4
Увлекаемый шестью буксирами, огромный Ковчег рвался через подпространство. Проносящаяся над куполом пелена бросала в долину то свет, то тьму. Четыре паладина на высоких колоннах стояли в неизменной позе, с раскинутыми в стороны руками, и словно радары мыслью прощупывали каждый кусочек внешнего мира.
Серафима вышла из храма в поисках Шахревара, чтобы поделиться с ним открытием, к которому они пришли вместе с Антонио. Но оказавшись на дороге из красных плит, она обнаружила на лужайке рядом с храмом весь монашеский орден.
Рыцари были хмурыми, задумчивыми и не переговаривались между собой. Артур Мудрый смотрел на небо и что-то тихо говорил Шахревару. Серафима робко направилась к ним. Паладин сразу ее заметил и, извинившись перед Главой Ордена, подошел к девушке, ступая как-то особенно тяжело.
Он молча опустился на колено и поцеловал руку.
— Что случилось? — спросила она.
То, что он ответил, заставило ее на время забыть о жуткой догадке, которую зародил в ней список отца. Услышав ответ, она сначала не поверила — настолько невероятными казались простые слова, произнесенные телохранителем. Только сердце больно ударилось в грудь и в ногах пропала уверенность.
— Орки перешли границу. В Бутылочном Горлышке идут тяжелые бои.
Она испытала шок. И первые, о ком подумала девушка, были жители Пограничной системы. Что произойдет с ними? Что с ними сделают орки?!
Она поделилась своей тревогой с телохранителем, на что тот ответил предельно серьезно, не сводя с нее глаз:
— Вы поможете людям тем, что сохраните себя. Эти странные слова Серафима не успела осмыслить.
Во-первых, потому что возле нее неожиданно возникла Нина Гата, которая с пристрастием дознавателя не замедлила поинтересоваться, по какому случаю здесь столько народа и куда летит Ковчег? А во-вторых… скользящая по силовому куполу рваная пелена вдруг закончилась.
По глазам резанула вспышка, а по скалам пробежала дрожь.
Паладины на лужайке, Серафима и наставница, Шахревар и даже Даймон из темницы — все уставились на космос, в котором оказались. И первое, что они увидели, что выделялось на фоне всего остального, — бледное солнце Пограничной системы. Чуть позже, по мере того, как возвращалось зрение, проступил розоватый шар Воха. Затем появлялись мелкие детали: далекие скопления звездолетов, крупная точка одной из крепостей, вспышки света.
Все это лежало впереди, в том направлении, куда двигался Ковчег, вынырнув из подпространства. Взгляды паладинов и гостей были устремлены на далекую космическую баталию, наполовину загороженную белым карликом. А между тем колонные стражи еще раз доказали, что не напрасно топчут узкие площадки, вознесенные под купол. И собравшиеся на лужайке паладины вздрогнули как один от мощного ментального призыва. Не понимая, что происходит, Серафима наблюдала, как рыцари оглядывались и поворачивались, как напрягались их лица. Она обернулась, наверное, последней из всех. И задохнулась от ужаса.
С трех сторон Ковчег окружали тучи черных звездолетов. Они были повсюду, насколько хватало глаз. Вооруженные несметными орудиями, турелями, установками залпового огня.
Отдельный флот орков, численностью в десять тысяч судов, совершил головоломный рейд сквозь узкую лазейку в стене из черных дыр — своеобразной аномалии, открытой Натасом. Невероятная гравитация утащила в невидимые пропасти четвертую часть всех кораблей, но черный флот все-таки преодолел стену и вошел в Бутылочное Горлышко с той стороны, где его не ждали и ждать не могли. Ковчег Алых Зорь вынырнул из подпространства в самой гуще этих орочьих частей, озлобленных потерями и горящих желанием немедленно вступить в бой.
Глядя на них, никто из паладинов не дрогнул, а в голосе Артура Мудрого даже проступила злость, когда он подал голос.
— Теперь понятно, что Зверь перехитрил нас. Мне неведомо, каким образом чернокровые ублюдки оказались в тылу человеческого флота, да и не важно это сейчас — Он обернулся, еще раз взглянув на далекие бои. — Но мы появились вовремя.
— Мы примем бой? — спросил Шахревар и, заметив как напряглась при этом Серафима, укорил себя за столь прямые слова.
— Другого выхода нет. Добраться до Пограничного флота мы не успеем, Ковчег слишком неуклюж. Зато прикроем его тылы.
Он вдруг улыбнулся:
— Думается мне, что никогда еще против нас не стоял столь многочисленный враг. Да и не было их никогда столько. Ты только посмотри: корабли берров бок о бок с ладьями норманнов! Когда такое было? Значит, в летописях Ковчега появится еще одна славная страница.
Шахревар отступил, понимая, что не в его силах теперь что-то изменить. Через несколько минут вокруг Ковчега вспыхнет жестокий бой. Предлагая сохранить здесь ихор, он меньше всего рассчитывал оказаться в подобной ситуации. Покинуть Ковчег Серафима и ее свита уже не успеют: орки молниеносно уничтожат любой корабль, который выйдет за пределы купола… Теперь судьбы ихора и сиятельной дочери зависят от умения, доблести и удачи паладинов.
Черные звездолеты не двигались. Возможно, появление столь грозного противника, Ковчега Алых Зорь, о котором со страхом рассказывали даже в отдаленных провинциях Нижних миров, тоже было неожиданным. Оркам требовалось время, чтобы прийти в себя.
Держась за руку наставницы и взволнованно дыша, Серафима всматривалась в суровые лица и силилась понять, за счет чего пятьдесят монахов на плите из красного камня собираются противостоять вооруженному до зубов вражескому флоту. В юности она читала о подвигах рыцарей, но смутно понимала, как все происходило, а сейчас, оказавшись в эпицентре событий, и вовсе растерялась, ибо были несопоставимы по размерам силы двух
Безоружные люди. Против гигантского черного флота.
Паладины, однако, растерянности сиятельной дочери не испытывали. Исходящая от них решимость и желание боя стали почти осязаемыми. Без команды они образовали геометрически правильный квадрат и опустились на колени в густую траву. Годы долгих и кропотливых тренировок рыцари потратили на то, чтобы научиться связываться с космическими источниками за секунды. Через раскинутые нити они заимствовали мощь солнца, энергию комет и ветра, мантийную силу планет. Они трансформировали силы этих стихий в нечто новое и неожиданное, а затем направляли на корабли врага…
Артур Мудрый вышагивал по периметру живого квадрата и чеканил каждое слово:
— Настал момент проявить себя, братья. Впервые за долгие годы, за тысячу лет. Момент мужества и доблести. Как в былые времена. Если это будет наш последний бой, значит, погибнуть мы должны самоотверженно и славно. Чтобы память о нашей гибели передавалась от поколения к поколению и вошла в историю!
— В историю!!! — грянули паладины.
Следом за Артуром, как самый младший, шел Думан с подносом в руках. Он раздавал специальный напиток, который увеличивал силу. Рыцари опрокидывали в себя зеленоватый отвар и возвращали опустевшие стопки на поднос.
Глава Ордена взял напиток последним.
— Мы посвящаем этот бой нашему богу Десигнатору! — провозгласил он, держа стопку в поднятой руке, точно бокал вина. — Мы молимся ему, где бы ни находился сейчас его дух!
— Десигнатор!!! — отозвались паладины.
— Мы принимаем этот бой с чернью ради всего святого, что существует в Верхних мирах. Мы принимаем его за людей, которые населяют Верхние миры. Мы отдаем наши жизни во имя добра и мира!
Он приоткрыл губы и влил в них отвар. Затем вошел в центр квадрата и опустился на колени. Стоящего в стороне Шахревара так и подмывало опуститься на мягкую траву вместе с братьями. Открыть разум, соединиться с космосом, отдаться стихиям космоса и бросить их на корабли ненавистных орков… Но он не смел нарушить обещание и оставить Серафиму без защиты, а потому очень тихо шептал:
— Бог наш Десигнатор. Дай им силу, которая дарована Тебе. Позволь им коснуться не поверхности естества, а проникнуть в его недра, которыми пользуешься Ты! Ибо сражаются они во имя Твоей светлой памяти и во благо людей. Даже если Ты мертв, дай им силы!
Глядя на безупречный квадрат стоящих на коленях паладинов, Серафима испытывала благоговейный трепет. Никогда еще она не оказывалась так близко от проявлений глубинной силы, что дарована избранным. Она смотрела на паладинов и не замечала, как шаг за шагом медленно приближается к ним.
Путь ей преградил телохранитель.
— Вам лучше укрыться в храме.
— Я хочу смотреть, — возразила она.
Шахревар поглядел на Антонио и остальную часть свиты, которые спускались по лестнице.
— Это опасно, — без нажима произнес он. — Энергия космических объектов хаотична по сути своей, она может вырваться из-под контроля…
— Как? — Антонио растерянно вертел головой, оглядывая огромные корабли, висящие над куполом. — Почему это случилось?
Шахревар хотел ответить секретарю, но вдруг осекся на середине слова и уставился на своих братьев. Над долиной прокатывался ветер, но даже он не мог развеять глухой тишины, в которую погрузился Ковчег. Звездолеты над головами висели точно мертвые и никем не управляемые. Казалось, что даже время остановилось. А затем…
Паладины подняли головы и развели в стороны руки, словно пытаясь объять мир. В едином порыве сделали вдох — не только воздуха, но и всех тех стихий, с которыми связали себя невидимыми нитями. Мощные потоки энергии устремились в них по установленным каналам. Над куполом замелькали всполохи и протуберанцы. Орочьи звездолеты, оказавшиеся на пути силы, затрясло, закачало из стороны в сторону.
Какой-то частью своего сознания Шахревар невольно, из солидарности или выработанного рефлекса, коснулся источников, к которым обратились сейчас паладины. И обнаружил, что обратились они не к солнцу, планетам или космическим течениям — тем источникам, которыми пользовались всегда и которые считались своими, Они обратились к скоплению черных дыр. Мерзких, жадных, вечно голодных, поселивших в своих глубинах ненасытную смерть. Стоявших в том же ряду, что и темные звезды Хеля и его ледяная Бездна. Неиссякаемому источнику для сенобитов и опоре Темного Конструктора. Паладины вдохнули от этого источника. И приняли в себя наполненную смертью энергию — холодную и гадкую. И заполнились ею до краев.
Он увидел, как затуманились их глаза, и вспомнились слова Артура Мудрого, которые он произнес вчера. Слова о том, что сила космоса уменьшилась. И что некий ученый указал на дополнительные источники, а так же создал эликсир, который позволяет этими источниками пользоваться. И телохранитель понял, почему не нападают орки! Очевидно, чудовищная догадка отразилась на его лице, потому что Антонио обеспокоенное произнес:
— Что? Шахревар сорвался с места.
Транс Артура Мудрого уже был глубоким. Шахревар схватил его за плечи и встряхнул.
— Что вы делаете, Артур! Разве ты не понимаешь, что вы делаете!!
Веки Главы Ордена оставались опущены. Не так просто выдернуть паладина из транса, когда сила стекается со всех сторон. Теперь он был привязан к ней нитями, которые сам же и раскинул, точно паук.
— Черные дыры! — вновь вскричал Шахревар, — Это и есть твои новые источники?
Глаза открылись. И телохранитель увидел, что у воина, который сорок лет являл собой олицетворение Верхних миров, почернели белки.
— Как мы не замечали раньше, — отрешенно произнес Артур Мудрый. — Это же так просто.
Почерневшие глаза обратились к космосу. Глава Ордена посмотрел на белого карлика, словно видел его впервые.
— Звезды… планеты… Почему мы не замечали, что они дают крохи энергии? Истинная сила лежит в космических глубинах. В Бездне.
— В Бездне? Опомнись, Артур! Что ты говоришь. Только послушай себя. Ты черпаешь не ту силу, которая всегда была нашей и которой пользуется наш бог, Ты забираешь силу черную и мертвую.
— Ты просто завидуешь.
Оброненная стопка поблескивала медью среди травы. Шахревар поднял ее, осторожно понюхал:
— Это же сонгнийский отвар. Дурманящее зелье! Что… вы пили его каждый день? Ведь оно оседает в плоти и отравляет разум…
— Ты не понимаешь. Зелье создал Игнавус. Игнавус!! Мудрец, который долгие годы изучал природу нашей силы. Ведь тебе прекрасно известно, что он единственный в верхах Союза, кто способен оценивать новые обстоятельства и принимать правильные решения!
Мир перевернулся. Шахревар не верил своим ушам.
Он стремглав вытащил изогнутый кинжал и полоснул им по руке верховного паладина. Тот даже не дрогнул, когда лезвие рассекло ладонь наискось.
— Ты говорил, что я не почувствовал врага в столице, — с горечью произнес Шахревар, — а сам не распознал его в двух шагах!!
— Шахревар, что происходит? — раздался позади него голос Серафимы.
Телохранитель уставился на ладонь верховного паладина, по которой расползалось бурое пятно. Кровь темнела на глазах, и фоном к этому жуткому доказательству стали четыре безвольных тела, молчаливо рухнувшие из-под купола на красные скалы.
Шахревар поднялся с коленей. Его шатало. Он не мог смотреть на безвольные лица братьев. Энергия черных дыр, которую они вдохнули, не выплеснулась, проникла в кровь и меняла ее с каждой секундой. Установленная связь захомутала и растянула монахов как на дыбе. Даже если бы они захотели, то не смогли бы освободиться.
А он не мог им помочь. По крайней мере, сейчас. Потому что с нескольких сторон к Ковчегу причалили абордажные боты.
Из пещеры была видна лишь посадочная площадка, частично загороженная пышной листвой. Разглядеть, что творилось на лужайке перед храмом, было невозможно. Но Даймон чувствовал, что Ковчега коснулось нечто чужое и страшное. В одно мгновение перестали щебетать птицы, а деревья вдруг утратили ту радость, которую им доставлял озорной ветерок, когда трепал листья. От рощи потянуло холодом… А затем он увидел космические корабли. Точно такие же, которые наблюдал над бесконечной равниной орочьей планеты.
— Посмотри! — сказал он своему соседу по тюремной камере.
Визирь поднялся с топчана и встал около решетки рядом с Даймоном. Пленники уже знали, почему на небе не было звезд. Ранним утром к пещере пришел Думан и, разбудив брата, сообщил, что Ковчег направляется в Пограничную систему. Будущего паладина переполняли чувства. Ковчег шел на войну, и Думан надеялся оказаться в ее эпицентре.
Даймон не хотел на войну. Достаточно того, что уже произошло. Однако ему очень хотелось вернуться домой, на Рох. В родной лес, на родную ферму. Возможно, он в последний раз увидит отца, если его еще не похоронили. Ему хотелось не только проститься. Даймон вдруг обнаружил, что черты лица Ротанга исчезают из мысленной памяти..:
Визирь глянул на черные звездолеты, заполонившие небо.
— Наверное, будет бой. — Он ухмыльнулся. — Лучшей возможности для побега трудно придумать.
— Как… — ужаснулся Даймон. — Как ты можешь рассуждать о побеге в такой момент! Орки — наш общий враг!
— Что плохо для паладинов, то хорошо для Диких да. А побег… Я о нем все время думаю, как только оказался здесь. Говорю тебе: другой возможности не будет. Если представится шанс — дам деру. Побежишь со мной?
— Нет.
Визирь с интересом посмотрел на юношу.
— Тебя же отправят под суд?
— Все равно не побегу.
— А я побегу. Знаешь, я злейший враг вашего государства.
— Правда? — удивился Даймон. — Ты таким не выглядишь.
— Поверь мне.
Откуда-то раздались крики. И Даймон узнал в них голос высокого паладина с мрачноватым лицом, который приходил сюда вместе с Главой Ордена. Который назвал его предателем — Даймон прекрасно это помнил. Странно, но сейчас в голосе рыцаря сквозило отчаяние.
Послышался нарастающий рокот. По железному пруту решетки, за который держался Даймон, пробежала дрожь. Раздался едва ощутимый толчок.
— Что это? — удивился Визирь.
— Смотри! — Даймон указал туда, где сквозь прорехи в листве виднелась посадочная площадка.
На нее опустился корабль.
Тяжелый, кое-где проржавелый трап рухнул на древние плиты, подняв облако алой пыли. Из посадочного люка появился высокий орк, с большим лбом и стал медленно сходить по трапу. Его кольчужные сапоги с шипами на носах выбивали звон из каждой ступени, а пыль клубилась вокруг щиколоток.
На последней ступени орк задержался. Поднял ногу — важно и надменно — словно демонстрируя этот жест тысячам невидимых зрителей. Грубая подошва с выдавленным рисунком шиповой ветви на какое-то мгновение зависла в воздухе. А затем безжалостно воткнулась в святую землю.
Эта пята орочьего генерала, ступившая в красно-каменную долину впервые испокон веков, стала последним доказательством смерти Десигнатора. Пята, отмеченная шиповой ветвью, стала еще одним символом падения человеческой веры вслед за погасшей звездой и выпущенным ихором. Нет больше человеческого бога, вера в него испарилась, а в душах людей зияет пустота. Темный Конструктор давно ждал момента, чтобы занять вакантное место.
В долину Ковчега один за другим спускались черные корабли. Из них вываливали колонны солдат, оцепляли храмовую пирамиду и другие строения. Особый взвод окружил паладинов, продолжавших стоять на коленях — со стороны могло показаться, что они о чем-то молят захватчиков. Никто из орков не смел прикоснуться к рыцарям, хотя жутко хотелось отрезать от бывших защитников человечества какой-нибудь сувенир. Но строжайший приказ запрещал любое глумление, и слабость одного могла стоить жизни всему взводу.
Лобастый генерал с недовольством взирал на происходящее. Из-под купола раздался рев еще одного опускающегося судна. Генерал поднял голову и увидел десантный бот, который завис над пирамидой. По веревкам штурмовики спрыгивали на усеченную вершину и исчезали в недрах храма. Вскоре их бронированные шлемофоны замелькали в оконных проемах. Здание под контролем.
Прячась за деревьями тополиной рощи, Шахревар едва сдерживался, чтобы не превратить лобастого орка, ступившего на Ковчег первым, в жаркий факел. Подобный поступок был бы самой большой глупостью, которую он только мог совершить.
Паладин взглянул на Серафиму и остальных, чтобы напомнить себе о тех, о ком должен заботиться. Орков слишком много, ему не справиться со всеми. Какой бы мощью ни обладал кавалер ордена Небесной Звезды, он был один.
— Нужно уйти из рощи, — сказал Шахревар. — Это не укрытие.
— Боже мой, нас найдут! — запричитала одна из служанок.
— Орки расправятся с нами! — вторила ей другая,
— А ну, замолчите! — рявкнула на них Нина Гата. — Ныть будете, когда вас поймают чернокровые. А сейчас крепко-накрепко сомкните свои ангельские уста!
Антонио изумленно повернулся к ней. От кого он ждал паники, так это от наставницы.
— А вы не так безнадежны, какой пытаетесь казаться, — произнес он, вкладывая в эту фразу больше уважения, чем язвительности.
— Меньше всего мне требуется признание заморенного ослика, которого научили изъясняться на чужих языках! — огрызнулась Нина.
Антонио растерянно заткнулся.
Шахревар наблюдал, как орки оцепляли долину. Синие доспехи замелькали в горловинах пещер, прорезающих южные скалы. А в довершение штурмовой отряд спустился на вершину храма.
— Нам здесь не место, — повторил он. — Еще пара минут — и нас обнаружат. Нужно найти какое-то укрытие.
— Неподалеку есть темница! — вдруг вспомнила Серафима.
Шахревар слушал ее одним ухом, все его внимание было сосредоточено на дюжине орков, которые промаршировали в тридцати ярдах.
— Пожалуй, можно спрятаться там на время, — согласился он, и вдруг почувствовал, как что-то обожгло его изнутри.
Он резко обернулся. В глубине рощи из-за деревьев возник неведомо как здесь очутившийся одноглазый орк. Прячущихся людей он заметил сразу, оскалился и быстро вскинул бластер…
Шах мог обезвредить чужака молниеносно. Но как назло на пути удара оказался Антонио.
— В сторону!! — шикнул паладин.
— Куда? — растерялся пресс-секретарь, не двигаясь с места.
Разговаривать было поздно. Орк уже метил в спины беззащитных людей, которые его не видели, палец лежал на спусковом крючке. Одна очередь срежет всех, включая Серафиму. Шахревар не мог себе позволить потерять еще и ее. И он решился ударить сквозь Антонио. Но ударил не он.
Бластер вылетел из узловатых рук. Незримый молот двинул по орку, отбросив его. На звуки падения и треск кустов обернулись служанки и Нина Гата. Кто-то из них вскрикнул, но тут же заткнул себе рот. Последней обернулась Серафима.
В десяти ярдах от орка стоял Думан. Руки подняты, пальцы растопырены. Ноздри свирепо втягивали воздух.
Кувырнувшись, орк проворно вскочил, вытаскивая из-за спины запасной лучемет. Думан рывком раздвинул руки, и орк рухнул в траву с разорванным позвоночником.
Все стихло. Шахревар быстро огляделся. Инцидент в тополиной роще не привлек внимания. Орки продолжали прочесывать строения и оцеплять окрестности. Никто ничего не заметил.
Серафима сдержанно перевела дыхание.
Думан приблизился к ним и склонился перед сиятельной дочерью. Через его плечо была перекинута тесьма, удерживающая на спине длинный предмет, завернутый в плотную льняную ткань.
— Не нужно, — попросила она. — Мы обязаны вам жизнью, доблестный паладин. Спасибо.
— Для меня огромная честь защищать сиятельную дочь, — ответил Думан и поднял голову. — Но вы ошибаетесь. Я еще не паладин. Я лишь готовлюсь им стать.
Пока он говорил это, Шахревар оттащил орка в кусты и вернулся.
— Ты пил отвар? — спросил он, вытирая руки от слизи, которой были вымазаны сапоги нападающего.
— Недолго, всего несколько дней. Но я не стоял в квадрате, потому что еще не паладин.
Телохранитель крепко пожал руку Думана. Открыто посмотрел в глаза.
— Нет, брат. С этого момента ты паладин. Такой же, как я. И мы с тобой последние…
Рядом с рощей промаршировал еще один отряд. Люди попрятались за деревья. Шахревар озабоченно цокнул языком.
— Нужно скорее укрыться в темнице… Кстати, Думан, прекрасное владение телекинезом!
— Спасибо. — Думан обернулся к Серафиме. — Моя госпожа. Вы просили меня кое о чем.
Чужие боты, опускающиеся один за другим на Ковчег, конечно, вызывали в Даймоне немалое удивление, но чего он точно не ожидал, так это появления перед решеткой целой свиты во главе с хмурым паладином. Однако не его личность привлекла внимание юноши, и даже не родной брат, шедший последним… Сбылось заветное желание, и девушка небесной красоты вновь явилась к темнице. При виде нее затрепетало сердце. И он вспомнил, что не давало покоя всю ночь и почему уснул лишь под утро…
— Отойди от решетки! — грозно приказал паладин. Даймон очнулся. Послушно отошел к стене. Разомкнув замок прикосновением пальцев, паладин открыл дверь и пропустил в пещеру сначала мужчину в камзоле, затем подал руку одной служанке, другой, высокой худой женщине в темном платье… Даймон вдруг обнаружил, что стоит один. А где же Визирь? Он не видел сокамерника с момента появления свиты. Куда подевался Дикий?
И едва он подумал об этом, как Визирь выпрыгнул из темноты. Толкнув входящую служанку на паладина, он стремительно выскочил из пещеры.
Думан попытался сбить беглеца увесистым кулаком, но Визирь проворно нырнул под руку и, ударив старшего брага под колени, исчез в кустах. Даймон с беспокойством смотрел, как разгневанный брат поднимается на ноги, раздумывая, броситься ли ему следом, но затем сцену загородило темное и глубокое, как шахта, дуло, — которое уставилось ему в лицо.
— Если двинешься и ты, это будет последним твоим движением, — очень убедительно произнес Шахревар.
— Я вовсе не собирался бежать… — промолвил он, оправдываясь.
— Замолкни! — произнесла худощавая пожилая женщина. — Ты можешь болтать что угодно, но предателям нет веры. Особенно таким мерзавцам, как ты. — Враждебным взглядом она вперилась в его лицо. Даймон смутился. — Я же по глазам вижу, что ты настоящий мерзавец!
— Клянусь, я и в самом деле не собирался бежать! — искренне произнес Даймон. — Здесь же мой брат! Здесь…
Он хотел бы сказать, что здесь еще находится невероятная девушка, которую невозможно предать даже в мыслях. Хотя вряд ли сумел бы произнести это вслух. Да ему и не дали. Короткий удар стволом под дых оборвал любое продолжение фразы. Даймон повалился на холодный пол, захлебываясь от боли, а Шахревар присел рядом и специальным проводом стянул его запястья за спиной.
Тем временем Думан, периодически оглядываясь на кусты, в которых исчез Визирь, вошел в камеру вслед за Серафимой и закрыл решетчатую дверь. Заметив распластавшегося на полу брата, помог ему подняться. Затем вернулся к решетке и присел возле нее, обозревая прилегающие окрестности. Шахревар ушел в глубь пещеры и вернулся оттуда с влажным лицом. Ополоснулся из Родника.
— Итак, — сказал он, — мне больно видеть своих братьев в таком состоянии, но помочь им я не могу. Кроме того, я обещал Артуру, что при любом развитии событий буду защищать вас, моя госпожа! — Он взглянул на Серафиму.
— Ты говорил, что на Ковчеге мы будем в безопасности, — язвительно заметила Нина Гата.
— Кто мог знать, что случится такое! — вступился за паладина Антонио.
— Я признаю свою вину, — решительно ответил наставнице Шахревар. — Всех вариантов просчитать не мог. И уж тем более не мог предположить, что президентский советник окажется чудовищем, посланным из Бездны!
Серафима и Антонио изумленно переглянулись,
— Не клевещите понапрасну! — возразила Нина. — Игнавус известен всем как человек высокой нравственности и глубочайшей порядочности.
— Боюсь вас огорчить, Нина, — возразил Антонио. — Но у нас есть серьезные подозрения, что в гибели Фреи повинен именно Игнавус.
— Откуда ты можешь знать? — вспыхнула Наставница.
— Он был в нашей усадьбе в тот день, — сказала Серафима. — За полчаса до открытия церемонии в Храме Десигнатора.
Пораженная наставница умолкла. В пещере опустилась гнетущая тишина. Взгляды участников разговора растерянно бегали. Лишь скованный пленник, Даймон Зверолов, прижавшись к стене, тайком любовался Серафимой и млел от мягкой решительности, с которой она произнесла последнюю фразу.
— Враг опутал нас своими сетями, — наконец молвил Шахревар. — Мы должны немедленно убираться с Ковчега. Действовать нужно быстро. Времени в обрез. Орки вскоре заметят пропажу одного из грязнокровых братьев.
— Но в пирамиде остался ихор, — напомнила Серафима.
— Проклятье! — Шахревар взялся за лоб, на щеках вздулись желваки. — Я как-то забыл про него.
Для опытного воина он допустил чересчур много ошибок за последние дни. Привез на Ковчег ихор, который теперь рискует оказаться у врага. Подставил Серафиму. Не распознал приближение орка. Неужели он стареет?
— Значит, так. Я попытаюсь захватить орочий корабль. На нем мы сможем покинуть Ковчег.
— Но как же ихор? — напомнила Серафима.
— Да, конечно, — смутился паладин. — Сначала я спущусь за ним в хранилище.
— Это могу сделать я, — сказал Думан, оторвавшись от решетки. — Мне прекрасно известны все коридоры и закоулки пирамиды.
— Отлично, так и поступим, — заключил Шахревар. — Тогда я отправлюсь на посадочную площадку.
Он повернулся к Серафиме.
— Вам придется остаться здесь. Ненадолго. Так, Думан?
— Мне нужно тридцать минут.
— Мы будем ждать, — ответила Серафима.
Телохранитель вытащил бластер, проверил в нем заряд, проверил, как работает система наведения, направив луч прицела на стену. Думан подтянул ремни доспехов, проверил, как двигаются руки, не мешает ли ему что. Оба рыцаря встали возле решетки, их плечистые статные фигуры выделялись на фоне зелени.
— Пожалуйста, укройтесь в глубине, — попросил Шахревар тех, кто остался. — Там темно и вас не будет видно. Решетку я запру и создам иллюзию видимости дальней стены. Снаружи будет казаться, что темница пуста.
Думан отпер решетку.
— Да, и следите за этим… — Паладин кивнул в сторону Даймона. — Прежде он помогал оркам. У меня нет уверенности, что он не захочет помочь им снова.
В глубине пещеры стояла непроглядная темень, и только по голосу можно было понять, где устроился Антонио, в какой стороне стояла Нина Гата, где приютились служанки. От родника тянуло сыростью. Почему-то именно его одинокое журчание пугало Серафиму даже более, чем резкие выкрики черноликих солдат, шныряющих по Ковчегу там, снаружи. Унылый звук навеивал недоброе предчувствие о том, что ушедшие рыцари-защитники больше не вернутся.
Однажды мимо решетки прошел орк. Она прекрасно разглядела его черный шлем, с которого свешивалась копна нитей с нанизанными на них мелкими косточками которые побрякивали на каждом шагу. Очевидно, он куда-то спешил, поэтому лишь глянул в темноту, пнул по решетке и скрылся. Серафима выдохнула с облегчением.
— Извините… — вдруг услышала она голос пленника. Скорее всего, он обращался к Антонио, который должен был находиться неподалеку от него. — Вы не могли бы рассказать, что произошло?
— Ты хочешь об этом знать? — Это действительно был Антонио.
— Мне очень не по себе. Ведь знаете: одна из самых мучительных пыток, которая существует на свете, это пребывать в неведении.
— Занятная мысль. Ты сам придумал?
— Мой отец! — ответил Даймон с нескрываемой гордостью. — Он прочитал столько всяких книг, что иногда становится жутко с ним разговаривать. Он очень умный… — Юноша на мгновение замолк. — Но все-таки расскажите. Как же паладины позволили захватить Ковчег?
— Паладины попали в большую беду, — ответил Антонио с сожалением. — На их помощь более нет надежды.
Даймон подавленно замолчал. Антонио ткнулся затылком в холодную стену и закрыл глаза, собираясь хоть немного подремать.
— Извините, — вновь подал голос пленник, — пока вы не спите, можно еще вопрос?.. Что сейчас творится в Бутылочном Горлышке?
— Не разговаривай с пленником! — раздался из глубины пещеры голос Нины Гаты.
— Хорошо, не буду. — Антонио умолк, но тут же встрепенулся, позабыв об обещании. — Погоди! Ты что, видишь в темноте?
Серафима, прислонившаяся к колонне, образованной сросшимися сталактитом и сталагмитом, с интересом повернула голову на разговор.
— Немного вижу, — ответил Даймон. — Мы же Звероловы. В лесу часто приходится устраивать засады впотьмах. Мой брат видит во тьме намного лучше меня. Он вообще очень талантливый. Жаль только, что он не захотел быть звероловом. Отец из-за этого очень расстроился.
— Понятно… Э-э, видишь ли, о ситуации в Бутылочном Горлышке мы знаем лишь то, что видели своими глазами. Орочий флот каким-то образом зашел с тыла и…
Серафима вдруг услышала снаружи завывания двигателей. Сердце радостно подпрыгнуло в груди. Девушка подумала, что Шахревар уже ведет сюда орочье судно.
Но она ошибалась.
Когда сиятельная дочь выглянула наружу, то и в самом деле увидела судно. Но, пролетев над пещерой, оно зашло на посадку возле орочьих звездолетов.
На Ковчег прибыл новый гость, который разительно отличался от остальных. Иссиня-черные борта были расписаны серебристой вязью незнакомого языка. На фюзеляже ни единого орудия — не предусмотрено даже мест для установки. Приземляющийся шаттл перевозил особ, которые не летают без охраны.
Он скрылся за мешаниной ветвей, затем появился вновь и опустился как раз напротив пещеры. Антонио вышел из темноты и, несмотря на гневный шик Нины Гаты, приблизился к решетке. Спустя секунду к нему присоединилась Серафима. Проходя мимо того места, где был должен сидеть Даймон, она почувствовала на себе его взгляд.
По трапу сначала спустились два десятка солдат — судя по синим комбинезонам, элитная гвардия. Они выстроились по обе стороны от трапа и замерли в ожидании.
После долгих томительных секунд, когда Серафиме и Антонио показалось, что из шаттла больше никто не появится, на трап ступило существо.
Его мертвенно-бледная голова была абсолютно лысой волосы остались лишь на подбородке, собранные в козлиную бороденку. На бледном лице горели видимые издалека агатовые глаза. Существо начало медленно спускаться по трапу, вальяжно опираясь на трость.
— До чего же мерзкая тварь! — Антонио передернуло от отвращения.
— Разве ты не узнаешь его? — глухо спросила Серафима. — Это же он. Взгляни на трость.
— Бог мой! — вырвалось у Антонио. — Невозможно поверить… Насколько же он отвратителен был внутри!
— Это Мария. — Рядом оказалась одна из служанок — та, которая угадала присутствие Натаса в Храме Десигнатора.
— Мария?
— Его трость — змея-оборотень. Недобрые люди, алчущие сокровищ, погубили ее мать, великую Сигизмунду. И тогда Мария поклялась мстить людям до конца веков. В одном ее укусе содержится яд, в другом — противоядие. В книгах Ирахиля говорилось, что ее ненависть была столь велика, что она сделалась добровольной рабыней одного сильного существа. Только там не было сказано, что этим существом является…
— Натас, — выдохнул Антонио.
— Он обещал мне прибыть на Ковчег, — сказала Серафима, тяжко вздохнув. — И он свое обещание выполнил.
Из люка появилась еще одна фигура, которую вытолкнули на трап.
— С ним человек! — удивился Антонио, глядя на коренастого незнакомца, правая рука которого была перемотана тряпками, потемневшими от крови. — Пленник! Он кажется мне смутно знакомым, но я не готов утверждать, что он входит в высший свет Геи.
Он неожиданно обнаружил, что при виде пленника Серафима положила руку на грудь, словно платье теснило дыхание.
— Это же… это Ганнибал.
— Кто? — В памяти Антонио не содержалось такой фамилии.
— Он алгорец. В алгорских фамилиях слога переставляются, поэтому на общегалактическом его фамилия звучит как Балниган. Но правильнее называть его Ганнибалом.
— Ага, теперь ясно. Конечно, я слышал о нем в связи с боевыми действиями в системе Диких. Но я не слишком сведущ в военных делах.
— Я много слышала о нем от отца. И от глав других Великих Семей. Ганнибал командовал Крестоносным флотом. Его собирались назначить на должность главнокомандующего войсками Союза. Человек со сложным характером, но… — Серафима взволнованно перевела дыхание. — Отец говорил, что полководец такого масштаба рождается раз в тысячу лет. В нем заложен колоссальный талант. И он продемонстрировал этот талант, когда пять месяцев назад принял командование Крестоносным флотом. Его предшественники теряли эскадры одну за другой, и за четыре года Второй флот лишился, кажется, около восьмисот кораблей… Ганнибал взял космос под полный контроль всего за пять месяцев. Он захватил две планеты и загнал язычников в ущелья Виа Прима. Это был ошеломляющий успех. Порой он принимает решения, которые не поддаются логике. Но впоследствии эти решения оказываются единственно правильными. Он обладает потрясающим даром предвидения. И он до боли в сердце переживает за судьбы Союзного государства. — Она взглянула на приблизившуюся Нину Гату. — Знаете, как называют его в войсках? Святой Михаил! Как ангела, возглавляющего небесное воинство. Те, кто воевал с Ганнибалом бок о бок, верят в него, как в бога. Отец говорил, что если начнется война с Бездной, то единственной нашей надеждой будут не многочисленные армии и не флот. Наша надежда исключительно на интуицию и ум Михаила Ганнибала Антонио ошарашенно смотрел на феноменального полководца, который обессиленно спускался по трапу. Орки подхватили его под мышки и увели. Все, в том числе сенобит Натас, скрылись из поля зрения.
— Я пока не знаю, какую ценность для нас представляет ихор, — продолжала девушка. — Я не ведаю, представляет ли ценность моя собственная жизнь. Но я уверена, что жизнь Ганнибала является величайшей ценностью для государства и человечества. Мы должны освободить его.
— Это невозможно! — произнесла Нина Гата. — Наши рыцари ушли. А Ковчег кишит орками.
— Я попробую связаться с Шахом, — сказал Антонио, включив передатчик на запястье, но через секунду разочарованно опустил руку. — Глухо. Очевидно, орки уже добрались до модуля связи.
— Шах отправится за Ганнибалом, когда вернется, — сказала Серафима.
— Это займет уйму времени, — возразила Нина Гата. — А мы и так целую вечность торчим в этой темнице! Следующий орк уже не пройдет мимо!
— И все-таки нам придется задержаться, — повторила Серафима. — Мы должны освободить адмирала, даже если пожертвуем собой!
— Позвольте мне, — вдруг раздался тихий голос откуда-то снизу.
Спорщики замолчали, а затем дружно посмотрели на пленника, сидящего у стены. Его руки оставались скованы, поднятое на них лицо было искренним.
— Что тебе позволить? — удивился Антонио.
— Позвольте мне освободить адмирала.
Рядом с ухом Серафимы фыркнула Нина Гата — громко и выразительно. А девушка смотрела на юного Зверолова и почему-то вспоминала, как он подозвал птицу которая села на ее плечо.
— Кто ты, мальчик? — с издевкой спросил Антонио. — Может, ты воин? Или паладин? Извини, но я не разглядел в тебе сверхчеловека.
— Я — Зверолов, — осторожно напомнил Даймон, глядя на пресс-секретаря снизу вверх.
— Даже думать не смейте! — произнесла Нина Гата, обращаясь к Антонио и подозрительно замолчавшей Серафиме. Однако пресс-секретарю не требовалась подсказка.
— Ты кажешься мне неплохим человеком, как тебя… Даймон? Я не знаю, что случилось на Рохе. — Он показал на стену. — Но там, за пределами этой пещеры, снуют орки. И не счесть им числа. Их жизнь с детства проходит в бесконечной грызне друг с другом, что позже перерастает в междоусобные войны. Они воины! Воины всю свою жизнь! А кто ты?
— Дайте мне шанс. Прошу вас. Я докажу, что я не предатель.
— Доказывать больше нечего, — произнесла Нина Гата. наклонившись к его пленнику. — Ты уже все доказал своим предательством и своим пещерным обликом!
Словно устав от препирательств, наследница Великой Семьи прошла мимо них в глубь пещеры и скрылась в темноте. Даймон с сожалением посмотрел ей вслед. Досадно, что Серафима не стала участвовать в споре. Он полагал, что она могла встать на его сторону.
— Я могу пройти мимо орков очень тихо, никто даже не заметит, — предпринял он еще одну попытку. — Отец учил меня этому с детства. Например, скальные лани — животные чуткие и невероятно проворные. А я могу вытащить одну из середины стаи так, что другие будут продолжать спокойно щипать траву.
— Это говорит лишь о том, — заключила Нина, — что ты еще и вор!
— Почему вы так плохо думаете обо мне? Я же человек!
— Потому, что если мы отпустим тебя, то ты вернешься со своими безносыми дружками. Тот кто предал однажды, предаст снова! Ты как вода, в которую попала капля керосина! Пить такую больше невозможно!
Серафима вдруг вернулась.
Даймон видел ее лишь краем глаза — настолько был поглощен неистовыми словами женщины в кружевах. Он вдруг обнаружил девушку в невероятной близости от себя. Ухо различило едва уловимый звон. Волосы на затылке колыхнулись от легкого, почти невесомого ветерка… А в следующий момент он почувствовал, что может развести в стороны руки.
Лицо Нины Гаты перекосилось от ужаса. Глаза выпучились и пораженно взирали на сиятельную дочь.
Серафима отступила от Даймона. В правой руке она держала рукоять, оплетенную шелковым шнуром, а левой придерживала зеркальный клинок. Клинок меча. Катаны. Той самой, что наречена Могильщиком!
Не веря своим глазам, Даймон уставился на филлийский меч, который он поднял с Серой Планеты, Но смотрел он недолго, потому что клинок тут же загородила фигура наставницы, вставшей между пленником и Серафимой.
— Что ты себе позволяешь? Как ты посмела!
— Почему, Серафима? — бросился к девушке Антонио. — Даймон выглядит неплохим парнем, но он был замешан в темных делах.
Глядя в свое вытянутое отражение на плоскости клинка, девушка пожала плечами:
— Не знаю почему, но я ему верю. Быть может потому, что он потерял отца. А я потеряла мать.
— Это самый глупый ответ из всех, который я только слышала! Ты не отдашь меч убийце!
Серафима так посмотрела на наставницу, что та отпрянула. И стоящий на коленях Даймон вновь получил возможность лицезреть двух самых дорогих для него существ: девушку и меч.
Уста девушки раскрылись.
— Я имею право решать, — жестко произнесла она, отвечая Нине Гате. — Это право даровано мне моей кровью и поколениями предков.
Она наклонила клинок, и он лег горизонтально в ее руках. Серафима перевела взгляд на пленника. И Даймон утонул в очах небесной синевы, глядящих на него прямо и уверенно. Он почувствовал, как закружилась голова.
— Возьми свой меч, — мягко произнесла она. — Владей им во благо человечества. Не оборачивай взор в сторону Бездны. Освободи пленника. И пусть удача окажется на твоей стороне.
Руки дрожали, как при болезненной лихорадке. Даймон протянул их к рукам Серафимы.
— Не смейте!.. — воскликнула Нина Гата.
Он не хотел прикосновения, зная, что не смеет. Не ровня. Но так получилось. И пальцы Даймона коснулись рук девушки…
Контакт длился бесконечную секунду, за которую Даймон успел почувствовать мягкость ее кожи и тонкость внезапно побелевших пальцев. Даймон ощутил в руках покалывающее тепло, а сердце окатил приятный озноб… И еще он увидел, как изменился ее взгляд. Холодная решимость сменилась удивлением и растерянностью перед… перед чем-то, что неожиданно открылось девушке. А затем контакт оборвался, и в руках Даймона остался Могильщик. Меч величественный и могучий. Единственный на свете друг. Они встретились после двадцати часов невыносимой разлуки, после двадцати часов ладони Даймона вновь ощутили его холод.
Он прикоснулся губами к клинку и не сдержал слез. Сцена тронула всех, даже суровую Нину Гату, которая не смогла изречь очередной укор.
— Спасибо, — шептал он. — Спасибо! Вы не пожалеете! Пошатнувшись, Даймон поднялся на ноги, держа катану обоими руками. Когда он распрямил спину и поднял голову, Серафима увидела его словно впервые. В отличие от брата, он не был высок ростом и мускулист, но она вдруг обнаружила в пленнике потаенную мощь, которая способна смести все на своем пути.
Не сходя с места, лишь взглядом она проводила его до решетки. Удар, другой удар рукоятью. Навесной замок вместе с обломками петель рухнул к ногам. Зверолов вышел из темницы, перехватил катану так, что она оказалась скрыта под рукой и прижата к локтю. Прощально оглянулся на пещеру. И стремглав исчез в кустах.
— Просто несусветная глупость! — произнесла Нина Гата и, пронзив Серафиму гневным взглядом, ушла в темноту.
— Я верю в вашу мудрость, моя госпожа, — сказал Антонио. — Верю, что вы знаете, что делать. И этот Зверолов мне тоже не кажется предателем, как его называют. Но… мальчишка и меч против сотен орков, вооруженных до зубов. — Он покачал головой. — Это не поддается логическому осмыслению.
Он тоже оставил ее, а Серафима стояла возле решетки и, приподняв брови, смотрела туда, где исчез юноша. Она чувствовала внутри себя что-то необычное, незнакомое. Что это? Она влюбилась? Какие глупости. Она любит Уильяма, все это знают, в том числе и она. Любит, любит… Она без труда произносит это слово по отношению к жениху. А по отношению к юноше она испытывает какое-то другое чувство…
И чувство это путает мысли и вносит смятение в душу. Но вместе с тем оно захватывает и волнует. Серафима не могла сказать, что это за чувство, потому что никогда не испытывала подобного.
Конечно же, она любит Уильяма. Никаких сомнений.
Но она не могла выбросить из головы последнее прикосновение к руке Зверолова.
Окрыленный счастьем, но в то же время предельно собранный, Даймон летел сквозь кустарник. Его поступь была легкой, движения стремительны. Могильщик прятался под рукой, и при мысли о нем в душе разливалось тепло. Зелень скрывала юношу, и ни один орк не мог обнаружить его, если бы не всматривался специально. Кусты, деревья, листья — все это было родным. Родные заботились о нем, он чувствовал их заботу и воспринимал ее с благодарностью.
Он остановился, заметив ряд серебристых панцирей, отливающих ртутью в лучах солнца. Припал к земле, взволнованно разглядывая поверженных паладинов. Их лица превратились в ломти гудрона, потеряв всякое сходство с человеческой наружностью. Смотреть на них было больно. Хорошо, что Думан не оказался на этой поляне вместе с остальными. Думан умный, он сумел перебороть вражье колдовство…
Возле рыцарей застыл сенобит. Даймон видел лишь спину в темной мантии, выбритый затылок и змею на плече. Натас стоял возле Артура Мудрого и, обхватив голову иерарха, внимательно изучал его глаза. Сенобит напоминал ученого, исследующего подопытную мышь, над которой уже проведен эксперимент. Юноша уже видел его на далекой орочьей планете, где Натас держал пламенную речь перед бесчисленными войсками. Даймон подумал, что прикосновения твари оскверняют воинов церкви, пусть даже поверженных.
Пальцы невольно пошевелили рукоять меча. Он заставил себя оторвать взгляд от демона. Сейчас его задача состояла в другом. Справа виднелась колонна орков, которая направлялась к похожему на краб звездолету. В середине этой колонны шел сгорбленный, едва передвигающий ноги человек в адмиральском мундире. Даймон двинулся вдоль кустов, на ходу прикидывая расстояние до «краба». Не меньше ста ярдов, пятьдесят из которых пролегают через открытый луг. Он не стал задумываться, что его могут заметить орки. Проигнорировал и пролетевший над головой бот, который патрулировал Ковчег с воздуха.
Низко пригнувшись к земле, Даймон рванул через дорогу из красных плит и вылетел на луг.
Его не заметили. Лишь один охранник, стоявший у подножия пирамиды, увидел колыхнувшуюся на лугу осоку, но принял это за порыв ветра.
А Даймон летел по траве, низко пригнувшись и считая каждый шаг, что оставался до лапы амортизатора звездолета, за которой ожидало укрытие.
Один, другой, третий…
С каждым шагом он обнаруживал все новых и новых орков. Часовые. Оцепление растянулось на сотни ярдов. Орки были повсюду. Любой мог заметить его и поднять тревогу. Насколько же опрометчивым было решиться на бросок через открытое поле! Рассудительный Думан так бы не поступил. Нужно бежать что есть мочи, пока орки не разобрались, что осока колышется не от ветра Спасение ожидало только за амортизатором.
Вот уже и он…
И когда Даймон приготовился нырнуть за иссеченную метеоритами опору, из-за нее вышел коренастый орк с приплюснутой головой.
Выглядел он как драный кот и запах имел соответствующий. В треснутых губах дымилась самокрутка, перекинутый через плечо ремень оттянут бластером, опущенным в боевое положение. Нет, до этого момента орк не видел Даймона и не готовил засаду. Он лишь курил, прячась за колонной.
Но человека обнаружил сразу же.
Реакция «драного кота» оказалась на зависть отменной. Хотя помощники Темного Конструктора собирали отряды берров в захолустьях Нижних миров, воины там обитали лихие. В этих местах частенько вспыхивали конфликты и междоусобицы, что позволяло головорезам поддерживать себя в отличной форме.
Орк повернул ствол и вдавил спуск. Не раз и не два доводилось ему расправляться с соплеменниками, а теперь пришла очередь человечишки. Но когда отдача ударила в плечо, он осознал, что разрядил бластер в пустоту. Пока орк пытался понять, почему человек не превратился в обугленное мясо и куда он вообще подевался, жертва вдруг появилась справа.
Раздался свист. Блеснуло солнце.
Удар…
Свет померк в глазах. Последнее, что с удивлением увидел «драный кот», это свои стремительно приближающиеся ноги. Разрубленный в поясе, он сложился, воткнувшись лицом в голенища собственных сапог.
Визг выстрела переполошил округу. Даймон упал в траву.
Фигуры орков со всех сторон зашевелились, задвигались. Послышался лязг оружия, раздались крики часовых. На счастье, никто не понял, откуда прозвучал выстрел.
Низко прогудев двигателями, патрульный бот заложил крутой вираж почти над Звероловом. Лицо обдало теплым воздухом, разогретым от антигравов. Тридцать тонн технологического веса зависли в десяти ярдах левее него. Под крылом, жужжа сервоприводами, крупнокалиберный пулемет «Вулкан» повернулся сначала в одну сторону, затем в другую.
Юноша не стал дожидаться, чем закончится устроенный им переполох, и отполз под трап. Здесь он отдышался и глянул на звездолет-«краб», до которого оставалось не меньше сорока ярдов.
Хвост конвоя, который сопровождал человеческого пленника, исчез в посадочном люке. Даймон озадаченно вздохнул. Лезть в звездолет не очень-то хотелось. Замкнутое пространство, отсеки и переборки — абсолютно чужая для Даймона среда. Как там все повернется?
Пока он раздумывал, люк начал закрываться. Скошенные створки поехали навстречу друг другу. Посадка закончилась. Неужели судно собирается взлетать? При таком развитии событий вариантов не оставалось.
Выскочив из-под трапа, Даймон со всех ног бросился по багровым плитам через летное поле.
Задняя часть храмовой пирамиды была окружена кедровой рощей. Деревья подступали к самому основанию, их пушистое прикрытие помогло Думану приблизиться к оцеплению незамеченным.
Орки стояли через каждые двадцать ярдов и не бездельничали, а, держа оружие наготове, зорко поглядывали по сторонам. Думан выбрал самого беспокойного, со свинячьими глазками, и послал легкий импульс. Часовой почувствовал внезапную головную боль, которая обручем стиснула виски и затылок. Пока он извивался, сдавив ладонями глазные яблоки, Думан прошел мимо него и юркнул в небольшой проход, ведущий в храм.
В отличие от леса, где старший из братьев Звероловов по привычке чувствовал себя уверенно, в каменных катакомбах пирамиды приходилось держаться настороже. Коридоры были узкими и извилистыми, можно запросто напороться на орка или на целый отряд. А Думан пока не владел интуицией и предвидением в должной степени и хотя его распирало от желания устроить где-нибудь в глухом коридоре бойню мерзким тварям, он понимал что любое проявление силы будет неразумным. Выдав свое присутствие, он спровоцирует орков на более тщательное прочесывание Ковчега, а это угрожает безопасности дочери Великой Семьи.
Закончился один коридор, начался другой. Отсутствие света не мешало, Думан видел в темноте настолько хорошо, что различал на стенах древние фрески, которые иллюстрировали самые значимые эпизоды из «Апокрифов». Иногда он слышал далекий топот, который, судя по всему, раздавался из больших центральных проходов. До мелких орки пока не добрались. В полной уверенности, что священная кровь Господа осталась на своем месте, крестоносец вышел к лестнице, ведущей в подвалы.
В подвалах было еще темнее, чем на первом ярусе. Узкий коридор с высоким потолком вывел его на развилку. Здесь Думан задержался. Справа, в конце коридора, находилась дверь, ведущая в хранилища, где вчерашним днем сиятельная дочь оставила ихор и где находились другие, не менее значимые святыни. Слева располагались склепы, в которых покоились мощи монахов, творивших славную историю Ковчега на протяжении веков.
Ведущий направо коридор был чист. Думан не увидел это, он ощутил. Ощутил настолько отчетливо, словно побывал там. Вот так внезапно открылось сокровенное умение паладинов. То, что неторопливо и осторожно пробуждали преподаватели, вырвалось на свободу, растревоженное ужасными событиями. В нем проснулась интуиция.
Он посмотрел направо и воочию увидел, как входит в камеру, берет ихор и беспрепятственно покидает не только подвалы, но и храм. На этом пути не было никаких преград. Думан это ясно понимал. Но с той же ясностью он вдруг обнаружил, что в левом коридоре находятся орки…
Левый коридор тонул в темноте. Думан чувствовал там движение, слышал побрякивание и хриплое перешептывание. И в нем вдруг поднялся гнев такой силы, что помутнело в глазах и стало трудно дышать.
Он решительно направился в левый коридор. С каждым шагом звуки из усыпальницы становились громче. Ладони обжигала энергия, которая стекалась в него со всех сторон.
Первое, что бросилось в глаза, когда он встал на пороге — около дюжины чернокровых ублюдков, бесчинствующих в усыпальнице. Сбылись худшие из его опасении. Орки выбрасывали из ниш останки рыцарей, раздирали их на части, топтали ногами, нанизывали черепа на островерхие тульи своих шлемов. Глумление остановилось в тот момент, когда в свете фонарей мелькнули серебристые доспехи. Не скрываясь, Думан встал в полный рост, чтобы твари как следует могли разглядеть его. Прогремели выстрелы, но он без труда отвел разряды, потому что энергия в нем просто кипела. Он не мог больше стоять на пороге. Думан ринулся в центр зала, в самую гущу безносых бойцов, и ударил.
В ущельях Виа Прима сын Зверолова прошел через самые жаркие бои, но ни в одном из них ему не доводилось выплескивать подобную ярость. Орков раскидало словно кукол, набитых соломой. Никто не остался на ногах. Мысль Думана швыряла их о стены со страшной силой. Ломая кости. Расплющивая головы. Отрывая конечности. Но крестоносцу все казалось мало, и он добивал тех, кто еще стонал и шевелился, обрушивая на них невидимые многотонные удары.
Вскоре в склепе остались лишь разорванные тела. Бой вышел очень коротким, но очень кровавым, о чем, впрочем, Думан не сожалел. Он вышел из склепа опустошенный, весь в поту, но полностью удовлетворенный. Пройдя оба коридора, рыцарь добрался до двери, которая вела в хранилище святынь. Немного отдышавшись, стер с лица орочью кровь и вошел в камеры.
Сила хранящихся здесь артефактов накатилась волной, пытаясь пробудить в человеке множественные чувства. Обычно он чутко переживал это воздействие, но сегодня все эмоции остались в склепе.
Он прошел мимо длинного ряда дощатых дверей, окованных железом. Остановился возле последней и толкнул ее.
Шар с ихором — покоился на каменном постаменте. Он был завернут в простое, расшитое узорами льняное полотенце и перевязан сверху тесьмой. Не пролежал и суток с тех пор, как его принесла сюда Серафима.
Думан не стал задерживаться на пороге и разглядывать святыню, как бы сделал это вчера. После боя с орками в нем что-то сломалось, и сейчас он не испытывал особого почтения к сосуду с искрящейся массой. Он решительно прошел в центр камеры и взял шар с постамента.
Вот и все. Миссия выполнена. Ихор у него.
Одной рукой прижимая сосуд к груди, он вернулся к развилке. Остановившись, снял с пояса две термоядерные гранаты, которые позаимствовал у мертвого орка. Орудуя одной рукой, вставил их в стенную кладку и активировал таймеры.
Уже вне подвалов, где-то на середине пути к выходу из храмовых катакомб, из-под половых плит донесся глухой удар и едва заметно вздрогнули стены. Думан кивнул, не сбавляя шага. Теперь доступ к хранилищу завален, и есть надежда, что в ближайшие дни орки не доберутся до мощей паладинов и древних артефактов. Ну а дальше… Думан не сомневался, что армии Союза отобьют Ковчег у врага. Он не знал точно как, но был уверен, что святая долина должна быть освобождена от черни.
Скошенные створки посадочного люка медленно сдвигались, проем между ними становился все уже. Даймон несся по плитам, всей душою надеясь, что успеет проскочить, потому что иного пути попасть на звездолет не существовало.
Он прыгнул между створок, не особо надеясь на успех. И в какой-то миг в голове даже вспыхнула картинка, как мощные плиты смыкаются и давят его… Но он проскочил. Проскользнул, словно ящерица, а в следующий миг створки сомкнулись за спиной с глухим ударом.
Потеряв равновесие, Даймон распластался у порога. Могильщик вывалился из руки и пролетел несколько ярдов по полу, издавая тонкий звон. Даймон быстро поднял голову, боясь потерять меч. И обнаружил, что клинок закончил скольжение под мощной подошвой, ловко придавившей его.
Перед ним стоял орк. Один из тех, которые появились из черного шаттла и сопровождали адмирала. Теперь, увидев его вблизи, Даймон поразился, насколько же он отличался от остальных чернокровых, заполонивших Ковчег. Орк был гибок и мускулист, а его выправке мог позавидовать офицер Союза. Облегающий комбинезон, усиленный пластинами на груди и предплечьях, был покрыт особым составом, рассеивающим девяносто процентов боевых излучений. Зверолов-младший столкнулся с элитой орочьих войск, отборными гвардейцами, из которых состояла охрана сенобита.
Орк перекинул в левую руку непонятное ружье с дисковым магазином и щелью вместо дула. Наклонился и поднял меч. Юноша не двинулся, не сводя глаз с Могильщика и мучительно переживая из-за того, что подвел девушку, которой теперь достанется от злобной старухи в кружевах.
Чернокровый гвардеец не спеша осмотрел сначала одну сторону клинка. Затем другую.
И громко заржал.
— Ты собирался напасть на нас с этим напильником?! — воскликнул он на неплохом общегалактическим.
Даймон молчал, уставившись на свой меч в чужих руках. В голове было пусто, ни единой идеи.
Орк подошел к нему и, ухватив за шиворот, потащил за собой.
Они повернули за угол и оказались в широком коридоре перед закрытыми вратами. Резкая синева комбинезонов ударила в глаза, Даймон зажмурился. Здесь стоял весь конвой, не меньше дюжины гвардейцев вместе с сопровождаемым человеком. На плече каждого странное ружье с прорезью на конце ствола.
— Посмотрите на этого ублюдка! — произнес орк и бросил Даймона перед собой. Тот упал на колени.
Гвардейцы стали поворачиваться и с интересом разглядывали человеческого заморыша, который дерзнул пробраться на звездолет. Михаил Ганнибал обернулся вместе со всеми. И увидел на полу мальчишку с испуганными глазами. Еще один пленник. Такой же, как и он.
— Что-то он не похож на паладина, — сказал кто-то на беррийском языке, напоминающем воронье карканье.
— Ты ошибся, Брада! Это не человек, а звереныш.
— Посмотрите, с чем он пришел! — провозгласил Брада и потряс катаной. Гвардейцы громко заржали.
Из-за стен послышался рев включившихся двигателей. Корабль и в самом деле собрался взлетать.
Створка врат, перед которыми стоял конвой, медленно поплыла вверх. Короткая процедура идентификации произведена, гвардейцы могли двигаться внутрь корабля.
— Кончай с ним, Брада! Он нам не нужен! Был приказ конвоировать в Хель человеческого адмирала.
Несколько орков, стоящих напротив юноши, скинули с плеч ружья и направили на него прищуренные стволы. Расстрел угрожал исполниться прямо в тамбурном коридоре.
— Как ты собирался напасть на нас? — спросил Брада, наклонившись к пленнику.
— Отдай мой меч, — сквозь зубы процедил Даймон.
— На! — Брада бросил Могильщика на рифленый пол и отошел к своим собратьям. — А теперь покажи, как ты собирался разделаться с непобедимым взводом личной охраны тирана-повелителя Натаса!
Лязгнули взводимые затворы, посылая в ствол секущий диск. Тонкий и прочный, после выстрела он летит со скоростью молнии, прошивает броню, с легкостью режет кости и вспарывает артерии. Следом за первым отправляются еще две сотни, стоящие за ним в магазине. И нет спасения от неумолимой свистящей смерти.
— Оставьте мальчишку! — подал голос Балниган. — Он не воин, чтобы его расстреливать!..
Слоящий рядом орк ударом приклада сбил его с ног, а Даймон подобрал меч. Крепко обхватил обеими руками рукоять и приставил клинок плашмя ко лбу.
— Как тебе было в руках нечисти? — спросил он. — Прости, что обронил тебя. Прости мою неловкость. Больше этого не повторится. Ты слышишь меня, Могильщик? Я буду с тобой всегда!
Выстрелы из нескольких дисковых ружей прозвучали резким единым свистом. Стремительно вращающиеся бритвы вспороли пространство коридора.
Орки оторвались от прицелов и с удивлением обнаружили, что звереныш еще жив и даже не истекает кровью. Каким-то чудом он оказался в стороне и странно кружился, словно исполняя танец.
И они дали длинные очереди, перечерчивая ими коридор от стены до стены. Воздух взревел, диски застучали по настенным плитам… Но странное дело. Юноша с удивительным проворством ускользал от летающих бритв. Он как-то необычно прыгал, непонятно вращался. И никто не понял, как человек очутился прямо перед расстрельной командой.
Брада вдруг обнаружил его рядом с собой. Что-то мелькнуло перед глазами. Короткий толчок качнул гвардейца, но Брада не обратил на это внимания. Он сдавил курок, выпуская очередь прямо в незащищенную человеческую грудь… и понял, что нажимает на курок лишь в мыслях, потому как автомат уже рухнул под ноги, а из культей хлынула черная кровь.
Первым делом Даймон оставил без рук орка, который посмел прикоснуться к Могильщику. Он обрубил их вместе с ружьем, от дисков которого было уворачиваться труднее, чем от плазмы. Отплатив за меч, юноша хотел наброситься на остальных. Но двое орков, стоявших плечом к плечу, выпустили единую густую очередь, отсекая его от гвардейцев.
Если бы очередь попала в цель, то Даймон превратился бы в ошметки.
Он бросил тело в сторону.
И, хлестко взмахнув мечом, одним ударом снес головы обоим.
Бритвы все же задели его. Одна вспорола бок, три других оставили параллельные царапины на плече. Он понял, что должен двигаться быстрее. И в мрачном коридоре орочьего звездолёта возник неистовый вихрь.
Даймон летал по коридору, не слыша криков и тяжелых шлепков, когда срубал выступающие части тел. Элитные гвардейцы Натаса с суеверием подумали, что перед ними не человек, сотканный из плоти и крови, а призрак. Даймон кружил между орками, на время превратившись в демона смерти. Ни одного лишнего движения. Каждое движение было выверенным и расчетливым. Каждый взмах — это удар, хотя не всегда успешный. Иногда меч напарывался на броню. Но он тут же исправлялся и, находя бреши, моментально сносил запястья, предплечья, оставлял без ног и вонзался в щели. Воздух коридора мгновенно насытился черной пылью, взбрызгиваемой из распоротых артерий.
Сообразив, что дисковые ружья не приносят успеха, гвардейцы побросали их и вытащили длинные церемониальные кинжалы. На юношу посыпался град ударов. Накал битвы сделался нестерпимым.
Отбивая удары, рубя направо и налево, Даймон выкладывался без остатка. И когда напряжение достигло апогея, когда каждая мышца находилась на грани судороги, а каждый нерв натянут, точно струна, Даймон различил тихий голос…
— Я слышу тебя!
Слова, сложенные из свиста и шипения, были негромкими, но стояли над всем этим хаосом. В бешенстве схватки, не прекращая фехтовального танца, Даймон ответил наполовину мыслями, наполовину голосом.
— Кто ты?
— Это я… Я!
Открылся незащищенный латами коленный сгиб, и Даймон обрушил в него клинок Могильщика.
Хряк!!
Не удержавшись на одной ноге, орк рухнул на пол. Обрубок остался стоять, словно привинченный к полу.
Пораженный до глубины души, Даймон притормозил, чтобы лучше различить шепот.
— Осторожно! — закричал пленный адмирал.
Новый орк обрушил на Зверолова крепкий церемониальный кинжал. Юноша выставил блок, но сила удара такова, что его бросило на стену. Даймон быстро пришел в себя и ринулся вперед, выполняя один сумасшедший пируэт за другим. Меч описывал круги и чертил замысловатые зигзаги. Чувства вновь сделались тонкими и отточенными, а мышцы уже балансировали на грани паралича.
— Не останавливайся… — потребовал голос, и Даймон вдруг понял, что он исходит из рук. — Иначе… не услышишь…
— Могильщик?
Меч пропел, пройдя по верхнему срезу брони и вспарывая морщинистое горло противника.
— Ты разговариваешь?! — вскричал юноша.
— Трудно…
Сквозь гром битвы, сквозь звон Могильщика, голос которого поднялся из глубин естества, прорезался надрывный гул двигателей. Звездолет готовился к взлету. Даймон почувствовал в руках и запястьях вибрацию. Работать катаной стало труднее, но он превозмог себя и в благодарность услышал новые слова:
— Напои меня…
— Как?
Конец Могильщика вошел в глазницу и пробил череп насквозь. Гвардеец Натаса рухнул лицом вниз и долго визжал и брыкался.
— Еще…
Он погрузил лезвие в чей-то живот. Пропоров, вырвал наружу. И впервые обратил внимание, что клинок, вынырнув из черных орочьих внутренностей, сверкает не-замутненным глянцем. На сторонах ни капельки крови. И Даймон подумал, что полировка Могильщика настолько совершенна, что кровь не удерживается на нем. Но он ошибался.
— Мне открыт доступ ко многому… — Ему было трудно говорить. Меч обращался к юноше словно с того света. — Я сделаю первый шаг… Но сначала помоги мне
— Чем?
Он повернулся и увидел перед собой орка, закованного в особую броню с серым отливом. Командир отделения особого взвода замахнулся мечом, который по длине не уступал Могильщику, а по толщине и вовсе превосходил его. Эдакая гильотина.
И она обрушилась на Даймона.
— Ииа-ахх!! — выдохнул юноша, выставив блок, вкладывая в него все силы. Удар был такой тяжести, что взвыли запястья.
Даймон тут же ответил, нанеся два быстрых удара, но оба раза меч угодил в броню. Комбинезон командира гвардейцев был непробиваем.
Орк сделал шажок и рубанул со всей мочи.
Даймон нырнул под тесак.
Все звуки исчезли — даже гул двигателей звездолета. Они отправились туда, откуда раздавался голос Могильщика. В глухой тишине клинок нырнул в манжету бронированного рукава и, скользнув вдоль руки, пронзил орка сквозь подмышку. Гвардеец передернулся всем телом, когда меч, с хрустом разломав ребра, вспорол легкие и сердце.
Зверолов выдернул меч.
Орк рухнул замертво.
Даймон застыл над ним, вонзив ступни в пол и держа меч перед собой. Окружающие звуки медленно возвращались. В голову ворвался рев двигателей, работающих на предельных оборотах. Командир орков был последним. Отчаянный юноша остался один посреди изрубленных останков, посреди стен, забрызганных грязной вонючей кровью и орочьими внутренностями.
— Лихо, — раздалось за спиной.
Даймон резко развернулся. Могильщик в его руках вспорхнул, вновь готовый к рубке.
Но орки закончились. Это был адмирал. Он поднимался с пола, обхватив обмотанную тряпками культю.
— Кто ты, юноша?
— Я пришел за вами по просьбе Серафимы Морталес.
— Правда? — удивился Ганнибал. — Сиятельная дочь здесь, на Ковчеге?
— К несчастью, да.
Вибрация усилилась и сделалась нестерпимой.
— Мы взлетаем. — Адмирал едва держался. Лицо было бледным, глаза в прищуренных веках мутными. — Нужно поторопиться!
Даймон хотел помочь пленнику. Нужно бежать, пока звездолет не взмыл в космос. Но адмирал отрицательно качнул головой и отстранил его руку. Вместо того чтобы следовать к выходу, он склонился над орком, которого Даймон убил последним. Массивный пояс командира гвардейцев состоял из каких-то коробочек со светодиодами. В военном снаряжении Даймон не разбирался, а потому не знал назначения пояса.
Зато разбирался Ганнибал. Он откинул крышку на одной из коробочек, чем-то щелкнул. Пояс едва слышно зажужжал.
— Теперь к выходу.
Даймон подхватил адмирала под целую руку, и они побежали по коридору в сторону посадочного люка. Когда до него оставалось несколько ярдов, гул двигателей вдруг изменился, а вибрация исчезла. Щиколотки и колени налились свинцом.
— Быстрее! — сказал адмирал и указал взглядом на ядовито-зеленую клавишу на стене. Даймон пнул по ней ногой.
Створки, издав основательное «пумм!», разлепились и поехали в стороны. Не теряя ни секунды, Даймон протолкнул адмирала сквозь увеличивающийся проем и прыгнул следом.
Даймон больно ударился бедром, а Ганнибал подвернул ногу. Они упали с высоты примерно три ярда. Задержись беглецы еще на пару секунд, и пришлось бы падать уже с тридцати ярдов.
Махина звездолета взмыла ввысь. Раскаленные газы били справа и слева, горячий воздух обжигал легкие вокруг плясала красная пыль.
Адмирал обессиленно откинулся на спину.
— Спасибо, — произнес он. — Спасибо, мальчик. Даймон с трудом осознал, что скупая благодарность обращена к нему. Последние дни приносили юноше одну только боль и бесконечные унижения. А эти скупые слова, как живительный бальзам, пролились на его израненную душу. И Даймона охватила радость. Он впервые понял, что его способности оказались кому-то полезными. И ответил с невыразимым удовольствием:
— Буду рад пригодиться в чем-нибудь еще. Поднимающийся в небо звездолет вздрогнул. Спустя мгновение до слуха долетел глухой удар, похожий на звук упавшего на пол куля с мукой.
Корпус выглядел неповрежденным, но в движении корабля вдруг пропала стройность. Он завалился набок и стал терять высоту, к счастью, уже не над головами Даймона и Ганнибала. Звездолет уносило за край Ковчега.
— На что орки сообразительные, — хрипло сказал адмирал, наблюдая за падающим судном, — но даже они не могут летать с разрушенным позитронным накопителем!
Даймон пошарил по плитам и подобрал Могильщика. Держа меч обеими руками, он смотрел на него с почтением и страхом.
— Значит, ты слышишь меня? — прошептал он. — Слышишь, правда?
Ответа не было. Меч безмолвствовал. На его холодной глади отражался лишь голубой купол над Ковчегом, отчасти напоминающий небо.
— Но чем тебе помочь? — недоумевал юноша. — Скажи чем? Ведь я не знаю.
Схватка с гвардейцами дала неожиданное открытие. От отца Даймон знал многое о филлийских катанах, об их разновидностях, способах закалки, преимуществах и недостатках разных изгибов. Он с упоением слушал рассказы отца о мастерах и древних воинах, которые владели великим искусством. Однажды отец упомянул, что меч обладает собственным разумом, обращение к которому невозможно. Эта фраза особенно врезалась в память. Она всколыхнула воображение юного Зверолова, но в тот день Даймон не рискнул расспрашивать подробнее, а отец не горел желанием поведать больше.
С замиранием сердца глядя на незамутненную сторону клинка, где теперь вместо купола отражался его собственный глаз, Даймон поражался тому, какая удивительная тайна открылось ему в коридорах орочьего звездолета. Общение с разумом, заключенным в закаленной стати, оказывается возможным! И происходит это в стремительном бою, на пределе концентрации силы и воли… Вероятно, на границе жизни и смерти.
— Спасибо тебе, Могильщик. За твое умение, за твою силу. Без тебя я никто. Твоя помощь бесценна. Я твой должник. Я сделаю все, что ты попросишь.
… напои меня!..
— Нам нужно убираться отсюда, — произнес адмирал, заставив Даймона оторваться от завораживающего блеска клинка. — У нас есть какое-то время, пока орки разберутся, что к чему.
Лишенный управления звездолет скрылся за алыми скатами, загородившими край Ковчега. А в следующий миг оттуда донесся взрыв, и багровая вспышка сверкнула над грядой.
— Вспышка правильного цвета, — процедил сквозь зубы Ганнибал.
Он попытался встать, но тут его лицо побелело сильнее обычного. Глаза закатились, и адмирал рухнул на бетон.
Даймон бросился к нему, совершенно не представляя, что делать, ибо адмирал выбрал самый неудачный момент, чтобы терять сознание. Хотя все орки бежали в сторону взрыва и посадочная площадка их пока не интересовала, все равно нужно было скорее убираться отвода.
— Прошу вас, очнитесь! — Он тормошил адмирала но все бесполезно. Тогда Даймон вновь, как на звездолете, перекинул его безвольную руку через свое плечо, обхватил поясницу. Встал. Поднял голову.
Перед ним, тихонько подвывая антигравами, висела туша патрульного бота. Вороненая обшивка тускло поблескивала на солнце. Безразличное дуло носового пулемета смотрело прямо в чумазое лицо Зверолова-младшего.
Тревожное беспокойство не отпускало Серафиму на протяжении всего времени, что она провела возле решетки. Более остального ее угнетали мысли о тех, кто ушел в стан врага. Неизвестность тяготила, каждая минута растягивалась в час. Она вспомнила слова юноши о том, что пребывать в неведении есть одна из самых мучительных пыток, которая существует на свете, и была вынуждена с этим согласиться.
Первое время Нина Гата долго стояла рядом с ней, изображая немой укор. И хотя этот укор имел довольно жалкий вид, он сыграл свою роль, и Серафима вновь задумалась, правильно ли она поступила, выпустив на свободу пленника. Уставший стоять Антонио присел на край топчана, предварительно поинтересовавшись, не желает ли присесть кто-нибудь из дам. Серафима отказалась, потому что не могла сидеть на месте. А Нина Гата неожиданно ответила:
— Вместо грязной лежанки предложи-ка сигарету. Следующие пять минут сиятельная дочь с удивлением наблюдала, как два самых непримиримых противника ее свиты мирно курили и о чем-то негромко переговаривались.
Не успели сигареты потухнуть, как за решеткой качнулись кусты. Первым вернулся Думан, который буднично нес под мышкой завернутую в ткань святыню. Серафима с трудом подавила в себе желание броситься к нему, настолько велико было ее счастье.
Думан выглядел уставшим, его доспехи были забрызганы темной кровью. Он вошел в темницу и, преклонив голову, протянул ихор сиятельной дочери.
— Ваша отвага останется в летописях Союза, благородный рыцарь… — произнесла Серафима.
— Это лишь ничтожная часть того, что я готов сделать для вас и государства.
Снова оказавшись в ее руках, шар вдруг напомнил девушке последний разговор с Игнавусом. Ведь советник обещал рассказать, как применить ихор. Серафима надеялась на его помощь и жила этой надеждой. А теперь, когда он оказался врагом и убийцей ее матери, стало ясно, что помощи не будет. И опять вся ответственность легла на ее плечи. Счастье померкло.
— А где мой брат? — спросил Думан, оглядываясь.
Серафима уже открыла рот, чтобы ответить, когда снаружи раздался гул двигателей. Сиятельная дочь выглянула из темницы.
На крошечную площадку перед пещерой, ломая ветви, опустился патрульный бот. Большой и черный, с обтекаемым фюзеляжем и кучей оружия, направленного на людей. Недокуренная сигарета вывалилась у Антонио изо рта, служанки задрожали всем телом. Нина Гата изрекла то, чего только от нее и можно было ожидать:
— Так я и думала, что мерзавец приведет к нам своих ублюдочных друзей.
Немного бесцеремонно отодвинув Серафиму в сторону, Думан вышел из пещеры и встал перед решеткой, словно собираясь загородить собой всех. Он глубоко вдохнул, включая источники и концентрируя волю…
В нижней части борта открылось отверстие. Думан приготовился нанести удар, ожидая чего угодно. Даже самого Натаса. Но вместо сенобита на траву спрыгнул Шахревар.
— Ты принес? — быстро спросил он крестоносца.
— Да, — заторможенно ответил Думан, еще не переключившийся… не осознавший, что боя не будет.
— Отлично. Быстро все на борт и взлетаем.
— Подождите! — воскликнула Серафима, выбегая из пещеры. — В руках орков остался Ганнибал!
— Святой Михаил здесь. — Паладин кивнул в сторону бота. — Быстрее садитесь, пока орки не поняли, что пространство над Ковчегом никто не патрулирует.
— Шахревар освободил Ганнибала! — услышала Серафима у себя за спиной возглас наставницы. Услышала и опечалилась. Нет, она была счастлива, что адмирал вызволен из плена. Но в глубине души она надеялась, что это сделает Даймон…
— Быстрее, быстрее! — говорил Антонио, выводя из темницы служанок. Нина Гата, воспользовавшись его рукой, перешагнула через порог. Стоявший рядом Думан беспрестанно оглядывался.
— Но где же мой брат?
— Он тоже здесь, — ответил Шахревар, который встретил служанок и помог им подняться на борт. — Только зачем вы его выпустили? Я же просил.
Вопрос предназначался сиятельной дочери. Из уст телохранителя он прозвучал укоризненно. Серафима стыдливо опустила глаза.
— Я полагала… — попыталась объяснить она.
— Теперь это не имеет значения! — ответила за девушку Нина Гата.
Президентский дворец,
Гея Златобашенная
Майкл Траян впервые оказался в президентском кабинете. Оглядывая высокие узорчатые своды, алые знамена Союза и величественные гербы, он испытывал известную робость. Но вспомнив о своем новом статусе, в котором он оказался здесь, статусе главнокомандующего Вооруженными силами Союза, Траян попытался преодолеть слабость духа.
В Александрийском космопорту, куда доставили спасательную капсулу, его встретила президентская охрана. Осведомившись, как он себя чувствует, и предложив кофе, кто-то из охранников мимоходом поведал, что, согласно последнему приказу, теперь Траян командует войсками Союза… Не придя в себя после назначения, Траян в середине ночи прилетел в Министерство обороны, где его потряс новый удар. Началось то, чего не было тысячу лет. Чего все так боялись, и каждый желал, чтобы это ужасное событие случилось после его смерти. Орки перешли границу. В Бутылочном Горлышке началось яростное сражение. Только что назначенному Майклу Траяну выпало счастье докладывать об этой трагедии лично президенту.
— … таким образом, Первый Пограничный флот заперт в Бутылочном Горлышке и ведет тяжелые бои. Последнее сообщение адмирала Стилихона было о том… — Он сделал вынужденную паузу, потому как было трудно произнести следующие слова. — … о том, что враг высадил десант на стены «Южного Хозяина». Также у нас нет данных, где сейчас находится Ковчег Алых Зорь.
Калигула ссутулился в кресле за рабочим столом. Балконные двери были плотно закрыты, ветер больше не врывался в кабинет, и багровые стяги за его спиной висели безвольно.
— Вы не знаете, где Игнавус? — спросил он. — Куда подевался мой советник?
— Я не знаю. Простите, сэр… мне нужно получить ваше согласие. Я полагаю неразумным последнее распоряжение советника, в котором он приказал направить в Бутылочное Горлышко остатки Крестоносного и Резервных флотов. Теперь, когда Пограничный флот находится в плотном кольце…
— Мне нужен мой советник. Где он?
— Его не могут найти. Простите, сэр, мне требуется ваше согласие. Вы приняли на себя командование Вооруженными силами, и теперь, согласно конституции, я не имею права решать вопросы стратегического характера без вашего ведома. Только вы можете указывать…
— Почему не несут завтрак?
— Остатки флота необходимо направить не в Бутылочное Горлышко, а в приграничные районы, чтобы попытаться разорвать кольцо окружения…
— Уже десять часов. Где мой завтрак?
Траян замер на полуслове, только сейчас обратив внимание на глаза президента. Расширенные, какие-то впечатанные в глазницы, пораженные безумием.
— Господин президент, сэр. Уничтожена трансляционная антенна на Вохе и связи с флотом больше нет. Мы пытаемся организовать связь через приграничные системы. Видите ли…
— Принесите мой завтрак, как вас там… Траян?
— Майкл попятился. Ему вдруг сделалось невыносимо находиться в этом кабинете с высокими потолками и флагами Союза, потому что человек за столом президента был болен.
— Простите, сэр. Я… мне…
Калигула поднялся из кресла и оперся на столешницу. Левая часть его лица и левое плечо задергались от нервной судороги, в уголках губ появилась пена.
— Я не позволю торговой конфедерации диктовать нам условия! Мы задушим их налогами! И скажите, чтобы принесли завтрак! Я не могу решать важные вопросы на голодный желудок!
Траян уже не пятился, он бежал без оглядки. А в спину ему неслось:
— Мы им льготы обрежем! Они узнают, как бодаться с Тысячелетним Союзом! Они почувствуют нашу мощь! Где мой советник?!
Хлопнувшие створки дверей на мгновение привели его в чувство. Калигула отер рукавом пену с нижней губы и на шатающихся ногах двинулся к балкону, продолжая бормотать что-то о мощи Союза и его торговом сальдо. Возле камина он поскользнулся. Удерживая равновесие, схватился за висящую на крючке кочергу и перемазал сажей ладонь.
Ладонь он вытер о занавески. Ими же смахнул пот со лба и вышел на балкон.
Башни правительственных зданий, отделанные сусальным золотом, загораживали половину неба и пылали огнем в лучах красного гиганта Проциона. Не обращая на них внимания, Калигула, прихрамывая на внезапно одеревеневшую левую ногу, пересек плиту балкона и оказался возле перил.
— Они будут знать, как бодаться с Союзом, — заглядывая вниз, произнес Калигула, словно его противники прятались там. — Мы им еще покажем! Да, покажем!
Тщательно протерев рукавом перила, он перелез через них на. карниз.
— Они будут знать… В конце концов, я президент Союза. Я!! Будут знать, как иметь со мной дело…
Сердце отказало в первые мгновения падения. В дивные кущи президентского сада, в которых утопало подножие дворца, Калигула рухнул уже мертвым.
