ГЛАВА 6
Я обернулся.
Я стоял на опушке леса — но это был не тот лес, что окружал форпост. И даже не этот мир.
Надзиратель сидел все на том же пеньке — наверное, носил его с собой в кармане. Голова демона была печально опущена.
— Теперь я уже мало что могу сделать, — не без грусти произнес он. — Простите меня, Майкл. Д ведь все так хорошо начиналось.
В подобные минуты думаешь о самых неподходящих вещах, поэтому я первым же делом проверил, застегнуты ли мои брюки. Все пуговицы оказались на месте.
— Я починил их, — сказал Надзиратель. — Это было несложно, учитывая, где мы находимся. Ведь все здесь нематериальное.
Он тяжело вздохнул, и я мог бы поклясться, что узловатый пенек под ним вздохнул тоже.
— Мне хотелось, чтобы вы смогли по крайней мере сохранить достоинство.
Деревья здесь были сухими — высохшими насквозь. Я протянул руку к одному из них, и мои пальцы легко проломили тонкую, крошащуюся кору. Ствол состоял из тончайших слоев, как омертвевшее кружево, с широкими провалами пустоты.
— Вы можете легко провертеть его насквозь, — сказал демон. — Здесь все такое. Посмотрите на облака.
Я поднял голову.
Небо было таким же серым, мертвым и кружевным, как деревья. Казалось, все вокруг создано из одного материала. Поделка безумного художника, создавшего ужасный мир из черного папье-маше.
— Что это? — спросил я. — Как я здесь оказался? Древний демон снова покачал головой:
— Вы здесь ни при чем, Майкл. Испытание, которое вам предстояло пройти, даже еще не началось. Это не я низвергнул вас в Нидаар. Вам не следовало играть с магией Любви, находясь рядом с Алмазной горой.
Он вскинул руки, и его алое одеяние поднялось вслед за ними, как занавес.
— Мы, демоны, никогда не используем волшебство. Оно слишком опасно. Когда применяешь могущественные заклинания недалеко от священных или проклятых мест — результаты обычно бывают печальными. Так и произошло с вами.
— Злые или благие чары лежат на Алмазной горе?
— Не знаю. Да и какая вам теперь разница? Вы в преисподней, но ваша судьба более не в моей власти. Если говорить точно, то вы находитесь даже ниже, чем последний из кругов ада.
— Нидаар.
— Правильно. Место, которого боятся даже демоны. Наш мир полон противоречий. Сами по себе мы не злы, но наша работа — карать тех, кто провинился при жизни. Злость, отчаяние, ненависть — все эти эмоции стекают вниз, сквозь стальные решетки клеток, с кровью и слезами грешников.
Он встал, и пенек исчез.
— Никто не знает, существовал ли Нидаар вечно или же он возник постепенно, по мере того, как преисподняя наполнялась страдающими душами. И никто не осмеливается выяснить. Простите, Майкл, но здесь даже я вынужден вас покинуть. У меня нет власти в этих пределах. Мне жаль — я действительно хотел вам помочь.
Серые облака начали наползать на демона, скрывая его от моих глаз.
— Можете утешать себя тем, — проговорил он, — что в этом падении нет вашей вины. Магам Черного круга следовало проявить больше осторожности, когда они создавали Орб. Думать об этом гораздо лучше, чем сокрушаться, что не справились с моим испытанием. Прощайте, Майкл.
Он исчез.
Франсуаз появилась рядом со мной, клинок ее дай-катаны поднимался, как шпиль на городской башне.
— Что ты здесь делаешь? — осведомился я светским тоном, словно встретил старого приятеля в аристократическим клубе, который мы оба посещаем по пятницам, а сейчас как раз пятница.
— Овечек пасу, Майкл. Зачем ты грохнул хрусталину? Мы теперь черт-те где оказались. Так и должно быть?
Я поднес палец к уху, пытаясь восстановить слух, а заодно вытрясти из головы хотя бы половину тех грязных ругательств, которыми Франсуаз обильно промасливала свои вопросы.
— Френки, — мягко сказал я. — Лапочка. Заткни фонтан.
Красавица уставилась на меня мрачно — и не потому, что я велел ей закрыть ее прелестный ротик. Просто у нее ругательства кончились.
Вот что бывает, когда пихаешь их кучами в одну фразу.
Я отломил от дерева сухую ветку, и она рассыпалась у меня в руках.
— Мы в Нидааре, — произнес я. — Слышала о таком?
— Вздор.
Девушка встряхнула роскошными волосами.
— Его не существует. Это детские страшилки, которыми мамы пугают маленьких демонят.
— Хороши матушки, — заметил я, усаживаясь на землю.
К этому времени я разработал уже несколько блестящих планов, как нам поступать дальше. Правда, только один из них можно было реализовать на практике, что я и сделал.
Не стоять же столбом.
— Кстати, Френки. А зачем мамы вообще пугают детей страшилками? Чтобы крошки боялись темноты, мочились в постель по ночам, а выросши, страдали от невроза и шизофрении? Разве к этому должны стремиться любящие родители?
Франсуаз осторожно обошла опушку, выискивая того, кому можно было бы снести голову. Поскольку, по всей видимости, кто-то забыл вовремя вывесить объявление, желающих не нашлось.
— А все ведь хрустальная хреновина, — произнесла девушка. — Почему не сказал, что собираешься ее грохнуть?
— Ты начала бы спорить.
— Вот именно.
Демонесса почесала кончик носа и заметила:
— Знаешь, Майкл, прости — я так на тебя взъелась из-за стекляшки. Мне просто ужасно стыдно за то, что произошло на стене.
— Не извиняйся. Это все действие волшебства.
— При чем тут чары? Я уже стянула с тебя штаны, а ты все равно успел от меня улизнуть. Раньше я так не прокалывалась. Кстати, когда ты успел пришить пуговицы?
Ветер тронул вершины сухих деревьев.
Мне сложно это объяснить, но сам он был таким же серым и ломким, как все вокруг. Так бывает, когда художник наносит на полотно пейзаж одним лишь карандашом.
— Если тебя заботят только мои штаны, могу разорвать их снова, — ответил я. — Если это тебя утешит.
Две фигуры начали появляться передо мной.
Они не возникли сразу, но и не выступали постепенно, как бывает, когда вокруг тебя стелется густой туман. Странные существа появлялись штрихами — словно кто-то, мазок за мазком, наносил их на эскиз картины.
— Демонам не место в Нидааре, — произнес серый рыцарь.
В руках он держал длинную ржавую алебарду, но ошибался бы тот, кто подумал бы, что из-за следов времени она стала менее опасной.
— Рад, что хоть кто-то со мной согласен. — Я поднялся на ноги. — Я, к слову, здесь тоже случайно. Не знаете, где лестница наверх? Нет?
— Я — Страх и Отчаяние, — вымолвил рыцарь.
— А я — Память, — сказал его спутник.
Он был ниже ростом и держал руках боевой серп с таким большим лезвием, словно выковал его из небесной луны.
— Не хочу вас критиковать, парни, — сказала Френки, — но вам не кажется, что второе имя не в тему?
— Это не так, — глухо отвечал серпоносец. — Нет больших мук, чем память об ушедшем навсегда счастье.
Франсуаз хмыкнула.
— Судя по вашим мордам, вам-то это не грозит точно. В вашей жизни никогда ничего хорошего не было. А теперь просто покажите, где выход, и никто не пострадает.
— У нас не было жизни, — произнес рыцарь. — Ни счастливой, ни грустной. Что же до страданий, то Нидаар соткан только из них одних.
