ГЛАВА 4
— Корабль не разнесет в щепки от твоих экспериментов? — осведомился Альберт Гендер, Ловец Теней из Карвада.
— Простите, хозяин… — смущенно пробормотал Самуэль. — Но в этом городе столько алхимиков, что я просто не смог удержаться и посетил несколько лавок.
— Я тебе на что давал деньги? Я же сказал: на самое необходимое!
— Так я, хозяин, и купил самое необходимое! Разве не так? — искренне удивился Самуэль.
— С тобой спорить — надо прежде полсвиньи умять, — буркнул Берт и торопливо покинул полутемный трюм, где на длинном столе, уставленном треногами и жаровнями, булькали в стеклянных закопченных колбах какие-то вещества, источающие резкие и неприятные запахи. Ловец с некоторых пор стал с трудом выносить закрытые, плохо освещенные помещения.
На палубе среди парусов, туго надутых сильным ветром, ему стало много легче. Гребцы, втащив весла, оживленно о чем-то переговаривались, и веселые их голоса заглушались пронзительными воплями чаек, круживших над кораблем. Берт прошел на нос и остановился у борта, скрестив руки на груди. Четыре дня прошло в плавании, осталось совсем немного, и они сойдут на Каменный Берег, а оттуда уже рукой подать до Пустыни Древних Царств. Что ждет их там?
Сет со своими наемниками не особенно волновал Берта. Сет — всего лишь человек, пакостный и мерзкий, но — человек. И воины Сета тоже не внушали беспокойства. Непонятная сила, едва не раздавившая его в темной подвальной комнате, — вот что страшило Ловца. Сила, против которой сам Маргон не осмеливался выступить, подставляя за себя Берта…
Дьявольщина!
Сегодня особенно паскудный день. Должно быть потому, что сегодня ночью он снова проснулся от кошмарного сна. Снова жуткие островерхие скалы возвышались над безлюдной долиной, снова черные облака закрывали небо и багровое солнце истекало кровавыми лучами. И мрачно безмолвствовала наклоненная вперед, точно зверь перед прыжком, непостижимая Крылатая Башня…
Ловец подпрыгнул, схватившись обеими руками за борт.
— Ты чего? — убрав ладонь с его плеча, удивленно спросила Марта. — Да что с тобой такое?
— Нездоровится, — проворчал Берт, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.
Рыжеволосая усмехнулась было, но, взглянув на побледневшее лицо Берта, посерьезнела.
— Ты сам не свой в последнее время, — сказала она. — Это океан на тебя так действует? Разве ты ни разу не был в плавании?
Берт промолчал, глядя на пенные буруны волн, разбивающиеся о борт корабля. Длинные его волосы, стянутые на голове черным платком, развевались за плечами.
— Твоя шляпа! — утвердительно кивнула Марта. — Я помню, ты всегда чересчур трепетно относился к этому старому куску воловьей кожи.
— Она приносила мне удачу, — не стал спорить Берт.
— И ты считаешь, что теперь, когда шляпа потеряна, удача отвернется от тебя?
Ловец не стал отвечать. Хотя именно так он и считал. И дело тут было вовсе не в потере шляпы. Вернее, не совсем в этом. В тот день, когда он потерял шляпу, он потерял и уверенность в себе. В нем поселился страх: будто какое-то отвратительное насекомое цепко присосалось к его сердцу. Страх не желал уходить. Боязнь темноты? Нет, что-то другое… Боязнь Тьмы — так будет точнее.
— Говорят, рыжие приносят удачу, — проговорила Марта, искоса глядя на Берта.
— А я слышал, что рыжие приваживают несчастья, — ответил Ловец.
— Альберт Гендер, ты сам пришел ко мне, — сказала Марта без тени усмешки в голосе. — Ты сам привез меня в Руим. Ты уже трижды пытался бросить меня, но все время возвращался… Может быть то, что я рядом с тобой, — зависит не только от тебя и от меня?
Берт быстро обернулся к ней. Последнюю фразу он пропустил мимо ушей. Но до этого она сказала… Пытался бросить трижды. Трижды! Первый раз он покинул жилище старины Франка, почти не думая о любви совсем юной тогда рыжеволосой девочки Марты. Второй раз он оставил осиротевший домик в зеленой долине под слезный крик женщины Марты, утверждающей свои права на своего мужчину. А третий раз…
Неужели она догадалась?..
Вернувшись из порта, Берт долго не мог найти себе места в пустой комнате постоялого двора. Фляжка кислого вина, выпитая в один глоток, нисколько не подействовала. Нервы, дрожащие, словно канаты натяжного моста над бушующим водопадом, никак не хотели успокоиться. Ловец понимал, что он впервые в жизни столкнулся с таким противником, который ему явно не по зубам. Чертов Маргон! Сам остается вне игры, а его сует прямо в пекло. Прислал кошель золота и своего Гута…
Берт распахнул дверь и проорал в потемки лестницы заказ. Через пару минут явился сам трактирщик в замасленном фартуке с огромной бутылью, заткнутой еловой шишкой. В бутыли плескалась жидкость, цветом напоминающая сильно разбавленную молоком воду. Окинув взглядом разгромленную комнату, трактирщик поставил бутыль на пол, уселся рядом и понимающе произнес:
— Эти бабы хуже вурдалаков, да?
Ловец глянул на подоконник, где рядом со сверкающей горкой золотых монет лежал наполовину опустевший кошель, и понял причину благорасположения хозяина. А трактирщик уже извлек из-под фартука два серебряных стакана и, прокомментировав:
— Фамильные… Еще мой папаша с их помощью наследство пропивал, — наполнил стаканы доверху.
Берт выпил, не почувствовав вкуса. Трактирщик опорожнил свой стакан мелкими глотками, хрюкнул, ткнулся носом в кулак и полными слез глазами умильно посмотрел на Берта:
— Нектар!
Ловец невнимательно кивнул, а трактирщик, кряхтя, уже снова наклонял бутыль над стаканами.
Спустя еще три стакана Берт, наконец, почувствовал легкость в голове и тяжесть в ногах. Он уже сидел, прислонившись спиной к стене, а трактирщик, обнимая бутыль, вел длинное повествование о собственной безрадостной судьбе.
«Бросить это дело к чертовой матери и вернуться в Карвад? — думал Берт. — Сейчас еще не поздно, а вот когда между мною и Метрополией ляжет океанское пространство, дороги назад не будет… Люди заговорят… О том, что Альберт Гендер, знаменитый Ловец Теней, уже не тот… Что-то напугало его, и он примчался домой, как кошка с ошпаренным хвостом. Разве кто-нибудь попытается понять? Я никогда не боялся смерти и сейчас не боюсь, но то, что прикоснулось ко мне в подвале… Это страшнее смерти. Это… Да как я буду объяснять другим то, что не могу объяснить самому себе? Если я вернусь, это будет конец всему. Заказчиков у меня не станет, и придется мне зарабатывать на жизнь тем, чем зарабатывал Сет, пока не стал служить тому… тому, кто едва не задавил меня… Тьмой…»
— Вот еще, что можно сделать, — вещал тем временем изрядно окосевший трактирщик. — Подпоить недоумка какого да впихнуть его на супружеское ложе. А потом ввалиться поутру да со свидетелями, со свидетелями! Мол, глядите, чем верная жена в отсутствие мужа занимается! И по сусалам! Не пикнет потом! Шелковая будет! Ежели что — сразу городским судом грозить! Ведь камнями забьют! Вот оно как, господин! Такое представление — первейшее дело! Как в кулаке баба потом будет! Советую тебе, господин, попробовать. У меня пять жен было, я ихнюю породу хорошо изучил…
Берт внезапно рассмеялся, представив пьяного вдрызг недоумка, бухающегося ни с того ни с сего в постель рядом с рыжеволосой. Да через пять минут этого недоумка ложкой с пола собирать можно будет.
— Вы вот смеетесь… — опрокинув еще стакан, решил обидеться трактирщик. — А зря. Гнобить ихнего брата надо! То есть, ихнюю сестру… Чтоб… чувствовали… Вот мой приятель через улицу — алхимик. Шесть жен отравил — только своих. Сейчас седьмую травит… Выпьем?
— Выпьем! — тряхнул головой Берт. — Выпьем, а там видно будет.
— Только — тс-сы! — обняв Берта, шипел на ему ухо трактирщик. — Тиха! Никому! Понимаешь? Распустилось ихнее племя… А знаешь почему? А-а! То-то и оно-то! Потому что правит у нас не старый добряк герцог, а евонная дочь, будь она трижды проклята! Баба у власти! Видано ли такое, а? Богаче-то Руима-то во всей Метрополии города не найти, а баба у власти! Вот оно как! Тс-сы! Я тебе ничего не говорил. Так-то. Потому-то скоро ихнее племя нас под себя и подомнет совсем… Бесовки! Не по-божески это, господин! Как в Писании сказано? Да убоится… эта самая… своего… этого самого… Забыл. Скажу вам по секрету, господин… Тс-сы! Руимцы давно уже недовольны герцогиней. Гвардию себе завела из мужичков… для таких-сяких дел… Позор Руиму! А народ волнуется… Это я по секрету, господин. По большой дружбе… Только — тс-сы!
Остаток вечера заволокло туманом. Помнил Альберт Гендер лишь, как трактирщик схватил вошедшего в комнату Самуэля за ухо и с криком:
— Вот она, господин! Вашинская краля! Пымал я ее, пымал! Скажите, куда ее?! В погреб на хлеб и воду или в окошко вниз башкой?!
Потом комната вдруг наполнилась народом. Самуэль куда-то пропал, а совершенно распоясавшийся трактирщик сражался с пустой бутылью, пытаясь выжать из нее в стакан хотя бы еще каплю, и не уставал орать:
— Мужики, наливай! Кто сбегает вниз еще за бутылкой?! Не жмись, мужики! Вот господин, он мой друг, он за все платит!
А потом появилась Марта. Поставив на пол неплотно набитый дорожный мешок, она изумленно оглядела гудящую и свистящую комнату. Как назло, рыжеволосую угораздило войти в тот самый момент, когда трактирщик, усевшись верхом на какого-то краснолицего типа, рыдал и, размазывая слезы по физиономии, покрикивал: «Уезжаю я, братцы, в монастырь! Все! Надоело! А ну пошла скорее, кляча!..» Кто-то пел, кто-то дрался, кто-то и дрался и пел одновременно. А сам Альберт Гендер, повторяя: «Я сейчас все объясню…», пытался встать на ноги, но ничего у него не получилось, потому что он лежал под кроватью…
А потом была ночь. Проснувшись от яркого лунного света, бьющего в глаза через распахнутое окно, Берт оторвал чугунную голову от половицы. Ловца тошнило — не столько от выпитого, сколько от прерывистых и мутных воспоминаний. В комнате было пусто и даже не очень грязно. «Марта постаралась», — догадался Берт. В углу, повизгивая во сне, беспокойно ворочался Самуэль. И тут Берт неожиданно понял, как ему следует поступить.
«Если мне суждено утонуть во Тьме, — подумал он, — утону один. И никого не потащу за собой…»
Он поднялся, стараясь не шуметь, застегнул на себе куртку и на цыпочках подошел к постели, где разметала по подушке огненные волосы Марта. Она была укрыта до горла, и Берт осторожно потянул одеяло вниз… Да, прочный шнурок обвивал шею девушки, а медальон — навершие меча Аниса — покоился в ключичной впадине. Берт протянул руку к медальону, но тут Марта глубоко вздохнула и, не открывая глаз, вдруг неуклюжим сонным движением совсем распахнула одеяло. Наверное, очень долго Ловец смотрел на ее обнаженное тело, в голубом лунном свете казавшееся легким, почти невесомым, как облако. А потом, не стараясь унять дрожь в пальцах, принялся срывать с себя куртку…
В лица им пахнул горячий ветер.
— Убрать паруса! — заорал капитан, красноглазый и беловолосый альбинос, всегда укутанный от солнца с ног до головы какими-то грязными тряпками, словно мумия.
Веселья в голосах гребцов поубавилось. Зашлепали спущенные на воду весла, и через минуту раздался надсадный крик загребного:
— Н-навались! И раз, и-и два…
— Ты не спала? — обернулся Берт к Марте.
— Что?
— Ты не спала? Тогда…
Рыжеволосая не стала переспрашивать. Впрочем, было ясно: она и в первый раз поняла, что хотел узнать Ловец.
— Кто бы мне дал уснуть! — усмехнулась Марта. — Знаешь, как ты храпел? Да и вонь эта по всей комнате… Впервые видела тебя таким пьяным. Вообще, впервые видела тебя пьяным.
Берт провел ладонями по лицу.
— Больше никогда не увидишь, — пообещал он.
— Земля! — вдруг завопил матрос, сворачивающий парус на верхней рее. — Земля!
Каменный Берег вполне оправдывал суровое свое название. Нагретые ярким солнцем скалы, выбеленные сверху, а до середины — темные от соленых брызг, стояли сплошной отвесной стеной — насколько хватало взгляда. Капитан, надвигая на бесцветные брови тряпки с головы, приказал бросить якорь, едва только ветер донес до матросов запах суши. Плыть дальше было опасно. Волны стремглав бросались на скальную стену, с грохотом разбивались в мельчайшие брызги — даже отсюда было слышно, как шипела, оседая, белоснежная пена на камнях.
— Бывали здесь раньше? — неприятно пронзительным, как у всех альбиносов, голосом осведомился капитан.
Берт помотал головой. Капитан еще раз приложился к подзорной трубе, которую еще в начале плавания выторговал у Самуэля, и продолжил:
— Пойдете на шлюпке. Держите курс во-он между тех двух камней. Причалите там, подниметесь по откосу. Шлюпку не забудьте втащить на камни повыше, чтобы не смыло приливом.
— Может, лучше отправить с нами одного из ваших матросов? — хмуро спросил Берт.
— Слишком много поклажи, — быстро ответил капитан. — Не нужно перегружать шлюпку, перевернетесь на волнах.
— По-моему, поклажи в самый раз, — возразил Берт. — Четырех человек шлюпка выдержит.
— Я знаю, что говорю, — подбоченился капитан и сунул подзорную трубу за пояс. — Итак, мы договорились?
— Возвращаемся через пять дней, — помедлив, сказал Ловец. — Вы ждете нас. Когда отправимся в обратный путь, получаете остальные деньги.
— Хорошо, — кивнул капитан.
Шлюпку спустили на воду. По веревочной лестнице первым спустился Берт, за ним Марта. Потом скинули мешки с провизией, потом, придерживая большую сумку, сполз Самуэль.
— Давай! — махнул рукой капитан, и Берт оттолкнулся веслом от борта.
Мрачные скалы Каменного Берега все приближались. Марта, то и дело оглядываясь на корабль, вдруг проговорила:
— Не нравится мне этот капитан.
— Ага, — отдуваясь, отозвался работающий веслами Берт. — Вообще не люблю уродов.
— Да я не про внешность… Почему он не отправил с нами матроса?
— Ну не хотелось человеку подвергать своего подопечного опасности, — хмыкнул Ловец. — Что уж теперь.
— А как же мы? — пискнул Самуэль.
— Не бойся. Там, между камней, куда указал капитан, и впрямь довольно удобная природная гавань. А над ней — откос. Ничего с нами не сделается — причалим и взберемся наверх. Да не переживайте вы! Какой смысл капитану желать нам вреда? Я заплатил ему только аванс. Вдвое больше он получит, когда мы вернемся.
— Все равно, — негромко проговорила Марта, из-под руки глядя на тающий в дымке корабль. — Вон он… стоит на носу и все смотрит… через подзорную трубу.
— Провожает, — снова усмехнулся Ловец.
— Он не нас смотрит, — сказала рыжеволосая. — Вверх, на Берег. Нет, Альберт, что-то не то. Чем ближе мы к суше, тем… мне как-то тревожнее. А ты ничего не чувствуешь?
Берт удивленно покосился на Марту. Еще один сверхчувствительный член команды, надо же. Недаром говорят, что женское чутье сродни звериному…
— Вообще-то чувствую, — признался Ловец, на самом деле ощущая неясный и легкий холодок в затылке. — Причаливать нам будет сложно, вот что…
Марта замолчала.
Предчувствия не обманули Берта. Входить в гавань между камнями оказалось трудным делом. Волны бросали шлюпку, она почти не подчинялась веслам, у самых камней вдруг сильный удар волны развернул ее и швырнул в гавань правым бортом вперед. Марта вцепилась в скамейку, испуганно вскрикнул Самуэль, когда корма и нос шлюпки со скрежетом проехались по камням. Берт вскочил на ноги, уронив одно весло, вторым пытаясь выправить курс. Весло, хрустнув, обломилось, но шлюпка уже пролетела опасное место и вышла на водную гладь, ткнулась носом в пологий валун.
— Готово, — выдохнул Берт.
Они втащили лодку на валун. Берт, забросив мешок на плечи, первым поднимался по откосу, внимательно следя за тем, куда ступать. Тяжести мешка он почти не чувствовал. За ним шла Марта, за Мартой — Самуэль, все так же прижимая к груди свою сумку. Холодок в затылке не уходил, и это начало беспокоить Ловца.
— Почти пришли, — сказал он, когда до вершины прибрежных скал осталось всего несколько шагов. — Давай сюда свой мешок! — крикнул он Марте. — Я дотащу.
— А мне не тяжело, — отозвалась Марта. — Мешок совсем легкий.
— Ну все равно… — сказал Берт и вдруг насторожился. Поставив свой мешок на камень, он рванул шнурки. Вниз посыпались ошметки гнилой соломы, куски канатов, гнилая древесина, глиняные черепки и прочая дрянь…
— Я же говорила! — вскрикнула Марта и развязала свой мешок.
Содержимое его отличалось от содержимого мешка Берта только тем, что, помимо корабельного мусора, в нем находилась еще и дохлая кошка.
— Ах ты, гад! — прорычал Берт, выхватывая из-за пазухи кошель.
Глиняные черепки набивали кошель, глиняные черепки — и больше ничего.
— Красноглазая сволочь… — развел руками Ловец.
Они оба — и Берт, и Марта — посмотрели на Самуэля.
— Я свою сумку из рук не выпускал, — сказал тот, беспокойно оглядываясь. — И в трюм ко мне никто не совался… матросы меня колдуном считали…
— Назад! — рявкнул Берт. — Сейчас я ему…
— Что — ты ему?! — передразнила Марта. — Мы и на борт подняться не сможем. Выльют нам на головы чан с кипятком или — что скорее всего — нашпигуют стрелами, когда мы только подплывать будем.
— Смотрите! — вытянулся Самуэль.
Над бортами судна, ощетиненного длинными веслами, вспух белый парус.
— Уходят, — констатировал Самуэль.
Берт минуту кусал губы. Потом ударом ноги сбросил оба мешка со скалы и, проследив, как они кувыркаются, приближаясь к пенным бурунам волн, проверил, легко ли вынимается из деревянных ножен короткий меч. Марта, поняв, о чем он подумал, пробежала пальцами по рукоятиям ножей, укрепленных в перекрещивающейся ременной перевязи. Поправила арбалет за плечами.
— Оружие у нас есть, — сказала рыжеволосая. — И медальон со мной. Значит, не все еще потеряно. Воду мы найдем, с провизией… разберемся. Пойдемте наверх.
— А я уже есть хочу, — пискнул Самуэль, шагая вслед за Мартой.
Берт ступил на вершину скал Каменного Берега. Налетевший ветер рванул его волосы, полы плаща, едва не сбросив Ловца вниз. Но он устоял. Хотя — как мгновенно пришло ему в голову — большой удачи в том не было.
Под красным солнцем раскинулась каменная пустыня. Острые камни, торчащие там и сям, были наклонены в одну сторону, будто трава, примятая ветром. Где-то далеко на востоке громоздились темные развалины. На западе поднималась острыми пиками длинная скальная гряда — словно шипастый хвост невероятно огромного дракона. А в десяти шагах от Ловца выстроилась цепью полусотня всадников.
Ветер трепал косматые бороды серых верблюдов, позвякивал сбруей. Всадники — укутанные до бровей в длинные лоскуты белой и плотной ткани, хранили молчание. Наконечники их пик, направленные в Ловца, чуть подрагивали от ветра, как змеиные жала. Ловец тоже молчал, ощущая распухающий ледяной холод в затылке.
Вот что видел капитан, наблюдая Каменный Берег в подзорную трубу!
Позади Берта послышался голос Самуэля:
— Эти дикие, которые здесь обитают… Неужели они и вправду питаются человечиной?
— Если это так, значит, с охотой в здешних землях дело обстоит не очень… — ответила Марта и замолчала, замерев рядом с Бертом.
Под белыми покрывалами чернели жесткие бороды, из-под головных повязок блестели большие и влажные черные глаза. Пустынные жители беззастенчиво разглядывали путников, пока один всадник, чей верблюд был крупнее и светлее шерстью, не подался вперед.
— Острое… — гортанно проговорил воин, явно с большим трудом подбирая слова на незнакомом ему языке, — бить… кровь… Прочь!
— Кажется, он хочет, чтобы мы бросили оружие, — перевела Марта.
— Сам догадался, — сквозь зубы пробормотал Берт.
— Так что нам делать?
— Вниз, хозяин… — дрожащим голосом посоветовал Самуэль. — Нужно спускаться! Добраться до шлюпки и спастись вплавь…
Берт молчал, напряженно размышляя. Всадник на большом белом верблюде медленно подъехал чуть ближе — Берт смог бы дотянуться рукой до наконечника его пики.
— Бросать оружие? — шепотом возмутилась Марта. — Может, сразу взойти на костер и, послушно поджариваясь, посыпать себя солью?
— Ор-руж-жи… — выговорил всадник, нетерпеливо поигрывая древком пики, зажатым под мышкой. — Прочь!
— Решай скорее! — потребовала Марта. — Ты ведь затащил нас сюда.
— Я чуть из кожи не вылез, пока отговаривал тебя идти с нами! — развернулся к ней Берт.
— Да если б я знала, я бы ни за что…
— Нашли время! — простонал Самуэль.
— Ты обещала не жаловаться! — выкрикнул Ловец уже в полный голос.
— Я и не жалуюсь! Бесполезно! Я злюсь!
Всадник, переводивший взгляд с Ловца на Марту, вдруг расхохотался. Обернувшись, он прокричал несколько слов — отрывистых и резких, напоминавших воронье карканье. В цепи послышался смех, еще несколько воинов, стегнув поводьями своих верблюдов, подъехали ближе. Тут только Берт заметил, что большинство взглядов направлено на Марту. Кровь бросилась ему в голову. Решение, до этого момента, не вполне ясное, обозначилось четко. Тоном раздраженным, как бы еще продолжая ссору, он крикнул Марте:
— Сейчас же прыгайте вниз, спускайтесь как можно ниже, ищите шлюпку! Не оглядывайтесь, я пойду прямо за вами…
— Весел нет, — робко напомнил Самуэль.
— Разберетесь! Быстро! Постарайтесь затеряться среди камней. На своих верблюдах они могут преследовать вас… нас поверху, но вниз не сунутся… Быстро!
Самуэль попятился к обрыву. Всадники обеспокоенно загомонили, сгрудившись вокруг своего атамана. Берт, видя, что Марта колеблется, шагнул к ней, замахиваясь, словно бы для удара, логично завершившего бы перебранку, но сдержал руку, быстро развернул рыжеволосую и толкнул к обрыву.
Поворачивался он обратно — одновременно выхватывая меч из ножен.
Ловец вовсе не собирался сложить голову на этом пустынном берегу, в безнадежной схватке с полусотней воинов. Он осуществлял дерзкий, но вполне благоразумный план. Ловец с самого начала подметил, что, кроме длинных пик и кривых ножей, у всадников нет никакого другого оружия. Пики хороши в бою верхом, в прямом атакующем ударе; не подпуская противника близко, всадник может сшибить его с коня или — пешего — проткнуть насквозь. Ножом, сидя верхом на верблюде, управляться невозможно… Берт рассчитывал задержать врага как можно дольше, а потом — рвануть вниз по склону.
Ближе всех к нему оказался всадник на белом верблюде. Берт взмахнул мечом, отсекая наконечник пики, прыгающий у самой его груди. Всадник завопил, ударив пятками своего верблюда — животное, хрипло гудя и мотая лохматой башкой, попятилось назад. Несколько воинов закрыли своего предводителя, неловко вскидывая пики, которыми из-за чрезмерной длины древка никак не могли поразить Берта, завертевшегося между взревывающих верблюдов. Ловец перерубил горло двум животным, они повалились на камни, взбрыкивая копытами, создавая сумятицу и переполох. Два всадника, никак не ожидавшие столь яростного сопротивления, слетели с седел. Не давая им подняться, Берт рукоятью меча бил по головам, защищенным лишь тряпками, — и, увлекшись, дал зайти себе за спину спешившемуся воину. Тот размахнулся древком пики, словно дубиной, метя Ловцу по затылку, но Берт увернулся, и удар пришелся по плечу, вскользь — ему не проломило череп, но сшибло с ног.
Понимая, что его, упавшего, тотчас затопчут верблюжьи копыта, Берт вскочил так быстро, как только смог. И снова ринулся в схватку, уже не видя, куда ему отступать, — оглушительно орали верблюды, топчась на месте, выбивая из-под камней густые облака серой пыли. Всадники пинками и тычками кулаков пытались успокоить животных, но те, чуя кровь убитых сородичей, будто взбесились. Первоначальный план Берта рухнул — теперь он думал только о том, как выжить.
Воин, сбивший с ног Берта, отбросил древко, бесполезное в ближнем бою, и выхватил нож. Ловец не стал дожидаться нападения. Вцепившись в одежду ближайшего всадника, он сбросил воина на землю и взлетел в седло сам. Теперь в голове Берта родилась новая мысль: увести врага подальше от этого места, чтобы Марта и Самуэль имели больше времени для бегства.
Размахивая мечом направо и налево, Ловец расчищал себе дорогу. Пеший воин с ножом в руках рухнул под копыта верблюдов с разрубленной головой. Еще два всадника опрокинулись в седлах, получив рубящие удары клинком в грудь. Саданув верблюда пятками по бокам, Берт вырвался на открытое пространство. Испуганный верблюд, грохоча копытами по камням, понесся так, что Ловцу пришлось обхватить свободной рукой косматый горб, чтобы не вывалиться из седла. Азарт скачки сразу захватил Берта; выдравшись из смертельной толчеи, не ощущая вокруг множества злобных врагов, он невольно расхохотался от нахлынувшего громадного облегчения. Получилось! Он ожидал услышать гневные крики за спиной, но сзади его хлестнули вопли боли и страха.
Рванув повод с такой силой, что едва не сломал шею своему верблюду, Берт обернулся.
И страшно выругался — на обрыве, чуть поодаль от орущей свалки, возникла тоненькая женская фигурка. Что заставило ее вернуться? Чувство вины за то, что Берт погибнет, спасая ее и Самуэля? Отчаянная жажда мести? Желание разделить участь возлюбленного?
«Дура… — промычал Ловец, разворачивая верблюда обратно. — Господи, какая дура…»
Марта молниеносными движениями снимала ножи с нагрудных ремней и, почти не целясь, метала их в пустынных воинов. Берт видел, как двое пеших, кинувшихся к рыжеволосой, один за другим, точно споткнувшись, кубарем покатились по камням и замерли в нескольких шагах от нее. Еще один, схватившись за пробитое ножом горло, полетел с обрыва, не имея возможности даже закричать в последние мгновения жизни.
Берт что было сил орал, размахивая мечом на скаку; он отвлекал внимание на себя, но вряд ли кто из всадников слышал его в шуме битвы. Марта снова метнула нож — еще один воин, выронив пику, свалился с верблюда.
А потом окутанная пылью волна нападавших накрыла ее.
Берт, надсаживаясь от крика, лупил рукоятью меча своего верблюда по шее. Со всего маху он врезался в толпу всадников, и тогда взметнувшаяся откуда-то сбоку пика пронзила горло его скакуна насквозь. Верблюд, утробно рыкнув, ткнулся мордой в камни, а Берт, перелетев через его голову, покатился под копыта животных, в ноги пустынных воинов.
Он не выронил меч. Хотя кровь из раны на лбу заливала глаза, достало сил подняться и за три шага трижды ударить клинком в беззащитные спины. Трое рухнули, обливаясь кровью. Пораженный тем, что никто не пытается вступить с ним в бой, Берт остановился, стиснутый в самом сердце колышущейся толпы, — его просто не замечали. И он увидел — за мельтешением окутанных белой тканью тел — распростертую на земле Марту. Рыжеволосая отчаянно отбивалась, но пустынные воины, будто псы, рвали на ней одежду. Ловец, расталкивая врагов локтями, устремился к ней. Из-за страшной тесноты он не мог как следует размахнуться, да и не имел на это времени. В давке он потерял меч. Когда, чтобы протиснуться осталось всего несколько шагов, перед ним из кровавого тумана всплыла жутко ощеренная чернобородая харя. Мелькнуло, поднявшись и опустившись, обломанное древко пики Получив ослепляющей силы удар в лицо, Берт опрокинулся назад. Красное солнце лопнуло в его голове, залив действительность черной кровью.
Тьма пожирала серое небо. Клочья темных облаков летели из-под оскаленных клыков Тьмы. Вспухшим багровым глазом моргало на небосводе солнце. И незыблемой твердыней, косо рассекающей картину жуткого мира, на горном пике высилась Крылатая Башня…
Берт закричал, просыпаясь.
Открыв глаза, он долго не мог ничего понять. Лишь спустя несколько минут, когда пот миновавшего кошмара подсох на его лбу, Ловец догадался, где он находится.
Он снова в жилище многознатца Маргона. Он сидит, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники, в глубоком кресле, а сам многознатец, скрестив на груди руки, стоит напротив.
— Опять этот сон? — участливо спрашивает Маргон.
Берт кивает, не в силах проговорить ни слова.
— Любопытно, — говорит Маргон, — любопытно. Тебе снится одно и то же место… Сколько уже? Несколько лет? Много лет подряд?
— Сколько себя помню… — с трудом выговаривает Ловец. — Раньше редко, а теперь — все чаще и чаще. Это страшно… — последняя фраза получается будто сама собой. — Это очень страшно. И непонятно, почему страшно, а все равно — каждый раз умираешь от жути. Я знаю, это трудно объяснить… Так бывает только во сне…
— Да-да-да… — скороговоркой отзывается Маргон и принимается прохаживаться перед Бертом, в задумчивости сплетая и расплетая пальцы. — Так бывает во сне. Ты, должно быть, хочешь спросить у меня, что может означать этот сон?
Берт снова кивает.
— Я не силен в толковании снов, — усмехается Маргон, давая понять, что та область магии, которой он посвятил жизнь, неизмеримо сложнее нехитрой науки, доступной каждой глупой гадалке, — но тем не менее знаю: если человека в снах преследует одно и то же место, значит, это место, где человек… мм… скажем так, обретет свою судьбу. Отголоски предначертанного провидением, понимаешь?
И Берт опять кивает. Не совсем, впрочем, уверенно.
— Когда-нибудь ты обязательно войдешь в эту… Крылатую Башню, — продолжает многознатец.
Ловец, содрогнувшись, вперяет испуганный взгляд в Маргона. Тот серьезнеет, и его голос звучит строже.
— Это очевидно, — говорит он. — И этого не избежать. Да, ты окажешься в твоей Башне. И тогда… Тогда случится то, чему суждено случиться.
— Что? — выдыхает Берт.
Маргон разводит руками. И отвечает просто:
— Я не знаю.
Берт закрывает глаза и долго молчит. Глядя на него, молчит и Маргон.
— Десять лет я хожу в Ловцах Теней, — заговаривает, наконец, Берт. — Без малого десять лет я мотаюсь по свету. Я побывал там, где тысячелетиями не ступала нога человека. Но я никогда не видел ничего похожего на эту ужасную Башню.
— Человек ничтожно мал по сравнению с миром, — замечает Маргон.
— Я говорил с людьми, — бледно улыбается Берт. — Думаешь, я никого не спрашивал об этой Башне? Никто никогда не видел и не слыхивал ни о чем подобном. Может быть, такого места вовсе нет?
Маргон на мгновение задумался. Покачал головой.
— Эта Башня — твоя судьба. И она есть. В чем ты рано или поздно убедишься. Но это место наверняка забыто. Я не однажды слышал о таких вещах.
— Забыто?
— Есть места, в которые нет хода людям. Они не огорожены высокой стеной, не окружены бездонными пропастями, не спрятаны нагромождениями чащобного бурелома. Люди их просто обходят стороной, не задумываясь, почему они это делают. Понимаешь?
— Не совсем. То есть совсем не понимаю.
— Человек — это просто умное животное, — говорит Маргон таким тоном, будто хотел дать понять — к нему и таким, как он, подобное утверждение не относится. — Инстинкты, друг мой, инстинкты. Звериное, дочеловеческое прошлое, живущее до сих пор в ваших головах. Нечто внутри вас говорит: «нельзя». Неужели до сих пор совсем не понял?
— Понял, — кивает Берт, — теперь понял. Но не совсем. Почему в забытые места нет хода? Там… опасно?
Маргон задумывается.
— Ведь инстинкты оберегают нас от опасности… — торопится Берт, но многознатец, выйдя из раздумий, прерывает его:
— Н-нет… Не так… Не опасно. Для людей забытых мест просто не существует. Они есть, но их нет, понимаешь? Провидение бережет их в определенном состоянии. И открывает для избранных тогда, когда это нужно. Ни часом раньше, ни часом позже.
На этот раз надолго задумывается Альберт Гендер.
— Понимаешь? — вкрадчиво спрашивает Маргон.
Но Ловец молчит.
— Вполне возможно, — говорит еще многознатец, сплетая и расплетая пальцы, — в этой Башне и таится твоя почти невероятная везучесть. Оттуда, где гибнут сотни, ты выходишь невредимым. Провидение хранит тебя для чего-то другого… Для какой-то грядущей важной задачи…
Маргон говорит еще, но его голос становится все тише и неразборчивей — словно лопотанье лесного ручейка. Образ тесной комнаты мутится в глазах Берта, и силуэт многознатца тает, сливаясь с общей серой мутью. Берт неожиданно понимает, что и Маргон, и эта комната — тоже всего лишь сон, навеянный давним воспоминанием, когда он точно так же сидел перед многознатцем в его жилище, силясь с посторонней помощью найти отгадку на мучившую его тайну.
Тело Ловца пронзает прожилками боли, и эта боль рушит плывущую иллюзию окончательно…
Боль корежила истоптанное тело, но боль была признаком, что он все еще жив. Берт открыл глаза и увидел над собою лицо Марты. Сначала ему показалось, что дурманная муть все еще властвует над его сознанием, но спустя мгновение он понял — рыжеволосая и впрямь сидит рядом.
Порывистое движение отдалось новым приступом боли. Простонав, Ловец вновь опустился на землю. Крылатая Башня, затем разговор с Маргоном… Марта… извивающаяся под жестокими руками пустынных всадников… Что из этого было на самом деле, а что привиделось?
— Все хорошо, — услышал он голос рыжеволосой.
Хорошо? После того что случилось? Да, теперь он вспомнил — нападение чернобородых воинов — это вовсе не сон.
Берт снова поднялся. На этот раз он двигался со всей возможной осторожностью, но все же не удержался от мучительного стона. Прозрачная холодная ночь объяла каменную пустошь. Треск сучьев в костре, негромкий гортанный говор и фырканье верблюдов дымкой плавали в темном воздухе. Он лежал у костра, вокруг небольшими группками сидели укутанные в белое воины, лохматыми холмиками возвышались поодаль спящие верблюды. И Марта сидела рядом с ним. Она едва заметно дрожала, обхватив колени руками.
— Они тебя больше не тронут, — сказала она.
— А тебя? — хрипло спросил Ловец.
— И меня, — подтвердила она.
Чернобородый, ступая неслышно и мелко, подошел к Марте и, поклоном испросив разрешения, присел рядом. Марта прижалась боком к Берту, а Берт невольно поискал руками рядом с собой, и рукоять меча тут же удобно легла в ладонь. Чернобородый рассмеялся — белые зубы плеснули в густой бороде.
— Убивать… — кивнул чернобородый. — Убивать… хорошо.
Опять — хорошо…
— Он хочет сказать, что ты — умелый воин, — перевела Марта.
— А ты — их любимая общая жена? — не сдержался Берт.
Марта дернулась, словно от пощечины, отстранилась.
— Будем считать, что ты ничего не говорил, — сухо обронила она. — Они… — тут рыжеволосая замялась, — они… не успели навредить мне.
— Вот как!
— Анис! — вдруг дрожащим голосом выговорил чернобородый и, спрятав лицо в ладони, нырнул головой в собственные скрещенные колени — поклонился.
Берт вдруг узнал воина. Это он сидел на белом верблюде. Это он — предводитель пустынных всадников.
Марта тронула медальон на шее:
— Они увидели вот это. Надо сказать, очень вовремя увидели.
— Не сомневаюсь… — помедлив, проворчал Берт. — Дай догадаюсь… Они поклоняются древним героям этих земель и, увидев на одном из нас знак Аниса, решили, что мы — воплощение их идолов. Знакомая история.
— Не совсем так, — поправила Марта. — У них свои духи-покровители. Дети Красного Огня — вот как они себя называют. Если я, конечно, правильно поняла тарабарщину Исхагга.
— Кого?
Марта указала на чернобородого, сидящего рядом.
— Поклонение стихии огня, — кивнул Берт. — Впрочем, что еще можно было ожидать от этого примитивного народа… А причем здесь Анис?
— Легенда о Кости Войны… — начала она, и Ловец заметил, как при этих словах вздрогнуло лицо Исхагга, — здесь не совсем легенда. Вернее, совсем не легенда. Это повесть об ушедших временах, быль. В руины Древних Царств до сих пор не ступала нога ни одного из множества племен Детей Красного Огня. Кость Войны…
Исхагг снова вздрогнул и, рывком поднявшись, поспешно отошел в сторону, мелко всплескивая обеими руками, будто стряхивая с себя что-то мерзкое.
— Кость Войны, — продолжала рыжеволосая (когда ушел Исхагг, она заговорила свободнее), — Кость Войны — страшное проклятие, павшее на эти земли. Руины Древних Царств — прокляты. Каждый, кто с умыслом или невольно побывает там, — проклят. Каждый, кто унесет с собой вещь из Руин, — проклят.
— И ты…
— И я, конечно, проклята, — подтвердила Марта. — И ты тоже. И Самуэль. Поэтому никто нас больше пальцем не тронет. Мы переночуем здесь и пойдем дальше. Я, как могла, объяснила Исхагту, зачем мы здесь. Он сказал, что мы не первые, кто пришел, чтобы забрать Кость Войны, и для Детей Красного Огня не было бы большего счастья, если б кто-нибудь избавил их земли от древнего проклятия Кости. Но помогать они нам не будут. Страх перед проклятием сильнее желания освободиться от него. И еще… Исхагг говорил, что совсем недавно на Каменный Берег пришел большой корабль и высадил многочисленный отряд хорошо вооруженных воинов. Их было около сотни, а у их предводителя на груди висел такой же медальон, как и у меня.
— Сет! — скривился Берт. — Погоди-ка… Откуда у него знак Аниса? Медальон только один, откуда Сет мог?.. Видно, сам дьявол помогает этому паршивцу…
Ловец смолк, признавшись себе, что это его предположение, скорее всего недалеко от истины.
— Отряд ушел прямиком в глубь Пустыни Древних Царств, — закончила Марта. — Три дня тому назад…
Ловец тряхнул головой. Каким образом, на самом деле, Сет сумел заполучить навершие меча Аниса? Впрочем, это уже неважно. А важно то, что ключ к тайнику Кости Войны у Сета теперь есть.
— Кстати… — оглянулся Берт. — А где Самуэль?
Марта молча развела руками.
— Ничего себе… — протянул Ловец. Он попробовал подняться, но опять болезненно сморщился.
— Успокойся, — сказала Марта. — Потерпи до утра. Самуэлю ничего не грозит. Хищных зверей здесь нет. Да и чужих здесь не бывает, это же земли народа Исхагга. Утром мы вернемся на Берег и поищем твоего Самуэля. Если он раньше не найдет нас.
Неподалеку послышались гортанные восклицания. Снова появился Исхагг — в руках он держал бурдюк из пузыря какой-то крупной рыбины и два прута, на которых дымились, еще потрескивая, большие куски красного мяса. Положив это все в нескольких шагах от Ловца и рыжеволосой, Исхагг отошел к костру.
— По крайней мере, хорошо уже то, что из-за страха перед проклятием они нас не только не прирезали, но еще и кормят, — проговорил Берт и дотянулся до одного из прутов. — А ведь они должны были на нас здорово рассердиться… Сколько я их воинов уложил? А ты?
— Семеро убитых и двое раненых, — уточнила Марта, почему-то неприязненно глядя на мясо в руках Берта. — Исхагг остался довольным.
Ловец даже перестал жевать.
— Почему это?
— Здесь нет охоты, — пояснила Марта, — и почти нет съедобных растений. Единственное, что дает пищу племенам Детей Красного Огня, — Красный Огонь. То есть простой костер. Всякое пламя для этого народа — священно. Так говорил Исхагг…
— Не понял… — произнес Берт, повертел в руках прут и на всякий случай отложил его.
— Насколько я поняла, частые стычки между племенами происходят вовсе не из-за территориальных конфликтов. Племена вообще не враждуют, хотя сходятся в сражениях постоянно. Воин, павший в бою, по их вере, приносит себя в жертву своим сородичам. А Красный Огонь очищает его, как бы лишая… мм… человеческой личности. После огненного очищения тело человека — уже не тело, а — благословенный дар Красного Огня. Вот почему в этих местах в цене лишь две вещи: топливо для костров и женщины, могущие дать жизнь новым воинам…
Берт стиснул зубы, борясь со рвотным спазмом.
— Значит, правду говорят… — с усилием выговорил он, — что Пустыни Древних Царств населены людоедами…
— Совершенную правду, — подтвердила Марта. — Не поручусь, что предатель-капитан не из местных. Мне еще в Руиме показалось, что он согласился переправить нас на Каменный Берег только лишь потому, что с вами была я. Обратил внимание на его манеру одеваться?
— Да-а… — протянул Берт, мысленно согласившись с рыжеволосой.
Дети Красного Огня вдруг загомонили, повставав со своих мест. Белые их одеяния тускло светились в полутьме, на остриях ножей плясали отсветы языков пламени. Что-то небольшое и нетяжелое, прилетев из ночной мглы, мокро шлепнулось к ногам одного из пустынных воинов — шлепнулось и вдруг вспыхнуло ярким пламенем. Воин испуганно отскочил, но тут еще один предмет прочертил в дымной темноте невидимую дугу и упал в один из костров.
Огненные языки пригнулись к углям, точно закрылся бутон красного цветка. Через мгновение раздался мощный взрыв, сотрясший землю, и на месте костра вырос столб ревущего пламени. Пустынные воины, надрывая криком глотки, побросали оружие. Кто-то из них упал на колени, ткнувшись лицом в каменистую почву, кто-то, обезумев, метался среди костров, которые один за другим взрывались, взметывая до черных небес длинные, переплетающиеся между собой красные языки. Горела земля, и горел камень — будто на пустыню обрушился невиданный огненный дождь. Несколько воинов, одежда которых вспыхнула от щедро рассыпавшихся повсюду красных искр, пытаясь потушить огонь, кувыркались по земле. Вокруг стало светло, как днем; скрежещущий рев пламени прорезали только истошные вопли пустынных воинов и крики разбуженных верблюдов.
Берт, поддерживаемый Мартой, поднялся на ноги. Откуда-то из бешеной сумятицы к ним вынесло Исхагга. Одежды его растрепались, черная борода стояла колом, а в расширенных от ужаса глазах плясало пламя. Исхагг обернулся на бегу, взмахнул руками и, споткнувшись, рухнул всем телом на камни. Вряд ли он почувствовал боль от ушибов. Скорчившись на земле, он завыл и закрыл голову руками.
— Уходить надо… — крикнула на ухо Берту рыжеволосая. Ловец, каждую секунду ожидавший нападения, поводил перед собой обнаженным мечом. Не совсем твердо стоя на ногах, Марту, в обеих руках которой поблескивало по ножу, он толкнул себе за спину.
— Уходить! — снова крикнула Марта.
— Ага, — крикнул в ответ Ловец. — Вон туда… Та дрянь, что летит к нам, летит оттуда.
— С ума сошел?
— А что, похоже?
Марта взглянула в лицо Берту и с изумлением увидела улыбку облегчения. Ловец со звоном бросил меч в ножны и оперся на плечо рыжеволосой:
— Пойдем…
Костры больше не взрывались, они полыхали чудовищными факелами, раскачивая громадные огненные языки на высоте в три человеческих роста. Люди беспорядочно валялись на земле, трясясь от ужаса, боясь поднять голову и посмотреть вокруг. Трое или четверо, окутанные почерневшей, обугленной одеждой, словно коконом, не двигались вовсе. Только верблюды, сбившись в кучу, дико орали, тряся бородами и стуча копытами по камням.
— Самуэль! — добредя до противоположного края лагеря, прокричал в темноту Берт.
— Хозяин! — почти тотчас же откликнулся тонкий голос. — Хозяин, вы живы?!
— Иди сюда, не бойся! — ответил на это Ловец.
— Самуэль! — ахнула Марта.
Маленькая фигурка осторожно ступила на свет. Самуэль одной рукой тащил за собой свою сумку, а другой судорожно отряхивал с себя что-то… От него сильно пахло удушливым дымом и еще какой-то режущей нос гадостью.
— Хозяин! — радостно залепетал Самуэль, приблизившись, и уронил сумку себе под ноги. — Хозяин, я так долго искал вас! Я уже думал, что никогда больше вас не увижу… Когда Марта вдруг решила спасать вас, я… тоже хотел броситься за ней, но сорвался с валунов прямо в воду! Хорошо еще, я заранее пропитал свою сумку водонепроницаемым раствором — кстати, одно из последних моих изобретений — и ничего из моих припасов не пострадало. Я чуть не захлебнулся! Выбравшись на берег, я стал искать вас, но… на месте битвы нашел только следы крови и сломанное оружие. Я не знал, радоваться мне или горевать! Если эти дикари вас убили, то где же труп? Я подумал, что вы пленены, хозяин, и сначала обрадовался. Значит, еще есть шанс вас спасти… Но потом я вспомнил, что говорят в Метрополии о выродках, которые живут в здешних местах… Точнее, об их предпочтениях в пище…
— Альберт… — сквозь зубы позвала Марта. — По-моему, сейчас не самое время для болтовни. Обернись, Альберт…
Но Берт не слышал ее. Он смотрел на Самуэля и сосредоточенно хмурился, силясь понять, что же ему все-таки не нравится в облике старого товарища. Если бы Ловец обернулся, он увидел бы, как среди гаснущих костров поднимаются пустынные воины, подбирают с земли оружие, как Исхагг с кривым ножом в руках медленно и с оглядкой приближается к путникам сзади.
Самуэль, преданно глядя в глаза Ловцу, сучил ладонями по лоснящемуся сукну куртки. Меж его пальцев то и дело пробегали крохотные искорки, но Самуэль, кажется, вовсе не замечал этого.
— Но, несмотря на мрачные догадки, я все-таки продолжил поиски, — лепетал он дальше, — по следам в пыли меж камней и по каплям спекшейся крови я шел до самого вечера. А когда стемнело, увидел огни костров… Я боялся подходить близко к лагерю, я укрылся в сотне шагов отсюда и ловил каждый отголосок, доносимый мне ветром. Я рассудил так… Если б вы были живы, хозяин, я бы точно услышал ваш презрительный хохот и злобные вопли врагов, изумленных тем, что вы даже под самыми изощренными пытками не выказываете боли и страха! Но все было тихо… Я понял, что вы мертвы!
— Самуэль, сними куртку! — вдруг скомандовал Берт. — Быстро! Ну!
Самуэль сделал рукой нетерпеливый жест: дескать, ах, дайте мне досказать! И продолжал:
— И тогда я решил отомстить! Да! Я решил применить жар преисподней, горючую смесь, которую изготовил во время плавания. Изобретение новое, еще не опробованное, но оно меня не подвело! Правда, под конец я пролил немного на себя и чуть не загорелся сам, но…
— Сними куртку, тебе говорят! — заревел Берт так, что Самуэль присел от испуга. Руки его, все отряхивавшие подол куртки, сильно сжались — и ткань вокруг них моментально вспыхнула. В доли секунды окутавшись пламенем с ног до головы, Самуэль пронзительно заверещал.
Забыв о собственных ранах, Ловец ринулся вперед, срывая на ходу плащ, сшиб Самуэля с ног и, прижав к земле, плотно накрыл плащом. Под плащом зашипело.
И неожиданно окрестности огласились многоголосым криком. Дети Красного Огня, крича и приплясывая, размахивая оружием, со всех ног кинулись к Берту и Самуэлю, окружили их плотным кольцом и рухнули, как подрубленные. Ловец, закрывая собой Марту, выхватил меч, Самуэль, обвитый тонкими струйками дыма, прикрывался плащом, сжавшись у его ног. Не переставая кричать, пустынные воины извивались по земле, словно змеи, протягивали руки к ошарашенным путникам, повторяя на разные лады одно-единственное слово:
— Ухун! Ухун!
Исхагг, расталкивая воинов, на коленях подполз к Самуэлю.
— Ухун… — со слезами на глазах выговорил он и бережно положил нож к ногам Самуэля.
— Что такое — «Ухун»? — сквозь зубы обратился Берт к Марте.
— Это… — трудно дыша и поводя вокруг расширившимися глазами, проговорила рыжеволосая. — Это… Я не уверена, но мне кажется, что они так зовут… воплощение Красного Огня.
Исхагг счастливо закивал головой.
— Несет Пламя… — протяжно завопил он, и немедленно Дети Красного Огня стихли, опустив головы. — Горит… Горит… Не умирает! — Исхагг будто пел, раскачиваясь с воздетыми над головой руками. — Поражает насмерть! Смерть-огонь! Смерть-огонь! Ухун! Ухун!
— Смерть-огонь… — прошептал Самуэль.
— По-моему, ты только что получил новое имя, — сказал Берт, опуская меч в ножны. — А мы — команду бесплатных помощников.
— Тошнит меня от таких помощников… — простонала Марта.
