Глава 10
Активация
Я свалил все инопланетное барахло в чуланчике рядом с прихожей, чтобы не мозолило глаза. Около одиннадцати вечера расстелил постель, попытался уснуть, но не смог. Из головы не выходили угрозы пришельцев. Ну а чего я хотел? Ведь я для того и звонил, чтобы вывести их из себя. Заставить чувствовать неуверенно.
Провалявшись без сна до половины первого ночи, я поднялся с кровати и принялся бродить по квартире в одних семейных трусах. В одном из таких блужданий ноги за каким-то лешим завели меня на кухню к буфету. Я остановился возле него, нервно скребя щетину. Внутрь не стал заглядывать, какой в этом прок! Бутылка там, естественно, стоит, но водки в ней нету. Я браво выкушал ее перед тем, как отправиться на встречу с курьером. Сейчас захотелось снова. Но нельзя. Нельзя мне больше пить. Хотя я точно знаю, что сто пятьдесят граммов вернули бы мне сон этой ночью и бодрость грядущим днем.
Мысль о том, что бронированный ларек возле шоссе на Ярославль работает круглосуточно, я гнал от себя всеми силами.
Маялся я до шести утра, потом уснул чутким дремотным сном, во время которого мне казалось, что я не сплю, а гляжу в окошко на деревья. Их тени, отбрасываемые одиноким уличным фонарем, удлинялись, шевелились, обретали объем, превращаясь в большие головы и руки с длинными суставчатыми пальцами. Призраки карабкались к моему окну и заглядывали в комнату горящими злобными глазами. Я испуганно прижался к стене, наволочка была мокрой от пота, а они продолжали смотреть на меня из-за стекол, и вид у них был такой, что леденела кровь.
Сквозь щели в рамах волнами ужаса просачивался шепот: «Мы скоро придем к тебе… обязательно придем… жди нас!»
А потом один из большеголовых призраков неожиданно возник посреди комнаты. От близости к нему меня обуял такой панический страх, что я стал задыхаться…
Отчего и проснулся.
Стрелки часов показывали девять утра. Я оторвал голову от подушки, на которой отпечатался след моего лица: нос, глазницы, распахнутый рот. Настоящая посмертная маска, отлитая в перьях. Я уснул на животе, уткнувшись лицом в подушку, оттого меня преследовали образы удушья. К счастью, они же, эти образы, меня и разбудили. И вообще, сон — лучший друг человека. Приняв в свои владения, не позволит погибнуть, обязательно пнет под зад в момент опасности. По Чечне хорошо знаю.
Я поджарил на сковороде вареной колбасы, позавтракал, после чего позвонил в спецхранилище. Тарасыча только что сменил Орех, караульный с самым большим гонором и самым низким уровнем дисциплины.
— Че, соскучился, начальник? Так приезжай, подмени. Я найду себе занятие в выходной.
— Как у вас там? — сухо спросил я.
— О, у нас тут хреново! Толпы желающих рвутся на наши развалины. Не успеваю бегать вдоль колючки, задницы им отстреливать. — Он заржал, считая остроту удачной. Я вспомнил о вчерашних событиях, и желания посмеяться у меня не возникло.
— Я бы посоветовал тебе внимательнее относиться к своим обязанностям.
— Да пошел ты! — огрызнулся Орех. — Себе советуй! Я здесь пять лет, никогда ничего не случалось, пустое место сторожим. И вообще, за такую зарплату я пахать не собираюсь.
— Наверное, я появлюсь после обеда. Тут ситуация вокруг нашего спецхрана сложилась, будь поосторожнее…
Вместо того чтобы послушать меня, он отключился. Самонадеянный идиот. Страшно оставлять пирамидку под его охраной, хоть самому перебирайся на объект!
По пустым воскресным улочкам Коровьина я прогулялся до заброшенного детского сада. Мой пленник из затхлой кладовки никуда не делся, так и лежал, прикрученный к лавке алюминиевой проволокой. Когда открылась дверь и внутрь упал утренний свет, пришелец зашевелился. За ночь его серое лицо заплыло свинцового цвета синяками. Особенно неприятным выглядел отек в области правой скулы — кажется, в этом месте я сломал ему вчера лицевую кость.
Большие глаза пришельца обратились на мою фигуру, возникшую в проеме. Сегодня я почему-то не испытывал к чебурашке враждебных чувств. Наоборот, его было немного жаль.
Я вытащил кляп. Он зашелся кашлем, мелким, чудным, словно хворая собачонка. Потом схватил губами горлышко пластиковой бутылки, поднесенное к его рту, и принялся жадно хлебать воду. Вода была некипяченой, из водопроводной колонки, с привкусом железа от старых водопроводных труб. Но мой заключенный не жаловался и выхлебал почти полтора литра. И куда в него только влезло?
Я отнял бутылку, вернул кляп в эту дыру, которую они наверняка называют ртом. Пришелец отчаянно замычал.
— Желаешь что-то сказать? — спросил я, вытащив платок.
— Ты будешь умирать долго и мучительно! — прошипел он. — Тебе будет невыносимо страшно.
— Ну разумеется.
Я завалил дверь в кладовку детскими шкафчиками, выбрался с территории детсада через дыру в заборе и побрел домой. Поселок еще спал. По пути мне попалась только пастушка Дарья, припозднившаяся сегодня с выгоном стада.
* * *
Около часу дня нарисовались мои. Настю еще на подходе к дому перехватила подружка, и они упорхнули на задний двор; моя дочь даже не забежала, чтобы переодеться с дороги. Юлька деловито вошла в квартиру, встала посреди гостиной и обвела стены пристальным взглядом. Она была в соблазнительной обтягивающей блузке, тесных джинсах «Дольче Габбана» и с ярко-красной кожаной сумочкой на плече.
— Что-то здесь не так, — задумчиво изрекла она.
Инопланетные причиндалы я предварительно завернул в скатерть и спрятал на чердаке дома в старом, но крепком шкафчике, запирающемся на ключ. Моя супруга могла обнаружить их исключительно при наличии дара ясновидения.
— Ты о чем? — невинно поинтересовался я.
— Не знаю… Какое-то напряжение. Словно здесь что-то произошло, пока нас с Настей не было дома. Какие-то события…
— За соседним домом вчера горели сараи, — сказал я, убирая в холодильник привезенные ими продукты. — Огонь до неба поднялся. Едва потушили.
— Никто не погиб? — спросила Юлька.
— Не знаю. Нет, вроде.
Она прижала руку к груди, словно у нее прихватило сердце.
— А ты чем вчера занимался?
— Футбол смотрел. «Спартак» — ЦСКА. Московское дерби.
— Можешь дальше не продолжать! — вскинула она ладонь. Как многие жены, Юлька не любила футбол и испытывала душевные муки, когда в ее присутствии о нем говорилось больше двух-трех предложений. Точно так же я отношусь к показам мод по телику (если только это не демонстрация нижнего белья), в то время как Юлька и Настя буквально прирастают к экрану.
— Ты скучал по нам?
— Очень.
Это была чистая правда. И Юлька, и Настя весь вчерашний день не выходили у меня из головы.
Она тихо скользнула ко мне.
— Я тоже по тебе соскучилась… — Поморщилась. — От тебя пахнет костром.
— Я же говорил про пожар.
— Ты туда ходил?
— Поглазел немного. В перерыве между таймами.
* * *
Инесса Александровна обещала, что Гордеев появится в полдень и сразу мне позвонит. Я слабо верил в обещания этой телефонной выдры, не принимала она меня за серьезную фигуру, но оставалась надежда, что служебная исполнительность возьмет верх над бытовым эгоизмом. Поэтому все послеобеденное время я бродил возле дома, беспрерывно куря и ежесекундно ожидая, когда старенькая «Нокиа» разразится своей писклявой монофонической мелодией.
Но телефон молчал.
Заметив мое тоскливое одиночество, ко мне спустился Лева, сочувственно постоял рядом, после чего попросил шестьдесят рублей. «Трубы горят, командир, мочи нет! — пожаловался он. — А мать куда-то деньги запрятала, найти не могу!» Я дал ему несчастную шестидесятку, Лева ради приличия постоял возле меня еще немного, потом сбежал в винный магазин.
Юлька загнала Настю в дом, чтобы она, наконец, сменила «хорошую» юбку, в которой приехала из города, на джинсы «хуже им все равно не будет». Заодно попыталась накормить ее обедом. Девочка подчинилась матери с неохотой, проглотила несколько ложек куриного бульона и, заявив о стопроцентной сытости, вновь упорхнула к подружке на задний двор. Они там играли в двух эльфов, устроивших между собой магическую потасовку. Одна подтянула на помощь силу леса, другая — мощь поленницы деда Виктора. К бабушке Нине из первого подъезда приехал автомобиль «Волга», набитый ее потомками: сорокалетней семейной парой с двумя детьми и маленьким орущим младенцем. Они вывалились в наш небольшой дворик, галдя и громко смеясь, потом втиснулись в крошечную комнату бабушки Нины, чтобы отметить чей-то день рождения или юбилей.
Я продолжал ждать звонка.
Мне не терпелось сдать Гордееву своего подопечного, запертого в детском саду, да и вообще свалить на плечи полковника заботы, выходящие за рамки моих обязанностей по спецхранилищу. Потому что это были его заботы, его обязанности. Я принял их на себя как ответственный по жизни товарищ, чего многие просто не замечают.
Небо хмурилось, но на улочке из двухэтажных домов людей было много. Лавочку у входа во двор как всегда оккупировали бабушки. На дороге два подростка отрабатывали подъем велосипеда на колесо. Неподалеку в старой беседке влюбленная пара не могла оторвать друг от друга рук и губ.
Юлька высунулась из окна и сообщила, что я умудрился задымить всю квартиру, находясь за ее пределами. Реплика прозвучала без обычного гнева, с иронией. Что-то я в самом деле много курю. Я затушил бычок в общей пепельнице — жестяной банке, кем-то подвешенной у крыльца.
— Зайди-ка в дом, — сказала Юлька. — Нужна мужская сила.
Как выяснилось, моя супруга затеяла перестановку. Согласно стратегическому плану, требовалось поменять местами диван и шкаф. Диван она уже выдвинула на середину комнаты, но со шкафом в одиночку не справилась.
— А зачем это? — спросил я. — Вроде нормально стояло.
— Вроде, вроде! — передразнила она. — Край шкафа загораживает дверной проем. Ты не замечаешь, что каждый раз, проходя в гостиную, бьешься об него плечом?
— Правда, что ли? — искренне изумился я.
— В углу, где стоит диван, ему самое место.
Я пожал плечами, и мы принялись двигать шкаф. Он оказался тяжелым, собака, его ножки безжалостно скребли пол, оставляя замысловатые симметричные кренделя, но Юлька ради своего фэн-шуя была готова и не к таким жертвам. Наконец, диван и шкаф нашли себя на новых местах. Мне показалось, что гостиная даже стала больше в размерах. Юлька оказалась права, так было лучше.
— Ты сильно изменился за последние месяцы, — тихо произнесла она, сидя на краешке стула, устало сложив руки на коленях. — Превратился в другого человека. Ты представить не можешь, как я этому рада. А ведь все висело на волоске. На тоню-у-усеньком волосочке! За неделю до того, как тебя погнали из полка, я перевезла к матери часть вещей и придумала для Насти текст, объясняющий, почему папа дальше не может жить с нами.
У меня ком встал в горле.
— Но ты исправился, — продолжала она. — Потрясающе. У тебя невероятная сила воли. Я не знаю случаев, чтобы человек, употреблявший алкоголь с подобным профессионализмом, завязал так легко! Не кодируясь, не проходя курс лечения — просто начав возиться с деревяшками.
Она все говорила, говорила, сидя на краешке стула, а я думал о половине бутылки, которую вылил в себя вчерашним днем. О том, насколько хорошо и уверенно чувствовал себя после этого, насколько твердой была рука.
Я вспомнил об этом, и мне захотелось выпить прямо сейчас.
— Неужели тебя не тянет? — неожиданно спросила Юлька.
Я сделал к ней полшага, нагнулся, поцеловал в бледную щеку и сообщил, что нисколечки. При этом глотка была сухой, дрожащей от нетерпения.
— А мама не верит, — произнесла Юлька. — Говорит, что счастье не бывает вечным. Настанет день — и ты сорвешься. Но я велела ей замолчать. — Она усмехнулась. — Представляешь, я сказала своей матери, чтобы она заткнулась! Она ведь ничего о тебе не знает, Валера. Зато я знаю. Это место изменило тебя. Простая природа, простые люди, простые отношения. Мне здесь нравится. Я бы хотела здесь остаться.
— Ты не выезжала за город дольше, чем на неделю. И комары тебя донимают.
— Раз ты изменился, я тоже могу.
— А работа?
— Стану преподавать в местной школе, а что? Чем поселковые дети хуже городских?
— А Настя?
— Она перейдет в эту же школу. Зимой здесь, наверное, здорово: огромные сугробы с узкими тропками, запах дыма из печных труб, никакой городской суеты. Мы будем жить в Коровьине одной счастливой семьей…
В этот самый момент у нас под ногами что-то вздрогнуло. Не половицы. Не поперечные брусья, на которых они лежали. Вздрогнула сама земля. Словно извещая о том, что к нам приближается нечто большое, ужасное и разрушительное.
У меня под кожей побежали мурашки.
— Что это? — спросила побледневшая Юлька, глядя в окно. И продолжила с сомнением: — У нас не бывает землетрясений, ведь так?
— Нет.
За окном творилось что-то странное. Влюбленная пара, бабушки, подростки на велосипедах — все уставились куда-то в сторону задворок нашего дома. На их лицах появилось такое изумление, как если бы перед ними предстало нечто удивительное и прекрасное. Самое прекрасное из всего, что они видели за свою небогатую на события жизнь.
Что там такое? Неужели начались обещанные мне проблемы?
Но я чувствовал, что это не они. И, как выяснилось через минуту, чувства меня не подвели.
Народ тронулся со своих мест, стекаясь к тропинке, ведущей за дом. Изумление и непонятное воодушевление не сходило с их лиц. Они двигались как зачарованные, хотя я бы применил другой термин. Они двигались словно зомбированные — тупые и радостные.
И тут я вспомнил.
Я вспомнил, что находилось за домом!
* * *
Не помня себя, я выскочил из подъезда. Из окон двухэтажки напротив тоже выглядывали люди, заинтересованные происходящим. Их взгляды были направлены в ту же сторону, куда потянулся народ с улицы. На лицах светилось тупое блаженство, как у последователей какой-нибудь тоталитарной секты. На стеклах играли непонятные блики. Воздух казался застывшим, без единого дуновения ветерка. По его неподвижным пластам разносилось едва слышимое: «Иди за мной!.. Иди за мной!..»
— Пресвятая богородица, как это красиво! — услышал я возглас одной из бабушек.
Опираясь на палку, она едва ковыляла и отстала от остальных — и влюбленной пары, и подростков на велосипедах, и других бабушек с лавочки. Все они почти обогнули наш дом, из-за бревенчатого угла которого выбивался…
ЯРКИЙ ВОЛШЕБНЫЙ СВЕТ!
Его лучи имели странный золотистый оттенок и шибали по глазам, подобно солнечным. Задний двор заливало манящее, завораживающее сияние. Фигуры людей тонули в нем. Твою неваляху! В жизни не видел такой красоты.
Я отдернул голову.
Удивительный свет скрылся за домом, но остался гореть на сетчатке. Даже в этом урезанном варианте он продолжал околдовывать и беспощадно тянул к себе, как арканом.
Иди за мной!.. Иди за мной!.. Иди за мной!..
Мне хотелось подчиниться. Аж зубы скрипнули — так этого хотелось. Тело требовало забыть обо всем и отдаться зову. Пойти на свет, войти в сияние, слиться с ним и блаженствовать, блаженствовать, блаженствовать… Только умом я понимал, что нельзя этого делать. В тот момент я был единственным, кто догадался об опасности, — и то лишь потому, что участвовал в определенных событиях и получил некоторые сведения, в том числе от пленного пришельца. Именно они удержали меня, чтобы взглянуть на необычный свет незащищенным глазом. Именно они предохранили мое сознание от сокрушительной травмы, которая позже настигла и бабушек, и влюбленную пару, и подростков на велосипедах, и других людей, привлеченных к березовой роще…
— Господи! — вспомнил я. — Настя на заднем дворе!
Юлька тревожно высунулась в окно, пытаясь разобраться в причине переполоха. Какое счастье, что наши окна не выходят на задний двор!
— Не выходи из дома! — прошипел я ей сквозь зубы. — Даже шагу за порог не смей ступить!
— Почему?
— Я так сказал!
В соседнем подъезде на стене веранды, над велосипедами и лопатами, висел щиток электросварщика. Я много раз видел его, когда проходил мимо длинного панорамного окна. Щиток вроде принадлежал Палычу, одинокому неразговорчивому пенсионеру, который раньше мастерил железные двери и ворота, пока его аппарат не сгорел так основательно, что его ремонт стоил дороже покупки нового.
Я скользнул в приоткрытую дверь подъезда и сдернул щиток с гвоздя. Он был покрыт слоем пыли и расколот с левой стороны, но защитное стекло оставалось целым. Непроницаемое, матово-черное, защищающее сетчатку сварщика от слепящей электрической дуги. Сегодня ему придется поработать фильтром от неизвестного науке излучения, которое вовсю сейчас уродует глаза людей на заднем дворе.
У маски отсутствовал крепеж для головы. Придерживая ее у лица рукой, я обогнул торец дома. Струящийся отовсюду свет сразу попытался вторгнуться в меня и подчинить, но был остановлен защитным стеклом. Только с помощью него мне удалось разглядеть источник.
Золотой свет поднимался от подножия берез, окутывая рощу слепящей аурой. Среди деревьев возле упавшего ствола (невесть откуда взявшегося) я различил сидящую на земле сгорбленную фигуру. От близости к источнику света она казалась черной, почти обугленной. В возложенной на коленку ладони горела раскаленная капля. Именно она извергала пылающий океан. Именно к ней стремились люди со всей округи. Даже с расстояния мне хватило одного взгляда, чтобы узнать в золотой искре инопланетный артефакт, который должен был храниться в бункере.
Неведомая сила тянула людей к эпицентру в березовой роще, словно мотыльков на огонь. Кроме тех, кто направлялся туда от нашего дома, я увидел несколько фигур, приближающихся со стороны футбольного поля, а также мужчину и женщину, бегущих от брошенного на шоссе «Форд Фокуса». В сияющем океане они казались тенями, лишенными лиц, фигур и человеческих черт. Тени пошатывались, зачастую спотыкались и падали. Но, упав, опять поднимались, чтобы продолжить путь. С разных сторон доносились возгласы удивления, беспричинный смех, тяжелое сбитое дыхание, даже чей-то сладострастный стон. Забыв о своих делах, люди спешили к березовой роще с такой страстью, словно там, играя золотом на солнце, стоял открытый сундук с сокровищами.
Маленькой Настиной фигурки среди теней я не увидел. Где она?
Прижимая щиток к лицу, я побежал к роще. Я проскочил мимо оброненного кем-то дорогого мобильника. Обогнал медленно ковыляющих бабулек и пару влюбленных, потерявших к друг другу всякий интерес. Впереди меня один из подростков, споткнувшись о кочку, упал с велосипеда, а едущий следом товарищ прокатился ему по пальцам. Не раздалось ни крика, ни возгласа — пострадавший только обиженно зашипел, поднялся на ноги и продолжил путь к источнику света.
— Настя! — позвал я. — Настя-а!!
В ответ мне раздалось безликое, безразличное: «Иди ко мне!»
Первое, что бросилось в глаза, когда я оказался в роще, — свежий березовый пень с разбросанными вокруг него щепками. У основания пня в земле зияла развороченная дыра. Рядом валялся топор. В россыпи щепок взгляд вычленил нечто на них совсем не похожее. Я наклонился и поднял с травы фалангу человеческого пальца. Скорее всего указательного. Я автоматически опустил фалангу в карман. Палец еще можно приживить. Для врачей это не сложнее, чем Юльке пришить оторванный карман на Настином платье.
Владелец отсеченной фаланги неподвижно сидел на земле возле поваленной березы. При моем приближении он пошевелился, но не для того, чтобы взглянуть на гостя. Меня он не мог видеть в принципе, поскольку начисто ослеп от близости к невероятному свету, струящемуся из его ладони. Мне показалось, парень просто пытался убрать лицо от пирамидки, но она не позволила этого сделать, притянула обратно, и белые ослепленные глаза вновь уставились на раскаленный минерал.
Слева возник подросток, первым добравшийся до заветной цели. Велосипед он потерял где-то по дороге. Его глаза уже наполовину затянула катаракта, а из груди вырывался радостный смех.
Я оттолкнул его локтем.
Горестно вскликнув, паренек упал в траву, но момент для извинений был не самый подходящий. Куртка на мне была сшита из грубой дубленой кожи. Когда я набросил ее на артефакт, сияние моментально опало, под щитком вообще наступила ночь. Я избавился от него, и естественные краски мира тотчас врезались в глаза. Ничего не различая вокруг, сквозь кожу куртки я нащупал пирамидку в руке ослепшего парня, забрал ее и стал быстро укутывать со всех сторон. Золотой свет не сдавался, пробиваясь наружу сквозь щели, просвечивая пальцы…
Победа осталась за мной. Минерал оказался в глубине плотного кожаного клубка. Когда ко мне окончательно вернулся дар зрения, я увидел растерянных людей, застывших вокруг березовой рощи. Их лица были пусты. В глазах читались разочарование и боль.
— Где она? — сварливо закричала одна из бабушек. — Куда подевали солнышко? Убью, окаянные!
— Куда исчез свет? — деловито произнес мужчина, прибежавший из «Форд Фокуса». Он был в костюме и галстуке. На локтях и правой коленке темнели пятна грязи, он, видать, где-то споткнулся и успел побывать тремя конечностями на земле.
Подросток, которого я двинул локтем, лежал на спине и мутными глазами глядел на шелестящие кроны берез. Именно от него я услышал:
— Где оно? Где Сияющее Великолепие?
Нужно ли говорить, что в тот момент у меня в голове кое-что открылось, объясняющее если не все, то многое. По крайней мере теперь я точно знал, как активируется пирамидка, как она действует на людей и какая от нее исходит угроза.
Мне стало страшно.
Я прятал под курткой страшную вещь.
Зло, пришедшее к нам из глубин космоса.
Разномастный народ, который занесло в березовую рощу, растерянно озирался, морщился, словно от головной боли. Кто-то ползал на коленях, шаря руками по траве, словно волшебный свет мог затеряться между листьями подорожника.
— Где оно? Куда подевалось Сияющее Великолепие?
— Дайте нам его!
— Я не вижу его! Куда оно подевалось?
— ДАЙТЕ!
Лишившийся пальца человек безвольно рухнул лицом в траву.
Я в ужасе попятился от этих безумцев. Настеньки среди них точно не было. И хорошо. Я не представлял, где она сейчас. Главное — не здесь.
Хотя легко могла очутиться.
* * *
Я не помню, как вернулся во двор своего дома, прижимая к груди жаркий кожаный куль. Люди позади меня ползали на коленках по траве и спрашивали друг у друга, не видел ли кто этот волшебный свет снова? Дескать, он им очень нужен. Позже приехала «скорая» (я попросил Юльку, чтобы она вызвала): сначала одна машина, потом еще одна. На них, а также на автомобилях родственников пострадавших увезли в поселковую больницу. Как я выяснил позже, оттуда их почти сразу же переправили в областную больницу имени Соловьева.
Жители Коровьина так и не поняли, что произошло. Обитатели двухэтажки напротив позже рассказывали следователю, приехавшему разбираться в обстоятельствах происшествия, что видели из окон завораживающее сияние. Они так дружно об этом заявляли, что ко мне он подошел уже с немного сумасшедшими глазами и конкретным вопросом: не видел ли я НЛО? В тот момент я был слегка не в себе, а потому чуть не ответил чистую правду — что да, упало в лес две недели назад.
Этот следователь в Коровьине больше не появлялся. Все ниточки, тянущиеся к происшествию на заднем дворе, подобрали люди Гордеева, возникшие здесь на следующий день; они сразу все засекретили и застращали свидетелей подписками о неразглашении. Но это лишь на следующий день, в понедельник, а прежде произошла еще куча событий, о которых я сейчас расскажу.
Сразу после заключения пирамидки в защитный саркофаг, сооруженный из куртки, я вернулся к дому. На протяжении пути вокруг меня катился шепот, который предлагал отправиться за ним, на что я в сердцах сам отправил его. Словесно, разумеется. Я был на взводе, в глазах еще играли золотистые «зайчики», от которых болела и кружилась голова. Мысли то и дело возвращались к вопросу: куда спрятать эту светящуюся дрянь?
У подъезда меня встретили Юлька и… Настя! Радость моя десятилетняя сбежала с заднего двора за несколько минут до начала этого кошмара. Дочь невинно хлопала глазами, искренне не понимая, за что ее отчитывает мама. Я стоял рядом и тихо проклинал себя за глупость и неосторожность. Я вытащил из бункера и принес домой опасный инопланетный артефакт. И первой от него могла пострадать моя дочь!
Не показывая Юльке, что у меня в руках, я попросил ее сделать три вещи: принести корзину для грибов, по пути захватить мой мобильник, который заряжался в прихожей, и вызвать «скорую». Не задав ни единого вопроса, Юлька исчезла в квартире, а глазастая Настя с детской непосредственностью поинтересовалась, что я прячу под курткой.
— Иди к маме! — строго велел я. — И не вздумай выходить из дома!
Завернутую в кожаную куртку пирамидку я запихнул в корзину, которую предварительно проложил изнутри куском рубероида. Из корзины свечение не пробивалось — только в локоть отдавал золотистый отблеск, судя по которому интенсивность излучения явно снизилась. Это хорошо. Есть надежда, что оно вскоре исчезнет.
С хмурого неба начал накрапывать мелкий дождик. Не замечая его, я держал путь к детскому саду. После перенесенного шока медленно восстанавливались чувства и эмоции. В голове начала вырисовываться хронология событий.
Как выяснилось позже, парня с выжженными глазами звали Иван Савельев, он работал водителем рейсового автобуса и жил в частном секторе поселка. Березку Иван Савельев решил срубить тайком, чтобы поправить изгородь возле своего дома. Трудно объяснить, почему среди множества других деревьев он выбрал именно это. Возможно, пирамидка его заставила. Понимаю, что объяснение звучит не для учебника по логике, но другого у меня нет.
Повалив ствол, Савельев начал рубить сучья. Также позднее выяснилось, что он был навеселе. Опять же не исключаю, что невидимое излучение пирамидки (ее жажда?) повлияло на биоэлектрическую активность человеческого мозга. Во всяком случае руку с топором повело, и горе-лесоруб отхватил себе половину пальца. Вдоль кости проходят артерии, повреждение которых вызывает обильное кровотечение. Кровь струей брызнула на землю, впиталась в нее и добралась до пирамидки, которую я зарыл не глубоко от поверхности.
Дальше случилось то, чего я заранее знать не мог. Когда кровь — простая человеческая кровь! — попала на гематитовые грани, артефакт ярко вспыхнул (в этой химической реакции «академикам» Гордеева еще предстоит разобраться). Свет пробился сквозь дерн и приковал внимание лесоруба. Даже более, свет сожрал его внимание, потому что, позабыв о хлещущей из пальца крови, парень бросился раскапывать землю…
Десятью часами позже Гордеев сравнил пирамидку с мощным световым оружием, разрушающим психику человека. Мне кажется иначе. Она разрушает душу. Впрочем, об этих тонкостях я начал задумываться намного позже, когда выяснились последствия влияния на людей золотого света. А сегодня, шагая под мелким дождем и прижимая к боку корзину с упакованным в нее артефактом, я знал лишь, что держу под мышкой жуткую вещь, которая ни в коем случае не должна попасть в серые лапы пришельцев.
* * *
По пути я набрал телефон Димки Самсонова. Когда он поднял трубку, я услышал шелест страниц, отдаленные голоса и смех молодой женщины.
— Ты куда пропал? — спросил я без приветствий. — Почему не звонишь?
— Стремнин, ты, что ли! — откликнулся Димка как всегда полушутливо. — А где вступление? Типа, здравствуй, друг детства, как дела…
— Как дела, друг детства? Выяснил, что я просил?
— Обижаешь.
— Тогда почему не звонишь?
— Замотался, прости. Сейчас в университете горячие деньки. А что у тебя такой голос недовольный? Не похмелился?
— У меня прекрасное настроение, — угрюмо пробурчал я. — Рассказывай, что выяснил.
Судя по звуку, Димка отложил книгу и взял трубку поудобнее. Посторонние голоса исчезли.
— Короче, я пообщался с профессором, о котором говорил в прошлый раз. Тебе невероятно повезло. В двадцатом веке был известен всего один вариант «Книги Набар» — на шумерском языке. Глиняные таблички с ее текстом были сильно повреждены, половина вообще отсутствовала, поэтому перевод изобиловал неточностями и смысловыми пустотами. Однако… — Самсонов сделал эффектную паузу, — …совсем недавно был расшифрован другой вариант текста, на аккадском языке. Его преимущество перед шумерским в том, что он целый, неповрежденный. Я вышлю тебе файл по электронной почте…
— У меня нет компьютера. Так расскажи.
— Собственно, это притча о городе Набар, в котором жили свободные и славные люди. — В Димкином голосе прорезался лекторский тон. — Они жили в любви, у них рождались славные сыновья и дочери, но в остальном они чувствовали себя несчастливыми. Их стада были малы, посевы скудны, а пищи едва хватало, чтобы прокормиться. Камней в округе было недостаточно, чтобы строить большие красивые дома. Жители города работали с раннего утра до позднего вечера, не разгибая спины, но не могли исправить положение. И тогда они обратились к небесам, чтобы те даровали им счастье и изобилие.
Вопреки ожиданиям, вместо веселого и радостного Эндира с небес спустился мрачный Энлил. У шумеров это суровый бог, приносящий бури и карающее зло. Там подробно описываются летающие повозки и скипетры бога… я это пропускаю. Суть в том, что суровый бог таки выполнил просьбу. Когда жители собрались на центральной площади, Энлил показал им камень, испускающий чудесный золотой свет, от которого было невозможно оторвать глаз. Казалось, что на всей земле нет ничего прекраснее. Глядя на этот свет, люди чувствовали себя абсолютно счастливыми. Им больше было нечего желать… Алло, ты слушаешь?
— Да, продолжай!
— Бог Энлил оказался коварен. Через некоторое время он скрыл камень в ковчеге, и выяснилось, что за короткий период золотой свет превратил всех жителей города в покорных рабов. Удивительная деталь, там приводится точное указание времени по солнцу. Согласно источнику, все произошло в течение четверти часа. За каких-то пятнадцать минут целый город пал к ногам спустившегося с небес бога. Люди снова хотели увидеть волшебный свет и были готовы сделать все, дабы осуществить это желание. Они перестали обращать внимание на своих родителей, мужей, жен, детей. Они тронулись умом и выполняли любые приказы слуг Энлила, надеясь, что те снова покажут им слепящее счастье. Свободные люди превратились в жалкую кучку рабов, живущую ради иллюзии. Слуги Энлила собрали всех жителей на небесные корабли и увезли в рабство в свой далекий мир. Когда-то наполненный жизнью город превратился в развалины, по которым гулял ветер.
У меня пересохло во рту, когда я слушал рассказ. Перед глазами стояли жители Коровьина, словно зомби, двигавшиеся на свет из березовой рощи. Велосипедист, с безразличием проехавший по руке упавшего приятеля. Парень, лишившийся пальца, пытающийся отвести ослепшие глаза от раскаленного минерала, но не способный этого сделать.
— А что насчет шепота? — спросил я осипшим голосом.
— Ах да. Легенда гласит, что свечение камня сопровождалось шепотом. Он распространялся в самые дальние уголки города, завораживая речами, призывая к камню людей слепых и слабых зрением. Как же там… сейчас найду… — В трубке послышался шелест страниц записной книжки, сменившийся затем Димкиным голосом: — Вот, слушай: «Оставь семью, предай друзей, иди ко мне!»
— Притча, говоришь? — хмыкнул я.
— Ага. Кстати, «на-бар» переводится с шумерского как «сверкающий камень». Мой друг-профессор подозревает, что это вовсе не город положил название тексту, а тот самый камень. Ну, что скажешь?
— Это все очень и очень хреново! — честно признался я.
— Ты о чем?
— Димка, извини, но я должен бежать. У меня забот полон рот. Как там у тебя вертится?
— Да ничего. С немкой со своей только поругался, грозится из дома меня выгнать. Но я…
Я нажал «отбой». Нет времени вникать в личные проблемы Самсонова, а деликатно-фальшивое участие не нужно ни мне, ни ему. Димка, конечно, обидится. Но ненадолго. Тем более до наступления апокалипсиса мы все равно не успеем помириться.
Полный текст легенды на многое открыл глаза. Теперь ясно, что пришелец не лгал. В древности чебурашки обкатали действие пирамидки на небольшом шумерском городе, а потом четыре тысячи лет терпеливо ждали своего часа, чтобы «осчастливить» всю человеческую расу. Правда, я с трудом представлял, как именно пришельцы собираются использовать пирамидку против каждого жителя Земли. Не будут же они возить ее по городам и деревням, словно ярмарку? Чтобы все объехать, не хватит и сотни лет, а чебурашки, если верить моему пленнику, рассчитывали управиться очень быстро. Каким образом, интересно?
Вот я и шел в заброшенный детсад, чтобы выяснить эти детали. Но перед тем как добраться туда, я набрал еще один номер.
Инесса Александровна буквально зарычала от ярости, услышав в трубке мой голос.
— Это опять вы? Я же сказала, что его нет! Нет! И вообще, сегодня воскресенье!
— Слушай ты, дура очкастая! — не выдержал я. — У меня здесь такое творится, что если ты в ближайшее время не найдешь этого сильно занятого доктора-полковника, то вы оба вылетите из своих институтских кресел как пробки! Вот тогда и узнаешь, что такое воскресенье.
Смысл слов и тон, которым они были произнесены, моментально дошли до ее (я уверен!) толстой задницы, почуявшей грядущие неприятности. Голос секретарши Гордеева переменился и сделался услужливым. Есть такая порода людей, которые понимают только крик. Инесса Александровна сказала, что если мое дело настолько безотлагательно, то она постарается найти своего шефа… Безотлагательно. Интересное слово. Надо запомнить. Когда она повесила трубку, я был уверен, что Гордеев перезвонит мне безотлагательно, в течение нескольких минут.
Так и случилось.
Его звонок настиг меня, когда заброшенные корпуса детсада показались между деревьями.
— Что за переполох ты поднял, капитан? — с усмешкой сказал Гордеев. — Помощницу мою застращал. Еще одна тарелка рухнула в ваш лес?
— Я вас ищу третий день.
— Я был в отъезде. Что у тебя там?
— У меня тут дважды в день, как по расписанию, контакты с чебурашками.
Его веселье куда-то подевалось.
— Контакты? — спросил он севшим голосом. — Прямые?
— Как вам сказать… Одного сжег мой подчиненный. Другого мы захватили в плен: он сейчас валяется в одном добром месте, связанный по рукам и ногам; плюется ядом и грозится уничтожить жителей Земли в течение следующей недели. Прямые эти контакты, косвенные или интимные — разбирайтесь сами.
— Погоди-погоди. Расскажи с начала.
Я ему рассказал все, начиная с того момента, как забрал пирамидку из бункера, чтобы спрятать ее в более надежном месте, рассказал о звонке с орбиты, встрече с курьерами, пожаре в сарайном комплексе и плененном «языке». Закончил рассказ на сегодняшнем катаклизме возле нашего дома и полной версии шумерской легенды в пересказе Димки Самсонова.
— Скорее всего, — говорил я, подытоживая, — все ваши исследования артефакта проводились в латексных перчатках. Ваши спецы рассматривали под микроскопом его структуру, делали химический анализ, растворяли в кислотах отпиленные крошки. В итоге определили, что минерал — обычный гематит с необычной структурой, и успокоились. Но если бы на пирамидку попала хоть капля живой крови, хотя бы грамм гемоглобина — вы бы здорово удивились, когда ничем не примечательный камень вдруг засветился бы, словно электрическая лампочка. Видимо, с чем-то подобным и столкнулся один из исследователей. Неаккуратным действием он активировал пирамидку, стал жертвой свечения и повредился рассудком. Вы рассказывали, что в день, когда было совершено преступление, пирамидку увезли из бункера. Вероятно, это и вызвало его гнев, закончившийся убийством коллеги. В общем, пока существует эта пирамидка, нам всем угрожает страшная опасность.
— Бред какой-то, — откровенно признался Гордеев. — Если к нам попала такая важная штуковина, почему чебурашки зашевелились только сейчас? Столько лет затишья — и вдруг активные действия, включая боестолкновение.
— Чебурашки двадцать лет искали место падения транспорта, на котором перевозилась похищенная пирамидка. Сейчас они это место нашли. Теперь им осталось забрать артефакт. Мы не должны допустить, чтобы они осуществили свое намерение. Пирамидку следует уничтожить.
— Да погоди ты с крайними мерами… — задумчиво сказал Гордеев.
— Не буду ничего годить. Эта хреновина угрожает нам всем. Пирамидку необходимо уничтожить в кратчайшие сроки!
— Валера, ну как ты не понимаешь! Я не могу в одиночку принять столь ответственное решение. Тут нужно собрать специальную комиссию, которая могла бы взвесить все за и против. Только она может выдать санкцию.
— Какая к дьяволу санкция?! Вы просто не понимаете, о чем идет речь. Я грохну пирамидку кувалдой без всякой комиссии!
— Перестань горячиться! Я запрещаю тебе думать о ликвидации артефакта. Предупреждаю, что этот разговор записывается, и если ты ослушаешься моего приказа, то загремишь в тюрьму до конца дней. Не воспринимай это в штыки, пойми, я на твоей стороне.
— Разумеется, мы на одной стороне и в одинаковом положении — по уши в дерьме!
— Вот что надо делать. Я сейчас же направлю в Коровьино нескольких ребят, которые проведут работу с населением, устранят последствия инцидента и заодно соберут доказательства, подтверждающие твой рассказ о золотом свете.
— Вы все-таки не верите! — разозлился я.
— Дело не в этом. Собранные материалы и рапорты послужат доказательством к твоим доводам. Тогда я смогу предъявить их руководству.
Прижав телефон плечом к уху, я стал пролезать сквозь дыру в заборе.
— Покажите им живого чебурашку!
— С ума сошел? Чтобы он в мозгах у них поковырялся?
— От телепатии пришельцев можно защититься.
— Лучше не рисковать. И вообще, Валера, давай без самодеятельности. У нас существует стандартная процедура для чрезвычайных ситуаций, и я к ней немедленно приступаю. От тебя требуется самое непосредственное участие. Доставь пирамидку и пришельца в спецхранилище. — Гордеев не заметил, как сбился со своего эзопова языка и шпарил о пришельцах в открытую. — Собери своих людей и организуй оборону объекта до прибытия войсковых частей. Я попытаюсь подтянуть их как можно скорее.
— Когда они прибудут?
— Точно не могу сказать, но сделаю все, что в моих силах. А до той поры держите объект зубами и ногтями. Еще раз напоминаю тебе, капитан, потому что мне известно, как ты любишь своевольничать, — я категорически запрещаю предпринимать любые попытки ликвидации пирамидки! Категорически! Этот вопрос может решить только специальная комиссия с участием членов правительства и генштаба. Ты меня понял?
— Так точно, — нехотя ответил я.
— Выполняй.
— Слушаюсь.
Когда он отсоединился, я шел по заросшей песчаной тропинке ко входу в корпус. Ну и приказ отдал Гордеев. Вернуть пирамидку в бункер и организовать усиленную охрану — об этом я и сам подумывал. Но каким образом прикажете доставить на спецхранилище пришельца? На каком транспорте? Тут понадобится автомобиль или на худой конец мотоцикл с коляской. У кого их раздобыть? У кого из моих соседей имеется транспорт? Я подумал и пришел к выводу, что нет у меня таких соседей. У меня в соседях одни бабушки да Лева, у которого из всего транспорта лишь болотные сапоги.
Не такси же вызывать, в самом деле!
Ненароком глянув в корзину, я отметил, что щели свернутой в ком куртки больше не светятся. Двумя пальцами я осторожно развернул ее, пробрался сквозь складки к артефакту. Так и есть, пирамидка потухла. Возможно, потому что гемоглобина на нее попало немного, какие-то капли. Интересно, как долго она будет сиять, если плеснуть, скажем, стакан?
Нет. Даже думать не хочу, что из этого получится.
По осыпающимся бетонным ступеням я поднялся на крыльцо, миновал входной проем и оказался в помещении группы, где проходил первичный допрос пришельца. В глаза сразу бросилась холщовая сумка посреди пола, набитая обломками алюминиевой посуды, обрезками проволоки и труб. Откуда она здесь? Ни вчерашним вечером, ни сегодняшним утром я этой сумки не видел.
Сваленные горой детские шкафчики находились там же, где были. Раскидав их в стороны, я освободил дверь кладовки и потянул за ручку.
Свет выхватил из темноты прикрученную к лавке фигуру. Все было на месте: шапочка из фольги, врезавшиеся в тело витки алюминиевой проволоки, кляп во рту. Все осталось тем же за исключением пары деталей.
Вместо пришельца на лавке лежал местный бомж.
А еще он был мертв.
