Глава 3
Экзорцист. Кривое зеркало
Месяц Святого Николаса Слепца
I
В субботу шел дождь. И в пятницу шел дождь. И в четверг, само собой, без дождя не обошлось.
Дождь, не переставая ни на минуту, шел уже третий день подряд.
Вообще, в этом не было ничего необычного. С началом последнего месяца осени небо над прибрежными районами Стильга всякий раз затягивали наползавшие с моря тучи, дождь сменялся снегом, а снег… Такой ослепительно-чистый, он раскисал и превращал дороги в непроходимые болота буквально за несколько часов. А потом опять шел дождь.
Так что, как ни крути, удивляться непогоде не приходилось. Удивительным было другое — все эти три бесконечно долгих дня я пил пиво. Не чувствуя вкуса. Кружку за кружкой. Останавливаясь, только чтобы сходить отлить да забыться, дожидаясь рассвета, в съемной каморке в мансарде «Черной ладьи» — не самой захудалой таверны в припортовом районе столицы.
Объяснимо было все: мое возвращение в родной город, нежелание разыскивать старых знакомых, беспробудное пьянство. На все это имелись веские причины. Но, как ни ломали бы голову знавшие меня люди, они бы ни за что не догадались, зачем я пью эту ослиную мочу.
Человек, которого они когда-то знали, всем напиткам предпочитал вино. Да! Тот гуляка остановил бы свой выбор на вине и служанке посимпатичней. Или как получится. Лишь бы было кому согреть постель. Хотя скорее всего он еще в самый первый день — точнее, ночь — загремел бы в кутузку. Проспался в холодной и взялся за ум. Возможно. А возможно, и нет.
Но люди меняются, и поэтому я сидел и пил пиво. Пил пиво и ждал. В основном — ждал.
Вербовщик подошел за час до полудня.
— Не помешаю? — опустился на лавку напротив меня пожилой господин. Очень уж обыкновенный господин. Ни высокий, ни низкий. Ни худой, ни толстый. Лицо особо выразительными чертами тоже не отличалось. Когда он появился на постоялом дворе, мне, к стыду своему, припомнить не удалось.
— Ничуть, — усмехнулся я и хлебнул пива. Ну и гадость!
— Вот и замечательно, — мельком глянул на меня вербовщик и отвернулся. Взгляд тоже был ни злой, ни добрый, но пиво враз встало в горле. Не должен быть у вербовщика такой взгляд. Тут птица совсем другого полета пожаловала. Странный господин подождал, пока я откашляюсь, и с едва заметным оттенком брезгливости указал на пивную кружку: — Ну и зачем же так себя мучить?..
— А почему нет? — откинулся я на спинку стула, внимательно наблюдая за руками собеседника. — Оно, конечно, не поможет, но хоть какой-то шанс будет. Погода — дрянь, грех не выпить…
— И сколько же пива, мой дорогой Себастьян, вы сегодня заказали? — Вербовщик выложил на стол тубус, наподобие тех, с какими ходят писари посостоятельней, и выудил из него несколько густо исписанных листочков. — Так… Ага, шесть кружек. Одну разбили, одну велели заменить. «Теплую мочу не пью» — так вы изволили выразиться? Немало пива расплескали и ни разу не осушили до дна. Получается, выпита вами от силы одна кружка. И все же — зачем себя так мучить? Вы же не любите пиво?
— Терпеть не могу, — сознался я, не отрывая взгляда от собеседника. Но если постоянно сидеть с кружкой пива в руке, обычно ни у кого не возникает и доли сомнения в твоем опьянении. Вот только моего собеседника к обычным людям отнести было никак нельзя. — Хотите что-то предложить?
— Мне рекомендовали вас как подающего большие надежды молодого человека, — не ответил на вопрос вербовщик.
— А мне вас — как вербовщика, собирающего отряд не очень щепетильных наемников, — раскрыл свои карты я.
— Боюсь, вас ввели в заблуждение.
— Боюсь, вас тоже.
— Что ж, увидим. — Не говоря больше ни слова, мужчина поднялся из-за стола и направился к выходу.
Я за ним не пошел и не ошибся: стоило неприметному господину выйти, как в дверь тут же проскользнула прекрасно знакомая мне личность — Джек Пратт собственной хитрющей персоной. Вполне ожидаемо: именно этот нехороший человек и отправил меня дожидаться мифического вербовщика.
— Привет, рыжий, — плюхнувшись на лавку, протянул он мне руку с унизанными перстнями пальцами и тут же гаркнул на весь зал: — Пива!
— И тебе, рыжий… привет. — Я пожал жесткую, будто доска, ладонь и в один длинный глоток осушил полупустую кружку. — К чему весь этот спектакль?
— Ну, после твоих похождений в Сарине неудивительно, что Малькольм решил списать тебя на берег. — Невысокий, жилистый, с ослепительно-рыжей копной растрепанных волос, Джек производил впечатление законченного пройдохи и, надо сказать, этому впечатлению вполне соответствовал. Одна серебряная серьга в ухе чего стоит! Кого другого за такое разгильдяйство давно бы со службы попросили, а ему все с рук сходило. Сграбастав с подноса подошедшей разносчицы глиняную кружку, он глотнул пива и недоуменно сморщился: — Как ты пьешь эту гадость?
— С трудом, — усмехнулся я, чувствуя в словах приятеля приторный оттенок фальши. После тех самых «похождений в Сарине» я стал куда чувствительней к подобным вещам. И не только.
— Закажем вина? — предложил Пратт, сунул руку под плащ, проверяя висевший на поясе кошель, но тут же опомнился: — Хотя, пожалуй, не время.
— Не отвлекайся, — попросил я.
— Малькольм вбил себе в голову, что больше не может на тебя положиться. — Скривившись, Джек все же вновь хлебнул пива и провел ладонью по спускавшимся на подбородок рыжим усам. — Но есть люди, которых твой рассказ заинтересовал. И они решили взять тебя под свое крыло.
— Кто именно? — уточнил я, не прикасаясь к пододвинутой мне кружке.
— Не узнал? — Пратт вскочил на ноги и кинул на столешницу несколько мелких монет. — Пошли, пройдемся.
— В такую погоду? — Выходить под проливной дождь не хотелось. Но этих рыжих не переспорить. Нечего и пытаться. По себе знаю. А волосы у Джека куда рыжее моих.
— Пошли. — Парень даже не обернулся, лишь поплотнее запахнул плащ и вышел на крыльцо.
Я без всякой охоты поплелся следом:
— Рассказывай.
— На тебя положил глаз Якоб Ланье. — Джек оглядел пустынную улицу. — Шеф королевской надзорной коллегии.
— В курсе, — поежился я. Королевская тайная служба была на слуху. Ею пугали детей. Ее до дрожи боялись наши соседи и до скрежета зубовного ненавидели заграничные коллеги. А вот о ведомстве Ланье слышали лишь те, кому это было положено по долгу службы. Да еще попавшие в сферу его интересов бедолаги. — Зачем меня три дня мариновали в этой дыре?
— Присматривались. — Пратт зашлепал по лужам. — Согласовывали. Решали.
— И что решили?
— Есть одно дело. — Джек лихо заскочил на подножку проезжавшей по улице кареты и махнул рукой: — Быстрей!
Я запрыгнул следом, скинул с головы промокший капюшон плаща и уселся напротив рыжего пройдохи, уже развалившегося на обитом кожей сиденье. Спрашивать ничего не стал. Сам расскажет.
— В последнее время какая только бесовщина не творится, — зевнул Пратт. — Так что копия твоего рапорта попала на глаза кому-то из помощников Ланье весьма своевременно.
— И рапорт восприняли всерьез? — удивился я.
— Рапорт — нет. Тебя — да. — Джек перестал улыбаться. — Понимаешь, о чем я?
— Допустим.
А чего непонятного? Когда у человека в двадцать с небольшим лет выцветают глаза, будто у столетнего старика, это о чем-нибудь да говорит. Хорошо хоть не поседел.
— Чего от меня хотят?
— Официально будешь заниматься теми самыми наемниками. — Рыжий сунул мне кожаный футляр.
Что тут у нас? Патент пристава королевской надзорной коллегии? Неплохо. Весьма неплохо!
— На деле — всякой бесовщиной. — Чем?
— Орден Изгоняющих с нами сотрудничает, но вытянуть из них полезную информацию стоит столько сил и нервов, что решено самостоятельно развивать это направление.
— Проблемы с бесноватыми? — невольно улыбнулся я. — Или сами бесы беспокоят?
— Не только, — покачал головой посерьезневший Джек. — Но идея давно витала в воздухе, а тут подвернулся ты.
— И куда мы, кстати, направляемся? — отодвинув шторку, выглянул я из кареты.
— В пригород.
— По поводу?..
— Странная смерть.
— Странная?
— Весьма странная.
II
Место, где случилась эта странная смерть, оказалось ничем особо не примечательным. Карета остановилась перед усадьбой, за высоким забором которой густо разрослись настоящие заросли боярышника и акации. Над деревьями торчала крытая черепицей островерхая крыша двухэтажного особняка. Рядом с ней едва проглядывала из-за не успевших облететь деревьев конюшня.
— Пошли! — Джек выпрыгнул из кареты и направился к будке привратника. Самого привратника там не оказалось — калитку открыл выскочивший под дождь стражник. Форменный плащ изрядно промок, выходит, проделывать эту нехитрую операцию ему приходилось не первый раз.
Пробравшись через разросшиеся у забора колючие кусты, мы остановились на краю небольшой и, скорее всего, относительно недавно вытоптанной прогалины. Судя по оставленным на земле отпечаткам сапог, до нас здесь успела побывать уйма народу, так что было совершенно непонятно, с какой именно целью Джек меня сюда притащил.
— Смотри. — Пратт указал куда-то чуть выше обломанной ветки боярышника с уже начавшей жухнуть листвой.
— Ну? — привстал на цыпочки я.
Из-за деревьев едва проглядывали ворота конюшни. Шагов сто — сто пятьдесят, не меньше.
— Представь себе: дождь, ветер, темень, будто у кашалота в брюхе, — Мой спутник начал пробираться через кусты к тропинке. — Хозяин, который большую часть времени живет в городе, непонятно зачем приезжает за полночь, сам распрягает лошадь, выходит из конюшни и… кто-то с такой дистанции всаживает в него стрелу.
— Бред! — фыркнул я. — Уверен, что стреляли именно отсюда?
— Можешь не сомневаться. Ты представляешь, какого класса должен быть стрелок? Сделать поправки на раскачивающиеся ветки, дождь, ветер и движение жертвы? В такой-то темноте?
— Да уж! — хмыкнул я, все еще не понимая, на кой бес меня сюда притащили.
— Стрела попала в бедро, перебила артерию, и когда наутро обходивший территорию охранник обнаружил хозяина, тот уже истек кровью.
— Вряд ли убитый важная шишка? — предположил я. Мне здесь не нравилось. Будто мурашки по спине непонятно от чего побежали. Захотелось уйти.
— Клерк ревизионной палаты казначейства. Весьма ценился руководством. У него, говорят, был просто нюх на всяческие махинации. А такие люди, брат, на вес золота!
— Поэтому и убили?
— Мы тоже сначала так думали. — Джек прошел мимо облицованного песчаником крыльца, завернул за угол особняка и спустился по неприметной лестнице, ведущей в подвал. — А потом у нас появились сомнения…
У меня такие сомнения, честно говоря, тоже уже начали появляться: тяжеленная, окованная железом дверь в подвал сейчас была аккуратно приставлена к стене. Приставлена — аккуратно. А вот выламывали ее… Интересно, зачем канцелярской крысе понадобилась дверь, больше подходящая для сокровищницы какого-нибудь средней руки ростовщика? Да и пост охраны никто бы не стал выставлять, не отыщись в подвале нечто весьма необычное. Необычное настолько, что этим заинтересовалась королевская надзорная коллегия.
— Ключи давайте. — Джек протянул руку к игравшим в кости на перевернутом бочонке стражникам. Или делавшим вид, что играют, — слишком уж собранными и настороженными выглядели эти дюжие парни. Как бы то ни было, один из здоровяков снял с крюка кольцо с ключами и кинул моему рыжеволосому приятелю.
— А чего так неаккуратно? — оглянулся я.
— От входной ключей не нашли. — Джек начал отпирать висячие замки с двери ничуть не менее хлипкой, чем входная. Один. Второй. Третий. Неужели и в самом деле покойный здесь свои сбережения хранил? — Заходи…
Ну я и зашел. Шагнул в темную комнатушку и моментально упал на колени, зажимая ладонями виски. Будто в растопленную до невозможности парилку шагнул. Только тут дело в другом было, совсем в другом.
— Эк тебя, — смущенно хмыкнул рыжий поганец, когда я буквально выполз обратно. — Ты как?
— Предупреждать надо, — прошипел я и, вытащив из кармана фляжку, хлебнул полынной настойки. Полегчало. Но головная боль на сегодня точно обеспечена. И это еще легко отделался. Ворохнулась на дне души знакомая тяжесть. Ох, ворохнулась! — Сколько человек там убили?
— Десятка три, если мы всех в саду откопали. — Джек запалил факел и безбоязненно шагнул внутрь. — Объяснишь, что за бесовщина тут происходила?
— Неужто вас Изгоняющие не просветили? — Я остановился на пороге каморки, на мгновение заколебался и все же шагнул вперед. Обрывки душ умерших здесь людей вновь обожгли огнем, но теперь мне удалось закрыть сознание от их жутких прикосновений. Ничего сложного — если знаешь как. Я знал, благо удалось раздобыть допуск в закрытое хранилище библиотеки при столичном монастыре Всех Святых. «Путь мыслителя», раздел «Медитация как основа развития личности», глава «Мантры и наговоры». Да уж, так гораздо лучше, пусть и не сразу удается понять, о чем рыжий пройдоха толкует.
— Побывавшего здесь экзорциста хватил удар. А его собратья крайне уклончиво отвечали на наши вопросы. — Факел высветил вмурованные в стены ржавые цепи и выдолбленный прямо в каменном полу пентакль с железными кольцами в вершинах пятиконечной звезды. — Поэтому и понадобился ты.
— Выйдем. — После того как тяжелая дверь отгородила нас от жуткой комнатки, дышать сразу стало легче.
— Что там происходило? — Джек начал один за другим запирать замки.
— Что-то очень и очень нехорошее. В Норвейме за такое запросто на костер отправляют.
— А может, хозяину просто нравилось убивать людей?
— Нет, — покачал головой я. Раньше мне бы не удалось почувствовать ничего необычного. Разве что не до конца выветрившийся запах крови. А теперь… Схватка с бесом в Сарине оставила после себя немало непонятного. И не могу сказать, что мне доставляло такое уж большое удовольствие ощущать эту потустороннюю бесовщину. Хотя временами просто не понимаю, как жил без этого раньше. — Это ритуальные убийства. Слишком уж аура тяжелая…
— Чего?
— Души умерших, говорю, никак покой не обретут. — Я вышел под дождь, подождал, пока хлеставший по лицу ветер не развеет заполонившую голову хмарь, и лишь после этого накинул капюшон. — Как думаешь, убийца знал о подвале?
— Несомненно. Иначе бы не стал здесь среди ночи караулить. Охранник говорит, хозяин иногда по ночам гостей в подвал водил. Водил сам, ему всякий раз велел носа из дома не казать.
— Когда его подстрелили? Вчера?
— Позавчера, — прищурился Джек.
— А меня вы в «Черной ладье» целых три дня мариновали… — Догадаться о прошедшем с момента убийства времени было несложно: листья на сломанных стрелком ветках даже еще не успели пожухнуть.
— Были и другие. — Пратт сразу понял, к чему идет дело. — В карете записи просмотришь.
— И у каждого в подвале — такое?
— Нет, их только способ исполнения объединяет да стрелы будто из одного колчана, — усмехнулся Джек. — Всех застрелили. Всех — из почти нереальных положений. Больше ничего не скажу, мне твое собственное мнение интересно.
— Пошли, — уныло вздохнул я. Не люблю такие непонятки сил нет как!..
Всего убитых оказалось пятеро.
Королевского судью небольшого городка в окрестностях столицы застрелили, когда он садился в карету. И опять полный набор — вечер, ветер, дождь. Два шага от крыльца до кареты, трое охранников рядом. Единственная стрела угодила в бок и пробила печень. Десять дней назад.
Старшего надзирателя «Ржавой кирки» — самой известной каторги королевства, — убийца подкараулил по дороге на работу. В этот раз он едва не дал маху, но лишь чиркнувшая по шее жертвы стрела все же перебила вену. Истек кровью. Восемь дней назад.
С приехавшим в столицу землевладельцем убийца и вовсе опростоволосился. Не побоявшись совершить нападение средь белого дня, да еще в людном месте, лучник всадил стрелу куда выше, чем следовало, и она, не причинив особого вреда, засела под ключицей. Лучнику повезло дважды: во-первых, никто не приметил, откуда он стрелял; во-вторых, землевладелец умер от заражения крови. Шесть дней назад.
А вот с таможенным смотрителем убийца вновь проявил себя с лучшей стороны: зашедший справить нужду в отхожее место таможенник еще не успел прикрыть за собой дверь, когда его затылок пробила выпущенная с двух сотен шагов стрела. Убитого хватились слишком поздно, стрелка к этому времени и след простыл. Четыре дня назад.
Место смерти последней жертвы мы только что посетили. Лихо.
— Ну, что скажешь? — Джек убрал в чехол несколько листов исписанной убористым почерком бумаги.
— Мотив мести, думаю, уже рассматривался? — хмыкнул я. Цепочка простая: ревизор вытащил на свет чье-то грязное белье, судья вкатал растратчику немаленький срок, надзиратель не проявлял должного уважения к заключенному… Землевладелец и таможенник? Избежавшие наказания подельники? Запросто. Только версия эта слишком очевидная, чтобы иметь хоть какое-то отношение к истине. — Да.
— Есть что-то еще, что мне следует знать? — Я решил пока воздержаться от скоропалительных предположений.
— В последних двух случаях стрелка сопровождали два человека. Раньше, возможно, тоже, но до убийства таможенника мы этим делом не занимались, а Стража… — Джек только махнул рукой. — Нас поставили в известность, только когда стало ясно, что безумный лучник не успокоится. Ну а потом…
— Потом вы обнаружили подвал, — кивнул я. — Вот что скажу: лучник — профессионал. Никакой самоучка не смог бы снять всех пятерых и ни разу не промахнуться.
— Наемник?
— Не знаю. Зато я знаю, где обучают стрелков такого класса.
— Королевская стрелковая школа? — ухмыльнулся жутко довольный собой Пратт. — Так мы туда сейчас и едем…
III
Как выяснилось несколько часов спустя, я серьезно недооценил размах, с которым взялась за дело надзорная коллегия. Один-два следователя, в тихом уголке беседующие с руководством школы об ее выпускниках? Как бы не так! Бравые вояки, руководствуясь мифической «честью мундира», могли сколь угодно долго водить за нос шпиков, но оказались совершенно беспомощны перед нагрянувшей из казначейства неурочной проверкой расходования казенных денег. Надо ли говорить, что ревизоров в составе сборной комиссии оказалось едва ли не меньше, чем тех самых пресловутых шпиков?
В просторном холле главного корпуса школы яблоку некуда было упасть. Казалось, со всего здания сюда стащили столы, ящики с бухгалтерскими книгами, личными делами выпускников и преподавателей. Человек тридцать проверяющих разбирали документы, сортируя бумаги по одному им известному принципу. Несмолкающий гомон голосов, шелест страниц, скрип гусиных перьев. Рутина. Не удивлюсь, если Ланье уже давненько армейским зазнайкам перышки хотел пощипать, а тут такая оказия подвернулась…
Сидевший на подоконнике крепкого сложения парень встрепенулся при нашем появлении и зажатым в руке бутербродом с копченой курятиной указал на одну из дверей. Туда мы и отправились.
В небольшом кабинете с распахнутым настежь окном тоже оказалось не протолкнуться. Кроме четверых липовых проверяющих из казначейства здесь маялись два школьных администратора. Выделялись они на общем фоне не столь серо-зелеными мундирами, сколь кислыми выражениями осунувшихся лиц.
— Как успехи? — прямо с порога поинтересовался и не подумавший поздороваться Пратт.
— Просматриваем дела лучших выпускников последних пяти лет, — доложил один из проверяющих, длинный, словно жердь, парень с испачканными чернилами пальцами.
Выходит, казначейские свое дело сделали: собрали материал на руководство школы, и теперь тем волей-неволей пришлось позабыть про армейский гонор.
— Почему только пяти? — удивился Джек.
— Потому как лучшие ученики предыдущих лет в большинстве своем уже покинули этот мир, — подсказал я. — Закатная кампания, знаешь ли. Лемское поле…
— Так и есть, — буркнул усатый капитан. — Лучшие остались на Лемском поле. Третий сводный. А судя по обстоятельствам покушений, ваш стрелок просто не мог остаться нами незамеченным.
— Одно непонятно, — потеребил длинный ус его коллега. — При таких вводных нормальный лучник никогда бы не взялся исполнять заказ. Слишком много факторов. Слишком высок риск промахнуться.
— Но он попадал, — кивнул я. У меня и самого появились подобные сомнения. Больно уж нестабильно стрелял убийца. Да, он всегда попадал, но пару раз едва не запорол дело. — Хотя не должен был и пытаться. Так? Получается, либо он бесовски самоуверен, либо у него не было выбора.
— Или и то, и другое, — поддакнул тоже, несомненно, почуявший неладное Джек.
— И на один блестящий выстрел в очень сложных условиях приходится стрела, едва не улетевшая в «молоко», — вслух высказал свои опасения я. — Быть может, мы не совсем то ищем? Что, если стрелков было двое?
— Эд Рох! — вдруг хором воскликнули чиновники королевской школы.
— Кто? — с изумлением уставились мы на них.
— Эдвард Pox-младший, — повторил капитан. — Прирожденный лучник, но страшный разгильдяй.
— Тот, кто никогда не мажет, — добавил его коллега и пояснил специально для нас: — Так его называли.
— Здесь есть его личное дело? — Джек оглядел коробки с документами.
— Нет, — мотнул головой капитан. — Эдварда к лучшим выпускникам нельзя отнести даже при всем уважении к его отцу. Вот тот знатный был стрелок.
— Но вы же сказали, парень никогда не промахивался?
— Попадать в мишень и быть хорошим стрелком — разные вещи, — объяснил капитан. — Попадал он всегда. Из любого возможного положения. При любых условиях. В мишень попадал. В яблочко не мог попасть и с двадцати шагов.
— Личное дело на него, быстро! — распорядился Джек, и один из проверяющих выскочил в коридор. Все верно — почерк один в один.
— Только это не Рох, — заметил вдруг подчиненный капитана. — Он в прошлом году подстрелил хахаля своей подружки и ближайшую дюжину лет проведет на каторге. «Ржавая кирка», слышали о такой?
— Доводилось, — задумчиво протянул Пратт и, прищурившись, глянул на меня.
Я только кивнул. Убитый надзиратель служил именно на этой каторге. Простое совпадение? Или нечто большее? Надо проверить.
— Как думаешь, это он? — Джек остановился на крыльце главного корпуса и махнул рукой сидевшему на козлах кареты кучеру. Дождь лил не переставая, и бежать через весь двор не хотелось совершенно. Только-только пообсохли.
— Проверить надо, — пожал плечами я. — Слишком много совпадений.
— Совпадений много. — Рыжий повернулся к вышедшему вслед за нами на свежий воздух крепышу, который давно умял бутерброд и сейчас зябко кутался в невесть где раздобытую форменную куртку охранника королевской стрелковой школы. — Выясните все, что сможете, о связях убитых, их родственников и деловых партнеров с «Ржавой киркой». Мы едем в тюрьму.
— Не очень удачная идея, — хмыкнул я. — Ты вот так прямо заявишься и потребуешь встречи с Рохом? Тебе не откажут, нет. Просто он возьмет в это самое время да и повесится в камере.
— Ладно, Пьер, сделай нам патенты адмиралтейства. И бумаги о выделении на нужды флота полутора десятков заключенных. — Расчет Джека был прост: постоянно испытывавший нехватку людей флот частенько привлекал в гребцы для работ в доках или ремонта кораблей каторжан. Никого там такой визит насторожить не должен. — Мы будем ждать тебя…
— В «Черной ладье», — подсказал я.
— В «Черной ладье», — повторил вслед за мной рыжий. — И шевелись, в тюрьму надо успеть засветло. Да! Фургон и полдюжины охранников отправить не забудь.
— Останови, — стукнул я в стенку, когда колеса кареты застучали по булыжной мостовой.
— Ты куда? — удивился Джек.
— Скоро буду. — Мне пришла в голову идея заскочить к обитавшему неподалеку старому знакомому. — Закажи чего-нибудь перекусить.
— Не пропадай! — предупредил рыжий.
— Постараюсь.
Я выскочил из кареты и бросился бежать к размещавшейся на первом этаже углового дома бакалейной лавке. Привело меня сюда, разумеется, вовсе не намерение сделать покупки, а желание пообщаться с хозяином этого скромного заведения. Надеюсь, со времени нашей последней встречи он успел поостыть и не станет хвататься за нож. Если уж на то пошло, пусть спасибо скажет, что сломанной ногой отделался. При другом раскладе запросто мог на корм рыбам отправиться.
— Привет, Сурок, — поздоровался я, прикрыв звякнувшую колокольчиком входную дверь.
— Здравствуй, Себастьян, — мельком глянул в сторону подсобки хозяин лавки. Высокий, нескладный, лысоватый и с давно уже наметившимся брюшком. Когда-то — не самый удачливый уличный головорез. Теперь — добропорядочный буржуа. И весьма заметный деятель столичного преступного сообщества. — Давно вернулся?
— Пару дней назад. — Я уселся на стоявший перед прилавком стул. — Все сидишь в своей норе?
— Ногу, знаешь ли, в такую погоду ломит. Просто сил никаких нет! — выразительно уставился на меня Сурок.
— Да, погодка ни к бесу… Дождь этот. Так и кажется, будто уже утонул, — не остался в долгу я.
— По делу? — понял намек хозяин.
— Есть немного. — Я наклонился к Сурку и, понизив голос, попросил: — Пусть твой мальчик выйдет из подсобки и погуляет на улице.
— В такую погоду?
— За пять минут не растает. — Я облокотился о прилавок. — Мы же серьезные вещи обсуждать будем, еще узнает кто. Греха не оберешься.
— Пика, пройдись до мясной лавки, — распорядился Сурок и, когда за низкорослым крепышом захлопнулась дверь, нахмурился: — Тебя Мешок Костей прислал?
— Успокойся, — невольно скривился я. — Знаешь ведь, с господином Ошем я больше дел не веду. Никаких. Никогда.
— Да кто вас знает, — поежился хозяин лавки. Как ни прочно было его положение, ссориться с моим бывшим нанимателем он себе позволить не мог. Второй раз сломанной ногой может и не отделаться. — С чем пожаловал?
— У тебя есть люди в «Ржавой кирке»? — перешел к сути дела я. — Те, которым лучше бы оказаться на свободе?
— Допустим, — насторожился Сурок. — И что?
— Если они поделятся кое-какой информацией, позабочусь об их досрочном освобождении. Но люди нужны надежные. Из тех, которые потом языком трепать не будут.
— Большим человеком стал?
— Никогда маленьким человеком не был. Ну?
— Какая информация нужна? — решился Сурок.
— Сам с ними пообщаюсь, — покачал головой я. — Меньше знаешь, крепче спишь.
— Помнишь Рыбака? — уточнил ненадолго задумавшийся хозяин лавки. — Который с Голубиного переулка?
— Помню.
— Если вытащишь его — за мной не заржавеет.
— Ты не понял, — я поднялся со стула и накинул на голову мокрый капюшон, — его вытащат, если он окажется полезен. Так что будь добр, передай ему весточку. Прямо сейчас.
— Договорились.
— Да! — остановился я уже в дверях. — Если потом он начнет болтать лишнего — неприятности будут не только у него и у меня. Ну ты понял…
От лавки Сурка до «Черной ладьи» — пять минут быстрым шагом. За пять минут ходьбы по залитым дождем улицам я вымок до нитки. К таверне подошел замерзший, усталый, голодный и злой. Так что когда из проулка выскочил какой-то парень, реакция у меня была соответствующая.
— Господин Ош хочет погово… — Закончить фразу схвативший меня за рукав посыльный не успел.
С разворота основанием открытой ладони в нос. Связка коротких ударов в подбородок и солнечное сплетение. И, уже придерживая за руку оседающего на землю парня, — ребром ладони по шее.
Больше никто остановить меня не пытался.
— Старый знакомый? — хмыкнул стоявший на крыльце Джек.
— Типа того. — Я распахнул дверь. — Перекусить заказал?
— А как же! — Рыжий указал на стол в углу зала. — Кстати, если у тебя проблемы, лучше бы мне о них знать.
— Никаких проблем. — Я скинул промокший насквозь плащ на лавку и уселся на ближайшее к растопленному очагу место. — Бывший наниматель изъявил желание пообщаться.
— И чего ты так резко? — Пратт поднял крышку со стоявшего на столе подноса.
Жаркое? Это хорошо. И рыбный пирог. И сырные булки. И запеченная кукуруза. Про кувшин с подогретым вином вообще молчу. Без него точно насморк обеспечен. Промок же насквозь.
— Когда после четырех лет работы на него я загремел в тюрьму, — работая на него, загремел! — он палец о палец не ударил, чтобы вытащить меня из кутузки.
— И сколько отсидел? — Джек принялся разделывать молочного поросенка.
— Нисколько. Завербовался в пехоту.
— Лихо! Там люди Малькольма тебя и приметили?
— Ага. — Я наполнил кружку и хлебнул подогретого вина. Хорошо! Но пока хватит. — Сам понимаешь, от таких предложений не отказываются.
— Так ты на Паре сколько, лет пять уже пашешь? — Угу.
— Надо же! Думал, столько не живут.
— Слушай, чего ты пристал? — Я вновь отпил вина. — Сам-то сколько пар сапог на королевской службе сносил?
— Да уж не меньше твоего, — рассмеялся Джек. — О! Вон и посыльный. Быстро они.
— Еще бы что-нибудь толковое разузнали, — пробурчал я с набитым ртом.
Впрочем, мой рыжий приятель этих сомнений не разделил — и оказался прав. В переданном посыльным пакете обнаружились патенты адмиралтейства, предписание начальнику тюрьмы предоставить на нужды флота полтора десятка заключенных и исписанный только-только подсохшими чернилами листок. Докладная по связям убитых с каторгой.
— Чего пишут? — наевшись, развалился на стуле я.
— Надзиратель работал в «Ржавой кирке», ожидаемо, да? — ухмыльнулся Джек. — Хм… а вот это уже интересней. Ревизор из казначейства последние несколько лет проверял отчетность тюрьмы. Землевладельцу выделяли заключенных на сезонные работы. Судья не только отправлял туда плохих парней вроде тебя, но и рассматривал ходатайства о досрочном освобождении. Не он один, но вообще округ его. По таможеннику — ничего.
— Большинство жертв и подозреваемый имеют непосредственное отношение к «Ржавой кирке», — задумался я. — Дело нечисто.
— Да уж куда нечище, если пятеро трупов нарисовались. — Джек осушил кружку остывшего вина и поднялся из-за стола. — Рыба, как известно, с головы гниет.
— Думаешь, концы надо искать в руководстве? — Я с неохотой надел не успевший просохнуть плащ.
— На первый взгляд — да. — Направившийся к выходу Пратт остановился и обернулся: — И вот это мне категорически не нравится!
— Чего так? — поинтересовался я уже на улице.
— Комендант тюрьмы — барон Аспине — весьма влиятельный человек. У него много друзей.
— У тюремщика? — удивился я, вертя головой по сторонам в поисках нашей кареты.
— В фургон лезь. — Джек подтолкнул меня к крытой парусиной повозке с дощатыми бортами. — Его род управляет каторгой на протяжении трех или четырех поколений. Это уже почти семейное предприятие. Понимаешь, о чем я?
— Делу могут не дать хода?
— Как раз нет. Может так оказаться, что наверху уже знают, кто окажется в ответе за все. Просто нам об этом пока еще не сообщили.
— Бесов праздник! — ругнулся я и залез в фургон, в котором сидели пятеро крепких парней в форме военных моряков. Круглые шапочки, полосатые фуфайки, просторные брюки и тяжелые башмаки. На поясах кортики и короткие дубинки. А морды такие, что любой пират сам от страху при виде них удавится.
— Трогай! — крикнул усевшийся рядом со мной Джек. — Ладно, действовать по обстоятельствам будем.
— Это понятно, — усмехнулся я, — непонятно другое…
— Что еще? — насторожился рыжий.
— Сдается мне, голуба, ты меня за нос водишь. — Увиденное в королевской стрелковой школе навело на мысль, что надзорная коллегия как-то очень уж рьяно взялась за дело.
— О чем ты?
— А сам посуди, — оглянулся я на бравых морячков и понизил голос, — мой рассказ ведь для мало-мальски разумного человека бред чистейший, так? Но вместо дома для душевнобольных меня в ваше ведомство зачисляют…
— Я же говорил…
— Ты много чего говорил. Но вот почему такой переполох из-за этого дела начался, объяснить не удосужился.
— Да какой переполох?..
— Нормальный такой переполох. Или, по-твоему, со всей столицы дознавателей в стрелковую школу согнать — это обычная манера ведения дел Ланье?
— Послушай!..
— И слушать ничего не буду. Колись, что происходит?
— Ну, блин, ты даешь, — скривился Джек. — Ты хоть понимаешь, что государственную тайну из меня выпытываешь?
— Очень смешно, — хохотнул я. — Ты — и государственная тайна. Три раза «ха»!
— На полуночи неспокойно, — с совершенно серьезным видом выдал надувшийся Пратт некоторое время спустя.
— Это ты пошутил сейчас? Ты еще скажи, Драгарн с нами за Закатную кампанию поквитаться задумал!
— Я серьезно!
— Я тоже! Чем тебе Драгарн не угодил?
— В Драгарне как раз все спокойно, — тяжело вздохнул Джек.
— В тихом омуте бесы водятся, — и не подумал оставить в покое рыжего пройдоху я. — А на полуночи что? Опять Ланс с Норвеймом из-за Руга друг на друга окрысились?
Эта провинция за последнюю сотню лет переходила из рук в руки никак не менее дюжины раз и стала причиной нескольких затяжных войн. Так что фраза «на полуночи неспокойно» обычно означала всего лишь, что Норвейм и Ланс в очередной раз начали обмениваться по этому поводу дипломатическими депешами и демонстративно стягивать к границе войска.
— И это тоже, — кивнул Пратт. — Да только в Лансе совсем уж непонятные дела творятся. Слышал небось уже, что странной смертью Эдвард Первый помер?
— Ну.
— Баранки гну! Сынок его еретиков привечать стал. Об открытии миссий ордена Изгоняющих и слышать не хочет.
— Логично, — фыркнул я.
— А то, что бесноватых там теперь королевские шпики куда-то увозят, тоже логично? Армия как на дрожжах растет, а в некоторых гарнизонах и вовсе заклинатели бесов появились!
— Это как?
— А вот так! — свысока глянул на меня Джек. — Посмотрит такой заклинатель в глаза солдату, и тот делает все, что он прикажет.
— А! Понял, — хохотнул я. — У нас их сержантами называют.
— Дубина! — выругался рыжий, и едва не слетел со скамьи, когда колесо фургона попало в какую-то выбоину. — Скажет такой человек: иди в огонь, — солдаты в огонь пойдут. Скажет на копья броситься — они и бросятся.
— Туда им и дорога.
— А если он нашими солдатами командовать начнет? Или того хуже — не солдатами?
— Вот оно как… — Теперь-то стало понятно, почему к моему рассказу серьезно отнеслись. Тот бесноватый в Сарине и не такие штуки умел…
— Вот так, — многозначительно кивнул Пратт. — Говорят, в том месяце чуть ли не во дворце такого задержали.
— То есть все серьезно?
— Серьезней некуда…
IV
Когда фургон подъехал к центральному комплексу зданий «Ржавой кирки», уже начало вечереть. Вообще и днем из-за затянувших небо туч особо светло не было, а тут и вовсе тоска накатила. Заборы эти еще в три человеческих роста, да с шипами. Серые дома с узкими зарешеченными окошками. Караулы с собаками. Арбалетчики на вышках. Никогда подобные места терпеть не мог.
Попасть на территорию тюрьмы оказалось весьма непросто. И даже наши патенты и угрозы взбешенного задержкой Пратта далеко не сразу заставили караульных распахнуть ворота. Нет, сначала они дождались какого-то клерка; клерк сам разрешить въезд фургона не мог и отправился согласовывать этот вопрос с начальником. У начальника тоже был начальник, И этот начальник, как на грех, именно в это время куда-то выехал с проверкой…
В итоге мы битый час валяли дурака под проливным дождем. И настроение наше от этого вовсе не улучшилось. А уж когда стало известно, что господин барон сразу после обеда отправился в имение и будет только завтра утром…
А разрешить перевод заключенных может только он…
Вы же понимаете, у него сегодня юбилей…
Приезжайте завтра…
Мы были настойчивы. Мы были убедительны. Мы метали громы и молнии и никуда не собирались уезжать без выделенной флоту бесплатной рабочей силы. И в итоге мы на своем настояли. А помощник коменданта сто раз проклял ту минуту, когда решил нас принять. Уж на нем мы отыгрались сполна.
— Ты представляешь, этот крысеныш — зять барона! — хмыкнул Джек, когда помощник коменданта тюрьмы, действительно внешне чем-то напоминавший крысу, сослался на высокую занятость и оставил нас наедине с реестром заключенных.
— А он чего не на празднике? — удивился я.
— Семейное дело, должен же кто-то работать, — пожал плечами Пратт. — Ладно, отбираем бывших военных, моряков и рыбаков. Ты выписываешь номера, я проверяю настоящее местонахождение.
— Договорились. — Такой расклад меня вполне устраивал: я никак не мог решить, стоит ли говорить напарнику о Рыбаке. Ладно, дальше видно будет.
Отобрать пятнадцать кандидатов на работы в доках заняло не более четверти часа. Оно и понятно: сами по себе заключенные нас интересовали мало. Кто первый подходящий попался, того и выписали. Правда, пришлось повозиться, выискивая в толстенных книгах настоящее имя Рыбака, но, на мое счастье, Джек как раз переписывал на чистовую четырнадцать остальных избранников адмиралтейства.
— Зови командира, — выглянул он в коридор к переминавшемуся с ноги на ногу тюремному охраннику. — Да живее, живей! Якорь тебе в зад!
Зять барона не заставил себя долго ждать. Прочитал список, скривился, будто углядел в нем собственное имя, но чинить препятствий не стал и велел пришедшему с ним надзирателю организовать передачу заюіюченных флоту.
Собрать и погрузить в фургон закованных в цепи каторжан оказалось делом нехитрым. А вот на оформление всех сопутствующих бумаг ушла уйма времени. Только чернил и бумаги никак не меньше чем на полмарки перевели…
— Остановимся по пути? — предложил я Джеку, когда за фургоном медленно закрылись створки тюремных ворот.
— Нет, — поежился от прохладного ветерка рыжий. Сидели мы с ним на козлах рядом с возницей и потому продрогли до такой степени, что зуб на зуб не попадал. Хотя настроение как раз было вполне на уровне. Еще бы только убедиться, что в наши умозаключения насчет личности убийцы не вкралось никакой ошибки. — Ты специально отбирал того последнего парня?
— Угу, — ничуть не удивился высказанной догадке я. — Если в тюрьме что-то нечисто, мы будем об этом знать.
— Еще один старый знакомый? — прищурился Пратт.
— Знакомый старого знакомого, — усмехнулся в ответ я.
— Тогда в первую очередь займемся им.
— Заметано.
— Привет, Рыбак, — улыбнулся я, когда два дюжих охранника завели в подвал худощавого заключенного лет сорока. От прогулки по коридорам здания королевской надзорной коллегии седоволосому мужчине явно стало не по себе, но меня он узнал сразу.
— Здравствуй, Себастьян. — И короткий кивок в сторону Пратта: — Он с тобой?
— Проходи, — подтолкнул Рыбака охранник к стоявшему посреди подвала стулу, в два счета затянул ремни и вышел из комнаты.
— А это еще зачем? — тяжело вздохнул каторжанин.
— Формальности, — поморщился я. — Сурок весточку успел передать?
— Да.
— Тогда ты знаешь, что нам нужно, — уставился на заключенного Джек.
— Откуда? — попытался безуспешно пожать плечами Рыбак. — Спрашивайте.
— Что ты можешь сказать об Эдварде Рохе?
— Бывший королевский стрелок, — наморщил лоб заключенный. — Сам с ним не общался, но говорят, живет в блоке для счастливчиков.
— Счастливчиков? — встрепенулся Пратт.
— Те, кто может себе позволить, платят барону и живут в отдельном здании. Чтобы, значит, с быдлом вроде меня не общаться. И на работы их не отправляют.
— Много платят? — ничуть не удивился подобному побору Джек.
— Не знаю. Как-то не интересовался.
— Самому барону платят? — уточнил я.
— Нет, конечно. Кто-то из мелких сошек золото собирает. Но они ведь там все родня. Понятно, к кому денежки стекаются.
— Еще что-нибудь о Рохе знаешь?
— Пожалуй, нет.
— А чтобы не на рудники отправили, а куда полегче, тоже барону платят? — зевнул я.
— Старшим надзирателям. Но они наверняка делятся.
— Со стороны часто заключенных на работы привлекают? — Джек понял, к чему идет разговор. — Ну там урожай убирать или лес вырубить?
— Редко, — ненадолго задумавшись, ответил Рыбак. — Мороки с нашим братом много. Того и гляди, или сбежит кто, или того хуже. Обычно малолеток и женщин брать стараются. Или тех, кому суд исправительные работы назначил. У нас таких не держат. Тут барон мимо денег пролетает.
— Вот как? — теперь уже задумался Пратт. Интересно, зачем тогда подстреленный землевладелец каторжан к себе на поля брал? Да если разобраться, он на охрану больше тратился! — А говорят, куда-то на полночь вашего брата гоняют?
— Было дело, — кивнул каторжанин. — Только понимающие люди готовы и сами приплачивать, чтобы туда не взяли.
— А что такое? — насторожился я.
— Некоторые оттуда не в себе возвращаются. А другие и вовсе пропадают. Был человек — и не стало.
— Остальные что говорят?
— Ничего не говорят. Никто ничего не видел. Просто утром просыпаются, а человека нет. Бывает, правда, через месяц-другой их какими-то пришибленными обратно привозят. Но редко.
— Пришибленными — это как? — заинтересовался я и покрутил пальцем у виска. — Немного того?
— Да нет, соображают они нормально, — шмыгнул носом Рыбак. — Только нелюдимые больно. С корешами общаться перестают. Молчат все больше. На вопросы не отвечают.
— И никто их расспросить не сумел? — удивился Джек.
— Да от них избавляются почти сразу. Сначала к счастливчикам отселяют, а потом досрочно освобождают. Чтоб глаза, значит, не мозолили.
— Уведите его, — приоткрыл дверь Джек.
— И куда теперь? — погрустнел Рыбак.
— Поишачишь пока на королевских верфях, потом, как тех юродивых, на волю, — пожал я плечами. — И смотри, никому о нашем разговоре ни слова. Услышит кто не тот — и отправишься на корм рыбам. Ясно?
— Ясно.
Конвоиры вывели каторжанина из комнаты, и Джек тут же повернулся ко мне:
— Ты чего-нибудь понимаешь?
— Нет, — признался я.
— Аналогично. — Рыжий нервно потеребил ус и прошелся из угла в угол. — Комендант тюрьмы отправляет заключенных на уборочные работы. Там некоторые пропадают…
— И королевский ревизор закрывает на отсутствие каторжан глаза, — вставил я.
— …а некоторых — вернувшихся «не в себе» — досрочно освобождают, — продолжил мысль Джек. — Остается понять, при чем здесь убитый таможенник. Ладно, Рох должен нас просветить…
— Имя?
— Эдвард Рох.
— Род занятий?
— Заключенный.
— Отбываете наказание в «Ржавой кирке»? — Да.
Допрос лучника проходил по всем правилам: в подвал приволокли переносной столик, и постоянно облизывавший губы писарь без остановки скрипел пером по бумаге. Сам Рох особого впечатления не производил — моих лет парень, от легкой припухлости которого не смогли избавить даже тюремные харчи. Давно не стриженные русые волосы, открытый взгляд светло-голубых глаз. И только ладони с длинными узловатыми пальцами выбивались из общей картины. Не так прост лучник, как прикидывается, совсем не так прост…
— И чем же ты там занимаешься? — Джек тоже понял, что разговорить стрелка задача не из легких. Не иглы же ему под ногти загонять, в самом деле. Хотя, если придется…
— На кухне кашеварю.
Парень ничем не выдал своего удивления начавшимся допросом, и было непонятно: то ли он не сообразил, куда попал, то ли искусно скрывает эмоции. Зато стало ясно, чего он такой откормленный.
— И все? — Да.
— Непыльная, значит, работенка? — улыбнулся Джек.
— Не жалуюсь, — поджал губы Рох. — Не подскажете, меня надолго во флот?
— Обратно не терпится? — Я зашел парню за спину.
— Если место на кухне займут, на общие работы определят.
— Ну да, место хлебное, желающих много, — кивнул Пратт. — На свободу уже и не хочется, поди?
— К чему эти расспросы? — наконец не выдержал Эд. — Чего вам от меня надо?
— Ну, ты ведь человек не бедный, так? — хищно улыбнулся Джек.
— Я?! — Парень даже растерялся от такого вопроса. — Да у меня ни гроша за душой!
— Вот как? Люди большие деньги платят, чтобы в блок к «счастливчикам» попасть, а тебя туда бесплатно определили? — потеребил серьгу в левом ухе мой рыжий компаньон. — Как-то странно получается…
— Деньги не главное, главное с людьми уметь договариваться, — ничуть не смутился Эд.
— А ты умеешь?
— Просто так на кухне работаю, что ли?
— Логично, — хмыкнул Джек и задумался. Надавить нам на парня было нечем. Нет, надавить-то как раз не проблема. Стоит только костоломов свистнуть, все расскажет. Только это время займет. А если мы пустышку вытянули, то и вовсе нехорошо получится. — А другого рода услуги ты никому не оказывал?
— Какого еще другого рода? — забеспокоился парень. — Вы за кого меня принимаете? Да кто вы вообще такие?
— Кто мы такие, тебе знать не обязательно. — Пратт ухватил парня за подбородок и поднял лицо к свету. — Важно другое: теперь только от тебя зависит — отправишься ты на виселицу или еще поживешь. Понимаешь, о чем речь?
— Нет! — выдавил из себя лучник.
— Где ты был позавчера ночью? Кто вывел тебя из тюрьмы и дал лук? Кто сопровождал? — отпустив подбородок парня, заорал Джек. — Отвечай!
— Что за бред?! — завопил в ответ Рох. — В тюрьме я был, где еще? Да вы у охранников спросите! Чего придумываете?
— И спросим, — улыбнулся Пратт, которого эти крики ничуть не впечатлили. Теперь уже сомнений не оставалось — стрелял Рох. Словами не объяснить, но проскользнула у него фальшивая нотка. — Только мы это от тебя услышать хотим. Если расскажешь, отсидишь свое — и гуляй на волю. Запираться будешь… Да нет, все равно расскажешь. Только к чему тебе тогда свобода-то? Без рук, без ног. Сам на виселицу попросишься.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — заявил Рох и упрямо сжал губы. — Я был в тюрьме. Я никого не убивал.
— Молодой, — повернулся Пратт к писарю, — кликни костоломов, в пыточную тащить клиента неохота.
— Рассказывай. — Я хлопнул каторжанина по плечу. — Пока не поздно.
— О чем рассказывать? — прекрасно понимая, что взять на себя пять убийств равносильно весьма мучительной смерти на эшафоте, продолжил запираться парень. — Я в тюрьме был!
— Слушай, поможешь нам — никто об этом разговоре не узнает. — Я встал напротив Роха. — Без свидетелей, только мы втроем. Остаток срока на верфях отработаешь. Никаких новых обвинений. Никаких выступлений в суде.
— Ничем не могу помочь, — словно не слыша меня, заявил каторжанин.
— Можешь, Эд. И поможешь. — Я наклонился к нему и заглянул в глаза. — Джек, не пускай пока писаря обратно…
— Ты чего задумал? — обернулся стоявший у двери Пратт. — Себастьян, ты чего?
Я не ответил. Мне было больно. Намного больнее, чем будет Роху. Намного больнее, чем было бы ему в пыточной.
Руки намертво вцепились в дубовые подлокотники кресла, закрытые глаза налились чернотой. Загнанный в самые дальние закутки души бес встрепенулся и в который уже раз попытался вырваться на свободу. Наконец завладеть столь желанным телом. Разорвать в клочья оказавшийся слишком упрямым дух человека. И вновь у него ничего не вышло. Моя воля оказалась крепче натиска обессилевшего беса. Но видят Святые, как же мне было больно…
Я открыл глаза, и Рох закричал. Он кричал, кричал и кричал и никак не мог отвести взгляд от моих зрачков, чернота в которых потихоньку рассеивалась, будто оседающий на дно взбаламученного ногами болотца ил. На долю лучника пришлась лишь малая доля перенесенного мной, но и этого хватило с лихвой.
— Стоять! — заорал Джек на кого-то и придержал дверь. — Все в порядке! Так ведь, Себастьян?
— Именно. — Я несколько раз моргнул, привыкая к неожиданно ставшему слишком ярким свету факелов. Обычно, когда бес в очередной раз пробовал на прочность мою волю, приходилось отлеживаться несколько часов. А тут то ли Рох принял часть удара на себя, то ли нечистый толком не успел набраться силенок, но чувствовал я себя вполне прилично. Только вот глаза… — Воды принесите!
— Что это было? — поинтересовался Пратт.
— Небольшой фокус, — поморщился я. Нет, определенно моя догадка оказалась верна: не стоит в следующий раз дожидаться, пока бес сам попытается вырваться на волю. А вообще — может, вышвырнуть его из своего тела в какого-нибудь бедолагу? Нет, не пойдет. Этот бесноватый потом меня первым делом к Святым и отправит. Да и противно такой пакостью руки марать. Лучше уж к экзорцистам обратиться. Только совсем не факт, что и они с этой тварью хоть что-то поделать смогут. — Стой! А, бесы!.. Мне вода. Этот бы и сам очнулся…
Писарь виновато пожал плечами и вновь убежал из камеры.
— Он сможет говорить? — Джек обернулся к начавшему приходить в сознание лучнику и вытолкнул в коридор появившегося в дверях пыточных дел мастера. — Пока сами справляемся…
— Держите. — Писарь сунул мне в руки кувшин с холодной водой и уселся за стол.
— Благодарю. — Напившись, я приложил кувшин колбу и вновь закрыл глаза. Уже лучше. Пожалуй, даже полынную настойку пока пить не буду. — Эй, Рох, говорить можешь?
— Идите к бесам! — невнятно пробормотал парень, сознание которого еще толком не прояснилось.
— Повторим? — Я поставил кувшин на пол и хрустнул костяшками пальцев.
— Нет, не надо! — рванулся Рох и едва не перевернулся вместе с массивным стулом. — Не надо!
— У нас есть минут пять — десять, пока он не пришел в себя, — повернулся я к Джеку. — Потом опять запираться начнет.
— Сколько людей ты убил за последнюю декаду? — не стал терять время рыжий.
— Пятерых, — слепо уставился на Джека парень.
— По чьему распоряжению?
— Коменданта тюрьмы.
— Барона Аспине?! — присвистнул Пратт.
— Да, — все тем же безжизненным голосом признал Эд.
— Зачем ему это? — решил прояснить ситуацию я.
— Не знаю, он не сказал, — замотал головой Рох, и из левой ноздри у него потекла тоненькая струйка крови. — Ничего…
— Лекаря, живо! — крикнул Джек и вцепился в каторжанина. — Как ты покидал тюрьму?
— Барон вывозил меня. В своей карете.
— Кто ходил с тобой на дело? Он сам?
— Нет. Я их не знаю. Не из тюремной охраны… — Эд начал запинаться, замолчал и часто-часто заморгал. — Вы кто?
— Что барон тебе пообещал? — потормошил Пратт каторжанина, уронившего голову на грудь.
Бесы, да где же лекарь? Если этот доходяга окочурится, придется все начинать с чистого листа. Нельзя давать ему терять сознание, нельзя.
— Что он пообещал?
— Свободу. Дюжина дней… и свобода…
— Дюжину? Кто должен был стать шестым?!
— Не знаю…
Тут меня и Джека оттерли в сторону, и двое медиков надзорной коллегии принялись споро отматывать Роха от стула. Опыта в таких делах им было не занимать: в считаные мгновения каторжанина положили на носилки и уволокли в лазарет.
— Как думаешь, выживет? — ткнул меня в бок рыжий.
— Выживет. — Я поморщился от рези в глазах. — На нем пахать и пахать еще…
— Ладно, пошли сдаваться, — потянул меня за собой Пратт.
— Чего еще?
— А ты думал, мы барона, как этого задохлика, обработаем? Нет, брат, тут уже большая политика начинается…
Сдаваться пришлось тому самому неприметному господину, который наведывался сегодня утром в «Черную ладью». И вновь мундиру он предпочел обыкновенный штатский сюртук. Так что его ранг опять остался для меня загадкой. Но точно не последний в надзорной коллегии человек. Даже проныре Джеку прорваться через секретарей и охранников удалось с немалым трудом.
Выслушал нас хозяин кабинета молча. Дополнительных вопросов не задавал и даже, казалось, думал о чем-то своем. Но — выслушал. И ни разу не перебил.
— Если принять во внимание личность четвертого убитого, без наших заграничных друзей здесь не обошлось, — дав закончить Джеку мысль, высказался хозяин кабинета. — Остается узнать, кто именно в этом замешан. Норвейм? Слишком очевидно…
— А если попробовать разговорить господина барона? — предложил Пратт.
— Вы, должно быть, еще не в курсе, но его светлость барон Аспине несколько часов назад наложил на себя руки. Выпрыгнул из окна городской резиденции прямо во время празднования собственного пятидесятилетия. И меня уже просили взять это дело под личный контроль.
— Свидетели есть? — нахмурился Джек.
— Жена и дочь. — Чиновник надзорной коллегии смерил нас тяжелым взглядом и вновь занялся лежавшими на столе бумагами. — Отправляйтесь туда и выясните, что заставило барона запаниковать и обрубить концы.
— Будет исполнено! — вскочил на ноги Пратт. — Отправимся немедленно.
— Ну и как мы туда заявимся? — хмыкнул я, когда мы вышли из приемной, миновали пост охраны и спустились на первый этаж занимаемого коллегией особняка. — Как посланники адмиралтейства? Половина клана в тюрьме работает!
— Твое предложение? Вернуться и сказать, что мы не можем этого сделать? — разозлился разнервничавшийся Джек. Будто гончая, прямо перед носом которой дичь успела нырнуть в нору. — Сам пойдешь объяснять Ланье, отчего мы его приказ выполнять не стали?
— Кто?! — опешил я. — Это был Ланье?
— Ну да, собственной персоной. — Рыжий толкнул меня в плечо: — Ладно, не дрейфь, что-нибудь придумаем.
— И мы вот так к нему запросто?.. — покачал головой я. На королевскую тайную службу мне довелось работать пять лет, но ни с кем из высшего руководства встречаться не приходилось. Малькольм Паре не в счет, у него, как ни крути, ранг немного не тот.
— Это дело курирует лично Ланье! — Пратт уставился на меня. — Понимаешь, какие на кону ставки?
Я понимал. А чего не понять? Либо пан, либо пропал. И никаких полутонов.
V
В городской резиденции барона Аспине оказалось весьма многолюдно. Прибывшие выразить соболезнование высокие гости, их охрана и челядь. Непонятно зачем присланные гвардейцы и охранники тюремного департамента. Ошалевшие от всеобщей суеты стражники и следователи департамента дознания. Ну и, конечно, собравшийся почти в полном составе клан Аспине.
В этом людском водовороте появление двух монахов никого не заинтересовало. Тем более что сопровождавшие их дюжие парни моментально нашли общий язык и со Стражей, и с охраной барона. Да и в самом деле — покойный жертвовал крупные суммы на нужды столичного монастыря Всех Святых, почему бы монахам не выразить соболезнования вдове?
— Сюда, — указал на вход в личные покои барона поднявшийся вместе с нами на третий этаж Пьер. Караулившие у дверей гвардейцы сделали вид, будто они нас не видят.
— Неплохо, — огляделся по сторонам Джек. Убранство особняка помешали рассмотреть глубокие капюшоны серых плащей, но тут любопытных взглядов можно было не опасаться. — Чувствуется тонкий вкус!
— Да ты у нас ценитель. — Скинув с головы капюшон, я остановился рядом с висевшей на стене картиной. По мне, так уличные художники ничуть не хуже малюют. — Пьер, как все случилось?
— Незадолго до приема барон с супругой решили посмотреть подарки от родственников. — Красовавшийся в мундире королевского гвардейца парень указал на составленные в углу комнаты коробки. — Неожиданно барон распахнул дверь на балкон и кинулся головой вниз. Там брусчатка — умер мгновенно.
— Просто взял и кинулся? — Заметив на полу какие-то стекляшки, я опустился на колени. — Он что-то держал в руках?
— Не знаю, — пожал плечами Пьер. — А что?
— Здесь осколки зеркала.
— К несчастью! — хохотнул Джек и обернулся к Пьеру: — Выясни, почему разбито зеркало. И быстро — одна нога здесь, вторая там!
— И если это подарок, то чей, — добавил я, поднял с пола крупный осколок и посмотрел на свое отражение. Зря.
Тьма прыгнула в глаза, от неожиданности я дернулся и рассек палец об острый скол. Это меня и спасло — боль на мгновение рассеяла наваждение, и прятавшийся на дне разбитого зеркала мрак не сумел растворить в себе мою волю. В висках застучало, заточенный в самом укромном уголке души бес рванулся, почуяв близость родной стихии, но немного опоздал. Кинув осколок на пол, я провел вокруг него круг хлеставшей из пальца кровью. Отпустило.
— Да что с тобой творится сегодня? — зашипел Джек.
— Барона убили. — Я медленно поднялся на ноги, замотал палец какой-то валявшейся на столе тряпицей и вытер со лба испарину. — Так-то вот…
— У тебя кровь из глаза идет, — присмотрелся ко мне рыжий. — И из уха. Левого.
— Бесы! — выругался я и накинул на голову капюшон, заслышав за дверью быстрые шаги. — Об этом молчи пока.
— Узнал? — шагнул Пратт навстречу запыхавшемуся Пьеру.
— Зеркало было у барона в руках. Только распаковал. Вдруг ни с того ни с сего хлоп его об пол — и на балкон.
— Чей подарок? — морщась от головной боли, уточнил я.
— Дочери и зятя.
— Пьер, подожди пока за дверью, — отослал парня Джек и повернулся ко мне: — Ну?
— Не знаю, как такое можно сотворить, но зеркало прокляли. Если хочешь, кто-то умудрился заточить туда младшего беса. Точнее — наполнить «скверной».
— Братья-экзорцисты смогут заподозрить неладное? — задумался Пратт.
— А их кто-то вызовет? В любом случае легкий шлейф дурной ауры никого не насторожит. Человек все-таки сам из окна сиганул. Откуда уж тут благочестию взяться! А осколки… Думаю, к утру они простыми стекляшками станут.
— Получается, барона кто-то хотел убрать так, чтобы никто ничего не заподозрил?
— Почему — кто-то? — хмыкнул я. — Зять.
— Мотив? — почесал подбородок выглянувший в окно Джек.
— А что, если барон не был замешан ни в чем предосудительном? Что, если он случайно узнал о какой-то нехорошей афере и, спасая честь семьи, принялся рубить хвосты? — Я скинул с головы капюшон и заходил из угла в угол. — Стал бы он обращаться к тайной службе или к покровителям в департаменте? Сомневаюсь. Это ведь не только его работа, это репутация его семьи, которая на протяжении многих поколений…
— Плюс, если в этом замешан зять, то попадает под удар и дочь, — кивнул Джек. — Но что, бес возьми, он хотел скрыть?
— Они выискивали среди заключенных нужных людей, вывозили их за границу и делали что-то настолько нехорошее, что не всем удавалось это пережить. — Я посмотрел на осколки зеркала. — Учитывая способ убийства барона, это как-то связано с одержимостью и бесами. С магией.
— Чушь! — выпалил Пратт и осекся. — Подвал у ревизора…
— Если бы кто-то хотел просто заполучить людей с крохами таланта, людей, восприимчивых к скверне, — продолжил я, — не было бы никакой причины возвращать их обратно.
— То есть… у нас полно скрытых одержимых в столице? — сразу ухватил мою идею Джек. — О, бесов праздник!
— Ланье приехал и требует тебя, — проинформировал Джека заглянувший в дверь Пьер.
— Дуйте на улицу к карете, — распорядился рыжий. — И если, Себастьян, меня выкинут со службы из-за твоих бредней…
— Пойдем на пару кошельки резать, — усмехнулся я. — Ты лучше подумай, что будет, если не выкинут.
Впрочем, мой совет оказался не к месту. И в самом деле: если не выкинут, значит, думать точно не придется. Не та ситуация. Руки в ноги — и пошел.
Так оно и оказалось. Минут через двадцать, на ходу махая руками зевавшему на козлах кучеру, взмыленный Джек подбежал к карете и на одном дыхании выпалил:
— Поехали! Зятя брать!
— Вдвоем? — с сомнением глянул я на рыжего подельника. — Да и зачем? Может, лучше слежку установить? Связи отработать?
— Толку-то? — Джек плюхнулся на лавку и вытер с лица пот. — Связи его все до нас отработали. Небезызвестный тебе лучник и отработал. Если кто и уцелел — мелкие сошки. А зять — голова! По уму, он сейчас на дно, что твоя камбала, заляжет. Зуб даю, барон именно его напоследок оставил. Из крысеныша и будем информацию выбивать. Точнее, будут выбивать. Это уже не наша забота. Главное, его живым взять. Ходу!
Загородное имение, подаренное бароном молодоженам на свадьбу, не впечатляло. Нет, на первый взгляд все просто замечательно — чистый воздух, дубовая роща, пруд… Но как-то уныло тут. Запущено. Или осенняя непогода во всем виновата? Должно быть, так.
Хотя сдается мне, усадьба и летом смотрится ненамного лучше. Да и угодий тут — кот наплакал. Вон из-за деревьев уже крыша соседей выглядывает. В чем в чем, а в излишней расточительности покойного барона обвинить сложно.
— Чего надо? — выглянул из сторожки заспанный мужик лет сорока пяти, широко зевнул и с ленцой оглядел остановившиеся перед закрытыми воротами карету и фургон. Ниже правого колена у него была примотана деревянная культя, но передвигался он без костыля. — А?
— Хозяин дома? — выбрался из кареты Джек.
— А ты кто будешь? — прищурился сторож, моментально насторожившийся из-за многочисленных колец и серьги в ухе. Все ясно: подобная публика здесь гость нечастый.
— Департамент дознания, — представился Пратт и сунул хромому бумаги.
— По какому поводу? — посветив лампой, сторож просмотрел патент и вернул его обратно. — Стряслось чего?
— Его светлость барон Аспине на себя руки наложил, — без тени раздражения в голосе объяснил Джек. — Тюремный департамент поручил провести расследование. Вот и проводим.
— Эти пусть здесь остаются, — безапелляционно заявил мужик, указывая на приехавший вслед за нами фургон со все теми же неразговорчивыми парнями, которые успели сменить форму королевских военных моряков на неприметные серые одеяния.
— Как скажешь. — Спрятав бумаги в футляр, Джек хлопнул сторожа по плечу, и тот вдруг неожиданно начал оседать на землю. — О брат, да ты заснул! Ну, ляг отдохни.
Пока Пратт затаскивал потерявшего сознание мужика в сторожку, двое служивых выскочили из фургона и перелезли через забор. Легкий шорох, скрип дерева — и ворота медленно распахнулись.
— Дальше пешком, — распорядился Джек. — И запомните: барона брать только живьем! Чтоб ни единого волоса… Так, а вы куда? Здесь оставайтесь.
Доставшие легкие арбалеты возницы спорить не стали и поспешили укрыться от продолжавшего моросить дождя в сторожке. Вот и здорово — заодно за колченогим присмотрят. Не оставлять же его одного здесь?! А ну как немного раньше отмеренного срока очнется?
— Вы двое блокируете черный ход. Остальные занимают позиции у парадного!
Убедившись, что арбалетные болты вместо стальных наконечников снабжены обтянутыми войлоком деревянными шарами, Пратт разрешил парням двигаться к особняку. Скрытно подобраться к дому незамеченными оказалось проще простого: запущенный сад, вечерние сумерки и пока еще не облетевшая листва делали тайное передвижение по территории усадьбы чуть ли не увеселительной прогулкой. Собак хозяева отчего-то не завели, а зря…
— А мы как? — ежась от вечерней прохладцы, уточнил я.
— А мы с тобой спокойно, по тропинке пройдем, — хмыкнул Джек. — Нам-то чего скрываться? У нас бумаги в порядке. Опросить — значит и сопроводить…
— Ну и шли бы в открытую. Чего усложнять?
— А ну как зятек запаникует? У него рыльце в пуху, запросто в бега удариться может, — пожал плечами Пратт. — Объясняйся с руководством потом. Мол, усложнять не хотел. На авось понадеялся…
— Странно, что собак нет, — поглядывая по сторонам, заметил я, когда мы отошли от ворот и шли через темный сад.
— Может, ему на работе собачьего бреха хватает? — предположил напарник. — Или жена не любит?
— И такое может быть, — невольно поежился я. — Надо было карету подогнать. Не вести же его пешком.
— Подгонят, — показал мне Джек служебный свисток. — Как спеленаем, так и подгонят сразу.
— Стой! — насторожился я, миновав темную лужу засыпанного листвой пруда. Вроде ничего особенного, а будто рукой против шерсти провели. Неприятное такое ощущение. Но — знакомое.
— Чего?
— Здесь жди.
— Сдурел? — опешил Пратт.
— Жди здесь, — разминая пальцы, повторил я. — И не мешай.
— Да что случилось-то? — ухватив меня за рукав, прошипел рыжий.
— Там что-то не так. У меня на бесноватых теперь чутье, но это что-то другое. Жди здесь.
— Но…
Дальше я напарника слушать не стал. Прямо на землю скинул плащ и бросился к дому. Внутренний голос вопил как резаный, требуя убираться отсюда немедленно, но послушаться его сейчас не было никакой возможности. Нечто неподвластное здравому смыслу заставляло меня ускорять и ускорять бег. Будто где-то в глубине души билась жилка, ставшая вдруг единым целым с чем-то несравненно большим. Чем-то пронизывающим этот мир насквозь и способным менять его законы по собственному усмотрению.
Сначала я даже не сообразил, что именно вибрирует во мне, будто натянутая струна. А когда вспомнил о бесе, было уже слишком поздно.
На крыльце дома стояли двое. Невысокий худощавый мужчина — даже в темноте без труда удалось узнать крысеныша — и коренастый тип в дождевике и широкополой шляпе. С такого расстояния не было никакой возможности разглядеть его глаза, но откуда-то мне было прекрасно известно, что они черны, будто адский пламень.
Эти двое стояли на крыльце. А вокруг… Вокруг крыльца неподвижно замерли пятеро отправленных Джеком устроить засаду парней. И не осталось ровным счетом никаких сомнений, какая именно сила заставила их выбраться из кустов на открытое пространство. Да какие еще сомнения?!
Чужая воля ударила в меня подобно тарану, и, оступившись, я растянулся на земле. Морщась от боли в поцарапанных ладонях, медленно поднялся на ноги и стиснул зубы. Выкинуть из головы чужой голос оказалось весьма непросто, и даже проштудированные тома из закрытой библиотеки столичного монастыря Всех Святых мало чем смогли помочь. Но все же я справился. Справился лишь затем, чтобы в очередной раз укротить рванувшего на свободу беса. Сговорились они, что ли?
— Ну надо же! — хмыкнул крепыш и зашагал вниз по лестнице. И сразу, будто повинуясь неуловимому движению его руки, воздух вспыхнул ослепительным разрядом молнии.
Спастись удалось чудом: пальцы сами сплелись в сложную фигуру, с губ сорвалась намертво зазубренная фраза, и смертоносная энергия с шипением ушла в землю у моих ног. Вот только победа в этом коротком поединке далась вовсе не легко: из глаз потекли кровавые слезы, а по рукам будто шибанули кузнечным молотом. Сразу онемели пальцы…
— Даже так? — Бесноватый присмотрелся ко мне повнимательней. — Кто ты, брат?..
Я попытался ответить. Ответить на языке, которого не знал. И только в последний момент сумел прикусить язык. Заточенный в душе бес взвыл в бессильной ярости и рванулся на волю, но на сей раз я удерживать его не стал. Наоборот, собрал все оставшиеся силы в кулак и выкинул нечистого вон.
Но не просто из себя. Ожидавший ответа крепыш рывок прозевал, и моя ладонь ударила его в грудь. От несильного вроде толчка дядьку отшвырнуло шагов на двадцать. Снеся хлипкий заборчик палисадника, бесноватый со всего размаху врезался в стену особняка. Врезался, отскочил, рванул ко мне — и тут его накрыло.
Движения вмиг потеряли плавность, стали дергаными, будто у попавшей в ловчую сеть птицы. Оказавшиеся запертыми в одном теле бесы сцепились друг с другом в жуткой схватке. Не было криков, воя, вырванных собственными пальцами глаз и откушенного языка — ничего из обычных проделок бесноватых. Но когда через несколько мгновений тело рухнуло на землю, жизни в нем оставалось не больше, чем в могильном прахе. Седые волосы, высохшая и потрескавшаяся кожа, жутковатый оскал перекошенного судорогой рта.
И никакого следа потустороннего присутствия — не сумевшие поделить тело бесы зашли слишком далеко и просто-напросто уничтожили друг друга.
Да и со мной творилось нечто непонятное, и обвисшие, будто плети, руки были наименьшей из проблем. Внезапно возникло ощущение, что вместе с бесом ушла едва ли не половина жизненных сил. Словно не слишком опытный хирург не стал разбираться и вместе с опухолью откромсал скальпелем добрый кусок здоровой плоти. И прямо сейчас в открытую рану утекают воспоминания, эмоции и желания. Вся моя жизнь. А ее место заполняет пугающе-безликая пустота. Серая хмарь. Ничто.
Что происходит?!
Неужели я настолько сросся с бесом? А вот и тьма пожаловала…
VI
Очнулся я от тряски, растревожившей и без того нывшую правую кисть.
Карета на колдобинах подпрыгивает? Так и есть. А с рукой что? Отлежал? Нет, не похоже… О Святые!
Воспоминания навалились разом: короткая схватка, изгнание беса, видения…
Когда очнулся во второй раз, в голове немного прояснилось, и я начал обращать внимание на будто через толщу воды доносившийся разговор.
— Сколько? Сколько, я тебя спрашиваю? — рычал Джек, хорошенько прикладывая связанного зятя покойного барона головой о дверцу кареты. Все верно: допрос надо начинать, пока арестованный не успокоился, не вспомнил о высоких покровителях, не начал изворачиваться и лгать, пытаясь спасти собственную шкуру. — Сколько?!
— Полсотни, может, пять дюжин… — простонал крысеныш. — Не больше!
— Получал сколько? — даже не обернулся на мой полувздох-полувсхлип Пратт.
— По сотне за оставшихся, за вернувшихся — по три.
— Возили куда? Норвейм, Ланс, Драгарн?
— Не знаю… — Кровь, стекавшая по лицу из разбитого носа, пятнала белоснежный воротник сорочки растерявшего весь свой лоск помощника коменданта.
— Куда?! — озверевший Джек двинул кулаком тюремщику по уху. — Убью!
— В Ла-а-анс, — всхлипнул тот. — Там отше-е-е-льник…
— А братья-экзекуторы, они в деле?
— Не зна-а-аю…
Я закрыл глаза. Меня это теперь совершенно не интересовало. Меня уже вообще ничего не интересовало. Абсолютно.
Только сейчас, немного придя в себя, я понял, что натворил. Понял, на что себя обрек. И мне стало страшно.
Когда человек теряет зрение или слух — это можно пережить. Когда человек теряет часть себя — гораздо хуже. Но тоже не смертельно. А вот собственноручно вырванный и выброшенный на помойку талант — это будет жечь всю оставшуюся жизнь. Да и можно ли назвать подобное существование жизнью?
Теперь мне стати прекрасно понятны устремления экзекуторов. Стоит только ощутить в себе отголосок силы, запретного знания, нечеловеческого могущества — и уже невозможно остановиться. Именно поэтому умирали на дыбах и горели на кострах бесноватые; в муках отдавая частицы своего таланта неодаренным, но умным, хитрым и практичным палачам. Делая их сильнее и могущественней. Давая им смысл жизни — ибо все остальное только тлен и прах.
А я сам — пусть спасая жизнь, но все же сам! — отрекся от таланта. Таланта, позволявшего видеть и ощущать недоступное простым людям. Таланта, который никогда больше не загорится во мне подобно маленькому солнцу. И который я не смог оценить по достоинству, пока не потерял.
Я обменял его на собственную жизнь.
Но был ли равноценным обмен?
Впрочем…
Да какая теперь, собственно, разница? Накладывать на себя руки я точно не собираюсь. И вообще, если уж на то пошло, раз люди бывают одержимы бесами, кто сказал, что невозможна обратная ситуация? Действительно — кто?..
