Книга: Камешек в жерновах
Назад: Глава 5 ВРЕМЕННОЕ ЗАТИШЬЕ
Дальше: Глава 7 ПУТЬ В САЛМИЮ

Глава 6
ПОТОКИ КРОВИ

«Бастионы» было слишком громким названием для вала из глыб, политого кровью так густо, что, высыхая, она сваливалась с камней коркой. Таких валов, уже вооружившись, «отребье» прошло три. На каждом из них на всю ширину берега Маны, от реки до подножия холмов, стояло около шести вармов дарджинцев. Торчали тяжелые копья, щетинились стрелами тулы, точились полосами песчаника разномастные клинки, но на лицах воинов угадывался ужас. Особенно когда они смотрели на идущих вперед наемников. Они явно считали себя смертниками, а «отребье» — просто скопищем мертвецов. На последнем валу стояли, сидели, лежали около трех вармов бродяг. По-другому и назвать было нельзя этих вымазанных своей или чужой кровью, одетых и вооруженных кто во что горазд элбанов, по которым с первого взгляда нельзя было даже понять, нари это, ари или люди. За их спинами стоял огромный изодранный шатер с охраной из дюжины головорезов, каждый из которых был на голову выше Саша. Рядом дымился котел, возле него колдовал с деревянной мешалкой толстый дарджинец, храпела лошадь, запряженная в повозку с бочками. У коновязи стояли еще четыре лошади, а на криво сколоченном столе Баюл старательно разминал могучую спину Сабла. Рядом на лавках сидели еще два подобных чудовища и лениво обменивались впечатлениями о способах целительства.
— Еще три дюжины кандидатов в мертвяки, — с отвращением бросил один из них, более всего напоминающий сложенное втрое неотесанное бревно. — Как думаешь, Сикис, — обратился он к могучему соседу, который из-за маленького роста казался не человеком, а обрубком великана, — соберет Сабл дюжину из этих уродов?
— Нипочем не соберет, — неожиданно писклявым голосом ответил Сикис. — Я уже отсюда вижу: дрянь команда. Однако пора и честь знать, у меня за день убыль — три урода, у тебя, Бриух, четыре, а у любимца богов Сабла ни одного! А между тем ходят слухи, что уродов на потраву больше не будет. Неужели мясо сюда погонят из-под стен города?
— Хватит болтать, — проворчал Сабл, повернул голову, и Саш заметил, что на лице у него написано блаженство.
Новобранцы сгрудились в нестройную толпу. Салес попытался их построить в два ряда, принялся злобно шипеть, но «отребье» подчинялось ему вяло. В глазах у большинства ужас сменялся безразличием и обреченностью. Их явно привели не на место битвы, а на место бойни. Саш невольно вытер руки об уже истерзанную дарджинскую куртку, такой всепоглощающей грязью было пропитано все вокруг — и камни, и изодранный шатер, и воины, и даже небо. Тошнота подступила к горлу, но сквозь отвращение и пронизывающий ужас где-то в самой глубине Саш почувствовал начинающую клубиться холодную ярость.
— Салес! — заставил вздрогнуть толстяка резкий окрик Сабла. — На гребень! Увидишь трупачей, гони свежих уродов в рубку. Условие одно: ни своих, ни раддов целыми не бросать. Голова, ноги, руки — долой! Ясно? Отступать по трубе!
— По какой трубе? — жалобно пискнул Салес.
— Те, кто жив останется, поймут, — буркнул Сабл и снова блаженно сморщился.
— Вперед, падаль! — храбрясь, взвизгнул Салес и неуклюже полез на свободный участок вала.
«Отребье» обреченно последовало за ним. Дюжины, которые назначил Дикки, смешались. Пережившие уже, кажется, все возможные мучения новые воины короля Бангорда смотрели в сторону противника и испытывали такую степень ужаса, о которой, даже проходя мимо стен Ари-Гарда, не могли и догадываться. В отдалении на расстоянии не более полули возвышалась бревенчатая стена, но все пространство до нее было покрыто порубленными на части телами. Головы, руки, ноги, куски туловища — все валялось отдельно, в беспорядке и кучами. Редкие участки голой земли были залиты кровью. Ближе к валу бродили трое грязных оборванцев и рубили уцелевшие тела тяжелыми алебардами. В отдалении с места на место перебегали две или три дюжины падальщиков. И все это месиво издавало тягостное зловоние, заставившее истерзанный желудок немедленно сжаться в комок и попытаться исторгнуть наружу все свое содержимое. К счастью, он был пуст.
— Падальщики, — пробормотал Саш. — Я-то уж думал, что их всех истребили.
— Встречался? — оглянулся однорукий.
— Слышал рассказы, — ответил Саш.
— А я встречался, — махнул культей здоровяк. — Вот руку мне отгрызли. Но у меня с ними хороший счет. Без одного дюжина против моей руки, я раньше древностями в мертвых землях промышлял. Чирки мое имя. Плежец с равнины я.
— Чего же ты забыл здесь, Чирки? — холодно спросил Саш, вглядываясь в шевелящийся ковер плоти.
— А я ничего больше делать не умею, — дернул плечом однорукий. — Да и какая разница, за кого голову складывать? За Бангорда этого, за Салмию, за Сварию…Или за Эрдвиза… Так уж вышло, я ведь мог и с той стороны оказаться!
— Окажешься, если тебя убьют, а на куски не порубят! — прошипел одноглазый Вук и ткнул кривым пальцем в бродяг с алебардами. — Молись, чтобы рубщики тебя не пропустили. Слышал, что такое мертвые копейщики? Приглядись к мясу, половина рук и ног дергается! Кто его знает, может, и боль еще чувствуют.
— Так вроде мертвых копейщиков из живых радды мастерят? — удивился Чирки.
— Сейчас все в дело идет. Говорят, раддские колдуны в силу вошли! — скривился в гримасе Вук. — А мне лук дали. Какой я с луком воин против мертвецов?
— А ты подбери меч, — мотнул головой в сторону поля Саш.
— Где ты там видишь меч? — прохрипел одноглазый. — Их подчистую собирают! Меч сначала отобрать надо. Может быть, ты мне свою ржавую железяку отдашь? Трупное варево жрать не хочешь. Мешок на плечах носишь. Зачем мешок приготовил? За добычей собрался? Сдохнешь, урод, и лекарь твой, коротышка, тебе не поможет, хоть и тащил ты его на себе половину дороги!
Саш посмотрел в лицо брызжущему слюной Вуку, оглянулся на остальное «отребье». Все, кроме Чирки, смотрели на него с ненавистью. Помнили, что не так часто охаживал его плетью Скет. Чуть закружилась голова. Вот так бы несло падалью с побоища в ущелье Шеганов, если бы трупы не убирали с неделю или две. Только там падальщиков не было.
— Я сдохну? — Сделав удивленное лицо, Саш медленно, но уверенно отцепил клешни Вука с ворота. — Тут еще кто-нибудь разбирается в мертвых копейщиках?
— А чего в них разбираться? — хмуро бросил приземистый бородач. — Рубили их, бывало, знаем.
Три шага — и Саш ступил на окровавленную землю. Оглянулся, поднял судорожно сгибающуюся в локте синюшную руку, вернулся, стряхнул с нее рукав, показал отчетливый узор. Синие полосы переплетались, изгибались зигзагами, словно прожигали живую плоть. Отбросил в сторону, сдвинул рукав к плечу, поднял свою руку. Причудливый, сумасшедший узор, который после похода по Плежским горам и путешествия в Дье-Лиа еле заметно выделялся желтыми линиями, теперь под отвисшей от голода и усталости кожей потемнел, налился кровью.
— Эл всемогущий! — . едва вымолвил Чирки.
— Копейщик! — отпрянул в сторону Вук.
— Неужто перетерпел? — крякнул бородач. — Не слышал я о подобном, но узор такой не нарисуешь! Похоже, мне тебя, парень, держаться надо! Если что, Сигом кличут. Имперский я, случайно в отребье попал. Торговать хотел с пришлыми… Да что говорить, выживать теперь надо.
— Уроды! — послышался за спиной визгливый голос Са-леса. — Вперед! Рубить до трубы!
Сначала Саш подумал, что они выросли из-под земли. Четыре дюжины мертвых копейщиков, которых он видел еще на стенах Урд-Ана, медленно, но твердо шли в их сторону. Потом заметил, как поднимается опущенная часть частокола. Разглядел несколько высоких шапок за ним. До дрожи знакомых высоких шапок. Вслед за копейщиками из-за стены выбралась дюжина всадников. И лошади, и их седоки были обвешаны латами. В руках у них чернели длинные копья с крючьями на концах.
— Мясники, — хрипло произнес Чирки. — Набирают новобранцев в копейные войска. Порой и живых на крючья насаживают.
— Сабл! — раздался за спиной голос Сикиса. — Не многовато ли для новеньких? Смотри, а то завтра почти все с той стороны пойдут.
Саш оглянулся. На гребне стояли сразу трое — Сабл, Сикис и Бриух. Вармики. Вот она, хваленая лига «отребья». Всего-то и есть три варма воинов. Что они могут? Смотреть, как погибают три дюжины голодных и вымотанных изнурительной дорогой наемников?
— Уроды! — почти сорвал голос Салес. — Вперед! Видно, было что-то такое в тяжелом взгляде Сабла, отчего Салес пересилил ужас, ползущий со стороны раддов, поднял над головой секиру и на дрожащих ногах двинулся вперед. Шагнул за ним Чирки, пробуя в руке доставшийся ему длинный меч. Нырнул куда-то в сторону Вук, закинув лук за спину и растопырив в стороны грязные пальцы. Поднял над головой шипастую дубину Сиг. Три дюжины новой порции «отребья» постепенно разворачивали строй.
Саш сразу взял правее, ушел в сторону от крайнего на полдюжины шагов и остался один. Здесь было самое уязвимое место. Именно к холмам метнулись тени падальщиков. Отчего-то они не нападали на копейщиков — видно, мертвая плоть их не прельщала. Мертвецы шли ровным строем, даже занесенные для удара мечи были подняты на одинаковую высоту. Всадники держались сзади.
— Эх, подавлюсь я своими золотыми в первом же бою, — завыл лысый васт с топором.
— Вперед! — беспрерывно визжал Салес.
«Эл всемогущий! — уже привычно прошептал про себя Саш. — Я все чувствую: зло, магию, опасность, боль. Я уже почти уверен, что вновь отдамся оплаченному собственной кровью на тропе Арбана умению. Я даже не спрашиваю, отчего исчез мой магический дар. Скажи только одно: почему пустота внутри? Где мой страх? Где ужас? Помоги, Эл! Пустота хуже страха! Я не могу в пустоте! Я задыхаюсь!..»
Копейщики уже были в двух дюжинах шагов. Чувствуя, как отвратительное безразличие проникает в грудь, Саш разглядел ответно безучастные лица, залитые белым глаза, бледную кожу с изломами узора на скулах, запекшуюся в черноту кровь на ранах, оставшихся еще с прошлой жизни, с прошедшей и закончившейся.
Два отряда сшиблись с треском и звоном. Мгновением позже копейщики добрались и до Саша. Сразу трое двинулись к нему, и тут только Саш понял, что его новый меч до сих пор в ножнах. Он ухватился за рукоять, а потом уже только позволял сражаться телу. Лезвие выпорхнуло из ножен легче и стремительнее, чем вылетает спугнутая птица из гнезда. Клинок пошел вперед, полоснул по переносице ближнего мертвяка и, уходя от ломаного взмаха тяжелого меча, вместе с рукой полетел вправо, увлекая за собой плечо, грудь, закручивая вокруг глаз усыпанное кровавой мерзостью поле, оскверненную реку, гряду гор, грязное небо, крутобокие холмы, вернулся обратно, пролетел над землей, срубая колени противника и тут же сцепился с клинком второго. Где-то у плеча взлетел третий клинок, левая рука, обернувшись наручем вверх, пошла в его сторону, а правая все вела меч вдоль клинка правого, уходя за ним влево и вниз, но скользя, скользя к гарде, каким-то чудом огибая ее и срезая сначала пальцы, а затем и перерубая предплечье. И сразу же еще левее, туда, где отбитый рукой клинок вновь взлетает над головой мертвяка и падает вместе с отрубленными руками ему за спину. Кажется, он успел срубить головы всем троим еще до того, как их тела попадали среди пластов порубленной плоти.
«Медленно», — подумал Саш, морщась от боли. Хороший удар отразил наручем, но синяк на предплечье будет. Быстрее. Быстрее надо! Неужели пустота именно для этого?
Еще четверо шли в его сторону. Не потому, что хотели взять кучей, просто поредели ряды «отребья», и освободившиеся шли к ближнему. И двое всадников уже волокли на крючьях извивающиеся тела. Явно не мертвяков. Шесть шагов осталось, пять… По уму надо бы рвануть вправо, еще уйти к холмам, хоть на дюжину шагов, а потом встретить их, выстроившихся в затылок друг другу, по одному. Отчего же он застыл с опущенным мечом? Отчего смотрит не на страшную четверку, а на медлительных всадников, что, подняв крючья, уже не обращают внимания на остальных противников, а правят коней в его сторону, заходя и справа, и сзади?
Саш прочертил мечом по гортаням копейщиков за мгновение до того, как они собрались закончить собственный смертельный взмах. Не шагнул вперед, а скользнул в воздухе, срубил троих и успел вторым движением снести голову четвертому. И в то же мгновение почувствовал, что копье с крюком ударило в то место, где он только что стоял сам. Кувырнулся в сторону, полоснул лошади по задним ногам, догнал латника и нашел уязвимое место в доспехах. Вонзил клинок между изогнутым воротником кирасы и тяжелым шлемом, и поникла закованная в железо голова на подрубленной шее. Шагнул за круп храпящего на боку коня, почти упал на спину, чувствуя шелест над лицом очередного крюка, и только скользнул по лошадиной голени лезвием, рассекая сухожилие и заставляя очередного всадника катиться кубарем по кровавому месиву. Выпрямился. Еще один наемник, извиваясь на крюке, тащился за конным латником. Копейщиков не осталось. Сбились в кучу десять выживших уродов. Чирки, Вук уже с мечом в руке, бородатый Сиг. Ощетинились клинками, копьями, топорами. Хрипел среди трупов Салес, пытаясь сбросить с голени вцепившуюся в нее зубами голову мертвеца. Медленно бежал к частоколу выбитый из седла латник. А всадники даже не кружили вокруг десятка. Семеро крючконосцев направили лошадей к Сашу.
— Многовато вас будет на одного! — крикнул злым, чужим голосом Саш, подхватил с земли копье убитого латника, побежал к обезумевшему десятку.
Стук копыт послышался за спиной почти сразу. Но разве разгонишь лошадь, если животному и ступить негде?
— Вук! — заорал что было силы Саш. — Стреляй по ногам лошадям! По средней начинай, по средней!
Обернулся за несколько мгновений до сшибки. Средняя лошадь уже припала на ногу, пронзенную стрелой, начала заваливаться, разворачиваясь на ходу и ломая строй. Копье послушно уперлось обратным концом в живот какого-то трупа, прильнуло к кровавому месиву. Всего-то и надо — поднять древко, когда до всадника останется шесть шагов. Направить его в грудь коню, а самому покатиться вправо в спасительный прогал строя — подарок одноглазого Вука, — уходя от очередного удара и вычерчивая кровавую линию на боку еще одной лошади. Пожадничали, чешуйками только грудь прикрыли коню. Но если на скорости да всем весом, то и стальные пластины пробиваются насквозь.
Лишь трое всадников отступили к частоколу. Еще одну лошадь подстрелил Вук, а потом Чирки догнал латника и снес ему голову. Уцелевшая десятка смотрела на залитого кровью и черной дрянью из посеченных копейщиков Саша как на безумца. Рубить на части поверженных им мертвяков и латников пошли, обходя его за полдюжины шагов.
— И меч-то вытереть нечем, — беспомощно прошептал Саш, оглядываясь.
Маленькие фигурки вармиков, высыпавшее на гребень «отребье» в полном составе стояли неподвижно. Показалось Сашу или в самом деле кто-то выглянул из шатра? Выглянул и скрылся.
— Падальщики! — крикнул над ухом Чирки и ткнул мечом в прыгающие над полем тени. — Сюда спешат!
— Копья! — заорал Саш.
Видели уже, никому объяснять не пришлось. Шесть древков легли — на трупы в ряд. Присели, изогнулись в ожидании самые крепкие. Замер с натянутой тетивой за спиной Вук.
— Что же это за зверье такое? — растерянно прошептал Сиг.
— Ну! — подал команду Саш.
Шесть наконечников распороли грудины и пасти шестерым тварям. Еще одна закрутилась, пытаясь выгрызть из плеча стрелу. Три пролетели в прыжке над копьями, но до цели добралась только одна, перебила горло Сигу.
— Эх, тебя мне надо было держаться, парень! — прохрипел, умирая, бородач.
Зверь был опасен в прыжке, весом способен убить, а когда первая атака захчебнулась, тут уже пришлось и на ноги вскочить, клинком помахать. Еще девятерых порубили на части, прежде чем остальные ушли в холмы. Всех последних потерь оказалось двое — Сиг и Салес, да и то потому, что бывший погонщик рекрутов так и не отполз в сторону, когда падаль-щики пошли вперед. Вук отрубал Салесу голову и конечности с диким хохотом. И почти сразу со стороны шатра раздался тоскливый вой. Сикис дул в изогнутую трубу.
— Оружие собрать! — вдруг начал командовать Чирки. — И если нам сейчас не дадут пожрать, я ничего не понимаю в войнах!
Еды дали вволю. Толстяк дарджинец окинул взглядом неполную дюжину «отребья», пнул ногой бочку с едкой жидкостью, заговорил на ломаном ари:
— У нас тут кровавого поноса не бывает. Мастер лиги — зверь, но о воинах не забывает. Здесь жестяные тарелки. Еда один раз в день, наедаться впрок. В котел дрянь не бросаю: и мастер, и вармики едят из общего котла. Так что, если кто к человечине привык, придется отвыкать. Зерно и конина, даже с солью. Сожрал пайку не сожрал, а тарелку вылизать — и обратно в бочку. Прислугу не держим. Вода вон в той бочке. Грязные рожи в нее не окунать, черпак рядом. — И добавил уже на бадзу: — Все одно сдохнете все. Все мы тут сдохнем…
Саш вслед за остальными выудил из бочки жестяную тарелку, которую словно скомкали в гармошку, а потом небрежно выпрямили молотком, получил горячий комок разваренного зерна с мясом и съел его без остатка.
— А жизнь продолжается! — довольно заявил Чирки, бросая вылизанную тарелку обратно в бочку. — Смотри-ка, у них тут и питьевая вода настояна на пыльнике. У кого понос, радуйтесь, перестанете в штаны гадить!
Саш глотнул теплой, противной воды, зачерпнул еще, попытался вымыть руки, умыться.
— Ты еще стирку тут устрой! — раздался над ухом горячий шепот.
Баюл сосредоточенно уминал свою порцию каши.
— Повезло мне, — пробубнил банги с набитым ртом. — Не знаю, как дальше сложится, а Сабл доволен. Сейчас займусь спинами остальных вармиков. Правда, не знаю, как с Сикисом справлюсь. У него ж не спина, а стена! Меня поперек класть можно. Конечно, я попутно подколдовываю немного, вот только… — он заговорщицки повертел головой, — понятия не имею, как мы отсюда живыми выберемся. Хотя Сабл сказал, что ты выживешь! Что ты там устроил-то? Я-то не полез на гребень, меня вармик заставил кирасу чистить.
— Ничего, — присел на камень Саш, чувствуя непривычную, почти неприятную сытость. — Помахал немного мечом. Удовольствия никакого не получил.
— Какое уж тут удовольствие! — закивал Баюл. — Я так понял, вы теперь вроде как новой четвертой дюжиной у Сабла стали? И то непонятно, что за вармы такие: по четыре — по восемь дюжин. Убыль тут в отребье просто страшная! Старшим у вас Чирки назначили, но ты у Сабла на особом счету. Он с Бриухом на дюжину золотых поспорил, что ты срубишь его Манка.
— Какого Манка? — нахмурился Саш.
— Как — какого? Не помнишь, что Мантисс крикнул? Который Сиггрида зарубил! Да тут все, кого я слышал, только и говорили, кто из вас кого порубит. Знаешь, все на Манка ставят. Он у них тут зверем слывет.
— Покажешь, — кивнул Саш.
— А чего показывать? — удивился Баюл. — Как увидишь лысого верзилу, которому по грудь будешь, так и знай: Манк он и есть!
— Хватит болтать! — зарычал над ухом Чирки. — На гребень бегом! Сабл говорить будет.
Сабл прохаживался перед одиннадцатью воинами, замершими на гребне вала, молча. Брезгливо поморщился перед одноруким Чирки, остановился перед Сашем.
— Что за меч? — наконец спросил, высверливая серыми глазами эмоции на лице Саша.
— Обычный меч, — спокойно ответил Саш. — Наговор от нечисти и неплохая сталь.
— Неплохая? — усмехнулся Сабл. — А если сойдется с хорошим лезвием с жилой из фаргусской меди, выдержит?
— Зачем же сходиться с хорошим лезвием? — спросил Саш. — Сходиться надо с головой, рукой, ногой противника.
— Умник? — зло оскалился Сабл. — Готовься. Время придет, схватишься с бешеным Манком. Он вчера только пришел, но бьется хорошо. Срубишь его, золотой твой. Не срубишь, прощайся с жизнью. Я уж об этом позабочусь. Свач!
— Здесь я! — сорвался с места худой анг с секирой на плече.
— Принимай четвертую дюжину в наш варм. Объяснишь, что к чему, пошлешь шестерых вперед. Варево наконец доставили. Чтобы к ночи все было готово.
— Сделаю, вармик! — усмехнулся анг, прижимая ладонь к груди.
Звякнули пук причудливых бус и не менее полутора дюжин амулетов на шее Свача. Качнулись серые кольца в ушах. Запястья, щиколотки, пальцы — все было покрыто браслетами, кольцами, перстнями. Там, где между железом и камнями проглядывала кожа, темнели тщательно выписанные знаки. Каждый из амулетов мерцал тем или иным светом, но все вместе они создавали такую какофонию взаимоисключающих наговоров, что Саш даже зажмурился. В дополнение к секире в руках анга на его поясе висела изогнутая сабля, ножны которой тоже сплошь покрывали амулеты. Свач проводил взглядом Сабла, обернулся к застывшим перед ним новичкам, презрительно сморщил нос:
— Нечего глаза пялить на мои амулеты Я из ангов, с духами и судьбой привык дружить. Смотреть мне в рот, повторять ничего не стану. На бастионах три варма. Все неполные. Первый варм держит Сикис. У него осталось восемь полных дюжин. Его полоса вдоль реки, там мертвяки бьют реже. Второй варм за Бриухом. У него десять дюжин. За ним дорога, ему и все пополнение, кроме вас. У него и потери больше. Наша сторона вдоль холмов. Ваша дюжина будет четвертой. Что еще интересует?
— Делать-то что? — осторожно подал голос Чирки.
— Скажут рубить — руби, — мрачно ответил Свач. — Скажут, кость грызи — будешь грызть. Скажут, снимай порты — снимай, нагибайся и жди. Подыхать мы сюда назначены.
— А мне так кажется, что представления устраивать, — подал голос Саш.
— Любишь представления? — усмехнулся Свач. — Я вот тоже люблю. Посмотрю, как Манк снесет твою башку.
— Что-то трупов многовато для представлений! — подал голос Вук.
— Многовато? — задумался Свач. — Варева неделю не было, вот и скопилось! Ничего, сегодня подчистим. Только не думайте, что мы тут долго стоять будем. Таких рубежей уже с дюжину оставили! Раз в несколько дней из-за острога сила немалая валит. Вас это дергать не должно, главная битва под городом будет! А сдохнем, значит, так надо. Лига отребья уже раза четыре полностью сменилась! Один мастер только несменный. Да вот и я… уцелел.
— Чего ж мастер из шатра-то не выходит? — поинтересовался лысый васт.
— Если горячо станет, выйдет, — хмуро бросил Свач, шагнул в сторону, но обернулся, — Однорукий! Иди к кухне, повар выдаст варево. Да возьми пятерых с собой. Наша полоса пол-варма локтей. Собирать мясо в кучи. От кучи до кучи дюжина шагов. На каждую кучу плеснуть варева, да много не надо, по чашке хватит Вечереет уже, зажигать сам будешь. Да факел; факел не забудь!
Алатель опустился к отрогам Плежских гор, затем скользнул за них. С востока наползли тучи, и над дорогой из Ари-Гарда к крепости Урд-Ан сгустилась темнота. Пылающие костры из полуразложившейся или свежей плоти только уплотняли ее. Наверное, если бы Саш лежал на траве и смотрел в серое небо, он мог бы подумать, что впечатлений слишком много для одного дня, но он сгибался, поднимал отрубленные руки или ноги, бросал их в кучи, шел дальше, снова нагибался, снова бросал, и мыслей в голове почти не было. Как и во время схватки. Впрочем, разве могло быть иначе? Разве он задумывается, как дышит, как идет, как жует пищу? Ко всему можно привыкнуть. Ко всему, кроме пустоты внутри, которая обжигает холодом.
— Шевелись живей! — прошипел над ухом Вук. — Ноги уже не держат! Хоть до рассвета единственный глаз бы прикрыть.
Саш выпрямился, бросил в кучу очередной кусок плоти, замер, всматриваясь в темноту. Что они успели пройти? Не больше варма локтей.
— Чего хотел? — послышался голос однорукого.
Из темноты появились Чирки и Свач. За спинами у них ухмылялся редкими клыками лысый верзила. Только лысина его не была настоящей. Просто кто-то однажды содрал кожу с головы, и теперь бугристый череп покрывали разводы шрамов. Манк плотоядно ухмылялся и похлопывал ладонью по здоровенному топору с желтым отблеском лезвия.
— Не пора ли повеселиться? — ехидно поинтересовался Свач. — Что уставился в темноту? Когда копейщики ночью идут, без факельщиков не обходится. Это же представление! Они выманивают нас, понимаешь?
— А если радды двигают вперед острог? — спросил Саш.
— Двигают? — мгновенно побледнел анг. — С чего ты взял? — Я вижу в темноте, — спокойно ответил Саш. — На полварма локтей уже передвинули в нашу сторону.
— Будь я проклят! — выдавил из себя Свач и помчался к валу.
Словно растворился между костров Манк. Не прошло и нескольких мгновений, как у шатра заныла труба. Прочертила черное небо пылающая стрела и вонзилась в приблизившуюся стену.
— Вот и еще полварма локтей, — заметил Саш.
— Все назад! — заорал Чирки.
Выплеснулось из ведер варево, побежало пылающим ручьем в сторону реки. Заспешили обратно к валу костровики, да только и там уже суета началась. Безжалостно вывалив остатки пареного зерна в грязь, дарджинец забрасывал с помощниками котел на повозку. Стражники спешно сворачивали шатер.
— Третий варм, ко мне! — истошно закричал Сабл.
— Все, — зло бросил вармик, когда четыре дюжины вытянулись в линию. — Эта схватка не наша. Отступаем. Бегом!
Застучали по камням истертые подошвы. Саш споткнулся, ударился носом о спину изрыгающего проклятия Вука, но на ногах устоял. Возле стола, на котором еще вечером Баюл поочередно мял спины вармикам, стоял широкоплечий воин в латах. Лицо его было закрыто глухим шлемом, а на плече лежал двуручный меч Ангеса.
Назад: Глава 5 ВРЕМЕННОЕ ЗАТИШЬЕ
Дальше: Глава 7 ПУТЬ В САЛМИЮ