Глава 3
Зона падения
До караулки я добрался, до колен перепачкавшись в грязи. На такие мелочи обращать внимание уже не было сил. Лежавший в прихожей Клякса оторвал от лап голову и с интересом посмотрел на меня.
— Что уставился! — буркнул я в сердцах.
Пес высунул язык и задышал, будто услышал от меня что-то приятное. Вот глупое животное.
Тарасыч разглядывал в окно увеличивающийся огненный грибок. Я переступил порог караулки, оставляя на половицах обильные влажные следы. Дед оглянулся на меня.
— Стекло высадило взрывной волной, — виновато сообщил он. Я только сейчас увидел, что бывший портовый связист стоит на осколках, а сквозь оконный проем ветер задувает в караулку капли дождя.
— Одежда сухая найдется? — спросил я.
— Зачем?
— Переодеться мне надо.
Тарасыч некоторое время таращился на меня, не понимая, как я могу говорить о подобных пустяках, когда за окном такое! Но потом рассудок взял верх над изумлением.
— Дяди Сани старая куртка где-то валялась… Кирзачи тоже сейчас посмотрю…
Широкая брезентовая куртка песочного цвета с надписью на спине «Ремстройсервис» была протерта до дыр на сгибах рукавов, воняла рыбой и пылью, но оказалась достаточно крепкой. Дядя Саня, видимо, носил ее, когда был менее крупным, чем сейчас, поэтому куртка пришлась мне впору.
Пока я натягивал стоптанные кирзовые сапоги, Тарасыч взахлеб делился впечатлениями:
— Короче, затопил я печку и стал смотреть в окошко, как молнии играют. Дюже занятно за этим наблюдать, японский городовой. Потом молнии исчезли. Ну, думаю, конец грозе — ан нет! Меж облаков что-то как сверкнет, как треснет. И вываливается из-за них такое… — Он раздвинул руки, пытаясь изобразить размер и форму. — Тарелка, в общем. Большая. Вся серебристая, по фюзеляжу молнии гуляют, позади столб дыма тащится. Я едва не обделался, когда она низенько над нами прошла. Не сразу понял, что не летит, а падает… Ну я сразу за рацию, тебя вызывать. А тарелка тем временем просвистела над складом ГСМ, пересекла речку и ухнула в Боровое. Японский городовой, впервые в жизни такое вижу!
— Странно все это, — сказал я, вытягивая из бычка остатки дыма.
Тарасыч почесал татуировку якоря на плече. Вопросительно посмотрел на меня:
— Что странно? Что молния в тарелку ударила?
— Что тарелка вообще здесь очутилась.
— Где — здесь?
— Именно здесь.
Тарасыч недоверчиво отстранился от меня. Я поднялся с табурета, топнул каблуком, всаживая пятку в задник сапога.
Видневшийся в окне гриб тем временем перестал расти и замер. Росплески клубящегося огня скрылись под периной густой сажи, лишь изредка прорываясь наружу. Над верхушками елей гриб поднялся метров на двадцать, может больше — отсюда хрен разберешь. Но выглядело впечатляюще. Глядя в окно, Тарасыч ерзал на стуле — небось локти кусает, что с ним нет хотя бы захудалого фотоаппарата. Я с ним согласен, не каждый день из караулки наблюдаешь такое представление.
Теперь у меня появилось предположение, более-менее правдоподобно объясняющее сегодняшние странности. Предметы в бункере реагировали не на грозу, а на приближение летающей тарелки. Они «почувствовали» своего технологического родственника и зашевелились. Как железные опилки шевелятся при появлении магнита.
Все почувствовали, за исключением мертвеца и пирамидки.
— Что делать-то, начальник? — растерянно спросил Тарасыч.
Что делать? Этот вопрос меня тоже мучает.
Я достал из кармана рабочий мобильник, который мне передал Фомин, — старенькую обшарпанную «Нокию» с царапиной на дисплее и вываливающейся кнопкой отбоя. Через этот телефон предполагалось поддерживать связь с офисом «Вымпела», ну и так, утрясать проблемы, возникающие при организации охраны. Как раз сейчас у меня возникла одна. В лес за рекой рухнул НЛО, и столб взрыва от него похож на картинку из учебника по оружию массового поражения.
От обилия событий, случившихся за короткий период, я слегка растерялся. Кому звонить? У кого достаточно компетенции, чтобы разобраться в этом вопросе? У милиции? МЧС? А может, дабы не нарушить режим секретности, я должен звонить сразу в Институт? В записной книжке мобильника значилось несколько телефонов Института. Какой из них набрать? И что сказать человеку, который возьмет трубку? Почему меня не проинструктировали, как поступать в подобной ситуации!
Все вопросы оказались бессмысленными. На дисплее горел значок перечеркнутой антенны. Сеть была недоступна.
Здесь и в обычное время загорается две из десяти полосок, а сейчас не было даже их. Трудно сказать, в чем тут дело. Возможно, из-за грозы вышла из строя близлежащая «сота». Возможно, электромагнитный импульс взрыва повредил электронику телефона. А возможно, наши инопланетные гости каким-то образом глушили связь. Насчет последнего — шучу, конечно. Хотя, как известно, в каждой шутке есть доля правды.
Бесполезный мобильник я убрал обратно в карман.
Грибок взрыва за окном превратился в клуб черной пыли, который стал медленно оседать и развеиваться ветром. С момента падения прошло от силы десять минут. Твою неваляху, я все еще не верю, что это происходит на моих глазах!
— У нас дозиметр есть? — поинтересовался я, не сводя глаз с окна.
— Чего? — удивился Тарасыч.
— Дозиметр. Прибор для измерения уровня радиации.
— А на кой он нам сдался?
Я прикусил язык. Чуть не проболтался подчиненному, не имеющему допуска, что некоторые объекты хранения могут излучать радиацию. К счастью, Тарасыч в этот момент не блистал проницательностью. А я вдруг сообразил, что если двадцать лет назад здесь произошло нечто похожее, то дозиметры могут находиться в бункере. Хранятся же в кладовке противорадиационные костюмы!
Я отдал Тарасычу свой служебный мобильник.
— Набирай МЧС, пока не ответят.
— А если ответят, что сказать?
— Так и скажи: тарелка в соседний лес упала, беспокоит это тебя, чай с конфеткой пить не можешь.
Пока я возвращался в бункер по цепочке своих следов, оставленных в грязи, дождь сменился редкими одинокими каплями, падающими с неба. Повторный спуск на первый ярус вызвал у меня чувство дежавю. Я решительно отогнал это чувство, чтобы не путалось под ногами.
В кладовке, порыскав по стеллажам, я нашел целую россыпь подарков, оставленных военными. Наряду с электронными осциллографами, цифровыми тестерами и другой контрольно-измерительной ерундой, о назначении которой я имел весьма смутное представление, на полках обнаружились комплекты индивидуальных дозиметров, а также новенькие, в упаковке, войсковые приборы для радиационной разведки. В паспортах были расписаны четкие интервалы поверки приборов, видимо, посещающие бункер «академики» не забывали про эту кладовку. Я выбрал измеритель мощности дозы ИМД, устройство попроще и полегче остальных. Также прихватил комплект изолирующего противогаза и сумку с общевойсковым костюмом химзащиты. Нагруженный под завязку, выбрался из бункера, на этот раз выключив свет на ярусах и тщательно заперев наружную дверь.
Столб взрыва над лесом окончательно перестал походить на маленькую Хиросиму: все, что от него осталось, — грязное пятно в небе. Я включил базовый блок ИМД и направил датчик детектирования излучений в сторону пятна. Прибор неохотно щелкнул, стрелка заколебалась в самом начале шкалы. Пока неплохо, чуть выше естественного радиационного фона.
Тарасыч, высунув голову из дверного проема караулки, изучал небо. Клякса выбрался со своего места в прихожей и лакал воду из лужи. Я сгрузил барахло из бункера на крыльцо.
— Ну, как МЧС?
Тарасыч отрицательно потряс головой.
— Фонарь у нас есть?
— Фонарь есть… Ты куда собрался, начальник? — осторожно поинтересовался Тарасыч.
— Прогуляюсь за реку до лесочка.
— Пойдешь туда?!!
Я пожал плечами.
— Кому-то надо посмотреть, что там. Ближе нас к месту падения все равно никого нет. К тому же, может быть, там живой кто остался.
Тарасыч посерел лицом. Клякса оторвал морду от лужи и посмотрел на деда.
— Кто живой? — страшным голосом спросил он. — Кто там может быть живой?
Я пожал плечами.
— Вот и посмотрю.
— Да брось, начальник. На кой тебе это нужно? Лучше посидим, чаю попьем. Авось к этому времени телефон заработает.
Я только усмехнулся.
Признаюсь, есть у меня один недостаток. Я часто лезу в самое пекло. Возможно потому, что не люблю сидеть на месте. Как викингам, мне нужны приключения. Зачастую, правда, они оканчивались плачевно: то отделением милиции, то вообще увольнением из рядов Вооруженных сил. Впрочем, это мелочи, побочный эффект. Важен сам факт участия в чем-то необычном, будоражащем кровь и волнующем воображение. Как, например, поход к упавшей тарелке. К тому же мне действительно интересно было посмотреть, нет ли там кого-нибудь малость поживее моего подопечного из морозильной камеры?
Я попросил Тарасыча налить холодного кипятка в полуторалитровую пластиковую бутылку. Он исполнил просьбу, вылив в нее остатки из чайника. Вода была горячей, и бутылка слегка покорежилась. Я перетянул горлышко проводом, соорудил петлю и повесил на плечо.
— Возьми карабин, — вдруг сказал дед. — Мало ли.
— Карабин останется в караулке, — строго ответил я. — Ты, Тарасыч, охраняешь объект государственной важности. И за оружие отвечаешь головой. Ты не имеешь права передавать его кому-либо, в том числе мне.
Тарасыч заткнулся.
Я взвалил на плечо противогаз и сумку с костюмом, преодолел ворота и пошлепал по лужам в сторону реки.
* * *
В километре от нашего объекта на излучине реки находился перекат. Я каждый день прохожу мимо него, когда топаю на спецхранилище из Коровьина. Здесь всегда шумит вода, бегущая между выступающих из реки валунов. Галечное дно настолько мелкое, что проглядывается с берега. Перебраться на другую сторону можно не глубже, чем по пояс.
На пляже, врезающемся в реку словно лезвие, я раскатал изолирующий костюм. Пока мне нужны только резиновые штаны. Я натянул их поверх сапог, перекинул бретели через плечи и застегнул. Рыбаки часто используют снаряжение химзащиты, чтобы удить рыбу, стоя по пояс в воде. Мне это снаряжение требуется, чтобы перейти на другую сторону и не замочить одежду.
Течение на перекате было быстрое, настырное и все норовило снести меня с мели. Я прятался от него за валунами в зонах стоячей воды. Еще спасали обильные водоросли, за которые можно было держаться, когда вконец обнаглевшее течение валило с ног.
Берег на другой стороне реки был обрывистым, истыканным гнездами ласточек, у воды поросшим речной ивой. Хватаясь за ее ветви, я выбрался на сушу и долго бродил в поисках участка, по которому смог бы подняться наверх. Наконец мне попался подходящий для этой цели травянистый откос.
Передо мной выросла стена дремучего ельника — серого, сухого, пыльного, даже частично не позволявшего разглядеть, что творится на месте падения. Можно лишь сказать, что грибок взрыва окончательно растаял, сменившись струйками дыма от начинавшегося лесного пожара. Упавшая тарелка подожгла Боровое.
Я измерил уровень радиации. Он увеличился, колеблясь между шестью и восьмью сотыми миллирентген в час. Это плохо. Радиация все-таки есть, и в эпицентре она может достигнуть небывалых, чернобыльских значений. С моим общевойсковым костюмом химзащиты там вообще делать нечего… И все-таки назад я не повернул. Мне хотелось взглянуть на тарелку, потому что потом такой возможности не представится. Появятся военные, оцепят местность, засекретят информацию, зашугают местных жителей подписками о неразглашении. А тут, пока они не прочухались, есть возможность.
Сотней метров правее за стеной ельника нашлась просека, по которой я вошел в лес. Я двинулся по ковру из мятлика, перемешанного с березовыми побегами, росточком по колено. Мой курс лежал на дым, поднимающийся за деревьями в светлеющее после грозы небо. Просека вела чуть вправо, поэтому я решил, что пройду по ней сколько можно, а потом сверну в чащу.
Наблюдая за дымом, я пару раз наступил на гнезда куропаток — эти курицы выпархивали из-под ног, крича и громко хлопая крыльями, пугая меня до смерти. Однажды рядом что-то зашипело, словно утечка газа из трубопровода, — затаившаяся на старом пне гадюка пристально взирала на меня черными провалами глаз. Я обошел ее по широкой дуге.
Когда стало окончательно ясно, что просека ведет в противоположную от пожарища сторону, я вошел во владения вековых сосен, неохватных берез и дремучих елей. Кроны деревьев загораживали свет, поэтому сквозь валежник и заросли дикой малины приходилось продираться в сумраке. Появились комары, но после ливня их было немного, да и не доставали они меня никогда. Я не ощущаю укусов, не знаю почему. Юлька выдвинула ехидную версию, что комары о мою слоновью кожу ломают хоботы. Она просто завидует. У нее самой кожа очень нежная. Стоит комару сесть и коснуться кровососущей иглой, как тут же вскакивает бляшка, чешущаяся несколько часов. У Настюхи то же самое, мама с дочкой, блин…
Уровень радиации снова увеличился. Я рассчитал, что при дозе, которую сейчас определяет ИМД, смогу находиться в лесу без ущерба для здоровья еще часа три. Потом начнется, что называется, «хватил». Лучевая болезнь. В домашних условиях выводить излишек радионуклидов из организма можно только средством, которое лично мне кардинальным образом противопоказано, а вырезание ложек, к великому сожалению, не может компенсировать его лечебный эффект.
Как бы там ни было, на месте катастрофы НЛО я долго находиться не смогу (если вообще подберусь к нему на расстояние видимости). Тем более нечего думать о том, чтобы пройтись по тарелке, обследовать помещения, палубы, покопаться в инопланетном скарбе… Досадно.
Однако прежде, чем я достиг конечной цели моего путешествия, случились два события.
Взойдя на небольшой холм, свободный от деревьев, я обнаружил, что кроме полотна дыма, поднимавшегося над местом падения, на северо-востоке вьется еще один, более скромный дымок. Раньше я не замечал его, так как он сливался с основным. Но когда просека увела меня вбок, два дыма разъединились. Кроме тарелки в лес упало что-то еще. Я подумал, что посещение места падения маленького объекта может оказаться более продуктивным, чем бестолковое топтание на большом пожаре возле источника убойной дозы радиации.
Этот дымок был первым событием.
А вторым стала встреча с «коллегой» — таким же ротозеем, как я, отправившимся поглазеть, что это там бабахнуло в лесной чаще.
* * *
Мужик лет сорока, среднего роста и телосложения, одетый в камуфляжную куртку и резиновые сапоги, пробирался между аккуратных сосенок. На пояснице у него висела большая лыковая корзина. Заметив меня, он приветливо махнул рукой и быстрым шагом направился ко мне, прямодушно улыбаясь, будто старому знакомому.
— Эй, мужик, это… Погоди, говорю!
У него были мятые русые волосы, чуть навыкате глаза. Резкие, грубоватые черты лица относили его к коренным жителям одной из окрестных деревень. Мне вообще казалось, что лица всех местных жителей чем-то схожи — то ли отпечатавшимся на них простонародным бытом, то ли отдаленной родственной связью.
— Здорово, земляк! — Он глянул вытаращенными глазами на мой изолирующий костюм, на противогазную сумку и дозиметр. Его улыбка поблекла. — Тут военные учения, что ль?
— Вряд ли. — Я кивнул на корзину у него за спиной. — Как грибочки, набрал?
— Ага, как же! Набрал, называется. Сначала под такую грозу попал, что помереть можно от страха. Хорошо хоть под деревом спрятался, не замочило. А потом еще эта хреновина просвистела над лесом. Вот где страшно-то было по-настоящему.
— Близко видел?
— Что?
— Хреновину.
— А… Не, деревья мешали. Видел только, что здоровая, гадина. Не знаешь, куда упала? Очень уж посмотреть хочется, хотя бы одним глазком. Конечно, если можно? — И он вопросительно глянул на меня, будто я тут караулю проход к упавшей тарелке.
— Меня можешь не спрашивать, я к этому отношения не имею, — заверил я. — Сам иду посмотреть, что там за штуковина упала. На снаряжение не обращай внимания, просто под рукой оказалось. Бывает такое иногда.
Он недоверчиво изогнул губы в ухмылке. Видать, не до конца поверил, что я такой же, как и он, любопытствующий, просто оснащен получше.
— Значит, зону никто не сторожит? — на всякий случай уточнил он.
— Нет.
— Фу-у… А я уж боялся, что сначала стрельнут из «калаша», а потом станут разбираться, шпион или нет. — Он произнес это с улыбочкой, почти такой же, как у майора Фомина. — Не возражаешь, ежели вместе пойдем? Вместе сподручнее. Меня, кстати, Семеном зовут.
— Я Валера. — Мы закрепили знакомство рукопожатием. — Только не знаю, далеко ли удастся тебе пройти, Семен. Тут уровень радиации высокий, причем с каждым шагом увеличивается не по-детски. Грибочки в этом лесу точно лет двести нельзя будет собирать.
— Вот блин! Я с детства сюда за грибами и за малиной ходил. Вся моя родня ходила. Как же так?
— Речь не о грибах. Без спецзащиты тебе далеко не пройти.
Семен скорчил жалобное лицо.
— Слушай, Валера, земляк, очень мне туда надо. Не каждый день у нас с неба махины падают. У нас в Голованово про меня только и говорят, что Семен с женой поцапался, или Семен на тракторе в канаву съехал, или же начальник гаража послал Семена в матерной форме. А тут народ будет говорить: «Слышал, в Боровом НЛО грохнулось? Так Семен туда ходил. Семен видел. Семен рассказывал». А насчет того, что радиация, — ну подумаешь, хвачу чуток. Хлебну стакан — сама растворится. Но ты пойми, Валера, земляк, не могу я это дело пропустить.
Я пожал плечами. Пускай идет, раз хочет, что мне его отговаривать. Взрослый человек, сам разберется, где для него опасно. В крайнем случае, если ИМД станет показывать угрожающие цифры, поговорю с ним пожестче.
Так у меня появился спутник. На протяжении всего пути, что мы пробирались сквозь ельник, Семен болтал без умолку. Я узнал, что он работает трактористом, но сейчас у трактора полетела коробка передач, надо менять половину шестерней, а денег на ремонт нет, и начальник гаража выгнал его в отгулы. Еще я узнал, что Семен недоволен жизнью, потому что получает мало; он хочет перебраться в город, чтобы получать больше, правда не знает, чем бы стал заниматься, скорее всего пошел в какой-нибудь автосервис. Потом он рассказал, как у них возле котельной в открытый люк провалилась корова. Семен привязал ее тросом за рога и тащил трактором… В общем, в пути скучно не было. Позади меня шагал живой радиоприемник, настроенный на волну с сельскими анекдотами.
Сквозь ельник я двигался первым, выставив перед собой локоть, таранящий сплетения ветвей, норовивших хлестнуть по лицу, запутаться в волосах или пропороть сучком роговицу глаза. Историю с коровой я уже где-то слышал. Впрочем, неудивительно. Коровьинский район не очень большой. Каждая неординарная история здесь становится почти официально распространяемой новостью. Бабушки из моего дома, собирающиеся по вечерам на длинной скамейке перед палисадником, вносят не последнюю лепту в работу Коровьинского информагентства. Уверен, что сегодняшнее событие вообще станет хитом. Говорить об этом будут целый год, строя предположения одно невероятнее другого. И никакие меры вроде подписок о неразглашении или угроз массовых расстрелов не задушат право народа на свободу распространения информации. Я успел в этом убедиться уже на третий день появления в поселке. На улице со мной здоровались какие-то незнакомые женщины, ребятня называла «начальником», а мужики из капельницы настойчиво предлагали проставиться за вступление в должность…
Приближение малого объекта падения я почувствовал по запаху дыма и, кажется, серы. Под ногами стали попадаться россыпи черной крупы, напоминавшей спекшуюся сажу. Потом наверху в сосновых кронах мы увидели широкий пролом. Проследив за его спуском к земле, мы обнаружили впереди предмет поисков.
Пропахав длинную черную борозду, в землю между молодыми сосенками зарылась оранжево-медная «семечка» размером с небольшой автомобиль. Земля вокруг «семечки» дымилась, дым, просачиваясь сквозь хвою, поднимался в небо. Основной объект падения находился несколькими километрами левее нас. Дыма от него стало больше. Видимо, пожар разрастался.
Где-то на расстоянии сотни метров от «семечки» стрелку ИМД начало зашкаливать. Я переключил диапазон измерения и понял, что с радиацией у нас все в порядке, то есть что она есть и что ее много.
Я остановился отдышаться. Переход по лесу изрядно вымотал меня. Но мы у цели. Пора доверить свои легкие изолирующему противогазу. А Семену…
— Тебе дальше нельзя.
— Да ладно! — отмахнулся он, прищуренно разглядывая «семечку» и собираясь подойти к ней поближе. — Я только гляну одним глазком и назад.
Я взял за руку этого самоубийцу, заставляя обратить на меня внимание.
— Слышь, Семен. — Я хмуро глянул ему в глаза. — Я серьезно. Ты, конечно, сам хозяин своему здоровью, но по-человечески тебе советую: не ходи туда. Понимаю, что любопытно. Но без средств защиты нельзя… если, конечно, не хочешь остаток жизни находить у себя раковые опухоли на жизненно важных органах.
В его взгляде мелькнуло подозрение. Вот идиот, думает, будто я его дурачу. Будто собираюсь заграбастать славу первооткрывателя упавшей с неба штуковины.
— Если так заботишься о здоровье, может, сам не пойдешь? — спросил он. — Давай мне свои шмотки, а? Я разведаю, что там и как. Потом вернусь.
Я протянул ему сумку с противогазом.
Не ожидавший такого жеста, Семен попятился от меня.
— Ну что же ты, земляк, бери! Умеешь работать в изолирующем противогазе? А с измерителем мощности дозы умеешь обращаться? Сколько времени можно находиться на зараженном объекте — знаешь?
Он молчал.
— Это тебе не байки травить, — продолжил я. — Это деликатное дело. Стошнит в противогаз, сразу захочется снять его, чтобы дохнуть чистого воздуха. Едва ты это сделаешь — здравствуй, доза! Через две недели выпадут волосы и брови. Через два месяца начнутся невыносимые головные боли. Через полгода обнаружишь, что не можешь мочиться от раздувшейся простаты, а в голове у тебя опухоль размером с кулак, и даже если ее вырезать, то врачи не дают гарантии, что останешься жив… Ну как? Пойдешь?
Насупившийся Семен демонстративно не глядел на меня.
— Отойди на сотню шагов и жди, — приказал я. — Вернусь, расскажу, что видел. Можешь потом заливать в своей деревне, будто сам там был, — ловить на слове не буду, мне этого даром не надо.
Не проронив ни слова, Семен обиженно развернулся и побрел назад. Корзина на его пояснице раскачивалась из стороны в сторону. Пусть обижается. Зато останется цел.
Я надел куртку, резиновые рукавицы. Тщательно застегнул все хлястики, после чего натянул на череп противогаз и капюшон. Готово. Полностью защищенный и упакованный, я двинулся вдоль борозды к эпицентру радиации.
Вокруг упавшего аппарата держалось марево раскаленного воздуха, поэтому толком разглядеть его я не мог. Видел только выпуклости вдоль борта, похожие на обтекаемые ребра жесткости, огненный цвет поверхности, черное отверстие в задней части, похожее на сопло… Вообще трудно было подбирать аналогии из современного мира, чтобы описать это изделие made in Sirius, или откуда он там прилетел. Могу только с уверенностью сказать, что такого я в своей жизни точно не видел.
Земля была горячей от распадавшихся радиоактивных частиц и тлеющего торфа. Жар ощущался сквозь подошвы кирзачей, я все боялся, как бы они не расплавились. Кроме того, метров за десять до «семечки» я попал в облако неведомой пыльцы, моментально осевшей на стеклах. Я поскреб стекла пальцами. Пыльца не сошла. Двигаться дальше пришлось в условиях ограниченной видимости.
Показания ИМД в очередной раз подскочили. У меня было не больше пяти минут, чтобы осмотреть отделившийся от НЛО элемент. Я уже не сомневался, что вижу спасательную капсулу, внутри которой надеялся обнаружить нечто живое, дышащее, способное к общению, готовое пойти на контакт. Зачем мне это? Спросите что-нибудь полегче. Может, это как-то связано с проблемой моего самоутверждения в жизни. Может, я хотел еще раз убедиться, что пришельцы — не розыгрыш. А может, мне просто нужно чем-то заполнить пустоту, которую раньше заполняла водка.
Капсулу окружал вязкий белый дым. Раскаленно-медный цвет поверхности пробивался сквозь него и слепил глаза. Он словно окутывал «семечку» волшебным сиянием. Я сделал несколько шагов от кормы к носу, пытаясь определить, в каком месте находится замок, открывающий капсулу. Что-то вроде рычага на дверце холодильника отыскать не удалось. Зато я обнаружил контуры люка.
Тонкая щель, похожая на трещину в скорлупе ореха, охватывала треть боковой поверхности «семечки». Стоило мне провести вдоль нее пальцами в перчатке, как последовал едва заметный щелчок. Капсула вздрогнула. По ее обшивке прошла короткая вибрация, после чего часть борта поднялась вверх, как дверца «Феррари», чуть ли не наизнанку вывернув внутренности.
В первый момент я ничего не увидел — обзор загородил дым. Я нетерпеливо разогнал его ладонями, еще раз поскреб стекла противогаза, чтобы хоть чуточку прибавить видимости, но «пыльца» намертво въелась в стекла. Сквозь мутную пленку я увидел пульт управления, из которого торчали хрусталики, в точности похожие на объекты из комнаты «2». Кончики хрусталиков покрывало робкое рдеющее свечение. Над пультом висел информационный экран с бегущими по нему строками тарабарщины.
Я переместил взгляд в салон, чувствуя, как сердце нервно отстукивает в груди.
Напротив пульта управления в центре аппарата располагалось единственное кресло. Оно пустовало. Вопреки моим ожиданиям, капсула оказалась без гуманоида, хотя совсем недавно, может десять минут назад, в ней кто-то находился. Я это чувствовал. На это указывали бегущие по экрану иероглифы, непотухшие хрусталики управления, оставленные спиной и ягодицами вмятины на кресле. Существо, пребывавшее в этой капсуле, покинуло ее сразу после приземления.
Оно где-то в этом лесу.
Позади хрустнула ветка. Я вздрогнул.
В стеклах мелькнула человеческая рука. Не успел я опомниться, как она ухватила меня за «хобот» ИП — и в следующей момент я остался без противогаза в эпицентре радиоактивного заражения.
Дым резал глаза. Горели уши, беспощадно свернутые резиной. То же самое происходило с волосами, едва не выдранными с корнем из скальпа.
Возле меня, держа в опущенной руке противогаз, стоял Семен. Улыбочки майора Фомина на его лице больше не было, как, впрочем, и добродушного выражения тракториста из Коровьина. Лицо выглядело безразличным. Хуже того — мертвым.
— Теперь у тебя будут опухоли на жизненно важных органах, — мстительно произнес «Семен».
Насколько я понял, мой долгожданный контакт с внеземным разумом состоялся.
