Орочий бот подбросило, словно доску морской волной. Огненный смерч закрутил суденышко в верхних слоях исполинского взрыва. Промежуток времени, в течение которого это происходило, стал для пассажиров настоящим кошмаром. Казалось, что в любой момент обшивка не выдержит, корпус раскроется, подобно созревшему стручку, и люди высыплются наружу на съедение жуткому пламени.

Взглядом Серафима нашла сосуд с ихором, закрепленный в одном из кресел. Он не выскочил из ремней, которыми был обмотан, и даже не сдвинулся с места. Выбирая паузы между рывками и тряской, Серафима добралась до кресла, освободила шар и прижала к себе. Теперь, когда святыня находилась в ее руках, она была спокойна.

Выходящий воздух надрывно визжал. Иногда визг обрывался, когда наружную обшивку прижимало внешнее давление плазмы. В коротких промежутках относительной тишины до Серафимы донеслась чья-то речь. Девушка повернула голову и увидела Думана, который что-то напористо объяснял Шахревару.

— Капсула… одноместная… под днищем.

Неожиданный пронзительный рев заглушил ответ паладина. Затем судно дернулось, и от понизившегося давления у Серафимы помутнело в глазах. Ее бросило на сиденье, и несколько секунд девушка боролась, чтобы не потерять сознание. В итоге она прикусила нижнюю губу, и боль привела ее в чувство.

Когда сознание прояснилось, сиятельная дочь увидела рядом Думана, а прямо за ним, посреди пассажирского отсека, раскрывшееся отверстие в полу. Крепкие пальцы крестоносца обхватили руку Серафимы повыше локтя.

— Моя госпожа… — произнес он, подтаскивая ее к раскрытым створкам, под которыми оказалась тесная кабина для одного человека.

— Нет! — закричала она. — Я не полечу!

— Это не обсуждается! — прокричал молодой человек ей прямо на ухо. — Вы не можете погибнуть вместе с остальными! — Он бросил взгляд в кабину. — Еще, пожалуй, туда поместится наставница…

Снаружи по обшивке словно застучали молотом, за дверью грузового отсека послышался треск.

— Поторопитесь! — прокричал Думан.

— Я не полечу! Я не настолько ценная особа! Шахревар и Думан почему-то переглянулись. Почувствовав заминку, она с жаром продолжила:

— Нужно спасти Ганнибала! Вот чья жизнь бесценна для Союза!

— Нет, — сказал адмирал. Девушка не заметила, как командующий оказался возле нее. — Я не займу место женщины. Особенно дочери Фреи.

В тот момент Серафима не знала, что делать. Ей было совестно спасать свою жизнь, которая, по сути, не стоила ничего! Пот катил со лба, заливая глаза. От визга заложило в ушах. Девушка вдохнула раскаленного воздуха, как вдруг…

Сосуд с ихором выскочил из рук.

Серафима вздрогнула. Внутри все оборвалось. Трудно понять, как это произошло. Вроде в тот момент не было ни толчка, ни тряски, а ихор она держала крепко. Девушка вдруг вспомнила досадный эпизод перед дверями канцелярии в Храме Десигнатора. Тогда сосуд выдержал удар. Почему этого не может произойти сейчас?

Шар рухнул на палубу.

Нина Гата ощутила резкую боль в виске.

Шахревар почувствовал толчок силы.

Пламя за бортом сделалось особенно ярким, а пульт управления неожиданно взорвался — куриный капитан едва успел отдернуть руки.

Шар с хрустом раскололся об пол. Чудесная божья кровь брызнула во все стороны.

Серафима зажала ладонью рот, чтобы не закричать. Искрящаяся лужа растекалась по рифленому полу, истоптанному погаными орочьими ногами. Никто не пытался остановить святотатство, потому что никто не знал, как это сделать. Всех, кто находился в пассажирском отсеке, сразило безвольное оцепенение. Даже могучий Шахревар подумал о том, что теперь все пропало и они обречены.

Пока бот кружился в языках пламени, Даймон не поднимался с кресла, потому что не получил на это разрешения. И лишь увидев, что брат собирается затолкнуть Серафиму в спасательную капсулу, откинул штангу и поднялся.

Снаружи бушевала плазма, в иллюминаторах плясал огонь, гудели стены. Вероятнее всего, бот ожидает полная разгерметизация. Смерть подкралась незаметно, Даймон не думал, что его семнадцатый год окажется последним. У него было множество планов на будущее. Он хотел повидать мир… и мечтал о прекрасной девушке, которую встретит однажды. И это случилось. Он встретил Серафиму, но не может быть с ней, а сейчас еще должен умереть. Поэтому он встал — надеялся взглянуть на нее на прощание.

В грохоте и тряске он любовался сиятельной дочерью, пока она спорила с Думаном, не желая садиться в спасательную капсулу. Парень не заметил, как странный шар выскользнул из рук Серафимы, потому что смотрел на ее лицо. И лишь удар и хруст заставил его отвлечься.

Густая искрящаяся жидкость брызнула во все стороны, и Даймон вдруг ощутил острую тоску, перемешанную со странным блаженством. Ему вспомнился отец — сильный, справедливый, понимающий. Вспомнились эпизоды, когда они вместе ходили в лес и отец рассказывал о деревьях, животных, травах, кореньях. Даймон вдруг понял, что это было лучшее время в его жизни.

Брызги божьей крови густо оросили одежду Даймона, угодили на запястья и даже попали в лицо. Он ошеломленно оглядел себя.

А в следующий миг Могильщик рванулся из руки, точно живой.

Даймон не удержал рукоять взбесившейся катаны, но что произошло дальше, он уже не видел. Новая глубокая вспышка накрыла палубу, унеся с собой суету и звуки.

Застеливший глаза белый призрачный свет растворился, и Даймон вновь обнаружил себя посреди бескрайней Пустоты. Порыв ветра пробрал до костей. Сердце трусливо провалилось вниз. Наверху ткань Пустоты была исковеркана бесчисленными отверстиями. Вместе они образовывали поле, уходящее за пределы зрения в недоступную даль. В широких горловинах отверстий клубилась тьма — ледяная, мертвая, ужасающая. Тьма свивалась в жирные нити, а они, в свою очередь, собирались в один толстенный жгут. Юноша проследил взглядом, куда он идет, и наткнулся на фигуру исполина.

Он совсем позабыл о них, о двух созданиях, сотканных из пыли, увитых ветрами и молниями. Теперь они угрожающе нависали над Даймоном, и парень в страхе припал к обломку орочьей палубы, которая осталась под ногами. Зверолов сумел сбежать от них в прошлый раз, а сейчас… что же будет сейчас?

Воздух надмирья — густой, концентрированный, насыщенный электричеством — ударил в ноздри при первом вздохе. Рядом прогремела молния, но она не разрядила напряжения. Ничто не могло его разрядить, кроме…

Исполины сдвинулись, но… только теперь Даймон заметил разницу между ними. Просто удивительно, как она не бросилась в глаза раньше! Ведь одна фигура была темной, сотканной из тьмы и копоти. А другая — светлой и призрачной, созданной белым дымом. Даже ужас, исходящий от них, разнился. Темная навеивала мертвецкий и цепенящий ужас, а светлая — благоговейный страх.

Толстый жгут, идущий сверху, заканчивался на затылке темной фигуры. Именно в ее руках появился меч — настолько длинный, что его конец уходил за пределы зрения. В тот же миг тьма в отверстиях вскипела и исторгла черноту. Она влилась в жгут, прокатилась по нему и ворвались в темную фигуру.

Фигура покачнулась, словно от удара волны. Руки, сжимающие меч, напряглись. Лезвие пошло вверх… И Даймон вдруг понял, что существа оказались здесь вовсе не затем, чтобы прибить его, жалкого муравья. Они противостояли друг другу! Глядя на них сквозь слезы, которые хлынули из глаз, юноша вспомнил, что в прошлом видении были слова, прогремевшие по надмирью. В этом — в ход пошло оружие.

Между существами произошел конфликт. Вот почему воздух пересыщен напряжением. И Даймон даже понял причину конфликта. Темная фигура стремилась пробраться к столбу чистого холодного пламени, горящего за спиной противника.

Даймон хотел увидеть, чем закончится противостояние исполинов, но не успел. Сердце вернулось на прежнее место, напомнив о себе режущей болью за грудиной. Боль выдернула его из жуткого видения и с огромной скоростью потащила наружу. Надмирье начало стремительно сворачиваться, фигуры окутала пелена.

— Нет, нет, нет!! — отчаянно закричал он. — Я хочу остаться! Я хочу увидеть, что произошло дальше!

Сверкнула призрачная вспышка, окончательно вытеснив его из надмирья. Последняя мысль юноши была о том, что теперь не остается сомнений: в странном видении перед ним открывалась великая и печальная тайна. Он воочию увидел историческое событие, проекцию из прошлого.

Гибель Десигнатора Всевышнего.

Даймон открыл глаза.

Он стоял посередине отсека. Бот не било, не сотрясало, хотя пламя в иллюминаторах было ярким. Серафима, Нина Гата и его брат находились по одну сторону, Шахревар и Антонио по другую. За спинами последних виднелись испуганные служанки, вцепившиеся в поручни. И все изумленно таращились на Даймона, причем смотрели с таким вниманием, словно увидели в нем необычайно важную личность. Словно вмиг позабыли, что он по-прежнему числится «пособником орков».

Что произошло с ним? Он лишь на несколько секунд потерял сознание…

Руки все еще сжимали рукоять Могильщика. Конец лезвия упирался в пол, усеянный осколками стекла, и прилип к нему, будто притянутый магнитом. И Даймон вспомнил, что случилось до момента, когда мистическая вспышка перенесла его в Пустоту. Искрящаяся лужа исчезла с пола. — Этот меч втянул в себя ихор, — сказал Шахревар. — Он высосал божью кровь всю без остатка.

Даймон почти не слышал этих слов. Они совершенно ничего для него не значили, потому что она вновь смотрела на него! Теперь она не избегала и не смущалась его взгляда. Она смотрела так, словно что-то вдруг поняла или что-то узнала в нем. Даже Нина Гата больше не могла служить барьером между ними. Меж двух людей, которые вот так смотрят друг на друга, не существует барьеров.

Момент затишья прошел, и основательно измочаленный бот был настигнут новым ударом тугого огненного кулака. В этот раз сдалось лобовое окно. Трехслойный лист сверхпрочного плексигласа рассыпался. Вместе с осколками в пилотскую кабину ворвалась плазма и уничтожила помещение вместе с куриным капитаном. Плазма была готова прорваться и в пассажирский отсек, но капитан Олос в последние секунды своей жизни вонзил палец в аварийную кнопку, изолировав кабину от остальной части бота.

Огненный язык вырвался из-под опускающейся створки и обдал жаром Ганнибала, который ближе всех находился к пилотской кабине. Но затем дверь плотно вошла в паз и обрезала прорывающийся огонь.

Язык пламени вспыхнул и погас. Адмирал вытер взмокший лоб.

Понимая, что дорога каждая секунда, Думан бесцеремонно толкнул сиятельную дочь в нишу под полом. Серафима упала в жесткое неудобное кресло перед абсолютно незнакомым пультом. Капсула оказалась глухой, конструкция не предусматривала даже крохотного иллюминатора. Как в гробу.

Девушке стало тошно.

— Послушайте… — Она подняла голову, намереваясь сказать Думану, что не умеет управлять всем этим. Но тут на нее свалилась Нина Гата.

Бронированная плита скользнула над их головами и разделила капсулу и пассажирский салон. Сквозь гудение пламени за бортом послышался нарастающий визг, который врывался девушке только в одно ухо, потому как в другое громко дышала Нина Гата, пытающаяся повернуться в тесной кабине. Опостылевшие кружева ее платья лезли в глаза.

Капсула дернулась, точно живая. Девушка и ее наставница вскрикнули.

Нарастающий визг оборвался металлическим ударом. На Серафиму навалилась короткая перегрузка, но тут же исчезла. Гудение пламени быстро стихло и осталось далеко позади. Жар ушел. Слышалось только мерное гудение маленького двигателя, толкающего капсулу подальше от взрывов и огня.

Серафима с горечью подумала о тех, кто остался на разбитом боте, тонущем в огне. Горько и нелепо потерять в такой ответственный момент этих лучших людей… Думана… Шахревара… Адмирала Ганнибала… Лучше бы полетел адмирал. Его жизнь могла дать шанс на спасение Пограничного флота. А что может она, Серафима? Что даст ее спасение?

Несправедливо, что полетела сиятельная дочь. Почему остались погибать девушки из свиты, добрые и милые?..

И почему она оставила Даймона?

Ведь она, кажется, любит его.

— Все пропало, — бормотала наставница.

Нина Гата кое-как устроилась рядом с сиятельной дочерью и теперь презрительно разглядывала чужеродный пульт управления.

— О чем вы? — устало поинтересовалась Серафима.

— Об ихоре, конечно! У нас был шанс на спасение человечества. Но мы его бездарно проворонили! Теперь такого шанса не будет. Судьба не жалует неудачников.

— В прошлый раз, в Храме Десигнатора шар не разбился, — задумчиво произнесла Серафима.

— И что?

— Это знак. Кровь Десигнатора указала на Даймона…

Впрочем, какая теперь разница.

Она зажмурилась, чтобы остановить подступающие слезы. Нина Гата посмотрела на свою подопечную, но ничего не сказала.

Море огня, бушующее на месте гибели линкора, было видно отовсюду. Преодолев естественный шок, Савл распорядился отправить в район два спасательных судна, относящихся к «Северному Хозяину». Командиры крейсеров дали такие же команды своим подчиненным. Около полусотни катеров поднялись с посадочных площадок и под прикрытием третьей эскадры направились в район катастрофы, чтобы подобрать уцелевших.

Полет в глухой капсуле продолжался недолго, не более двадцати минут, после чего ощущение полета внезапно исчезло. Серафима почувствовала едва заметный толчок, от которого двигатель протестующее взвыл. Движение продолжилось, но, как показалось сиятельной дочери, уже под действием посторонней силы.

Снаружи донесся приглушенный лязг, словно капсула к чему-то пристыковалась.

— Нас нашли! — обрадовалась Нина Гата. Серафима подумала, что нужно как-то открыть люк из кабины, но спасатели сделали это сами.

Бронированная плита отодвинулась. Внутрь капсулы упал бледный свет. Серафима увидела чьи-то ноги, пробежала по ним взглядом наверх.

На нее взирали темные рожи скалящихся орков. Среди них выделялся бледный лик мертвеца с козлиной бородкой.

— Какой чудесный улов! — произнес Игнавус — Сиятельная Серафима и ее наставница! И стоило вам убегать от меня? Ведь известно, что от судьбы убежать невозможно…