Глава 17. АМБАР МЕРТВЯКОВ
(Кастор)
Рука в перчатке из серой кожи отпустила мохнатую еловую лапу. Несмотря на тяжесть, та разогнулась быстро и мягко — словно полная женщина всплеснула кистью. Приютившаяся в низине деревня вновь скрылась из виду.
Мужчина в грязном кожаном нагруднике (поверх грязного же синего камзола) поскреб подбородок и повернулся к своей спутнице, сидевшей на земле и имевшей вид ничуть не более чистый. Её длинные, некогда светлые локоны спутались в один сплошной колтун; из волос торчали сухие сосновые иголки, коих казалось больше, чем шпилек в прическе самой завзятой модницы. Темное платье хранило на себе следы долгого трудного путешествия. Батистовые кружева с рукавов были беспощадно содраны; они пошли на импровизированную повязку, которой мужчина завязал обильно кровоточившую колотую рану в левом плече. Само платье изрядно обтрепалось о кусты и ветки, местами через дыры виднелась бледная кожа. На щеке девушки темнел багровый след ожога — размером с серебряный талер. Когда ожог сойдет, его сменит рубец, свести который без помощи целителя, знатока косметических заклинаний, уже не удастся. Правда, безучастный, подавленный вид девушки говорил о том, что проблема с внешностью ей сейчас глубоко безразлична. Равно как и прочие проблемы, включая голод, холод и страх смерти.
Обоим путникам здорово досталось, но, тем не менее, они были сейчас в лучшем состоянии, нежели товарищи человека в кожаном нагруднике и темно-синем камзоле.
«Потому что мы всё ещё живы!».
С такой мрачной мыслью Кастор ди Тулл, а это был он, бывший старший экзекутор ордена Очищающего Пламени, шагнул к девушке и рывком поднял её на ноги.
— Там деревня, — сказал он (впрочем, больше для себя, чем для спутницы). — Опасно, но придется попробовать. Без еды и проводника мы далеко не уйдем.
Не дожидаясь ответа, рыцарь начал спуск, потянул девушку за собой. С трудом переступая распухшими ногами, она последовала за ним безмолвной тенью.
С момента бегства из Башни Кастор несколько раз ловил себя на том, что никогда и ни с одной женщиной не обращался столь бесцеремонно и грубо. Да, ситуация была отчаянной; да, в их положении не приходилось миндальничать; да враги шли за ними по пятам. Но любую другую он хотя бы попытался оберегать, щадить; на худой конец, ободрять время от времени! Как бы то ни было, он — рыцарь. Вот только девушка (Яна, хмуро напомнил себе ди Тулл) не вызывала у него, как у мужчины, никаких чувств. Даже плотского желания, несмотря на свою молодость и красоту. Апатичная, бесчувственная, вяло-покорная, вечно (по крайней мере, ту часть вечности, что они провели вместе) погруженная в себя, она казалась рыцарю сомнабулой. Созданием из другого мира, не способным осязать и понимать мир этот.
Но главное заключалось в другом.
Много хороших людей сложили головы, чтобы она могла вот так безвольно брести, не раскрывая рта и реагируя лишь на приказы и тычки!
…слишком много.
Перед внутренним взором Кастора вереницей прошли лица бойцов его дружины, погибших в том бою. Экзекуторы отбили Яну у сектантов и сами угодили в засаду. На тот момент Башня ещё стояла неприступной, внушая страх живым (и неживым) врагам…
Молодой нетерпеливый брат Саймон.
Огромный добродушный Томас, прозванный Бомбардой.
Раньше времени поседевший и страшный из-за бесчисленных шрамов Ворон, чьего настоящего имени никто не знал.
При мысли о Вороне Кастор невольно сжал зубы — для боевого мага дружины знакомство с белокурой Яной началось много раньше. Сколько там прошло? Двенадцать? Тринадцать лет? Давняя, жуткая история… тогда это знакомство было оплачено кровью не то пяти, не то шести рыцарей Ордена. Их растерзали неведомые твари, пришедшие за ней из ночи.
Уже тогда пятилетняя белокурая девочка с небесными глазами была не просто ребенком. И сейчас девушка Яна не просто девушка Яна.
«Трофей», вот кто она!
Ценный приз в большой игре, ставки которой лежат за пределами воображения Кастора. Приз настолько ценный, что ради него могучие игроки снесли, как игрушку из песка, даже неприступную, защищенную Нееловским пактом, Башню. Уже одно это полностью меняет расстановку сил — политических, военных, мистических, церковных — во всем мире.
Если бы у Кастора было настроение иронизировать, он, пожалуй, мог бы позволить себе усталый смешок. Подумать только: судьба целого мира плетется следом, не ведая куда, по сути — в пустоту, покорно подчиняясь его грубым нетерпеливым рывкам!
Иронизировать настроения не было. Вместо этого, желая сбросить груз мыслей, ди Тулл дернул руку девушки сильнее, чем требовалось, и тут же поплатился за это. Боль мигом напомнила ему о ране, полученной во время невероятного побега из захваченной Башни. Несмотря на то, что кровь давно остановилась, рана донимала его постоянно. К тому же Кастора пугал усиливающийся с каждым часом жар. Только бы не случилось заражения крови! После всего, что им пришлось вынести, смерть от грязи на клинке эребской сабли казалась ди Туллу особенно глупой.
Если честно, он и сам не понял, каким чудом им удалось выбраться. Пять братьев-экзекуторов, вместе с Кастором оберегавших «трофей», пали от вражеских сабель и пуль.
Оторванные ноги последнего, шестого, пустота выплюнула прямо на рыцаря, когда нарушенный контрзаклинанием тортар-эребского колдуна портал дал сбой и схлопнулся, вышвырнув их далеко от места назначения. Если бы они с Яной шагнули в светящийся проем магических врат мигом позже, ошметки их тел пролились бы кровавым дождем на окрестные деревья…
Вспоминая об этом, рыцарь невольно лукавил — даже перед самим собой. Вот уже который раз Кастор старательно гнал от себя одну и ту же мысль. Она пугала его до ледяного озноба. Но кому-кому, а себе он должен был признаться:
«Экзекутор, чьи ноги упали ему прямо на грудь, вошел в портал первым».
Умереть, превратиться в кровавый фарш должны были они с Яной. И никто не сможет объяснить, почему вопреки всему они ещё живы, а тот рыцарь, что шагнул раньше — нет.
Три дня беглецы плутали по лесу.
Ориентируясь по звездам, ди Тулл мог достаточно уверенно определить, куда их занесло. Густые темные леса, холмистая местность и горы, чьи белоснежные очертания угадывались далеко на востоке… похоже, портал вышвырнул их на северо-западе Фронтира, равно далеко и от Лютеции, и от Ура. Иными словами, от городов, где есть представительства Ордена (если только их не разгромили одновременно с нападением на Башню — еще одна мысль, которую гнал от себя Кастор).
Дело осложнялось тем, что где-то в этих краях находились владения Мятежного князя Иеронима фон Талька, известного также как Бесноватый барон. Неизвестно, насколько глубоко он увяз в игре, но ди Тулл прекрасно помнил, что именно люди фон Талька пытались захватить «трофей» на переправе.
Думать о том, что охота закончилась после исчезновения «трофея» из Башни, не приходилось. Другое дело, участвует ли в ней сейчас фон Тальк? Или его роль была мелкой и разовой? Нужен ли ничтожный Мятежный князь игроку, способному свалить Башню?!
Вдобавок ко всем бедам неподалеку наметилась крупная заварушка. До войны Ура, Блистательного и Проклятого, с Лютецией, Республикой Четырех, осталось всего ничего. А это значит, посты на дорогах усилены. Требования к дорожным бумагам — ужесточены. Награды за донос на подозрительных лиц — утроены, а бдительность соглядатаев и доносчиков, соответственно, — удесятерена.
Как миновать эти препятствия? В любой момент их могут схватить, как шпионов, и повесить в соответствии с волчьими правилами военного времени. А открывать каждому встречному, что ты — наделенный правом беспрепятственного и беспошлинного проезда рыцарь-экзекутор, после того, что случилось в Башне… все равно, что отмывать кровь с рук в море, кишащем акулами!
Последние надежды ди Тулл связывал с именем Тасканьо Рыддика (бывают же имена!), графа Нирского, своего давнего приятеля. Как многие Мятежные князья, Рыддик в своей прошлой, дографской жизни был авантюристом, отчаянным искателем приключений и совершеннейшим негодяем.
Когда-то давно… десять? пятнадцать лет назад?… судьба свела вместе двух молодых людей, окончательно загубивших свои юные бессмертные души. Прожженого дуэлянта и посредственного поэта по имени Тасканьо, который бежал из родного города после неудачного (то есть, на самом деле удачного — оттого и бежал!) поединка с сыном королевского прокурора. И молодого пнедорийского корсара с аннулированным патентом по имени Кастор. Последний в свою очередь спасался от обещанной судом свадьбы — с Пеньковой Невестой.
Встретившись, три года они держались вместе, сражаясь под началом то одного, то другого капитана наемников; подряжались выполнять грязную работу, требовавшую умения пускать в ход шпагу и хранить затем гробовое молчание. Было много всего: штопали друг другу раны, хлебали похлебку из общей миски и ночевали под одной лошадиной попоной, кишащей блохами. А потом настало время каждому идти своей дорогой. Едва не умерев после укуса гуля, Кастор вступил в орден Очищающего Пламени, а Рыддик ухитрился сделать неплохую карьеру адвоката в Уре, Блистательном и Проклятом. Но горячая южная кровь не знала покоя — всего-то пара ударов шпагой в подворотне, и вот уже гроза Палат правосудия бежит во Фронтир, заметая за собой следы. На его долю выпало ещё немало приключений, но всё изменила очередная пара ударов шпаги, на этот раз в алькове графини Нирской. На счастье Тасканьо нагота никогда не мешала ему блестяще фехтовать, напротив, весьма помогала, смущая соперников демонстрацией, хм… скажем так, могучей телесной мощи. Старый граф Нирский скоропостижно скончался, а союз с молодой вдовой позволил беспокойному сыну Сантагских островов, наконец, угомониться, обрести титул и респектабельность.
И то, и другое, впрочем, Кастор находил крайне сомнительным, но выбирать не приходилось: если кто и поможет доставить «трофей» в безопасное место (должно же такое существовать?), то только граф Нирский, он же Тасканьо-потаскун.
Если только удастся до него добраться…
Стоит отметить, что в неожиданном возвышении Рыддика не было ничего удивительного. Нравы Фронтира всегда отличались простотой: сегодняшнего князя от вчерашнего бродяги иногда отличало только наличие золотой (а у многих — и вовсе поддельной) цепи на шее. Да и чего ждать от вольных земель, чье население стоило бы скорее назвать сбродом, чем народом? Сборная солянка из не самых лучших, зато самых воинственных и свободолюбивых представителей всех народов цивилизованного мира.
Не цивилизованного, впрочем, тоже.
Государство-ярмарка, состоящее из полусотни крохотных княжеств, регулярно менявших названия, границы и, естественно, Мятежных князей…
Деревенька оказалась не то чтобы очень большой, но и не маленькой, а кроме того — аккуратной и не бедной. Дома выглядели крепкими и добротными, солома на крышах — свежей. На улицах перегавкивались собаки — не самые тощие из тех, что видел ди Тулл; копались в пыли куры, возились дети. Взрослых рыцарь не заметил, однако, это ничего не значило: за околицей начиналось поле овса, скорее всего, большинство деревенских сейчас там. По правую руку от деревни ди Тулл обнаружил черную полосу небольшой просеки — местные рубили лес и выжигали пни, расширяя пашню.
Это плохо. Раз так, значит, в деревне достаточно крепких мужчин. Конечно, один рыцарь без труда разгонит полсотни крестьян (а уж тем более — рыцарь-экзекутор!), но все равно — плохо. С раной в плече он не чувствовал в себе достаточно сил для хорошей драки.
На краю деревни громоздилось огромное и высокое — в три человеческих роста — бревенчатое строение без окон. Общинный амбар, понял Кастор. Должно быть, хозяйство у местных жителей крепкое, раз такой дворец для своего добра отгрохали. На голой, еще не покрытой соломой крыше экзекутор, к своему удивлению, обнаружил несколько человеческих фигур. Они деловито копошились и время от времени то одна, то другая опускались на колени, приникая лицом к кровле. Рука одной из фигур показалась рыцарю неестественно длинной — прищурившись, ди Тулл разглядел в ней оружие. Подойдя ближе, он понял, что человек держит в руке меркан — охотничий самострел. Время от времени, прицелившись, человек пускал стрелу прямо себе под ноги. Точнее, внутрь амбара через отверстие, проделанное в крыше. Остальные подавали стрелку новые снаряды и, по очереди заглянув в амбар, чтобы увидеть результат, бурно радовались удачным выстрелам.
От нехорошего предчувствия у ди Тулла засосало под ложечкой, однако отступать было поздно — их заметили. Человек с арбалетом выпрямился во весь рост и замахал оружием, привлекая внимание кого-то, скрытого от взгляда рыцаря. Затем он взвел тетиву меркана, опустил стрелу в желоб, но не выстрелил, а присел на крыше, положив заряженное оружие рядом. Остальные смотрели на Кастора во все глаза.
Неприятное предчувствие рыцаря усилилось, но он не подал виду.
Когда они с Яной подошли ближе, появились встречающие — рослый крепкий старик (в густой бороде тонули нос и губы), а также несколько женщин, следовавшие за ним на некотором расстоянии. Старик тотчас признал в ди Тулле дворянина и поклонился. Справедливости ради следует сказать, что не слишком угодливо и не очень низко, если сравнивать этот поклон с иными. Во Фронтире считалось вполне нормальным, если человек самого простого звания держит себя с достоинством.
— Мое имя виконт Кристоф де Боа, — объявил ди Тулл. — Доброго здравия, люди!
Женщины поспешно начали кланяться.
— Нас с леди… — он чуть запнулся, подбирая имя, которое звучало бы созвучно с именем «трофея», иначе эта сомнабула в жизни на него не откликнется, — …Ивен… постигло несчастье! На наш экипаж напали разбойники. Я отбивался изо всех сил, но был ранен. Пришлось бежать, оставив экипаж на разграбление мерзавцам. Мы несколько дней проблуждали по лесу и здорово оголодали. И теперь нам нужны ночлег, горячая еда и проводник. Вознаграждение, будьте спокойны, окажется щедрым!
— Вот как, сталбыть. Разбойники у нас объявились? Ишь, какая засада! — покачал головой старик. — Я, вашмилость, Ханс Ведлиг. Староста здешний. Вы уж не тревожьтесь, мы вас обиходим, чем сами богаты… А о беде вашей не далее, как завтра узнает наш господин князь. Уж он спуску лесным молодцам не дает.
Князь? Хорошо, что не барон!
Хотя с другой стороны, князь, точнее Мятежный князь — второй и главный титул каждого сеньора во Фронтире. На языке немедленно зачесался вопрос — «как зовут князя?», но ди Тулл сдержался. Как можно путешествовать по землям местного владыки и не знать его имени?
— Прошу, сталбыть, со мной, вашмилость. У меня, значит, и банька есть, чтобы с дороги грязь… того, умыть… и еда какая-никакая найдется. А вы что столпились, курицы? — эти слова старосты уже адресовал женщинам. — А ну, кыш!
Старый Ханс даже замахал руками, словно в самом деле разгонял кур. Кастор тем временем (с показной заботой поддерживая едва передвигающую ноги Яну) незаметно огляделся, пытаясь понять, где местные мужчины. Но заметил только одного — мрачного бородача, тот сидел на крыльце и камнем правил косу. У его ног лежала куча инструмента, ждущего заточки. Почувствовав взгляд, бородач встал и с достоинством поклонился, после чего вернулся к своему занятию, потихоньку наблюдая за рыцарем из-под густых нависших бровей.
Подойдя к амбару, ди Тулл почувствовал — что-то не то.
Предчувствие беды молоточками заколотило в висках, он насторожился и даже незаметно передвинул меч так, чтобы проще было выхватить. Сделав еще несколько шагов, рыцарь понял, в чем причина его тревоги: на всю деревню несло мертвечиной! Этот тошнотворный сладковатый дух, выворачивающий нутро, эту вонь разлагающейся плоти он не спутал бы ни с каким другим запахом.
Ловушка.
Рука ди Тулла дернулась к пистолету. У старосты округлились глаза. Шарахнувшись в сторону, Ханс Ведлиг выставил перед собой руки и торопливо заговорил, позабыв даже про свои «сталбыть» и «значит»:
— Вашмилость! вашмилость! Не стреляйте! Мы не лихие люди, что путников заманивают и режут! И чумы в деревне нету! Не то вы подумали! Не со злого умысла воняет мертвеками-то! Этот у нас случился… канхуз!
— Что еще за конфуз? — мрачным, не предвещающим ничего хорошего, тоном произнес ди Тулл, не убирая руки от оружия.
— Амбар всё! — чуть не плача признался Ханс. — Амбар воняет, чтоб его! У-у, злыднев притон!
Экзекутор терпеливо ждал, когда старик продолжит. Увидев стрелка на крыше, рыцарь и сам сообразил, что с амбаром дело нечисто.
— А и как ему не вонять-то, — пояснял староста, — ежели он забит мертвяками чуть не доверху.
— Трупами? — поднял бровь ди Тулл.
— Не! Трупы они, сталбыть, в земле лежат и гниют себе по-тихому. А тут — мертвяки. Хучи, значит! Ходют себе там и думают, как наружу вылезти.
Полный амбар зомби? Даже закаленного в боях с нежитью ди Тулла передернуло. Ничего себе деревенька!
— У вас мор? — в нем тут же проснулся рыцарь-экзекутор. — Вы загоняете в амбар каждого, кто обратился в нежить?
— Упаси нас мессия! — староста перекрестился. — Не так все!
В нескольких словах старый Ведлиг объяснил Кастору суть беды, постигшей Мышиные Норки (название деревни ди Тулл, впрочем, узнал несколько позже).
Очередной набор наемников для грядущей войны с Лютецией (а может, и за нее — союзники из числа Мятежных князей отличались, скажем так, большой ветреностью) обезлюдил деревню — почти всех мужиков забрали в обозную обслугу. Беда застигла деревню в самый неподходящий момент — шла подготовка к сбору урожая, кроме того, деревенские начали расчищать новую пашню, чтобы с осени оставить землю под парами. Но если с урожаем жившие в Норках женщины и подростки еще могли справиться самостоятельно, то воевать с лесом им было не по силам. И надо же такому случится, чтобы в это время мимо деревни («вдоль болотин-то у нас аккурат дорога тянется!») шел Черный пастырь.
При этом известии у ди Тулла щека задергалась от едва сдерживаемой ярости — истинной ярости рыцаря-экзекутора. Одним из самых вопиющих нарушений Нееловского пакта, влекущих за собой посылку карательного отряда Башни, считалось использование для своих нужд всевозможной нежити, нечисти, а также магиматов — демонов и бесов, прошедших магическую обработку. Однако отдельные неточные формулировки в пакте (и усиление позиций Черной Церкви) позволили обойти этот запрет. Незаконное использование нежити и магиматов — это плохо, нет слов! И некроманта, который по ночам ворует с погостов трупы, а затем оживляет их, чтобы они раскапывали курган какого-то древнего короля в поисках сокровищ, безусловно, следует хватать на месте и сжигать.
А как быть с законным использованием? С применением магиматов (магических материалов) и прирученной нежити в целях, одобренных государством, и под государственным же контролем? Это ведь совсем другое дело! Тот же Ур, Блистательный и Проклятый, по-прежнему отправлял трупы преступников и должников махать кирками на серебряных рудниках! Это ведь одна из статей доходов государства и форма наказания, устрашающе действующая на нечистый на руку народ! Не смогло подписание пакта остановить также и использование «топтунов», таскающих поезда с одного края мира на другой. А ведь големы — одна из форм использования магиматов.
«Защита интересов человечества не должна препятствовать прогрессу!» — кричали крючкотворы в урских Палатах правосудия, отказывая эмиссарам ордена. «Нееловский пакт должен защитить человека от нежити, но не нежить от человека!» — вторили им адвокаты Лютеции.
А где одна прореха в законе, там и другая. Вскоре частнопрактикующие некроманты стали получать лицензии в магистрате Ура (при обязательном ходатайстве Черной Церкви), затем вполне легально скупали трупы, не подлежащие погребению и не застрахованные от реанимации, и использовали их по своему усмотрению, действуя при этом от имени государства. Так, появились Черные пастыри — бродячие некроманты-аниматоры, сопровождаемые толпой зомби. Они бродили по деревням и городам, покупая новые тела взамен износившихся, и сдавали мертвяков внаем на выполнение различных грубых, не требующих смекалки и проворства работ: переноску грузов, мощение дорог, расчистку леса… Рабочая сила, не нуждающаяся в сне, отдыхе, пище, оплате (не считая платы самому некроманту) обходилась дешево и пользовалась большим спросом. К тому же зомби, в отличие от живых, не выпивали, не тащили все, что плохо лежит, не портили девушек. Вдобавок, армейские заклинания стазиса, использование которых давно стало обязательным пунктом лицензий, ограждали живых от запаха мертвечины, трупного яда и не позволяли мертвецам окончательно разложиться.
— Я дурень старый, сталбыть, и купился! — Ханс в сердцах дернул себя за бороду. — Заключили мы энтот… контрахт, значит. Уплатили ему гроши — чин по чину, зомбаки начали работать. Ходют они не шибко быстро, а соображалки, той и вовсе нету, но зато ни ночь, ни дождь им нипочем. Одно слово — работнички! Ежели никто себе по ошибке палец или руку не оттяпает — споро работают. А три дня назад…
«Три дня», — эхом прозвучало в голове ди Тулла.
Три дня назад пала несокрушимая Башня, а он, тащя за собой «трофей», бросился в нестабильный портал!
— …три дня назад зомбак дерево срубил, а оно возьми и задави пастыря, — продолжал Ведлиг. — Я рядом стоял — все видел. Не могло оно в ту сторону упасть! Ну никак не могло, милорд, вот зуб из последних даю. Не могло, да только взяло и упало. Он, пастырь, значит, только ножками и взбрыкнул.
Кастор уже почти не слушал старика. Проклятые мысли наполняли душу отчаянием: «А мы три дня назад не могли уцелеть, бросаясь в нестабильный портал… но уцелели. Невозможное становится возможным. И наоборот. И неужели всему виной…» Экзекутор незаметно покосился на Яну. Изуродованное ожогом лицо девушки ничего не выражало.
Усилием воли Кастор заставил себя прислушаться к рассказу старосты.
Умер злополучный некромант не сразу. Пока харкающий кровью Черный пастырь еще оставался в сознании, он своей волей загнал зомби в общинный амбар, где и велел их закрыть. Думал — оправится немного и успокоит стадо.
Но не оправился. «К вечеру, сталбыть, отдал душу!».
А дальше понеслось: после смерти некроманта контролирующие заклинания потеряли силу, и мертвецы превратились в то, чем являлись на самом деле — в ходячие трупы, лишенные покоя. В существа, насильно обреченные не жить и не умирать, а лишь пребывать в состоянии вечного голода, который может утолить только одно. И то на короткое время.
Живая плоть.
Таких мертвецов — низшую форму неживого существования — называли хучами.
Спустя день после смерти Черного пастыря хучи уже бились в стены амбара, чуя рядом живых людей. Вдобавок ко всему рассыпалось заклинание стазиса, сдерживавшего процесс разложения. Очень скоро амбар начал благоухать на зависть любому склепу. Даже если бы мертвяков удалось удержать внутри деревянной темницы, амбар все равно таил в себе другую опасность: где разложение — там зараза, чума и мор.
— Известно, зомбаки, они хоть и трупы трупами, а все-таки убить их можно. Ну, ежели в голову вдарить чем потяжелее или острым чем! Вот мы и придумали, значит, мальчишек наверх посадить, чтоб они из самострелов в бошки мертявкам лупили. Как побьют всех, амбар откроем, и, сталбыть, похороним честь по чести. Со священником!
Они как раз проходили мимо зловещего амбара.
Кастор против воли сморщился: от строения разило мертвечиной с такой силой, что запах показался рыцарю осязаемым. Тучи мух вились в воздухе. Смрад был настолько омерзителен, что даже у привычного ко многому экзекутора болезненно сжался желудок.
— А сжечь не проще? — прикрывая нос рукавом, спросил ди Тулл.
— Не-а. Никак нет. По уму-то оно, конечно, ваша правда, вашмилость… Сжечь бы его надыть вместе с мертвяками, — вздохнул староста. — Известное дело, огонь скверну не щадит. Но токмо жалко. Амбар, сталбыть, он же общинный. Всей деревней строили, все мужики трудились. Одного горбыля на крышу сколько ушло! А горбыль, он нынче дорогущий! Почти как чистая доска! И потом — ну как огонь на другие избы перекинется? Беды не оберешься! Вот, сталбыть, и приходится парням мертвяков по одному бить через крышу, хоть и несподручно это.
Кастор только покачал головой: чего только не придумают люди, чтобы усложнить себе жизнь.
— Эй, Уилл! — приложив руку к бороде, крикнул староста. — Как дела идут?
— Четверо уже! — подступив к краю крыши, сообщил паренек (на вид лет тринадцати) и помахал большим охотничьим мерканом. — Но там их все одно полно. Стрелять страсть как неудобно. И без наконечников железных плохо: стрелы от черепа скользом уходят. До вечера, пожалуй, не управимся.
— Надо управиться, — сказал староста. — Ежели они еще денек погниют, по деревне, чего доброго, зараза пойдет.
Они почти миновали амбар, когда Яна, которая плелась, не глядя перед собой, оступилась и подвернула ногу. Кастор едва успел удержать ее от падения, обхватив здоровой рукой за талию. И все равно Яна вскрикнула. Боль в подвернутой лодыжке, видимо, оказалась достаточно сильной; на обычно бесстрастном лице девушки выступили слезы.
Впрочем, ди Туллу вскоре стало не до того.
После возгласа Яны раздались другие крики. Кричали мальчишки. Вскинув голову, рыцарь устремил взгляд на амбар и похолодел, поняв, что видит на крыше не четыре фигурки, а только три.
Юный стрелок провалился внутрь набитого ожившими мертвецами строения, когда доска под его ногой не выдержала. Этого не могло — не должно было! — случится («амбар, он ведь новехонький!»), так что ди Тулл ни на секунду не усомнился: злая судьба, против его воли сделавшая экзекутора хранителем «трофея», подбросила новое испытание.
Испуганные крики прозвучали эхом дурных предчувствий рыцаря.
— Уилл! Уилл провалился!
— Эта… — ошеломленно протянул староста. — Как же так-то?
Перед глазами Кастора мигом возникла жуткая картина: бесформенная масса черных, разлагающихся тел медленно наваливается на оглушенного падением мальчишку, источая смрад самой смерти. Толпа хучей представилась ему единым, сплошным организмом, эдакой гигантской медузой, с алчной неторопливостью подбирающейся к жертве, обволакивающей её, выставив дюжины жадных распухших конечностей, склонив синюшно-лиловые лица, оскалив из-за ошметков губ неполные ряды изжелта-белых зубов.
Первым порывом экзекутора было кинуться к амбару и сбить замок, но он тут же пришел в себя. Парня уже не спасти. Надо думать о живых. Не в последнюю очередь ди Тулла остановила резкая боль в плече, напомнившая ему о ране. С такой против полчища хучей не повоюешь.
— Парню конец, — тихо сказал Кастор, словно оправдывая свое бездействие. — Конец…
Однако судьба, злой фатум, старательно подготовившая очередную каверзу, вовсе не собиралась отпускать рыцаря так просто.
— Он держится! — высоким голосом крикнул с крыши один из мальчишек. — Держится! Уцепился за балку!
В подтверждение его слов из амбара донесся глухой перепуганный крик. Даже не крик — тоскливый вой, в котором слились ужас и мольба о помощи.
— Вытаскивайте! — взвыл староста. — Вытаскивайте, сучьи дети! Щас я веревку, щас…
Он засуетился, но вместо того, чтобы побежать за веревкой, начал метаться взад-вперед. Женщины со всех ног сбегались к злополучному амбару, привлеченные криками, однако ни у одной из них Кастор не углядел в руках ничего, хотя бы похожего на веревку. В довершение ко всему вместо того, чтобы прийти на помощь другу, двое юнцов на крыше орали друг на друга. «Это ты виноват!» «Нет, ты!» Третий, побледнев, склонился над проломом и даже сунул вниз руку, но тут же отдернул.
— Никак! Не дотянуться! — в отчаянии крикнул он.
— Веревка… — суетился староста.
Кастор примерился, чтобы дать старику оплеуху и заставить, наконец, действовать, но рок уже сделал следующий ход.
— Да никак! — плачущим голосом доложил с крыши приятель Уилла. — Никак веревкой! Балка толстая, он обхватом держится! Хоть одну руку ослабит — и канет вниз! К этим…
Вой-мольба Уилла стал громче, к нему присоединились вопли женщин. Хор ужаса…
К амбару уже спешил мрачный бородач, прихватив на бегу вилы. Ди Тулл невесело рассмеялся — про себя, конечно. Нет, от судьбы не уйдешь. Давно следовало понять это. С тех пор, как девушка рядом, обойти неприятности стало невозможно. Слабо утешает лишь то, что до сих пор из них удавалось выбираться… правда, неся потери. И что странно, выбирались только они двое. «Трофей» и его хранитель. Так было и тринадцать лет назад — с Вороном.
Когда она рядом, всегда есть шанс выпрыгнуть из пасти смерти. Просто остальные оплачивают этот шанс своими жизнями.
Даже тогда, в портале…
— …но только не сейчас.
Кастор ди Тулл даже не понял, что произнес эти слова вслух.
Нельзя! У тебя важное задание! Ты — хранитель «трофея»! А там всего лишь жалкий мальчишка, крестьянский сын! Его доля на чашах весов несоизмерима!..
Голос разума бился в висках, призывая опомниться, но ди Тулл привык принимать свои решения сам. Как бы то ни было, он — экзекутор!
Башни больше нет!
…Рыцарь ордена Очищающего Пламени. Кавалер Меча Славы…
…Цепной пес человечества.
А как же «трофей»?! Как же «трофей»?!
…Щит от тьмы…
Поправив повязку на плече, экзекутор ткнул замершего (наконец!) старосту и потянул из ножен меч. Ведлиг испуганно вскрикнул и попятился, увидев обнаженное оружие в руках рыцаря. До старосты дошло, что незваный гость собирается отворить амбар! Тряся бородой, Ханс вцепился в руку Кастора, но тот оттолкнул его.
Махнув рукой на сохранение тайны, ди Тулл полез за ворот и вынул медальон ордена. Весть о падении Башни, скорее всего, сюда ещё не дошла, символ же экзекуторов, военного братства, истребляющего нечисть, был знаком повсеместно и внушал людям уважение. Рыцарь не прогадал. При виде «пылающего меча и башни» глаза старосты широко раскрылись, а в спутанной бороде обозначилось движение губ, похожее на улыбку.
— Что столбом стоишь?! — прикрикнул на него ди Тулл. — Зови мужиков! Надо вытаскивать парня!
Старый Ханс издал нечленораздельный звук и, тряхнув головой, со всех ног ринулся выполнять приказ, бесцеремонно расталкивая женщин.
Голос в голове ди Тулла умолк, примирившись с неизбежным.
Зато деревенские бабы, сообразив, что пришлый чужак намерен отворить амбар и выпустить нежить, запричитали еще громче. Не то, чтобы они желали оставить внутри молодого Уилла, но страх перед гниющими мертвяками пересилил жалость к парнишке. И среди них не было родительницы незадачливого стрелка. По крайней мере, никто не пытался прорваться к амбару и сбить замок, как сделала бы мать, чтобы спасти ребенка.
— Идите по домам! — закричал Кастор. — Собирайте детей, закрывайте покрепче двери и молитесь. И на всякий случай держите топоры под рукой!
Упоминание о детях произвело магический эффект: бабы бросились прочь, выкрикивая имена своих драгоценных чад. В последний момент ди Тулл сумел привлечь внимание одной из женщин, заступив ей дорогу.
— Ты! — не терпящим возражения голосом приказал он. — Возьми эту леди, — палец ткнул в устало сгорбившуюся Яну, сейчас меньше всего напоминавшую «леди», — и укрой у себя в доме. И чтоб быстро! Быстро!
Староста вернулся.
Старый Ведлиг ничуть не врал, когда уверял рыцаря, будто во всех Мышиных Норах мужчин осталось раз-два и обчелся. Не считая деловитого мрачного типа с вилами, вместе со старостой прибежали, наскоро похватав топоры, только двое мужиков. Причем один из прибежавших «порадовал» ди Тулла отсутствием правой руки. Зато его клочковатая, наполовину седая борода топорщилась самым воинственным образом, а светлые глаза безо всякого страха смотрели на амбар, в котором, проверяя стены на прочность, ворочалась мертвая плоть. Другой мужик сразу бросился к дверям, размахивая топором и выкрикивая имя паренька.
Отец!
Он приладился было сбить замок, но экзекутор схватил мужика за плечо и развернул к себе.
— Без моего приказа не соваться! — проорал он в лицо деревенщине. — Не хватало еще из-за одного балбеса на всю деревню нечисть спустить!
Крестьянин дернулся, однако хватка рыцаря казалась стальной. Ди Тулл лишь сильнее сжал пальцы, впившиеся в плечо мужика. А мгновение спустя до отца молодого Уилла дошло, что оказывать сопротивление вооруженному рыцарю, тем более, изъявившему желание помочь — не самое разумное решение. Скорчив несчастную гримасу, мужик отступил назад, пряча глаза. Плечи его дергались, пальцы побелели на топорище.
— Служил? — поинтересовался Кастор, поворачиваясь к однорукому.
Не дожидаясь ответа, рыцарь вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок и убедился, что порох на полке сухой.
— Было дело, ваша милость, — откликнулся однорукий и выставил перед собой культю. — Под Опорочей ядром снесло. Начисто, точно у цирюльника! Может, оно и к лучшему… через пару дней под Рамбургом всех в моей роте покрошили.
Экзекутор протянул старому солдату оружие.
— Даром выстрел не трать. Бей точно в голову, и только если кому из нас туго придется. Все остальные — слушайте внимательно! Парня вытащим, дай бог мессия. С мертвяками я буду рубиться сам. Вы же идите за мной и следите, чтобы никто за спину мне не пробрался. Больше ни о чем не беспокойтесь и помогать мне не пытайтесь. И уж точно не думайте меня обгонять! Кто хоть шаг вперед меня сделает — зарублю, как мертвяка!
Он окинул всех четверых пристальным холодным взглядом: понимают ли?
Понимают.
Ди Тулл продолжил:
— Если кто из хучей прорвется, не межуйтесь, наваливайтесь скопом. Только держите дистанцию. Не подпускайте их к себе! Один насаживает на вилы и удерживает, остальные бьют топорами. Рубите ноги, руки и разбивайте головы!
— Динста… динстан… чего держать-то? — шепотом спросил один из деревенских.
— Черенок енто. По-умному, — так же тихо ответил другой.
— Слушайте! Повторяю, делайте все, как я сказал. Бейте только тех, кто меня обойдет. Действуйте вместе — один втыкает вилы и поддевает, чтобы мертвяк не мог ни подойти, ни соскользнуть, остальные лупят трупака по голове.
Кастор вздохнул, покачал головой, сам удивляясь тому, что делает, и поудобнее перехватил меч. Особой надежды на мужиков у него не было, так что, пожалуй, придется самому поднапрячься, чтобы не выпустить из амбара ни единой твари. Жители деревушки едва ли будут благодарны рыцарю, если потом придется рубить головы кое-кому из них.
А другого лекарства от укуса хуча в такой глуши не найдешь.
Все! Теперь ходу назад нет.
Рыцарь кивнул старосте.
— Сбивай замок.
— Кровь святых в помощь! — пробормотал старый Ведлиг и осенил себя знаком истинной веры.
Топор медленно поднялся над головой Ханса, на мгновение завис в воздухе, выжидая-выцеливая. Мужики за спиной ди Тулла подобрались, словно дворовые псы перед дракой. В наступившей тишине было слышно, как внутри амбара ходят мертвые и скрипят стены под нажимом тел. Мертвецы чуяли живых и жаждали их.
Экзекутор прикрыл глаза, ожидая резкого хэканья и лязга железа о железо. Нездоровый жар, подступавший вот уже третий день, казалось, усилился. Кастор чувствовал, как изнутри тлеет огонь под сомкнутыми веками, а собственное дыхание показалось ему обжигающим и сухим. Не самое лучшее состояние для схватки с целым амбаром живых мертвецов. «Ничего. Бывало и хуже», — подумал он, усилием воли отгоняя дурные мысли.
Да, бывало и ху…
— Иэ-эх!
Данг!
Кастор ди Тулл коротко вдохнул, открыл глаза и занес над головой меч. Двери распахнулись, со счастливым деревянным стоном избавившись от натиска мертвых тел. Дохнуло зловонием. Мертвецы высыпали наружу, точно прелый горох из полусгнившего стручка. Те, что стояли впереди, не удержавшись, повалились на землю и их тут же растоптали. Остальные, ничуть не удивившись внезапной свободе, двинулись вперед, вяло переступая на отекших ногах и протягивая к людям жадные руки. Пальцы у многих были стесаны до костей.
Сердце экзекутора успело отбить три удара прежде, чем его клинок опустился.
Вжихх! Чмавк!
С одного удара перерубить кость нелегко. Удар должен быть сильным и очень быстрым. Или, если сказать проще — очень умелым.
Клинок прошел через коленную чашечку, рассекая сустав и связки. Хуч неуклюже провернулся на одной ноге и, не удержав равновесия (Кастор, проходя мимо, толкнул его плечом), рухнул на землю, задергался. Не останавливаясь — мужики добьют! — Кастор сделал шаг вперед и почти без замаха ударил следующего мертвяка рукоятью в буро-фиолетовое пятно, некогда именовавшееся лицом.
Хрустнули зубы. Мертвяк попятился, неуклюже взмахнул руками. Налетев на ковыляющего следом товарища, он остановился и тут же получил жестокий прямой укол в голову. Острие меча погрузилось в глазницу, прошибло стенку черепа, пронзило разложившуюся массу, заменявшую хучу мозги, вышибло затылочную кость. Рывком освободив меч, Кастор плавно сместился в бок и рубанул следующего мертвеца в висок. Еще одно полуразложившееся тело кулем осело наземь.
Вялые, медлительные хучи не могли потягаться в проворстве даже с обычным человеком, не говоря уже о натасканном рыцаре-экзекуторе. Даже рана и усиливающийся жар не смогли повлиять на скорость и точность движений ди Тулла. Слишком хорошо его тело усвоило науку боя — преподанную рыцарю опытными учителями и отточенную в десятках сражений.
Действо, развернувшееся в дверях амбара, язык не повернулся бы назвать сражением или битвой. Бойня, резня, истребление — что угодно, но только не битва! Живой с потрясающей скоростью наносил удары мертвым — рубил головы, отсекал тянущиеся к нему руки и пальцы, и те послушно падали к его стопам, дергаясь в конвульсиях.
Впрочем, если бы кто-то спросил человека, учинившего это побоище, как следует именовать происходящее, Кастор подобрал бы совершенно иное определение.
Работа.
Проклятая и вместе с тем благодарная экзекуторская работа — освобождение мира от заполонившей его нечисти. Выжигание каленым железом и очищающим пламенем. Истинно так.
Ещё удар! Меч разрубил кисть мертвеца, обрушился на покрытую трупными пятнами голову, но, вместо того, чтобы расколоть шишковатый, облепленный жидкими волосами череп, внезапно скользнул на плечо и увяз в плоти.
Чертыхнувшись, ди Тулл пнул нежитя в живот и рывком выдернул оружие. Как раз вовремя, чтобы хлестнуть лезвием по лапам другого хуча, подобравшегося сбоку. В два удара рыцарь уложил обоих противников и остановился, переводя дыхание.
Следующий промах может стоить ему жизни.
Рана давала о себе знать. Плечо ди Тулла горело огнем, а в дополнение ко всему вновь открылось кровотечение. В какой-то миг Кастор обнаружил, что левый рукав камзола насквозь пропитался кровью. При каждом взмахе меча брызги летели в разные стороны, доводя мертвых до исступления.
Плохо дело.
Безусловно, рыцари ордена Очищающего Пламени славились умением превозмогать слабость плоти во имя торжества духа, однако, стоило посмотреть на вещи реально: еще немного и кровопотеря ослабит экзекутора так, что он станет медленным и вялым, как хуч. Что ж, лишняя причина, чтобы побыстрее закончить неприятную работу! Прикусив губу, ди Тулл шагнул вперед, и новый мертвец рухнул, во второй раз на своем веку обретя покой смерти.
Только бы не дать тварям разбрестись! У рыцаря не хватит уже ни сил, ни времени, чтобы преследовать их по всей деревне. Да и местных они, чего доброго, покусают, а тогда… не хотелось думать, что тогда. Экзекутор понимал: оставлять в деревне потенциальных зомби нельзя. Зараза способна распространиться с поразительной скоростью. В прошлом из-за подобных ошибок вымирали целые провинции. Надо закончить все здесь и сейчас. Возле этого чертового амбара!
Клинок в очередной раз с чавканьем погрузился в плоть, смахнул голову с прогнивших плеч. Отличный удар. Сейчас — во времена пистолетов и шпаг — осталось не так уж много мастеров, владеющих длинным мечом.
И уж удар, начисто срубающий голову, не всякий нанести сможет!
В братстве Башни мог каждый.
…Башня.
Лицо ди Тула потемнело. Кровь закипела, наливая усталые мышцы неожиданной силой. Издав гортанный вопль, он ударом локтя отбросил навалившегося хуча, и, безжалостно расходуя запасы выносливости, принялся наносить удары все быстрее и яростнее. Невзирая на адскую боль в плече.
Башня…
Раз за разом меч рыцаря взлетал вверх, чтобы тут же с силой опуститься. Стальной клинок уверенно разрубал тронутую разложением плоть, размягченную мышечную ткань и даже кости. Мертвяки валились под ноги, точно сжатые колосья, а Кастор продолжал прорубать себе дорогу сквозь лес тянущихся к нему рук.
Башня!
Вонь стояла неописуемая.
Даже в приступе ярости, беспорядочно раздавая удары направо и налево, ди Тулл не забывал, кто его противники. Не хватало еще познакомиться с действием трупного яда! Как правило, ему хватало одного, реже двух ударов, чтобы истинно упокоить мертвеца. Лишенные разума, хучи даже не пытались уклоняться от ударов. Убивать их было несложно.
В какой-то миг Кастор подумал, что деревенские мужики, пожалуй, прекрасно справились бы без него. Все, что требовалось — преодолеть извечный страх перед нежитью. К сожалению, смелость деревенские обрели только под началом профессионального истребителя нечисти.
Как же! «цепной пес человечества»!
Неожиданно всё закончилось.
Просто нанеся очередной удар, разрубивший мертвецу череп до переносицы, Кастор обнаружил, что убивать больше некого. Мертвые, наконец, обрели возможность именоваться таковыми с полным правом. Усталость легла на плечи толстым мягким плащом, пригибая к земле, предательски расслабляя мышцы ног. Рана в плече превратилась в пульсирующий огненный шар, перед глазами плавали красные пятна. Но он — рыцарь! нельзя показывать свою слабость!
Кастор ди Тулл воткнул меч в землю — сил обтирать клинок не было, — и огляделся, выискивая недобитков.
Это оказалось лишним.
Деревенские, оправившись от первого испуга, когда из амбара повалила толпа ходячих трупов, с чисто крестьянской основательностью доделали работу рыцаря, независимо от того — шевелился мертвец или нет. Действовали они слаженно, точно заправская могильная команда. Один втыкал хучу вилы в грудь и наваливался на черенок всем весом, лишая мертвяка возможности встать (на всякий случай). Второй старательно разбивал голову хуча ударами топора. Однорукий вояка стоял с пистолетом ди Тула наготове, готовый вышибить мозги любому мертвяку, что попытается напасть на его товарищей.
Мужики не поленились расколотить на всякий случай даже те несколько голов, что отрубил экзекутор. «Хоть сейчас бери в братство», — невесело подумал Кастор. Вытащив меч из земли, он вошел в амбар. Надо убедиться, что ни одна тварь не притаилась в глухом углу.
Внутри оказалось достаточно светло — свет проникал через разобранную мальчишками крышу. Кастор не удивился, обнаружив в центре солнечного пятна четыре неподвижных тела, чьи плечи и головы щетинились древками стрел. А вот и сам стрелок!
Мальчишка висел вниз головой на толстой поперечной балке, вцепившись в нее руками и ногами, точно вампиреныш.
— Эй, парень! — устало позвал Кастор. — Здесь чисто. Прыгай!
Мальчишка повернул багровое — от притока крови — лицо и жалко улыбнулся. Губы у него тряслись.
— Прыгай, — повторил экзекутор. — Поможешь затянуть рану, пока старшие заняты.
— Н-не мммм… — замычал парень. — Не ммм… не ммм-могу!
— Что? — Кастор поморщился.
В ушах стремительно нарастал глухой шум, перекрывая звуки внешнего мира. Рыцарь пошатнулся. Тело казалось чужим. Мальчишка (кажется, Уилл? в голове все путалось) судорожно сглотнул.
— Ру-уки. Нне ра-азжжима-аются.
— В задницу кольну, живо разожмутся, — хмуро пообещал Кастор, хотя не был уверен, что сейчас сможет хотя бы просто поднять меч.
В глазах рыцаря потемнело, он неуклюже переступил, запнулся об один из трупов и начал падать лицом вперед. Падение было тягуче-долгим, как будто воздух уплотнился в сотни раз, превратившись в густую прозрачную смолу. Медленно проваливаясь сквозь неё, ди Тулл ждал удара о землю, но вместо устланного соломой пола ему навстречу бесконечно-неторопливо всплыла темнота, в которой пульсировали красные всполохи.
Удара он так и не дождался. Темнота, наконец, встретила его и мягко вобрала в себя — вместе с памятью, усталостью и болью.
Не быть оказалось так хорошо!
…Он пришел в себя — оттого, что чья-то теплая ладонь легла на его лоб. Открыв глаза, Кастор ди Тулл обнаружил над собой пухлое женское лицо в обрамлении пепельных волос с проседью.
— Наконец-то прочухались, вашмилость, — лицо расплылось в улыбке. — А мы думали, ежели к вечеру не оклемается господин рыцарь, сталбыть, надо в город посылать. За лекарем.
— Нет!
Возглас ди Тулла прозвучал слишком громко. Раздосадованный рыцарь приподнялся на локте и, оглядевшись, уже спокойно повторил:
— Нет. Не нужно лекаря. Я в порядке.
— Как пожелаете, ваш милость, — женщина вскочила с лавки и согнулась в неловком поклоне.
Деревенские принесли его в дом старосты. Хозяева выделили гостю лучшую кровать, застланную свежей соломой и прямо-таки завалили одеялами. К тому же пожертвовали свою лучшую подушку, набитую даже не перьями, а пухом.
— Сколько я был… — он запнулся, раздраженно потер подбородок и обнаружил там некое подобие бороды. — Как долго я спал?
— Сегодня третий день пошел. Вот мы, сталбыть, и волноваться начали, — сообщила жена старосты (а кому ещё быть? опять же, семейная приговорка).
Яна!
Память огромными кусками возвращалась к нему, и ничего хорошего воспоминания с собой не несли. Только тревоги, страхи, предчувствия новых бед и опасностей.
— Со мной была девушка. Леди! Где она?
— Так это… где ей еще быть, вашмилость? Она, сталбыть, тут, в Мышиных Норках, вот токмо…
— Что «токмо»? — раздраженно спросил ди Тулл и огляделся в поисках оружия.
У деревенских должно было хватить ума, чтобы не трогать вещи рыцаря. Так и есть! Перевязь с оружием аккуратно положили на табурет рядом с кроватью. Коснувшись пальцами рукояти меча, ди Тулл немного успокоился.
— Что не так? — ровным голосом спросил он. И даже попытался улыбнуться.
— Э… ну, вы уж не гневайтесь, вашмилость, но, леди так себя не ведут.
Жена старейшины прикусила язык, опасаясь, что рыцарь рассердится, но Кастор только вопросительно смотрел на нее. Ободренная женщина продолжала:
— Тихая она, нелюдимая, и не белоручка вовсе. Работы, сталбыть, совсем не чурается.
— Работы? — недоуменно переспросил экзекутор.
Жена старосты кивнула.
— Цельный день в огороде ковыряется. Все одно ей в чьем, и платы за помощь не просит. Вы токмо не подумайте, ваша милость, никто её работать не просит, и уж тем паче не принуждает. Она сама. Поначалу-то она с вами сидела, а потом вышла, походила по улице и за огород взялась.
«Монашеское воспитание», — подумал ди Тулл.
Из тех скудных сведений, что ему сообщили о «трофее» до того, как всё началось, было ясно: Яну тайно держали в небольшом монастыре, затерянном в глухомани. Там девушка жила под неусыпной опекой десятка монахинь и под охраной четырех рыцарей ордена Очищающего Пламени.
И монахини, и рыцари уже мертвы. Как мертва его дружина — одна из лучших, состоящих на службе Башни. Как мертв легенда братства — Ворон, знаменитый рыцарь и опытный боец, на четвертом десятке лет вдруг открывший в себе магические способности и ставший боевым магом. Как мертвы все братья-экзекуторы, принявшие последний бой в Башне, некогда считавшейся неприступной и несокрушимой.
Все мертвы… он ещё долго не устанет повторять себе это снова и снова.
Все. Мертвы. Потому что своими жизнями выкупили право на жизнь для этой девочки.
И для него заодно…
Кастор не знал, в чем сущность и истинное предназначение «трофея». Равно как и не знал он, что тринадцать лет назад для того, чтобы решить её судьбу, в условиях строжайшей секретности собирался Великий Совет Строгой Церкви, протоколы которого никогда не вносились в церковные анналы. Но даже круглому дураку было бы ясно, что тайна девушки, оплаченная столь многими смертями, стоит того, чтобы за неё драться против всего мира.
— …словно монашка какая. За все время даже слова не вымолвила, — продолжала рассказывать хозяйка, не замечая, что постоялец уставился в одну точку и сосредоточенно думает о чем-то своем.
Кастор тряхнул головой. Он ещё узнает, что такого замечательного в его спутнице. А пока достаточно, чтобы она просто находилась рядом.
— Где она сейчас? — прервал он жену старосты.
— Кто?
— Девушка! Приведите ее сюда!
— Ах! да-да, сей же час, вашмилость!
Несмотря на свою тучность, селянка проворно развернулась и выбежала из комнаты. Кастор осторожно спустил ноги на пол. После трех дней, проведенных в беспамятстве, мышцы казались вялеными. Старший экзекутор попытался встать, но в глазах потемнело — приступ слабости заставил его вновь опуститься на подушки. Кастор в раздражении стукнул кулаком по бедру. Мощи Архангелов! Сейчас силы ему нужны, как никогда.
Оглядевшись, ди Тулл обнаружил, что нигде не видит своей одежды. А встречать обнаженным девушку, выросшую в строгом монашеском воспитании, было несколько… неправильно. Вздохнув, рыцарь с ворчанием залез под одеяло, стараясь лечь так, чтобы не потревожить забинтованное плечо.
Надо было сначала потребовать камзол!
Кастор ди Тулл рассчитывал покинуть деревню в тот же день, однако хворь не позволила его планам осуществиться. Старший экзекутор был высоким и очень крепким мужчиной, его железный организм восстанавливался с каждым часом, силы быстро возвращались. Но всё же не настолько быстро.
К вечеру ди Тулл понял, что, как бы то ни было, а ему придется провести еще день-два в тишине и покое. Безусловно, это было более чем рискованно, но выбора не оставалось.
Окончательно Кастор склонился к тому, чтобы задержаться в Мышиных Норках, после обещания старосты Ведлига предоставить им с Яной повозку, лошадь и провожатого, как только закончится ярмарка в Минфелде. По словам старика выходило, что отправившиеся на ярмарку мышенорцы вернутся к исходу четвертого дня. За это время раны ди Тулла должны были поджить, а силы восстановиться.
Увы, планы рыцаря-экзекутора и старухи-судьбы вновь не совпали.
Утром четвертого дня ди Тулл, сидя в одиночестве в доме старосты (домочадцы и Яна работали в поле) и уныло размазывая овсяную кашу по дну глиняной миски, услышал конское ржание и испуганные крики детей. Привычка опередила мысль: прежде чем задаться вопросом, что случилось, Кастор был уже на ногах. Схватив пистолет, он прокрался к окну и осторожно выглянул на улицу.
Шесть адских Герцогов!
Посреди деревушки гарцевали семь… нет! восемь всадников. Аркебуз рыцарь при них не заметил, но пара-тройка пистолетов на всю компанию непременно найдется. Один всадник — шляпа не скрывала выбивавшихся рыжих кудрей — по-кошачьи изогнулся в седле и что-то сказал стоявшему рядом человеку. Лицо последнего блестело от пота как стеклянное, пустой рукав уныло болтался; судя по всему, незадачливый житель Мышиных Норок всю дорогу бежал, держась за стремя. Имени бывшего солдата Кастор так и не вспомнил, зато догадался, почему не видел того в деревне последние два дня. Однорукий уехал на ярмарку.
Рыжеволосый всадник что-то рявкнул и поднес кулак к носу калеки. Тот насупился, и с несчастным видом ткнул пальцем в сторону дома старосты. Прямо на окно, из которого выглядывал экзекутор.
Чертов предатель!
Плохо дело.
Первым его порывом было уложить рыжего всадника выстрелом из пистолета, но Кастор сдержался. Наскоро прикинул свои шансы. Восемь к одному — расклад из рук вон неважный. А если учесть, что он далеко не в лучшей форме — и вовсе скверный… особенно, если незваные гости знают, с какого конца браться за шпагу!
Долго думать ему не позволили. Один за другим всадники спешились и двинулись к дому. Рыжий шел первым, остальные следом, сбившись в кучу. Промахнуться в них не смог бы и слепой. Возможно, если бы ди Тулл увидел, как рыжий главарь, оглянувшись на своих спутников, скривился так, что было понятно — особых талантов он за ними не видит, — рыцарю стало бы чуть легче. Но все равно — восемь здоровых вооруженных мужчин против одного и раненого — перебор.
Подкравшись к двери, экзекутор обнажил меч и приготовился разить первого, кто войдет (заряд в пистолете стоило поберечь).
Вежливый стук застал его врасплох.
— Послушайте, уважаемый, — донесся снаружи высокий насмешливый голос. — Насколько я могу предположить, вы заняли глухую оборону и готовы пустить кровь одному-двум моим людям? Полагаю, это лишнее. У меня есть другое предложение — выбросьте в окно свое оружие, и спокойно сядем за стол.
Кастор затаил дыхание.
— Возможно, вы не захотите меня послушать, но поверьте, от этого будет только хуже, — продолжал голос. — Понимаете? Причем вам будет хуже в последнюю очередь. Первыми же в этом убедятся люди, давшие вам приют. Клянусь всеми святыми, я сгоню их к этому крыльцу, а затем буду подводить к дверям и кончать одного за другим.
— Чрево мессии… — пробормотал за дверью другой голос, густой и хриплый. — Он сделает это.
— А когда здесь не останется, кого убивать, мы запалим дом, — продолжал насмешливый голос. — И вам придется выползти. Или, если угодно, выкашлять свои легкие в дыму. Все равно вы окажетесь в моих руках, вся разница в том, сколько это займет времени… и сколько людей проторят вам путь в преисподнюю.
Кастор прикусил губу. Сомнений в том, что насмешливый воплотит в жизнь свои обещания, у него не было. Рыцарь услышал недовольный ропот за дверью — кажется, остальным пришлась не по душе роль мясников. Наверное, людей себе рыжий подобрал не из конченых убийц, а из обычных наемников, еще не утративших остатки человечности. Впрочем, стоило рыжему прикрикнуть, и ропот стих. Кастор закрыл глаза.
Похоже, выбора не осталось.
И дело было даже не в том, что экзекутору — щиту от Тьмы, рыцарю человечества — претила резня беззащитных крестьян, у которых на всю деревню осталось три мужика. Какого черта! В данной ситуации ради сомнительного шанса выжить (и, в свою очередь, сберечь «трофей»), он мог бы пожертвовать всеми Мышиными Норами — до последнего обитателя.
И все же он опустил пистолет и пинком отворил дверь, едва не припечатав по лицу довольно скалящегося рыжего.
Дело не в хваленом человеколюбии рыцарей ордена Очищающего Пламени (право слово, излишне преувеличенном молвой). Все гораздо менее поэтично: среди деревенских сейчас находился «трофей», чья безопасность была дороже жизни Кастора, дороже деревни и еще десятка подобных селений вместе взятых. Если эти ублюдки начнут резать местных, она может пострадать. А, учитывая, что девушка молода и красива, быстрой смерти ей ждать не стоит.
Яна. Где она сейчас? Только бы ей хватило ума затаиться.
— Оружие! Быстро! — скомандовал главарь, направляя пистолет на Экзекутора. — И без шуток!
От его насмешливой вежливости не осталось и следа.
Ди Тулл молча отдал меч и пистолет одному из наемников. Лицо этого человека показалось экзекутору смутно знакомым, но тот отвернулся прежде, чем рыцарь вспомнил, где мог его видеть.
— В дом, — приказал рыжий главарь. — Садись за стол. Руки держи так, чтобы я видел.
Кастор повернулся к нему спиной, обошел стол и опустился на скамью. Пока он проделывал этот путь, нарочито подволакивая ногу и прикидываясь слабым, все еще не оправившимся от раны (от рыжего не укрылась побуревшая от крови повязка), главарь успел отдать подручным приказ. Согнать деревенских к дому старосты и найти светловолосую девушку лет двадцати. До его приказа баб не трогать.
Внутрь рыжий вошел один. Затворил за собой дверь и сел напротив пленника, не опуская пистолета.
— Где девка?
Он не спросил, а буквально выстрелил вопросом.
Черт возьми, хотел бы Кастор знать ответ!
— Это ты мне скажи, — медленно произнес ди Тулл, пытаясь выиграть время. — У тебя, гляжу, в деревне хороший осведомитель есть.
— Мои люди сейчас прочешут дом за домом. Если найдут её — сожгу половину этого захолустья, чтоб впредь мужичью наука была: не встревать в чужие игры. Если не найдут, начну жечь тебя, — будничным тоном пообещал рыжий. — Неторопливо и обстоятельно. От пяток и, по мере прожаривания, выше. И не закончу, пока ты мне не выложишь, куда девчонку дел.
Кастор на это лишь молча пожал плечами. Одновременно он незаметно подобрал под себя ноги, изготовился. Его с главарем разделяло несколько футов тщательно выскобленного дерева. Не так много, чтобы нельзя было преодолеть одним броском.
Рыжий ухмыльнулся, без труда уловив, что на уме у экзекутора.
— Посмотри на меня, — негромко сказал он. — Только внимательно. Что ты видишь? Городского трепача? Дешевого наемника? Дикого варвара? Нет, брат, я из такого же теста, как ты. С жалким отребьем на улице ты, пожалуй мог бы потягаться. Не спорю. Это всего лишь обычные болваны, годящиеся в солдаты разве что по недоразумению. Но я не таков, нет. И ты это чуешь. Мы оба старые солдаты, битые волки…
Он вздохнул и поскреб подбородок.
— Если дернешься, я ведь тебя даже убивать не стану — прострелю другое плечо и мордой об стол приложу. Зачем ты мне мертвый? Мне ведь тебя еще пытать предстоит. Между нами: я это дело не люблю, но очень хорошо умею. Так что, какой бы ты крепкий не был, все одно расскажешь то, что мне надо знать. Вот и подумай хорошенько, есть ли смысл тратить попусту мое и твое время?
— Мне спешить некуда, — хмуро ответил экзекутор, сознавая полную безвыходность ситуации.
Рыжий не шутил, не пугал и не преувеличивал. Он неторопливо и просто рассказал Кастору о своих намерениях. У рыцаря не осталось ни малейших сомнений: так оно и будет. Безоружный, с раной в плече, он этому хладнокровному профессионалу не соперник. Получится, как тот обещал. Прострелит второе плечо, потом мордой о столешницу… а дальше — ножи и угли.
Беда в том, что выложить, где девушка сейчас, рыцарь не мог при всем желании.
Ди Тулл почувствовал, как в животе у него образовался ледяной ком.
Сказать, что девчонка сбежала?
Не поверит.
А даже если и поверит, неужели это изменит его, Кастора, — теперь уже совсем короткое — будущее? Так какая разница: говорить или молчать?
Разница есть, напомнил внутренний голос. Может быть, он тебя просто пристрелит, и не придется ковылять на тот свет на сожженных ногах.
— Решил? — выждав недолго, спросил рыжий.
— Кому ты служишь? Мне все равно конец, так что хотелось бы…
— Не тяни время! — разозлился рыжий. — Начинай говорить о девчонке, или я начну…
Что он собирался сделать, никто так и не узнал.
Рыжеволосый неожиданно кашлянул, подался всем телом вперед, налегая грудью на столешницу. Рука с пистолетом упала на стол и медленно сползла, увлекаемая тяжестью тела, которое вдруг безвольно завалилось в сторону. Экзекутор отреагировал мгновенно: ноги двумя мощными пружинами оттолкнулись от пола, живым ядром швырнув рыцаря в противника. Уже проехав животом по столу, дотянувшись рукой до глотки врага и ощутив, как сминается под пальцами адамово яблоко, Кастор понял, что в этом нет нужды. Мертвее рыжий от этого не станет.
В шее главаря торчала короткая толстая стрела.
Остекляневший взгляд рыжего убийцы прошелся по Кастору, но видели эти глаза уже совсем другие лица и другие миры. На последнем вздохе умирающий что-то прошептал. Кровь клокотала у него в горле, текла по подбородку, и Кастор не был уверен, что правильно расслышал сказанное. Но ему показалось, будто рыжий просил у кого-то прощения за проваленное дело.
Что-то вроде: «прости, Дэрек…».
— Передам при случае, — сказал экзекутор, осторожно опуская мертвеца на пол.
Первым делом он прислушался. Ничего. Затем, взяв из рук убитого пистолет и повесив на себя перевязь с короткой сантагской шпагой, Кастор прокрался к двери. Там он встал спиной к стене, готовый встретить огнем и сталью любого, кто войдет. Но никто не вошел.
Все было тихо.
Только убедившись, что никто ничего не слышал, Экзекутор посмотрел в сторону дальнего окна, откуда (и только оттуда!) могла прилететь стрела. Губы рыцаря сложились в улыбку — впервые за сегодняшний день. В окне, из-под темных волос, прилипших к мокрому лбу, возбужденно блестели глаза давешнего неудачливого стрелка.
Уилл, кажется?
Вряд ли Кастор ди Тулл, рыцарь-экзекутор, мог предположить, что спасенный от смерти деревенский мальчишка отплатит ему той же монетой!
И так скоро.
Воистину, неисповедимы пути судьбы. Кто знает, как все бы сложилось, прислушайся рыцарь несколько дней назад к голосу разума и откажись войти в амбар, полный голодных мертвяков.
Голова в окне исчезла и появилась рука, которая приглашающее махнула — за мной! Не колеблясь, Кастор подчинился. Как обычно в деревенских домах, окно оказалось маленьким и узким. Рослый, широкоплечий мужчина, такой, как ди Тулл, мог протиснуться в него лишь с огромным трудом, нещадно обдирая плечи. В том числе и раненое.
Упав на землю, экзекутор некоторое время лежал неподвижно. Однако люди рыжего были слишком заняты: сгоняли деревенских к крыльцу старосты, вытаскивали из домов визжащих молодух и, пользуясь случаем, лапали их вовсю. Ди Тулл оглянулся — мальчишка уже в нетерпении пританцовывал у изгороди. Последовав за ним, Кастор оказался в чьем-то огороде. Затем они оба поползли на четвереньках, едва не зарываясь носом в землю.
Одно время у него появилась шальная мысль вернуться и дать бой, но рыцарь быстро от неё отказался. Расклад сил все равно не в его пользу: семеро против одного. И потом — может быть, драки вообще не будет. Судя по тому, что переговоры о девушке рыжий предпочел вести наедине, прочие вряд ли знают, зачем они здесь. Оставшись без командира, налетчики скоро потеряют интерес к Мышиным Норкам и предпочтут унести отсюда ноги.
Вот только женщинам в деревне придется несладко. Наемники своего не упустят.
Кастор на бегу выругался. Только бы не добрались до Яны! Черт знает, что из этого выйдет! Она и так себе на уме, а если девушку ещё и снасильничают…
И все же невинность — это всего лишь невинность. Можно пережить и не такое.
Губы его скривились. Вот мысли, воистину достойные рыцаря!
Они с пареньком пересекли несколько дворов, счастливо избежав столкновения с наемниками, и оказались за пределами деревни. Овес в этот год уродился не слишком высоким, поэтому пришлось лечь и двигаться вслед за Уиллом уже не на четвереньках, а на брюхе. Это перемещение по-пластунски длилось нестерпимо долго. Каждое мгновение Кастор ожидал услышать свирепый окрик, а за ним и выстрел.
Но им везло.
Они, наконец, добрались до границы леса. Теперь рыцарь почти бежал, стараясь не упустить из вида юркую спину паренька.
— Осторожно!
Предупреждение едва не запоздало. Продравшись сквозь заросли малины, беглец выскочил на край глубокого оврага, окруженного могучими узловатыми елями. Дно густо поросло лопухами. Уилл, ловко пробежал по краю, спрыгнул вниз и махнул рукой, призывая рыцаря последовать его примеру.
— Чтоб меня, — глухо пробормотал ди Тулл.
Взяв в руки перевязь со шпагой, он прыгнул вниз, стараясь не втыкать каблуки глубоко, чтобы следы не были столь заметны. Из оврага наверх вела едва намеченная тропа, полностью скрытая от глаз лопухами. Выбравшись наверх и пробежав между деревьями еще шагов пятьдесят, мальчишка перестал дергаться и спешить. Зато на ходу принялся объяснять, что привело его под окна старосты с заряженным самострелом в руках.
— Вас, ваша милость, не продавал никто, — шмыгая носом, рассказывал Уилл. Время от времени он поглядывал на экзекутора, чтобы убедиться, что тот слушает. — Мы люди небогатые, но честные. Просто Зифф, старый болтун, как выпьет, сразу хвастать начинает. Лучше бы ему язык оторвало, а не руку! Мы на ярмарку в Минфелд ездили — зерна продать и прикупить чего по хозяйству. А без Зиффа в такой поездке как? Он же, как отец говорит, бабья натура! С любой цены грош да собьет. Удачно поторговали, значит, и на ночлег остановились. Ну, Зифф вечерком пива хлебнул и рот свой раззявил. Начал хвастать, мол, у нас Черного пастыря бревном пришибло, так мертвяки взбунтовались и человечины захотели. А мужики их порешили всех. Только не одни, а с помощью могучего рыцаря из Башни Пламени, что пришел с блажной девицей — это не я, Зифф так про вашу леди говорил!
— Скотина, — выругался Кастор.
Его разозлило вовсе не оскорбление, нанесенное Яне. Куда больше экзекутора взбесило, как просто и глупо пьяный мужлан выдал их. Рыцарь с девицей не от мира сего! Именно по таким приметам их, небось, сейчас ищут по всему Фронтиру.
— Все бы ничего — кто же старому пердуну поверит? А вот нашелся один. Сам весь в черном, рябой, точно после оспы, взял Зиффа за глотку и давай спрашивать. Отец с кузнецом дернулись было на подмогу, а только и рябой оказался не один. Тут же ещё пара дружков обозначилась. При шпагах, с пистолетами. А потом и дворянин вышел.
— Дворянин? — переспросил Кастор, поймав рукой ветку, едва не стеганувшую его в пах.
— Ей богу, не вру. Не сильно важный только. И не местный. Он, вроде, среди этих четверых главным был, да только рябой его ни во что не ставил. Приказывал, как слуге, хотя у самого ни цепи дворянской, ни стигмы какой.
— Что именно он приказал? Ты слышал?
— Да. Я под стол как раз залез, ножик обронил, они меня и не заметили. Рябой сказал дворянину: «Кажись, наша девочка объявилась. Пусть рыжий готовит дурней бесноватого. Проводник для него уже есть».
— Погоди! — сказал ди Тулл, чувствуя, как от волнения изменился голос. — Ты уверен, что он сказал «дурней бесноватого»? Именно так, а не «бесноватых дурней», например?
— Я слово в слово запомнил и повторил, — обиделся мальчишка.
— Бесноватый, — медленно произнес Кастор.
Бесноватый.
Его милость Иероним фон Тальк, владелец Луговичей, Йонка, Сальдарии и Зеленых Бродов, из-за приступов необузданной жестокости известный, как Бесноватый Барон. Один из многих Мятежных князей Фронтира. Человек, чье имя Кастор на всю жизнь запомнил после схватки на пароме. Монтарон и люди барона, от руки которых погиб брат Тайрик. С неожиданной ясностью Кастор вспомнил лицо одного из тех мерзавцев.
Еще бы! Ведь это ему рыцарь полчаса назад сдал меч и пистолет!
«Фон Тальк», — ударами сердца застучало в висках.
Барон снова участвует (и снова на побегушках!) в охоте за девушкой, чья ценность превысила ценность целого воинского братства.
Фон Тальк.
Кастор прикусил губу так сильно, что ощутил во рту солоноватый привкус. Что ж, теперь он, по крайней мере, избавлен от необходимости выбирать, куда идти дальше. Выбор сделали за него — и Тасканьо Рыддик, граф Нирский, подождет. Как подождет и проверка на прочность старой дружбы, которая — чего греха таить! — вполне могла поизноситься со временем.
Прежде придется нанести другой визит.
Кровь на губах предала улыбке рыцаря истинную кровожадность.
Сейчас, когда появилась четкая цель, голова ди Тулла заработала в привычном ритме. Теперь рыцарь знал, куда идти и что делать. Отдельные фрагменты сложились в единую картину, вычерченную ясно и детально, словно план военной кампании.
«Прежде надо убедиться, что ублюдки в деревне не опознали странную девушку и не попытаются увезти ее с собой, — хладнокровно обдумывал он свои действия, в тоже время прислушиваясь к рассказу Уилла. — Попрошу мальчишку вывести окольным путем на дорогу, и встречу их там. Самострел, пистолет, внезапность… достаточно будет убить одного-двух, чтобы остальные бросились врассыпную».
— …а когда дворянин ушел, тот, рябой, снова Зиффу говорить начал. Тихо, как змея шипел: мол, поведешь моих друзей к себе в деревню и укажешь, где рыцарь. Он де государственный преступник, в трех княжествах вне закона объявлен, а девка — та и вовсе ведьма, даже Черной церковью проклятая. Если все гладко будет, тебя, говорит, монетой побалуют. А нет… тут я совсем притих: слышу, он нож вытащил. И говорит, как яд льет — был ты безруким, станешь ещё и безглазым. И друзья тебе компанию составят, чтоб в потемках одному блуждать не скучно было. Это он про отца с кузнецом, значит. После появился рыжий… — паренек на мгновение запнулся, видимо вспомнив, что недавно убил человека, — …рыжий тот уже с людьми был. Они наших во двор вытолкали, даже вещи забрать не дали, на телегу посадили, сами верхом двинулись. А я все под столом сидел. Отец про меня и словом не обмолвился. Я тогда сам все понял. Уилл, сказал бы мне отец, надо рыцаря предупредить! Долг кровный отдать! Ну, я и побежал, что было духу. Но только они конные, а я — хоть и напрямик, по тропам известным, да всё-таки пехом. Обошел их совсем чуть-чуть.
— Раз обошел, что ж сразу не предупредил?
— Так ведь я её первой встретил! И сразу в лес вывел, по-тихому, чтоб никого не заполошить.
— Её?
Вслед за мальчишкой Кастор перелез через огромное рухнувшее дерево с вывороченными корнями, сделал шаг и… едва не наступил на голову человеку. Тот прятался в образовавшейся после падения дерева яме, прикрытой сверху еловыми лапами. На мгновение экзекутор почувствовал себя так, словно получил удар под ложечку: ни вздохнуть, ни шевельнуться.
Из ямы на него испуганно смотрели небесные глаза Яны.
«Трофей»… то есть, она, девушка — здесь! Ей ничего не грозит. Ни похотливые лапы наемников, ни их ножи!
— Отец у меня что говорит? Чего люди не знают, того и разболтать не могут! — мальчишка улыбался.
Кастор молчал.
— Только думал, успею вас предупредить раньше, чем эти прискачут, да не вышло, — добавил Уилл виновато.
Яна поднялась на ноги, раздвинула ветки и неуверенно улыбнулась экзекутору. Голубые глаза казались бездонными. Ди Тулл вдруг почувствовал разом и жалость, и нежность к этому юному созданию, почти ещё ребенку, волей судьбы оказавшемуся в водовороте страшных событий.
Эти чувства застигли рыцаря врасплох. Беззащитная и одинокая. Одна против враждебного мира, где даже он, ди Тулл, был ей не столько друг и защитник, сколько свирепый сторожевой пес, охраняющий хозяйское добро. Просто солдат, заинтересованный в том, чтобы она оставалась возле него как можно дольше. Человек, готовый отдать её на поругание толпе мародеров, лишь бы это позволило выиграть время, необходимое для ответного удара.
«Трофей»…
Он сцепил зубы и помотал головой, пытаясь отогнать непрошенные мысли. Не вышло. Злые и безжалостные, они жалили его изнутри, как разъяренные осы. Быстро же рыцарь Башни превратился в того, кем был до вступления в братство! В хладнокровного и расчетливого корсара, чье имя, несмотря на юные года, некогда гремело над Западными морями. В циничного наемника, на пару с Тасканьо резавшего глотки всем без разбора, лишь бы за то платили.
А ведь считается, что вступая в Орден, ты навсегда хоронишь своё прошлое…
Вспомнив, кому он обязан спасением «троф…» девушки, Кастор повернулся к Уиллу и в порыве благодарности схватил парнишку за плечи.
— Парень, да ты понимаешь, что ты сделал?! — закричал Кастор, тряся его, как игрушку. — Понимаешь?!
— Я же как лучше хотел! — перепугавшись, залепетал Уилл. — Ваша милость! Вы же мне жизнь спасли… там, в амбаре… ой, больно!
Опомнившись, Кастор отпустил мальчишку. Привалился спиной к огромным корням.
— Мальчик мой, — произнес он медленно. — За спасение жизни ты со мной сегодня рассчитался сполна. И теперь уже я перед тобой в неоплатном долгу. Слышишь?!
Вспомнив о кошельке, взятом с трупа рыжего убийцы, ди Тулл полез в карман. Затем высыпал на ладонь больше половины содержимого.
— Это тебе.
Глаза парнишки округлились — он, наверное, никогда не видел столько золота. Собственно, он вообще золотые монеты видел лишь пару раз в жизни, на ярмарке, и даже не представлял толком, что за богатство свалилось на его голову. Кастор невесело улыбнулся: он-то понимал, что такие деньжищи никому в Мышиных Норках и не снились. Крестьяне рождались, жили, платили подати медью и серебром, и умирали, так никогда и не подержав в руках желтого металла.
Впрочем, учитывая, сколько зла приносят золото людям, может, оно и к лучшему.
— Думаю, здесь хватит, чтобы покрыть весь ущерб, что нанесут эти… наемники, — сказал ди Тулл. — Спрячь и никому не показывай: отдашь отцу, когда все уляжется. Я понял, он у тебя мужик сметливый, придумает, как с толком распорядиться.
— Ясное дело! — горделиво кивнул паренек.
Он совсем освоился рядом с рыцарем.
— А вы, ваша милость, глядите: чтобы на Змеев тракт выбраться, надо по левую руку забирать, пока в болотину не упретесь. А там, коли тропы не знаете — так откуда вам и знать-то? — просто края держитесь. Крюк, конечно, будет изрядный, но все одно на дорогу выйдете. Я бы и сам проводил, но мне надо мамку с сестрой проведать. Я ведь их это тоже… на всякий случай из деревни вывел. Самыми первыми, значит.
Ди Тулл не сдержал усмешки.
А мальчишка-то далеко пойдет: не трусливого десятка, расчетливый и циничный, готовый на все ради тех, кого считает близкими. Чтобы обезопасить мать и сестру он не стал поднимать переполох в деревне, справедливо рассудив, что пока будут гонять чужих матерей и сестер, его родных никто не хватится. А чтобы защитить себя от мести соседей — подстраховался: рыцаря с леди вывел. Спасал, мол, жизнь высокородному нобилю, потому прочих предупредить не успел!
Кто же за такое спросит?
— Спасибо. А теперь, беги давай. Возле нас оставаться долго — опасно.
Напоследок бывший старший экзекутор протянул ладонь и, как равный равному, пожал мальчишке руку. Тот заулыбался, важно расправил плечи, затем повернулся и исчез в чаще.
Ди Тулл посмотрел на Яну.
— Идем?
Впервые со дня их встречи это был не приказ, а вопрос.
Кастор вдруг понял, что, несмотря на все неприятности, доставленные девчонкой, он больше не хочет вести себя с ней как с одушевленной куклой. Как с «трофеем». Кто из ныне живущих был ей сейчас ближе, чем он? Конечно, её будущее — полная неопределенность, что с ним, что без него, но… женщине все-таки нужна крепкая мужская спина, за которой можно укрыться. И потом, разве с момента гибели Башни он перестал быть рыцарем?
Экзекутор протянул руку и осторожно взял девушку под локоть. Задумавшись, он даже не заметил одной странной вещи: левое плечо с какого-то момента перестало болеть. Совсем.
И больше оно болеть уже не будет — на месте подживающей раны не осталось даже крохотного шрама. Точно раны никогда и не было. Кастор убедится в этом позже. Всего-то через пару часов.
— Куда?
Кажется, она заговорила с ним впервые за последние несколько дней. Что ж, это обнадеживает. Значит она не совсем… ээ, сомнабула.
— Необходимо нанести визит одному нашему общему знакомому.
Он сказал это ровно и спокойно, но Яна вздрогнула, заметив, как изменилось лицо рыцаря. Выросшая в закрытом монастыре, проведшая детство и отрочество под воздействием приглушающих чувства зелий, она совсем не разбиралась в людях, в их мотивах и поступках. Душа её осталась незрелой — она не всегда могла отличить хорошее от плохого, а о жизни внешнего мира долгое время знала только по книгам, которые ей иногда позволяли читать. Но темная энергия, исходившая от ди Тулла, убедила Яну: кем бы не был этот знакомый, он не обрадуется встрече с рыцарем.
Девушка была недалека от истины.
Имя человека, с которым им предстояло встретиться, огнем горело в мозгу Кастора.
Фон Тальк.
Иероним фон Тальк.
Владелец Луговичей, Йонка, Сальдарии и Зеленых Бродов.
Бесноватый барон.
Кастор ди Тулл — старший экзекутор, командир дружины, более не существующей; рыцарь ордена, в одночасье разгромленного; служитель братства, канувшего в лету, — теперь он знал, кому предъявить счет за все свои потери! И если бы барон Иероним фон Тальк, опрометчиво позволивший втянуть себя в некую игру, где сам значил меньше, чем пешка, сейчас умудрился заглянуть в глаза экзекутора, он бы сразу понял — время заказывать погребальный саван.
Но на тот момент рыцаря и барона разделяли пространство и время.
Несколько дней и пара сотен лиг.
