Нечаянный отдых не позволил наемникам расслабиться и на мгновение. Видно, та битва, которая началась ночью на поле, где уже пылали останки живых, ставших мертвыми, и мертвых, двигающихся как живые, предназначалась не «отребью». Или же «отребье» сберегалось для более грязных дел. В глазах дарджинцев, что оставались на трех ближних рубежах, сквозил ужас, смешанный с ненавистью. Назначенные к смерти уходили невредимыми, оставляя смерть им. Варм или, точнее говоря, четыре дюжины Сабла отступали последними. Баюл устроился на повозке возле закопченного котла, не без сожаления помахав рукой дымящейся каше на вытоптанной траве.

Сабл умчался вперед, оставив старшим Свача. Анг отправил свою дюжину первой, а сам двинулся рядом с Чирки, поминая недобрым словом и войну, и дорогу, и голые холмы, и падальщиков, и стуксов, которых уже, кажется, порубили всех, а с Копийных гор они все лезут и лезут.

— Чего ж тогда воевать нанимался, если все тебе плохо? — не выдержал Саш, который держался последним.

— А что еще делать воину? — хмуро бросил Свач. — Больше ничего не умею. Когда радды на авглов стали наседать, воевал за авглов. Когда дюжину лет назад имперские легионы на раддов ходили, за раддов воевал. Когда васты сдуру полезли на стену Кадиша, и там порубился. За сваров. А вот тут промашку дал.

— Что же? За раддов надо было вставать? — не понял Саш. — Отступать не нравится?

— Чего б ты понимал! — Свач с досадой подбросил секиру на плече. — Уж не знаю, где ты так навострился с мечом кувыркаться, только вижу, что пришел ты сюда, парень, за легкой монетой. Понравилась ли тебе, нет ли пробежка от ворот Маонд до позиций, но сам видишь, о легкой монете речь не идет. Только не в том дело. Ни та сторона, ни эта мне не по нутру. За раддов я зарекся воевать, еще когда с имперцами рубился. Во-первых, король у них словно болен на голову. Я все понять не мог, он удачи военной ищет или как бы кровищи побольше выпустить. Неважно, своей или чужой, а лишь бы побольше! Старый король, я сам видел, любил после боя по трупам походить, руки да щеки в крови вымазать да посмеяться. До колик закатывался! Мороз по коже! Слух идет, что теперь Эрдвизом сын его прозывается, да только привычки у него один в один как у старого короля. Нет, мне не по нутру такой правитель. Во-вторых, сной пить даже раддов заставляют, а наемных так поголовно! Раз выльешь незаметно, второй, а в третий вармик тебя за шиворот возьмет, ты и проглотишь. Потом голова гудит, колотит всего, так и тянет второй раз приложиться! Да еще сиди и вспоминай, кого ты порешил в таком состоянии! С другой стороны, и в «отребье» служить тоже удовольствие невелико. Оно конечно, за те недели, что здесь новичков под мечи мертвяков погоняли, остались самые крепкие. Да вот только зачем та крепость нужна? У Бангорда есть серые воины — я видел, как рубятся. Полварма таких умельцев все наше «отребье» вместе с тобой, шустрый, и Манком как нечего делать повыкосят! Зачем мы им сдались, скажи? Саш недоуменно пожал плечами, а Чирки почесал затылок и махнул рукой:

— Да демона им всем в глотку! Почему я должен об этом думать? Отступаем, и ладно. У нашего брата ведь как: отступаешь ли, наступаешь ли, оборону держишь — все одно срок идет!

— Срок идет, — плюнул Свач. — Да оглянись же, пока вторую руку не отсекли! Не видишь, что ли? Крестьян да ремесленников, что за нами были, оставили пока, а остальные-то не больно в бой рвутся! Шатры снимают, оружие связывают, да на лошадей вьючат!

— Это что же? — не понял Чирки. — Бангорд сражение не будет принимать?

— О Бангорде я речь не веду! — отмахнулся Свач. — Моими мозгами тут не поможешь. Однако смотреть и соображать надо. Вот я почему стал старшим дюжины да помощником при Сабле? Думаешь, сильнее других? Да ни на палец. В чем же дело? Жив я до сих пор! Которая неделя минула, а все еще жив. Почему? Все вижу, все понимаю, чего не понимаю, постепенно догадываюсь!

— И о чем же ты догадался? — заинтересовался Саш. — Я вот в дюжинные не рвусь, в помощники вармика и подавно, а вот живым остаться хотелось бы!

— Выжидают они! — приложив ладонь ко рту, громко прошептал Свач.

— Кто? — не понял Саш.

— Раддский король и этот, Бангорд! Наш который теперь. Вот смотри, когда колдуны раддские на нас мертвяков по пять-шесть раз на дню гоняли — это ж мерзость, конечно, но не война. Игры какие-то! А я так смекаю, что Эрдвиз от Бангонда ждал чего-то. Но не дождался, двинул войско. Те три ряда он, конечно, сотрет в пыль, а мы уже успеем и к крепости подойти. Вот там все и произойдет! Ты погляди. Войско Бангорда в полном порядке отступает, это только мы как нищета идем, да и то при оружии! Ой сломает Бангорд раддского короля, ой сломает!.. Слух ходит, что тьму лет назад где-то вот на этой дороге на подступах к Ари-Гарду, когда еще там ари властвовали, так же вот наступал один из предков нынешнего раддского короля. И вот так же ари уходили назад, а потом вдруг молния, гром — и всех раддов словно скрючило! Только ари недолго победу праздновали, черная смерть от колдовства, что они сотворили, по всему Эл-Айрану разбежалась. Сломает себе шею Эрдвиз, точно сломает! У меня нюх на эти дела. Опять же раддская принцесса, говорят, в Ари-Гарде. Поверь мне, парень! Если крепкий сварский лук сгибать под слишком короткую тетиву, он, конечно, может сломаться. Только силачей таких, чтобы рога лука складывали, я еще не видел, а вот тех, у кого лук, из рук вырвавшись, зубы выбивал — сколько угодно!

— Быстрее! — раздался грубый голос над самым ухом, и Саш отшатнулся в сторону. — Быстрее шевелите ногами, иначе отрублю их, к демону!

Закованный в сталь мастер лиги «отребья» проскакал мимо. Пахнуло потом от крепкого коня, блеснул клинок двуручника на плече.

— Что уставился? — скривился Свач. — Знатный меч! Фаргусская медь! Таких уже даже банги не делают. Да только будь у этого молодца в руках обычная дубина, поверь мне, парень, он бы не только грудь на грудь бывших имперских вармиков — Сабла, Сикиса и Бриуха — взял, но и тебя, и Манка, и весь наш варм целиком! Сам Бангорд его сюда поставил. Проверяет или что, не знаю, а так, как наш мастер, мечом никто не владеет!

— Как же его имя? — спросил Саш, чувствую непонятную пустоту в том месте, где должно стучать сердце.

— Лидд, — ответил Свач.

Дважды Свач получал команду увести «отребье» в холмы, чтобы не мешать на тракте отборным силам Бангорда. Дорога была запружена бесчисленными подводами. Лошади тянули прочь от начавшейся сечи возы с камнями, разобранные срубы, которые и поставили-то не больше месяца назад. Свач с тревогой оглядывался на север и проклинал затягивающиеся привалы, зато наемники получали возможность спать, чинить одежду, даже что-то есть, поскольку из земли лезло столько разнообразной съедобной травы, что пищу нашел бы даже плотоядный зверь. Тот же Свач обнаружил какую-то безумно редкую синюшку, рассыпающуюся мелкими голубыми ягодами по ложбинам между холмов, и половину дня ползал на брюхе, собирая ее ртом. От прикосновения пальцев она мгновенно лопалась и высыхала как капля росы. И так не блещущие воинской выправкой наемники вновь выбрались на тракт с лицами, окрасившимися в мертвенный синий цвет. Обозные, гонящие к северу повозки с едой, водой, варевом, запасами стрел, смотрели на наемников «отребья» с ужасом.

— Бесполезно. — Свач мрачнел с каждым шагом. — Уходить надо в город, в поле раддов не одолеть.

При такой скорости хода Ари-Гард показался во всей своей новой, казавшейся нереальной красе только к вечеру четвертого дня. У моста через Ману поднялись бастионы из тесаного камня, блеснули свежим металлом кованые ворота. Весь правый берег реки был укреплен насыпью из валунов и земли. Сама же городская стена поднялась на полдюжины локтей, и теперь кладка черного камня на белых стенах древнего города казалась траурной каймой. Все остальное пространство от Маны до озера Антара и в глубь подножий Копийных гор было очищено от камней и засыпано травой, пропитанной варевом. На мосту свой потрепанный варм ждал Сабл. Не говоря ни слова, он развернул коня и направил его в ворота. В охране стояли уже не дарджинцы, а серые воины, и едва Свач и Чирки миновали тяжелые створки, вновь заныли огромные петли. Ворота закрывались. На узкой полосе земли шириной не более трех вармов локтей царил идеальный порядок. Тремя рядами, уходящими к северу, вдоль Маны стояли шатры, а между ними сновали женщины, старики, дети. Все, кто не успел добраться до пылающих врат, кто не погиб на каменных работах, теперь спешно углубляли ров вокруг городской стены и с корзинами, тачками, мешками вереницами спешили к берегу Маны, заодно поднимая и так высокий правый берег.

— Не так-то легко будет нас взять, не так-то легко! — возбужденно зачастил Чирки. — Не пустит Бангорд раддов дальше реки. Не должен пустить! Смотрите, прямо за рекой уже деревеньки начинаются. Неоткуда Бангорду помощи ждать, погубит свои деревеньки — без еды останется! Не должен Бангорд раддов за реку пропустить…

— Это мы не должны будем раддов за реку пропустить! — зло поправил однорукого Вук. — Это мы без еды останемся, если радды реку перейдут!

— Смотри-ка! — оживился Свач. — А Сабл ведь в городские ворота правит! Неужели нам город оборонять придется?

Загремел под ногами металл моста, остались позади городские ворота, и даже самые длинные языки мгновенно попрятались в глотки. Город был почти пуст. Точнее, он казался пустым, несмотря на лиги воинов на стенах, несмотря на стражей у каждого здания и усердно упражняющихся воинов на каждой площади. Ни одного праздно шатающегося ополченца или горожанина не заметил Саш. Все те лавки и трактиры, которые делали страшный город хоть чуть-чуть похожим на обычное поселение, закрылись, забили свои двери коваными гвоздями, заложили причудливые арки камнем. Зато почти на каждом перекрестке стояли столбы с казненными. Обнаженные люди, изредка нари, висели с распоротыми животами. Неизвестно, в чем состояла их провинность, но доля была ужасной. Их руки тянулись к верхушкам столбов, ноги же топтали собственные внутренности, свисающие до земли. Почти все они оставались живы.

— Этот город нельзя взять, — повернул к Сашу побледневшее лицо Чирки. — Если Сабл хотел просто показать нам этих несчастных, он уже добился своего. Каждый будет сражаться, не думая о смерти, потому что вот это как раз хуже смерти!

«Не получится не думать, — сказал себе Саш. — Здесь все пропитано смертью. И прошлой, и нынешней, и той, что ждет своего времени. И это страшнее, чем магия демона, пылающая над замком. Ничто уже не затмит горящих врат. Если только новая черная смерть…»

Насвистывая какую-то мелодию, Сабл правил коня по узким улицам и явно не задумывался о наставлении своего варма на путь бесстрашия. Казненных он словно вовсе не замечал. Миновав королевский замок, вармик повел наемников дальше, к высоким зданиям и богатым усадьбам, но остановил коня у невзрачной, глухой стены. Саш вошел в низкие ворота одним из последних, за его спиной Сабл завел коня — и створки закрылись.

— Вот это да! — Чирки остановился, открыв от удивления рот.

Было чему удивляться. Перед наемниками раскинулся обширный двор, некогда принадлежавший если не королевской особе, то одному из самых богатых ари города. Все пространство между стенами, достигающими высоты в дюжину локтей, было вымощено цветными каменными брусками. Посередине двора располагались колодцы. Тут же стояли шатры, исходил паром вновь ставший полным котел. Несколько воинов первого и второго варма плескались у кожаных ведер, окатывая холодной водой покрытые шрамами тела. В тени противоположной стены у массивного одноэтажного здания из белого камня стояли лошади.

— Могу себе представить, — пробурчал Вук. — Когда-то тут росли раскидистые деревья. Вон тот бассейн с мозаикой был полон воды, соблазнительные наложницы шлепали босыми пятками по этим камешкам! Уж на что любят блеснуть роскошью имперские вельможи, но такого двора, кроме как у императора, думаю, нет ни у кого из них!

— Много ты бродил по дворам знатных вельмож? — поморщился Свач. — Смотри, как бы из нас не сделали соблазнительных наложниц, которые шлепают босыми пятками!

Саш покосился на свои сапоги. Работа Негоса пока еще выдерживала все испытания, но жить сапогам оставалось недолго. Запас прочности иссякал.

— Свач! — рявкнул Сабл. — Правый угол двора наш. Занимай эти три шатра. Накорми отребье, потом всем отдыхать. Из нашего варма в караул ставить не будем. Народу маловато осталось. Только чтобы никто не думал, что вы здесь, чтобы жир нагулять! Вода есть, завтра с утра все должны быть чистыми, одежда починена, оружие в полном порядке. Отхожее место в левом углу: кто будет гадить где ни попадя, оторву, к демону, причинное место и там оставлю. Кому надо доспехи поправить, вон там возы Дикки. Дюжинные могут сходить, подобрать доспех получше, оружие поменять. По двору не шляться! Дальше колодцев ни ногой! А то ведь и здесь можно кишки выпустить. Или вас имперский способ больше привлекает — через задницу до плеча?

Судя по тишине, желающих выбрать один из этих способов расстаться с жизнью в трех дюжинах Сабла не нашлось. Вармик еще раз брезгливо окинул взглядом строй, махнул Свачу рукой, давая команду разойтись, но сначала поманил к себе Саша:

— Видишь дом в глубине двора?

— Вижу, — кивнул Саш.

— Зайдешь через среднюю дверь, повернешь направо, упрешься, повернешь налево. Постучишь, позволят — войдешь. Спросят кто — назовешь имя, дюжину, варм. И командиров всех, начиная с этого однорукого урода. Мастер хочет говорить с тобой. Только ты мне еще схватку с Манком должен, поэтому предупреждаю: в глаза мастеру не смотреть! Может ведь и башку снести, бывали случаи. У него меч, правда, тяжелый, а увернуться все равно не сумеешь. Иди!

Сабл оглянулся на Свача, который что-то втолковывал Чирки возле шатров, свистнул переступающей с ноги на ногу лошади и двинулся к колодцам. Вышколенное животное послушно последовало за хозяином. «Вот так же почти и я, — подумал Саш, направляясь к зданию. — Хватит ли сил сбросить и лягнуть седока?»

Выделенный «отребью» двор действительно когда-то был чудесным садом. И тут и там брусчатка закручивалась цветным узором, оставляя овальные, круглые участки сухой земли. Кое-где даже торчали пни. Впрочем, большая часть сухостоя уже пылала под котлом. Почувствовав, что саднит затылок и плечи, Саш обернулся. В отдалении высились башни королевского замка. И багровое сияние по-прежнему колыхалось в воздухе прямо над ними.

— Саш?

Банги подскочил к нему с ковшом воды, дал напиться, заговорщицки оглянулся на пьющего из ведра у колодца Сабла.

— Рад, что ты жив! Я вроде пока неплохо устроился, под-колдовываю тут, кости вправляю, но обо мне ты не забывай. Если что, я в готовности! А то ведь говорят, что на смерть нас всех пошлют. Вот Сикис, когда я ему спину мял, сказал, что сам Бангорд велел всех выживших уродов в Ари-Гард вернуть! Вроде бы для испытания доблести. Только я доблесть свою зазря испытывать не хочу, особенно когда этих несчастных со вспоротыми животами увидел!

— Банги! — нетерпеливо заорал Сабл, стягивая с широких плеч рубаху.

— Один миг! — откликнулся Баюл, рванувшись в его сторону.

— Вертлявый! — раздался противный голос, и Саш понял, что оклик предназначается ему.

У последнего колодца стоял Манк. С голым торсом, покрытым бугрящимися мышцами, он выглядел еще ужаснее.

— Скоро, — черкнул себя ладонью по горлу Манк. — Скоро, вертлявый.

— Скорее бы уж! — почти насмешливо ответил Саш и вошел в здание.

Полумрак прохладой скользнул по коже. Через отверстия в потолке лился свет Алателя, но не рассеивал сумрак, а лишь рассекал его светящимися столбами, в которых медленно покачивались пылинки. Саш коснулся пальцами выбеленной стены, повернул, дошел до конца коридора. За следующим поворотом темнела дверь. Пахнуло запахом дыма. Саш ударил в нее дважды, замер в ожидании. Глухой, уже знакомый голос холодно спросил:

— Саш, дюжина Чирки, варм разбойника Сабла?

— Разве я могу называть Сабла разбойником? — спросил Саш и толкнул дверь.

Сначала в глаза бросился устроенный в стене камин с тлеющими углями. Изящный мозаичный пол. Сваленное на полу тряпье. Лидд лежал на боку на деревянном помосте, покрытом шкурами. Рядом стояли ведра с водой, на круглом столике исходило паром блюдо с мясом. Меч Ангеса оставался под рукой мастера.

— А почему нет? — спросил Лидд и ответил сам: — Здесь все разбойники. И ты, и я, и…

Лидд не договорил, но Саш понял: «и Бангорд».

— Подойди, — сказал Лидд и, когда Саш приблизился к ложу, спросил: — Знаешь, кто я?

В ответ Саш молча снял с шеи медальон с изображением Бикса, бросил мастеру. Лидд мгновенно взметнул меч, словно тот весил легче монеты, и навершием рукояти сплющил металлическую безделушку. Брызнула цветной пылью раскрошившаяся эмаль.

— Что с Ангесом? — спросил Саш.

— Его уже нет. — Лидд медленно положил меч.

— Ты поможешь мне?

— Нет. — Лидд с интересом разглядывал Саша. — Скорее всего, нет. Когда Эл создавал этот мир, он не вычерчивал русла рек. Он ограничился дождем… Я только предостерегу. Считай, что я обязан кое-чем Арбану, поэтому принес тебе меч и мантию. Но Бангорда ты не тронешь.

— Почему?

— Я охраняю его.

— Это все, что ты можешь мне сказать? — удивился Саш.

— Это все, что ты готов сейчас услышать, — ответил Лидд.

— Еще предостережения будут?

— Нет. — Лидд нахмурился. — Урок будет. Радуйся, что кровь Арбана в тебе сейчас спит, иначе ты уже давно был бы мертв. Но даже те крохи силы, что тебе удалось в себе пробудить, опасны. Тебе кажется, что чутье вернулось к тебе? Способность видеть незримое? Этот дар подобен способности летучей мыши видеть в темноте. Она остается невидимой, пока не встретит кого-то подобного ей самой. Тебе кажется, что ты видишь сияние над замком Бангорда, это значит только то, что он может легко рассмотреть тебя!

— Что же мне делать? — не понял Саш.

— Смотри! — повел рукой вокруг себя Лидд.

— Мы… — запнулся Саш, зажмурился, пригляделся к светящимся линиям. — Мы словно в корзине. Или в коконе?

— Называй как хочешь. — Лидд встал на ноги. — У тебя мало времени, но другого выхода, кроме как учиться этой магии, нет. Отребье скоро призовет к себе Бангорд. Ты знаешь, кто он. Но он не должен тебя узнать. Не бойся за свой облик, ты изменился. Да и не приглядывается сейчас Бангорд к лицам смертных. Бойся за свой дух. Ты должен уметь, не теряя, а приумножая силу, быть незаметным для любого мага, демона, провидца, пусть он пройдет хоть в шаге. Пусть он даже коснется твоей руки. И не с помощью мантии, амулетов или чужого заклинания. Сам. Своей волей. Это очень просто и очень сложно. Осилишь один раз, будешь повторять легко — как дышать. Подсказка одна: ни единой оборванной линии, ни одной мысли, улетающей от тебя, ни одного желания, не подвластного тебе. Ты должен стать видимым глазу, но невидимым скрытому взору. Твой собственный взгляд должен стать невесомым. Твои мысли прозрачны. Твое дыхание неслышно. Это, и только это, поможет сохранить тебе жизнь.

— Разве цель — сохранить мне жизнь? — спросил Саш.

— Позволь не отвечать тебе, — Лидд шагнул к двери, — времени мало. Подсказка побледнеет и исчезнет к утру. Но двери не откроются. Ты проведешь здесь столько времени, сколько мы будем оставаться во дворе. То есть пока радды не подойдут к Ари-Гарду. Еда и вода здесь есть. Если ничего не получится, лучше бы тебе остаться в этой комнате навсегда.

Очень хотелось есть. Но Саш чувствовал, что есть нельзя. Это было так же ясно, как и то, что через оставленный Лиддом кокон никто не видел и не чувствовал Саша, и никого не видел и не чувствовал он. Непривычное ощущение окружающей то ли замкнутости, то ли пустоты стягивало в напряжении тело, но одновременно приносило и облегчение. Впервые, с тех пор как Саш вновь ступил на землю Эл-Лиа, растворилось изматывающее ощущение занимающегося пожара. Не слепило отвратительное зарево. Не выворачивало наизнанку присутствие оживающей мерзости. Борясь с желанием коснуться светильника, Саш сбросил мешок, отодвинул в сторону. Осторожно снял меч Аллона, рубаху. Разделся полностью и впервые за последние дни смыл с себя грязь. Провел рукой по ножнам, сделал меч видимым, но из ножен его не достал. Покопался в куче одежды, выбрал ношеное, но чистое белье, свободную рубаху с рукавами по локоть, короткие штаны со шнуровкой чуть ниже колен, длинную куртку. Вернул на шею камень ари, оделся, повесил за спину меч Аллона, подумал и приладил рядом клинок из Вечного леса, набросил на плечи мешок со светильником. Чистая одежда вызывала желание закрыть глаза, расслабиться, упасть на мягкое ложе и забыться. Отгоняя сон, Саш ухватился за рукоять меча Аллона, сжал ее и почувствовал, как бодрость начинает вливаться в уставшее тело. Успокоившись, он бросил грязную одежду на угли, уселся на пол, лицом к двери, и закрыл глаза.

То, что показалось ему при первом торопливом взгляде корзиной или коконом, вовсе ею не было. В мире, который обнаруживал себя только под взглядом через зажмуренные веки, Сашу впервые попалось что-то живое. Оно отдаленно напоминало пелену демона в Селенгарском дворце, но отличалось от нее как отличается чудесный меч от сточенного кухонного ножа. Вровень со стенами, полом, потолком колыхалась мягкая пелена. Закрыв глаза, Саш обследовал ее всю точка за точкой, плоскость за плоскостью, но найти уязвимое место, застежку, шнурок, свободный конец не смог. В какое-то мгновение Сашу показалось, что он заточен в ловушке и выхода нет, даже дверей и окон больше нет, но усилием воли он заставил себя успокоиться и постарался увидеть линии, которые были так явственны в присутствии Лидда. У него получилось, но облегчения это не принесло. Присутствие линий не имело значения. Пелена, оставленная Лиддом, не была ни коконом, ни корзиной. Скорее она казалась тканью, сотканной из невесомых, едва ощутимых нитей, но свободных концов не обнаруживала.

Ни одной затяжки, обрыва, прорехи. Саш даже подумал в отчаянии, что творец этого чуда связал загадочную пелену из одной-единственной нити, в завершение своего труда соединил начало и конец таинственного волокна и завязал на крохотный узелок. Саш попытался следовать мысленным взглядом вдоль волокон, но полотно дрожало, переливалось, и уже через мгновение после начала путешествия он не был уверен, слетел ли на соседнюю линию или нет. В отчаянии Саш попробовал уменьшиться. Мысленно уменьшиться. Все так же, не открывая глаз, он постарался стать меньше. Сначала Саш представил себя меньше вполовину, затем в дюжину раз, затем в варм раз. Он становился меньше до тех пор, пока не почувствовал, что сравнялся размерами с тончайшим волокном пелены. Затем повис в воздухе, приблизился к ткани и почти понял этот удивительный рисунок, в котором бесконечные витки спиралей принимали форму помещения, но могли принять любую форму, сливались в целое, сплетали плоскость, изменялись, играли, дышали, неуловимо мерцали, излучали какую-то энергию. Саш даже понял, что направление, с которым спирали скручивались вокруг него, позволяло при необходимости поглощать любую силу — даже ту, что вызывала у него самого отвращение, — не пропитываясь ее ядом, а заряжаясь именно силой. Вот только запомнить ускользающий рисунок Саш не мог. Соединение отчетливых штрихов в законченную картину не давалось.

Он протянул руку. Нет. Он подался вперед. Коснулся вдруг обратившегося в толстую трубу тонкого волокна, стал прозрачной тенью и оказался внутри. Перемену уловить не смог. Ослепительный промежуток между взглядом на волокно снаружи и изнутри мгновенно растаял в памяти. Словно что-то вспыхнуло в голове, на миг сдавило грудь, залепило гортань светом, пустотой обожгло нос, и вот он в бесконечном тоннеле. Блаженство и спокойствие охватило Саша. Опасности и тревоги остались снаружи. В обретенном равновесии ему ничего не угрожало. Саш на мгновение замер, чувствуя, что, вернувшись в центр комнаты, он должен будет все начинать сначала. И в тоже время отчетливо знал, что, выйдя наружу, победит эту обволакивающую пелену, разорвет ее в клочья, но вернуться назад не сможет. Останется ни с чем. Но разве можно запомнить эту спиральную сумятицу, визуальную какофонию, безумное хитросплетение? Если только пропустить весь рисунок через себя? Как это сделать и что это даст? Возможность повторить точно такое же плетение? Каким образом? Да он и единой подобной нитки не сможет из себя вытянуть! Разве он маг?

И, рассуждая так, Саш двинулся вперед. Тенью скользнул по внутренней полости увеличенного собственным воображением волокна. Полетел сквозь пустоту бесконечной трубы. Почувствовал мягкость и податливость ее стенок, увидел их сияние. Постепенно ускорился, полетел, помчался сквозь вспыхивающие кольца. Отчего же он не догадался сразу? Ведь только так можно отыскать начало спирали, укромный узелок, разгадку удивительной пелены! Где еще можно было спрятать секрет? Только внутри волокна. И, преисполнившись этой странной мыслью, Саш полетел еще стремительнее, помчался еще быстрее, будучи уверенным, что вот сейчас он поймает, найдет окончание таинственного лабиринта, отыщет его замок. И что-то такое блеснуло, словно тень плыла где-то впереди. Саш помчался еще быстрее и еще быстрее, стиснул зубы, сделал рывок из последних сил — и вдруг понял… Вот он каков, тот самый узелок! В глубине тоннеля он увидел самого себя.

Это не был его образ, это было стремительное затемнение, мгновение быстроты, туманный гонщик Саш протянул руки и коснулся собственных плеч.

И гонка прекратилась. Движение потеряло смысл. Всем существом Саш ощутил каждый отрезок, каждую точку колышущегося кокона. Он вдруг понял, что теперь может разрушить его еще легче. Разрушить так, что не останется ни обрывка, только пепел. Он может развеять его одним движением, но что будет потом? Он никогда не сможет запомнить и повторить удивительный рисунок, потому что это так же сложно, как запомнить и назвать по именам все клетки собственного тела. Он ощутил, что там, снаружи этой пелены, этого кокона — и его самого, и этой комнаты словно нет вовсе. Пелена поглощает все, ни единого отблеска не срывается с ее поверхности, ни один магический взгляд не разглядит укрытого ею. Что же делать, как запомнить, как повторить удивительную магию? Или сотворить что-то похожее, подобное, но более простое? И испытывать потом всю жизнь ощущение утраченной гармонии? А если не дать развеяться этому дару ученика Арбана-Строителя? Если сохранить пелену? Если подчинить ее, не запоминая и не разгадывая?

Саш шевельнулся. Каждую клетку своего существа, размазанного по бесконечной спирали полотна, он подал внутрь на толщину волоса. Замер, прислушался к происходящему и продолжил движение. Стараясь не повредить тонкую ткань, он начал мгновение за мгновением стягивать пелену Лидда к сердцевине собственного мироздания, к той самой точке, где должен был находиться он сам, где тлел искрою жизни сгусток его обесчувственной плоти Медленное движение продолжалось бесконечно долго. Порой Сашу казалось, что он не продвинулся и на волос или что пелена безнадежно разорвана и он может продолжать дергаться сколько угодно, но все уже бессмысленно и бесполезно. Порой пелена переставала подчиняться ему, но он раз за разом повторял изнурительные попытки заставить ее сжиматься. Когда отчаяние начинало захлестывать, Саш вновь устремлялся по бесконечным тоннелям в погоню за самим собой, ни на мгновение не выпуская из поля зрения собственную тень. Наконец пелена словно поняла Саша и согласилась с его желанием. Постепенно она сократилась вдвое, затем, вчетверо, подобралась к центру комнаты, действительно свернулась коконом. Коснулась головы. Пряди, волокна, нити бесчисленных спиралей медленно стягивались на теле Саша, или он сам увеличился до размеров комнаты, продолжая мчаться по бесконечному лабиринту, ожидая, когда прильнет к телу последняя нить.

Вместе с ней пришла мука. Саш пошатнулся от мгновенной боли в затылке и тут же понял, что вот она — сеть, спираль, пелена — села на голову, руки и плечи, впилась в тело, пронзила нестерпимой болью, и только вера в то, что в этой боли кроется спасение, заставила его замереть, сжать кулаки, вытянуть шею, выпрямиться и принять магию всем существом.

Он лежал на боку в комнате Лидда и с трудом приходил в себя. Ноги затекли и не слушались. Желудок скручивал голод, угли в камине потухли и оделись пеплом. Чувствуя неладное, Саш с трудом встал на ноги, подошел к камину, наклонился. Камин успел не только прогореть, но и остыть. Высохшие куски пищи на блюде издавали неприятный запах. Пошатываясь, Саш приблизился к мутному зеркалу над камином. На него смотрело почти чужое лицо. В зеркале стоял истощенный человек средних лет. Разве только глаза горели знакомым пламенем.

За спиной раздался скрип двери. Внутрь шагнул Лидд, бросил на помост бутыль и какой-то сверток.

— Выпей и поешь. Радды подходят к реке. Ты должен собраться.

— Сколько прошло времени? — тихо спросил Саш.

— Две недели, — ответил Лидд.

— И я не умер от жажды?

— Магия подпитывала тебя! — объяснил Лидд и добавил: — Ты сумел меня удивить. Кстати, от жажды ты не умер, но если немедленно не пригубишь несколько глотков отличного шинского вина, все может случиться. Честно говоря, я не рассчитывал, что ты запомнишь рисунок. Ты не мог его запомнить. Это неподвластно смертному. Но ты сначала не дал ему раствориться, а потом сделал еще проще — ты его просто сожрал.

— Проще? — прошептал в изнеможении Саш.

Шатров во дворе стало меньше. Площадь была заполнена упражняющимися с оружием, но и их число значительно сократилось. Откуда-то примчался Баюл и с радостными воплями тут же предложил Сашу помассировать спину, сообщив, что он здорово набил руку. Однако, присмотревшись к лицу друга, оторопел.

— Что с тобой? — нахмурился банги. — Приятель, да ты словно из пыточной вышел!

— Пыточной не пыточной, а с едой последние две недели было не очень, — попытался пошутить Саш. — Да не волнуйся так, я только что поел и даже пригубил отличного вина. Пока мне больше есть не следует.

— Да что там Лидд с тобой сотворил-то? — возмутился Баюл. — С другой стороны, сам-то он ночевал в шатре, а в дом никто не заходил. Что ты там делал?

— Ничего особенного, — прошептал Саш, чувствуя, что голова начинает гудеть, а веки тяжелеть. — Мастер оставил меня одного, вот я и сидел, размышлял, как остаться живым в этой заварушке.

— Хорошие мысли тебя посещают, — стал серьезным Баюл. — А я вот не рассчитываю. Элом тебе клянусь, не выберемся мы отсюда. Пойдем-ка в шатер. Компания подобралась славная: Чирки, Свач, Вук, Сабл. Да-да, не удивляйся!

Тут кое-что изменилось за это время. Заодно я и здоровье тебе поправлю.

— Никак жив? — удивленно воскликнул Свач, который сидел на грубо сколоченном лежаке и, позвякивая амулетами, любовно оглаживал лезвие секиры тонким серым камнем. — Вот уж не ожидал! Думал, что для утехи тебя мастер вызвал к себе, потом смотрю: мастер в шатре спит, а о доме все словно забыли. Я даже к Руску… ну повар наш… приставать начал, не из твоего ли мяса у нас похлебка!

— Сейчас из моего мяса никакой похлебки не сваришь, — устало произнес Саш. — Болел я, Свач. Что за болезнь, не знаю, а за две недели и крошки во рту не было. Вот, только поел. Где тут можно прилечь?

— Да вон твой лежак, — махнул рукой Свач. — Сабл велел устроить. Притащил кое-что из доспехов, сказал, что тебе. Да пригрозил еще, убьет, сказал, если пропадет хоть что-нибудь! Видно, сам мастер заботится о тебе?

— Вот уж не знаю.

Саш подошел к лежаку, отодвинул звякнувший мешок, лег. Баюл тут же подскочил к изголовью, положил пальцы на виски, начал старательно растирать их, пробежался чуткими подушечками пальцев по лбу.

— А приятель твой, можно сказать, оседлал удачу, — заметил Свач. — Даже от караула освобожден. Мы тут вторую неделю день и ночь оружием машем. Я вот только сменился, у ворот стоял, поэтому отдыхаю. А банги любые болезни лечит, боль снимает. Вон Вук одноглазый только благодаря ему человеком стал. Оказывается, у него, как глаз потерял, голова от боли раскалывалась! Тут всякий озвереет. А Баюл только пальчиками постучал — и вот вам пожалуйста, встречайте, отличный парень Вук!

— Не понимаю, — прошептал Баюл и вновь коснулся висков Саша, принялся ощупывать пальцами затылок. — Ничего не понимаю! Где твоя голова?

— Да вроде бы пока на плечах, — ответил Саш, блаженно закрывая глаза.

— Эй, парень! — повысил голос Баюл. — Тебя нет! Точнее, ты есть, но я ничего не чувствую. Ты словно… мертвец!

— Да уж, — согласился Свач. — Ты и на позиции, парень, прибыл, мягко говоря, не красавцем, а теперь что-то совсем уж с лица спал. Может быть, обратно в мертвые копейщики собрался? Уж и не знаю, успеем ли мы тебя откормить, скоро ведь рубка начнется!

— Успеете, — вздохнул Саш.

— Ты не понял, — удивленно прошептал Баюл. — Бьюсь на наконечник своей пики, что ни один маг, будь он хоть мудрее мудрых и сильнее демона, не может скрывать свое естество так, словно он умер, сожжен на костре и унесен ветром за лиги и лиги ли! Хоть тень, хоть ручеек, хоть эхо силы должны проявляться! А уж тем более если я касаюсь пальцами лба.

— Что-то я тебя не пойму, банги, — поморщился Свач. — Ты посмотри на своего приятеля! Какая, к демону, сила? Какое эхо? Точнее, именно так: только эхо и осталось! Он даже перевязь сбросить не может. Что, так и будешь на мече и на мешке спать? Спину-то не сотрешь?

— Не сотру, — твердо сказал Саш. — Моей спине теперь как раз твердость нужна. Накрой меня, Баюл, прямо так. Я на боку буду спать.

— А! — Свач с досадой махнул рукой и поднялся с лежака. — Пойду-ка вылью на себя ведро воды. Чуют мои потроха, что вероятность сложить голову грязным велика как никогда! А ты, банги, распакуй-ка доспехи своего приятеля да нацепи на него. Поверь, отдыхать в наручах и поножах будет еще неудобнее!

— Ну? — недоуменно сморщился банги, когда Свач выбрался из шатра.

— Не гадай, Баюл, — попросил Саш. — Считай, что я свернулся в клубок.

— Ага, — недоверчиво покачал головой тот. — Свернулся в клубок, сжался в комочек, уменьшился до размеров песчинки, а ее я не могу рассмотреть, поскольку глаз у меня уже не тот.

— Я и сам не могу объяснить, — вздохнул, закрывая глаза, Саш. — Хотя представь, что ты не ел две недели. Или попробуй не есть две недели. Много ли от тебя останется… силы?

— Этого ты не дождешься! — возмутился Баюл. — Траву начну жрать, а две недели не выдержу. С другой стороны, не мял я еще виски элбанам, которые две недели не ели. Может, ты и прав…

— Я посплю, Баюл, — попросил Саш. — Будь рядом. Не отходи от меня, прошу. Иначе не смогу спать. Лучше расскажи, что тут происходит. Где… все остальные? Что в городе?

— Откуда я знаю, что в городе? — начал банги. — Те, кто в этом дворе мечами машут, в город пока еще не выбирались.

И то, честно говоря, охоты особой на молодцов со вспоротыми животами смотреть нет. Честно тебе признаюсь, пока тут с нами этот воин — Лидд, мне как-то даже спокойнее. Я вот хотел тебя спросить, тот ли это Лидд, что был учеником у твоего родственника? Ну у Арбана, значит? Нет?… С другой стороны, я и сам думаю: вроде и похож он на Катрана, видел я его еще мальчишкой подгорным, но тот ведь старик был, хоть и крепкий, а этот воин каких мало! Ростом он выше, плечи у него шире… Да и то сказать, по первости банги все люди на одно лицо кажутся, а уж нари-то я и до сих пор одного от другого отличить не могу. Но вот куда все остальное отребье, кроме последнего варма, подевалось, я тебе скажу. Тут ведь просто чудеса происходили. Этот самый Лидд построил всех уродов, нас то есть, и сказал, что должен выбрать из оставшихся двух вармов один варм лучших, чтобы набрать то ли стражу для Бангорда, то ли каких-то отчаянных смертников, это я не понял. Вот он и взял в руки обычную дубину, точнее, даже короткую жердь, локтя на полтора, и поочередно стал сражаться с каждым. Боюсь, что ты, парень, много потерял, что отсутствовал на этом празднике. Я так все, что увидел, до смерти не забуду.

Два варма неплохих воинов, каждый из которых сгодится в родные братья даже демону, один за другим выходили навстречу Лидду с боевым оружием. Сражались в полную силу — предупреждены ведь, что все, кто отбор не пройдет, продолжат служение Бангорду в первых рядах ополченцев. А ополченцев этих, дарджинцами их еще кличут, ты видел. Махать мечом среди тех, кто себя уже без головы видит, это значит и самому без головы оказаться. Так что все бились честно, да только проку от этого мало было. Ни разу ни меч, ни секира, ни копье даже не скользнули по доспехам Лидда. А ведь Свач говорил мне, что медленно все делает мастер — когда тот против мертвяков выходил, движений и разобрать нельзя было. Словно вихрь смерти с огромным двуручником проносился! Теперь же он словно уступку давал, а по мне, это его «медленно» таким быстрым было, что тоже в глазах сливалось. Вот и отсеялась половина. Никто хоть и не побил Лидда, а каждый ответ получил. Или к воротам послан — значит все, конец службы в отребье, или сюда, в шатры.

Представляешь? Даже Сабл, Сикис и Бриух с ним бились! Сабл аж рычать начал, они же все в имперской гвардии по дюжине лет провели, обучены бою, а тут только молотили мечами по пустоте. Все они теперь рядовые в избранном варме. Чирки хоть и однорукий, а мечом иахал не хуже их. Свач ловок оказался: медлительный вроде, а единственный из всех, кто сумел лезвием шепу с дубины Лидда срезать. Мне сразу стало понятно, как он дольше всех в «отребье» продержался. Рывок у этого анга, что у дикого зверя! А вот Вук всех почти на плиты уложил. От смеха! Он сразу после Чирки пробовался, вышел наш одноглазый, посмотрел на судьбу свою с дубиной в руке, отбросил меч да побежал. Лидд даже удивился, бросился за ним, а Вук развернулся, лук с плеча стянул — и давай стрелы одну за другой выпускать. Уж на что Лидд быстр, а четыре стрелки на тетиву друг за другом у Вука ладно легли, пока противник лук выхватил, да щелчок одноглазому по лбу отвесил, да только все эти четыре стрелки мастер в стороны еще на бегу разбросал. Зато Вук теперь здесь. Я тоже здесь. И не потому, что лекарь или каменщик, или пикой хорошо ладил.

По-честному, так я только что не обделался. Лидд ведь не калечил никого, но по башке дубиной или по другим костям доставал. Многих бесчувственными оттаскивали, и не всех, кстати, к воротам, некоторые и в шатрах очнулись. Между прочим, многие жалели, что ты против Лидда не вышел, а Бриух, у которого Манка забрали да к воротам отправили, и теперь рассчитывает, что Лидд тебе башку снесет. Я, когда вышел против мастера, подумал: а попробуй ты сразиться с бешеным малом! Согнулся еще ниже, пику выставил, да и в атаку на его колени. Потом Свач мне уже рассказал, что прежде чем я по башке получил дубиной, Лидд даже поморщился! Неудобно же с бешеным малом сражаться, наклоняться надо, а этот заморыш перед тобой пикой машет, того гляди, колени перерубит. Свач сказал, я единственный, в схватке с которым Лидду подпрыгнуть пришлось! А самая страшная схватка была с Манком. Моли Эла, Саш, что тебе схлестнуться с ним не пришлось. Уж не знаю, отчего старик Сиггрид на него бросился, да только понимаю я теперь Сиггрида! Такой зверь, как Манк, только смерти и заслуживает. Он единственный не сражаться вышел, а убивать. Движений делал мало, но с такой скоростью, что и мастеру не уступит. Срубил бы легко и Сабла, и Сикиса, и Бриуха. Уж не знаю, как Лидд удержался, но он и на палец с места не сдвинулся, а поочередно перебил Манку руки-ноги, потом по башке засадил, а все одно, когда этого урода к воротам тащили, он зубами скрежетал так, что во всем дворе слышно было! Так что теперь Манк где-то под стеной, а там, глядишь, прирежут его мертвяки или смолы горячей чан на него выльется. Хотя вот такие уроды как раз словно заговоренные ходят…

Саш проснулся от запаха еды. Перед лежаком дымилась огромная миска с кусками мяса, а напротив сидел довольный Баюл.

— Вот! — воскликнул банги, торжествующе подпрыгнув на месте. — Нельзя разбудить? Главное — знать как!

— Уже вечер или утро? — спросил Саш, прислушиваясь к дождю, шумящему по крыше шатра.

— Зажрался, урод, — зло бросил Сабл, ступая в освещенный масляной лампой круг. — Давно я такого не видел. Четыре дня сна! Выдерживают, словно жертвенное животное перед алтарем. Только что кормят реже, да и то коротышка для приятеля расстарался!

— А меня не это удивляет, — подал голос от входа Свач. — Ты, Саш, видать, сговорился с раддами. Пока две недели взаперти сидел, радды наступали, особо не торопясь. Подошли, поставили шатры в трех ли, ждут чего-то. Ага, Саш наш спать лег. Саш спит, а они все ждут. И вот теперь Саш просыпается, и радды заодно зашевелились!

— С чего ты взял? — обернулся Сабл.

— Уж не с того, что завтрак затемно готов! — ответил Свач. — Лидд вернулся. Скомандовал оправляться и собираться — как посветлеет, выходим!

— Демона им всем в глотку! — выругался Сабл и нырнул под дождь.

— Ты ешь давай, — посоветовал Баюл. — Чую, рассчитывать на обед нынче уже не придется.

Саш сел. Привычным движением махнул рукой над плечом, проверяя для всех рукоять одного меча, для себя рукояти двух. Поправил мешок, почувствовал, как ценный груз покорно прильнул к спине.

— Можешь не крутиться, — усмехнулся в полумраке Вук. — Если бы кто и хотел тебя потрясти, давно бы уже это сделал. Так ведь банги словно цепной пес у твоей лежанки сидел. Я удивляюсь, когда же он по нужде отходил?

— А пусть тебя это не беспокоит! — оскалился Баюл. — Я все про запас делаю. Наедаюсь про запас, сплю, когда есть такая возможность, могу и по нужде несколько дней не ходить. Банги — дети гор, у нас кишки каменные!

— Вот уж не сомневаюсь! — заржал Свач и, шагнув к выходу, обернулся: — Не засиживайтесь! Дождь дождем, а как труба прозвучит, уже не я вас погонять буду.

Во дворе светало. Непроглядные тучи ползли по небу, хлестал дождь, но сумрак уже распадался на силуэты, по горизонту обозначились кровли домов, башни и стены замка, и потянуло запахом дыма. Где-то в отдалении мерно бил барабан. Саш зажмурился, повертел головой, слизывая дождевые капли с губ. Сквозь прикрытые веки пробивалось багровое сияние. Спокойное и холодное над королевским замком, горячее и трепещущее за спиной.

— А ты неплохо выглядишь, — заметил Баюл. — Вот никогда я не соглашался со своим воспитателем в Гранитном городе, что от долгого сна немеют руки и ноги и пролежни появляются! Сон всегда на пользу! Элбан ведь как молоток. Лежит себе молоток, стареет, а не портится. А если им стучать без перерыва, рано или поздно пойдет металл в расшлеп!

— Тихо! — зарычал над ухом Свач.

Перед строем встал Лидд. Мастер окинул взглядом мокрых наемников, сплюнул, сказал негромко, но так, что услышал каждый:

— Мне смертники не нужны. Трусы не нужны. Дураки нужны еще меньше. Выбирал из того, что было. Тех брал, кто смерть на вкус попробовал, но не отравился. Если все сладится, то вы перестанете считаться отребьем, а станете стражами Бангорда! Ясно?

Тишина была ответом мастеру.

Лидд еще раз окинул взглядом свое воинство, усмехнулся:

— Пока вы остаетесь отребьем. Но отребьем закаленным и испытанным. И чтоб никто не думал, что вас считают только лишь мясом, перед тем как мы займем наш участок стены Ари-Гарда, можете подойти к Дикки и получить причитающееся жалованье. Кто сколько выдержал и сверху по два золотых премии на каждого!

— Похоже, тут платят за мой еще неостывший труп? — оживился Вук.

— Ты уж будь так добр, подскажи, где прячешь деньги, — попросил с ухмылкой Чирки. — У меня рука только одна, не очень удобно будет переворачивать твое тело и искать золото в укромных местах. Да и удовольствия никакого!

— Зато я точно знаю, что твои медяки завернуты в пояс, — огрызнулся Вук. — Бери пример с нашего спящего — мешок на плечах. И пусть там пока что на ощупь, кроме тряпья и бутыли, ничего нет, если что и появится, будем знать, где искать!

— Первыми сдохнете, — бросил, обернувшись, Саш.

Он сказал это безразличным тоном, но так спокойно, что Вук осекся.

— Я и близко никого к твоему мешку не подпускал! — предупредил упреки Баюл. — Дождь хлещет. Любой дурак определит, что у тебя в мешке бутылка да старая куртка. Золото-то не звенит!

— Что ж, — Саш скинул с плеч мешок, вытащил бутыль, бросил ее банги, — если я не ошибаюсь, здесь отличное лигское? И как это я про него забыл, пока мы бежали от ворот Маонд? Угости «отребье» из нашего шатра. А если уж монеты нам дадут, возьми их себе на сохранение. Ты очень живучий, банги, а если я погибну, так по крайней мере соблазна не будет шарить по моему телу!

— Демон мне в глотку! — расширил глаза Свач, сделав глоток. — Я уж забыл этот вкус. Ну-ка, Вук, глотни! А ты, парень, хоть не орешь, а тихо говоришь, да так, что мороз подирает. На этот счет у меня одно мнение. Не излечился ты до конца от мертвого копейщика. Хоть убей меня, не излечился. Шевелишься быстро, а все одно словно мертвый! Особенно когда две недели взаперти просидел, так я сразу решил — мертвяк идет. Да и виданое ли дело, чтобы живой человек четыре дня спал?

Варм Лидда расположился в верхнем ярусе надвратной башни городской стены. Свач сразу сказал, что лучников среди «отребья» мало, да и ни луков, ни котлов со смолой, ни даже просто камней потяжелее, ничего такого на башне не запасено, значит, задача у команды одна — смотреть внимательно да ждать своего часа. А смотреть было на что. Дождь прекратился, но тучи продолжали идти плотной пеленой так низко, что, казалось, задевали верхушки башен Ари-Гарда. Но где-то за тучами уже поднялся Алатель, и сумрачный день казался почти светлым. Башни, стены Ари-Гарда, улицы, примыкающие к стенам, были заполнены воинами. Среди них было не так много серых, но Баюл многозначительно ткнул пальцем в сторону задних бойниц, и Саш увидел блеск оружия на стенах замка Бангорда. Впереди, между рвом и укрепленным берегом Маны, расположились лиги дарджинцев. Ряды лучников, несколько дюжин метательных машин из обожженного дерева, копейщики, мечники — вся масса воинства, замершего в ожидании битвы, была поделена на квадраты и полосы, обозначенные забитыми в землю столбами. По образовавшимся улицам на лошадях метались командиры, катились повозки, текли к деревенским домикам, рассыпавшимся справа у горизонта, отряды всадников. Вот только врага видно не было. Левый берег Маны от выглядывающей из-за городской стены серой глади озера Антара и до тонущих в тумане Копийных гор был пуст. Только в отдалении тянулась поперек превращающегося в нитку тракта темная полоса.

— Там армия раддов, — скрипнул зубами Сабл. — Сеча будет крепкая.

— Это понятно, — уныло, кивнул Баюл, взобравшись на парапет. — Другое непонятно. Отчего Бангорд мост через Ману не порушил? Я понимаю, работа древних ари, не так просто его развалить, однако уязвимое место!

— Так ты думаешь, коротышка, что Бангорд собирается обороняться? — спросил Сабл.

— Конечно нет! — съязвил Баюл. — Нападать он будет, нападать! Равнина под нами заполнена всадниками, а крепость, защитники, баллисты мне только мерещатся.

Сабл зло плюнул в бойницу, отошел к загодя приготовленным охапкам сена и откинулся на спину.

— Вот! — важно поднял палец Баюл. — Способность спать перед боем отличает опытного воина от новобранца. И все-таки объяснит мне кто-нибудь, почему мост не порушен?

— А демон его знает! — пожал плечами Свач. — Укреплен он знатно, бастионы толще городских, да и, если видишь, оборонять его будут варма два серых, не меньше. Бангорд, кстати, в обороне понимает неплохо. Смотри-ка, под стенами города каждый воин с оборонным щитом!

— А я-то думал, зачем им эти доски? — хлопнул себя по лбу Баюл. — Как они будут воевать с ними, представить себе не мог! Вот еще бы кто мне подсказал, зачем вон та башенка напротив главных ворот стоит.

На перекрестке, где дорога от моста разбегалась на три — к главным воротам, к Ургаину и к воротам Маонд, — неведомо откуда появилась пузатая башенка. Еше две с половиной недели назад, когда Свач вел последний варм «отребья» в Ари-Гард, на этом месте копались невольники. И теперь недалеко от главных ворот стояла башня, выложенная из черного камня, похожая на приземистый бочонок, с водруженным на него алтарем высотой в рост человека, причем высота всего сооружения едва ли достигала двух дюжин локтей.

— Послушай, — нахмурился Свач, заполненное серыми воинами сооружение как-то выпало из его внимания, — что-то не очень эта штука похожа на башню. Я бы сказал, что это…

— Помост для казни! — крикнул с охапки сена Сабл.

— Может быть, ты подскажешь еще, что там за элбанка стоит в центре верхней площадки? — оглянулся от одной из бойниц Сикис.

— Да это раддская принцесса Альба! — охотно откликнулся Сабл. — Или, если тебе так больше нравится, вдова индаинского князя.

— Колдунья! — воскликнул Баюл.

— О! — поднял палец Сабл. — Если даже коротышка это знает, рассказывать не имеет смысла.

— Хватит болтать! — раздался властный голос.

Саш обернулся. Лидд стоял посередине яруса, а Сабл уже не лежал на сене, а стоял навытяжку.

— Стойте и смотрите, — холодно бросил Лидд. — Зрелище, которое вам предстоит увидеть, доводится наблюдать не только не каждому элбану, но и далеко не каждому поколению. Вы сейчас на третьем ярусе башни. На втором лучники, оборонные мастера со смолой, камнями, варевом. Стойте и смотрите на осаду Ари-Гарда до тех пор, пока я не отдам приказ. Внизу перед главными воротами на перекрестке двухступенчатая башня. Серые воины на ее гранях — смертники. Они умрут, но не отступят.

— Умрут? — не выдержал Сабл. — Неужто Бангорд собирается пустить врага на этот берег? Зачем же тогда пристроены каменные лестницы к этой башенке?

— Что бы мы поднялись по ним, — медленно и отчетливо проговорил Лидд. — Как только я скажу, мигом на второй ярус.

Бойницы там расширены, мост подниматься не будет. По команде через бойницы на мост — и вперед. Постарайтесь не переломать ноги, даже если идти придется по головам. Мы должны занять нижний парапет башни и отбивать противника, что бы ни происходило на верхней площадке.

— А что будет происходить на верхней площадке? — Баюл закашлялся и виновато пожал плечами. — Интересно же!

— Там будут проводиться переговоры об окончании битвы, — бросил Лидд. — Если вам будет от этого легче, добавлю: я пойду в первых рядах.

— Радды! — крикнул Свач, и «отребье» немедленно приникло к бойницам.

Темная полоса на тракте приблизилась и приняла очертания рубленой деревянной стены. Несколько огромных щитов, сколоченных из заостренных стволов эрнов, изломанной линией ползли к руслу Маны. Какая сила их передвигала, что скрывалось за ними, можно было только гадать, но отсюда, с третьего яруса надвратной башни, казалось, что за деревянным острогом шевелится непроглядное, вязкое море живой плоти. На мгновение Саш перевел взгляд на черную башню, разглядел напряженную и хрупкую фигурку раддской принцессы и подумал, что вот тот самый случай. Его враг будет всего в нескольких локтях.

— Даже не думай, — сказал Лидд одними губами. — Что бы ни происходило, даже не думай! А если я прикажу тебе, ты будешь защищать своего врага вплоть до собственной смерти. Конечно, если не хочешь, чтобы Эл-Лиа канула во мрак.