Наутро выпал снег, который через пару часов растаял под лучами вышедшего из-за туч солнца. Первый зримый признак приближающейся зимы заставил женщин засесть за шитье зимней одежды. Выбор материала был невелик, и в дело шло все, что удавалось найти: старые одеяла, портьеры, ковровые покрытия из коттеджей, чехлы с сиденьев брошенных на дорогах машин.

По берегу реки, противоположному тому, на котором находился лагерь, протянулась серая полоса дороги, приближающаяся к мосту.

– Медлить далее нельзя, – сказал Кийск, глядя в бинокль на то, как слаженно и быстро работают на дороге машины. – Завтра они примутся за мост.

– Уходим утром, – решил Баслов.

Остаться в коттеджах, чтобы дожидаться механиков, не пожелал никто.

Сборы происходили быстро, по-деловому, почти при полном всеобщем молчании. Время от времени в стылом утреннем воздухе звучали только короткие, отрывистые команды старших групп, на которые разделил весь отряд Баслов. Сделано это было с той целью, чтобы никто не отстал и не потерялся во время перехода и особенно в лесу, когда невозможно будет двигаться вперед единой компактной группой.

Разместить всю поклажу, хотя и была она невелика, на имевшихся семи телегах, притом, что на них нужно было еще оставить место для тяжелораненых и маленьких детей, оказалось невозможно. Оставшийся груз разделили между людьми.

Начало нового пути было безрадостным, но, вопреки опасениям Кийска, не раздалось ни стенаний, ни причитаний по поводу грядущих тягот и невзгод.

Дорогу впереди проверял взвод пехотинцев под командованием Баслова. С тыла отряд прикрывала группа солдат во главе с Кийском, рядом с которым находился и Киванов. Колышко и Вейзель двигались в центре отряда, между обозом и идущими пешком. На них ложилось управление растянувшейся на значительное расстояние процессией.

Отряд двигался на северо-запад, в направлении, где две берущие начало в столице дороги должны бы расходиться в стороны.

К полудню сошли с проселка, пересекли заброшенное картофельное поле и начали углубляться в лес.

Никто не знал здешних мест, но, судя по карте, раскинувшийся на десятки гектаров лес являлся частью большого природного заповедника, и лишь незначительный его участок, с того края, где беженцы вошли в лес, был в свое время открыт для туристов и отдыхающих. Нарисованный на карте лес был похож на огромную, пришпиленную к бумаге бабочку. Лес пересекали две реки, а в центре, где крылья бабочки соединялись, лежало болото со множеством больших и малых островов.

На ночлег остановились возле трех летних туристских домиков. Судя по тому, что во всех помещениях был абсолютный порядок, после вторжения сюда никто не заглядывал. В кладовках нашлось кое-что из теплой одежды, палатки, спальные мешки, небольшой запас консервированной пищи и – что особенно обрадовало Баслова – богатый набор рыболовных снастей. При весьма скудных запасах питания беженцам в скором времени предстояло вплотную заняться добычей пищи – охотой и рыбалкой. Возле крайнего домика находился колодец, из которого запаслись водой.

Не таясь, развели костры. Существовала реальная опасность обратить на себя внимание возможных преследователей или привлечь новых врагов, но людям нужно было согреться и поесть горячей пищи.

Кийск сидел у костра, накинув на плечи обрывок коврового покрытия, и тщетно пытался обернуть его вокруг себя так, чтобы ниоткуда не поддувал холодный ветер. Он терпеть не мог холода, но в экстремальных условиях сносил его спокойно, относясь как к данности.

Выйдя из темноты, рядом с ним присел Киванов.

– Дрожишь? – спросил Борис.

– Дрожу, – честно признался Кийск.

– Коньяк кончился?

– Я не использую его как согревающее, – только для приведения в чувства нокаутированных бойцов.

– Знаешь, Иво, мне не дают покоя мысли о Лабиринте.

– Конечно, – усмехнулся Кийск, – там было теплее.

– Нет, послушай, я серьезно. Совершенно ясно, что не механики создали Лабиринт.

– Это почему же?

– Не тот уровень технологий и совершенно иная эстетика.

– Убедительно. И что дальше?

– Почему Лабиринт позволяет им пользоваться собой?

– Возможно, он их попросту не замечает.

– Исключено. Они же ходят по нему толпами туда и обратно, протаскивают через него технику. Кроме того, им удается каким-то образом сохранять прямой путь и постоянно держать открытыми, по меньшей мере, два входа – один здесь, на Земле, а другой там, откуда они явились. Такого невозможно не заметить. Это все равно, как если бы ты не обратил внимания, что у тебя на животе муравьи начали строить муравейник.

– Да, такое я, пожалуй, замечу, – согласился Кийск.

– Значит, этот момент ты уяснил? Идем дальше?

– Идем.

– Дальше получается, что Лабиринт намеренно сводит вместе механиков и людей. Вопрос – для чего?

– Чтобы механики обратили нас в свою веру.

– Ответ неверный.

– Для чего же тогда?

– Мы не знаем, когда Лабиринт впервые встретил на своем пути механиков, зато нам известно, как он познакомился с людьми. Микробиолог, встретив неизвестный вид бактерий, начинает его изучать. Так же поступил и Лабиринт. Микробиологической чашкой стала для него планета РХ-183, на которой поселилась колония людей. На них он и производил свои исследования. Оставшись доволен результатами экспериментов, Лабиринт решил использовать новый найденный вид в собственных целях. Он свел нас с механиками для того, чтобы не они нас, а мы их наставили на путь истины.

– А по-моему, все идет как раз наоборот.

– Существование объектов биологической природы в виде матрицы, вставленной в металлический каркас, является противоестественным.

– Наверное, не для всех.

– Лабиринт является первоосновой всего сущего, и для него это безусловно является аномалией.

– И что же, выбрав нас на роль миссионеров, он натравил на нас механиков и оставил при этом с голыми руками?

– Только для того, чтобы продемонстрировать, к каким результатам приводит механистическое извращение человеческой природы.

– И каким же образом мы должны вразумлять механиков.

– Вот этого я не знаю. Но у Лабиринта наверняка есть какой-то.

– Почему ты так думаешь?

– Доказательством тому являешься ты.

– Я? Это как же?

– Лабиринт дважды вернул тебя на Землю.

– Случайность.

– Нет. Вернемся к примеру с микробиологом. Закончив работу, он уничтожает объекты своих исследований, оставляя только заинтересовавшие его, необычные экземпляры. Таким особо ценным экземпляром для Лабиринта являешься ты.

– Я несколько раз мог погибнуть.

– Но ведь остался цел. Лабиринт хранит тебя. Ты – ключевая фигура в задуманной и осуществляемой Лабиринтом сложной многоходовой комбинации.

– Значит, если бы тогда, на заднем дворе, когда механик выстрелил в меня, ты не подставил свою руку, то земля б подо мной разверзлась, и меня поглотил Лабиринт?

– Может быть и так. А может быть, произошло бы что-нибудь другое, но, в конечном итоге, ты все равно остался бы жив.

– Ты так думаешь? – Кийск откинул край накрывавшего его коврика, выдернул из-за пояса пистолет, взвел курок и приставил ствол к виску. – А как поступит Лабиринт, если я сейчас нажму на курок?

– Никак, – спокойно ответил Киванов. – Потому что ты никогда этого не сделаешь. Может быть, именно поэтому Лабиринт и выбрал тебя?

Кийск усмехнулся, поставил пистолет на предохранитель и спрятал его.

– Как бы там ни было, – устало произнес он, накинув на голову покрывало, – сейчас я совершенно ни на что не годен. Мне холодно, и я хочу спать.