Глава 14
Деревня пеньки

Когда в небе появились два Ми-28 с красными звездами на бортах, мы валялись на земле, обессиленные после боя и ликования по поводу его окончания. Ощетиненные гроздьями ракет и авиапушками пятнистые стрекозы подошли к хранилищу, сделали над ним круг, огибая широченные столбы дыма. Пилоты потрясенно разглядывали сверху массивное развороченное блюдце, рассеянные по полю черные воронки, полосы выжженной травы и тела мертвых существ, мало похожих на людей.

Попутно они измеряли радиацию. Не обнаружив опасности, один из «Ночных охотников» деликатно приземлился на нетронутый пятачок травы посреди хранилища. Из открывшейся кабины выпрыгнул полковник Гордеев собственной персоной. Он был в камуфляжной форме и не подходящей для нее офицерской фуражке. Придерживая ее за козырек, Гордеев выбрался из воздушной круговерти и застыл, потрясенный близкой картиной самого фантастического сражения на Земле.

Я подошел к нему усталым шагом, отдал честь:

— Товарищ полковник, задача выполнена. Личный состав службы охраны остановил неприятеля на подступах к бункеру. Один человек убит, один ранен. Начальник службы капитан Стремнин!

На мгновение сквозь личину надменного полковника проступил растроганный старик. Руки его задрожали; он притянул меня к себе и обнял. В сощуренных уголках глаз блеснула слеза.

— Валера… Я-то думал, что тут осталось ровное поле. И в ближайшие двенадцать часов нам всем придет хана.

— Кое-кому придется перенести апокалипсис на более поздний срок.

— Значит, сохранили?

— Так точно.

— Где она?

У дяди Сани, которому на обожженную руку Тарасыч накладывал стерильную повязку, я выяснил место, где спрятана пирамидка. Его ответ меня здорово удивил и позабавил. Бывший десантник не стал ломать голову и запихнул минерал в поддувало печки-буржуйки, стоящей в караулке. Если бы чебурашки об этом знали! Они из кожи вон лезли, идя на приступ бункера, а вожделенный артефакт все это время находился у них под носом, в зоне тотального контроля. Там, где висела тарелка. Там, где высаживалась штурмовая группа.

Пока мы с Гордеевым шли к караулке, на окружающие луга начала падать техника на парашютах: танки, БМП, мобильные ЗРК. Едва приземлившись, они трогались с места, занимая позиции по периметру спецхрана. На территорию объекта опустился транспортный вертолет, из которого высыпали спецназовцы. За облаками вновь громыхали раскаты: судя по дробному звуку, небо в этот раз патрулировала целая эскадрилья МиГов.

— Что с людьми? — спросил я.

— Какими людьми?

— Пострадавшими от золотого света. Есть новости?

— Известны только результаты первичного обследования.

Гордеев рассказал, что у всех двенадцати человек, которым не посчастливилось оказаться возле березовой рощи (за исключением меня, разумеется, я наблюдал золотой свет какую-то секунду), врачи зафиксировали изменения в физиологии головного мозга и, соответственно, нарушения в психике. Тяжелее всего пришлось Ивану Савельеву, парню, которому понадобилась березка. Он находился ближе всех к активированной пирамидке, держал ее в руках. У него были выжжены радужка и сетчатка, сознание отсутствовало, а мозг не реагировал на внешние раздражители. Сейчас парень пребывал в глубокой коме. У других пострадавших дела обстояли получше, но тоже не здорово: потеря памяти, психозы, навязчивые идеи, эмоциональное опустошение и полное безволие, доходящее до абсурда. Они были готовы выполнять любые команды, лишь бы им позволили еще раз взглянуть на Сияющее Великолепие. Врачи говорили, что расстройства психики тяжкие, но не фатальные, и пробовали варианты лечения. Я подумал, что парню с выжженной сетчаткой лечение вряд ли поможет, слишком близко он находился к источнику света.

— Мы столкнулись с неизвестного вида электромагнитным излучением, воздействующим на психику, — поделился Гордеев мнением. — Зомбирование светом. Подобные разработки велись в наших закрытых институтах, но мы даже близко не подобрались к подобному эффекту. Образ сияющей пирамидки прожигает сознание и оставляет в нем неизгладимый след, какой на сетчатке глаза оставляет солнце. Видимая часть спектра каким-то образом притягивает к себе человека, вызывая в нем радость, эйфорию, иллюзорное счастье, а исчезнув, приводит к опустошению. Человек не может думать ни о чем. Он начинает искать золотой свет и готов сделать все, чтобы увидеть его снова. Он становится рабом. Это световое оружие разрушает психику человека. Думаю, оно может иметь такой же разрушительный эффект, как атомная бомба.

Последнее утверждение весьма опрометчиво, но я не виню в этом полковника Гордеева. Он просто не видел, что делает с людьми свет пирамидки, в каких бездушных животных их превращает. Я это видел, а потому могу заявить со всей ответственностью: гематитовая пирамидка гораздо страшнее атомной бомбы.

Мы вошли в караулку. Я щелкнул выключателем, лампочка под потолком вспыхнула. Надо же, чудовищная бомбардировка не повредила электрические кабели, идущие к хранилищу.

— Что будет дальше? — спросил я, чересчур близко подавшись к полковнику.

Он повел ноздрями и отстранился от меня на шаг.

— Перегар от тебя, капитан, как от сивой лошади… — Гордеев принялся рассудительно отвечать: — Вы отразили нападение и сохранили артефакт, но ситуация по-прежнему сложная. К обратной стороне Луны подошла «матка», огромный корабль пришельцев, способный нести на борту до полусотни тарелок.

Мне потребовалась секунда, чтобы сопоставить известные факты и сделать вывод.

— Это Зельдерон.

— Кто?

— Они называют его своим повелителем. Насколько я понимаю, именно Зельдерон четыре тысячи лет назад спустился на Землю, чтобы опробовать пирамидку на жителях города Набар. Это древний и опытный завоеватель. Пришельцы обещали, что скоро он придет, и он пришел. Не думаю, чтобы Зельдерон стал размещаться около Земли, если бы дело было проигрышным.

— В крупномасштабное наступление они не пойдут, если ты об этом, силы не те. Едва «матка» покажется из-за Луны, ее встретят наши ракеты. Подозреваю, что основные надежды пришельцы возлагали на пирамидку, но мы теперь понимаем ее важность и просто так, без боя, не отдадим. Вся орбитальная группировка военного назначения и вся ПВО европейской части страны приведены в состояние боевой готовности. На истребителях, которые сейчас находятся в воздухе, установлены орудия со сбитых тарелок, еще дюжина стоит в ангарах на срочном переоснащении. Мы можем с ними воевать, можем их бить — ты сам это только что продемонстрировал. Хрен им теперь, а не пирамидка!

Я посмотрел в его серые глаза.

— В этот раз вы многое предусмотрели.

— Мы стали умнее, — серьезно ответил Гордеев.

Возле буржуйки я сел на колени. Запустив руку в холодное поддувало, поскреб пальцами среди пепла и нашарил в дальнем углу полиэтиленовый сверток.

Сверток я передал Гордееву. Предусмотрительно натянув резиновые перчатки, полковник освободил пирамидку от упаковки и задумчиво опустился на табурет, разглядывая ее в пальцах, словно заморскую диковинку. Странные иероглифы на гранях тускло блестели в электрическом свете.

— Черт побери, — задумчиво произнес Гордеев. — Столько проблем из-за этой крохи! Нам стоило догадаться раньше. Гематит… Знаешь, что в переводе с греческого означает «гематос»? Кровь!

— Надо же! — удивился я, растерянно пихнув в губы сигарету.

От усталости гудели ноги. Но еще сильнее гудело в голове. После инвентаризации, которую провел там мой большеглазый «друг», мир стал не таким, как прежде.

— Единственное, чего я так и не понял, — сказал я, выпуская дым из уголка рта, — как они собирались заставить каждого из шести миллиардов жителей Земли смотреть на это светящееся барахло?

Гордеев на мгновение оторвался от камня.

— Мы ищем ответ на этот вопрос.

В караулку вошел знакомый лейтенант-кавказец, помощник Гордеева. Его руку оттягивал тяжелый серебристый контейнер, на боку которого поблескивало табло электронного замка. Взгромоздив контейнер на обеденный стол, между чайником и банками с крупами, чаями и сахаром, лейтенант откинул крышку. Рукой в латексе Гордеев осторожно опустил пирамидку в заполненные поролоном внутренности. Точнее, от внутренностей там осталась только маленькая ячейка — остальное пространство занимала сталь. Ее было столько, что контейнер наверняка выдерживал небольшой ядерный взрыв.

Закрыв крышку, Гордеев прикосновением большого пальца активировал замок. Когда мы втроем выходили из караулки навстречу двигавшейся технике, маршировавшим группам солдат, взлетавшим и садившимся вертолетам, к нам присоединились двое спецназовцев в бронежилетах. Вооружены они были не чем попало, а хорошо проверенными лично мною бластерами.

— Принято решение оставить пирамидку здесь, в бункере, — говорил Гордеев, когда мы шагали за лейтенантом. Спецназовцы сопровождали нас справа и слева. — Комиссия считает, что риск транспортировки в другие места очень велик. Охрану объекта мы полностью берем на себя.

Я кивнул.

— В бункере остался живой чебурашка. Тот самый, о котором я говорил по телефону. Угрозы он не представляет, но может быть полезен как источник информации.

— Мы о нем позаботимся.

— Что делать моим ребятам?

— С тобой и твоими ребятами переговорят особисты по поводу того, о чем можно и о чем нельзя распространяться в кругу близких, потом пройдете бактериологический контроль, после чего можете отправляться домой. Отдыхайте. По линии Министерства обороны все будете представлены к государственным наградам. Ваш погибший товарищ — естественно, посмертно.

— Напомните-ка мне, полковник, — флегматично спросил я, отправляя под ноги бычок, — премия — это такая бумажка с печатью, которыми у меня оклеен весь сортир, или еще деньги?

— Деньги, причем большие. Для героев ничего не жалко.

— Тогда хорошо. А как насчет того, чтобы уничтожить пирамидку? Думали об этом? Пока она цела, нам всем угрожает опасность.

Несколько секунд Гордеев шагал молча.

— Санкции на это не получено.

Пришелец прятался в морозильной камере, но его там нашли и, наградив пинками, упаковали в цинковый ящик, в каких перевозится «груз двести» (ничего более подходящего не нашли). Ящик быстро погрузили на вертолет и увезли в неизвестном направлении. Я рассчитывал сдать «языка» еще вчера, но его путь в органы дознания оказался чуть длиннее и запутаннее. На счастье, все закончилось благополучно.

Пирамидка была помещена в ту же комнату, где объект с инвентарным номером 001 хранился последние годы. Отличие состояло лишь в том, что теперь он находился в прочном контейнере, дверь комнаты охранял неприветливый спецназовец в бронежилете, а у входа в бункер стояли еще два.

Мы сдали людям Гордеева оружие и снаряжение, отобранное у пришельцев. Орехова, успевшего обшмонать несколько трупов, военным пришлось раскулачивать с применением силы. У нас экспроприировали все подчистую, включая служебный карабин и двустволку дяди Сани. Хорошо хоть оставили куртки с надписью «ОХРАНА» на спине, а то к вечеру становилось прохладно. Лично я больше всего горевал по ускорителю перемещений. Хотя мне теперь долго не придется его использовать, чтобы добираться до спецхрана. На объекте появились новые хозяева, а мы остались не у дел. Так что не нужен мне ускоритель. Да и куртка с надписью «ОХРАНА» на спине тоже теперь ни к чему.

Дядю Саню увезли на вертолете. Военный врач сказал, что с рукой все будет в порядке. Пересадят кожу с задницы, и все будет в порядке. Уж не знаю, шутил он или говорил серьезно, в принципе медицина все может. Оставшаяся троица караульных, включая вашего покорного слугу, прошла в санитарной палатке химобработку, после чего Тарасыч и Орех отправились на разговор с особистами, а меня Гордеев взял за локоть и отвел в сторонку.

Было уже поздно, и я волновался, как буду возвращаться домой в такую темень. Но Гордеев заверил, что это не проблема и нас подбросят на вертолете.

— У меня много дел, — сказал он. — Но я хочу отблагодарить лично тебя. Держи.

Сначала я не понял, что за стальную палочку он протянул. Только через несколько секунд, поднеся ее к свету прожектора, я узнал светящийся нож.

— Это тебе подарок.

— Вот дьявол! — не удержался я от восхищенного возгласа. — Спасибо.

Не скрою, нравилась мне эта штука. Но взять ее как-то не решался.

— Бери-бери, у меня два таких, — заверил Гордеев. — Пригодится… хлебушек порезать. Только на людях не вытаскивай.

Я сунул ножик в карман штанов. Гордеев тем временем достал плоскую фляжку, отвинтил пробку. Мои натренированные ноздри тотчас уловили поднявшийся из горлышка запах чего-то алкогольного, но в то же время невероятно ароматного и вкусного.

— Это коньяк «Реми Мартэн» десятилетней выдержки. Очень дорогой. — Полковник отсалютовал мне флягой. — За тебя, Валера!

Он сделал короткий глоток и передал мне емкость.

— Давай, выпей, — сказал он. — Чтоб побольше было таких мужиков, как ты.

Меня никогда не приходилось долго уговаривать, особенно если была компания. Я вставил горлышко фляги между губ и запрокинул голову вместе с рукой. Невиданное по качеству пойло полилось в глотку, оставляя на языке приятное послевкусие. Глоток получился солидным. Пощекотав небный язычок, коньяк мягко провалился по пищеводу в желудок, а потом…

Столь дикой рвоты я не припомню с юношеских лет. Выворачивало так, будто я нахлебался заплесневелой браги. Рвало неистово, аж глаза лезли на лоб. Из груди выходил страшный крик: «У-у-уэ-э-э-э!» — а виски заламывало от боли. Желудок уже давно был пуст, но из него продолжала литься желчь. Казалось, организм мстил хозяину за многолетние издевательства над собой.

Наконец, мне удалось разогнуться и втянуть в грудь немного дымного воздуха. Стоявший рядом Гордеев выглядел сконфуженным. Ладные, до блеска начищенные ботинки полковника усеивали мутные брызги.

— Не в то горло попало? — посочувствовал он.

— Не понимаю, что со мной.

— Мне нужно идти. Флягу оставь себе. Если вдруг понадоблюсь, вот телефон.

На прощание он пихнул в мои одеревеневшие пальцы кусочек картона.

Гордеев давно ушел, а я все стоял, согнувшись в три погибели, упираясь ладонями в колени, и разглядывал землю перед собой. Мой организм больше не хотел высокоградусного пойла ни в каком виде. Даже коньяк десятилетней выдержки, который вовсе и не похож на алкоголь, скорее на мультифруктовый сок, — даже его постигнет участь отправиться не в кровь, а под ноги.

Я больше не хотел пить. Совсем.

Стоило только подумать о водке, как к горлу подступал тошнотворный ком, а виски охватывала ломота.

Пришелец что-то повредил у меня в мозгах, что-то нарушил в связях психики и физиологии. Даже если бы я очень-очень захотел, то все равно не смог бы проглотить ни грамма.

В Коровьино мы вернулись далеко за полночь. Ми-8 приземлился на пустынную дорогу возле фабрики, высадил нас и поднялся в ночное небо. Я подумал, что в первую очередь должен зайти к родителям Морозова, но человек в штатском, сопровождавший нас в полете, сообщил, что «соответствующие люди» уже сделали это. Все равно надо будет завтра зайти.

Мы очень тепло попрощались с Тарасычем и Ореховым и устало разбрелись в разные стороны по темным улицам. Теперь уж не знаю, когда увидимся. Хоть мы и герои, но с этого момента герои безработные. Надо будет позвонить Гаджиеву, поинтересоваться дальнейшей судьбой. Но это завтра, завтра… Я вошел в пустую квартиру, не включая свет, в одежде повалился на диван и моментально уснул.

Проснулся я от того, что солнечные лучи пробивались сквозь занавески и беззастенчиво светили в глаза сквозь закрытые веки. Я загородился от них ладонью, попытался поспать еще немного, держа руку на весу, но это оказалось невозможно. Пришлось сесть. От одежды воняло потом, во рту было сухо и гадко, в желудке пусто. Я нашел в холодильнике полулитровую банку деревенской сметаны и стал хлебать ее столовой ложкой, закусывая черствым пшеничным хлебом. Для придания завтраку атмосферы был включен телевизор.

Пощелкав пультом по восьми каналам, транслируемым местной телевышкой, я наткнулся на утреннее шоу, в котором некий астролог с лицом в бородавках горячо убеждал молоденькую ведущую о грядущем конце света:

— Сегодняшний день отмечен черным во всех астрологических календарях, ибо пришел час расплаты за совершенные грехи. Как сказано в откровении Иоанна Богослова: «И выйдет из моря Зверь с семью головами и десятью рогами; и дана ему власть над всяким коленом и народом, языком и племенем; и поклонятся ему все живущие на земле». Приход этих событий предвозвещен! Планеты выстроились в ряд. Клянусь вам, сегодня наступит апокалипсис!

— И-и-и… — озадаченно протянула ведущая, усиленно подбирая в уме удачное продолжение, — …в некотором смысле эти слова верны, потому что выходные закончились и нас ждет длинная рабочая неделя!

Я выключил телевизор и проглотил еще ложку сметаны.

Выведав у бабушки Нюры, как найти дом ее сестры в деревне Пеньки, я отправился в путь-дорогу. Утро было солнечным, одинокие взрослые торопились на работу: кто на фабрику, кто на рейсовый автобус, идущий в город. На лицах людей отпечаталось потрясение от вчерашних суматошных событий. Многие наблюдали зарево за холмом, слышали взрывы, видели войска, проходящие по окраине поселка, и уже знали об установленном военными кордоне, запрещающем любое движение по дорогам на север. Интересно, сообщат ли в новостях о гибели мотострелкового взвода? Если да, то как преподнесут эти события обывателям? Как несчастный случай? Взрыв боеприпасов? Террористический акт? В любом случае, не стоит ждать истины. Легче соврать, чем пускаться в объяснения про пришельцев и близкий конец света.

Я вышел из Коровьина и отравился по старой бетонке в направлении деревни Пеньки. Дорога тянулась по окраине леса. Светило солнышко, легкий ветерок подгонял в спину, деревья шумели листьями и качали ветвями. Периодически я поглядывал на небо. Из головы не выходило, что где-то в космосе рядом с Землей висит огромный корабль пришельцев, называемый «матка». Висит и чего-то ждет. Чего? Я не знал. Лишь одно утешало — что мне теперь не нужно забивать этим голову.

Избушка сестры бабы Нюры стояла на дальнем краю деревни, за прудиком, поросшим камышами. Калитка была распахнута, во дворе гуляли куры. Я вошел во двор, и почти сразу мне навстречу с крыльца соскочило что-то маленькое, взлохмаченное, с радостным визгом машущее конечностями:

— Папа! Папочка! Папочка-а-а!!

Настюня бросилась мне на шею. На ней было лимонное платье с какими-то букашками. Я прижал ее к себе, поцеловал в крутой лобик.

— Фу, какой ты колючий! — засмеялась она.

Ее правое запястье перетягивал бинт.

— Что это?

— А-а, — отмахнулась она, — порезалась. Ерунда.

— Где мама?

— Вон там! — Она указала на раскрытые окна дома. — В большой комнате.

— Большую комнату в избах называют горницей.

Я поднялся на крыльцо, вошел в сени. Настюня не пожелала меня провожать. Ее радость от появления отца была огромной, но быстро забывающейся. Кудахчущее общество во дворе выглядело занятнее небритого папки, которого девочка видела не далее как вчера, хотя папке казалось, что он не видел девочку целую вечность.

Утепленная войлоком дверь горницы на осевших петлях отворилась тяжело.

— Можно? — спросил я, обращая вопрос в пространство комнат.

— Заходи, — сказала изнутри Юлька. Я слышал только голос. — Не стесняйся. Бабушка Валя отправилась в сельсовет, так что мы одни в доме.

Я прошел в горницу. Три распахнутых окна выводили во двор, в котором кудахтали куры и по которому, поднимая пыль, носилась Настюха. Юлька сидела на табурете возле крайнего окна, взгляд вроде бы следил за дочерью, но в то же время смотрел в никуда. Над ее головой висела икона с изображением Девы Марии. Эта женщина, держащая на руках младенца, взирала на меня с немым укором. Ее взгляд был чем-то похож на взгляд моей тещи.

— Ты забыл снять ботинки, — не поворачиваясь, как-то безразлично заметила Юлька.

Я обнаружил, что здоровенные протекторы из искусственного каучука пачкают грязью лоскутные половики бабушки Вали.

— Черт! Я сейчас.

— Не утруждайся.

— То есть?

Только сейчас я заметил, каким отстраненным было ее лицо. Словно кто-то умер. И этот «кто-то» — я.

— Что случилось, Юль?

— Что случилось? — переспросила она, наконец посмотрев на меня. В этом взгляде я прочел катастрофу. — Настя порезала руку. Несла стакан на кухню и задела об косяк. Стакан вдребезги, а у нее порез через все запястье. Я бросилась искать йод, но у нас в доме не было йода!

— Так это случилось у нас дома?

— Йода в доме не было, — повторила она. — И бабушка Нюра посоветовала прижечь ранку спиртом. Рану было нужно продезинфицировать, потому что нам предстояло идти очень далеко. И я полезла в буфет…

Я обессиленно накрыл ладонью глаза.

— Знаешь, что произошло, когда я достала бутылку, чтобы продезинфицировать рану твоей дочери? В бутылке оказалась вода. Вода, Валера! Только не говори опять, что это не то, о чем я думаю. Я больше ни слова не хочу слышать твоих оправданий, ни слова. Все, что ты мог объяснить, ты уже сделал, когда высасывал до дна бутылку и наливал вместо нее водопроводную воду. Это красноречивее всех слов, которые ты наговорил за наши двенадцать лет!

— Юля…

Сердито посмотрев на меня, она отрезала любое продолжение фразы.

— Весь остаток дня и все сегодняшнее утро я думала. И я приняла решение. Я от тебя ухожу. Забираю Настю и ухожу.

— Нет! — вырвалось у меня.

— Да! И никакие твои уговоры, уверения, обещания — вообще ничто в этом мире не способно меня остановить. Я не хочу, чтобы Настенька помнила из своего детства лишь то, как папа каждый вечер приходил домой на бровях. А она хорошо в этом разбирается, поверь. Какой ты пьяный, какой трезвый — в этом она разбирается, к сожалению, лучше меня. Ты станешь встречаться с ней по воскресеньям, и тогда мысль о предстоящем свидании будет держать тебя в тонусе. Но жить с тобой, ожидать, когда ты снова сорвешься, — я больше так не могу.

— Юля…

— Я больше так не могу, — сосредоточенно произнесла она. — Оставь нас.

Больше всего меня напугало спокойствие, с которым она произнесла последнюю фразу. Мне стало бы легче, если бы она сорвалась и закричала. Но речь Юльки была сдержанной, чуточку отстраненной. Она действительно уже приняла решение. И от моего присутствия ничего не зависело, только возможность быть поставленным в известность.

Если бы меня ударили ножом в спину — я ощутил бы меньшую боль, чем когда Юлька произнесла: «Оставь нас». Я не хотел их оставлять. Они были моими бриллиантами. Стержнем, на котором держалась моя бестолковая жизнь. И теперь, когда этот стержень вырвали, моя жизнь рухнет.

Без них мне не будет счастья.

Обдумывая эти мысли, я случайно посмотрел в окно. Куры куда-то исчезли, оставив после себя исклеванную землю и цепочки следов-трезубцев. Посреди двора у изгороди застыла моя дочь. Она насмешливо смотрела на меня, концы губ широко разъехались в нечеловеческой улыбке, в глазах играла издевка. На какой-то миг мне показалось, что вместо Настеньки я вижу злобного уродливого карлика.

Пальцы по уже выработанной привычке скользнули по лбу. Шапочки из фольги на мне, естественно, не было.

Существо во дворе мне подмигнуло. Я обнаружил, что на правом запястье девочки отсутствует бинт, а вокруг ног натоптаны чужие следы. Не маленькие сандалии Насти, не мои протекторы, не Юлькины туфли. Гладкие следы с узкой пяткой без всякого рисунка. Я прекрасно знал эти отметины, поскольку вчера вечером ими была истоптана половина территории спецхранилища.

Забыв о Юльке, которая продолжала что-то говорить, я перемахнул через подоконник и приземлился на клумбу с хризантемами. Спустя секунду я был у ограды.

— Валера! — закричала позади Юлька, вспугнув стаю ворон, сидевших на электрических проводах. Они поднялись в воздух с хриплым карканьем, навеявшим воспоминания о смехе пришельцев. — Не трогай ее, Валера! Что ты делаешь?!!

Юлькин крик перешел в визг, когда я схватил карлика за горло и, подняв в воздух, резко придавил к столбу, пошатнувшемуся от удара вместе со всей оградой. Гнев наполнил мои руки невиданной силой. Зажатый в них карлик хрипел и извивался, словно гадюка.

— Ты один из них, я не ошибся?

Мне в лицо прозвучал хриплый смех, слившийся с вороньим карканьем. Прижатый к столбу уродец заливался от смеха.

— Что вы сделали с моей дочерью?

— Уйми свой гнев и прояви благоразумие, земляк, — произнес карлик высоким мерзким голосом. — Эмоциями делу не поможешь. Мы должны не спеша все обсудить и прийти к взвешенному решению. Первое, что тебе следует сделать, — отпустить меня.

— Первое, что я сделаю, — это откручу твою голову! — прорычал я.

— Ты не причинишь мне вреда. Твоя дочь у нас.

В голове эхом прогремело: «…Твоя дочь у нас!..».

— Настя! — позвал я. — Настя-а! Где ты?

На зов никто не откликнулся. Двор словно вымер.

— Ты напрасно теряешь время, — заметил карлик.

Когда они успели? Ведь только что я видел Настю, только что разговаривал с ней. Это была моя дочь, а не пришелец под личиной ребенка. Они схватили ее только что, пока я заходил в дом и разговаривал с Юлькой. Это значит, что похитители не могли далеко уйти.

Я быстро оглядел окрестности. На окраине леса, метрах в тридцати от нас, мелькнуло пятно. Лимонное платье, окруженное скользкими серыми тенями, которые волокли его в чащу…

— У нас к тебе деловое предложение, человек, — тараторил пришелец, зажатый у меня в кулаке. — Ты получишь свою дочь, когда… а-а-а-а-ах-хр!!!

Я разжал пальцы, и карлик упал, сжимая рукой рассеченное горло и захлебываясь своей вонючей кровью. Не складывая светящийся нож, я перепрыгнул через околицу и что есть мочи помчался к лесу.

Лимонное платье мелькало среди деревьев. Прищурившись, я увидел фигуру пришельца, который тащил девочку на себе, перевалив через плечо головой вниз. От вида ее безвольно болтающихся рук у меня перехватило в груди. Настя была без сознания. Чтобы не кусалась и не брыкалась, они использовали против нее какое-то психотропное средство. Психотропное средство против маленькой девочки, которая была настолько послушной, что ей даже в голову не могло прийти кусаться и брыкаться! Но серые ублюдки обошлись с ней как с себе равной. Я был готов порвать их.

Через маленькое поле, разделявшее лес и деревню Пеньки, я несся во всю прыть. Высокая трава хлестала по коленям, легкие ритмично раздувались, взгляд ни на секунду не отпускал то исчезавшее, то появлявшееся лимонное пятно. На пути оказалась яма. Я перемахнул ее одним прыжком. Полуповаленный ствол на опушке тоже не стал преградой. Скользнув под ним, я вломился в сушняк, которым начинался лес.

Бурный хруст веток привлек внимание похитителей. Они оглянулись. От тащившего Настю пришельца отделились две тени и двинулись мне наперерез. В сумраке чащи я видел недобро поблескивавшие глаза.

Не знаю, было ли у них какое-нибудь оружие, — в тот момент мне было наплевать. Не сбрасывая скорости, я прыгнул на узкоголового атлета, преградившего путь, и он отлетел, словно кегля в боулинге, от удара пяткой. Второй, издавая рассерженный храп, попытался вцепиться мне в куртку. Я сжал лягушачье запястье и резким броском швырнул урода на крепкий кряжистый ствол. Пронзительно хрустнула кость. Пришелец безвольно сполз на землю. Что с ним было дальше, я уже не видел.

Все мое внимание занимала Настя.

Желтое пятно маячило метрах в пятнадцати, и я рванулся к нему, оставив за спиной две корчившиеся стонавшие фигуры. Шанс догнать главного похитителя у меня был. Я бежал налегке, а пришелец тащил двадцать восемь килограммов груза, так что преимущество оставалось за мной. Воспользоваться ускорителем он не мог. В лесу, где на пути к конечной цели встанут три-четыре крепких ствола, это устройство может оказаться даже опасным. Так что шанс догнать пришельца был. Единственное, чего я не знал: как долго будет продолжаться погоня? Куда он тащит Настю? Где конечная остановка?

Это выяснилось более чем скоро.

Сначала воздух между деревьями прорезал длинный клокочущий гул, идущий с неба. Потом я обнаружил впереди в сотне метров залитую солнцем поляну, над которой висело блюдце. Окруженные хвоей борта мягко отливали серебром. Вот куда рвался мой подопечный! Если он успеет к НЛО раньше меня, все пропало. Я не должен позволить ему добраться до поляны! Я должен успеть туда раньше!

Счастье мне улыбнулось.

Путь пришельцу преградил глубокий овраг с крутыми откосами и заболоченным дном в камышах. Побоявшись спускаться вниз, похититель стал огибать препятствие по сыпучему краю с торчащими из него корнями.

Я же ринулся напрямик.

Совершив головокружительный прыжок с обрыва, я приземлился на песчаный откос. Каблуки заскользили. Не удержавшись, я перелетел через голову и съехал на заду в пахнущую тиной воду. Заболоченный участок с камышами промелькнул подо мной, словно его не было, только брызги стояли столбом да брюки вымокли до мошонки. На противоположный склон я вскарабкался по длинному свешивающемуся корню. Форсирование препятствия прошло стремительно, и на другом краю оврага я очутился первым.

Когда перед пришельцем вырос большой, тяжело дышавший и разгневанный человек, он вздрогнул, затрясся и попятился. Наткнулся спиной на ствол, отчего не удержал Настю: ее тельце соскользнуло с плеча и повалилось в папоротники.

Тремя гулливеровскими шагами я оказался возле него, придавил к дереву и начал бить. Зло, сильно, методично. Большие глаза потухли после первого же удара. Крупный затылок ударялся о ствол, сдирая кору, оставляя на нем мазки крови и кусочки кожи.

Костяшки кулака были разбиты, но я не закончил работу, пока узкая физиономия пришельца не стала напоминать отбивную. Только тогда пальцы разжались, и чебурашка безвольно повалился в папоротники.

— Настя!

Она не пошевелилась на зов.

Девочка лежала, спрятав лицо в сгибе локтя, длинные пряди рассыпаны поверх руки. Я упал перед ней на колени, перевернул, поднял. Метрах в сорока гудела тарелка, ожидая возвращения диверсантов с добычей. Только возвращаться было некому, все три диверсанта остались в лесу, я об этом позаботился.

Глаза Насти были закрыты, но крылья ноздрей расходились и сходились. Жива, только без сознания. В тот момент мне казалось, что я победил. Я больше не думал об опасности. Хотя стоило оглянуться, как обнаружилась бы четвертая тень…

На темечко обрушился тупой удар. Мир в глазах начал быстро меркнуть. Последнее, что я видел, была стремительно приближающаяся земля, укутанная ковром из рыжих иголок. Потом наступило забытье.

Зудение комара над ухом было первым раздражителем, который уловило пробуждавшееся от обморока сознание. Потом в глазах прояснилось, и я увидел опрокинутый набок лес и стоявшее на ребре блюдце НЛО. Из его днища на землю падала колонна света, в которой утопали две неясные фигуры — большая и маленькая.

Маленькой фигурой была Настя.

Подняться на ноги удалось с большим трудом и стоило нещадной пульсации в черепе, но окружающий мир хотя бы принял естественное горизонтальное положение.

Тарелка висела на том же месте. По колонне света, вырывающейся из днища, побежали искристые всполохи. Потом пропала маленькая фигурка, за ней — большая…

Я бросился к поляне сквозь кусты и бурелом. Ноги не держали, мотали и бросали на стволы. Но еще до того, как лес остался за спиной, люк в тарелке закрылся, обрезав падавший свет.

— Не-э-эт!!! — Вопль заткнула кочка, о которую я споткнулся, вновь очутившись на земле.

Поляну накрыл пронзительный свист с призвуком легкого металлического звона, словно что-то вращалось на максимальных оборотах. НЛО, на борту которого находилась моя дочь, качнулся, чуть присел к земле, словно для разбега, а затем, будто выпущенный из катапульты, стремительно ушел по вертикали в небо. За несколько секунд транспорт похитителей превратился в крохотную точку. Некоторое время она держалась в зените, затем растворилась бесследно.

Я истошно завопил, обращая свой крик к опустевшей поляне, и кричал до тех пор, пока не сорвал голос. Дальнейшее пересказывать просто стыдно. Обезумев от горя и отчаяния, я вел себя недостойно боевого офицера, пусть и в отставке.

Чебурашки отомстили мне. Отомстили, сволочи! Нашли самое уязвимое место и ударили в него.

Забрали Настеньку, мое золотце, мою душеньку!