Глава 29

Следующим утром президент нанес визит уже мне. Первые полчаса шел дежурный обмен комплиментами, в процессе которого я ждал, когда же наконец Тафт дойдет и до моей работоспособности. И вот он добрался.

– Меня всегда удивлял огромный диапазон вашей деятельности, – при этом гость развел руки, но не очень широко, – тут и государственные преобразования, и практически все направления техники, и медицина, и даже литература…

– Да это нетрудно, если здоров как бык, – скромно пояснил я. – Главное, чтобы силы были, а их у меня вполне достаточно.

Гость тут же клюнул и начал плакаться, что у него с этим делом все обстоит несколько хуже: и печень побаливает, и сердце пошаливает, и даже еще что-то, название которого он произнес в виде неизвестного мне латинского термина.

«Жрать надо меньше», – подумал я, а вслух сказал:

– Так в чем же дело? Я ведь тоже не от природы такое здоровье имею, а просто научился его улучшать и поддерживать на высоком уровне. И, как наверняка можно было заметить, не только себе…

– Да, до встречи с ее величеством вашей женой я думал, что рассказы о вернувшейся к ней молодости преувеличены, но теперь склонен считать, что на самом деле они даже чуть скромнее действительного положения дел.

– Это вы подметили совершенно правильно, а сейчас я вам объясню, что именно. Да, помолодеть так, как моя супруга, хотели бы многие, но вы, наверное, в курсе, что я всем отказываю, несмотря на предложение совершенно фантастических сумм…

На такой трактовке настояла племянница. С моей точки зрения, суммы были так себе, и я точно знал, что по Машиным меркам это вообще копейки, но она хотела, чтобы я выразился именно так.

– Но дело тут не в деньгах, – продолжил я, – ведь мое лечение – это, строго говоря, экстрасенсорно-нанотехнологическое воздействие на высокочастотную составляющую ауры человека, а если по-простому: это сплав техники с магией. И если технике все равно, кого лечить, то мой мысленно-магнетический посыл прямо зависит от отношения к человеку. Если он мне приятен, воздействие будет положительным. Если нет – то вместо лечения получится наоборот, поэтому эффект воздействия на мою жену и оказался столь разительным. Так что вопрос состоит не в том, сколько мне предложат за возможность помолодеть и избавиться от болячек, а насколько желающий этого мне симпатичен.

На лице собеседника отразилось некоторое беспокойство.

– Исключительно в духовном плане, – уточнил я. Не столько ради его душевного спокойствия, сколько ради своего. А то хрен его знает, вдруг еще приставать начнет.

В общем, при внимательном рассмотрении поведение моего сегодняшнего гостя было прямо противоположно тому, что тут изображал король Эдик при своем первом визите. Он был действительно болен и понимал, что на халяву я его лечить не буду, так что все его душевные метания были связаны с желанием рассказать мне как можно меньше действительно важных вещей в обмен на поправку здоровья. Ну в какой-то мере это у него получилось – тогда. А этот играл озабоченного своим самочувствием страдальца исключительно из соображений что-то мне втюхать. Потому что если он начнет разливаться соловьем просто так, то понятно, что я ему не поверю. Даже как-то жаба маленько душила такого тащить через портал, хотя мы все равно туда собирались. Однако, пожалуй, захватим – а вдруг ему настолько похорошеет, что он задумается? Ну а пока ладно, пусть продолжает прикидываться страдающей девственницей. Интересно, в его спектакле антракт предусмотрен или можно приступать к пиву прямо в процессе представления?

Но тут Тафт наконец-то добрался до сути. Что меня развеселило – он рассказал про действительно пока неизвестную мне вещь! А именно: уже ошивающаяся в Англии французская делегация ждет только австрийскую, чтобы подписать договор о создании Антанты. Нам казалось, будто англичане не станут так спешить с официальным закреплением уже давно сложившегося расклада, а тут, значит, вот оно как…

– Моя позиция однозначна, – заявил Тафт, – подобные военные блоки не носят оборонительного характера и могут серьезно дестабилизировать обстановку в мире. Соединенные Штаты никоим образом не одобряют подобного образа действий, и я могу даже выступить с официальным заявлением.

– Да уж, будьте так добры, – кивнул я.

Итак, все окончательно прояснилось. В нашем мире перед Первой мировой англичане изо всех сил где только можно заявляли, будто войну они очень не одобряют и в грядущей сваре сохранят нейтралитет, чем и сподвигли наивного кайзера на объявление мобилизации и отмашку для Австрии. Когда же он понял, как примитивно его кинули, было уже поздно. Ну а здесь роль «миротворца» взяла на себя Америка, потому как у Англии уже не выходит. Еще бы узнать, как скоро они ввяжутся в заварушку, но это явно не к Тафту, найдем источники и понадежнее.

– Ну и как ты думаешь, когда они собираются начать? – поинтересовался Гоша на нашей вечерней встрече.

– Года через два. У англов недавно заложено три суперкорабля: два «Ямато», которые они называют «Нельсонами», и еще один такой же в виде авианосца. А у американцев первый этап их большой программы заканчивается в начале тринадцатого года, предполагается вступление в строй четырех «Нью-Йорков» и двух ударных авианосцев. Что интересно – небольшие корабли они практически не строят.

– Так, может, пока у противника не все готово, ударить по Австрии с Францией и обеспечить себе господство на континенте?

– Нам бы Вилли от этого удержать, а тут еще ты туда же хочешь сунуться. Кайзер – это да, у него есть чем ударить. А у нас? Четырьмя пехотными дивизиями, хоть и моторизованными, войну не выиграешь, а про остальную армию пока ничего особенно хорошего сказать нельзя, не с китайцами же нам в Европе воевать. И потом, я категорически против того, чтобы начинать войну с броска на чужую территорию. Такой бардак будет… А вот когда на нас нападут и оттяпают кусок, можно будет спокойно учинять тотальную мобилизацию. Опять же среди пленных китайцев уже начата вербовочная работа, но именно что только начата, а их ведь еще надо свести в нормальные части и обучить. В общем, раньше начала тринадцатого года нам лучше не рыпаться, а вот если к тому времени противник все еще будет телиться, то подумаем, как его поторопить. Но это вряд ли, больно уж резко Черчилль за дело взялся.

– Здравая, конечно, мысль, но откуда ты взял цифру в четыре дивизии? По докладу ГКО их у нас сейчас двадцать одна.

– Тебе, что ли, этот доклад писан? Он для внешнего употребления, и цифра там такая, потому что больше будет перебор. Это не то чтобы совсем вранье, а просто методика подсчета. В боеготовые записаны дивизии, вооруженные по штату, имеющие штатную численность и не менее шестидесяти процентов офицерского состава, прошедшего переаттестацию. В принципе, конечно, как-то воевать они смогут…

– А те четыре?

– Тоже с вооружением согласно штатному расписанию, но – от тысяча девятьсот восьмого года. Естественно, тоже полностью укомплектованные. И переаттестованы там все офицеры. Вот таких у нас пока всего четыре, но процесс пошел, дальше они начнут появляться быстрее. Так что не надо нам сейчас в Европу соваться обеспечивать порядок. Потому что ликвидируем этот плацдарм – так на нас с Азии полезут. Причем это будет уже именно на нас, а не на нас с Вилли. В общем, имей терпение.

– Кстати, – заметил Гоша, – меня что-то последнее время Турция беспокоит. Может, зря мы так с Джевдетом?

– Подумаешь, Турция. Вот когда Гондурас начнет беспокоить, это будет уже серьезно. И почему это с Джевдетом зря? Ты посмотри, как его популярность выросла – не сравнить с тем, что было при жизни. Его книжки так просто расхватывают! Это же мечта любого поэта, так что все тут в порядке.

Суть Гошиного вопроса заключалась в том, что не так давно мной был отдан приказ о выделении средств тамошним доброжелателям, очень хотевшим организовать досрочную встречу с Аллахом духовному лидеру младотурок, врачу и поэту Абдулле Джевдету. То, что он не поддавался никакому нашему влиянию, я в принципе как-то мог бы стерпеть, но вот то, что он был среди идейных вдохновителей геноцида армян, – уже нет.

– Прямо «Белое солнце пустыни» какое-то, – хмыкнул император, узнав об этом. А вот теперь беспокоился, что в среде младотурок все-таки началось шевеление, хоть и с опозданием почти в два года.

– Мне, честно говоря, тоже в Турции не все нравится, да и вообще на Ближнем Востоке творятся какие-то не совсем понятные дела. Вот я и попросил Энвер-пашу чисто по-дружески ускорить ихнюю заварушку, а то они бы еще год колупались в нерешительности, если не два. Потому как обстановка требует усиления власти султана вплоть до диктатуры, а значит, нужна конституция. Революция, организованная младотурками в нашем мире, привела к ее восстановлению. В этом мире тоже пора. – Кажется, Гоша не очень уловил связь между наличием конституции и диктатурой, поэтому я развил свою мысль: – Всякий порядочный диктаторский режим обязан иметь конституцию, причем чем режим жестче, тем конституция должна быть демократичнее. Вот при Ники ничего такого в России не было, зато был бардак и полный паралич власти. А при тебе сразу Конституционная комиссия появилась и ударными темпами накакала документ. Правда, с демократией там умеренно, поэтому и диктатура в России пока не очень впечатляет. Зато ты вспомни, какую конституцию приняли в Союзе в тридцать шестом году! Самую, по-моему, демократичную в мире. Зато и власть у Иосифа Виссарионовича потом была, ты уж извини, малость поабсолютней твоей… Гитлер, кстати, поначалу тоже этот документ имел, и почти такой же красивый, как у нас. Но потом отменил, недоумок, и плохо кончил.

Ситуация на Ближнем Востоке действительно внушала мне некоторые опасения – своей благостностью. В общем она была более благоприятной для России, чем в том мире, причем без особых наших на то специальных усилий. Например, тут в Иране, как и у нас, в шестом году произошла конституционная революция, но ее результаты получились несколько иными. Вместо разделения на английскую и российскую зоны влияния весь Иран был признан российской, а англичане удовлетворились небольшими торговыми и гуманитарными преференциями в южной части страны, потребовав лишь признания Кувейта английской зоной влияния. Ладно, это было сразу после черногорской войны, и тогда у британцев могли быть определенные опасения, но ведь с тех пор ничего не изменилось! У Вилли аналогично: его железка Берлин – Багдад строилась с меньшими трудностями, чем мне были известны из истории. Причем здесь весь мир уже куда глубже понял значение нефти! Объяснение такой осторожности наших оппонентов у меня было только одно: нас боятся спугнуть.

Тафт все-таки был стаскан через портал. В этот раз получился какой-то исход с элементами бардака, потому что на ту сторону шел я, Фишман и четверо охранников на всякий случай. Я тащил папку с пожеланиями агрономов насчет сортов всяческих семян и двух котят, подросших первенцев Рекса, и перед переходом сунул их Тафту, сказав, что они есть необходимая часть процесса омоложения. В общем, всей толпой мы вломились в коттедж, и первым делом я, усадив президента с завязанными глазами в кресло, попищал рядом с ним компьютером, а один из котят обгадил ему брюки. После чего американец с кошкиными детьми был вытолкнут обратно в свой мир с напутствием менять штаны не раньше вечера, а мы занялись своими делами: охрана изучением дома и участка, Боря полез в интернет на предмет англоязычной худлитературы, а я зарылся в сельскохозяйственные сайты. Ох, надуют, думал я, продираясь сквозь абсолютно незнакомую мне терминологию. Любой продавец ведь с первых же моих слов поймет, что я по семенам не смогу не то чтобы отличить один сорт от другого, но и рожь от овса тоже! Хорошо бы какой-нибудь пырей не подсунули. Одно радует: про картошку малость понимаю, на уровне детских деревенских воспоминаний.

Кстати, насчет всяких элитных зерновых идея была Гошина, я хотел ограничиться именно картошкой. Дело в том, что задача увеличения производства зерна перед нашим сельским хозяйством, в общем, не стояла. Более того, допускалось даже некоторое его уменьшение, а нужно было усилить отток крестьян из деревни. Уже третий год главной статьей нашего экспорта были нефтепродукты, поставляемые в основном Германии и Японии, ну и всему остальному миру помаленьку. Рабочих нам не хватало, а вовсе не хлеба! Но Гоше мало показалось создания сельхозцентра под руководством Мичурина, он хотел учинить еще и пару образцово-показательных хозяйств на основе вытащенных из нашего времени семян и прочей рассады. Ладно, пусть дитя потешится… Кроме выполнения его пожеланий, я почитал еще про структуру МТС – основную идею я и так знал, потому как мой дед был именно главным инженером данной конторы, пока лысый придурок их не ликвидировал.

Поход обошелся без происшествий, случившееся день назад по времени этого мира исчезновение директора детективного агентства с машиной, водителем и его матерью пока масштабного интереса не вызвало – во всяком случае, в интернете это не обсуждалось. Но на всякий случай ездил я не в Москву, а в Сергиев Посад и в Ярославль, где, кроме картошки, купил и билеты на поезд Москва – Владивосток. Пора было организовывать еще одну точку перехода между мирами, на сей раз на Дальнем Востоке.

По возвращении в коттедж я увидел интересную картину. На летней веранде был накрыт неплохой стол, за которым восседал Фишман и вовсю обхаживал какую-то довольно миловидную даму, единственным недостатком которой являлся возраст – на глаз ей было примерно семьдесят.

– Увы, – развел он руками при моем появлении, – вот и мой начальник приехал, а это значит, что наша незабываемая встреча подходит к концу. Но позвольте мне надеяться, что она не последняя. И давайте еще по рюмочке – для должного завершения нашей чрезвычайно интересной беседы.

Где-то минут через сорок Боря проводил гостью до ворот и включился в процесс сборов.

– Тебе твоей Алечки мало? – поинтересовался я, укрепляя последний мешок на тележке.

– Пошляк ты, ваше высочество, – объяснил Боря, – твоя соседка оказалась довольно известной писательницей. И талантливой, между прочим. Ее домик построен на доходы от творчества, а он, если присмотреться, побогаче твоего будет. И пишет она, чтоб ты знал, в основном дамские романы. Правда, последнее время в связи с кризисом и детективами не брезгует, но уже под другим псевдонимом. Должен же я у кого-то брать уроки мастерства! Не у тебя же, и уж тем более не у Льва Николаевича, который сейчас в Штатах лекции про нашу культуру читает.