3
Ковчег Алых Зорь
Шахревар проснулся от едва ощутимой вибрации, исходящей от его ложа — жесткой деревянной кровати, на которой он спал без матраса и простыней. Он повернул к себе висящий на спинке шлемофон и активировал микрокомпьютер, чтобы узнать время.
Шесть часов утра.
Откинул голову на подушку, давая себе еще минуту приятной утренней расслабленности, пока заботы дня не навалились, а голова чиста от лишних мыслей.
Краснокаменная келья была тесной, с низким потолком, без окон. Глухой каземат и тишина за стенами — как раз то, что требуется паладину для концентрации, изучения своего внутреннего мира…
Не пролежав минуты, Шахревар сел на кровати.
Что-то было не так. Об этом сигнализировала дрожащая внутри головы едва слышимая струна. В стенах храмовой пирамиды он несколько лет обучался искусству различать ее среди других чувств. Этот базовый навык паладина позволял читать на расстоянии не только опасность, но и все изменения, происходящие в окружающем мире. Чем сильнее и ближе была опасность, тем интенсивнее дрожала струна. Он мог различить разницу.
Сейчас струна дрожала слабо. Ее колебания означали изменения, и проистекли они от окружающего мира, который находился за стенами.
Он торопливо оделся, тщательно застегнул доспехи. Проверил уровень заряда бластера. Снял со спинки кровати шлемофон и, не надевая его, вышел из кельи. Короткий коридор привел его к балкону, который располагался неподалеку от вершины пирамиды. К своему удивлению, он ощутил здесь недавнее присутствие Серафимы. Своеобразный запах из чувств и эмоций, которые впитали камни и мраморные перила. Судя по силе запаха, девушка находилась на балконе продолжительное время. Однако, что она тут делала, Шахревар разобрать не успел…
Звезды и солнце исчезли с небес. Над прозрачным куполом, который удерживал воздух в Ковчеге, проносился рваный, как будто свитый из веревок, реликтовый сумрак.
— Мы в подпространстве! — изумленно вымолвил паладин.
… Шахревар нашел Главу Ордена в Тронном зале. Вопреки обыкновению, Артур Мудрый восседал на троне и, уперев локоть в резной подлокотник и обхватив загрубелыми пальцами подбородок, пребывал в тягостных раздумьях. Появление друга он встретил лишь поворотом глаз.
Телохранитель молча встал перед ним.
— Четыре года… — заторможенно молвил Артур Мудрый. — Четыре долгих года мы сражались в системе Диких! Что мы делали там? Президент и политики говорили о мире в галактике, а сами тем временем снаряжали армии… Мы говорим о мире, но не можем жить без войны. Конфликт заложен глубоко в природе человека. Бездонные войны канули в лету, а души правителей требуют новых конфликтов, новых побед. И мы нашли в язычниках нового врага. Зачем? Для чего? Мы боролись с собственной тенью, в то время как враг стоял за нашей спиной и точил секиру. Мы забыли об истинном враге — том, который жаждет испоганить нашу кровь.
Шахревар смотрел на верховного паладина, с ужасом осознавая причину его горечи.
— Сообщение пришло глубокой ночью. — Артур Мудрый оторвал руку от подбородка, выпрямился. — Тяжкая весть. Враг перешел границу. И навалился на рубежи человеческих владений… Ситуация в Бутылочном Горлышке серьезная. Майкл Траян, новый начальник Корневого штаба, через администрацию президента и митрополита обратился к нам за немедленной помощью.
Панцирь и латы вдруг сделались тугими и невероятно тяжелыми. Шахревар почувствовал себя так, словно на него наступил великан. Он не мог пошевелиться, не мог вздохнуть, не мог вымолвить слова. Он видел словно наяву, как черные орды врываются в мирные системы спускаются на планеты, сокрушая все на своем пути. Видел бегущих из городов женщин и детей. Видел горящие дома, пламя от которых поднимается до небес. Видел развевающиеся флаги Черной Крови. Весь этот ужас материализовался, ворвался в него и навалился сверху. Теперь любое упоминание о войне у него будет прочно ассоциироваться с деревянным троном и волокнами подпространства. А еще с запахом тревожных чувств, который оставила на балконе Серафима.
— Сражение уже идет. Тяжелое, с огромными потерями. В руках черни оказалось планетарное орудие, расположенное на Рохе. Оно бьет по крейсерам и крепостям с тыла. Траян не уточнил, какой из двух фортов на Рохе захватили орки, но я уверен, что именно тот, в котором побывал наш пленник, младший брат Думана.
Он поднялся с трона и прошел мимо Шахревара,
— Ковчег направляется в Пограничную систему, — провозгласил верховный паладин. Печаль исчезла из его голоса. — Пограничному флоту требуется наша помощь. И мы придем. Мы покажем оркам, что они напрасно высунулись из своей дыры!
— А как же дочь Великой Семьи и святыня? — спросил Шахревар ему в спину. — Получается, что мы тащим их с собой? Туда, где тучи орков? И где вот-вот в бой вступят сенобиты?!!
Артур Мудрый повернулся.
— Сказать по правде, я позабыл о ней, находясь в смятении от недоброй вести, — смущенно признался он. — Да и времени не было, чтобы подготовить корабль для ее отправки. Каждая минута промедления оборачивается тысячами людских жизней там… Но мы выйдем из подпространства с дальней от фронта стороны и первым же рейсом отправим девочку в приграничные системы, подальше от зоны боевых действий. Тебя устроит такой вариант?
— Да.
— Хорошо. Однако это самая малая из проблем, о которых следует думать паладинам. Мы должны готовиться к битве. К великому сражению, которого не было тысячу лет. Его долго будут вспоминать в веках.
— Я готов к сражению.
Иерарх нахмурился, о чем-то думая. Затем тяжело посмотрел на паладина.
— Нет, мой друг. Ты останешься охранять дочь Великой Семьи.
— Ты хочешь сказать, что я должен отойти в сторону, когда начнется величайшая битва в истории?
— Твой долг — охранять Серафиму Морталес. Он не менее важен, чем наш. Ты будешь рядом с сиятельной дочерью, что бы ни случилось. Ты не позволишь врагу добраться до нее. Ты понял меня, Шахревар?
— Да, — с неохотой ответил телохранитель.
— Поклянись мне, что вступишь в бой только ради спасения Серафимы.
— Клянусь душой нашего бога.
Серафима открыла глаза. На тенте, натянутом над кроватью, вышитые белокрылые ангелы играли на свирелях. Наверняка из своих длинных дудок они выдували колыбельную. Вчера девушка не обратила на них внимания, а ангелы, оказывается, охраняли ее всю ночь.
Ей было хорошо. Впервые за последние дни Серафима не чувствовала тяжести на сердце, а смерть матери уже не вызывала горькой тоски, от которой без конца хотелось плакать. Близкие люди своей теплотой и заботой сняли многие проблемы. Отец, любимый Уильям, мудрый Игнавус. Они решат все вопросы. Как хорошо не чувствовать груза ответственности!
Нежась на простынях и разглядывая дудящих ангелов, она вдруг поняла, что после всех событий не хочет становиться частью государства, как ее великие предки. Ведь власть — это прежде всего ответственность за людей, а значит — тяжкое бремя. Ей же хотелось быть просто женщиной и матерью. Просто Серафимой, а не сиятельной дочерью. Тогда она будет отвечать только за себя, а не за судьбы человечества. Так намного, намного легче.
Дальние углы комнаты были залиты мерцающим светом, струящимся из окна. Не осталась и намека на тьму которая начала выползать из них ночью, которая воспользовалась голосом ее матери… Серафима почти забыла тот случай и вспомнила о нем лишь сейчас, глянув в противоположный конец комнаты. Но сейчас там было пусто, и она решила отнести события ночи на игру воображения.
Серафима встала с кровати, умылась. И лишь затем бросила взгляд в узкое стрельчатое окно, заметив в нем нечто странное.
— Что это? — удивилась она. — Мы в подпространстве? Появились служанки, которые принесли утреннее платье. Пока они одевали Серафиму, она расспрашивала их о последних новостях, но девушки ничего не знали.
— Зато мы только что видели Антонио! — с улыбкой поведала одна из них. — Дверь в его комнату была приоткрыта. Он заснул на крохотном табурете, запрокинув голову…
— А еще на его губе висела потухшая сигарета, — нетерпеливо продолжила вторая.
— А еще он храпел! — добавила третья. — Причем так витиевато, словно играл на духовой трубе.
Серафима не удержалась и хихикнула.
«Некрасиво, — тут же одернула она себя. — Вчера ночью я не давала Антонио отдыха, требуя найти Игнавуса. Это я виновата, что он не выспался. Очень некрасиво!» Но вновь представив Антонио, заснувшего на крохотном табурете и выводящего замысловатые фуги, она не удержала смешок. Служанки подхватили веселье госпожи, и радостный девичий смех разукрасил угрюмую атмосферу покоев.
— О чем веселье? — произнес сумрачный голос — Можно мне присоединиться?
На пороге стоял сам Антонио — с заспанным лицом, в слегка помятом камзоле и сигаретой в зубах. Девушки тут же перестали смеяться, поспешно вскочили со своих мест и предательски ретировались. Антонио подозрительно глянул им вслед, затем посмотрел на Серафиму. Сиятельная дочь залилась краской от стыда.
— Так, — произнес он, входя в комнату, — судя по всему, речь шла обо мне.
— Антонио, пожалуйста…
— Кажется, я забыл закрыть дверь в свою комнату, и, очевидно, эти девчонки подсмотрели, как я неудачно уснул на табурете…
— Прости, Антонио.
Он оказался возле Серафимы и улыбнулся:
— Хорошо, я вас прощаю.
— Ты не сердишься?
— Сержусь? Разве я похож на вашу наставницу, которая сходит с ума от подобной ерунды? И потом я просто счастлив, что хотя бы так сумел развеять ваше хмурое настроение. Ибо еще вчера даже не представлял, как это сделать.
— Спасибо, — смущенно сказала Серафима. — Ты не знаешь, куда мы летим?
— А мы что, куда-то летим? — Он удивленно глянул в окно. — И вправду летим. Это интересно. Нужно спросить Шахревара… Кстати! Совсем забыл. Вчера ваш отец переслал какой-то список. Он сказал, что вы в курсе.
— Ах да. Это список людей, которые приглашены на похороны. Он просил проверить, не забыл ли кого.
Перетряхнув карманы камзола, Антонио отыскал распечатку в заднем кармане брюк.
— Извините за столь неподобающее место хранения.
— Ничего.
Серафима раскрыла список. Родственники, друзья, главы Великих Семей, кое-кто из правительства. Рядом с фамилиями стояли колонки цифр и даты.
— А это что такое? — спросила она.
— Ерунда, — ответил пресс-секретарь, потерев заспанный глаз. — Не обращайте внимания. Отец отправлял список с рабочего блокнота, на который передаются данные о всех визитах влиятельных особ во дворец и усадьбу Почтовая программа случайно прихватила эти данные
— Да? — удивилась девушка и пробежала глазами по списку. — Смотри-ка, тут ошибка. Советник президента не приезжал к нам на озеро Заболонь.
— Ну как же! А статуя коня на трех ногах, которую он подарил отцу на юбилей?
— Коня я помню прекрасно. Только подарил его Игнавус в городском дворце. А в усадьбе он не был!
Улыбка замерла на устах Антонио. Он взял распечатку из ее рук.
— И в самом деле… — Поглядел на число. — Семнадцатое октября… Постойте. Он что, был там в день смерти Фреи?
— Семнадцатого? — растерялась Серафима. — Что он там делал? Утром его не было, да и мама не ждала никого: она собиралась работать одна. И потом он бы не успел на церемонию… Наверняка это ошибка.
— Это не может быть ошибкой. Система безопасности сканирует ДНК посетителя.
Серафима непонимающе посмотрела на пресс-секретаря.
— Что это значит, Антонио? Единственный раз, когда Игнавус посетил нашу усадьбу, пришелся на день смерти моей матери?
Окрестности Бутылочного Горлышка,
союзные территории
С правой стороны космической оранжереи светило холодное солнце, за которым проглядывали звезды Верхних миров — далекие, но полные людей и бурной жизни. С левой стороны взметнулась стена из густой черноты, за которой лежали территории орков. Туннельный проход к ним, называемый Бутылочным Горлышком, располагался несколько ниже ботанической станции, что мирно дрейфовала в космической пустоте на окраине приграничных систем.
Амалия, старший биолог и одинокая женщина, в жизни которой не было мужчин, а одни лишь двудольные семенные, подняла голову, чтобы оценить сегодняшнюю интенсивность солнечного света, но замерла в изумлении, прижав испачканные в земле пальцы ко лбу. С солнцем как раз было все в порядке: его свет был блеклым, а через пару тысяч лет звезда и вовсе погаснет, как и должна. Но вот в абсолютной черноте, образованной вырожденными звездами, в которой тонет любой свет, а однажды утонул сбившийся с курса грузовик с ростками, внезапно возникло нечто.
— Девочки! — изумленно промолвила она. — Вы только посмотрите!
Женщины в космической оранжерее, молодые и не очень, распрямили спины, поднялись с колен, выбрались из зеленых папоротников и раздвинули ветвистые кусты, чтобы взглянуть наверх, куда указывала Амалия. И они увидели, как из стены черных дыр стали появляться корабли. Они возникали один за другим, один за другим, собирались в могучую вереницу, которая устремлялась вниз. Женщинам, прильнувшим к окнам, вереница казалась бесконечной.
— Что это? Чьи это корабли? — вопрошала подруга Амалии, коротконогая толстушка с дипломом по агропромышленным культурам. Расплющив нос, она прижалась к стеклу иллюминатора и следила за остроносыми звездолетами с черными бортами. — Не может быть, чтобы это были они… те самые. Ведь так, Амалия?
Старший биолог молчала, разглядывая в электронный бинокль многочисленные изогнутые орудия на носах и фюзеляжах, увесистые гроздья ракет под крыльями. Поток чужих кораблей продолжал уходить вниз, в сторону входа в Бутылочное Горлышко.
— Папа, посмотри!
— Давай работай.
— Нет, но ты посмотри!! — закричал девятилетний сын, указывая на небо.
Плуг настолько прочно застрял в земле, что трактор не мог его сдвинуть. Очевидно, уперся в корни, оставшиеся после выкорчевки. Фермер со злостью ударил ботинком по лемеху и задрал голову.
На утреннем небе горела звезда — солнце Пограничной системы. Жерло прохода, в котором она лежала похожее на полупрозрачное кольцо, выкатилось из-за горизонта. Иногда, в особенно ясные дни, сквозь него можно разглядеть звезды чужого мира. Но сегодня вместо них от горизонта к краю кольца тянулась черная размазанная цепь. Словно кто-то вытер о небосвод перемазанный в саже палец.
— Папа, это ведь корабли, правда? — радостно голосил неугомонный сын. — Почему их так много? И откуда они здесь?
— Замолчи! — прикрикнул фермер.
— Это, наверное, орки. Смотри, какие они черные! Добравшись до края прохода, вереница рассыпалась на уродливые кляксы. Одна из клякс загородила звезду.
— Мой адмирал…
Красными от недосыпа глазами Стилихон взглянул на монитор, на который указал главный диспетчер. Транслируемая с другой стороны Бутылочного Горлышка картинка показывала тысячи точек, заполонивших космос.
Сражение на краю межгалактического тоннеля вдруг стало каким-то далеким. И жаркий бой на «Южном Хозяине», где враг уже добрался до силовых полей и приготовился к их вскрытию. И ожесточенные бои возле других крепостей. И форт, в район которого сейчас приземлялся десантный полк. Все отдалилось, ибо не только об этих проблемах он должен сейчас заботиться, а еще о как минимум семи тысячах орочьих звездолетов, неведомым образом оказавшихся у него в тылу.
— Откуда они взялись?
Ответом на вопрос адмирала было гнетущее молчание. Стилихон выпрямился.
— Орудийный форт на Вохе, к бою! Четвертую эскадру оттянуть от «Северного Хозяина» в сектор четыре-одиннадцать. Развернуть линкор в сторону белого карлика. И немедленно мне связь с Геей!
Подземелья Президентского дворца,
Гея Златобашенная
Дверца потайного сейфа открылась бесшумно. С особым почтением и осторожностью престарелый слуга достал из недр единственную вещь, которая там хранилась, — малахитовую баночку, украшенную золотой вязью древнего языка. Он поставил ее в центр серебряного подноса и неловко поднялся с коленей.
Слуга шел по длинным коридорам, стены которых были украшены редкими орнаментами, а потолки расписаны талантливой кистью Рафаэля. Он двигался мягким семенящим шагом, и малахитовая баночка, размещенная в центре подноса, точно плыла по этим подземным коридорам. Человека, который ее нес, будто не существовало. Была только она.
Баночка и престарелый слуга миновали несколько поворотов и коридоров, пока не очутились перед двустворчатой окованной дверью. Тщательно подавляя в себе волнение, слуга вкрадчиво постучал. — Входи! — раздалось изнутри. Он преклонил голову, уставившись на носы своих ботинок, и вошел в полутемную залу с низкими потолками. Пройдя десять шагов, опустился на колени перед креслом. Сидевший в нем человек отставил в сторону вишневую трость с костяной ручкой в виде змеиной головы и медленно сошел по ступеням.
Человек встал над слугой и, оправив широкие манжеты, провел ладонью сначала по одной своей щеке, затем по другой. Затем огладил клиновидную бородку. Снял крышку с малахитовой баночки. По воздуху распространился едкий запах, но слуга впился взглядом в пол, молясь о том, чтобы случайно не поднять голову и не увидеть того, что будет происходить. В баночке оказалась густая желтоватая мазь, ингредиентами для которой служили толченая кость и жир невинно убиенных, а также, как это ни парадоксально замороженный свет темных звезд. Игнавус стоял над маленькой баночкой предельно сосредоточенный, губы шептали сложную молитву, сморщенные пальцы висели в воздухе, изображая некий знак.
Он вдруг резко замолчал, замер на какую-то секунду, а затем медленно опустил сложенные пальцы в вязкую субстанцию. Поддев немного, поднес пальцы к лицу и провел ими через лоб, через левую бровь и левую щеку. Кожа сошла легко. И открыла то, что было спрятано.
Игнавус взял новую порцию и стал втирать ее в лицо. С каждым движением, с каждым мазком человеческие черты исчезали, открывая совершенно другой лик — угловатый череп, обтянутый бескровной кожей, страшные рубцы и шрамы. Втирание доставляло Игнавусу боль, и он сдавленно стонал. По мере того как исчезал облик старого мудреца, менялся и голос, становясь хриплым и басовитым. Стоящий на коленях слуга содрогался от страха, поднос с малахитовой баночкой в его пальцах дрожал, но слуга не смел поднять глаз.
Наконец обращение завершилось. Сенобит, чье имя Натас, скрипнув зубами, обвел подземную комнату нечеловеческими очами. От образа мудрого советника не осталось ни единой черты, кроме редкой клиновидной бородки, теперь похожей на козлиную.
— Поганая тварь! — раздался обессиленный голос из глубины зала.
Изувеченное давними пытками лицо повернулось на звук голоса. Балниган сидел на полу. Уцелевшая рука прикована к стене.
— Я знал, что ты тварь, Игнавус, — произнес адмирал. — Жаль, не хватило времени, чтобы все исправить.
Стремительно проплыв над полом, сенобит оказался возле адмирала. Из глаз коленопреклоненного слуги покатились слезы — ощущать истинную натуру демона у старика не было сил.
Игнавус-Натас навис над плененным адмиралом.
— Можешь убить меня, — сказал Балниган.
— О, нет. — К лицу протянулись белые пальцы, с которых исчезли морщины президентского советника, но на которых вместо ногтей появились крючковатые когти. — Какой простой выход для тебя, Бал-ни-ган. Нет! Тебя ждет повелитель. Ему нужны человеческие лидеры. В его руки давно не попадала подходящая глина. Как тебе подобная карьера?
Балниган улыбнулся сквозь боль. И отправил в отвратительное лицо смачный плевок.
Натас разъяренно отпрянул. Его трость с рукоятью в виде змеиной головы вдруг обмякла и превратилась в настоящую змею. Мария, дочь великой Сигизмунды, в отличие от своей матери, ненавидела людей.
Скользкий хвост хлестнул по щеке с такой силой, что голова Балнигана откинулась. Когда он поднял лицо, на него уставилась шипящая разозленная морда.
— Спокойнее, Мария, — произнес Натас — Прибереги гнев. Человечишка еще не понимает своего счастья…
Освободи его.
Змея скользнула к оковам, обхватила челюстями звено цепи и сжала челюсти. Закаленная сталь лопнула. Балниган оказался свободен.
Схватив обессиленного адмирала, Игнавус потащил его к зеркалу, спрятанному в дальнем углу. Остановившись перед гладью, в которой уже не было отражения, он оглянулся на слугу.
Напоследок старик дерзнул поднять голову, и это стоило ему жизни. Изношенное сердце не выдержало жалящего взгляда демона. И слуга рухнул замертво, выронив поднос и опрокинув малахитовую баночку.
Толкнув Балнигана в зеркало, Игнавус-Натас шагнул следом. Амальгамированное стекло поглотило обоих.
