Глава седьмая
БЕЛОЕ ПЯТНО
1
Андрея выдернуло из сознания девочки в тот момент, когда она входила в дом. Он хотел узнать, что с ней будет дальше, но сновидение закончилось, и далекое тело потребовало дух вернуться. Преодолеть призыв было невозможно, могучая невидимая рука схватила его за шкирку и потащила назад. Двигаясь против своей воли через равнину к электричке, Андрей отстраненно подумал, что астральная нить, с чьей помощью тело удерживает дух, довольно прочна. Возможно, она отпускает лишь с наступлением смерти.
…Где-то на подъезде к станции в правой стороне головы возникла тупая боль. Она пришла из тела и казалась ненастоящей, фантомной проекцией реальной боли. Андрей удивленно следил за ней, фиксируя характер и интенсивность, пока электричка не подошла к перрону. Вот тогда на темя обрушился чудовищный удар, от которого потемнело в глазах, дрогнули ноги и резко ослабела левая рука. Шатаясь, Андрей вышел из вагона и побежал по едва заметной тропинке света.
Зал станции содрогался от землетрясения. Толчки следовали один за другим, пол ходил ходуном, стены осыпались и рушились. Новые трещины вспарывали потолок прямо на глазах. Если он рухнет, то Андрею не выбраться из-под обломков. Он останется взаперти на этой станции, останется в коме… останется…
С этой мыслью он доковылял до лестницы, поднялся к двери и толкнул ее. В лицо ударил свет, и Андрей тотчас проснулся.
Пробуждение оказалось тяжелым. Тупая ломота навалилась на голову вместе с головокружением. Словно спасаясь из рушащегося дома, он прыгнул не на землю, а в бездонную расщелину. И сейчас он падал в нее, а комната падала вместе с ним…
Задремавшая на другой половине кровати Альбина, услышав его стон, моментально проснулась. Андрей корчился, сбив простыню, сдавив ладонями веки, пристегнутые ко лбу лейкопластырем. Лицо бледное, шрам налился синевой. Девушка мигом вскочила. Плеснув в лицо холодной воды из-под крана, пошарила по ящикам на кухне и нашла аптечку.
Таблетка аспирина пролезла сквозь зубы, но запить Андрей не смог. Пришлось раздвинуть челюсти стальной ложкой, чтобы вставить край стакана. Как и вчера, аспирин помог. Ломота ушла, лицо порозовело, но глаза были мутными — у Андрея продолжала кружиться голова.
Убедившись, что ему стало лучше, Альбина ушла на кухню. Спустя некоторое время оттуда зашкварчало, запахло кофе и жареной ветчиной. Андрей лежал, уткнувшись лбом в матрас и придавив голову подушкой. Тягучая сонливость подавляла любые попытки думать. А думать было надо, он должен разобраться, правильно ли поступила Элли, придя в дом женщины в черном? Должен разобраться, должен помочь этой маленькой, несмышленой девочке, брошенной на произвол судьбы во взрослом мире…
В спальню вошла Альбина:
— Яичница готова. Будете есть?
— Нет, — ответил он. — Как прошло?
— Я получила все три передачи.
— Это хорошо. Это гораздо лучше в сравнении с тем, как я себя чувствую.
Девушка помолчала, кусая губы:
— Расскажете, что вам снилось?
— Не сейчас. Ох не сейчас, Альбина!
— Вам бы не ходить сегодня в клинику, Андрей Андреевич! — с болью сказала девушка. — Я знаю, что сегодня номография, но вам лучше бы дома остаться.
— Спасибо, я разберусь.
Девушка поглядела на часы:
— Мне пора бежать. Я скажу Перельману, что вы неважно себя чувствуете.
Андрей не ответил, и она решила, что доктор не возражает. Альбина ушла в прихожую, чуть позже оттуда раздался стук каблуков — надела туфли.
Щелкнул замок отпираемой двери.
— Я ушла! — крикнула она. — Позвоню через пару часов узнать, как у вас дела, хорошо?
Подождала ответа. Не дождавшись, тихо закрыла дверь.
Андрей немного полежал на кровати. Потом встал. Движение получилось резким, его качнуло. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за дверной косяк. Такое впечатление, что, пока он спал, ему пришили чужие ноги.
Держась за стены, Андрей подобрался к карте. После приступа она шевелилась словно амеба.
— Где ты, Элли? — пробормотал он.
Когда девочка подошла к воротам виллы, Андрей видел на столбе табличку с названием улицы и номером дома. Заставить девочку посмотреть туда не удалось, Элли была слишком взволнована, думая о том, как попасть за ворота. Нужно еще раз взглянуть на столб, целенаправленно, — правда, сделать это удастся только в следующем сне…
Андрей перебрался в уборную. Там, сидя на стульчаке, начал потихоньку стаскивать пижаму. Итак, Элли попала в дом, где могла получить реальную помощь от взрослых. Только он понятия не имел, кому принадлежит этот дом. Андрей поддержал девочку (Элли, ее зовут Элли — как звон колокольчика!), помог войти внутрь, но ему не понравилась мрачная хозяйка дома. Внешне она выглядела привлекательно, но в ее образе заключался необъяснимый ужас. Могла ли девочка рассчитывать на помощь столь противоречивой незнакомки?
Андрей не знал.
«А что, если заглянуть в Хозяйку? — неожиданно подумал он. — Заглянуть в нее, как во владельца игрушечного магазина?»
Это была неплохая идея. Даже жаль, что она не пришла чуть раньше. В любом случае следующий сон будет решающим. Следующий сон все расставит по местам. Андрей либо узнает адрес, либо девочке помогут и без него.
Он поднялся с унитаза, и его опять мотнуло, словно напоминание о болезнен ном состоянии. Больше не делая резких движений, Андрей осторожно умылся, надел рубашку, натянул брюки. Труднее всего было зашнуровывать ботинки. Когда он наклонился, головокружение усилилось.
Возясь со шнурками, он сделал неприятное открытие. Безымянный палец и мизинец на левой руке перестали сгибаться. Андрей вообще их не чувствовал.
2
До больницы Андрей добирался словно в трансе. Светило солнышко, листья блестели после недавнего дождя, улицы гудели от транспорта, а ему казалось, что все это загорожено от него пуленепробиваемым стеклом. Доктора Ильина словно поместили в герметичную капсулу, оболочка которой не позволяет потрогать листья, запачкать грязью ботинки, вникнуть в настроение людей, шагающих по проспекту. Лишь войдя в больничный холл, Андрей частично избавился от состояния отчуждения.
На обход он успел. Но прежде чем незаметно проскользнуть в палату, с которой Перельман и компания начинали утренний моцион по отделению, в коридоре он столкнулся с Альбиной.
Она выглядела уставшей. Еще бы, после бессонной ночи.
— Вы все-таки пришли! — вздохнула она.
— А что мне делать дома? — ответил Андрей, борясь с подкатившей тошнотой.
— Вас спрашивал Перельман.
— Зачем?
— Не знаю. Я сказала, что вы себя плохо чувствуете и не придете.
— Что он ответил?
— Ничего. Только кивнул и стал грызть трубку.
Андрей тихо вошел в палату. Здесь царило приподнятое настроение. Миша не без иронии рассказывал о вчерашнем заседании у главврача. Андрея встретил кивком, не прерывая рассказа.
— Так вот, наши руководители постановили…
— А что вы все на меня смотрите? — возмутилась старшая медсестра. — Будто я вам денег должна?
— Потому что вас это касается, моя дорогая.
— Дорогая, Михаил Маркович, поездка на Ибицу. А для вас я Наталья Борисовна. И касается меня только то, что творится у меня в отделении. И еще дома у меня два оболтуса, это тоже меня касается.
— Вы закончили? — спросил Перельман. — Мне можно продолжить?
— Извольте.
Пациенты хихикали. Те, которые были в состоянии. У Андрея кружилась голова, но и ему доставляло удовольствие следить за этой перепалкой. Раньше и он схлестывался с Натальей Борисовной, и у них возникали такие полушутливые споры. Никто не обижался.
У них был классный коллектив в отделении.
— С сегодняшнего дня пациенты должны оценивать уход за ними, — продолжал Перельман тоном руководителя. — Своевременность процедур, гигиенического ухода, качество работы медсестер. Жалобы нужно фиксировать в специальном журнале, который будет храниться на посту дежурной медсестры. С выставление баллов!
— За артистизм подтирания задниц, — шепнул Тюрин.
— Своевременность ухода? — покривилась Наталья Борисовна. — Никогда такого не будет.
Перельман поднял бровь:
— Это что, бунт?
— Здравый смысл. Мы все равно не успеваем за всеми, у нас с персоналом напряженка.
— Надо успевать. У главврача было сказано так.
— Может, он спустится к нам из своего пентхауса и покажет сеанс одновременного обслуживания пациентов? Заодно и напряженность с персоналом понизит.
— А как быть с парализованными и этими, которые после черепно-мозговых? — спросила Перельмана другая медсестра, стоящая в углу. — Как они будут высказывать жалобы?
Перельман озадаченно почесал затылок трубкой:
— Ну в системе пока не все продумано…
В палате грянул хохот.
Да, классный у них коллектив. Только Андрея это не касается. Раньше, до травмы, он часто отпускал шутки, но стоит ему пошутить сейчас, как сразу повиснет неловкая тишина. Дюжина непонимающих взглядов уставится на доктора со шрамом на лице… Он отверженный, его участь стоять в стороне. Только и остается завидовать коллегам, которые продолжают жить, одолеваемые житейскими проблемами, устраивать шутливые перепалки вот так легко, без задней мысли. Их не выбросили на обочину, как его.
Но разве он в этом виноват? Разве виноват?
Ему захотелось поговорить с отцом Кириллом. Нужно забежать к нему. Но не сейчас, позже. Прежде Андрею предстояло то, чего он ожидал почти неделю.
3
Однако перед томографией его все-таки перехватил Перельман. Миша подошел к нему, едва закончился обход.
— Не заглянешь в мой кабинет на пару минут? Поговорить нужно.
— Миша, извини, сейчас некогда.
Во взгляде Перельмана мелькнуло недовольство.
— Последнее время тебе всегда некогда, — жестко произнес заведующий.
По спине пробежал холодок удивления. Таким суровым Андрей не помнил своего начальника. Миша всегда негромкий, интеллигентный, с юмором; никогда ни на кого не орал, как некоторые заведующие, предпочитая мирное решение конфликтов. Но сейчас Перельман буквально одернул Андрея за явную ложь.
— Это не займет много времени, — продолжил он. — Всего две минуты.
Андрей пожал плечами. Они прошли в кабинет.
— Садись. — Перельман указал на одинокий стул перед его столом.
Сам садиться не стал. Похлопывая трубкой по ладони, прошелся из конца в конец кабинета.
— Послушай, я не могу не обращать внимания на то, что происходит. Не думай, будто я ничего не замечаю. Меня, как заведующего отделением, беспокоит душевное состояние не только больных. Я за тебя переживаю… да, собственно, все переживают.
Андрей усмехнулся. Да, конечно, они переживают. A еще шарахаются как от прокаженного.
— Миша, в чем дело?
— В тебе, — жестко ответил Перельман. — В тебе, Андрей Андреевич. Последнее время ты ведешь себя, скажем так, не вполне адекватно, и это меня сильно тревожит. С тобой что-то происходит, тебя что-то угнетает. И это отражается на работе.
— Со мной ничего не происходит, меня ничто не угнетает. Я доволен, что получил от жизни новый шанс.
Миша критически посмотрел на свою трубку, словно нашел в ней какой-то изъян.
— Мне так не кажется, — произнес он. — Мне кажется, ты скрываешь истинное положение вещей. У тебя случаются резкие перепады настроения и внезапные вспышки гнева. Ты груб с пациентами и младшим медперсоналом. А вчера, как мне сказали, ты потерял сознание в смотровой.
— Кто сказал? — всколыхнулся Андрей.
— Это неважно. — Миша обошел вокруг него. — Все жалеют о том, что с тобой случилось. Но время вспять не повернуть. Бесполезно терзать себя мыслями об упущенных возможностях. Нужно начинать жизнь заново, а не цепляться за прошлое. Ты талантлив. Найди себе новое направление для исследований.
— У меня есть новое направление, — злорадно ответил Андрей. — Да такое, что Кривокрасов с Ковальчуком локти будут кусать от зависти.
Перельман посмотрел на него странным взглядом.
— Я об этом слышал, — ответил он.
Андрей был потрясен. Слышал? Перельман слышал? Откуда?
— Не делай круглые глаза, — продолжал заведующий отделением. — Я должен был разобраться, что с тобой происходит. Сначала хотел поговорить с Багаевой, ты все-таки курируешь ее, к тому же вы постоянно вместе, водой не разольешь. Про вас двоих даже слухи разные гуляют, но я уверен, что они не соответствуют истине…
— Так это она рассказала!
— Нет, Альбина молчала как партизан. Зато Савинская из функциональной диагностики поведала, что однажды ты пользовался сомнологическим кабинетом в ночное время. Сказала, будто во сне ты спасаешь какую-то девочку.
— Это не совсем так, — возразил Андрей.
— Даже если отчасти правда, ты понимаешь, насколько бредово это выглядит? — повысил голос Перельман. — Андрей, ты во власти навязчивых идей! Это ничего не принесет! Это яма! Поверь мне, будет только хуже. Тебе нужна психиатрическая помощь.
Андрей поднялся со стула:
— Две минуты истекли. Мне пора. У меня много дел.
Когда он вышел из кабинета, Перельман опустился в кресло, вытащил из нижнего ящика жестяную коробочку с табаком, сердито набил трубку и впервые за четыре года закурил.
4
Магниторезонансный томограф — массивный белый шкаф с отверстием посередине, в которое въезжал стол с пациентом, — напоминал одновременно большую стиральную машину и культурно оформленную печь крематория. В предбаннике стоял сам Новиков и наставлял худощавого мужчину с темными мешками под глазами, как вести себя во время исследования.
Заметив Андрея, рентгенолог сказал:
— Подождешь минут десять? Пойдешь сразу после него.
Андрей кивнул и, сунув руки в карманы, принялся холить по предбаннику, вспоминая разговор с Перельманом.
Вот и Миша от него отдалился. Миша Перельман, который был не просто начальником — другом. Завотделением поддерживал Андрея в любых трудных ситуациях. А сейчас лишил своей поддержки. Сейчас их разговор выглядел как разговор начальника с нерадивым подчиненным. И Андрея это обидело. Миша даже не пытался понять его.
Его вообще никто не понимает!
…Когда подошла очередь, Андрей вошел в зал, чувствуя холодок под кожей. Нет, он не боялся томографа, похожего на белый крематорий. Он боялся того, что определит МРТ. Процентов на девяносто Андрей знал причину головокружений, но продолжал утешать себя мыслями, что, возможно, все не так плохо. Сейчас Новиков проведет свое исследование, и снимки покажут хорошую, чистую голову. Господи, сделай так, чтобы они оказались такими же, как полтора месяца назад!
— Снимите ботинки, Андрей Андреевич, — попросила медсестра.
Он подчинился. Новиков, находящийся за стеклом в соседней комнате, помахал ему. Андрей не откликнулся на приветливый жест. Не то настроение.
Сестра уложила Андрея на подвижный стол, подняла к груди планку, ограничивающую движение.
— Лежите неподвижно в любой удобной для вас позе. Дышите ровно, спокойно. Исследование займет не больше пяти минут.
Она оставила его, закрыв за собой дверь.
Зажужжали приводы. Стол начал медленно втягиваться в жерло томографа. Андрею казалось, что он плывет в пасть окаменевшего зверя. Почему-то подумалось, что зверь может ожить в любой момент и захлопнуть челюсти.
В некотором смысле так и случилось.
5
Новиков выглядел слегка потрясенным. Его квадратные очки запотели. Отдавая снимки и диск CD с массивом томограммы, он не смотрел на Андрея. При виде рентгенолога сердце застучало отчетливо и больно.
— Сам разберешься? — сказал Новиков дрогнувшим голосом.
Андрей воткнул снимок под прищепку на световом экране. На пленке вспыхнули два десятка срезов его мозга.
Через полтора месяца после выписки картина изменилась. В правой лобно-теменной доле белело мерзкое пятно. При виде его Андрею вспомнился эпизод давнего сна, в котором его бьет по голове кусок асфальта. И вроде не больно, но в душе остается неприятный осадок.
— Как ты на ногах держишься? — спросил Новиков.
Андрей с трудом расцепил челюсти, чтобы ответить:
— Пообещай мне одну вещь. Не рассказывай никому.
Он вытащил снимки из-под прищепки, спрятал в конверт, туда же бросил диск и, не попрощавшись, быстро покинул кабинет МРТ и растерянного Новикова.
Когда он спускался по лестнице, снова начала кружиться голова, сильно кружиться. Пришлось остановиться посреди пролета, ухватившись за перила. Да, поэтому она и кружится, из-за белого пятна в правом полушарии. И парезы в левой конечности по той же причине. Даже сновидения вовсю сигнализировали о том, что с ним происходит.
Инсульт.
Ишемический, то есть вызванный закупоркой сосудов головного мозга. Слава богу, пока мелкоочаговый, но некоторым хватает и такого, чтобы перестать узнавать близких и навсегда потерять профессиональные навыки. Как он еще на ногах держится? Превеликим чудом!
Травма головы одиннадцать месяцев назад вызвала нарушение мозгового кровообращения, которое привело к коме и восьми месяцам в палате интенсивной терапии. После выздоровления Андрей научился вызывать кому искусственно, через сновидение. Он обрел способность преодолевать пограничное состояние. Но за счет чего? Психосоматика. Его подсознание, формируя через сновидение особые обрачы, вызывало повторное нарушение кровообращения. Условно говоря, чтобы вывести сознание за пределы тела, каждую ночь Андрей бросался под «газель». И получал травму за травмой.
Серия травм закончилась сегодняшним утром, когда в гости пожаловал микроинсульт. Сонливость, тошнота, головокружение, парализованные пальцы. Игрушки закончились. Все очень серьезно. Микроинсульт может запросто перерасти в инфаркт мозга… Черт побери, все настолько серьезно, что обделаться можно!
Вернувшись в отделение, Андрей забросил конверт со снимками в свой шкафчик, затем попил остывшего чая, оставленного кем-то в кружке. После этого, выбрав момент, незаметно стащил из шкафа в процедурной ампулы с эуфиллином, растворами глюкозы и коргликона. Запершись в кабинке туалета, словно начинающий наркоман, загнал все компоненты в здоровенный шприц на двадцать миллилитров и около минуты вводил смесь в вену. За это время кто-то успел наструячить в писсуар за стенкой, помыть руки и выйти.
«А ведь я поначалу принимал путешествия вне тела за развлечение, — подумал Андрей, сидя на унитазе, — что-то вроде катания на каруселях». Да, так и думал первое время, пока не начала кружиться голова. Тогда он начал догадываться, а теперь точно знал, что каждая поездка на электричке заканчивается травмой. Пропущенным ударом в голову от боксера-тяжеловеса. Один или два — терпимо. Три-четыре — микроинсульт. Пять-шесть — здравствуй, растительная жизнь!
Только через полтора часа после томографии Андрея в полной мере настигло осознание нависшей угрозы. И название у нее было страшнее некуда: инфаркт мозга… Ну а чего он хотел? Он проник в запретные области, зоны строжайшего табу. Никому не позволено ходить туда, куда он ходит. И сегодняшняя томограмма — предупреждение о том, что несколько новых путешествий за дверь убьют его. Сколько? Андрей не знал. Может быть, два или три.
Может, одно…
— Андрей Андреич!
Его окликала Багаева, когда он уже собирался войти в ординаторскую. Он хотел изобразить, что не слышал оклика, и собирался скрыться за дверью, но Альбина догнала его.
— Андрей Андреич! — говорила она, слегка задыхаясь, потому что бежала из другого конца коридора. — Как прошло обследование?
— Что?
— Как прошло обследование? Томография!
— Ах это… Нормально. Волноваться не о чем.
Лицо девушки озарила радость.
— Слава богу. Я очень рада, что волноваться не о чем. Это замечательно!
— Да, — ответил он, чувствуя, как кружится голова от легкого запаха ее духов и собственного вранья. — Замечательней некуда.
— Я принесла то, что обещала.
Она протянула ему брошюру в мягкой обложке. Андрей рассеянно взял ее, по инерции пролистнул несколько страниц. «Древняя символика цветов и растений».
— Вы собираетесь сегодня повторить эксперимент с передачей сигналов?
— Нет, — ответил он, — сегодня никаких экспериментов. Сегодня я занят. Меня пригласили на свадьбу очень хорошие друзья. Возможно, я там напьюсь. Да, очень возможно. Поэтому никаких экспериментов.
— Но вы собирались…
— Ну собирался! Я много чего собирался! Например, жениться или стать первым врачом в стране! А теперь не собираюсь. И экспериментов проводить тоже не собираюсь. Можешь сегодня гулять со своим другом, я не отниму у тебя время.
Девушка густо покраснела. Потом ее кто-то позвал, и она упорхнула. Андрей вошел в ординаторскую, тщательно запер дверь и, развалившись в кресле, снова достал снимки и начал их разглядывать в свете потолочной лампы.
Голову можно вылечить, если заняться этим немедленно. Он сам лечил подобное много раз. Интенсивная терапия. Рециркуляция и нейропротекция, массаж и лечебная гимнастика, бинтовать голени эластичным бинтом и следить за деятельностью мочевого пузыря. На крайний случай операция: микроанастомоз в исполнении нейрохируга Столярова, гордости Ленинградской областной больницы. В общем, можно вылечить, но при одном условии.
Если он забудет о путешествиях за дверь.
Боль сурово толкнулась в черепе. Левую руку обдало холодом.
Андрей спрятал снимки в конверт. Чтобы сохранить жизнь этому больному, доктор Ильин порекомендовал бы ему сегодняшней ночью воздержаться от погружений в кому. Этому инсультнику нужно забыть о том, что он собирался заглянуть в голову хозяйки виллы. Забыть о море цветов, простирающемся до горизонта, о станции, об электричке… И еще он должен забыть об Элли. Одинокой, глупой, маленькой, потерявшейся в огромном городе, за которую волновался, словно за не вернувшуюся вечером из рисовального кружка младшую сестренку. Казалось, Андрей знает ее с рождения — настолько привык к ее комплексам, чувству вины перед всеми и каждым, к тому, как она любит куклу и грустит по ушедшей матери…
Андрей внезапно понял, что девочка из сна стала для нею больше чем близкой.
Она стала родной. Как дочь.
