ГЛАВА 8
Мне всегда казалось, что следует писать о самом значимом, что происходит со мной. Вернее, не так; я цепляюсь за самые яркие моменты моей жизни. Детство было слишком серым, от ежедневного жесткого графика хотелось лезть на стену. Душа жаждала перемен, рвалась к ним — и вот дорвалась, на мою беду.
Кому может быть интересен простой день солдата? Две сотни дней одно и то же — подъем, разминка, завтрак, тренировка, обед, вводная, полигон, мозговой штурм, вновь полигон, душевая, ужин, два часа баек от сержанта и отбой.
Если положить всю эту рутину «массой» четыре тысячи восемьсот часов на одну чашу весов, а на другую — два часа бойни в день прибытия, то вторая чаша вобьется в землю с силой метеора. В тот день я познакомился с Федором Ивановичем, моим сержантом. Наверное, именно эта встреча определила мою будущую спокойную службу. Никогда надо мной и Максом не шутили с тупым армейским юмором и не пытались выяснить отношения. Инициаторами наших приключений были только мы сами. Мне просто не о чем особо рассказывать, не было у нас острой бытовухи. За нами всегда была тень уважаемого, но наглухо отмороженного сержанта. Федор Иванович тоже был из «провинившихся». Про обстоятельства наказания он нам не рассказывал, но поговаривают, что траектория падения сержанта начинается с самого верха, а провинность как-то связана с высшим светом и его обитателями.
Попытки надавить на себя наш сержант встречал хищной улыбкой дула пятнадцатимиллиметрового пробойника и цитированием своего договора:
«На время нахождения на станции „Пэйн“ рассмотрение действий и/или бездействий фигуранта, подпадающих в правовое поле Трибунала РИ и военной полиции, откладывается до завершения контракта. По завершении контракта фигуранту объявляется амнистия».
У меня в контракте буквы примерно те же, однако смысл — совершенно другой. Не знаю, как Иваныч смог пробить себе подобные предложения, но это косвенно подтверждает, что человек он не простой.
После подобного отпора к сержанту второй раз никто не подходил. Впрочем, Федор Иванович и не пытался установить свои правила, а просто тянул лямку, заодно тренируя двух, как он выражается, олухов: меня и Макса.
В день прибытия на станцию мне показалось, что я в рабском загоне. Людей осматривали, оценивали, продавали друг другу, торговались, одалживали, громко обсуждали, кто на что годен. Какие тут могут быть работы? Строить роботам коттеджи? Они тут с ума все посходили?
Когда командиры стараются выбрать себе бойцов получше, это нормальная практика, но я никогда не представлял себе, что из такого отбора может быть организован подобный бизнес.
Как я узнал потом, нас «сортировали» небоевые офицеры, штабисты при станции. Даже тут, в условно-экстремальных условиях, образовалась офицерская прослойка, паразитирующая на интересах боевых групп. Боевые отряды на станции нуждались в здоровом и выносливом пополнении, ведь чем сильнее и грамотнее отряд, тем меньше потерь в бою. Спрос на бойцов, по известному экономическому закону, родил предложение. Штабные за солидный кусок хабара — имущества, оставшегося от старых владельцев станции и добываемого отрядами, поставляли сильное «мясо». Не хотите платить? Получайте задохликов на общих основаниях и заканчивайте каждый боевой выход в регенераторах.
Поначалу я был шокирован и послушно шел в общей массе, но когда два хмыря принялись орать друг на друга, периодически тыкая в мое тело жирными пальцами и дергая меня за руки каждый в свою сторону, не выдержал.
Все то нервное напряжение, что не покидало еще с момента посадки на «Фарадей», выплеснулось не особо умелым рукомашеством. Я не спец по рукопашному бою, но этим двоим хватило. Сто двадцать килограмм моей массы, помноженные на первобытную ярость и псевдометаллический каркас рук, оказались очень весомы. Двух крикунов снесло моментально. Потом под кулак попалось их охранение. Я вытащил у одного из хмырей ствол и вручил парню, что стоял со мной в одном строю. Вроде даже орал что-то зажигательное, про классовую борьбу с людьми нетрадиционной ориентации.
Сосед удивленно смотрел то на меня, то на ствол в своей руке, пока его не снесло выстрелом: видимо, кто-то решил первой целью выбить вооруженного, потому самого опасного, и прекратить конфликт. Вместо этого выстрел послужил «стартовым сигналом» к началу самых крупных беспорядков в истории станции. Когда в твоего товарища стреляют ни за что, остаются только чувства, коих за время перелета скопилось немало. Общие эмоции рождают лавину из объединенных общей целью людей, ведущих борьбу ради абстрактной мести.
Чувствую ли я себя ответственным за последующие два часа перестрелки, за подстреленных мною и по моей вине людей? Скорее да, чем нет.
По крайней мере, когда схлынул порыв безумия и принимающая сторона предложила выдать зачинщиков и начать переговоры, я вышел.
От принимающих в переговорах участвовал, по собственной инициативе, Федор Иванович — один из инструкторов, положенных новобранцам по штату. Вышестоящие в тот момент организовывали карательный отряд с тяжелым оружием. Если бы переговоры не начались, нас бы раздавили в пыль минут через десять.
Так мы и познакомились. Не знаю, почему он меня не сдал и забрал к себе, мне он так и не сказал причину. Наверное, его самого бесила такая система отбора.
В тот день наказали всех участников конфликта: денежными штрафами, так как, к счастью, никто не погиб. Других новобранцев все равно «продали» заинтересованным отрядам, но в этот и последующие разы выглядело все уже гораздо скромнее, хоть и не изменило общей сути.
Продвигаться по узкому техническому коридору в скафе — тесно, приходится идти чуть боком, левым плечом вперед. Двигаемся друг за другом с интервалом в три метра, при каждом шаге тщательно проверяя, куда ставить ногу в этом переплетении кабелей, опор и труб. Впрочем, дистанция между нами не мешает общаться через так-сеть.
— Олег — явный победитель; ты видел, какие у нее ушки были? Алый цвет зари!
— Ерунда, посмотри внимательно запись. Толик ее расшевелил, до него она была бревно бревном. Олег уже на все готовенькое пришел. — Макс идет в передовом охранении. Даже в техническом коридоре можно наткнуться на порождение больной фантазии Тора, поэтому бдительности не теряем.
— Время! — Иваныч останавливается в подсвеченной на карте точке.
— Ноль пять! — вычисляю оптимальный интервал. Я в компании — самый младший, и по возрасту, и по званию. Мне участвовать в беседе не по чину, хотя тоже очень хочется поспорить.
— И потом, у Олега три класса образования, что он мог сказать ей такого? «Иди сюда, детка»?
— Образование в этом деле — не главное. Я вот с младшей школы сразу вербовался, и что?
— Время!
— Двенадцать.
Еще две пластиковые коробочки с взведенными таймерами заняли свои места на стенах.
— Ты-то — другое дело, Федор Иваныч, у тебя опыт и мудрость прожитых десятилетий. Олежка же — салабон двадцати лет.
— Хорош мне зад лизать, Максимка. Ты просто глаза девки не видел, она так смотрела! Толик наверняка наговорил ей пошлостей, а Олег-то — про любовь!
— Тогда да, вам с первых рядов виднее.
Это они о нехитром солдатском развлечении. Никакой пошлости и насилия — как вы могли подумать такое!
Раз в неделю отличившихся бойцов интервьюируют симпатичные журналистки. На станции организовали специальную студию с амфитеатром для зрителей и подиумом для комфортной беседы с героем. Вопросы задают типовые, и, чтобы солдаты не повторяли друг за другом одно и то же, с ними беседуют отдельно, огородив от товарищей прозрачным звукопоглощающим куполом. Остальная часть взвода наблюдает немое шоу.
Довольно быстро мы узнали, что ответы все равно никого не волнуют, так как медиакомпания использует только видеоряд съемки, а аудиозапись беседы между героем и журналистом наговаривается отдельно специальными актерами по разработанному сценарию. В связи с этим и появилось новое развлечение — заставить словами симпатичную журналистку покраснеть. Судьями выступали командиры, занимающие места в первом ряду.
Сразу же появился тотализатор и болельщики. Главные фавориты негласного конкурса чутко хранили свои секреты и не давали звукозаписи своих сольных выступлений. Так что можно было только догадываться, что же в монологах младшего сержанта Анатолия Нестерова или рядового Олега Стриженова настолько смутило девушку. Что характерно, сами журналистки на подобное внутреннее шоу не жаловались и прекращать не торопились.
— Время!
— Двадцать один.
Сейчас мы занимаемся диверсией, одобренной «высоким» сержантским составом. Самое забавное — это тоже приготовление к новому развлечению. В моей базе нашлись расчеты для аккуратного подрыва перегородок, чтобы создать достаточный проем для нашей задумки, но не повредить при этом кабели.
— Все, что ли?
— Да, Федор Иванович, завершили. Через пятьдесят метров прямо есть выход в общий коридор.
— А кабели точно не посечет?
— Все как в аптеке! Большинство обломков разлетится внутрь прилегающих помещений, я же показывал модель. Оставшиеся не имеют достаточной массы, чтобы повредить изоляцию. — Беспокойство старшего понятно: Тор маниакально относится к целостности станции и может затаить зуб на вредителей. Причем если поврежденные перегородки он кое-как прощает, то за кабели устроит нам короткую, но очень насыщенную жизнь. Например, на рядовом задании все дроны искина будут целиться только в тебя, лезть к твоему телу, игнорируя другие мишени. И если вы считаете, что на этом можно построить какую-то тактику, то флаг вам в руки — пробуйте на себе, мне еще жить хочется.
Через десять минут осторожного передвижения вылезаем в радиальный коридор.
— Максимка, бери напарника и дуй за шашлыком, до эфира чтобы все было готово!
Федор Иваныч сегодня — принимающая сторона, есть у них такая традиция: приглашать в свой сектор других командиров и показывать что-то эдакое. А какой хозяин встретит добрых гостей без накрытого стола?
— Так точно, товарищ сержант!
Каждое новое «особенное» сержантское представление стараются сделать лучше предыдущих. Особенным оно называется потому, что чаще всего его невозможно повторить, да и пробовать никто не будет — несолидно это. Например, в прошлый раз в бокс редакторов медиакомпании через вентсистему распылили смесь из боевых коктейлей, найденных в китайских скафах. По сути это эйфорическая наркота, которая не дает воину Поднебесной чувствовать боль. Но на тридцать редакторов смесь подействовала как сильнейший афродизиак. Теперь там собственный контур вентиляции и регенераторов.
В принципе, все честно. Они развлекаются, глядя на нас; мы развлекаемся, устраивая коллективный просмотр новой пакости для медийщиков.
Двигаемся к зоне медиакорпов, но сворачиваем за сотню метров до входа. Возможность купить нормальное мясо была бы слишком хорошей для окружающей действительности, а на черном рынке станции можно приобрести разве что стандартные витаминизированные брикеты.
Полгода назад кто-то из начальства решил, что наша ежедневная война выглядит довольно скучно. Лоббисты корпораций воспользовались возможностью и предложили испытать на практике пару десятков биотварей, специально выращенных для карательных операций. Проект неоднозначный, но продавцы логично предположили, что на экранах их творения будут выглядеть очень эффектно, и это может подтолкнуть генералитет к крупному заказу.
Загон с монстрами расположили рядом с сектором медийщиков, именно туда мы и направляемся. Рядом с клетками бродит расстроенный биотехнолог, то размахивая руками, то хватаясь за голову. Мы действуем по привычной схеме, я иду к биологу, Макс крадется вдоль стены.
— Вильгельм, что-то случилось? На вас лица нет! — участливо спрашиваю его, подхватываю за локоток и разворачиваю спиной к клеткам.
— Томми, это снова вы! Мне кажется, я схожу с ума. — Лицо серое, глаза бегают. Явно не спал ночью.
— Бросьте, вы отлично выглядите и совершенно не похожи на сумасшедшего! — На самом деле — очень похож, но пусть он услышит это не от меня. — Просто вам надо отдохнуть.
— Их было двадцать три вчера. А сегодня двадцать два! Я считал! Давайте посчитаем вместе! Или вы мне не верите? — В голосе слышны истеричные нотки.
— Ну что вы, Вильгельм, как я могу не доверять вашему слову? Раз вы сказали, значит, так и есть.
— Один зверь пропал, это же катастрофа! Я видел открытую клетку, он бродит где-то неподалеку. Бродит, бродит, бродит… он наверняка хочет мне отомстить. — Тех начинает шептать.
— Друг мой, взбодритесь! Это боевая станция, вас никто не даст в обиду! Да и сам зверек наверняка считает вас как минимум отцом, ведь вы с ним с детства. — Стараюсь подпустить в голос побольше уважения.
— Вы слышали? Этот скрип! Оно где-то рядом! — Макс, гад! Я говорил: бери шприц с маслом, чтобы клетка открывалась без звука…
— Скрип? Не было скрипа. Вы просто перенервничали. Хотите коньяку? Нам запрещают, но вы ведь не выдадите своего друга? — Подмигиваю и передаю флягу.
— Нет, что вы. Вы и Федор Иванович — единственные порядочные люди вокруг. Просто поймите: это страшное, смертельно опасное животное! — «И довольно вкусное», хочу я отметить, но благоразумно молчу.
— Все будет хорошо, сейчас мы приляжем на кушетку. Я же ваш лучший друг, помните? А зверушек и было-то — всего двадцать одна, всего двадцать одна… Вспомните приемочную ведомость: на ней цифры два и один… А теперь вы засыпаете… Завтра вы проснетесь спокойным и отдохнувшим. — Специальный коктейль, замаскированный под коньяк, подавляет волю и позволяет навязать мнимые воспоминания. Жаль, что препарата осталось совсем на дне фляги.
Помогаю Максу волочить кабанообразную зверюгу в наш сектор. Перед боевым выходом биотварям вкалывают спецсмеси, взрывообразно увеличивающие массу, стойкость к ядам, живучесть, регенерацию и десятки других параметров. В обычном состоянии зверушка неагрессивна, легко убивается и вполне компактного размера, иначе бы их не перевозили в обычных клетках.
Сегодня очередь Макса колдовать над мангалом, а я до начала шоу как раз успею пару часов подремать: день вышел суетливый.
Противный звук таймера выдирает из объятий сна, на часах семнадцать ноль-ноль. Одеваю парадную форму и мчусь в видеозал. Мне, как непосредственному организатору шоу, оставили место во втором ряду, рядом уже уселся Макс.
Зал предназначен для культурного отдыха личного состава, но никак не рассчитан на несколько сотен человек. Регенераторы гудят по полной, слегка перекрывая шумом звук какого-то патриотического кино из штатной фильмотеки: не сидеть же перед пустым экраном! Экран мигает и поочередно показывает разнообразные залы станции. Это Стас, выступающий сегодня за видеооператора, тестирует доступные видеокамеры. Через пару дней Тор найдет точку подключения к своей сети и удалит ее, но главное, что это случится не сегодня.
Наконец Стас подключается к лайвстриму медийщиков.
— Приветствую всех зрителей нашего канала! Сегодня вас ожидает невероятное шоу с участием звезд поп-эстрады! Мужественные и сексуальные герои на ваших глазах сразятся с бесчеловечными железными монстрами безумной станции «Пэйн», — начинает шоу очередная фотомоделька. — Первый герой — Стас Лайнов, восходящая звезда эстрады, золотой голос России.
Камера показывает щуплого парня лет шестнадцати в камуфляже, прижимающего к груди плазмомет. Ну, или пытающегося не упасть под весом тридцатикилограммовой осадной дуры. Парень активно улыбается в камеру, сила воли достойна уважения.
— Второй наш герой — актер сериала «Менты — три тысячи» Вячеслав Вольцев!
Новый ракурс — перекачанный мужик в полосатой тельняшке по-киношному держит рейлган.
— Короче, слушать сюда. — Федор Иванович поднимается с кресла в первом ряду и разворачивается к залу. — Они притащили шесть звездунов, типа новое шоу. Сейчас эти, — Иваныч махнул рукой в сторону экрана, — будут прыгать перед камерой и расстреливать еле живых дронов. Мы с товарищами, — показывает на нас, встаем с Максом, — решили, что им будет слишком скучно! Смотрим!
Иваныч садится в кресло, на экране уже завершили представление гостей, и первые из них уже мчатся к началу полосы препятствий. Каждого гостя как тени сопровождают трое спецназовцев, чтобы в случае чего мгновенно вытащить к медикам.
После видеообработки все перекаты и ужимки звезд наверняка будут выглядеть сверхгероично и мужественно, но пока присутствующие в зале тихо посмеиваются.
В расчетное время все меняется. Стены, разделяющие зал, технический коридор и внутреннюю вотчину Тора, разлетаются по залу крупными кусками.
Впечатленная звезда умудряется прострелить себе ногу. Слышны стоны и ядреный мат, в панике бегают представители корпов и охрана звезд.
И как гвоздь программы — через дыру в стене в зал вкатываются настоящие боевые машины Тора, разъяренного порчей СВОЕГО организма.
Перед камерой творится настоящий ад, спецназовцы пытаются эвакуировать дорогих гостей, но один за другим падают под выстрелами дронов.
Крики, лязганье стволов и кровавое месиво наблюдаем еще две минуты, до того момента, как камеру сносит пучком плазмы.
Зрительный зал пораженно молчит. Вновь поднимается с места явно довольный Федор Иванович.
— А теперь прошу к столу!
