ГЛАВА 9
Проснулся, когда от неудобной позы затекло тело. Продирая слипшиеся ото сна глаза, пробормотал:
— Анна?
В ответ раздался ехидный смешок. Развалившийся на стуле Алекс Бриг закинул ногу на ногу и обернулся к Солу Когану.
— Что ты на меня уставился? — немедленно возмутился тот. — По-твоему, я похож на Анну?
— Ничуть, — признал медиатор после некоторой заминки. — Но я тоже на нее не похож! Так кого зовет пациент?
— Такое иногда случается, когда слишком сильно бьют по голове, — предположил гангстер. — Как-то меня унесли с ринга, и ты не поверишь…
— Сол, заткнись, — попросил я и приподнялся на одном локте. — Где Анна?
— У отца, полагаю, — пожал плечами Алекс. — Ее выписали еще вчера, и, когда я заезжал за твоим плащом, она была там.
— Вчера? — пробормотал я, откинулся на подушку и какое-то время бездумно смотрел в потолок.
Выходит, это было просто видение. Чрезвычайно реальное и правдоподобное, но видение. Никто ко мне не приходил, никто не разговаривал и не держал за руку. Небольшой подарок от Морфея и не более того.
От Морфея? Да нет, скорее, от морфина.
Так иногда бывает: мозг пытается разгадать некую загадку, и на самой грани между явью и сном человека посещает озарение.
Вот и мне как-то вдруг стало ясно, что именно не давало покоя в нашу последнюю встречу с Анной. Ответ лежал на поверхности: девушка тогда выглядела столь же потерянно, как и люди, которых удалось откачать после нападения сущностей. Воспоминания этих бедолаг выцветали, и от связанных с ними эмоций оставался лишь прах. Разумом человек понимал, что ничего не изменилось, а вот смириться с этим зачастую не мог и потому резко менял свою жизнь в попытке заполнить новыми впечатлениями образовавшуюся брешь.
С Анной именно так и произошло, а у меня, как на грех, не было возможности ее поддержать!
— Судя по отсутствующему взгляду, пациент находится под воздействием морфия, — приглядевшись ко мне, авторитетно заявил Алекс. — Похоже, на сегодня все отменяется.
— Черта с два! — выругался я и осторожно уселся на койке. Движение отозвалось острой болью в левом боку, но в целом самочувствие не беспокоило. Главное, руки шевелятся, а то перехватили бы связки — и привет. — Делаем, как договорились.
— Или сегодня, или никогда, — подтвердил Коган.
— Да ты еле шевелишься! — возмутился Бриг. — Швы разойдутся!
— Ерунда, — отмахнулся я и, слегка прихрамывая, прошелся по палате. — Я в порядке.
— Бежать не сможешь, — и не подумал отстать Алекс. — А если придется?
— Если придется бежать, — усмехнулся Сол, — мы так и так покойники. Убежим, не убежим, ничего от этого уже не изменится.
— Святая истина, — подтвердил я и спросил: — Одежду принесли?
— В шкафу, — подсказал Бриг.
— И вот еще. — Коган расстегнул объемную сумку и кинул на кровать куртку и серо-синий рабочий комбинезон. Себе он достал точно такой же комплект. — Остальное в машине.
Осуждающе покачав головой, Алекс Бриг просунул в дверные ручки ножку стула, и мы с Солом начали переодеваться. Стараясь не делать резких движений, я просунул ноги в брюки и застегнул сорочку, а потом прямо в одежде влез в просторный комбинезон. Подогнал ремни, натянул куртку, нахлобучил кепку, опустил козырек на лицо. После уселся на стул, страдальчески сморщился из-за боли в пропоротом боку, но все же согнулся и самостоятельно зашнуровал спортивные туфли на толстой каучуковой подошве.
Сол Коган к этому времени уже закончил переодеваться и встал у распахнутого настежь окна.
— Идем, — поторопил он меня, глянув на часы. — Время.
— Давайте, разнорабочие, шевелитесь! — несмешно пошутил Алекс, а когда мы выбрались на пожарную лестницу, напутствовал нас: — Ни пуха! — и закрыл раму.
— К черту! — прошипел я, перебирая руками перекладины. Как бы и в самом деле швы не разошлись…
Первым спрыгнув на землю, Коган помог мне спуститься с лестницы, отпер загнанный в глухой переулок за больницей автомобиль, и я с облегчением повалился на заднее сиденье. Глухо рыкнул пробужденный ото сна двигатель, машина перевалилась через бордюр, неторопливо выкатилась на проезжую часть и начала быстро набирать скорость на пустынных улицах вечернего города.
— Девять часов, — сообщил крутивший баранку Сол. — Нормально едем.
Впереди замаячило окруженное многочисленными фонарями здание мэрии, мы промчались мимо и свернули на узенькие улочки Десятки. Прекрасно ориентировавшийся в лабиринтах темных проездов Коган вскоре загнал автомобиль в глухой дворик, где у телефонной будки стоял черный лимузин с закрытыми занавесями боковыми окнами.
Мы натянули хлопчатобумажные перчатки, Сол распахнул дверцу кабинки, встал рядом и предложил:
— Сам проверь все, чтобы осечек не было.
— Жевательная резинка есть? — спросил я.
— Держи. — Коган сунул мне пластинку и закурил, не спуская взгляда с телефонного аппарата.
Я разжевал жвачку, распахнул заднюю дверцу лимузина с противоположной от водителя стороны и залепил липким комочком язычок замка.
Закрыл, открыл — не блокируется. Порядок.
После забрался внутрь, развалился на мягком сиденье и размотал укутанный в тряпки карабин. Прокручивая его барабан, внимательно изучил патроны и до упора взвел пружину. Потом взял лежавший рядом револьвер и на всякий случай сунул его себе за ремень брюк.
Мало ли как все обернется.
Машинально посмотрел на левое запястье, но хронометра на нем по понятной причине не оказалось; пришлось спрашивать у Сола:
— Скоро позвонят?
— Позвонят, когда позвонят, — огрызнулся тот и раскурил от окурка новую папиросу.
— Хватит уже, — усмехнулся я, — провоняешь, как табачная лавка.
— Плевать, — отмахнулся гангстер и чуть не подпрыгнул на месте, когда задребезжал телефонный аппарат. Он схватил трубку, молча выслушал короткое сообщение и бросился к лимузину. — Пора!
Я захлопнул свою дверцу. Коган уселся за руль и воткнул ключ в замок зажигания. Двигатель натужно заурчал, неповоротливая машина вздрогнула и неловким рывком тронулась с места.
— Только бы не заглох, — пробормотал я.
— У меня не заглохнет! — пообещал Сол и, удерживая руль одной рукой, прикрыл низ лица завязанным на шее платком.
Я последовал его примеру, еще чуть ниже опустил козырек кепки и переложил барабанный карабин себе на колени. Слегка отодвинув в сторону шторку, выглянул наружу, но мимо проносились серые силуэты совершенно незнакомых домов.
— Подъезжаем, — предупредил Коган пару минут спустя.
И точно — впереди разгоралось неоновое сияние вывески ресторана «Вальдшнеп». Под тентом перед ним курило несколько человек, и Сол начал, понемногу сбрасывая скорость, забирать к тротуару.
Когда лимузин медленно подкатил к ресторану, все почтительно расступились и вперед важно выступил Леопольд Марон. Он щелчком отправил окурок в лужу и вдруг недоуменно замер на полушаге, сообразив, что автомобиль по какой-то неведомой причине продолжает движение.
Толчком ноги я распахнул дверцу, вскинул карабин и потянул спусковой крючок. Громыхнул выстрел, приклад толкнулся в плечо, и на траурном наряде Леопольда расцвела еще одна кроваво-красная гвоздика.
И снова: вспышка! вспышка! вспышка!
Ноги у новоявленного главаря подкосились, он завалился на асфальт, а лимузин, страшно рыкнув мотором, резко сорвался с места, но я успел всадить последнюю пулю в уже распластанное на тротуаре тело и только после этого скорчился на заднем сиденье в ожидании ответной стрельбы.
И в тот же миг осыпалось заднее стекло!
Вдогонку часто захлопали револьверы, отлетело зеркало, с хлопком появилось рваное отверстие в стенке над моей головой, но неповоротливый автомобиль уверенно набирал скорость и бежавшие по улице гангстеры лишь впустую переводили патроны.
Под визг покрышек Сол свернул на перекрестке, промчался квартал и вновь повернул. Все это время я выглядывал в разбитое заднее окошко, но ночной мрак за нами ни разу не разорвал свет автомобильных фар.
— Быстрее! — загнав лимузин во все тот же глухой дворик, Сол выскочил наружу, избавился от куртки и принялся лихорадочно стягивать комбинезон.
Я без лишней спешки кинул ненужную более одежду на заднее сиденье, достал из багажника канистру с алхимическим растворителем и щедро облил им салон. После чиркнул спичкой о коробок, кинул ее внутрь и отшатнулся от вырвавшегося из дверей прозрачно-голубоватого пламени.
— Быстрее! — позвал меня Сол.
Выбросив в огонь перчатки, я подошел к автомобилю Когана, достал плечики и снял с них приготовленный для меня пиджак.
— Едем! — простонал гангстер.
— Не суетись, — убедившись, что в лимузине продолжает разгораться пламя, я забрался на заднее сиденье и захлопнул за собой дверцу. — Поехали, что ли…
Об убийстве Леопольда Марона нисколько не сожалел. Это надо было сделать, и точка. Не столько даже ради Сола, которого, по всем приметам, ждала скорая заливка бетоном в фундаменте одной из новостроек, и не из-за его причастности к похищению Анны. Его следовало остановить по той простой причине, что только так можно было предотвратить войну банд.
Леопольд считал себя неприкосновенным. Он заблуждался.
Аминь.
Когда мы по пожарной лестнице забрались в больничную палату, Алекс посмотрел на часы, спросил:
— Так понимаю, все прошло удачно? — и свернул пробку с бутылки виски.
— Более чем! — рассмеялся Сол и приложился к горлышку.
Я убрал пиджак и брюки в шкаф, хлебнул алкоголя и залез в кровать.
— У тебя на боку бинты покраснели, — подсказал Бриг и убрал блокировавший дверь стул.
— Ерунда, — пробормотал я, ежась из-за озноба, и приподнял голову, когда в палату ворвалась встревоженная медсестра. — Что-то случилось?
— Время посещения давно закончилось! — объявила та, сразу уловила запах спиртного и возмутилась, уперев руки в боки: — Вы пьете?
— Он нет, — вступился за меня Сол. — А нам ведь можно, так?
— Немедленно уходите!
— Уже уходим. Уходим…
Бриг и Коган попрощались со мной и покинули палату, а я закрыл глаза и, не слушая недовольного бормотания медсестры, как-то очень быстро провалился в беспокойный сон.
Выписали меня на следующий день, сразу после утреннего обхода и смены бинтов, чему я был только рад.
Какой смысл пролеживать бока на больничной койке, если можно спокойно приходить раз в сутки на перевязку? Да и заживало на мне все еще быстрее, чем на бездомной собаке.
Достав из шкафа принесенный Алексом плащ, я надел шляпу и поковылял к лифту. При малейшем вздохе в боку саднило, каждый шаг отдавался болью, но бывало и хуже. Много-много хуже.
На улице лило как из ведра. Серые капли дождя срывались с темного неба, всюду растекались лужи, по желобам к канализационным сливам неслись настоящие потоки воды. Поймать такси в такую погоду не стоило и надеяться, я вернулся к регистратуре и вызвал машину оттуда.
Долго ждать не пришлось, и уже через четверть часа я рассчитался с таксистом и поднялся к себе домой. Точнее — в квартиру. Называть это место домом больше не поворачивался язык. В одиночестве тут все казалось пустым и лишенным всякого смысла, и даже настроив на обычную волну приемник и усевшись в любимое кресло, я не испытал никакого удовлетворения.
Без Анны — это место, где можно перевести дух, и не более того.
Кстати, об Анне!
Я набрал номер апартаментов ее отца, но трубку там никто не снял.
Тогда начал собираться на службу. Оделся, достал с нижней полки шкафа коробку с последним запасным ножом. Приобретенное по случаю брутальное чудовище с обухом толщиной чуть ли не в четверть дюйма в руке лежало неплохо, но таскать с собой по городу эдакую бандуру обычно желания не возникало.
Ни разу не возникало, если начистоту. Так и пылился в шкафу и вот сгодился.
Ножей много не бывает, с этим не поспоришь.
Прицепив чехол на ремень брюк, я взял подаренный Анне двуствольный пистолетик, полюбовался его изящной отделкой, а потом усмехнулся и сунул в боковой карман пиджака.
Лишним не будет.
Правда, если что — сдавать, как улику, не стану. Просто выкину, а то в управлении потом с шутками достанут. Перламутр и золото, ага. Сплошной гламур.
Тихонько рассмеявшись себе под нос, я застегнул плащ и спустился во двор, где меня уже дожидалось загодя вызванное такси. По залитым дождем улицам старенький автомобиль пробирался крайне неторопливо, но все равно доставил меня в управление за полчаса до назначенного капитаном времени.
Получилось и кофе выпить, и заскочить в оружейную комнату, забрать у заспанного сержанта оброненный в доме-музее Дэвида Волина табельный револьвер. Расписался за него и дюжину патронов, зарядил, сунул во второй карман.
Охлопал пиджак — нормально.
Вот только на сей раз привычная тяжесть оружия нисколько не успокаивала. Что есть оно, что нет — никакой разницы. Нервы.
Когда поднялся в кабинет, Яна там еще не было. Уселся за стол, позвонил Томасу Соркину, вновь тишина. Задумался, не попросить ли об услуге Алекса Брига, но тут в приоткрывшуюся дверь заглянул Навин.
— К капитану! — позвал он меня.
Я вышел в коридор и сразу обратил внимание на черную кожаную перчатку коллеги. Одну черную перчатку, только на правой руке.
— Теперь так модно, да? — пошутил, шагая к лестнице.
— Ха-ха, — обернулся Ян. — Очень смешно!
— Так и вид у тебя весьма… своеобразный, — ухмыльнулся я. — Тебе никто не говорил, что черная кожа и розовый шелк несколько не сочетаются друг с другом?
— Не менять же теперь сорочку! — фыркнул Ян. — Знал бы ты, какой гадостью мне руку мажут, сейчас бы не издевался!
— А две перчатки надевать не пробовал? — Мне нечасто выпадал повод залезть напарнику под кожу, и упускать такую возможность не собирался.
— И так ладонь потеет.
— А тебе не кажется, что белая замша была бы более уместна?
Ян резко остановился, глянул на меня исподлобья и вдруг прищелкнул пальцами.
— Отличная идея, Виктор! Ex ore parvulorum veritas! — воскликнул он. — Вижу, в тебе все же теплится чувство прекрасного!
— Это была шутка.
— Нет, ты и вправду безнадежен! — Навин достал записную книжку и прямо на ходу сделал в ней какую-то пометку. — Обязательно озадачу своего портного.
— Так у тебя это надолго? — удивился я.
— Восстановление кожи займет какое-то время. Месяц, может — два.
Тут мы прошли в приемную капитана, и секретарша указала пальцем с ярко-красным ногтем на дверь.
— Инспектор Крамер уже там, — сообщила она и обворожительно улыбнулась: — Виктор, тебя просили зайти без промедления, а вот вы, странный незнакомец, в списке приглашенных не значитесь.
— Оставь свои шуточки, Белла! — поморщился Навин. — Меня тоже вызывали!
— Вызывали инспектора Крамера, комиссаров Грая и Навина, — на полном серьезе выдала дамочка. — И поскольку наш милашка Ян никогда бы не надел столь безвкусной черной и страшной перчатки, совершенно точно вы — не он. Что вы с ним сделали?
— Да вы все сегодня просто фонтанируете юмором! — взорвался Навин и решительно распахнул дверь.
Я снял шляпу и вслед за ним сунулся в кабинет.
Шеф явно пребывал не в самом лучшем расположении духа и сейчас даже больше обычного походил на раздраженного всем и вся моржа. Он с хмурым видом вертел в руках карандаш, и, судя по валявшимся на столе обломкам, уже не первый.
— Вот что случается, когда отступаешь от правил! — продолжил выговаривать он инспектору Крамеру, не обратив на наше с Яном появление никакого внимания. — Стоит только сделать кому-то поблажку, и тебя немедленно назначают крайним! Буквально садятся на шею и начинают погонять!
— Мы что-то пропустили? — с невозмутимым видом поинтересовался Ян.
— Романа Волина выпустили под залог! Его адвокаты, как падальщики! И глазом не успел моргнуть, как они слетелись со всех сторон! Грозятся подать иск, кричат на каждом углу, что у нас не было причин задерживать столь уважаемого человека!
— Уважаемого! — с отвращением пробурчал я себе под нос, но шеф услышал.
— Даже не приближайся к нему, Виктор! — ткнул он в меня обломком с хрустом приказавшего долго жить карандаша. — Его телохранители опровергают свои показания и утверждают, что их вынудили дать их под угрозой насилия!
— И что теперь будет?
— Улики против Волина у нас исключительно косвенные, а он отрицает какую-либо связь с этим делом. У него даже хватило наглости утверждать, что его заманили в Осень обманом и ноги его здесь больше не будет!
— Но на основании этих улик мы обезвредили банду Малоя! — напомнил Ян.
— Адвокаты заявляют, что это простое совпадение, — шумно вздохнул капитан и махнул рукой. — В общем, так! Мы прекращаем расследование в отношении Волина, а он не станет выдвигать против полицейского управления встречный иск. Его телохранителям предъявят обвинение в хулиганстве.
— Вышел сухим из воды? — скрипнул я зубами. Возникло желание отыскать паршивца и вышибить ему мозги, но пришлось выкинуть эту блажь из головы.
Одно дело расстрелять гангстера, готового развязать войну банд, и совсем другое — убить по одному лишь подозрению. И подозрению шаткому. Меня не оставляло ощущение, будто во всей этой истории мы не принимаем в расчет какой-то важный фактор.
Например, у кого последняя часть излучателя?
Кому ее передал отец?
И зачем он вообще затеял эту странную игру?
— Улик против Волина нет, — напомнил шеф и повторил: — Даже не приближайся к нему, понял?
— Понял, — буркнул я. — Может, и установку ему вернуть?
Капитан взял новый карандаш, задумчиво посмотрел на него и отложил в сторону.
— С установкой все непросто. — И шеф вновь вздохнул. — Она была уничтожена при бандитском нападении, и городу еще предстоит компенсировать дому-музею понесенный материальный ущерб.
— А на деле? — поинтересовался Навин.
— Принято решение переправить ее и все пять частей излучателя в Святой Кейн. Сегодня. Сейчас. Специальный дивизион обеспечивает доставку груза на вокзал, инспектор Крамер со своими людьми контролирует ее в поезде. — Шеф выставил к потолку указательный палец. — Это не обсуждается, решение принималось не мной. Ясно?
— Ясно, — вздохнул я.
— Исполняйте, — глянув на часы, распорядился капитан и вдруг попросил: — Виктор, останься.
Навин и Крамер покинули кабинет, а я забеспокоился:
— Что-то случилось?
— Ты ведь знаешь, что на место начальника специального дивизиона рассматривались кандидатуры твоя и Яна? — неожиданно спросил шеф.
— Ну и?
— Принято решение о назначении Навина, — заявил капитан. — Хочешь узнать почему?
Я внутренне поежился, подозревая, что вопрос задан вовсе неспроста и выслушать вердикт мне придется в любом случае.
— И почему же?
— Ничего личного. — Шеф откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул. — Но при расследовании этого дела было установлено, что человеком, причастным к смерти профессора Шмидта и похищению излучателя, был твой отец, Марк Наговски.
Вот спасибо тебе, папа!
Я подумал, стоит ли разыгрывать удивление, решил не унижаться и через силу заставил себя улыбнуться:
— Я не знал своего отца.
— Это не отменяет того факта, что он был гангстером.
— Информация проверенная?
— Нам удалось восстановить подпись на письме, адресованном Дэвиду Волину. Том самом, которое обнаружили в камине Романа. Подняли из архива документы — твой отец до сих пор числится в розыске. Мне очень жаль.
— А уж мне как жаль!
— Сын за отца не в ответе, — капитан поднялся из-за стола, обошел его и похлопал меня по плечу, — но начальником специального дивизиона может быть только человек, в чьей биографии нет абсолютно никаких темных пятен.
— Решение уже принято? — прищурился я. — Или есть возможность на него повлиять?
— Виктор! — страдальчески сморщился шеф. — Я знаю, у тебя хватает влиятельных друзей, но сейчас это уже ничего не изменит.
— За Яна кто-то попросил?
— Мне звонили из офиса городского прокурора, — признал капитан. — С учетом вновь открывшихся обстоятельств они забракуют твою кандидатуру в любом случае. От меня в этой ситуации уже мало что зависит. Извини.
— Ничего страшного.
— Вот и замечательно, — несколько расслабился шеф, явно ожидавший от меня куда более бурной реакции. — Выезжайте в мэрию, вас там уже ждут.
— А вы?
— До завершения операции поступите в распоряжение советника Гардина. Старший Ян.
— Разрешите идти?
— Иди.
Я вышел в приемную, прикрыл за собой дверь и медленно выпустил воздух из легких.
— Виктор, — озадаченно улыбнулась секретарша, — ходят слухи, ты попал в немилость?
— В немилость? — Я перегнулся через стол, старательно смотря в пронзительно-голубые глаза, а не в глубокое декольте расстегнутой верхней пуговки кофточки. — Хочешь начистоту?
— Хочу! — даже подалась мне навстречу заинтригованная дамочка.
— Только между нами?
— Разумеется!
— И никому?
— Никому!
— Я не в немилости… — и после небольшой паузы. — Я в полной заднице!
Секретарша заливисто рассмеялась, но сразу прикрыла рот ладошкой и отмахнулась от меня:
— Фи, Виктор! Как не стыдно?
— Такова жизнь. — И тихонько похохатывая, я спустился на седьмой этаж.
Такова жизнь — да. Хорошо хоть в криминальную полицию не сослали или вовсе от работы не отстранили. А карьера…
А что карьера? Не складывай все яйца в одну корзину, и не придется рвать на себе волосы, когда кто-то начнет отплясывать твист на одной из твоих грохоток. Наша совместная с Алексом контора на подъеме, так стоит ли расстраиваться? И без того поводов для дурного настроения хватает.
Забежав на минутку в кабинет, я надел плащ, прихватил шляпу и в компании Яна спустился в оружейную комнату. Там мы зарядили карабины, нагрузились переносками с запасным боекомплектом и отправились на парковку.
— Думаешь, стоит подряжать на это дело столько народу? — спросил Навин, глядя, как рассаживаются по машинам бойцы штурмового дивизиона. — Малой мертв.
— А что мешает Волину нанять кого-то еще? — пробурчал я.
Нет, если рассуждать объективно, претензий к Яну у меня не было и быть не могло.
Просто остался осадок после разговора с капитаном, и все.
— Ты в порядке? — уточнил Навин.
— Сердце давит, — ответил я, кивнул давешнему седому сержанту и уселся в машину к инспектору Крамеру, но в итоге прогадал — настроение у Петра оказалось ни к черту.
За всю дорогу он не вымолвил ни слова, лишь хмурился и раздраженно жевал сигару. Артур Левин сосредоточенно крутил баранку и вступать со мной в разговор тоже не спешил, а вести беседу с сержантом Фольгом мог лишь человек, склонный к общению с самим собой.
Потрепался, называется. Прояснил ситуацию!
На заднем дворе мэрии нас уже дожидался бронированный фургон, но установку в него еще не погрузили. Мрачный, как страховой агент на пожарище, инспектор Крамер первым выбрался из машины и подошел к советнику Гардину, маячившему у черного хода в сопровождении двух частных охранников.
— Советник… — прикоснулся Петр пальцами к краю шляпы. — Все готово?
— Идемте! — указал Гардин на приоткрытую дверь.
— Сержант! — поднявшись на крыльцо, крикнул Ян. — Возьмите еще одного человека и следуйте за нами. Понадобится помощь в транспортировке груза.
Сержант кивнул, выдернул парня покрепче и отправился выполнять приказ комиссара.
— Чего это он раскомандовался? — пробурчал, проходя мимо меня.
— Полегче, — усмехнулся. — Это мой новый шеф.
— Совсем они там с ума посходили, — только и крякнул в ответ пожилой служака, хотел еще что-то добавить, но лишь покачал головой и затолкнул внутрь замешкавшегося подчиненного. — Шагай давай! Чего уши развесил?
Вслед за советником мы прошли к хранилищу, предъявили охранникам документы на вынос груза, и те запустили нас в небольшое помещение с решетками на окнах. Коробки с разобранной установкой были составлены вдоль одной из стен.
— Проверяйте и загружайте в сейф! — распорядился советник и указал на переносной стальной ящик, казавшийся совершенно неподъемным даже со стороны.
— Раз, два, три, — пересчитал Ян коробки и потребовал: — А вот эту откройте.
Сержант обнажил короткий нож и легко вспорол им плотный гофрированный картон. Навин продемонстрировал нам пять запакованных в нейлоновые пакетики обломков излучателя и спрятал их обратно.
— Загружайте, — распорядился он.
Полицейские уложили коробки в сейф. Советник Гардин запер стальной ящик на два ключа с хитрыми узорчатыми бородками и сбил заранее выставленную комбинацию кодового замка. Один из охранников мэрии притащил банку с расплавленным сургучом, сейф опечатали и лишь после этого дали команду на вынос.
Меня к переноске по понятным причинам привлекать не стали, и волочь ценный груз пришлось бойцам штурмового дивизиона, инспектору Крамеру и Яну Навину, вовсе не пришедшему в восторг отличного участия в столь захватывающем мероприятии.
Прямо с крыльца сейф погрузили в подогнанный к черному ходу бронированный фургон, трое рядовых забрались следом и заблокировали дверь изнутри, остальные расселись по машинам. Сопровождать крупные суммы наличных для них было делом привычным, поэтому никто не нервничал, не суетился и не выказывал никаких признаков обеспокоенности.
А вот мне стало не по себе. Почему — не знаю.
Я оглядел запруженный автомобилями двор мэрии и был вынужден признать, что для беспокойства нет никаких причин. Все было продумано до последней детали, каждый находился на своем месте, и все же, и все же…
Подспудно во мне росло убеждение, что ничего еще не кончено.
Да, Малой мертв, но главной движущей силой этого дела был вовсе не он. И даже не Роман Волин, который являлся лишь ширмой, дымовой завесой для настоящего кукловода.
Ведь у кого-то же остался этот клятый шестой осколок!
Волин заляпан в этом деле по уши, таких совпадений просто не бывает, но должен быть кто-то еще. Некто хитрый и осторожный. И человеку, который свел наследника огромной корпорации и отъявленного гангстера, не составит большого труда найти решительных людей, готовых за хорошие деньги совершить налет на бронированный фургон.
Расслабляться нельзя, никак нельзя…
— По машинам! — скомандовал Ян, и автомобили заурчали медленно пробуждающимися движками.
Я подбежал к машине Крамера, внутрь забираться не стал, вместо этого встал на подножку и с карабином под рукой выехал со двора.
На улице колонна ускорилась, и во все стороны из-под колес полетели брызги воды, но темп задавал тихоходный фургон, а потому, нисколько не опасаясь слететь на дорогу, я остался на подножке. Головной автомобиль ехал с включенными проблесковыми маячками на крыше, и лишь когда требовалось проскочить через перекресток, тишину вымоченного дождем города разрывал вой сирены.
Я напряженно крутил головой по сторонам, уделяя особое внимание встречному транспорту и стоявшим на обочинах легковушкам, но никто не пытался блокировать дорогу, не подрезал фургон, не открывал стрельбу по машинам сопровождения.
Обычная поездка, ничего особенного. Вон уже и здание вокзала показалось.
В этот момент колонна замедлила ход, я схватился за карабин, готовясь спрыгнуть на дорогу, но тревога оказалась ложной — просто пришло время сворачивать на эстакаду, а с нее — на мост через пути.
Более удачного места для нападения было не сыскать, но нет — проехали. А дальше уже показалась оцепленная транспортными полицейскими погрузочная площадка и…
И все?
Похоже на то.
У перрона стоял дожидавшийся нас локомотив с прицепленным к нему единственным вагоном, чья желто-красная расцветка повергла меня в легкое недоумение.
Желто-красный пассажирский?
Списанный спальный вагон времен моего детства?
Вот уж не думал, что они еще на ходу!
Бойцы штурмового дивизиона разблокировали заднюю дверь фургона, забравшиеся к ним Ян Навин и инспектор Крамер придирчиво осмотрели печати и дали отмашку перетаскивать сейф в поезд.
— Вот и все? — улыбнулся вставший рядом со мной советник Гардин. — Как считаешь, Виктор? Теперь-то уже опасаться нечего?
— Думаю, да, — кивнул я. — Извините, советник…
Заскочив в вагон, я заглянул в узенький проход и недоуменно обернулся к Яну:
— Даже не переоборудовали?
— А зачем? — ухмыльнулся Навин, посмотрел на свое отражение в стеклянной дверце купе и поправил слегка перекосившуюся шляпу. — Инспектор со всем комфортом прокатится.
— Спецвагона не нашлось?
Петр хмуро глянул на меня и спросил:
— Знаешь, во сколько его аренда городу станет? — Он развернулся и пробурчал волочившим сейф бойцам: — Ставьте в дальнем конце коридора, в купе точно не войдет.
Пока Навин и Крамер в очередной раз проверяли печати, я осмотрел пломбы на опечатанной двери служебного помещения, потом выпрыгнул на перрон и пересчитал одного за другим покидавших вагон бойцов штурмового дивизиона. Убедился, что все на месте, и с некоторым даже разочарованием перевел дух.
Неужели обошлось?
— Нервничаете? — полюбопытствовал советник Гардин.
— Есть немного, — признал я, глядя на вставшего у входа в вагон сержанта Фольга, который устроил граненые стволы штуцера на сгибе локтя и теперь с безразлично-отстраненным выражением лица поглядывал по сторонам.
Вот уж кто нисколько не волнуется, так это он.
— И есть от чего! — усмехнулся советник. — Вы только подумайте, какие перспективы сулит это устройство! Оно способно полностью изменить нашу жизнь! Это будет воистину грандиозно!
— Последняя часть излучателя так и не найдена, — напомнил я, слишком поздно сообразив, что не стоит развеивать иллюзии столь влиятельного человека.
— Что, простите? — удивился Гардин. — А! Пустяки, — отмахнулся он. — Созданное одним человеком всегда может повторить другой. Куда сложнее удержать открытие… — у советника явно вертелось на языке «в тайне», но он использовал более расплывчатую формулировку, — под контролем. Понимаете, Виктор, что я имею в виду?
— Несомненно.
Советник внимательно глянул на меня и холодно улыбнулся:
— Вам ведь не стоит напоминать о том, что все происходящее не должно стать достоянием широкой публики?
— Вне всякого сомнения.
— Я так и думал, — кивнул Гардин и скорее сам себе, нежели продолжая разговор со мной, произнес: — Мы наймем лучших ученых, они во всем разберутся, — и советник поторопил выпрыгнувших на перрон Навина и Крамера: — Ну, где же вы? Господа, мы отстаем от графика!
— Все готово, — доложил Ян. — Советник, вы уверены, что хватит трех человек?
— Думаете, в Вечности их ждет засада? — язвительно поинтересовался Гардин. — Не волнуйтесь, трех человек хватит с лихвой.
— Три человека — это даже много, — разделил эту точку зрения инспектор Крамер и неожиданно добавил: — Нас с сержантом будет вполне достаточно.
— Вовсе нет! — возразил советник. — Мы должны придерживаться установленного плана.
— Но…
— Нет, я сказал! — И в голосе политика зазвучал самый настоящий металл.
Инспектор с силой прикусил сигару и, не став больше настаивать на своем, велел сержанту Фольгу забираться внутрь. После он махнул рукой стоявшему у автомобиля Артуру, и парень, придерживая болтавшийся на ремне барабанный карабин, со всех ног бросился к вагону. Петр пропустил его, поднялся по ступенькам и с грохотом захлопнул за собой металлическую дверь.
— Сегодня нервничаете не вы один, Виктор, — улыбнулся Гардин. — Видимо, это заразно. Полагаю, носится что-то такое в воздухе.
Я только кивнул.
— Мы здесь закончили, советник? — уточнил Ян, заслышав лязг задвигаемых запоров. — Так?
— Да, конечно, — кивнул тот. — Идите, а я постою.
— Виктор? — дернул меня Навин.
— Сам доберусь, — произнес я, глядя, как медленно-медленно начинает двигаться локомотив, тащивший за собой один-единственный вагон.
— Как знаешь. — И мой будущий начальник зашагал к машинам, возле которых дожидались отбоя бойцы штурмового дивизиона.
Советник Гардин с непонятным выражением лица проводил взглядом отползавший от перрона поезд и вдруг произнес:
— А память все же странная штука! — Он заметил мое недоумение и пояснил: — Я только сейчас вспомнил, почему мне показалась знакомой фамилия вашего отца. Наговски, да?
— Да, — настороженно кивнул я.
— В этом деле был замешан его однофамилец. Я в то время занимал пост городского прокурора, Крамер был еще лейтенантом. Как-то он принес на подпись ордер на арест этого самого Наговски, а с задержания вернулся уже таким. — И Гардин неопределенно повертел рукой. — Ну, вы понимаете, Виктор… с дырой в затылке.
И тут словно мозаика сложилась. Факт столь близкого «знакомства» Крамера с моим отцом перевернул все буквально с ног на голову.
Заняли свое место открытая дверца телефонной будки, в которой застрелили Генри Путеля, и обнаруженные неподалеку полностью сгоревшие спички; спички точь-в-точь как в пепельнице за столом «Фонаря», откуда я вытащил Петра пару дней назад.
И самое главное, стали понятны его слова: «Видит Бог, Виктор, я не хотел, чтобы все вышло именно так!»
А мы отдали ему установку…
Твою ж мать!
— Остановите поезд! — заорал я и сорвался с места.
Гардин распахнул глаза от изумления, но делиться своими догадками с ним уже не оставалось времени.
Я со всех ног пронесся по перрону, с разбегу запрыгнул на площадку позади вагона и только вцепился в поручень, как серым зеркалом надвинулась граница Вечности. Поезд вошел в безвременье, словно раскаленный нож в масло, меня же облепило, скрутило и потянуло назад; чтобы не слететь на серебряные рельсы железной дороги, пришлось до боли в пальцах стиснуть железную скобу.
Миг спустя меня рвануло уже обратно, я со всего маху шибанулся лбом о заднюю дверь и ошарашенно замотал головой. А потом — раз! — прямо перед лицом толстый металл взорвался изнутри, ощерившись рваными краями пулевого отверстия.
Я стремительно присел, и в вагоне вновь жахнуло. Новая дыра оказалась еще шире прежней — оба раза стреляли из крупнокалиберного штуцера.
Двуствольного…
Воспользовавшись моментом, я стремительно взлетел по железной лесенке на крышу и сделал несколько осторожных шагов. Каучуковые подошвы ступали по металлу, покрытому облупившейся желтой краской, совершенно бесшумно, и мне удалось, не привлекая к себе внимания, добраться до середины вагона.
Оттуда осмотрелся по сторонам, а кругом одна лишь серость безвременья; только двумя серебристыми полосами убегают назад железнодорожные пути.
Что я ощутил в этот момент? Неуверенность? Страх? Сомнения?
Ничего подобного. Одну лишь злость.
Крамер, сука!
Злость буквально переполняла, и потому размеренно колотившееся во мне время не сбилось ни на миг, не пропустило ни одного удара.
А голоса и шепотки в голове — это ерунда. Куда больше волновали мотивы Петра.
Что он задумал? На что рассчитывает?
Планирует запустить установку по пути на каторгу? Но даже если он раздобыл ключи и код от сейфа, как быть с взломанными печатями?
За такое ведь по головке не погладят!
Ничего не понимаю.
И тут откуда-то снизу и сбоку вынырнула черная как смоль сущность. Едва успев среагировать на ее неожиданное появление, я бросился ничком на крышу вагона, и свисавший с плеча карабин гулко саданул по железному листу.
Промчавшаяся над головой тварь вопреки всем законам физики в один миг развернулась и вновь бросилась в атаку, я откатился в сторону и полоснул ее выхваченным из чехла ножом. Сверкнувшее посреди беспросветной серости зеркало широкого клинка легко рассекло нематериальное создание на две части, но на крышу, сдирая когтями краску, уже карабкалась явно насосавшаяся чьих-то кошмаров химера.
Я скакнул к ней, намереваясь сбить с поезда, и тут крышу за спиной пробила выпущенная изнутри винтовочная пуля.
Шаг — выстрел, прыжок — новая дыра в металлическом листе.
Сражаться в таких условиях с сущностью было смерти подобно: ориентировавшийся на звук моих шагов стрелок всякий раз запаздывал лишь на долю мгновения. Как только замешкаюсь, тут мне и конец.
И, решив не испытывать удачу, я крутнулся на месте и рванул в начало вагона.
Клац-клац! — две пули прошили тонкий металл там, где я бы оказался, продолжи свое движение к сущности.
Я даже не оглянулся. Скатился по лесенке к сцепке с локомотивом, держась одной рукой за перекладину, загнал нож в щель металлической коробки и перенес большую часть своего веса на рукоять. Толстый клинок выгнулся, но оказался прочнее запоров, и крышка с металлическим лязгом отлетела, открыв мне доступ к опечатанному свинцовой пломбой рычагу.
Только рванул его на себя, и над головой возникла морда химеры. Распахнув аварийную дверцу, я юркнул в служебное помещение и поспешил отгородиться от сущности листом усиленного алхимическими формулами металла. Призрачные когти с мерзким скрипом заскрежетали по вагону, но прорваться внутрь не смогли. Защита оказалась сильней.
Я приложил ладонь к враз пропитавшейся кровью повязке на боку и с облегчением перевел дух.
Вот и пригодилось детское увлечение поездами!
Сражаться со столь мощной сущностью в ее родной стихии — чистое самоубийство. Оступился бы, слетел с крыши — и все, пропал. Пропал с концами, как и не было.
Кое-как успокоив сбившееся дыхание, я достал коробок, запалил спичку и осмотрел тесное служебное помещение, в котором оказался. Ничего интересного, ничего полезного. Запертые ящики да алхимические спасательные средства с давно истекшим сроком годности.
Задув начавшую обжигать пальцы спичку, я перехватил карабин, одним резким пинком выбил хлипкую дверь и сразу нырнул обратно за перегородку. Нырнул — и пули впустую прошили деревянные ящики.
Мельком выглянув из-за косяка, я пальнул по укрывшемуся за сейфом Петру; тот не остался в долгу, и стенка над головой прыснула щепками. Пришлось опуститься на одно колено.
Так я вновь высунулся в проход, поймал на мушку маячившую над сейфом шляпу Крамера и выстрелил три раза подряд. Пули впустую срикошетили от стального ящика, но частая стрельба помешала инспектору взять правильный прицел и он промахнулся.
По последнему патрону мы также сожгли впустую, выбросили разряженные карабины и двинулись навстречу друг другу.
Точнее — двинулся Крамер, я лишь вышел в коридор, выгадывая себе пространство для маневра. Фольг и Левин в перестрелку пока не вступали, и где они укрывались, оставалось только догадываться. Поэтому спешить точно не стоило.
Размашисто шагавший по проходу инспектор вскинул револьвер и на ходу спустил курок. Громыхнуло, взвизгнуло, вырвавшаяся на волю сущность вдребезги рассадила плафон над моей головой. Дуло вновь сыпануло искрами, но Петр поторопился и лишь рассадил стекло в двери соседнего купе. Выстрел — и снова мимо.
Понимая, что везение долго не продлится, я слегка присел на полусогнутых ногах и выставил перед собой нож. Револьвер доставать не стал: тронутого выстрелом из него не пронять. Вот спрятанный в левой ладони двуствольный пистолет вполне был способен отправить Крамера на тот свет, но заходить с козырей не стоило.
Где Фольг? Где Левин?
Где они?!
Выстрел, выстрел, выстрел!
Инспектор разрядил в меня остававшиеся в барабане патроны, и тут уже промахов не было.
Первую сущность удалось привычно сбить в сторону усилием воли, под вторую подставить лезвие зеркального клинка, третья…
Третья саданула в плечо так, что помутилось в глазах.
Но взбудораженное пробежкой по Вечности мое личное время в один миг пережгло призрачную тварь, и рана затянулась сама собой, будто ничего и вовсе не было.
Инспектор Крамер озадаченно хмыкнул и сунул разряженный револьвер в кобуру.
— Ну и что будем делать? — спросил он вдруг.
— Где Фольг и Левин? — вопросом на вопрос ответил я и, сокращая дистанцию, сделал маленький, совсем крошечный шажок по проходу.
В одном из купе притаилась моя смерть, и глупо было бы бездумно рисковать, увеличивая и без того вовсе не маленькие шансы на сегодняшнюю встречу с ней.
— Где они, Петр?
На лице Крамера не дрогнул ни один мускул, и лишь в обычно совершенно бесстрастных водянистых глазах на миг промелькнуло нечто такое, от чего окончательно сделалось не по себе. Будто пришел на похороны, склонился над не заколоченным пока еще гробом, а глаза у покойника открыты и он смотрит на тебя с каким-то непонятно-стыдливым сожалением. Словно это он во всем виноват, словно именно он всех подвел, дав себя убить.
— Пришлось с ними расстаться, — ровным голосом сообщил Петр. Он всегда на редкость паршиво блефовал в покер.
Я только кивнул и сделал к инспектору еще один осторожный шажок. Тот отступил.
Если бы речь шла об одном лишь Артуре — поверил бы без колебаний, но Фольг… Сержант был предан Крамеру почище иной собаки и никогда бы не пошел против шефа. Вот и Генри Путеля из штуцера застрелили…
— Ничего не хочешь спросить? — пятясь от меня, уточнил Петр.
— И так все знаю, — не желая отвлекаться на разговоры, мотнул я головой.
Смерть, смерть моя — где ты? Где ты спряталась, смертушка?
— Сомневаюсь, — печально улыбнулся Крамер.
— Почему же?
— Все просто, Виктор. В этом случае тебя бы здесь не было.
Я перенес свой вес с одной ноги на другую, на миг замер на месте, но сразу, ломая ритм собственных движений, сделал два резких шага вперед.
Предсказуемость — прямая дорога к могиле.
Так где ты, смерть? Ау!
Крамер резко отскочил, и, желая немного отвлечь его, я попросил:
— Скажи мне хоть что-то, чего я не знаю.
— Кому достался последний, шестой обломок излучателя? — удивил меня Петр. — Председатель суда, мэр, городской советник, авторитетный гангстер, кого не хватает? Как думаешь, кого еще решил использовать в своей игре твой папаша?
Под дверью одного из купе дальше по проходу масляно блеснуло нечто темное, но я уже заглотнул брошенную инспектором наживку и послушно шагнул вперед.
— И кого же?
— Подумай! — рассмеялся Крамер. — Кого не хватает? Благодаря кому ты оказался в этом вагоне.
— Советник Гардин! — выдохнул я, пораженный неожиданной догадкой. — Бывший городской прокурор! — И, качнувшись вперед, всадил две серебряные пули в дверь, из-под которой медленно растекалось по полу кровавое пятно.
Стекло расчертила неровная паутина трещин. Я резко рванул на себя ручку и заскочил в купе. Едва не споткнувшись, переступил через тело Артура с перерезанной от уха до уха глоткой, выхватил штуцер из рук безжизненно привалившегося к стене Фольга и резко крутнулся на месте, вскидывая оружие.
Ворвавшийся в купе инспектор Крамер наткнулся на уставившиеся ему в лицо темные провалы граненых стволов, перевел взгляд на поймавшего грудью обе мои пули сержанта и подался назад.
— А вот теперь давай начистоту! — шагнул я вслед за ним. — Думаю, нам найдется о чем поговорить.
— Без меня тебе из этой ситуации не выпутаться! — быстро произнес Петр. — Не глупи, Виктор, только мои показания могут отправить советника на каторгу!
— К этому мы еще вернемся, — продолжая удерживать инспектора на прицеле, пообещал я. — Но мне просто непонятно: зачем это тебе? Или советник тебя просто купил?
— Купил? — неожиданно горько усмехнулся Крамер. — Дело не в деньгах, Виктор, совсем не в деньгах. Тебе ведь прекрасно известно, как относятся к тронутым, а четверть века назад было еще хуже. Только благодаря заступничеству городского прокурора меня оставили на службе, только благодаря ему, Виктор. Он дал мне шанс проявить себя. И я им воспользовался.
— И к чему это привело?
— Думаешь, я не пытался переубедить Гардина? — с негодованием прокричал инспектор. — Да он и слушать ничего не захотел! Просто одержим этой установкой! А я у него в долгу, я не мог его подвести!
— Почему именно сейчас?
— А когда еще? — пожал плечами Крамер, продолжая пятиться от меня к сейфу. — Советник трезво оценивал свои шансы против Дэвида Волина и Адама Марона, ему пришлось дождаться, когда они сойдут со сцены. — Петр уселся на стальной ящик и устало покачал головой. — Все должно было закончиться совсем не так, Виктор. Ты должен был избавить нас от Аарона Малоя и отправить Романа Волина за решетку, но…
— Но в склепе бывшего мэра обломка излучателя не оказалось, — кивнул я, — и появился новый план. И новый козел отпущения в моем лице. Пошел по стопам отца, да?
— Это была не моя идея, — сразу заявил инспектор. — И я был против убийства Артура, но советник решил, что он слишком много знает.
— Выходит, я зарезал Левина, под угрозой оружия запер вас с Фольгом в купе и похитил установку. Так? А дальше-то что? Ушел прямиком в Вечность?
— Да какая разница? — вздохнул Крамер. — Никто бы ничего не заподозрил.
— Расскажи мне об отце, — потребовал я. — Зачем он все это затеял?
Петр только фыркнул:
— Твой отец был пронырливым сукиным сыном. — Он машинально прикоснулся к затылку и передернул плечами. — Когда понял, что именно попало к ним с профессором в руки, то решил завязать с криминалом и стать респектабельным предпринимателем. Вот только Волину компаньоны были не нужны. Когда убили профессора, твой отец разослал обломки излучателя тем, с кем Волину в любом случае пришлось бы договариваться, но тот просто сбежал из города.
— Кто его убил?
— Уж точно не я, — поморщился Петр. — Меня он обвел вокруг пальца.
— Тогда кто?
— Твой отец доверял лишь Адаму Марону. Не знаю, какая кошка между ними пробежала, но ты сам видел, чем это в итоге обернулось.
— Видел, да.
— Слушай, Виктор, — встрепенулся Крамер. — Без меня тебе не выкрутиться! Я готов дать показания против советника. Вместе мы сможем упечь его за решетку до конца дней!
— Все так, только не стоило впутывать в это дело Анну.
— Ты ведь не убьешь безоружного человека?
— Разумеется, нет.
Палец выжал тугой спусковой крючок, громыхнул выстрел, по стене за Петром хлестанули брызги крови, а сам он с простреленной головой слетел с сейфа и замер на полу.
Не стоило трогать Анну — да. Но если начистоту, Крамеру много чего не стоило делать.
А выпутаться из столь скверной истории, имея на руках три трупа, куда проще, нежели с двумя мертвецами и одним живым свидетелем, который в любой момент может заявить, что они просто исполняли свой долг, а специальный комиссар Грай коварно на них напал.
Свалить советника одними лишь голословными утверждениями?
Хм… Чего только не придумаешь, когда в лицо уставился крупнокалиберный штуцер.
С печальным вздохом я достал носовой платок, склонился над телом инспектора и, обернув рукоять, вытащил револьвер из его поясной кобуры. Тщательно протирая, заменил три стреляные гильзы собственными патронами, после вложил оружие в ладонь Петра и позволил руке безвольно упасть на пол.
Разве мог я убить безоружного человека?
Да никогда!
Но он пытался меня застрелить! Как застрелил до того Фольга и как зарезал Левина.
Стерев собственные отпечатки с двуствольного пистолета, я приложил к его перламутровой рукояти и спусковому крючку подушечки пальцев инспектора, унес в купе и кинул на лавку рядом с мертвым сержантом. Обыскал Фольга и с обернутой платком навахой вернулся к инспектору.
Когда вагон станут проверять криминалисты, они подтвердят, что Петр Крамер перебил своих подчиненных и погиб, пытаясь застрелить меня.
Отпечатки — они не врут. Наука!
Закончив с приготовлениями, я осторожно проверил карманы инспектора и без особого удивления обнаружил в одном из них дубликат ключей от сейфа. Но куда больше заинтересовала сложенная пополам фотокопия записки моего отца Дэвиду Волину.
«Если Вы читаете это письмо, значит, я стал богаче на четверть миллиона, чему несказанно рад. Не знаю, какая муха Вас укусила, когда Вы решили натравить своих головорезов на меня и профессора Шмидта, но надеюсь, небольшое денежное кровопускание послужит Вам хорошим уроком. А после ознакомления со списком лиц, которые получили от меня части излучателя, вы без всяких сомнений поймете, что единственным разумным выходом является создание консорциума. Подумайте о перспективах, Вы ведь видели результаты пробного запуска! В Ваших интересах договориться с этими в высшей степени достойными господами. Ну и со мной тоже.
Искренне Ваш,
Марк Наговски».
В постскриптуме перечислялось четыре имени, пятое оказалось полностью уничтожено огнем, но я и так знал, кто получил последний обломок излучателя. Знать — знал, а доказать ничего не мог.
Эх, ну и заварил кашу отец!
Он грезил головокружительными перспективами, а Дэвид Волин хотел лишь прожевать свой кусок пирога. Этот прагматичный господин не собирался ни с кем договариваться, ему и результатов пробного запуска установки хватило, чтобы основать свою личную империю.
Так вот и вышло, что Марк Наговски вместо четверти миллиона от толстосума получил от лучшего друга перо в бок. Адам Марон тоже четко видел свою цель и без колебаний избавился от приятеля, когда тот стал тянуть его в сторону от проложенного курса.
В какой-то мере утешало лишь то, что отец не убивал профессора. Не знаю почему, но это сделало его в моих глазах немного человечней. Самую малость честнее и лучше.
Возможно, даже лучше, чем он был на самом деле.
Запалив фотокопию, я кинул объятый огнем снимок на пол, зашел в ближайшее купе и повалился на полку.
Стоило подумать, как я буду из всего этого выпутываться.
Да, подумать действительно было о чем.
