавшись на обрыв, оказался на отличной тропе — чуть ли не дорога. А мне рассказывали, что берег дикий и здесь только звери бегают… Если это так, то в здешних краях, получается, носороги водятся. А я и не знал…

Пошел вслед за врагами. Понятия не имею, что буду делать, когда их догоню, но что-то делать придется. Нам надо решить этот вопрос — они очень серьезно настроены. И как нас вообще нашли? Поймать бы одного и допросить у костерка.

Ага… как бы самих не поймали… ловец…

Как диверсанту, мне стыдно признать, но на человека руки поднимать еще не доводилось. В другой жизни, на Земле, в краях, где я обитал, убивать друг друга было не принято. Случалось, конечно, но не со мной. Традиционные подростковые драки в расчет не беру — смертоубийство там не присутствовало даже в теории. Йена тоже не считается — когда я врезал ей топориком по шее, от человека в ней оставалась лишь оболочка. И даже на оболочку рука поднялась с трудом… ох и колотило меня тогда. Тюремщик? Так я его почти не трогал — в основном епископ приложился. Хороший шанс открыть список жертв мог представиться с инквизитором — уж его бы я с удовольствием расчленил на тысячу страдающих фрагментов, но гад удрал. Убивать и калечить его раньше времени не хотел — мне он для важного разговора нужен был. А человек — тварь нежная и непредсказуемая: кому-то ноги отрывают, и он на руках доползает до больницы, после чего непринужденно записывается на прием; а другой ножичком мизинчик порежет и, схватившись за сердце, склеивает ласты на месте происшествия. Не мог я тогда на нем отрываться… до разговора; так что счета жертвам не открыл…

Кое-чему меня учили перед заброской сюда. Не только смертоубийственным приемам — психологически готовили. Довелось мне погубить ни в чем не повинную свинью, а самое неприятное — перерезать горло трупу какого-то бесхозного бродяги. Инструкторы считали, что такая милая тренировка поможет преодолеть барьер в случае реальной схватки.

Похоже, пришло время это проверить.

Над головой захлопали крылья. Зеленый, побрезговав садиться на грязное плечо, примостился на ветке и отрапортовал:

— Четыре охотника на одного оленя. Дикие свиньи изумительно злобные. Я волнуюсь за свою безопасность.

— Четыре, говоришь?.. Спасибо, друг, уже легче. Пять было бы хуже, а четыре — да, четырех я легко порубаю голыми руками. Что ж делать-то… Н-да… Ты вот что: ты вокруг меня не летай — ты над ними летай, чтобы я заранее их увидел. Понял? Давай же — не дурак ведь и все понимаешь! Давай, Зеленый, помогай. Одному мне совсем невесело будет.

Зеленый не подвел — по его нечленораздельным воплям, перемежаемым отчетливой площадной бранью, я издали определил месторасположение противника. Остановился, спустился к поваленному в воду дереву, с его ствола посмотрел на реку и внизу увидел наш струг. Он опять остановился, и на этот раз серьезно — уткнулся в корягу так, что его развернуло поперек течения. Епископ, видимо, спрятался в стойле и оттуда общался с лучниками. Те ругались не хуже попугая и требовали немедленно выходить на свет божий, а Конфидус находил какие-то не очень убедительные отговорки. Штурмовать палубу противники пока не отваживались, но всем понятно — обстоятельства полностью на их стороне.

Интересно, а куда делся тот парень? Сумел уплыть вместе с лодкой? Или так и прячется за корпусом?

Увидев, как над деревьями промелькнула зеленая точка, определил, что попугай кружит метрах в тридцати выше струга. Видимо, там располагается первый стрелок — остальные заняли позиции ниже по реке. Если глаза меня не обманывают, заросли там не менее густые: возможно, друг друга они не видят. Значит, есть шанс перебить их поодиночке или как минимум хотя бы уменьшить их численность до трех.

Смогу я это?

Нормальный герой легко смог бы. Прямо с этого бревна выжег все на два гектара заклинанием «Божественное барбекю». Или, если вести себя скромнее, достал бы парочку мечей и устроил там танец, в финале которого не остается живых зрителей.

Заклинание «Божественное барбекю» у меня как-то не особо хорошо получается. Если точнее — никак. Ламбада с мечами тоже… подозреваю, имеется интимная причина, мешающая раскрыть мой танцевальный талант. Даже более того: не уверен, что и без танца смогу прирезать хоть кого-нибудь, даже если сумею подкрасться со спины. Что-то подсказывает — передо мной негативно настроенные люди, не слишком сильно ценящие чужую жизнь и очень даже сильно оберегающие свою. Подобраться к ним незаметно, возможно, будет не самым легким делом.

А какая альтернатива? Бросить епископа самостоятельно с ними разбираться и отступить в лес? А потом что? С голым задом пробираться по незнакомой местности непонятно куда?

Нет, такие перспективы не вдохновляют.

В голове мысли одна трусливее другой, а многострадальные ноги почти уверенно шагают по тропе. Крики Зеленого все ближе — агрессивно настроенный птиц носится над кронами деревьев, описывая четкую окружность вокруг… Вокруг кого же? А вот и ответ: прямо на тропе расположился первый враг.

Мужчина в куртке из некрашеной кожи, на голове смешная шапочка — такие здесь многие носят. Вроде котелка, что в старину таскали. В руках длинный лук со стрелой на тетиве — внимательно уставился в сторону реки в ожидании подходящей цели. Обстрела больше не ведет — видимо, запас боеприпасов не бесконечен.

Справа от тропы, за узкой полоской зелени, течет река; слева заросли, тянущиеся, похоже, далеко. Лес пойменный, сырой, заросший кустарником и мелкими корявыми деревцами. Пробираться по такому бесшумно только змея сможет, да и то с трудом. Я не смогу… Зато сама тропа чистая, лишь сучки опавшие изредка под ноги попадаются. Вот это для меня — подойду бесшумно, а если и будет шорох, так за воплями Зеленого его не расслышат.

Противник почуял неладное, когда до него оставалось не больше десяти шагов. Как понял? Не знаю. Шестое чувство, наверное. Просто резко обернулся, уставившись мне в глаза. Без испуга даже — ошарашенно немного и очень серьезно.

Я рванулся вперед, мечтая превратиться в пулю, но — увы, так и остался человеком. Медленно, слишком медленно. Рука на рукоять — кинжал из ножен. Противник разворачивается, натягивает лук. Длинный деревянный лук, почти с человеческий рост, и стрелы у него тоже длинные. Таких, как я, на одну можно парочку нанизать, если поперек — получится шашлык.

Меня пробовали учить метать ножи и кинжалы, дав азы, но этого явно маловато — если не получится, останусь безоружным. С удивительной скоростью враг оттянул тугую тетиву, с хлопком отпустил. Между нами не больше десятка шагов, но я ухитрился увернуться, уйдя вбок, — стрела лишь чиркнула по плечу, оставив кровоточащую борозду. Поняв, что вторую выпустить не успеет, противник без колебаний швырнул в меня лук, попятился назад, выхватив короткий меч, заорал:

— Сюда! Он здесь!

Будь ты проклят! Это против правил! Ты должен был сразиться честно — один на один, как в порядочном кинобоевике! Для меня и одного много, а если прибегут все…

Надо торопиться — у меня считаные секунды до прихода истинных неприятностей.

Как будто их без того не хватает…

Отчаянный выпад в лицо враг даже не стал парировать — просто отошел еще на шаг, выставив меч перед собой. И что дальше? У него оружие длиннее моего в полтора раза — удерживая дистанцию, он попросту не даст себя даже поцарапать. И атаковать не собирается — тупо тянет время, дожидаясь подмоги.

Из-за поворота тропы выскочил новый противник. Все — сейчас я останусь один против четверых.

Враг ухмыльнулся, издевательски поманил к себе:

— Бросай свой ножик — я тебя не обижу.

Не унижаясь до ответа, молча развернулся, бросился в кусты. Далеко позади хлопнула тетива, но я даже не вздрогнул — в этих дебрях из лука меня не достать. Враги не дураки — тоже поняли: кто-то заорал:

— Луки бросаем — они там только мешать будут. В стороны расходитесь — сейчас к болоту его прижмем.

Вот почему мне так не везет? Выходит, где-то за лесом болото имеется? И, сильно подозреваю, непроходимое… Видимо, противник успел изучить местность, а я вот нет…

Ветви царапали кожу, норовили заехать в глаза, но я все мчался вперед, лихорадочно высматривая кое-что, способное помочь в такой ситуации. Как там говорил товарищ Здравствуйте? «Копье и вовсе сойдет деревянное — главное, найти подходящую сухую палку. Обжигать ее на костре, как упорно советуют в низкопробных пособиях и художественной литературе, не спешите — если древесина действительно подходящая, то при неравномерном обжиге вы рискуете испортить ее трещинами или даже сжечь. Кстати, насчет практики — завтра вас вывезут в лес, и я вам на местности покажу, где и как можно добыть качественную древесину. Это не так просто — нам ведь надо работать с сухой, но не трухлявой. Опытный человек сможет заметить такое сырье издалека, а наша задача — сделать из вас именно такого опытного человека». С точки зрения здравого смысла обучать меня такому не стоило: если я попаду в мир, где остро понадобится деревянное копье, вряд ли я там даже за сотню лет смогу собрать резонатор для открытия портала. Слава богу, что программа подготовки не всегда дружила с логикой.

За спиной уже трещат ветви под ногами преследователей, а я все еще не нашел подходящей ветки. Впереди светлеть начинает — похоже, лес заканчивается. А за ним, как я понимаю, болото…

Вот! Уже у опушки! То, что надо! Тонкое деревце, высохшее на корню в тени местных великанов. До последнего тянулось к свету, ввысь — стволик ладонью можно обхватить, но при этом до вершинки метра четыре.

Остановился, припал на колено, навалился, резко рубанул. Затем еще и еще. Готово — срубил. Теперь еще несколько резких ударов — уплощенный наконечник готов. С другого конца сильный завершающий удар — и обломать.

Все — у меня в руке деревянное копье. Метра два с небольшим — для моих целей вполне подходит.

Еще рывок, но недалеко — остановился в самых густых зарослях. Над сплошной зеленой стеной лишь голова выглядывает — все, что ниже, рассмотреть трудно. Поспешно делаю пару выпадов, убедившись, что тонкие ветки не слишком мешают удару, — даже в этой тесноте могу попортить кожу. Острие из правильного дерева ничем не уступает стали при условии, если на противнике нет доспехов.

Дерево у меня правильное, а доспехов пока что не видел.

Впереди зашевелились кусты, выскочил первый враг. Тот самый, что из лука в меня безуспешно стрелял, а потом мечом отмахивался. Увидел голову над кустами, осклабился:

— Он здесь! Сюда! Быстрее!

Ухмыльнувшись, посоветовал ему нехорошее:

— Мужа зовешь? А ты похрюкай — быстрее примчится.

Свиней здесь, как правило, не любят, вот и этот не исключение — мгновенно помрачнел, покачал головой:

— Зря ты так. Умер бы легко, а теперь придется тебе кишки на ветки намотать.

— Ну так вперед — или без своего мужа-борова ни на что не годен?

Здравый смысл требовал от противника простого: подождать остальных, чтобы окружить меня и прирезать без риска. Но терпеть столь страшные оскорбления не смог — пошел вперед, поднимая меч. Впрочем, особой опасности я не представлял: голый, с коротким кинжалом. А у него кожаная куртка и широкий меч. Тоже короткий, но с моим оружием его даже сравнивать смешно. Копья он не заметил, и даже шум, издаваемый при его изготовлении, вряд ли слышал за треском веток, грохотом шагов и собственным тяжелым дыханием при беге.

Я не дал ему права нанести первый удар — сделал выпад, едва он достиг дистанции поражения. Припасть на колено, резкий тычок — все как учили. Древесину я выбрал хорошую: без гнили и дефектов, идеально сухая. Кожа у него на куртке тоже хороша, но это ведь не доспех — острие, легко пробив одежду, ушло в брюшину.

Поднимаясь, шагнул назад, с поворотом вырвав оружие из раны. Без брезгливости, даже с радостью, увидел, что наконечник окрасился кровью ладони на полторы.

По теории удар в такое место считался очень болезненным, и на практике оказалось так же: тонко заскулив, противник моментально потерял агрессивность, неуверенно попятился назад, зажимая рану левой рукой. В правой продолжал держать меч, но уже без тени боевого задора — просто демонстрировал мне, что все еще опасен. Но крик, вырвавшийся из горла, говорил обратное:

— Он убил меня!!! Убил!!! Убил меня!!!

Слева и справа трещали ветки под ногами преследователей — растянулись в линию, пытаясь прижать меня к болоту. Только не предвидели они, что в линии этой прореха возникнет. А она взяла и возникла — этот скулящий стрелок больше не противник.

Не обращая на крикуна внимания, обошел его слева — кинулся назад, к реке, стараясь производить как можно меньше шума. Раненый не пытался мне помешать — все так же орал одно и то же. Это хорошо: во-первых, лишний шум создает; во-вторых, ничего важного подельникам не сообщает. Они еще не знают, куда я направился. Пока доберутся туда, пока сумеют расспросить, я уже далековато оторвусь. Мне нужно получить фору — пусть их стало меньше на одного, но трое — все равно слишком много. Ну не супермен я — мне и один на один страшновато выходить против таких головорезов. Вряд ли за нами послали кондитеров или трубочистов — наверняка серьезные ребята.

Но одного я все же сделал! Пусть и схитрил, но сделал! Я все же крут!

С этими веселыми мыслями продолжал мчаться к реке. Перепрыгивая через поваленные деревья, огибая непролазные заросли, приседая под низко нависшими ветвями. В крови бурлил адреналин, в босые ступни больно впивались сучки и неровности земли, но я не обращал на это внимания — ноги уже привыкли к страданиям. И вообще, раз я крут, мелочи не должны меня волновать.

Когда пробегал мимо широкого раскидистого дуба, из-за него спокойно вышел высокий человек, выставил ногу. Споткнувшись о нее, я рухнул будто подстреленный, вдребезги разнеся головой трухлявый пенек.

Дан! Ты не крут! Ты просто придурок слепой!

Пенек был трухлявым, голова у придурков традиционно крепкая, но сила удара впечатлила — на несколько мгновений в глазах потемнело, а тело попыталось превратиться в непослушное желе. Несмотря на это, я сумел подняться, неуверенно потянулся к ножнам, но тут же остановился: передо мной оказался не враг. Конфидус стоял в мокрой одежде, в руке сжимал длинный меч, приватизированный из запасов Хорька, в глазах его читалось обидно слабое раскаяние по поводу произошедшего.

— Епископ! Да вы чего! Не видите разве, кто бежит?!

— Дан, в этих зарослях разве увидишь издали?! Еле спрятаться успел, как шум от вас услышал. Простите, не хотел.

— Спасибо, что мечом не пырнули!

— Ну что вы! Я ведь еще не знал, кто это: надо было убедиться, перед тем как бить. Дан, простите, что прерываю нашу учтивую беседу, но не пора ли о деле подумать? Я слышу шум — сюда кто-то приближается.

— Их четверо. Одного я подранил — вот эту палку в брюхо ему сунул. — Нагнувшись, я поднял оброненное копье, продемонстрировав окровавленное острие.

— Если в живот попали, то теперь их трое — с такой широкой и глубокой раной он не боец.

— Да — он так и орет вдалеке. Слышите? И еще: луки свои они у реки побросали — здесь с ними тяжело бегать.

— Правильно сделали — лук с натянутой тетивой за все на свете цепляться любит. Что у них за оружие осталось?

— Тот, кого я ранил, с мечом коротким, остальных не видел.

— Кольчуги? Шлемы?

— Да не видел я других! У раненого куртка была из кожи толстой. Не доспех, а просто куртка — легко деревяшкой проткнул.

— Понятно — чистые стрелки, скорее всего. Издали ловко бьют, бесспорно, а вот лицом к лицу посмотрим еще… Давайте назад отойдем, к тропе — там посвободнее. Если у них тоже мечи короткие, я их легко достать смогу. А если лук найдем, то стрелять из-за моей спины в них будете. Простите, Дан, ваш меч я не догадался с лодки прихватить, а с таким кинжалом вы много не навоюете против их мечей.

Лук мы найти не успели — парочка преследователей выскочила на тропу одновременно с нами, но метрах в пятнадцати ниже. Они не стали терять времени на разговоры — пошли на нас. Один сжимал такой же широкий короткий меч; другой, взяв в левую руку узкий длинный кинжал с массивной крестовиной, в правой начал раскручивать железную гирьку на кожаном ремешке. Неуверенности противники не проявляли и не вели себя легкомысленно: шли медленно, внимательно нас изучая, оружие держали непринужденно привычно.

Епископ шагнул вперед, замер в позе солдата, получившего команду «вольно», медленно опустил меч, упершись острием в песок. Враги, переглянувшись, начали расходиться, насколько позволяла ширина тропы: в клещи брали. Но Конфидуса это не беспокоило — стоял так же неподвижно.

Первый решился — рывок вперед, замах кистенем. Епископ резко вскинул меч, ухитрившись этим движением швырнуть в лицо нападающему тучу песка. Тот, естественно, растратил боевой задор, попятился назад, пытаясь раскрыть засыпанные глаза. Не успел: уверенный короткий замах — и меч самым кончиком бьет в висок. Хруст кости, брызги крови, и епископ уже разворачивается ко второму, успев парировать его удар.

Мечи столкнулись с резким звоном. Конфидус немедленно атаковал колющим ударом, но неудачно — противник отпрыгнул назад, прикрываясь от наседающего епископа.

Лука, чтобы стрелять из-за спины товарища, у меня не было, но имелось копье — шагнув вправо, чтобы не мешала спина Конфидуса, сделал все тот же выпад, надеясь, что и сейчас попорчу брюхо. Не удалось — враг на этот раз прекрасно видел мою деревяшку и не захотел покрасить ее своей кровью. Ударил мечом. Не перерубил, но отбросил в сторону с такой силой, что я, потеряв равновесие, едва не завалился на бок. И потому пропустил атаку епископа, увидев лишь ее последствия: противник с криком пятился, разбрызгивая кровь из рассеченного запястья. Его оружие лежало на песке.

— Дан! Стойте! Живьем возьмем его! Я оглушу!

Дельная мысль — поговорить с пленником не помешает.

Вдали отрывисто хлопнуло, уже рядом приглушенно стукнуло. Раненый враг, прекратив пятиться, неловко развернулся, осел на землю, распластался на животе. Все еще пытался куда-то ползти, но лишь загребал ладонями песок. Между лопаток у него торчала длинная стрела с серым оперением.

Не сговариваясь, мы бросились в кусты, спасаясь от стрелка.

— Четвертый остался еще! До лука добрался! Своего прибил! — крикнул я.

Епископ, встав на четвереньки, на миг высунул голову из кустов, изучая тропу, и тут же досадливо сплюнул:

— Дан! Здесь свои!

— Какие еще свои?! Четвертый стреляет!

— Должен быть еще один. Ты его видел?! — крикнул епископ кому-то невидимому.

— Я его убил, — коротко ответили невдалеке смутно знакомым голосом.

Конфидус вышел из кустов, остановился. Он все еще был напряжен и настороженно оглядывался по сторонам, но хлопанья тетивы больше не раздавалось — никто не пытался его обстрелять. Все еще ничего не понимая, я выбрался следом и увидел, как по тропе приближается недавний знакомый — тот самый парень, которого подняли на борт в состоянии анабиоза и с которым я сталкивал лодку с мели. Одежда его была такой же мокрой, как и у Конфидуса, в одной руке он держал длинный деревянный лук, в другой несколько стрел. Лицо его было спокойным и характерно нездоровым — похмельная муть все еще не выветрилась.

Мне не стоило большого труда разобраться в произошедшем. Очевидно, когда стрелки дружно бросились за мной, опытный епископ воспользовался моментом — добрался до берега. Благо лодка опять засела на мелком месте и плыть не пришлось. Парня, видимо, тоже потянуло на подвиги — отправился следом и, найдя один из брошенных нападавшими луков, использовал его против хозяев.

Оставалось непонятным одно.

— Эй! Ты где так хорошо стрелять научился?!

Присев возле все еще шевелящегося бандита, тот, достав нож, начал хладнокровно вырезать стрелу, скупо пояснив:

— Охотиться я люблю. В лесу учился.

— Браконьер, значит? — иронично уточнил епископ, не переставая озираться.

— А ты что? Лесник королевский? Или егерь баронский? — так же невозмутимо уточнил парень.

— Нет. Просто интересуюсь. Дан, вы уверены, что их было четверо?

— Так Зеленый сказал. Вон он, над нами кружит, и кричать перестал. Значит, никого рядом нет. Он глазастый.

— Ух ты! Ваша птица как человек разговаривать может? Это что — настоящая птица стража?

— Настоящая…

— А вы, значит, страж?! — изумился лодочник, вытирая вырезанную стрелу о штаны затихшего врага.

Отвернувшись, кивнул:

— Да, страж.

Смысла скрывать это или отказываться по причине самозванства больше не видел — даже под пытками не сумел от этой роли отвертеться.

Парня звали Люк, и характер у него был как у замороженного эскимоса: более спокойного человека я еще не встречал. При этом он оставался хладнокровно-опасным — полезное сочетание. Показав нам тело второго противника, он лениво рассказал, как, выбравшись на берег, увидел валяющийся на тропе лук. Как, не найдя колчана, вернулся на струг и вытащил несколько стрел, засевших в мешках с продуктами и овсом для лошадей. Как, вернувшись, услышал шум и, дождавшись, когда враг выскочит из кустов, почти в упор пробил его грудь насквозь. Даже на рану, полученную при ударе тетивой по предплечью, пожаловался таким же ровным голосом.

Мы лишились почти схваченного пленника, но ругать за это Люка не стали — его вины в этом нет. Оставалась надежда, что тот, которого я приласкал заточенной палкой, все еще в состоянии говорить, но и она не оправдалась — к тому моменту, когда нашли его в зарослях, он был уже мертв. Судя по бледности, умер от потери крови — внутренности я ему попортил сильно.

Кстати, в процессе поисков выяснилось, что Люк умеет не только с луком обращаться: он безошибочно прошел по моим следам, иначе бы мы долго бродили по этим дебрям.

Затем он так же легко распутал следы нападавших, подтвердив, что в засаде их действительно было четверо. Это нас обрадовало — подтвердились слова Зеленого. Вскоре обнаружилась и стоянка бандитов, а точнее, полянка, на которой они оставили коней. Четыре лошадки лежали на траве, поджав ноги под брюхо. Две еще всхрапывали, две не подавали признаков жизни.

Присев возле мертвой, Конфидус поднял веко, затем палочкой разжал челюсти, покачал головой:

— Дан, они не загнаны. С ними что-то другое… очень плохое.

— Что?

— Не знаю. Не видел такого никогда. У нее из глаз кровь сочится, а язык почернел. И мокрая вся — будто маслом намазали. Если это пот, то впервые такой вижу.

Люк, исследовав еще живую лошадь, равнодушно перерезал ей горло коротким узким ножом, после чего согласился с епископом:

— Нечистое дело. Тьмой попахивает. Плохое что-то с лошадьми сделали. Зачем так было делать?

— Зачем… Да чтобы мчаться как можно быстрее и без отдыха, — разумно предположил епископ. — Наверное, чем-то опоили, хотя не доводилось мне про такое мерзкое зелье слышать.

— Жаль, всех убили — карающим надо было их сдать. Темные любят лошадей мучить — это всякий знает. Карающие с такими быстро разобрались бы…

При упоминании наших «друзей» мы синхронно вздрогнули, а я, не сдержавшись, возразил:

— Люк, ты мало знаешь об инквизиторах. Скорее всего это они и есть или их люди. И не смотри, что без ряс.

— Как это? — все так же холодно, без тени удивления, спросил лодочник.

— А так… Я — страж. А комиссар карающих Ортара меня схватил и пытал, желая узнать секреты ордена полуденных. Мне удалось сбежать, и моему другу тоже. Думали, что по реке получится оторваться от погони, но…

— По реке вас не догнали бы — Рин хоть и жадина каких мало, но лучше его Ташу никто не знает. Если у них еще есть такое зелье, то дальше идти рекой опасно — опять в засаду попадем.

— Да забудь ты про реку. — Епископ покачал головой. — Рин мертв, его помощники тоже. Ты один лодку не поведешь. Радуйся, что выжил: не лежи под бортом — попал бы под стрелы тоже. Спасло тебя пьянство.

— Не пьяница я… — Покачав головой, Люк впервые проявил тень сильных эмоций, уничижительно прошипев: — Все из-за меня. Рину глаза мои нужны были сейчас, а я валялся, головой страдал. Не будь этого — заметил бы засаду, может быть. Я глазастый, за это и ценил он меня. Не виноват, что напился вчера. Свадьба ведь, а мне пришлось невесту забирать. А при этом не пить, а упиваться приходится: насильно ведь заливают. Не люблю я такого, а все равно пришлось. Откуда мне было знать, что пойдем к границе!

— Не ругает тебя никто, — добив последнюю лошадь, сказал Конфидус. — Дан, что делать будем? Рекой опасно — вдруг такие группы у них еще есть. Повезло, что в этой лишь четверо было, но кто знает, сколько в других окажется. Парни были неслабые — похожи на профессиональных лучников. Из солдат, наверное. Били очень быстро и метко, и нас пытались через борт достать — некоторые стрелы на другой стороне досок проклюнулись наконечниками. Немногие смогут бить так сильно и с такой быстротой — трое мужиков и пикнуть не успели. Я осмотрел их раны: не куда зря, а по самым болезненным и смертельным местам угораздило. Гибель верная и скорая. А вот вблизи уже не то совсем — я эту парочку легко успокоил, хотя сам давненько с воинскими забавами разлучен. Лучники это, возможно, даже королевские — издали опасны, а если добежать до таких сумеешь, то пару дюжин легко на меч намотаешь, если не оплошать. Второй раз может не повезти — против таких умельцев и кольчуги не защитят. Не стоит рисковать: они ведь явно знали, куда мы идем. Можно попробовать по лесам пробраться — хоть и медленнее выйдет, но перехватить там трудно. Разве что по следу догонят, но это не так опасно, как в засаду угодить.

— Согласен. Люк, у Рина остались деньги. Он должен был вернуть нам двадцать золотых, когда струг ему отдадим на границе, но теперь… Возвращайся назад и приведи помощь — лодку надо вернуть. Деньги… С золотом сам решай что делать — нам чужого не нужно. Я бы отдал семье Рина, а себе оставил только несколько золотых, но у тебя своя голова. Мы поможем похоронить мужиков — и уедем по суше: нам нельзя задерживаться.

— А куда вы вообще едете?

— А почему спрашиваешь? — подозрительно уточнил епископ.

— Да, может, с вами подамся куда-нибудь.

— Это еще зачем? — удивился Конфидус.

— Да не хочу я домой возвращаться. Родителей моих мор забрал, а хозяйство теперь у старшего брата. Нет у меня там своего ничего.

— Думаешь, с нами великие богатства наживешь? — уточнил я.

— Думаю я, что с вами веселее будет. И еще интересно мне — каково это при страже настоящем быть. И хочется мне холостым хоть немного побегать, а не жениться на Тере — красавице парновской. Если вернусь, то оженят — на свадьбе, где упоили, Парн руки нам переплел прилюдно. После такого в две седмицы полагается женить… не отвертеться.

— И чем тебе не нравится эта Тера? Сам говоришь, что красавица.

— Ага. Красавица, конечно. Всем она мила. Из тех, кто под подолом дупло медоносное прячет, и злых пчел в том дупле не водится. Кто сладенького захотел, тот знает, где его искать. Сладенькое многие любят, и Тера мало кому из них отказывает. Парну это надоело — и надумал ее выдать за кого угодно, лишь бы не позорила. Вот и решил, что кого первого на ней поймает, тот и мужем будет.

— И ты, значит, попался? — понимающе уточнил я.

— Попался… Хозяйства или другого наследства за мной нет — никто за меня заступаться не станет всерьез. А если Парну откажу, то он по праву может плохо поступить с тем, кто дочку испортил. А то, что она родилась испорченной, не поможет — попался-то я, а не кто-то. Как теперь откажешь? Соберет мужиков и сделает со мной такое, что я уже точно никого никогда не испорчу. Община смолчит — право у него такое есть. Думал в конце пути на границе остаться — записаться в солдаты, лишь бы не под венец идти с такой доброй красавицей. Так что не хочу я назад — с вами лучше будет.

— А лодка? Бросить ее? Не жалко?

— Если вы на границу, то из крепости весть подадим. Напишу, где ее оставили, и деньги можно передать вдове Рина через армейскую почту — не нужно мне чужого. Ну так как? Возьмете?

Я не колебался: парень, похоже, надежный, к тому же в лесу отлично ориентируется.

— Люк, я не против. Но ты должен кое-что знать: мы сейчас не на границу направляемся, а в Межгорье. Там, у крепости, что на Шнире стоит, нас люди дожидаются. По приказу короля мы должны очистить Межгорье от остатков погани и восстановить замок или даже несколько замков. И закрепиться там, чтобы Тьма не забрала эту землю. Трудная задача и опасная, а сил у нас немного.

— Ну раз сил у вас немного, то я вам точно не помешаю. Лес знаю хорошо, а в Межгорье его много вроде бы. И дорогу могу показать до Шниры короткую — хоть сам туда не ходил, но как идти, понимаю. Стреляю, сами видели как, а могу и лучше, если лук под свою руку вырежу из дерева правильного. Понадобится, так и с седла могу стрелы пускать, только не так далеко, да и мазать чаще буду. Так быстро, как эти варнаки, бить не смогу, но зато пометче — у них на три попавших стрелы одна мимо шла, а у меня на таком расстоянии промахов нет. С мечом не пробовал, но топором умею, и ножом в кабацких драках доводилось ребра чужие щекотать. До работы не ленив и рос в деревне, так что все умею, что надо в деревне уметь, разве что за плугом не ходил никогда, но к этому молодых у нас не принято допускать. А надо — встану! Чего там сложного такого?! По мне, так сеять гораздо труднее — непросто равномерно зерно рассыпать по пашне.

— Ладно! — Я поднял руку, прерывая поток рекламы личных достоинств. — Ты зачислен в отряд. А не боишься, что Парн и там тебя достанет?

— Да проще в аду достать, чем в Межгорье. Подыщет другого дурака для своей дочки сладкой — к ней за медом от самой околицы очередь тянется. Найдет… Ох и голова гудит — это ж надо было так напиться, что до сих пор болею…

Зеленый, прекратив барражировать над деревьями, опустился на плечо, с ходу въехал в ситуацию и заискивающе обратился к новобранцу:

— Уважаемый! У вас случайно не осталось хоть немного того, от чего вы испытываете столь великие страдания?!

— И вправду говорит! Как человек! — Люк, сбросив ледяную маску, изумился почти по-детски. — Прости, птица стража, нет у меня ничего. На свадьбе ребята напоили, а сам я до браги не охоч.

— Бесполезный уродец, — разочарованно вздохнул попугай.