— Ничего? — спросил Леганд.

— Нет, — покачал головой Саш, отнимая руки от зеркальной поверхности.

Ничего не было за плоскостью зеркала, только толща скалы. Но оставалась память. Как легкое сожаление об утраченном, она мерцала на поверхности камня, и даже собственное отражение казалось Сашу зыбкой фигурой незнакомца из прошлого.

— Надо уходить, — вежливо, но твердо сказал маленький шаман, вытирая губы.

Копченый поросенок, действительно удивительно вкусный, был уже съеден на каменных ступенях, и Тиир, потирая живот, с удовольствием заметил, что, оказывается, есть у дикарей Дье-Лиа обряды, в которых он готов принимать участие каждый день.

— Это еще не весь обряд, — напряженно проговорила Линга.

— Ждешь волков? — спросил Тиир. — Далековато отсюда до Башни! К тому же еще ни разу убитый в окрестностях Селенгара волк не достигал и половины того размера, о котором доносили в своих жалобах крестьяне. Да и запах чудесного поросенка, что разнесся на многие ли вокруг, давно уже должен был привлечь всех волков в округе!

— Он и привлек, — отчего-то слишком спокойно произнес Леганд и потянул с плеча мешок.

— Смилуйтесь над нами, боги Дье-Лиа! — прошептал Тиир.

В глубине ущелья стояли два гигантских зверя. Они неуловимо напоминали Аенора, но превосходили его размером и отличались непроницаемо черной мастью. Звери словно ждали, когда их заметят, и не побежали, а скорее неторопливо пошли к алтарю, насторожив уши и внимательно наблюдая за будущими жертвами, но именно это неотвратимое приближение повергло всех в ужас.

— Что ты там говорил, Леганд, о своих схватках с белыми волками в Аддрадде? — Саш положил дрогнувшую руку на рукоять меча.

— Сейчас, сейчас, — торопливо копался в мешке Леганд. — Нужно только немного порошка толченой печени змееголова, и волки, забывая обо всем, начинают охотиться на своего же собрата.

— И на кого из этих зверей ты собираешься сыпать порошок? — дрогнувшим голосом спросил Саш.

Волки уже преодолели четверть расстояния до алтаря, и с каждым их шагом уверенности в победе над чудовищами становилось все меньше и меньше.

— Ук-Чуарк! — Леганд встряхнул оцепеневшего от ужаса шамана, подтолкнул его в глубину ущелья. — Иди, мой дорогой. Иди к выходу и не оглядывайся. А когда завернешь за угол, беги.

Шаман попятился, сделал один шаг, второй, третий, развернулся и неожиданно рванул со всех ног в сторону спасительной норы. И в то же мгновение перешли на легкий бег звери.

— Прости меня, Эл, за все глупости, что я совершил, — пробормотал Леганд, высыпая на себя порошок.

Едкий, дурманящий запах мгновенно залепил ноздри, перебил запах жареного поросенка, перебил все запахи.

— Нападайте, когда они будут пробегать мимо! — крикнул Леганд и попятился вслед за Ук-Чуарком. — Теперь их цель только я! Линга, брось лук, он не принесет особой пользы, но магию порошка может разрушить.

Вряд ли лук Линги мог помочь хоть чем-то. Разглядеть глаза чудовищ на черных мордах она не смогла бы и за дюжину шагов. Звери казались движущимися сгустками непроглядного мрака, вылепленными из ужаса порождениями тьмы. Охотница потянула из ножен деррский меч, но Саш схватил ее за руку, отдернул назад и жестко бросил в ответ на возмущенный взгляд:

— Отступи к вратам! Если и погибнешь, только после меня! Звери уже неслись вперед рваными прыжками, притирая друг друга плечами, почти сливаясь в одно целое, устремляясь к не слишком торопливо пятящемуся в глубину ущелья старику. Тиир шагнул вправо, выставил вперед копье, упал на одно колено, пригнулся к древку, прищурился, замер. Саш шагнул вперед, присел и, когда облако ужаса было уже рядом, когда пахнуло из разинутой пасти, похожей на жерло огненной печи, зловонием, преодолевая нестерпимое желание замереть, пригнуться, слиться с каменной стеной, выдернул из ножен прозрачное лезвие и вспорол иссиня-черный бок. Плоть зверя раскрылась темным пламенем, чудовище взревело, заскрипело стальными когтями по каменным плитам, изогнулось, исторгло сизые, дымящиеся потроха, последним движением дотянулось до обидчика, но мгновенно отпрянуло от мантии. Второго шанса Саш зверю не дал.

Отрубленная голова еще только летела вниз, обезглавленная туша продолжала изгибаться на каменных плитах, а Саш уже оттолкнулся от нее сапогом и устремился туда, где хрипело на камнях второе чудовище, металась с обнаженным мечом над поверженным зверем Линга, и Тиира не было видно вовсе. Меч Аллона перерубил хребет ужасной твари — и хрип затих.

— Помоги! — выкрикнула Линга.

Первое, что увидел Саш, это было обескровленное лицо Тиира. Зверь, казалось, проглотил принца целиком, накрыл его своей тушей. Саш ухватил мерзкую тварь за скользкое плечо, с другой стороны подбежал Леганд, обжигая пальцы, они с трудом приподняли зверя, чтобы Линга смогла вытащить из-под него Тиира, и перевернули чудовище на бок. Тварь выглядела так, словно в пасть ей воткнули раскаленное стальное бревно. Нижней челюсти не было вовсе, глотка осыпалась пеплом, под обнажившимися, обожженными ребрами поблескивали угли выгоревшей плоти.

— Что делать? — всхлипнула Линга.

Принц продолжал сжимать странно побелевшее копье, знаки на котором окрасились в огненный цвет, но левой руки у него почти не было. Кисть, сжимавшая навершие, выгорела до кости, предплечье обуглилось, плечо, часть груди, шею, подбородок покрывали ожоги.

— Подожди! — рявкнул на охотницу Леганд. — Смотри! Знаки на наконечнике копья стали темнеть, почернели, углубились, прорезали магический металл и исчезли. И в следующее мгновение побелевший металл рассыпался в пыль.

— А теперь все делаем быстро! — заорал во весь голос Леганд, поднимая на руки Тиира. — Линга, воды! Саш, мешок мне и твой меч!

Саш не дал Леганду меч. Он сам отсек принцу руку по локоть. Леганд стремительными движениями зашил тонкой нитью культю, засыпал ожоги порошком, обложил сухими листьями, разодрал рубаху Саша на полосы, забинтовал раны принца.

— Помогайте! — бросил сердито спутникам, застывшим за его спиной столбами.

— Как? — всхлипнула Линга.

— Не знаю! — заорал Леганд, удерживая пальцы на висках Тиира. — Ловите его, не дайте ему уйти за грань! Делайте все, что можете! У кого дар: у меня или у вас?

Саш упал на колени, нерешительно протянул руки к бесчувственному телу, коснулся груди принца и мгновенно ощутил ускользающую поступь жизни. Она отдалялась. Сердце в груди уже почти не билось, оно едва шептало. Смерть ухватила жертву за кончики пальцев правой руки, за уши, кончик носа, брови, уголки лба. Ухватилась и готовилась засосать принца без остатка. Нет!

— Нет, — прошептал, стиснув зубы, Саш.

Он мгновенно почувствовал, что смерть Тиира ошиблась. Она подступила к нему одновременно со всех сторон, не давая жизни ни одной лазейки, чтобы ускользнуть незаметно, исчезнуть, покорно покинуть тело. Жизни было некуда деться. Обрубок руки Леганд надежно прикрыл, а все остальные выходы были заняты смертью. Жизни оставалось только медленно угаснуть там, где она еще оставалась, — в груди.

— Нет, — повторил Саш и решительно прижал руки к груди Тиира. Ах, если бы у него была та сила, что позволила им всем устоять в Мерсилванде! Куда она исчезла? Почему она выбивается из него только проблесками, как пар из закупоренного котла? Что ее сдерживает? Кто выстроил эти несокрушимые преграды в нем самом? Зачем? Ведь он вернул чувства! Он знает, что делать! Где взять силу!

— Нет! — заорал во весь голос Саш, и сила появилась. Она не пришла изнутри, нет. Ладони Линги легли сверху на ладони Саша, сила полилась из них, и Саш направлял ее туда, куда следовало! В крепкое сердце принца, чтобы оно перестало раздумывать перед каждым ударом. В его легкие, чтобы понемногу, по глоточку, но они начали втягивать в себя воздух. В сосуды, чтобы кровь побежала по опаленным руслам!

— Пить, — донеслось чуть слышно.

— Воду! — немедленно отозвался Леганд, поднял принца, поднес к его губам бутыль и начал вливать в рот по капле. — Ну уж теперь я не дам тебе умереть. Пить и спать, пить и спать, и все будет хорошо!

— Спасибо, Линга! — Саш поймал ладони охотницы, сжал их, прижал к щеке. — И прости меня.

Деррка выдернула руки, отошла на шаг, нагнулась, подняла свой меч, попробовала смахнуть рукой с щек румянец.

— Смотри, что стало с моим мечом!

Кривое лезвие больше всего походило на полосу сушеного меда. Сталь пожелтела, изогнулась, покрылась дырами и раковинами. Деррка попыталась воткнуть клинок между плит, но он с глухим треском разломился на несколько частей.

— Мое прошлое уходит от меня, — прошептала охотница.

— А ведь не понравилась твоя мантия зверю, не понравилась. — Леганд задумчиво смотрел на Саша. — Только не испугался он. Он отпрянул от нее, как от чего-то знакомого!

— Ты так думаешь? — Саш провел рукой по полам мантии и, как обычно, не почувствовал ничего. Мантия — куртка, кольчуга тончайшего плетения, которую когда-то сбросил с себя убийца Аллона, — оставалась такой же, как и в самый первый день. Она все так же была невесома, удобна, но не слилась с телом, не стала привычной. Она оставалась чужой одеждой. Саш поднял глаза. Возле занимающихся языками пламени туш чудовищ стоял Ук-Чуарк. Глаза маленького шамана были выпучены, губы тряслись. Он смотрел на Саша с благоговейным ужасом.

— Почему же ты не убежал, Ук-Чуарк? — спросил Леганд.

— Ук-Чуарк должен все видеть, — прошептал шаман. — Ук-Чуарк должен учиться! Ук-Чуарк должен все знать! Ук-Чуарк должен все помнить! Дети Брада должны все знать и все помнить! Могу я взять это себе?

В руках у малыша было обугленное древко копья Тиира.

Принц окончательно пришел в себя уже на следующее утро, но не сказал ни слова. Он только молча кивал, когда Леганд спрашивал его о чем-то, и безоговорочно глотал подносимые настойки, терпел, когда старик тревожил его раны, лежал, закрыв глаза, когда Саш с помощью Линги вновь и вновь пытался вдохнуть силу в изувеченное тело. К вечеру у Тиира началась лихорадка, его сильно трясло, порой принц скрипел зубами, но так и не издал ни звука.

— Лучше бы он кричал, — прошептал Леганд, когда уже под утро принц наконец забылся сном. — Он терпит боль и расходует на это силы, которые необходимы для выздоровления. С другой стороны, только такой характер и может выдержать все, что нам предстоит.

Саш смотрел в бледную глубину ущелья, над которым висели луны Дье-Лиа, и думал, что они уже вовсе не кажутся ему прекрасными.

— Там Дьерг! — уже не в первый раз ткнул в темноту пальцем Леганд. — Дьерг или то, что от него осталось.

— От Аса не осталось ничего… — покачал головой Саш.

— От Аса остался я! — твердо сказал старик. — А от Дьерга — ворота Арбана, и, думаю, не только они.

— Леганд! — позвала Линга.

Друзья подбежали к Тииру. Принц лежал у костра, и Саш немедленно вспомнил его лицо, когда отряд идущих к Мерсилванду обнаружил принца в лапах разбойников. Тогда Тиир не был так плох. Тогда он словно спал. Теперь крупные капли пота блестели на лбу, стекали по щекам, покрывали подбородок, губы. Леганд коснулся лба ладонью, облегченно вздохнул.

— Я в порядке, — утомленно прошептал Тиир. — Дорога впереди еще длинна, умирать я передумал. Поэтому дай мне, друг, чего-нибудь обжигающего. Так, чтобы сердце мое зажглось, силы появились. Пойдем завтра к Башне страха!

— Ты уверен? — нахмурился Леганд.

— Увидишь, — пообещал Тиир. — Только не говори, что у тебя нет полезной травки для однорукого воина!

— Найдется, — пообещал Леганд, но закинул на плечи мешок только тогда, когда Тиир вновь забылся. — Пойду к Детям Брада, — сказал он. — У них есть кое-что. Ждите меня здесь. Силы у Тиира появятся, но идти он сможет не раньше чем через неделю.

Леганд ошибся. Он вернулся почти сразу после рассвета, принес целый мешок коры и пучков трав, а также свежей воды и полосы мягкой ткани. Посмеиваясь, старик объяснил, что уважительное отношение к нему дикарей сменилось почти преклонением, затем взялся за Тиира. К удивлению Саша, рана на обрубке руки принца затянулась. Более того, ожоги на теле не обратились грубыми рубцами, их покрывала тонкая кожа, вот только сил у принца все еще не было. Лечебные повязки сменили на предохраняющие. С трудом удерживая рвоту, Тиир проглотил две чашки какой-то горькой настойки и медленно встал на ноги.

— Ты уверен, что сможешь идти? — с сомнением покачал головой Леганд.

— Я поддержу тебя, — с готовностью вскочил Саш.

— Нет! — решительно мотнул головой Тиир. — Я пойду сам. Буду идти сколько смогу. Если не сделаю дальше ни шага, устроим привал. Все готовы? Правда, мешок я пока нести не сумею. Да и оружия у меня больше нет. И твой меч, Линга, пришел в негодность? В Селенгаре умерли бы со смеху, узнав, что за воины собираются штурмовать Башню страха. Старик, который не убил в своей жизни ни одного элбана. Однорукий принц без войска и оружия. Прекрасная дева с кривым луком и поясным клинком поверженного колдуна… Единственное наше преимущество перед врагом — это молодой парень с чудесным мечом.

— Пусть смеются, — без тени улыбки ответил Леганд. — Почему-то мне кажется, что нечасто по этой земле шло столь сильное войско!

— Увидим. — Принц сдвинул брови и, пошатываясь, пошел к выходу из ущелья.

Едва путники выбрались на равнину, Саш невольно вспомнил Дару в тот день, когда он впервые пришел в себя. Именно тогда, несмотря на крайнюю слабость, он сумел приглядеться к освобожденной земле и поразиться странному несовпадению смерти, пропитавшей каждую ее частичку, и жизни, пробивающейся между этими частичками. Гиблый лес, пространство которого бурым покрывалом раскинулось вниз от горловины ущелья, тоже возвращался к жизни, только делал он это неохотно. И тут и там поднималась свежая, зеленая трава, но ей приходилось труднее, чем в пробудившейся к жизни Даре. Здесь ей противостояли отравленные, но еще живые растения. Ползли по земле уродливые пряди колючего бурьяна, горбатились корявыми стволами деревья, топорщились непроходимые заросли серых кустов, таились под синими щитами шляпок смертельно ядовитые грибы.

— Эта земля больна, — отрешенно бормотала Линга. — Деревья, трава, кустарники не враги нам, они молят о помощи. Они страдают. Тот, кто пил их соки, кажется, насытился, но его жертвам уже никогда не стать прежними.

— Насытился, говоришь? — Тиир закашлялся и ткнул подобранной суковатой палкой в ближайшее дерево. — Ты видишь, куда направлены ветви, в какую сторону изогнулся ствол? Они все, вплоть до последней травинки, тянутся к своему властелину Не скоро свежая зелень задушит этих уродцев.

— Не вини деревья, что выросли там, куда ветер занес их семена, — мрачно буркнул Саш.

— Не вини ветер, который дует, повинуясь приказаниям светила, — продолжил Тиир. — Не вини светило, которое всего лишь ищет разрывы в облаках. Не вини облака, которые несет ветер. А между тем земля наполняется ядом, а воины ищут оправдания и оправдываются.

— Не так, Тиир, — не согласился Саш.

— Надеюсь, — кивнул принц и, тяжело опустившись на каменную тумбу, торчащую из бурелома, вытер лоб. — Иначе нас здесь не было бы. Ослабел я. Еще только полдень, а я уже вымотался. Отдохну немного, и пойдем дальше. Будем идти до темноты, пока можно различать дорогу!

— Нет здесь дороги, — тоскливо заметил Леганд. — Как вышли из ущелья, она скрылась под отложениями породы. Чем дальше мы идем, тем больше я поражаюсь, что врата Дьерга уцелели! Горные перевалы изменились вокруг нас, а врата стоят, словно высечены только что.

— Знаете, чего не хватает в этих зарослях? — Линга переломила о колено сухую ветку. — Горячего ктара. Запаха горячего ктара!

— Неужели у тебя остался толченый орех? — Леганд достал огниво.

— Толченого нет, а дюжина целых ядрышек найдется, — улыбнулась Линга, стараясь расшевелить Тиира. — Что пьют в Дье-Лиа, когда сердце начинает тосковать, когда усталость хватает за плечи и колени?

— Вино? — попытался пожать плечами принц и тут же поморщился отболи. — Жгучее, прозрачное вино, что получают из горной репы. Но его не выпьешь много, к тому же оно не приносит пользы, если пить его без меры. Дарджинки собирают на южных склонах Мглистых гор терпкую ягоду. Сушат ее под лучами Раммы, а долгой зимой заваривают кипятком и пьют. Если в доме запас сушеной ягоды не переводится, ее пьют каждый день. Она помогает от кашля, от усталости, но главное, не дает выпасть зубам и волосам, что бывает, если всю зиму питаться одной солониной или репой.

— Умерь свою разговорчивость, — попросил Леганд, когда наконец из кучи сухих веток пополз язычок дыма. — Да слезь с камня, никому еще не приносило пользы сидение на камнях, тем более холодных… Подожди-ка!

— Странный камешек! — заметил Саш, устраивая над огнем котелок с водой.

— Это не камешек, — прошептал Леганд. — Дьерг под нами! На глубине пять дюжин локтей!

— Здесь? — с сомнением топнул ногой Тиир. — Пять дюжин локтей? Откуда такая точность?

— Высота колонн, что стояли парами через варм локтей вдоль главной улицы Дьерга, пять дюжин локтей, — отрешенно прошептал Леганд. — Ты сидишь на капители одной из колонн. В дюжине локтей должна быть ее соседка, но чудо, что сохранилась и эта!

— А если это только осколок колонны? — спросил Саш.

— Не знаю, — задумался Леганд. — Там, — махнул он рукой на юг, — там был центр города. Площадь собраний! Величественные здания окружали ее, а посередине площади стояла башня Аллона высотой в варм локтей! День ходьбы от врат Дьерга до центра города… Вот таким был величественный Дьерг! И ничего не осталось…

— Теперь в той стороне Башня страха, — бросил Тиир. — Хотя, возможно, при ее строительстве и использовались камни из стен древнего города. Только было это так давно, что и преданий не сохранилось. В Дарджи считают, что Башня страха была всегда. Верят, что она дарована богами, чтобы жизнь не была легкой, потому что легкая жизнь — это словно суп без соли. Хотя, по мне, лучше есть суп без соли, чем знать, что где-то чудовища пожирают детей твоего народа!

Принц разгоряченно дернул обрубком руки, скривился от боли и тут же зашелся в тяжелом кашле.

— Успокойся. — Саш положил ладони на виски Тииру и благодарно кивнул Линге, которая привычно взялась помогать ему. — Идем мы не слишком быстро, но, думаю, уже завтра доберемся до того места, где раньше был центр Дьерга. А там уж поищем и Башню страха, которая страшной мне уже вовсе не кажется.

— Что там? — спросил принц, обернувшись к югу. — Зло?

— И зло тоже, — кивнул Саш. — И смерть. Но не наша. Вскоре над котелком поднялся запах ктара.

— Посмотрим, сколько волков прибежит на запах этого чудесного напитка, — попробовал пошутить Леганд.

— Ни одного, — ответил Саш. — Я не чувствую больше зверей.

В этот раз Саш ошибся. Напившись ктара, перекусив, путники прошли еще немного до наступления темноты. Саш просидел у костра до полуночи, которую Тиир определил положением лун Дье-Лиа на одной высоте над горизонтом, потом растолкал Леганда и лег спать. Утром сборы были недолгими. Саш вдруг понял, что вовсе не хочет есть, даже мысль о еде вызывала у него тошноту. «Неужели опять схватка?» — мелькнула в голове мысль.

С каждым шагом к югу деревья становились толще, узлы на серой коре грубее, ветви короче. Молодая трава пробивалась и здесь, но давалось ей это с еще большим трудом. Леганд нашел еще две колонны, одна из них поднималась из земли на четыре локтя, но следов города по-прежнему не было.

— Там должна быть площадь собраний, там! — махал Леганд руками, пробираясь сквозь колючие заросли, и вдруг остановился, запутавшись в ветвях.

— Башня Аллона?! — прошептал он изумленно.

— Башня страха! — процедил сквозь стиснутые зубы Тиир.

— Волчица!.. — растерянно оглянулась Линга.

Саш шагнул вперед и увидел все сразу: и скатывающийся вниз крутой склон, и покосившиеся колонны, и то ли руины, то ли приготовленные для строительства серые камни, и Башню. Она не стояла на земле, а словно вырастала из нее, потому что нижний ряд стрельчатых окон был поглощен колючей травой до половины. К одному из окон второго ряда вела устроенная из обломков лестница. Из таких же обломков камня была выложена площадка перед дверьми, и именно на ней и стояла огромная волчица.