От варма избранного «отребья» осталась четверть. Раддские воины, закаленные не в стенах дарджинских замков, а в беспрерывных войнах Эрдвиза, оказались не в пример мертвым копейщикам ловки в воинском искусстве. Те вызывали ужас своим видом и невосприимчивостью к ранам, смертельным для обычного элбана, а живые воины были действительно опасны. «Отребье» почувствовало это на себе сполна, но первый ярус башни не сдало. Правда, когда шок от вспышки молнии и удара грома прошел, поднялись только три дюжины. Они мотали головами, вытирали кровь, текущую из ушей, носа, горла. Кашляли и выворачивали нутро на трупы раддов, покрывающие ступени башни. Баюл пытался лечить кого-то, пальцы его не слушались, но остановился он только тогда, когда Саш заорал ему в лицо, что магии на этой площадке быть не может.

— Вставайте, — мрачно повторял Лидд. — Вставайте! Можете обшарить мертвых, им золото уже не пригодится.

Он шел по нижнему ярусу и одного за другим поднимал уцелевших, половина из которых тут же снова валилась с ног. Саш вновь вскарабкался на верхнюю площадку, огляделся. Дымы поднимались над стеной Ари-Гарда, но среди них уже мелькали серые латы. Крепкие элбаны, подбадривая друг друга криками, потащили ствол железного дерева прочь из разбитых ворот города. За ними потянулись подводы с крючниками для сбора трупов. Возницы осыпали новую прислугу тарана нетерпеливой бранью. Отчего-то Сашу пришло в голову, что ствол железного дерева словно жало пчелы, которое она оставляет в ране, чтобы ужалить, но и погибнуть самой. Хотя еще недавно этим жалом владел Илла, и его подобная потеря не убила.

Толпы раддов стояли опустив руки и бросив оружие. Стояли там, где их застал удар молнии. Там, где мгновением позже они начали корчиться на земле от боли магического отворота. Бревенчатые щиты за руслом Маны застыли неподвижным забором, и именно туда понеслась по опустевшему мосту конница. А потом из ворот на огромном коне выехала Альма. Бывшая хозяйка Индаинской крепости принялась объезжать раддские отряды. Она громко кричала что-то обескураженным командирам, и воины приходили в себя, отвечали, поднимали оружие и начинали строиться, двигаться, словно и не было только что битвы, унесшей лиги жизней, а было лишь тяжелое похмелье, не проходящее, а сменяющееся новым опьянением.

— Потери велики, — словно задумался вслух Лидд. — Но ничтожны по сравнению с тем воинством, что объединилось под властью Бангорда.

— На кого же оно теперь будет направлено? — спросил Саш.

— На первого, кто станет у него на пути, — ответил Лидд.

— И долго мы будем охранять победителя? — Саш попытался заглянуть ему в глаза.

— Пока он не погибнет или не победит, — отвернулся Лидд и заорал: — Отребье! Дикки выезжает из ворот! Наш лагерь в двух ли отсюда! Вперед, иначе сдам всех неторопливых крючникам!

Пошатываясь и сплевывая сгустки крови, наемники медленно двинулись за мастером. Радды ошеломленно расступались, словно мимо них шли творцы ужасной молнии. Свач, Вук, Сабл, Баюл, еще какие-то примелькавшиеся лица плыли как в полусне. Тела Чирки, Сикиса, Бриуха вместе с телами девяти дюжин «отребья» остались ждать крючников. Вот и повозки Дикки. На последней сидел повар, понукал лошадь, опершись спиной о перевернутый кверху дном котел, и восхищенно вертел головой. Лидд махнул рукой вперед и повернул к воротам Ари-Гарда. Саш схватил спотыкающегося Баюла под мышки и с трудом поднял его на повозку.

— Я тяжелый. — Банги тряхнул головой, отложил в сторону пику и прошептал: — Когда помоложе был и выходил побороться против индаинских переростков, всегда говорил, что банги камни едят, поэтому тяжелые. Они верили, дураки…

— Как ты остался жив, приятель? — спросил его Саш.

— Не знаю, — прошептал Баюл. — Не должен был, а остался. Когда в бойнице второго яруса задержался, Сабл меня пнул, а потом за шиворот до башни тащил. Там уж я на ноги встал. Сражаться начал. И даже срубил кого-то. Точно помню, одного радда срубил… Не мое это дело, Саш, элбанов рубить. Я еще тогда на равнине, когда с Хейграстом был, почувствовал, что не мое это…

— Мое, значит? — спросил Саш.

Банги не ответил, махнул рукой, отвернулся.

— Пройдет, — улыбнулся догнавший повозку Свач. — А я в порядке. Уши паклей забил перед схваткой. Не люблю, знаешь ли, все эти барабаны, дудки. Тошно. Всякий раз себе уши затыкаю. И вот что удивительно: приказы слышу, а шум этот и вопли — нет. В тишине секирой легче махать, ничего не отвлекает!

— Что с ушами у отребья? — толкнул Саш Баюла.

— Ерунда, — скривился тот, не открывая глаз. — Залечу позже. Сейчас не могу. У банги такое бывает. Если свод близко рухнет или камнепад. Бывает такое. А вот то, что со мной, не лечится…

— Лечится, — уверенно заявил Свач. — У нас все лечится. Оглянись, Саш, самые стойкие остались! Я эту сечу надолго запомню. Сикиса и Бриуха жалко, редкие воины, ну так и навалилось на них сразу с полдюжины на каждого. Чирки руки не хватило отмахнуться от топора. Зато Вук за свой последний глаз бился как зверь! Слышишь меня, Вук?

Саш оглянулся. Одноглазый, пошатываясь, брел в общем строю. Единственный глаз его горел безумием.

— Все лечится, — словно заговаривал сам себя Свач. — А ведь не поверишь, парень! Вот только теперь, именно теперь я надежду обрел. А ведь можно выжить, парень, можно… Посмотри, какая сила у Бангорда! Где это видано, чтобы вот так все вражье войско под себя подгрести? Поверь мне, надо этого короля держаться! Держаться его надо, парень. Вот как Лидд наш его держится!

— Что ты видел, Свач? — спросил Саш.

— Где? — завертел головой анг. — О чем ты, парень?

— Что ты видел там, на башне? — уточнил Саш. — Ведь там была только раддская принцесса, когда Эрдвиз к ней поднялся?

— Принцесса была, — согласился Свач. — Приманкой она, стало быть, служила. Это я помню. Она же ведь сестрой Эрдвиза была. Хотя слухи ходили, что ее папенька и как жену держал, но этого, как понимаешь, я не знаю наверняка. Только вот колдовство, то, что я видел, ну когда лед из реки полетел, это… не дай Эл такую жену! Не понял я, парень, о чем ты спрашиваешь-то?

— Что ты видел на башне, когда мы на нее поднялись? — спросил Саш.

— На башне-то? — Свач задумался, потом растерянно развел руками. — Так ничего я не видел. Все вроде видел, а как задумался, так вроде и ничего. Как Эрдвиз на башню поднимался, помню. Как радды на нее полезли, помню. Лед помню, кровь, а потом ничего. Сеча — такое дело, некогда головой вертеть!

Саш слушал невнятное, безумное бормотание Свача, то и дело от осознания собственной удачи расплывающегося в широкой улыбке, и старался выкинуть все из головы. Старался не думать о том, что трупов по сторонам дороги больше, чем живых. Старался не задаваться вопросом, как живые остались живыми, если стрелами пронзена каждая ладонь окровавленной земли. Старался не вспоминать, сколько несчастных рассталось под этими стенами с жизнью еще до того, как радды подошли к берегу Маны. О том, что каждый из выживших все равно для демона как букашка под копытом коня. И здесь, и везде. И собственная мать Саша в их числе. И отец. И тетка. Только вот Лукус не был букашкой. Хейграст не был. И Леганд. И Саш не будет.

— Да стой же ты! — грубо встряхнул его за плечо Сабл и тут же отшатнулся от блеска серого клинка, коснувшегося гортани.

— Но-но! — зло оскалился Сабл, увидев, что Саш и сам недоуменно смотрит на клинок. — Быстр ты, парень. Еще бы знать, зачем ты на верхний ярус полез. Я так там, кроме туманного месива, ничего не разглядел!

— Затем и полез, — Саш убрал меч в ножны, — из любопытства. Да только зря все. Мало того что не разглядел ничего, так еще и молнией едва не спалило.

— Не разглядел ничего? — хитро прищурился Сабл. — Не ослеп ли? Ты и теперь мимо лагеря идешь. Смотри-ка, вот шатры, вот кухня, повар уже костер складывает. Все налаживается, только осталось нас всего три дюжины. Ты, конечно, троих или четверых раддов срубил, видел я, но если бы не шагнул наверх, как знать, может быть, Сикис и теперь живой был. Он ведь рядом с тобой мечом махал!

Саш, уже собравшийся идти к одному из шатров, обернулся, смерил Сабла взглядом. Крепкий воин, на голову выше Саша, чем-то напоминал помощников Дженги. Такой же жилистый и верткий.

— Ты из эссов? — спросил он Сабла.

— Откуда знаешь? — нахмурился воин.

— Наблюдательный я, — ответил Саш и добавил негромко: — А на башне все-таки ничего не разглядел интересного. А Сикиса мне не жалко. И тебя жалеть не буду, если сдохнешь. Мне и себя не жалко теперь.

Саш лежал на спине. Два меча упирались в лопатки, сверток мантии чуть давил на спину, провалившись в подвядшую траву. Не слишком удобно, зато спокойно. Лучи Алателя пробивались сквозь дыры в ветхом шатре, все напоминало обычное утро, вот только гомон стоял рядом. Гомон, крики, храп лошадей, скрип колес. Саш поднялся, вдохнул запах лежалой травы, пота, крови и вышел на улицу. Мимо шатров «отребья» вдоль русла Маны тянулось нескончаемое войско Бангорда. Баллисты на повозках, всадники, мечники, латники с секирами, раддские лучники, обозы с доспехами, с котлами, скотина, привязанная к подводам, которая будет убита, освежевана и съедена на ближайшем и следующем за ним привалах. Бангорд не позволял себе отдыха.

— Что в небо уставился? — раздался насмешливый голос Сабла. — Думаешь, поголубело? Ты бы спал еще! Баюл-то над тобой как фазаниха над яйцами прыгал: не трогайте, не трогайте! Теперь-то хоть выспался? Ты ведь у нас самый шустрый? Уши-то от глухоты сберегли лишь ты да Свач. Спасибо лекарю твоему, подлечил остальных, не зря я его за шиворот как щенка на башню тащил!

Саш обернулся. Эсс стоял, широко расставив ноги, положив руку на рукоять меча, но зла в его глазах не было.

— Я не убивал Бриуха, — сказал ему Саш как можно спокойнее. — Поэтому вины, что ты не получишь выигрыш, на мне нет.

— А я переспорил, — расплылся в улыбке Сабл. — Со Свачем. Этот пронырливый анг согласился рискнуть всеми своими накоплениями.

— Ты не обижайся! — крикнул от котла анг. — Спор дело такое. Манк ведь на голову болен, это точно! Когда-нибудь все равно до тебя доберется, а какой бы ты шустрый ни был, все одно: с безумным рубиться — это тебе не мертвяков крошить. Просто ты пока не видел, как Манк бьется. Его только Лидд и может взять, так теперь, когда он свой двуручник на фитюльку короткую поменял, я бы и на Лидда не поставил!

Саш ничего не ответил, взял у подошедшего Баюла тарелку с пареным зерном, опустился на траву.

— Лидда ждем, — вздохнул банги, провожая взглядом очередной отряд всадников. — Дикки так и сказал: можете спать, можете жрать, можете гадить, только чтобы были упакованы и застегнуты — как Лидд вернется, так и двинемся. Я уж говорю повару: зачем кувыркать жратву в траву, давай котел на повозку так поднимем, мешками обложим, не упадет! Смотри, какие молодцы, один Сабл чего стоит! Спина — не промнешь!

— Куда они? — кивнул Саш на движущееся войско. Каша казалась даже вкусной, да и сил прибавилось. Он чувствовал себя почти отдохнувшим, вот только запах смерти все еще обжигал сердце.

— Так война-то не кончилась, — удивился банги. — Я уж не знаю, как мы выпутываться будем. Тут все говорят, что Салмию надо крушить. Честно говоря, — перешел на шепот банги, — понятия не имею, что делать дальше!

— Ждать своего шанса, — прошептал Саш.

— Дождешься тут! — заговорщицки наклонился Баюл. — Живот меня замучил. Я еще затемно по нужде собрался, слышу разговор у входа в шатер. И имя мое звучит. Мое, а потом и твое. Подбираюсь к дыре, смотрю. Вроде светает, у входа стоит Сабл, и с кем он, как ты думаешь, говорит? Мукка! Тот самый главарь пиратов, который меня терзал на своем корабле!

— Я помню это имя, — кивнул Саш.

— Продал он нас! — сбивчиво затараторил Баюл. — Продал нас Сабл Мукке! Ты забыл, что за меня подгорные отцы кучу золота сулят?

— Успокойся! — поморщился Саш, поднялся, шагнул к бочке, бросил в едкую жидкость жестянку и вдруг почувствовал странную перемену за спиной.

У шатра стоял высокий, худой человек с впалыми щеками, одетый в латы дарджинского мечника. Баюл, который не достигал незнакомцу и до пояса, выставил перед его лицом пику и медленно пятился к котлу.

— Вот так встреча! — широко улыбнулся незнакомец, и в этой улыбке было столько злобы, что Саш мгновенно понял: перед ним именно Мукка.

Только перемена была не в Мукке. Отряд всадников остановился на тракте, и среди широкоплечих стражей выделялась хрупкая фигурка. Сама Альма с интересом рассматривала Баюла.

— Сабл! — послышался голос Свача. — Убрал бы ты отсюда своего дружка!

Альма только взглянула на анга, и тот заткнулся, словно заклеил рот смолой эрна.

— Должок, как я узнал, есть у Баюла перед стражником принцессы! — поклонился Альме Сабл. — Да и у принцессы счет к коротышке. Вор он, оказывается, в покои ее лазил.

— Какой должок? — прохрипел Баюл. — А не наоборот ли: он мне должен? И чего это я украл у принцессы? Ничего я не брал!

— Но лазил! — довольно поднял палец Сабл. — Зачем спорить, банги? Ты, конечно, костоправ знатный, но разве не знаешь, как решаются споры среди воинов?

— Может быть, я поспорю за него? — спросил Саш, шагнув вперед.

— У меня к тебе счета нет, — ухмыльнулся Мукка. — А то, что этот обглодыш маловат ростом, меня не смущает. Приходилось и грудных на клинок насаживать.

Шагнул вперед Вук и потянул из ножен меч.

— Не дергайся, одноглазый! — прошипел Сабл, мгновенно приложив клинок к шее Вука. — Кто сильнее, тот и прав.

— Ну? — усмехнулся Мукка. — Долго ли мы будем спорить? Разойдитесь, воины! Дайте простор маленькому силачу. Должен же он размахнуться своей чудесной пикой!

Отшатнулся назад Вук. Попытался что-то сказать Свач, но раздраженно махнул рукой. Хмуро встали в круг остальные наемники. Маловато осталось «отребья». Стражников у Альмы вдвое больше. Да и памятно было всем, как летели из Маны ледяные иглы. К тому же Сабл встал на сторону худого убийцы. Надо было спасать неудачливого банги, но как? Тяжелый взгляд принцессы обещал немедленную расправу.

И тут Саш вспомнил, что такое дыхание смерти. Он уже стал забывать это ощущение. Только там, на тропе Арбана, когда рассекающий воздух металл мгновением позже резал, рубил, пронзал его плоть, он почувствовал и запомнил, что это значит — поступь смерти. Неотвратимость и безысходность, которая обжигает губы и сердце льдом. Смерть подобралась неслышно, хотя Саш был уверен, что ни одно живое существо не может подойти к нему незамеченным. Секира запела, когда до тела оставались две или три ладони. Она почти перерубила стоявшего рядом Вука и обрушилась на левый бок Саша. Он отлетел в сторону, словно канул в глухую тьму, и немедленно начал карабкаться из черного, бездонного колодца, отодвигая полыхнувшую боль, восстанавливая дыхание, собирая в кулак разлетевшиеся в стороны волю, ненависть, силу. Свет вернулся в глаза через вечность, но наяву Саш даже еще не закончил падение. Ударился, сбил с ног троих наемников и увидел в опустевшем сразу круге и застывшего с безумной улыбкой Манка, и заваливающегося мертвого Вука, и оцепеневшего Баюла, и удивленно поднявшего брови Мукку. Мгновением позже улыбка на лице Манка стерлась. Что-то, было не так. Убитый им противник, безусловно убитый, потому что после такого удара не выживают, поднимался на ноги. Неужели доспех под дарджинской рубахой? Так ведь и доспех бы не устоял от такого удара! Никто бы не устоял от такого удара. И этот не устоит от следующего удара. И Манк шагнул вперед и опустил секиру со всей возможной скоростью.

Теперь Саш услышал не только поступь смерти. Он почувствовал ручеек силы. Словно неведомо как открылась крохотная толика дыхания, пропавшая на холме Мерсилванда. И так же как на тропе Арбана, мир замер. Почти замер. Застыл в воздухе безумный зверь в облике Манка. Окаменела улыбка на лице Мукки. Остановился с шагом в сторону Баюла Сабл. Только Альма не замерла. Колдунья видела каждое движение Саша. Что ж, видеть и двинуться с места самой — не одно и то же.

Саш шагнул в сторону, потому что лезвие секиры медленно, но летело ему в лицо. Преодолевая тягучую вязкость затормозившего мира, сделал еще шаг, вытащил серый меч и повел его вперед и вправо так, что конец клинка прочертил полосу по гортани Мукки. Шагнул влево, потому что рубанувший пустоту Манк уже кубарем летел вслед за собственной секирой, чем подписал приговор Саблу. Эсс почти не уступал в скорости убийце Сиггарда, только наносил удар не глядя, потому что слишком быстр для него оказался Саш, да и не мог Сабл оторвать взгляда от полетевших из горла Мукки кровавых брызг. Клинок прочертил воздух в ладони от лица Саша, тот лишь чуть-чуть наклонился, чтобы не останавливать инерцию Сабла, чтобы клинок пролетел мимо, потому что эсс хотя и не понимал еще, что уже мертв, но шевелить рукой не мог. Грудь, правая ключица, левое плечо раскрывались кровавой щелью. Разворот на левой ноге — и тут же стремительный, на пределе сил, продирающийся сквозь вязкость шаг правой вперед. Третий неотразимый удар Манка вновь разрезал за спиной Саша пустоту, а серый меч наконец достал напряженную шею, и уродливая голова упала в траву. Секира осталась зажатой под левой рукой Арбана.

И тут же темень подступила к горлу. Мгла, тягучая, холодная, вызывающая могильный ужас, потому что за этой тьмой не было ничего, пустота, бесчувствие и бессмыслие, ухватила за плечи, ткнулась в глаза, в уши, в рот, в нос, ударила в живот, не прорвалась, застонала и поползла, полетела куда-то в сторону в поисках нового прибежища, вызвав на мгновение брезгливость и боль на лице Альмы. Но уже в следующее мгновение лицо колдуньи исказила ненависть. Устремив на Саша полный злобы взгляд, она взметнула руки — и ничего не произошло.

Перед конной стражей встал Лидд. Он не сделал и жеста, но и самой Альме, и ее стражникам, и остаткам «отребья» было ясно: пока Лидд вот так стоит напротив принцессы, она бессильна.

— Урисс! — окликнул Лидд горбоносого старика, следовавшего на огромном коне по пятам за принцессой. — Успокой правительницу. Пусть не забывает: она последняя в роду. А Эрдвиза больше не будет. Вот его меч!

Прошипев какую-то угрозу, Альма ударила коня и вместе со стражниками помчалась дальше по тракту. Лидд развернулся, отыскал глазами Свача.

— Трупы сжечь. Готовьтесь к выходу. Салмы перешли через утонский мост. Дикки, демон тебе в глотку! Давай-ка сюда повозку, правь за мной к городу!

— А ну шевелись, уроды! — заорал Свач, подпрыгивая на месте от радости, что глотка вновь подвластна ему. — Ты цел, парень?

Саш расстегнул куртку, сунул руку под ножны невидимого меча, который и принял на себя страшный удар, пощупал бок, поморщился:

— Вроде бы ребра целы. Повезло. Древком секиры попал Манк. Вук на себя удар принял.

— Вуку конец, — вздохнул Свач. — Кому проигрыш-то платить?

— Мне, — жестко сказал Саш. — Надеюсь, удар сзади не обговаривался?

— Нет, — твердо сказал Свач. — Хотя запрет его не обговаривался тоже. Я, кстати, так и не понял, как ты это сделал. Не разглядел я, понимаешь. Покажешь?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Саш, присел возле Баюла, который сжимал в дрожащих руках пику и испуганно хлопал глазами. — Слышишь, банги? У тебя больше знакомых пиратов в Даре нет?

К вечеру пришли из Ари-Гарда пять крытых повозок. Каждую тащили две лошади. С тремя повозками Дикки, на последнюю из которых вновь водрузил котел повар, составился караван. Свач построил остатки «отребья», Лидд скомандовал погрузку, и вскоре наемники уже катились по древней дороге ари на восток. Саш лежал на сене в повозке один. Никто не шагнул к фургону, возле которого стоял воин, внушивший остальным наемникам ужас. Даже Баюл, пряча глаза, крикнул, что поедет с поваром, заодно и котел по дороге почистит. Свач подошел на полдюжины шагов, помялся и выдавил:

— Езжай один, парень. Злиться вроде бы на тебя нечего, шустр ты без меры, и Мукка этот — мерзость редкая даже по нашему разумению, да и Сабл насолил многим из нас под завязку, но вот что-то не сходится. Узор твой на руках, удар этот. Не оживают после таких ударов, парень, хоть лезвием, хоть древком. Да и там, на башне, слишком легко ты отделался. Молния тебя не спалила, глухота не одолела. Я, конечно, не против, если бы какой-нибудь мой друг мог отрубленную голову вновь на плечи накинуть, да к семье вернуться. Вот только сидеть с ним за одним столом поостерегся бы.

И вот теперь Саш покачивался в пустой повозке, потирал и залечивал наливающийся громадным кровоподтеком бок, безуспешно искал в себе блеснувший во время схватки с Манком отголосок силы, спал. Седой старик дарджинец правил лошадьми то молча, то напевал какие-то песни. Сквозь прорехи в тенте мелькало серое небо, множество деревень, состоявших сплошь из одних землянок, замученные лица крестьян, которые смотрели на проходящие воинства то ли с надеждой, то ли с ужасом. Деревень было много, только вот большая часть равнины оставалась дикой, а уж на второй день пути и деревеньки стали редки. В полдень после короткой стоянки, на которой каждый наемник получил порцию холодного пареного зерна, в подрагивающую по разбитой дороге повозку запрыгнул Лидд. Он ослабил перевязь, сбросил меч, вытащил лезвие на ладонь, вновь задвинул.

— Один из мечей Икурна. Четыре их сохранилось. Еще один у короля Даргона. Другой в Гранитном городе. Тринадцатый, рассеченный на две части мечом Бренга, остается в подгорном Озере мрака. Этот — один из первых, кажется, третий. Отличная работа! Икурн был лучшим оружейником банги, но твой серый меч с рунами лучше. Его ковал еще один из кузнецов-валли. Тот, чье умение начиналось за пределами этого мира. Он изготовил меч всего лишь из хорошей стали. Ни черного серебра, ни фаргусской меди, а уж тем более ни капли фарлонга не добавлено в заготовку, но крепость его не уступает клинку Икурна. И руны на него наносил сам маг Лойлас, когда вокруг его башни еще не поднялась Индаинская крепость. Все остальное оружие валли, которого, кстати, еще меньше, чем осталось в Эл-Лиа самих древних, копировалось с этого меча. И руны на копье, которым последним владел принц Тиир, тоже копировались с этого меча. Но против нашего главного врага этот меч бессилен. Боюсь, что и тот меч, который ты получил от Хейграста, не всесилен тоже.

— Ангес рассказал о копье Тиира? — удивился Саш. — Но разве он знал, что Тиир последним владел копьем валли?

— Разве это самый важный вопрос? — усмехнулся Лидд.

— Кто наш главный враг?

— Не знаю. — Лидд вытянулся на сене. — Я знаю, кем он был, я многое знаю о его силе, но не знаю, кто он. Он где-то рядом. Очень долго он был Сволохом, потом недолго стариком Сиггридом, которого убил Манк. Затем Манком. Где он теперь, не знаю. Твой меч чувствует его, но теперь враг очень осторожен.

— Да, — кивнул Саш. — Меч продолжает печь мне спину, но он уже не так горяч, как тогда, когда я сражался с Манком. Теперь враг — один из отребья?

— Не знаю, — повторил Лидд. — Может быть, и один из стражников Альмы. Он попытался стать мною, потом Альмой. У него это не вышло, хотя Альме пришлось нелегко.

— Я тоже почувствовал что-то, — добавил Саш.

— Нет, тобой он стать не пытался. — Лидд прикусил сухую травинку. — Он просто ощупывал тебя. Ты ему интересен.

— Но не настолько, чтобы захватить мое тело? — спросил Саш.

— Он не просто захватывает тело, — не согласился Лидд. — Он захватывает твой дух, проникает в твои тайны и мгновенно убивает тебя. Владеет уже твоим мертвым телом. Он очень быстр, очень! Твоя выучка не сможет его опередить. Но и обнаружить, кем стал наш враг, невозможно.

— Почему он не захватил меня, когда я сразил Сволоха?

— Я думал об этом. — Лидд поднял руки, потер ладонями шею. — У тебя его мантия. Пожалуй, ему еще не пришло время ее надеть.

— Он хочет захватить тело… Бангорда? — запнувшись, произнес Саш.

— Не знаю, — задумался Лидд. — Мне легче сказать, чего хочет Бангорд. Ему нужна сила и власть. Власть кроется в силе. Силы в нем, правда, уже и так достаточно, много больше, чем во мне или тебе. Если же он получит источник и Рубин Антара, она возрастет многократно.

— Это все, чего хочет добиться… Бангорд? — удивился Саш.

— Не мне блуждать в замыслах демона, — хмуро бросил Лидд. — Бангорд безумен, как и любой элбан, который мнит себя подобным Элу. Весь секрет в том, что, пытаясь доказать это подобие, все они творят то, что Эл ни сделал бы никогда!

— Почему Бангорд не применил против… Эрдвиза дымный меч? — спросил Саш.

— Потому что он не хочет править на кладбище! — отрезал Лидд. — Не хочет повторения черной смерти. По крайней мере, Эл-Лиа с серым небом вовсе не прельщает его. Но прежде всего потому, что он боится своего врага! Каждое обнажение дымного меча прибавляет его врагу силы. Но если война будет складываться не в пользу Бангорда, он пойдет на все.

— И на черную смерть, — пробормотал Саш.

— Забудь о мести, — прошептал Лидд. — Твоя месть слишком мелка по сравнению с болью, которая скрывается за фигурой Бангорда. Если она поднимется над горизонтом, Эл-Лиа умоется кровью. Захлебнется кровью! Она уже плачет кровавыми слезами.

— А мы его защищаем! — усмехнулся Саш.

— Мы ждем появления врага, — отрезал Лидд. — Ты забыл, как Бангорд победил Эрдвиза? У него была приманка. Альма. Теперь приманка — сам Бангорд, его меч, источник сущего и Рубин Антара.

— И все это будет у Бангорда? — спросил Саш. — И он сделается столь силен, что победит врага?

— Это было бы благом для Эл-Лиа, — усмехнулся Лидд. — Только никто не знает истинной силы врага. Боги больше не правят в Эл-Лиа. Враг может оказаться непобедим.

— Так чего же хочет враг?

— Ответ лежит на поверхности! — бросил Лидд. — Твой далекий предок тоже задавался этим вопросом. Думаю, что он нашел на него ответ, вот только не сумел передать его тебе. Радуйся, что он передал тебе хотя бы тень своей силы и способность думать. Думай!

Лидд раздраженно замолчал, но Саш разглядел не только раздражение, но и усталость.

— Расскажи, что тебе удалось узнать о Сволохе? — попросил Саш. — Ты спрашивал о нем на Острове Снов.

— О Сволохе? — Лидд задумался. — Сволох остался в прошлом, ведь и он оказался только маской.

— И все-таки? — не отставал Саш.

— Сволох служил дворецким во дворце Бренга, — начал неторопливый рассказ Лидд. — Сначала он был рядовым стражником. Одним из нескольких вармов стражников дворца Бренга в прекрасном Дэзз-Гарде. Как раз тогда Арбан пытался соединять между собой миры Ожерелья. По заданию Бренга он трудился уже долгие годы, но секрет врат Эл-Лиа ему не давался. Вармы банги шлифовали для Арбана каменные зеркала, вот только их идеальной глади было недостаточно для успеха, ведь даже каменные врата Дьерга пропускали элбанов не благодаря искусству строителя, а благодаря силе пирамиды Аса в Эл-Лиа. Но Арбан не отчаивался, он чувствовал, что разгадка врат близка. И однажды очередной из его опытов закончился ужасно. Едва зеркало в мастерской помутнело, что означало, что Арбан вновь на мгновение сумел пробиться в какой-то мир, как оттуда в клубах мглы вырвались уродливый старик и прекрасная дева, которые пронеслись мимо Арбана и исчезли в коридорах замка. Арбан был поражен, хотя уже не однажды ему приходилось пробиваться в иные миры, у него даже был наготове меч, чтобы сразиться с опасным гостем, но впервые зеркало разрушилось и посекло осколками всю мастерскую. Раздосадованный этим, Арбан отправился по следам пришельцев. Один за другим он находил трупы убитых стражников. В дальнем коридоре он наткнулся на стражника по имени Сволох, который был бледен, но жив. На вопрос, что произошло, тот рассказал, что на него напали двое — старик и дева. Он сумел выбить оружие из их рук и запер в караульной. Арбан открыл двери караульной и в удивлении замер. Его гости оказались демонами, но были напуганы, словно простые элбаны, которые едва не попали на обед к каменному червю. Они назвали свои имена — Лакум и Инбис.

В пррисшедшем стал разбираться сам Бренг. Он выяснил, что оба демона служили стражами границ одного из дальних миров. Пытаясь пробиться к источникам силы, они вершили сложную магию и однажды исчезли. Лиги лет их судьба была неизвестна. Даже сам Бренг не смог выяснить, где они пропадали, любой вопрос об этом вызывал приступы ужаса у обоих. Все, что удалось понять, они блуждали в бесконечной пустоте, где пытались укрыться от настигающего ужаса. Им казалось, что преследование длилось вечность, пока наконец, словно просвет в облаках, они не нашли зеркало Арбана и не попытались ворваться в незнакомый мир.

— И убить его стражей, — добавил Саш.

— Они защищались, — вздохнул Лидд. — Стражи Бренга сами нападали на незнакомцев.

— Но Сволох справился с демонами! — воскликнул Саш. — Неужели это не вызвало подозрений?

— Вызвало, — кивнул Лидд. — И не только подозрения, но и разбирательство! Только ведь оно ни к чему не привело. Сволох просто оказался очень быстр. Такое изредка случается с элбанами, Эл одаривает некоторых из них особыми способностями. А Сволох в молодости был еще шустрее, чем Манк!

— И это все? — осторожно спросил Саш, потому что Лидд замолчал.

— Думаю, что это начало того, что происходит с нами теперь, — нехотя продолжил Лидд. — Сведений о времени Дэзз почти нет. Они отрывочны и редки. Нужно перерыть библиотеки Гранитного города и Адии, чтобы найти сущие крохи. Пока могу только добавить, что Бренг принял в свою свиту и Лакум, и Инбиса, поскольку вплоть до разрушения Дэзз они служили ему. И Сволох получил свою награду. Он стал главой одного из отрядов стражи, постепенно дослужился до дворецкого и выказал такое усердие, что затем был дарован долгой жизнью. Очень долгой, как теперь выясняется. Лакум, за то что молодой стражник сумел остановить ее и Инбиса, подарила Сволоху мантию. Мантию демона.

— Мантию, — прошептал Саш, чувствуя, как упирается ему в спину сверток.

— Слушай меня, Саш! — приподнялся на локте Лидд. — Очень давно, почти вечность назад, в Эл-Лиа проник враг. Как он проник, в телах ли Лакум и Инбиса или вместе с клубами мглы, я не знаю. Кто он, демон или бог, я не знаю. Долгие годы он прикидывался Сволохом и старательно служил Бренгу, чтобы в один день подобраться к той грани, за которой наступает конец Ожерелья миров. Подумай, если он хотел, чтобы кровь бога попала в источник сущего, чего он будет хотеть теперь?

— Того же самого, — прошептал Саш. — Но ведь это конец мира?

— Конец мира, сотворенного Элом! — воскликнул Лидд. — Я часто говорил об этом с Арбаном. Разве можно уничтожить сущее? Разве есть такой камень, единый, на котором держится огромное здание? Арбан сказал, чтобы понять это, следует обратиться к преданиям о сотворении Ожерелья миров. Если до Ожерелья миров ничего не было, значит, миры созданы из ничего? Возможно ли это? Да, если возможно разделить ничто на части. Эл всемогущ, почему мы должны отказывать ему в такой способности? Но всякое разделенное стремится соединиться. Части движутся к целому, пусть даже оно пустота, ничто. Это движение и есть жизнь. Сделай путь соединения бесконечно длинным и ты создашь что-то почти вечное. А теперь представь себе, что две части соединяются мгновенно!

— Поток сущего и кровь бога? — спросил Саш.

— Рождение сущего! — поправил Лидд. — Потоки сущего пронизывают миры Ожерелья. Тот же Остров Снов тонет в их среднем течении. Но рождается сущее в обиталище Эла — в Эл-Лооне, самом прекрасном из миров! Эл — его животворящее начало! И его источник, который Арбан скрыл в Эл-Лиа, это окно в Эл-Лоон. Это отверстие в несокрушимых латах! Сердце творения, неделимое и беззащитное!

— И его нужно отдать в руки Бангорда? — с содроганием спросил Саш. — А если оно попадет к врагу? Тот же Бангорд, пусть он и враг нашего врага, не перестает быть врагом и сам!

— Один мудрец сказал, что враг бывает уязвим именно тогда, когда уверен в своей победе, — устало проговорил Лидд. — Самый сильный враг Эл-Лиа будет уверен в своей победе именно тогда, когда судьба Эл-Лиа будет в его руках. Именно тогда у нас может появиться возможность его сразить.

— Что это за мудрец? — спросил Саш.

— Обычный элбан, старый ари, — ответил Лидд. — Арбан восхищался им. После того случая с разбившимся зеркалом этот мудрец пришел к Арбану и предложил сделать новое зеркало. И, сделал его таким, что больше провалов в бездну уже не происходило. Именно благодаря этому мудрецу Арбан сумел сотворить чудо пирамиды Дэзз. Пирамиды, которая принесла Ожерелью миров столько горя…

— Как его имя? — спросил Саш.

— Я уже говорил о нем, — пожал плечами Лидд. — Лойлас.

Когорты пятого легиона вышли к Ургаину на седьмой день пути после перехода утонского моста. Не встретилось ни одного противника. Разве только брошенные землянки и огороды, которые, впрочем, попадались нечасто. Швар крутил во все стороны головой и восхищенно цокал языком. Зеленые холмы, овраги, многочисленные ручьи и кустарники вытрясли из него столько сведений об охоте, целебных травах, просторах, пастбищах и земельных угодьях, что у Дана вскоре начала пухнуть голова. К Райбе Швар с разговорами не приставал. На первом же привале, посмеиваясь над юной воительницей, он предложил ей учебный поединок, после чего основательно пожалел о насмешках и говорил только о том, что в Эйд-Мере точно есть удивительный учитель, если сначала оттуда привели Саша, а затем и Райбу. Кто-то ведь учил их фехтованию?

Подойдя к началу прямой дороги на Ари-Гард, которая уходила между Копийными горами и Каменными увалами, салмы обнаружили древнюю сторожевую крепость ари разбитой, а дорогу на протяжении многих ли уничтоженной оползнями и обвалами. Посовещавшись, короли двинули войско на Ургаин, тем более, как доносили лазутчики, и под ним собиралось войско Бангорда. Правда, лица дозорных, спешащих с докладами к королям, с каждым днем становились все более мрачными, а лица мастеров легионов все более озабоченными. Дан хотел расспросить Чаргоса о причинах тревоги, но тот уже со второго дня пути не появлялся в когорте Швара и лишь издали иногда махал рукой друзьям, правя по тракту бешено мчавшегося коня.

День спустя после перехода через утонский мост закончилось лето, а за день до осеннего равноденствия воины пятого легиона увидели войско Бангорда.

— Стой! — заорал Швар, когда посыльный мастера легиона вывел когорту на позицию.

Усыпанная шатрами и палатками низменная равнина упиралась в реку, в отдалении от нее долбили сырую землю нари первого легиона, устраивая оборонительный ров, а за обрывистым берегом Маны, начиная от высокого холма на юге, на котором уже не было величественного железного дерева, и до белоснежных стен Ургаина на юго-западе, до вознесшегося над берегами памятного Дану моста, стояло войско Бангорда. Дан даже не стал спрашивать у Швара, силен ли их противник, потому что мастер когорты на глазах поскучнел, стянул с головы шлем и начал бормотать то ли заклинания, то ли молитвы. Такие же лица были у всех без исключения воинов Салмии. Даже видимая часть армии Бангорда превосходила салмскую не меньше чем в четыре раза. Да и рвы перед лагерем вовсе не говорили о победном настрое салмов.

— Многие не увидят следующего лета, — наконец пробормотал Швар и добавил, взглянув на Дана: — А может быть, и никто не увидит.

Старый вояка дал команду разбить лагерь и удалился к мастеру легиона. Дан и Райба не остались без дела. Мальчишка вооружился тяжелым молотком и принялся забивать колья, а девчонка помогала развертывать тяжелые тюки, натягивать ткань, подвязывать крученые шнуры к шестам.

— Вяжи так, чтобы враг ногти себе сломал, когда будет развязывать! — учил его седой легионер.

— Так мы же себе ногти потом сломаем! — не понял Дан. — Кто же пустит врага к нашим шатрам?

— Мы себе шею сломаем, — хмуро пообещал ему легионер. — Посмотри!

И вновь Дан поднимал голову и смотрел на противоположный берег, где стояли такие же шатры, но их было много больше, где скакали лошади, поднимали пыль тяжелые латники, готовили стрелы лиги лучников и в раддских, и в неизвестных еще Дану дарджинских одеждах. Мальчишка смотрел на неисчислимые полчища врага и понимал, что если даже брать за каждого погибшего салма полдюжины воинов Бангорда, все равно не хватит сил порубить эту тьму.

Затем по дальнему берегу в сторону города погонщики провели несколько дюжин переваливающихся с ноги на ногуархов, и между салмских шатров легла тень ужаса. Ближе к вечеру, когда шатры уже стояли, деррская каша томилась в котлах, а оружие было вычищено и еще раз вычищено, вернулся Швар вместе с Титуром. Великан радостно поздоровался с Даном, с почтением кивнул Райбе и тут же наклонился к котлу над костром. Дану даже показалось, что Титура вовсе не занимала сила противника за рекой. Зато Швар ни о чем и думать не мог. Отмахиваясь от посыпавшихся со всех сторон вопросов, он коротко бросил, что сила на том берегу велика, но вся держится только на магии. О том, что еще вчера навстречу салмам вышел нари из стана противника, назвался Мантиссом и имел аудиенцию у королей Салмии. О чем говорилось там, Швару неведомо, но какой-то план у королей есть, иначе куда делись легионы имперцев?

Настроение у легионеров не улучшилось, но караулы были выставлены. Спать легли в полном облачении, и только Дан, Райба, Титур и Швар остались сидеть у костра, словно ждали чего-то. Их ожидание оказалось ненапрасным. Послышались окрики караульных, ответный шепот паролей, звон оружия, гул и топот вармов воинов, и из темноты появился Чаргос.

— Приветствую дорогих друзей! — устало улыбнулся валли и обернулся к своим спутникам. — Представлять князя Инокса и его двенадцатый легион нет необходимости, со Свагором Дан тоже уже встречался, а с этим элбаном незнакома только Райба, хотя как раз он о ней кое-что знает.

Опираясь на узловатый посох, к костру подошел Агнран.