Книга: Тени безумия
Назад: Глава четырнадцатая Астрал
Дальше: Эпилог

Глава пятнадцатая
Мирта

Если вам поставили мат, провозглашайте республику и играйте дальше.
Август Сумасбродный
Лес еще был погружен в предрассветные сумерки, хотя небо уже принарядилось в пурпурную накидку зари. Угрюмый маг в плаще и с посохом обошел высокие тонкие сааоли с серебристыми треугольными листьями, обступившие крупные иррарские дубы с хрустальной корой, и убогыхнулся, наткнувшись на радужные чаши громадных мрианских раффлезий. Прикрыв нос и рот рукавом и морально приготовившись учуять тошнотворный запах разлагающегося мяса, Уолт двинулся сквозь ряды растений-паразитов, но оказалось, что миртовские флоро-модификаторы изменили запах раффлезий на приятный аромат, чем-то напоминавший один из парфюмов Эльзы.
Эта часть парковой зоны находилась вдалеке от прогулочных дорожек, искусственных озер и родников. Чтобы добраться сюда, Магистру пришлось продираться через ольшаник и заросли алых по сезону си-лиэ. Пройдет несколько дней, и кенетерийские цветы перекрасятся в рыжий цвет, приветствуя наступление лета.
Подумать только, месяц Восхода не за горами. А ведь столько еще надо сделать. Гм. Например, дожить до почтижарника…
За раффлезиями Уолта ждали ряды рвущихся к небу деревьев. Гигантские пихты и кедры соседствовали с вечнозелеными ясенями из Северных царств, чью древесину рунные маги использовали для создания гадательных рун, и белыми лиственницами, которые народ ахала из Снежной империи выбирал для создания аал луук мас – вместилищ genius loci, духов-хранителей местности. Чуть дальше боевой маг совершенно неожиданно набрел на южное фиговое дерево-ашваттху, прятавшуюся за преднебесными жо с лотосообразными цветами, испускающими красный свет, а через несколько минут наткнулся на затрарианский эц хаим, чьи ветви по-особому сплетались вокруг ствола и друг с другом, создавая композицию из десяти сфер, по мнению затрарианцев, отражающую строение мироздания. Словно кто-то вознамерился собрать в одном месте символы arbor mundi, космического древа в Центре Мира. Уолт уже не удивился бы, повстречав ритскую гаокерену, мифические плоды которой в Первую Эпоху дарили бессмертие владыкам народа ниу, или ближневосточный лотос крайнего предела, воскурение листьев которого дарует мистическое видение Небесного Града.
Недолго проплутав по лесу, Ракура выбрался на заросшую васильками лужайку. Остановился, опираясь на посох, огляделся. Устроители здешней области явно руководствовались эстетикой Светлых эльфов. Рвущиеся к небу деревья соседствовали с вот такими вот полянами, без предупреждения выныривающими посреди молчаливой древесной армии. Отойди на несколько шагов – и лужайка исчезнет из вида, скроется за сомкнувшими ряды деревьями.
Уолт мысленно воссоздал образ карты Мирты и выделенного шрайя участка. Нет сомнений, он добрался до назначенного места, забрался чуть ли не в самую середину леса. И что теперь? Шрайя настолько пунктуальны, что появятся лишь в указанное время? Почему именно рассвет? Это как-то связано с их магией, гексаэдром ушебти? Или выбор времени не имеет никакого значения? Вот выбор места – имеет. Полная противоположность городу, где Уолту довелось сразиться с жрецом Госпожи. Сразиться – и победить. Лучшие наемные убийцы мира опасаются, что боевой маг сможет повторить свой успех, произойди встреча в Мирте? Если подумать, то у них есть повод остерегаться Ракуры. Жрецы Госпожи, судя по посланию, не знают, как он одолел первого шрайя, и на их месте Уолт тоже ждал бы от себя неожиданностей.
А он такую неожиданность приготовил. Дело за малым: чтобы все прошло удачно и план осуществился. Многое зависит от упырей, но самое главное зависит от него самого. Не дать шрайя себя убить – о, это действительно важно.
Правая рука жутко чесалась, но Уолт терпел. Нельзя выдать себя даже малейшим жестом. Враги, где бы они сейчас ни находились, должны видеть только боевого мага, ждущего появления посланников Клана Смерти. Он просто стоит и опирается на посох. Никакой активности в Локусах Души, никаких внешних форм творения заклинаний. Если враги используют улавливающие магию артефакты, они ничего не обнаружат.
Алая колесница солнечных богов показалась на востоке, и Уолт напрягся. Ну, где же шрайя?
Серая темнота окончательно покинула лес. До Ракуры донеслось несмелое щебетание проснувшихся птиц. Пробуждающаяся природа приветствовала восход солнца, совсем не подозревая, что появление небесного ока грозит смертью одному из живых существ.
Уолт, прищурившись, посмотрел на выплывающий из-за желто-золотистого горизонта ярко-красный диск. Ублюдки-шрайя решили вымотать его ожиданием?
Боевой маг упустил тот миг, когда небо над ним вновь потемнело. Тень накрыла поляну, и Уолт мгновенно отреагировал так, как и собирался: кинулся обратно в лес, к смыкающим ряды кедрам. Позади должна была появиться Иукена с упырями и принять на себя удар шрайя – и не появилась.
Уолт понял это в тот миг, когда до него дошло, что мир не изменился. Никаких гигантских фигур ушебти, никакого надоедливого шепота и взглядов со всех десяти сторон света. Боевой маг остановился, и это спасло его от удара молнии, вонзившейся в землю прямо в том месте, где Уолт оказался бы, если бы продолжил бежать. Ракура отпрянул назад, но было поздно: молния распалась на десяток частей, ветвистые извивы метнулись снизу вверх, превращаясь в золотые цепи. Они мгновенно обмотались вокруг ног Уолта, не давая ему двинуться, желтыми змеями скользнули к рукам, крепко прижимая предплечья к туловищу. Колыхнулась почва справа и слева, вздулась, лопнула, выпуская из себя железные шестиугольные столбы. На обращенных к Уолту гранях сияли Колеса Паралича – круги со сходящимися в центре восемью рунами Иса, символами льда и неподвижности. Обернувшие Ракуру цепи концами устремились к столбам и вонзились в гальдраставы. Сдерживающая Уолта волшба стала еще сильнее, сковала его не только на физическом, но и на магическом уровне. Он не мог ни пошевелить конечностями, ни колдовать. Ему оставили возможность говорить, но хотя ругательства так и срывались с губ, боевой маг сдерживался.
Тысяча убогов! Заклинание сильное, очень сильное, таким Тварей сковывать, а не волшебников. Однако он сумел бы защититься от него – в другой, обычной для боевого мага ситуации. Но не здесь, не сейчас, когда столько сил ушло на подготовку к встрече с шрайя, а не с конклавовскими бойцами.
Они приземлялись на поляну и появлялись из-за деревьев в полной тишине. Дрожащие узоры Отвода Глаз испарялись с доспехов рунных рыцарей, а белесые знаки Тумана Глухоты еще держались на панцирях. Риттеры быстро окружили боевого мага, отрезав ему все пути к отступлению, в том числе и воздушные. Трое бойцов парили прямо над Уолтом, целясь в него из арбалетов.
Ракура мысленно застонал. Вот же идиоты. Да нет, вот же идиот! Сигна «Эгиды» сверкала на шлемах, и Магистру не составило труда догадаться, кто направил по его следу отряд рунных рыцарей.
Янис Тиратус вышел из леса, довольно улыбаясь и глядя на Уолта с чувством нескрываемого превосходства, разве что руки не потирал. Как и его подчиненные, конклавовец надел рунный доспех, вдобавок накинул поверх золотистый плащ. Не простой плащ – магический артефакт, бурлящий таким количеством компрессированной Силы, что хватило бы на схватку с десятком Уолтов. Гм, а разве такие плащи не разрешены Конклавом только для Стражей Системы?
– Какая удивительная встреча, Ракура, – осклабившись, сказал Янис. Он предусмотрительно держался рядом с риттерами, прихватившими вдобавок к рунным мечам покрытые магическими знаками щиты. – Знаете, а я ведь сегодня засек незаконное межпространственное туннелирование, направленное – вот же совпадение! – именно на эту поляну. И, судя по структуре чар, Переход открывали чернокнижники из Легиона Гибели. Мы немедленно отправились на место открытия, но меньше всего я предполагал встретить здесь вас, Ракура. Ожидалась баталия с Отверженными…
– Придурок! – рявкнул Уолт. – Уходите отсюда, если вам жизнь дорога! Я…
Высокий широкоплечий риттер, стоявший рядом с Магистром, ударил его в живот. Магические цепи не помешали латной перчатке. Ракура согнулся, зашипел от боли. Воин забрал у него Никиитас, схватил за плечо, надавил, заставляя встать на колени. Посох рунный рыцарь отдал приблизившемуся Янису.
– Благодарю, сержант. Надо же, настоящий Именной посох. Последний раз видел такой очень давно. Понятно, почему он выдержал удары рунного меча. Как думаете, сержант, этот Именной посох будет хорошо смотреться в моей коллекции?
– Ты не понимаешь… – прошипел Уолт.
– Сержант, – бросил Тиратус, разглядывая кристаллы навершия. Широкоплечий риттер ударил Ракуру по лицу. Несильно, но губу разбил. Не сдержавшись, Уолт застонал. Новая боль открыла дорогу старой, оставшейся от схватки с шрайя. Кости рук и ног словно вышли из суставов, в мозгу будто ковырялись раскаленными иглами. В голове помутнело.
Плохо. Очень плохо, боевой маг. Ты думал, что подготовился ко всему, и не шрайя удивят тебя, а ты удивишь шрайя. И что же? В итоге тебя удивил обычный наблюдатель за порталами, униженный тобой и Аэрусом конклавовец, чье желание отомстить перечеркнуло здравый смысл и завело его вместе с подчиненными в смертельную ловушку.
Да, Янис жаждал мести. Это легко читалось в его глазах, там пылал огонь, сравнимый разве что с адским пламенем Нижних Реальностей. Ненависть служила топливом для этого огня, но подавать готовящееся на нем блюдо холодным Тиратус не желал. Иначе как объяснить его слежку за Уолтом и слова о Легионе Гибели? Хочет оклеветать Магистра? Подкинуть запрещенный артефакт, обвинить в связях с Отверженными? Глупо, очень глупо. Не то чтобы выпускники Школы Магии являлись святошами, избегали всяких сомнительных дел и чурались запретных заклинаний. Вон сам Архиректор тайно сотрудничает с Лангарэем. Однако Уолт не обычный Магистр, отучившийся пять – восемь лет в Школе и вернувшийся домой. Он боевой маг, лицензированный Конклавом. Тиратус уже пытался обвинить его в нарушении Номоса, и чем это закончилось? Позором Тиратуса. Неужели он не понимает, что новые сомнительные обвинения послужат поводом для новых унижений, только втаптывать его в грязь будет уже не Аэрус, а Архиректор, и отнюдь не в фигуральном смысле?
Вот только…
Вот только собирается ли убоговский хорек доводить дело до официального расследования? Не хочет ли он выплеснуть порожденный действиями Ясунари и Уолта гнев на одного лишь Ракуру? Выбор между Номеном и Магистром прост. Аэрус эгидовцу не по зубам, к нему он подойти не посмеет, да и не сможет. Другое дело Уолт. Формально ничто не мешает Тиратусу следить за вызвавшим подозрение магом. И если во время слежки он заметит нарушение Номосов со стороны подозрительного мага и попытается его задержать, то не будет ничего удивительного, коли подозрительный маг окажет сопротивление. А что делать конклавовским блюстителям Номосов? Правильно, подавить сопротивление любым способом, вплоть до устранения подозрительного мага. Дознаватели Высшего совета и по трупу смогут многое выяснить. Или по разрешенному лишь для Стражей Системы магическому плащу, снятому с трупа внимательным Янисом Тиратусом.
А не надумал ли ты того, чего нет, Уолт? Да уж вряд ли. Стоит посмотреть в глаза эгидовцу – и все сразу становится понятно. Под личиной верного служителя идеалам Конклава скрывается безумец, приспособивший цели Высшего совета к своим нуждам. Безумец, уверенный, что он нормальный, а ненормальны лишь смертные вокруг. Его безумие долго ждало своего часа, годами копилось, как золото в хранилище скряги-гнома – и вот долгожданный миг наступил. Случившееся в риокане стало последней каплей? Ясунари снес сдерживающие запоры? Убоги его знают.
Безумец перестал скрывать свое безумие – именно это видел Уолт, встречаясь со взглядом Тиратуса. Он помнил этот взгляд. Когда-то так смотрел на боевого мага безумный бог-упырь, собираясь покончить с Магистром, а потом и со всем миром.
– Нехорошо, Ракура, совсем нехорошо. – Тиратус любовался посохом, изредка поглядывая на склонившегося перед ним боевого мага. – А ведь я знал, что с вами что-то не так. Два незаконных Перехода, и оба каким-то образом связаны с вашей персоной. Знаете, я не хочу ждать третьего раза, чтобы убедиться в закономерности. Ну не верю я в совпадения. Работа обязывает. А что это вы замолчали, Ракура? Ничего не хотите сказать? Объяснить, что связывает вас с Отверженными? Или, может, подумываете дать Слово Мага? А?
– Уходите отсюда…
Хлесткий удар. Кровь потекла из носа. Его не собирались слушать. Конклавовские риттеры известны дружеской сплоченностью, а Уолт сразил двух из них. Ясунари, правда, превратил в блины еще больше конклавовцев, но опять же отомстить Номену рунным рыцарям не легче, чем победить бога войны в Безначальном Безначалье Безначальности. А вот выместить злость на Магистре – это не проблема.
Иукена ждет. Упыри не проявят себя, пока не покажутся жрецы Госпожи Мертвых. Правильно. Уолт сам выжидал бы удобного момента и не стал бы кидаться сломя голову в драку. Анализ, выработка стратегии, атака – так его учили и так он сам обучает «василисков». А еще он их учит действовать по обстоятельствам, когда нет времени на расчеты, когда верным подспорьем практике служит интуиция – вот как сейчас. И чутье боевого мага подсказывало Уолту ждать и не вмешиваться в течение событий.
Боевой маг хорошо понимал, почему интуиция так говорит. Он отлично запомнил послание шрайя.
И все же он не мог позволить ни в чем не повинным бойцам сложить свои головы из-за глупости командира.
– Шрайя! – отчаянно крикнул Уолт. Тиратус оторвался от посоха, в пылающих ненавистью и безумием глазах промелькнул интерес. Обеспокоенно шевельнулись риттеры, поглядывая по сторонам. Мало кто в Равалоне не знал прозвища лучших наемных убийц.
– Шрайя? Вы сказали – шрайя, Ракура? – Конклавовец растянул губы в хищной улыбке, стал еще больше похож на хорька. – Хотите сказать, вы встречаетесь здесь со слугами Печальной Жрицы? Они недавно прибыли в Мирту?
По странной иронии богов Янис ни в чем не ошибся, только конклавовец явно не сознавал всей серьезности своих слов. Издевательская насмешка сквозила в словах эгидовского наблюдателя. Он не верил Уолту.
– А почему именно шрайя, Ракура? Почему не, скажем, кто-то из Архонтов? Или, допустим, небожитель инкогнито? Почему вдруг наемные убийцы? Решили от кого-то избавиться чужими руками? Или думаете, что я и мои рыцари, услышав о страшных и ужасных жрецах Госпожи Мертвых, испугаемся и убежим, точно крестьяне при виде призрака? Да будет вам, Ракура! Неужели вы правда думаете обмануть меня столь нелепой ложью?
– Я не лгу, – упрямо повторил Уолт. Широкоплечий сержант пока не проявлял намерений прервать речь боевого мага, и Ракура поспешно добавил:
– Я понимаю, как это звучит, но вам стоит как можно быстрее уйти как можно дальше. Доводилось слышать о гексаэдре ушебти? Когда он появится, вас уже ничто не спасет. Шрайя никого не пощадят…
Бац!
Янис ударил его сам, посохом в живот. Уолт задохнулся, захрипел. Боль раскаленным свинцом потекла по телу, в голове словно загремел набат.
Бесполезно. Тиратус не будет его слушать. Он слышит Ракуру, но слушает только свое безумие.
– Хватит, Ракура, – брезгливо сказал конклавовец. – Обман, угрозы. Боевому магу это не к лицу. Как там говорят в Эквилидоре? В бой с открытым забралом? Прекрасные слова. Вам стоит вслушаться в них. Будьте честны со мной, Ракура. Ничего не скрывайте. Не пытайтесь лгать. Правда спасет вас. Правда всегда спасает. Если не тело, то хотя бы душу. Понимаете? Я предлагаю вам спасение. Я спасу вас. Я спрошу, а вы честно ответите. Кто прибыл в Мирту через незаконный портал?
Уолт сплюнул кровью, мрачно глянул на Тиратуса. Конклавовец огорченно вздохнул.
– Ракура, я терпеливый смертный, но мое терпение не безгранично. Не стоит его испытывать, здесь вам не учебный зал и не тренировочный полигон. Не думайте, что вам удастся отмолчаться. Видите ли, должность наблюдателя за межпространственными перемещениями – лишь одна из моих профессий. Есть и вторая. Не менее важная. Я бы даже сказал – намного, намного более важная.
Тиратус… Нет, безумие Тиратуса приблизилось к Уолту, взяло его за подбородок и оскалилось.
– Цель «Эгиды» – обнаружить черную или запретную магию и представить доказательства ее использования. Обнаружить, так сказать, дефекты. Дефекты волшебников и обычных смертных, обратившихся к незаконному чародейству. И я хорошо умею их находить. Но найти – это еще полдела. Есть разница между внутренним и внешним, и дефекты редко когда показывают себя во внешнем. Они любят внутреннее, они скрываются во внутреннем, как нечисть прячется в норе. Вывести дефекты наружу, выкурить нечисть – о, я умею это делать. Очень хорошо умею.
Интуиция вопила об опасности. Все чувства Уолта орали об опасности. Молчали только предыдущие – но они и будут молчать.
Не будь он ограничен рамками плана, не будь ночного ритуала, ограничившего движение эфира по Локусам Души ради одного-единственного заклинания, Уолт сейчас рвал бы цепи и раскидывал риттеров. В конце концов, инициирование на оперирование субпространствами ауры боевые маги проходят не для пары предложений в будущем жизнеописании, а вот как раз для таких случаев, когда магия скована или подавлена.
Безумие Тиратуса не собиралось оставлять Магистра в живых. Боевой маг нужен был эгидовскому наблюдателю лишь для мести и оправдания своих действий в риокане перед вышестоящими чинами. Но для первого больше, чем для второго. Вдобавок к тому мертвец не скажет, что признание из него выбили силой.
– Хочу, чтобы вы поняли, Ракура. – Конклавовец воткнул посох в землю, снял латную перчатку с левой руки. На мизинце сверкнуло кольцо с ониксом. Сняв кольцо, Тиратус поднес его к лицу Уолта, позволив хорошо разглядеть камень. Среди черно-белых узоров выделялась фиолетовая прожилка, хорошо видимая, хотя находилась она глубоко внутри оникса.
– Это скаллаур.
Уолт непроизвольно отдернул голову.
– Вижу, знаете, что это такое, – одобрительно сказал конклавовец. Одобрительно? Да, действительно, безумие Тиратуса обрадовалось знакомству Магистра с одним из чудовищных насекомых Адских джунглей. – Не все боевые маги «Молота» слышали о скаллаурах. Впрочем, чего еще ожидать от боевого мага Школы Магии? Вас хорошо обучают, это правда. Тем печальнее, что такие превосходные чародеи нарушают Номосы, вступая на стезю зла.
Уолт не сдержался. Он хотел плюнуть в Тиратуса, хотел прошипеть пробирающее до печенок проклятие, но вместо этого рассмеялся прямо в лицо Янису.
– Стезя зла? – Ракура хохотнул. – Нарушение Номоса об ограничении порталов, в котором ты меня подозреваешь – стезя зла? Как же ты называешь свой путь? Нападаешь на ни в чем не повинных смертных, угрожаешь женщинам и детям, пугаешь скаллауром – что это за стезя такая? Мнишь себя паладином добра?
Широкоплечий риттер замахнулся, и Уолт внутренне сжался, готовясь к удару. Тиратус вскинул руку, останавливая подчиненного. Склонился к Уолту, чуть не уткнулся лбом в лоб. Удивительно, но пламя ненависти во взгляде конклавовца притихло, почти погасло. Но холодная задумчивость, пришедшая на смену адскому огню, не была лучше.
Ничто застыло во взгляде Тиратуса, и безумие этого ничто было еще опаснее, чем предшествующее огненное безумие.
– Нет, Ракура, – прошептало безумие Тиратуса. – Ты ошибаешься. Я не считаю себя рыцарем в белых доспехах. Паладин добра? Нет. Скорее, так сказать, паладин меньшего зла. Воистину так, ведь добром мы привыкли называть меньшее зло. Не абстрактное благо, выдуманное философами, попивающими вино под музыку флейт и кифар, пока их рабы тяжело работают в поле и на рудниках, а именно меньшее зло. А раз есть меньшее зло, то есть и большее. Большее зло, привычно именуемое злом. И знаешь что, Ракура? Вся история мира, мира нашего и других миров, над которыми сверкают иные созвездия, – это история борьбы меньшего зла со злом большим. Боги меньшее зло, нежели убоги. Конклав меньшее зло, нежели Отверженные. Власть и диктатура меньшее зло, нежели отсутствие власти и анархия. Порядок меньшее зло, нежели хаос. Именно так. Никакого противопоставления белого и черного. Черное и черное. Так было всегда и так будет всегда. Где же грань? Она там, где закон. Большее зло ненавидит законы. Большее зло никогда не руководствуется законами, даже если оно само установило их. Оно всегда найдет лазейку, всегда сумеет сделать закон дышлом. Магистр, ты ведь тоже шел по узкому пути меньшего зла, пока не выбрал широкий тракт зла большего. Ты был верен Номосам, ты придерживался законов, а потом отступил от них. Незаконное портальное заклинание. Малость? Все начинается с малого, Магистр…
– Прошу прощения… – несмело начал широкоплечий риттер.
– Не сейчас, Брохс! – рявкнул конклавовец.
– И все же я прошу вас обратить на это внимание…
– На что – это?! – Тиратус разъяренно выпрямился, бешено взглянул на рунного рыцаря. И замер, увидев золотистое сияние гигантской фигуры, возникшей над верхушками деревьев.
– Я предупреждал, – прошептал Уолт. И бросился вперед. Колеса Паралича ослабли в десятки раз, стоило объявиться воздвигающим Куб дроу, раулусу, дайкарашасу и новому гиганту, седобородому гному в кольчуге и с двумя моргенштернами. Золотые цепи стали не крепче соломы. Левитировавшие арбалетчики, которых отвлекло появление ушебти, замешкались, и болты воткнулись в землю позади Уолта. Слабо, даже не задев Ракуру, полыхнуло рожденное магией пламя. Подавляющая Силу мощь гексаэдра ушебти властно вступила в свои права, и рунные рыцари Конклава оказались к этому не готовы.
Уолт схватил посох, отбил направленный в голову выпад меча – широкоплечий риттер Брохс, в отличие от своих воздушных собратьев, не растерялся. Боевой маг стиснул зубы, уходя вбок от удара второго меча. Столкновение посоха и покрытого рунами клинка далось Уолту с трудом. Это позавчера после обильных вливаний лечебного и обезболивающего эфира он без всякой магии справился с двумя риттерами. Не будь перед этим изматывающей схватки с шрайя, скорее всего, продержался бы в бою и с четырьмя-пятью. Но сейчас Ракура с трудом сдерживал натиск рунного рыцаря, а ведь к тому на помощь спешили остальные бойцы.
Вот теперь бы помощь Иукены не помешала.
– Эсетерус кайраа тшай! – взвыл Тиратус, вскинув левую руку. Пальцы конклавовца покрылись белым огнем, пламя взметнулось вверх, вытягиваясь в три длинных клинка с пылающим над остриями знаком Verken – ярко-алой паутиной внутри прозрачной сферы. Атаковавший Уолта риттер торопливо отступил. Янис резко опустил руку, и пламенные лезвия ринулись на боевого мага. Первые два метили в плечи, третье нацелилось в грудь. Выстави Ракура против клинков стихийную защиту или даже энергетический Щит, они бы все сожгли. Не просто магическое пламя, а эфирный огонь, подпитываемый собранной в волшебном плаще Силой, вызвал эгидовский наблюдатель, и обычные колдовские средства не годились против самой сути пламенной стихии.
Но не внутри Куба шрайя.
Уолт взмахнул посохом навстречу белым клинкам, ударил навершием прямо по пламенным лезвиям. Гексаэдр ушебти отрезал Именной посох от внешних магических Источников – но Никиитасу по силам было подчинить, поглотить и переработать слабый эфирный огонь. Клинки распались на лоскутки белого пламени, устремившиеся к темно-красному монокристаллу в навершии. Не дожидаясь, пока Никиитас полностью подчинит заклинание Тиратуса, Уолт направил посох в сторону преграждающих путь к лесу риттеров. Белоснежный сгусток ревущего огня ростом с Магистра вырвался из навершия и раскидал в стороны трех воинов, еще не понявших, что питавшая защитные чары их доспехов рунная магия исчезла. Боевой маг бросился в образовавшуюся прореху в ряду рыцарей, выставив посох перед собой и подняв его так, что навершие оказалось над головой. Уолт не собирался получать в спину арбалетную стрелу, пускай и лишившуюся убийственной магии, и остатки поглощенных чар Никиитас, повинуясь воле хозяина, обратил во вспышку слепящего света.
Задумка удалась. Вслед боевому магу полетели не бельты, а проклятия и пожелания отправиться в Нижние Реальности. Кто-то заорал, приказывая ему остановиться и бросить посох. Не Тиратус, нет, тот визжал, требуя прикончить Магистра и принести ему его голову. И вот уже зло прогудела над головой арбалетная стрела, воткнулась в пихту и медленно, словно нехотя, загорелась, свистнули рядом ее сотоварки. Уолт вжал голову в плечи и бросился в сторону, под защиту могучего кедра. Вне Куба рунной магии, покрывающей бельты риттеров, хватило бы, чтобы пробить и даже сжечь крупный ствол, за которым спрятался, переводя дух, Ракура, но сейчас они не были столь опасны. Похоже, это не сразу дошло до стрелков, и в дерево, прежде чем стрельба прекратилась, вонзилось десятка два стрел.
А затем кедр содрогнулся, точно по нему ударил палицей горный тролль, на Уолта осыпался ворох хвои. Гадать, что произошло, долго не пришлось. В стоявшую неподалеку пихту врезался риттер, выглядевший так, словно он попал под заклинание Черного Пресса – сочетание давящей магии Тьмы и сокрушающей магии Хаоса. Измятый доспех будто побывал в пасти дракона, руки и ноги болтались как конечности марионетки, управляемой пьяным кукольником, конусовидное забрало шлема было направлено за спину, и дело состояло не в том, что риттер неправильно надел хундсгугель. Стоило отдать должное воину – умирая, он не выпустил меч из рук.
На поляне истошно орали, слышались глухие звуки ударов, как будто кто-то бил деревянным мечом по тренировочному манекену. Кричал что-то Тиратус, то ли вербальные формулы заклинаний, то ли приказы. Голос эгидовского наблюдателя перекрывал даже вопли сражающихся с неведомым врагом риттеров.
А почему неведомым? Живущие в Ночи так и не показались, а вариантов имелось не так уж и много.
Шрайя наконец-то объявились.
Недолго думая Уолт рванул в глубь леса. Конклавовцам, к сожалению, не помочь. Вернее, останься на поляне Янис Тиратус, и Ракура нисколечко не сожалел бы, но простые воины Конклава не заслужили смерти от клинков шрайя.
Уолт взбежал на крутой пригорок, чуть не споткнулся о корень, продрался сквозь заросли ежевики, промчался под скрывшим небо огромной кроной байтереком из Восточных степей. За ним не было погони, и все же Ракура не мог отделаться от мысли, что по пятам идет преследователь. Он пару раз останавливался и смотрел назад. Разумеется, никого не увидел и не заметил, но все равно Уолт нутром чуял, что враг рядом. Не имелось нужды в магическом зрении либо обращении к духам ветра или земли. Враг неподалеку и следит за ним. Дело было не в ощущении потусторонних взглядов, возникших вместе с Кубом. Это было что-то первобытное, идущее из потаенных глубин души, родовой памяти смертного существа, доставшейся от предков, еще не знавших могущества магии и технологии, вынужденных полагаться в борьбе с природой и порожденными искажениями Фюсиса существами только на инстинкты и предчувствия.
И хотя Уолт ждал шрайя, хотя все его чувства говорили, что жрец Госпожи близко, он не сумел заметить, откуда появился высокий человек, преградивший дорогу боевому магу. Он будто возник из отбрасываемых деревьями теней, соткался из утренних серых призраков. Уолт не успел ни остановиться, ни повернуть в сторону. Быстро, куда быстрее, чем шрайя в Мирте, человек ударил Уолта ладонью в левое плечо, и выскочивший из кисти руки узкий клинок вонзился в тело волшебника. Уолта отбросило назад, но убийца не дал ему упасть, придержал, не вытащив клинок из плеча.
Этот жрец Госпожи носил такую же одежду и доспехи, как и шрайя в Мирте, однако своего лица не скрывал. Вытянутое, костистое, нижняя челюсть выпирает вперед. Сбитый нос, как у сабиирского кулачного бойца. И притягивающие взгляд глаза, страшные глаза – абсолютно черные, словно в глазницах шрайя притаилась Истинная Тьма, из которой в древние времена Первой Эпохи приходили создания, пугавшие даже чудищ Нижних Реальностей.
– Странно, Магистр, – сказал обладатель страшных глаз. – Мне казалось, ты знаешь, что бежать некуда.

 

Янис Тиратус понял, что сходит с ума.
Мир сошел с ума, а части целого не тягаться с целым.
Все стало неправильным, все превратилось в дефект. Небо – дефект, земля – дефект, деревья – дефект. Воздух, которым дышал Янис, – и тот был дефектным.
Мир изменился с появлением окутанных эннеариновым свечением существ, похожих своими размерами на гигантские статуи, что встречают на Илмийском тракте пожелавших путешествовать в подземные королевства Великой гряды. Старый мир исчез, и его сменил новый дефектный мир, укравший рунную магию доспехов и оружия риттеров, укравший волшебство мантии Эльваллона, одно ощущение присутствия которой позволяло Янису не бояться ни боевого мага, ни воздушного Номена. Собранная в мантии Сила осталась, да что толку от этой Силы, если она уйдет на заклинания, не могущественнее простых заклятий?
А Янису нужны были заклинания, сильные заклинания, из тех, что используют боевые маги, сражаясь с Тварями и могучей нечистью. Потому что рунных рыцарей убивали одного за другим, и с каждым павшим бойцом Тиратус все отчетливее слышал поступь бога смерти, идущего за его жизнью.
Первой погибла левитировавшая тройка риттеров. Шираец Больд так и продолжал реять над поляной с пронзенным горлом – короткий серебристый меч проткнул горжет, словно то был кожаный нашейник, а не стальной воротник, хоть и лишенный рунной магии защиты, но ковавшийся лучшими кузнецами Конклава. Элорийцы Калан и Урех погибли даже не от клинка. Тиратус не видел начала атаки, сияние посоха Магистра ослепило его, и зрение вернулось не сразу. А когда вернулось, мимо него в сторону скрывшегося в лесу Ракуры пролетел искореженный доспех, хлещущий кровью из всех сочленений. Руки, ноги, голова – их словно молотом вбили внутрь панциря. За первым последовал второй риттер из воздушного прикрытия, будто запущенный из катапульты, и хотя он не оставил за собой кровавого следа, в его смерти Янис не сомневался.
Конклавовцы не ожидали нападения. Когда Ракура вошел в эту часть леса, поисковые заклинания не обнаружили никого, кроме него, в округе на несколько километров. Формула этих чар, реагирующих и на орбы, и на контрзаклинания сокрытия, не указывая точного месторасположения использующих их, но говоря, что использующие наличествуют, была создана лучшими магами Конклава, и Янис полностью доверял им.
«Может, – мелькнула в сходящем с ума сознании мысль, – лучшие кузнецы и маги Конклава отнюдь не самые лучшие?»
Несмотря на внезапность атаки, риттеры отреагировали быстро и слаженно. Основной приказ – защищать Тиратуса – отменил приказ догнать и схватить Магистра. Готовившаяся к подобному обороту событий четверка бойцов во главе с Брохсом окружила Яниса, остальные устремились к убившему их товарищей смертному.
Зрение уже полностью восстановилось, и Тиратус смог разглядеть атаковавшего эгидовский отряд воина. Вернее, он заметил немногое – невысокий враг двигался очень быстро, хоть и не со скоростью наполнившего свое тело магией Света чародея, но точно уж со скоростью подхваченного воздушными элементалями чародея. Тем не менее Янис разглядел скрывающий лицо капюшон, плотный дуплет с обшитыми серой кольчугой воротником, рукавами и низом, обтягивающие кожаные штаны, высокие сапоги. За спиной развевался неуместный в сражении длинный серый плащ – в таком скорее сам запутаешься, чем запутаешь противника. Орудовал враг двумя мечами – коротким и длинным – и орудовал весьма умело.
Первым к убийце подскочил Ролис, элориец, как и Калан с Урехом – почти все бойцы из наемников набирались Брохсом из ширайских и элорийских вольных отрядов. Отряд Ролиса под руководством Августина Блэйда участвовал в генеральном сражении за столицу Эльфляндии, где столкнулся с Сияющими – лучшими эльфийскими воителями, освященными могучей магией Света. Соратники Ролиса погибли все, а он выжил благодаря благословению со стороны бога войны Мареса. По словам Ролиса, в ночь перед сражением он видел святого Каура, и то был посланный небесами знак о покровительстве. С тех пор элориец не боялся ничего и никого, а в Шастинапуре даже в одиночку сражался с чудовищами Второго Круга и всегда выходил из схватки победителем. «Марес защищает меня», – убежденно говорил Ролис.
Рунный клинок элорийца столкнулся с взметнувшимся навстречу серебристым лезвием, и сталь волшебного меча риттера высекла яркие искры из оружия врага. Справа мелькнул длинный меч с золотистым клинком, чертя охристый полукруг. Ролис привычно выставил блоком левую руку – наручи не раз защищали риттера от клинков чернокнижников и клыков нечисти. Но золотистое лезвие взяло верх над изделием конклавовских мастеров, погрузившись в сталь, как в воду. Разрубив руку, длинный меч не остановился – убийца так крутанул кистью, что горизонтальный бег клинка изменился на вертикальный подъем и, впившись в забрало, надвое развалил шлем вместе с головой.
Может, и правда Марес благоволил элорийскому воину, но на этот раз бог войны не уберег посвятившего ему свою жизнь человека.
Заорал подбиравшийся к убийце сзади тагборец Астал, служивший у маркиза Лайд-Штумпфа, пока тот не заигрался с черной магией и не лишился головы. Провинность сюзерена Астал искупил верной службой в отряде смертников Конклава, где его и приметил Брохс. Всегда молчаливый и спокойный, сейчас Астал орал, как одержимый духами во время экзорцизма – болтавшийся за спиной убийцы плащ внезапно слетел с плечей шрайя и набросился на риттера, с металлическим хрустом обмотался вокруг него в упругий ком и сжался.
Еще падал Ролис, еще орал Астал – а шираец Палрис метнулся к убийце справа. Слева заходил бывший книжник Кий-Семец из Светлых княжеств, богатырским ударом с такой силой отбивший в сторону золотистый клинок, что убийцу понесло вслед за мечом. Широко размахнувшись, Палрис припал на левое колено, целя по незащищенным ногам врага, и тут же коротко взвыл. Убийца неожиданно взмыл в воздух, точно его подбросил скрытый под почвой механизм, одновременно кувырнулся назад через голову и закружился вокруг собственной оси. Мечи описали вокруг тела серебристо-золотистую восьмерку, и короткий клинок вонзился в спину ширайца, прошелся по покрытому рунами наспинному панцирю, оставив за собой хлещущую кровью борозду.
Не прекращая вращения, враг обрушил покрытый кровью Палриса меч на Кий-Семеца. Светлокняжец успел отбить серебристое лезвие, но только огромная физическая сила риттера, под стать силе Брохса, помогла выдержать мощь удара. Рунный рыцарь отшатнулся – и это спасло его от выпада длинного меча.
Плащ слетел с Астала и вернулся на плечи прекратившего вертеться убийцы. Тагборец выглядел так, будто его сжал в кулаке титан. Доспех не только смяло, но и разорвало в нескольких местах, откуда выглядывала искромсанная, точно ее резали десятки мельчайших лезвий, плоть.
Болезненная смерть. Почти такая же болезненная, как смерть от пожирающего изнутри скаллаура.
Убийца замер на мгновение, огляделся. Со всех сторон к нему приближались рунные рыцари. Пятнадцать бойцов, не считая защищающую Тиратуса четверку. Их не прикрывали маги «Эгиды» – Янис не решился взять с собой разъяренных неудачей в риокане волшебников, злящихся, правда, не на Номена, а на самого Яниса; но даже помогай риттерам чародеи – они мало чем смогли бы помочь. Мир вокруг дефектный, и дефектна творящаяся в нем магия. Тиратус пытался сплести в единое целое ноэму, ноэзис и гиле Града Кулаков Ветра – заклинания, способного тягаться со скоростью убийцы, а не мчаться мимо бесполезным пульсаром. Пытался – и у него получался только Кулак Ветра, напитанный собранным в мантии эфиром, а не силой воздушной стихии. Хорошее заклинание, но только против не столь подвижного врага. Надо придумать что-то еще, вспомнить чары, которые, по крайней мере, защитят его, если враг приблизится, если риттеры умрут, а он останется один…
«Когда он появится, вас уже ничто не спасет. Шрайя никого не пощадят…»
Тиратусу стало плохо, он вспотел. Неужели проклятый боевой маг не врал? Неужели то, что он говорил о шрайя, – правда?
Неужели Янис Тиратус сегодня умрет?
«Нет…» – подумал Янис. И умер шираец Стеалах, попав прямо под взлетевший при прыжке убийцы плащ.
«Я не хочу…» – подумал Янис. И умерли братья Кразаты из Вестистфальда, когда в прыжке убийца оттолкнулся от летящего к Стеалаху плаща и приземлился позади них, вогнав мечи прямо в затылочную часть шлемов.
«Так не должно быть…» – подумал Янис. И умер бросившийся на помощь Стеалаху элориец Ройх; он старался разрубить поглотивший риттера плащ и совсем не ожидал, что серый ком выбросит в его сторону звенящую полосу, которая обмотается вокруг шлема и оторвет Ройху голову. Обезглавленное тело рухнуло, и следом за ним упали пытавшиеся взять числом ширайцы – Дариан, Крос и Викар, чье построение «клювом» не раз прорывало вражеский строй, и хотя они не носили заколдованных доспехов, разве что амулеты на удачу, в тот раз они выжили – а сейчас нет.
«Еще не время…» – подумал Янис. И умер Кий-Семец. Физическая мощь не уберегла светлокняжца от серого плаща, верной псиной рыскающего вслед за хозяином. Свернувшийся плащ вонзился в спину риттеру, точно копье, и развернулся, разрывая бойца изнутри. Кий-Семец будто взорвался, разлетевшись по поляне железно-кровавыми ошметками.
«Я не хочу умирать! – Янис затрясся всем телом. – Нет, только не сейчас… только не в этом месте…»
От волнения Тиратус перепутал последовательность мыслеформ, и тщательно творимое заклинание развалилось, как замок из песка под порывом ураганного ветра. Проклятье! Ничего сложнее пульсаров ему не создать, и это значит…
«Нет! Не хочу, не хочу, не хочу!»
Риттеры продолжали нападать – и продолжали умирать. Наемники и солдаты, они не умели ничего другого. Только сражаться. Победить или погибнуть. Брохс выбирал не просто вояк, он выбирал тех, кто не сдается и не отступает, кто смеется в лицо самому богу смерти, прояви тот себя в пылу битвы.
Застонал, подвернувшись прямо под взмах золотистого клинка, какой-то риттер – охваченный страхом Тиратус уже не разбирал знаки отличия на доспехах. Охнул второй боец, рассеченный от правого плеча к левому бедру, взвыл третий, когда стелившийся по земле плащ закутал и сломал ему ноги, а после начал методично обматывать и сдавливать доспех.
Риттеров осталось четверо – и впервые за все время схватки убийца ушел в защиту, даже не пробуя прыгнуть и оторваться от окруживших его рыцарей. Он вертел мечами, описывая ими дуги и восьмерки, отбиваясь от следующих один за другим выпадов согласованно наступающих риттеров, но ему никак не удавалось прервать их слаженную атаку и контратаковать.
Брохс вскинул руку, махнул в сторону сражающихся. Тройка бойцов тут же бросилась на помощь товарищам, но они не успели: размотавшийся плащ гадюкой пополз по земле, промелькнул между рыцарями, взвился, окутывая руку убийцы и сматываясь в шар вокруг кисти, – и тут же ударил. В напирающего сбоку слева риттера будто таран врезался, пробил грудной панцирь и отшвырнул бойца к самому краю поляны.
Брохс вложил мечи в ножны, снял шлем, отбросил в сторону. Стянул рукавицы, отправил следом за шлемом.
– Что ты делаешь? – воскликнул Янис, изумленно следя за действиями орка.
– Они будут только мешать, – ответил сержант, продолжая избавляться от доспехов, и остался в одном коричневом гамбезоне, штанах и сапогах. Хрустнув шеей, орк достал клинки из ножен. Его мечи отличались от оружия его подчиненных. Риттеров обычно вооружали полуторными бастардами, удобными для прихвата свободной рукой. Для Брохса, уроженца Диких равнин, по просьбе Тиратуса выковали и заколдовали короткие фальчионы с прямой тыльной стороной и расширяющимся к острию клинком. Эти мечи, наполненные рунными чарами, мало что могло остановить, но даже без всякой магии сержант сумел бы разрубить ими тролля напополам.
– Он идет, – рыкнул Брохс, зло оскалившись и рубанув фальчионами воздух.
Янис потрясенно посмотрел на поляну и потерял дар речи. Все риттеры были мертвы – сражены острыми мечами и смертоносным плащом. Тиратус и Брохс остались одни против не получившего и царапинки убийцы. Вряд ли стоило надеяться на помощь Магистра.
…вас уже ничто не спасет…
– Нет… – прошептал Тиратус и попятился.
Орк зарычал и зашагал навстречу приближающемуся убийце. Глянув на сброшенные Брохсом доспехи, тот вдруг указал правой рукой вниз. Развевающийся за плечами плащ переполз на руку и устремился к земле, где сложился несколько раз пополам и неподвижно замер. Убийца переступил через плащ и приглашающе взмахнул клинками, словно говоря, что в их с орком поединок его накидка не вмешается.
Орк взревел – и стремительно преодолел отделявшее его от врага расстояние.
Тиратус забыл, насколько быстрым, несмотря на свои рост и массу, мог быть Брохс. Помнится, сержант давным-давно рассказывал, что до поступления на службу в Конклав его тренировал Меченый, но тогда Янис не обратил внимания на эти слова. Рунные рыцари сильны своими магическими доспехами и волшебными мечами, а не фехтовальными навыками, и эгидовский наблюдатель не представлял обстоятельств, в которых понадобятся старые умения Брохса. Вот Брохс, наверное, представлял – и упражнялся в мастерстве владения клинками каждый свободный час личного времени.
Фальчионы орка сшиблись с мечами убийцы, заскрежетала жаждущая испить крови сталь. Слабо сверкнули серебром руны на оружии орка – малая толика атакующей магии еще осталась в рунных мечах, и ярость Брохса заставила ее выплеснуться на врага. Но вражеские клинки выдержали. Неизвестно, кто ковал их, какие ритуалы проводились над ними, но серебристый и золотистый мечи не поддались. Убийца защитился от секущих ударов и ответил серией быстрых, почти неразличимых для Тиратуса выпадов. Брохс отбил их все. И хотя казалось, что ни золото, ни серебро не коснулись орка, на гамбезоне остались порезы.
Убийца отскочил назад, безостановочно вертя мечами, сжался, точно пружина, и взметнулся в воздух, неведомым образом зависнув и закружившись прямо над сержантом. Сверкающими молниями богов грома на орка низринулись клинки. Тиратус обомлел, не веря своим глазам. Все выглядело так, будто золотисто-серебристая лавина погребла под собой Брохса, и даже боги не могли спасти его от верной смерти. Но орк выстоял. Он отбивал и отражал, он защищался изо всех сил – и не позволил врагу найти малейшую лазейку в своей обороне.
Волшебники зовут магию Высоким Искусством, но истинное искусство творилось перед Тиратусом сейчас. Искусство на грани бытия и небытия; искусство, где требуются глаза художника, руки скульптора, ноги танцора; искусство, в котором неудачное произведение сулит не освистывание, а потерю жизни…
Орк рыкнул и в свою очередь усилил натиск. Если до этого Тиратус еще мог различить отдельные движения Брохса и бьющегося с ним смертного, то теперь они оба превратились в ураганы, в изрыгающие смертельную сталь смерчи. Но если один из смерчей неторопливо надвигался на недруга, то второй безостановочно кружил вокруг него, постоянно отрываясь от земли и обрушиваясь сверху. Враг вертелся волчком, мечи сталкивались и разлетались, все больше становилось порезов на боевом камзоле – и все-таки убийце не удавалось прорвать защиту орка. Мечи еще не добрались до плоти, они еще плели сложные узоры на полотне поединка, отыскивая дорогу к полным жизненных сил телам, но Янису было ясно, что долго так продолжаться не может. Скоро кто-то из сражающихся допустит ошибку, скоро боги выберут победителя в игре мечей. Один удар – и все будет решено.
И этот удар нанес орк. Он отразил напор убийцы веерной защитой, и внезапно его меч сделал колющий выпад. Фальчионы предназначались для рубящих и режущих ударов, но острия клинков Брохса были заточены, и орку хватало силы, чтобы пронзить кольчугу лишенным чар мечом. Фальчион вонзился в левое предплечье убийцы. Разлетелись кольчужные кольца, клинок погрузился в руку. Брохс надавил, зарычал. Еще чуть-чуть – и враг лишится конечности!
Но клинок застыл, не двигаясь ни назад, ни вперед, убийца махнул рукой, вырвав меч у не ожидавшего этого Брохса. Орк, утратив один из фальчионов и потеряв преимущество, быстро отступил назад. Враг не проявлял признаков боли, из пронзенной руки не бежала кровь, и серебристый меч в ней вертелся все так же быстро, как и до удара, словно сержант и не ранил его. А с одним мечом выдержать натиск, подобный предыдущим, Брохс не мог. И он понимал это.
Орк заревел и бросился в отчаянную атаку, вложив в размашистый удар всю свою силу, всю свою надежду на победу.
Убийца засмеялся (Тиратус поразился, когда осознал, что слышит девичий смех) и прыгнул навстречу орку, вытянув клинки перед собой и кружась – в Брохса словно метнули огромный вертящийся бурав.
Они сошлись – и орка разорвало на две части.
Что было дальше, Янис не видел. Он бежал, не различая перед собой дороги, только чудом не спотыкаясь и не падая. Его словно тащила неведомая сила, словно бог ветра подхватил и нес эгидовского наблюдателя – только не было в миртовском лесу богов, не было здесь Созидания, одно Разрушение. Раскрутился маховик уничтожения и смерти, и он не остановится, пока не заберет жизни всех, кто не внял предупреждению…
…никого не пощадят…
Магистр. Это он во всем виноват. Это он явился в Мирту и привел за собой нарушителей Номоса. Это он поселился в доме Аэруса. Это из-за него унизили Яниса и его подчиненных. Магистр и Аэрус. Гореть им вечно в адских посмертиях! Они, они виноваты в смерти Брохса, из-за них погибли почти три десятка рунных рыцарей!
И погибнет он, Янис Тиратус, верный слуга Конклава, искоренитель дефектов!
Нет, виноваты не только Магистр и Аэрус. Виноваты и миртовские маги. Не предупредили, не остерегли эгидовского наблюдателя. Отказали в поддержке. Потому что они ненавидят его. Да, это так – миртовские маги завидуют ему и потому ненавидят. Он – закон, а для них закон обременителен. Они хотят жить так, как сами хотят, по собственным правилам, которые могут изменить в любой момент в угоду своим желаниям. А это дорога большего зла, путь к превращению всего мира в дефект, огромный, космических масштабов дефект, который уже никогда не исправить, никогда не вернуть в рамки закона…
А не свершилось ли? Дефективный мир вокруг – не провозвестник ли он обращения Равалона в космический дефект? Все начинается с малого – это закон. И не является ли этим малым вот этот лес?
Шрайя. Магистр. Аэрус. Мирта. Слагаемые, сумма которых обратила мир вокруг в дефект. Слагаемые, сумма которых лишит Яниса Тиратуса жизни.
Он умрет?
Янис Тиратус умрет?
Янис Тиратус умрет, и дефектный мир не будет исправлен?
За что, боги? Почему? Разве не поддерживал он порядок, разве не служил Закону, принципы которого дали смертным небожители? Разве не Созидание нес он этому миру, уничтожая дефекты?
И это ваша благодарность, боги?
Он не успел остановиться, когда выбежал к глубокому крутому оврагу с вербами и полетел вниз. Упал, грохоча, как железная бочка, прямо в бегущий по дну оврага небольшой ручей. Болело все тело, как после уроков фехтования от Брохса – сержант не обращал внимания на субординацию и никогда не щадил своего начальника во время тренировок.
Янис лежал на спине, глядя в небо, проглядывающее сквозь головастые вербы по краям оврага, и тяжело дыша.
Он умрет сегодня.
Он умрет здесь.
Из-за Магистра. Из-за Аэруса. Из-за миртовских магов.
А они продолжат жить. Они не будут наказаны.
Это несправедливо.
Это неправильно.
Это дефект.
И он исправит его.
Дрожащими пальцами он снял латную перчатку с правой руки. Четыре камня блеснули на пясти. На указательном пальце чистейший горный хрусталь – излюбленный гадателями материал для предсказательных шаров. На среднем изумрудно-зеленый хризопраз, оберегающий от дурного сглаза. На безымянном агатовая яшма, применяемая в лечебной магии от болезней крови. На мизинце голубоватый адуляр, который приносит неудачу мечтателям и капризным смертным и дарует счастье устремленным и разумным личностям. Внутри каждого камня виднелись черные точки, соединенные тонкими изломанными линиями, складывающимися в непонятный рисунок.
На левой Янис Тиратус носил кольцо со скаллауром, а на правой…
О, на правой руке он носил особые кольца. Дефект – и в то же время не дефект. Запретная магия, дозволенная Янису Конклавом. Магия из той разновидности волшебства, которая ужасала древних чародеев и заставляла вздрагивать в страхе чародеев современных – из тех, кто знал о ней.
«Мы дадим знать, когда потребуется использовать Силу этих колец» – так сказал ему высокопоставленный посланник Конклава. Но Янису больше не требовалось разрешения. «Когда» наступило. Пускай Высший совет не подал знак, пускай Тиратус не получал прямого и ясного приказа. Все и так ясно.
Кольца дали ему для исправления дефекта, в который могла превратиться Мирта. Могла? Нет, совсем нет. В который Мирта превратилась бы рано или поздно – и она превратилась.
Янис Тиратус умрет, а Мирта, Город Магов, где его унизили, где его оскорбили, где будет жить и наслаждаться жизнью Аэрус и завидующие Янису Тиратусу чародеи – проклятая Мирта продолжит существовать?
Воистину это дефективный мир, мир-дефект.
И Янис вновь исполнит возложенный на него долг.
Он исправит дефект.
Тиратус поднес правую ладонь ко рту, впился зубами в хрусталь, вырвал камень из оправы, проглотил. За хрусталем последовал адуляр, после него яшма и хризопраз. Янис поперхнулся, едва сдержав рвотные позывы. На его месте должен был быть Брохс, давно избранный Тиратусом для этого заклинания, но сержант мертв, мертвы и остальные послушные риттеры, скоро и он тоже умрет, но он еще жив, значит, он еще может выбрать, как ему умереть. И он выбрал.
Янис Тиратус умрет. Вместе с ним умрут и шрайя, и Магистр, и Аэрус, и миртовские маги. Злая радость переполнила эгидовского наблюдателя. О да, умрет каждый миртовский чародей, а Город Магов исчезнет с лица земли – и дефект будет искоренен.
Янис закрыл глаза, чувствуя, как что-то шевелится внутри живота. В желудке словно разгоралось пламя Судного дня. Жизненные духи взбесились, разрывая духовные связи между телом и душой, и боль от этого была подобна боли грешника в посмертии, где нечестивца заставляют пить напиток из кипятка и гноя, мочиться им и вновь его пить. Кожа на руках начала взбухать пузырями, в середине которых извивались отвратительные создания, из ушей и носа потекла густая кровь, полная мелких многоногих существ.
Янис Тиратус еще успел подумать, что миртовским магам будет намного хуже, чем ему сейчас, – и умер.

 

– Мой ученик, Магистр. – Шрайя надавил, вгоняя клинок глубже в плечо Уолта. – Где он?
Почему шрайя ударил в левую руку? Не в правую, в которой Уолт зациклил Локусы Души, а в левую? Неужели что-то почувствовал, ощутил заклинание, на подготовку и маскировку которого ушла вся ночь? Куб подавляет магию, но не лишает мага Дара. Так неужто у шрайя нашелся артефакт, проникающий сквозь пелену утаивающих чар? Или выпад был случайным, и под удар могла попасть правая рука?
Великий Перводвигатель, думать об этом сейчас – все равно что пытаться отыскать новое решение апорий Нонеза – столь же бессмысленно и бесполезно. Шрайя либо обнаружил заклинание, либо не обнаружил – Уолт узнает ответ в ближайшее время.
Страшный взгляд затягивал в себя, точно проглатывающий добычу водяной удав из Адских джунглей. И подобно анаконде, этот взгляд неторопливо поглощал свою добычу.
– Неопытный, порывистый, самонадеянный, – сказал шрайя. – Но упорный, легко обучаемый, сообразительный. Я знаю все недостатки моего ученика. Я знаю все его достоинства. Еще я умею причинять боль, Магистр. Горные великаны, чья душа прикреплена богами к каменному телу, – даже они изведают непереносимые муки, если мне придется пытать их. А твое тело не крепче камня.
Уолт стиснул зубы, запрещая себе стонать, и ответил решительным взглядом полным Тьмы глазам.
– Хочешь вернуть своего ученика – отпусти меня, – чеканя слова, произнес Ракура, и одни боги знают, каких усилий ему стоило не закричать.
Признаться, после своей отповеди он ожидал еще одного удара, если не клинком, то, по крайней мере, кулаком. А еще шрайя мог исполнить свою угрозу. Уолт читал, что палачи Преднебесной знают десятки нервных центров, при касании к которым смертные испытывают ни с чем не сравнимую боль. У различных рас уязвимые точки расположены по-разному, но они есть у каждого народа. Особенно много их у людей, словно человеческое племя творили, желая заставить его испытать как можно больше боли.
Честно говоря, Уолту не хотелось узнавать, способен ли он выдержать пытки шрайя. Чего тут знать-то? Не выдержит он, особенно без магии.
Наверное, прошла вечность, прежде чем шрайя отступил, рывком вытащив клинок из плеча Ракуры. Уолт охнул и пошатнулся. Не упал он лишь потому, что крепко схватился за воткнутый в землю посох.
– Где Абэ-но?
Шрайя не ответил, он внимательно разглядывал Уолта.
– Хочешь вернуть ученика, скажи, где Абэ-но!
– Или что, Магистр? – безо всякой насмешки осведомился жрец Госпожи. – Ты вырвешь из меня ответ силой? Не сможешь. Посмотри правде в глаза – твоя магия тебе не поможет. Ты с отпущенным тебе волшебством еще был на кое-что способен против моего младшего ученика, но я совсем на другом уровне. Ты – собака, Магистр. Мой ученик – волк. А я – варг. Собака еще может грызться с волком, но с варгом ей не тягаться.
– Где Абэ-но? – упрямо повторил Уолт, нервно размышляя, увидел ли шрайя, что рана на его плече кровоточит не так сильно, как должна.
Жрец Госпожи склонил голову набок, прищурился.
– Ты ведь что-то задумал, верно, Магистр? Я вижу, ты надеешься на что-то. Хитроумный план? Хитроумное заклинание? Интересно. Ты еще надеешься спастись. Ты еще думаешь побороться за свою жизнь. Это интересно, но самое интересное, что ты думаешь, будто тебе удастся выжить. Ну что же, я и Госпожа с удовольствием посмотрим на твои усилия.
Шрайя говорил так, словно все предсказатели мира перед рассветом предрекли Уолту Намина Ракуре смерть от клинка слуги Печальной Жрицы. Он был так уверен в себе, словно являлся не служителем смерти, а самой смертью…
Гм. Кстати, о клинках. Никаких мечей или кинжалов у шрайя Уолт не заметил. Клинок из ладони – единственное оружие убийцы? Нет, вряд ли. Скорее, у него в одежде полным-полно вот таких сюрпризов.
– Я-маджирский волшебник и его семья неподалеку. Как и обещано, я освобожу их, когда ты умрешь.
– Чем докажешь?
В глубинах Тьмы родилось движение. Уолт не удивился бы, если бы из глаз шрайя выпрыгнул монстр. От этого человека он ожидал чего угодно.
– Видишь ли, у тебя нет выбора, ты можешь только поверить моим словам. Хотя дам тебе подсказку, а остальное поймешь сам. Не поймешь – это не моя беда. Вот моя подсказка: какова сила Аэруса?
Уолт закрыл глаза, делая вид, что размышляет. Хотя он и раньше догадывался, но все же рад был услышать подтверждение своей догадки от шрайя.
Понятное дело, в долгом заточении сильного мага удержит только полностью созданная из антимагия темница. Аэрус – сильный маг, а ближайшая тюрьма с антимагийным казематом находится в королевской тюрьме столицы Тамирии, куда из Мирты без портала добираться не меньше недели. Где же тогда лучше удерживать Номена? Конечно, в том месте, где его магические способности сведены к минимуму. То есть в гексаэдре ушебти. В Кубе.
Ничто из ничего не возникает. Как говорили древние роланцы, natura abhorret a vacuo – природа не терпит пустоты. Особенно Фюсис, природа магическая. Гексаэдр ушебти – копия, подобие божественной магии Тьеснура, и значит, как и вся святая магия, требует ритуалов для обретения божественного эфира и особых артефактов для его хранения.
Если есть Куб, то может быть, есть и, так сказать, мини-Куб? Вполне возможно, вошедшая в легенды неуловимость и незаметность шрайя связана с неким магическим предметом, порождающим гексаэдры ушебти и утаивающим жрецов Госпожи Мертвых в субреальности. И в таком мини-Кубе содержался Ясунари с женой и дочерью.
А сейчас Абэ-но здесь, в полноценном гексаэдре ушебти. Оба шрайя здесь в лесу, один из них, очевидно, разбирается с отрядом «Эгиды», а второй – вот он, собирается убить Уолта.
Конечно, все эти размышления вилами по воде писаны. Ничто не гарантировало, что жрец Госпожи говорит правду. Как и того, что он не солгал в оставленном в риокане сообщении. Убийц может быть не трое, а куда больше. Абэ-но уже давно могут быть мертвы. А если это так, то вся затея Уолта грозила пойти дракону под хвост.
Раз так, ему оставалось лишь надеяться, что шрайя не врал. Ни тогда, ни сейчас.
Дерьмо. Нет ничего хуже ситуации, когда все, что у тебя есть, – это надежда…
«Мы вышли на них, маг, – раздался в голове голос Иукены, и Уолт чуть не испустил вздох облегчения. – Арк говорит, что ощущает их колебания… Короче, нам нужно еще немного времени, ясно? Минут пять-шесть. Сможешь обеспечить?»
Будь Иукена рядом (и не будь рядом шрайя!), Уолт, наверное, обнял бы ее на радостях. И тут же получил бы в челюсть, это несомненно. За прошедшие годы характер упырицы лучше явно не стал.
Минут пять-шесть? Будет сделано.
Уолт вздохнул, открыл глаза и спросил:
– Ты отпустишь Абэ-но, когда… когда получишь обратно своего ученика, верно?
– Неверно, – возразил шрайя. – Перед этим я убью тебя. Помни об этом. Что бы ты ни замышлял. Кто бы тебе ни помогал. Ты умрешь. Это неизбежно. Но если ты умрешь, а мой ученик не вернется ко мне – умрут я-маджирцы. Ты ведь не хочешь этого, правда? Иначе не пришел бы.
Уолт промолчал. Шагнул вперед, скорчился от боли в плече.
– Идем, – бросил он шрайя. – Я приведу тебя к твоему ученику.
Они шли по лесу в полном молчании. Уолт делал вид, что ищет видимые лишь ему знаки: тщательно изучал нижние ветви деревьев, поднимал и чуть ли не обнюхивал попадавшиеся по дороге камни, замирал на месте, шепча всякую тарабарщину и глядя в небо. Шрайя шел позади, отстав на шаг. Дистанция сохранялась, даже когда Уолт внезапно останавливался.
Ракура шел, куда глаза глядят. Ученик шрайя в упырином Свернутом Мире, и его должны были перенести в эту реальность, стоило упырям обнаружить местопребывание Абэ-но. А дальше все пойдет по плану…
Главное, чтобы план сработал.
Магистр с шрайя вышли на поляну, зеркальную сестру той, где Ракура столкнулся с эгидовцами. Уолт постоял в центре, чертя в воздухе посохом драконьи руны, после чего уверенно вернулся туда, откуда они вышли. И в этот миг шрайя надоело молчать.
– Хватит, Магистр, – сказал жрец Госпожи. Уолт потрясенно замер. Он мог поклясться, что шрайя только что был за его спиной. Он сказал «хватит», еще следуя за Ракурой, но «Магистр» прозвучало уже из уст стоявшего перед ним убийцы. Он воспользовался тем, что Уолт моргнул. Проклятье, ему хватило краткого мига, потраченного на почти мгновенное движение век! Быстро. Он передвигается очень быстро, и без всякой магии, стоит заметить. Шрайя в Мирте был весьма проворным, но не до такой степени. Гм, напади он неожиданно, подкарауль Уолта расслабившимся, и кто знает, успели бы отреагировать заклинания Щитов, блокируя внезапную атаку?
Уолт только сейчас в полной мере осознал, насколько опасен желающий его смерти человек с полными Тьмы глазами.
«Иукена, если я тебе нужен живым, то тебе и твоей команде стоит поспешить…»
– Я достаточно долго терпел твои абсурдные речи и бессмысленную жестикуляцию. Я не маг, но даже мне понятно, что это ни к чему не приводит.
Шрайя поднял правую руку. Из наруча выскочил клинок. Уолт отшатнулся. Жрец Госпожи Мертвых презрительно скривил губы, наблюдая за испуганно пятящимся магом. Ему хватило бы и секунды, чтобы добраться до Ракуры.
– Ты вошел в лес один, Магистр. Моего ученика не было и с конклавовскими воинами, следовавшими за тобой. Однако возможности магии беспредельны, это я признаю. Ты и я – мы пребываем в одной из этих возможностей, сущности которой я никогда не пойму, хотя использую не одно десятилетие. Куб не всесилен, и потому я допускаю, что ты использовал некие возможности, чтобы победить моего ученика и спрятать его. Еще раз повторю, Магистр: мое терпение не безгранично. Где мой ученик?
– Вон он, – буркнул Уолт.
– Что? – В черноте взгляда мелькнуло удивление. Не такого ответа ожидал шрайя.
– Вон он, – повторил Уолт. – Сзади тебя.
В плаще с капюшоном и в маске, с мечами в руках – ученик шрайя стоял позади жреца Госпожи и, кажется, тот не заметил его появления, что удивляло уже само по себе. Конечно, и Уолт не заметил бы, не наблюдай он собственными глазами за возникновением пытавшегося прикончить его в Мирте парня. Тот появился прямо из воздуха, точнее, из субпространства Свернутого Мира, возник совершенно беззвучно, в абсолютной тишине, словно сокрытый Туманом Глухоты, а то и заклинанием помощнее.
Жрец Госпожи одним движением развернулся и отскочил в сторону, застыл спиной к стволу кедра. Принял стойку, следя одновременно и за Магистром и за своим учеником.
– Exefade, Roderu? – отрывисто спросил шрайя на неведомом Уолту языке. – Yuge?
Вместо ответа младший ученик качнулся вниз, припал к земле и метнулся к учителю. Всхлипнул воздух, разлетелся взрезанный мечами дерн – шрайя высоко подпрыгнул, уходя от удара по ногам, пострадала только почва. Ученик прыгнул следом, нанес прямой тычок правым мечом, пытаясь поразить ступни. Он почти достал, но шрайя быстро поджал ноги, и клинок вонзился глубоко в дерево. Однако ученик словно ожидал этого. Подтянувшись на рукояти воткнувшегося в кедр меча, он послал вслед учителю хлещущий удар левым клинком. Шрайя ударил кулаком по дереву, отбрасывая себя с линии удара, при этом взмахнул другой рукой. Серебристая искорка вылетела из ладони – и устремилась в сторону Уолта.
Метательная звездочка летела прямо в Ракуру, и он не успевал ни защититься, ни уклониться. Но ему это и не требовалось. Звездочка звякнула и отлетела, столкнувшись с невидимым барьером перед Уолтом. Приземлившийся неподалеку шрайя прищурился, направил в Магистра левую руку. Из наруча вылетел тонкий клинок – и разделил участь метательной звездочки. Не добрался до Уолта и шарик с шипами, вообще непонятно когда и откуда брошенный шрайя. Убийца нахмурился. Было отчего. Магические щиты и барьеры подавлялись Кубом, и хоть не сводились на нет, но действовали с большими ограничениями. Это Уолт узнал еще во время боя в Мирте. Простой воздушный или энергетический Щиты защищали от атаки, но лишь от одной. Для защиты от новой атаки требовалось создать новый Щит. Жест, слово, мысль – все эти активаторы заклинаний требуют времени, пускай секунды, мгновения, кшаны. И Именной посох не исключение, ему тоже требуется время.
А между ударом по невидимому барьеру клинком из наруча и появлением шарика с шипами прошло слишком мало времени.
Шрайя больше не удалось бросить в Уолта что-то губительное. Ученик напирал, неотрывно следуя за учителем. Парень уступал наставнику в скорости, но возмещал этот недостаток длиной мечей. Мифриловые полуторники из оружейного склада в Свернутом Мире поспевали добраться туда, куда не успевал попасть их обладатель – но все же в последний момент шрайя удавалось увернуться от сверкающих лезвий.
– Заложников спрятали в трех разных местах, – сказала Иукена. Упырица вышла из-за спины Уолта и остановилась рядом, внимательно следя за развернувшейся схваткой учителя и ученика. Первый старался прорваться к Магистру, второй сдерживал его, и у него это пока получалось. Но не стоило уповать на то, что молодому убийце удастся превзойти наставника. После сангвинемософского заклинания он выглядел очень плохо, и перед превращением в Апостола упырям чуть ли не по кусочкам пришлось восстанавливать готовящегося к телесным изменениям парня. Уолт не интересовался преобразованием, будучи занят собственной подготовкой к встрече, но главное уяснил – обращенный в упыриного слугу шрайя продержится недолго. Регенерировавшую и наживленную плоть в любом случае ждал распад, а бой с более сильным противником ускорял процесс.
– Эдлар известит, когда соберет их и будет выводить из этого… как оно называется?
– Гексаэдр ушебти, – откликнулся Уолт.
– Гекса… Тьфу. В общем, он сразу оповестит, как только найдет всех миртовцев.
– Он запомнил, что должен сказать?
– Несложно было запомнить, маг. Не беспокойся. Эдлар все сделает правильно.
Рядом шумно выдохнул Живущий в Ночи, которого Иукена представила как Дариона из клана Нингоро. Невысокий широкоплечий блондин, похожий на подросшего безбородого гнома – конечно, до трансформы. В измененном облике у Дариона увеличивались голени, из пятки вырастали и вгрызались в поверхность, на которой стоял упырь, мощные костяные наросты. Плечи становились шире, на них образовывались похожие на конусы с кратерами отростки. Увеличивались в размерах и ноздри, занимая большую часть лица. Челюсть разделялась на две части и опускалась вниз, где вновь соединялась таким образом, что рот упыря вытягивался и становился круглым.
Когда Дарион вдыхал воздух, его грудь разбухала, словно заполняемый водой бурдюк. Он накапливал внутри себя огромные объемы аэра. Проходя сквозь легкие упыря клана Нингоро, воздух становился подвластен Живущему в Ночи. Не так, как подчинена воздушная стихия магам – Сила Крови Нингоро, называемая Дыханием Пустоты, контролировала выдыхаемый углекислый газ – именно им управлял Дарион, сжимая его до твердого состояния и придавая различные формы. Невидимый барьер перед Уолтом был его рук делом. Хотя, наверное, правильнее сказать – его рта делом…
Дарион дышал, шумя, как ветер в скалах. Он создал крепкую стену, отделяющую Уолта и упырей от сражающихся шрайя, но продолжал выпускать измененный аэр в атмосферу. Дыхание Пустоты возводило барьеры вокруг жрецов Госпожи со всех сторон, запирая их в замкнутом пространстве – «ящике», как называл это пространство сам Нингоро.
В очередной раз избежавший атаки ученика шрайя уже обнаружил, что область его передвижений ограничена. Перепрыгивая с дерева на дерево, он ударился о параллельный земле невидимый барьер на высоте шести метров. Сориентировался шрайя моментально, ухватившись за ближайшую ветку и с разворота ударив ногой по преграде. Барьер не поддался. Подскочивший ученик бил в голову и в горло учителю, но мифриловые полуторники резанули по сжатому воздуху – извернувшийся немыслимым образом шрайя пропустил мечи почти впритык к телу, прикрывшись скрещенными руками. Апостол успел среагировать и повернуть кисти, чтобы крутанувшиеся клинки задели шрайя. Наручи и куски куртки полетели вниз.
Из стальных рук жреца Госпожи заостренный мифрил высек лишь искры.
Уолт покачал головой. Железные конечности шрайя не просто удивляли – они поражали, заставляя понять, сколько на свете существуют вещей, о которых Уолт не имеет даже малейшего представления. Это была не феррологическая разновидность волшебства стихии Земли, подчиняющая металлы или творящая их магические эквиваленты. Вообще никакого колдовства, никакого чародейского оперирования реальностью, ни классического, ни неклассического. Одни лишь механика и химия, судя по всему, чрезвычайно сложные. Ни упыри, ни предыдущие (с ними Ракура успел побеседовать до закольцовывания Локусов Души) с похожими механизмами не сталкивались.
– Что с твоим заклинанием, маг? – поинтересовалась Иукена.
– Формируется, – лаконично ответил Уолт. Прибегать лишний раз к магическому зрению не хотелось, раздрай в тонком теле и так был неимоверный. Увидь ауру обследовавший Уолта миртовский лекарь – в обморок упал бы.
Но – так надо. Верно, боевой маг?
Верно.
Чтобы все получилось, чтобы Абэ-но были спасены, а Клан Смерти больше не преследовал Уолта – так надо.
Все идет по плану, появление эгидовского отряда не помешало задуманному. Но почему тогда так явственно странное ощущение, тревожное предчувствие того, что что-то не так? Близость шрайя не дает расслабиться? Шрайя…
– Еще один шрайя, – пробормотал Уолт.
– Что? – повернулась к нему Иукена.
– Если вы никого, подобного им, не заметили, их должно быть двое, – пояснил Уолт. – Не думаю, что риттеры надолго задержат второго.
– Не переживай из-за него, – спокойно сказала Татгем. – Им занимаются.
Уолт еще раз глянул на упырей, вспоминая, скольких ему ночью представила Иукена.
– Ты отправила против него только двоих? Ты в них так уверена?
– Если им не под силу задержать какого-то там наемного убийцу, – проворчала Иукена, – то им не место в моей команде.
– Сама видишь. – Уолт указал на мелькающих между кедрами и пихтами смертных, превратившихся в две размытые тени. Апостол кромсал все на своем пути, валя деревья одно за другим, а шрайя с легкостью подхватывал могучие стволы и швырял их то в ученика, то в окружившие его барьеры, проверяя их на прочность и выясняя размеры ограниченной территории, на которой оказался. – Это не обычные наемные убийцы.
Иукена ухмыльнулась.
– А мы не обычные Живущие в Ночи. – Упырица покосилась на прекратившего оглушительно дышать Дариона и спросила:
– Готово?
Нингоро кивнул.
– Вот и отлично. Арк, Шрана. Приступайте.
Стоявшие позади Магистра, Иукены и Дариона упырь Арк из клана Цуумхут и упырица Шрана из клана Дайкар выдвинулись вперед. Как и державшая в руках лук Иукена, Живущие в Ночи были вооружены. Упырица – темноэльфийскими кастетами с двумя изогнутыми и направленными вперед клинками и двумя прямыми клинками по бокам, упырь – круглыми щитами-баклерами с острыми шипами на умбонах.
– Эй! – встревожился Уолт. – Вы что задумали?
– Не мешай, маг, – напряженно сказала Иукена. – Мы делаем то, что нужно.
– Хотелось бы знать, что именно. – Уолт шагнул было к упырям, пытаясь заступить им дорогу, но Иукена схватила его за плечо и не дала сдвинуться с места. А Татгем нынче и без трансформы могла силушкой похвалиться!
– Ты отлично знаешь, что меня не устраивает в твоей задумке. – Упырица взглянула в глаза Ракуре. – Это единственный изъян в твоем плане, который не может не беспокоить меня.
– Это не изъян, – возразил Уолт. – Я же тебе все объяснил, это заклинание…
– Это – изъян, – упорно повторила Иукена. – И мне кажется, мы вполне можем обойтись без него.
– Если ты надеешься на мощь ваших Клинков Ночи, то я еще раз напомню, что их магическая сила здесь ограничена. Не так сильно, как моя, но все равно они не обладают той мощью, к которой вы привыкли.
– Дело совсем не в Клинках Ночи, Ракура, – покачала головой Иукена. – Дело в Силе Крови. Она-то здесь ничем не ограничена, вся в нашем распоряжении. И дело в Гении Крови. Ты даже представить себе не можешь, на что способен Арк.
Уолт посмотрел на стройного красавчика-упыря, словно сошедшего с обложки авантюрного романа, нарисованной не для жаждущих приключений мужчин, а для мечтающих о принце на белом коне женщин. Бивас таких называл словами, самым пристойным из которых было «мужеложец», и в основном из-за того, что на балах девушки предпочитали общество жеманных красавцев.
– Он что, способен понять и объяснить женскую логику? – полюбопытствовал Ракура.
– Чего? – Татгем глянула на него, как на неожиданно заговорившую табуретку.
– Ну, ты же говоришь, что он способен на такое, чего я и представить не могу.
– Тебе лишь бы шуточки шутить, маг? – мрачно спросила Иукена. – Мы, между прочим, твою задницу спасаем.
– Вы нужную вам формулу эликсира спасаете, – огрызнулся Уолт.
– Эй, так нам продолжать, или ждать, пока вы закончите с любезностями? – поинтересовалась Шрана.
– А что, было иное распоряжение? – глянула на Дайкар Татгем.
– Иных распоряжений не было, но мне показалось, что я слышала возражения, – кивнула на Магистра упырица. – Кто знает, может, у него есть доводы, которые ни за что не опровергнуть, и нам останется лишь рыдать навзрыд, проклиная свою бесцельно прожитую до сего момента жизнь.
– Ладно. – Иукена вздохнула. – Слушай внимательно, Ракура. Дарион ограничил и замкнул пространство, а Арк все в этом пространстве разнесет на мельчайшие частицы. Нам ведь нужно прикончить шрайя? Лучшего момента не представится. И мы вполне обойдемся… сам знаешь, без чего.
– Что ж ты так избегаешь сказать это вслух? В этом нет ничего страшного. Тебе нужно лишь…
– Не стоит, маг. Слова имеют силу, кому как не чародею знать это? Слишком часто грандиозные мероприятия рушились из-за незначительной мелочи. И потому я хочу избежать задуманного тобой любым способом.
– Вот интересно, – задумчиво протянул Уолт. – Если бы я сейчас предоставил всю необходимую информацию об эликсире, беспокоилась бы ты так обо мне? Пыталась бы любым способом избежать… гм, изъяна в моем плане?
– Буду искренней, маг. Я не знаю.
– В храме меня учили, что искренность – это хорошо, – проворчал Уолт. – Только вот лучше бы ты мне сейчас соврала, честное слово… Я вот что подумал. Если Сила Крови этого парня, – боевой маг ткнул посохом в сторону Арка, – такая невероятно могучая, разве она не разнесет Силу Крови этого парня? – навершие указало на Дариона.
– Вот поэтому с ним и идет Шрана, – терпеливо пояснила Татгем с видом профессора магической лингвистики, вынужденного объяснять выпускникам своей кафедры отличие сказуемого от подлежащего. – Она удержит распространение силы Арка в нужных пределах.
– А ты ведь сразу это задумала, да? Как только я изложил свой план, ты сразу придумала свой?
– И вновь буду искренней, – самодовольно усмехнулась Иукена. – Так и есть.
– Хорошо, – сдался Уолт. – Не буду делать вид, что я аж горю желанием, чтобы… чтобы изъян реализовался. Пускай идут.
Цуумхут и Дайкар только и ждали этих слов. Они прыгнули с места, не отталкиваясь от земли. Шумно выдохнул Дарион, и, судя по всему, Дыхание Пустоты сформировало упругие плоскости прямо под начавшими падать упырями. Те словно приземлились на цирковой батут, подбросивший их прямо на верхушку нингоровского «ящика».
Тем временем жрец Госпожи прекратил убегать от Апостола. Он кружился вокруг ученика, метал звездочки и шарики, то и дело скрываясь за поваленными деревьями и появляясь там, где Апостол не ожидал его увидеть. Мифриловые клинки отбивали все посланные шрайя снаряды, однако преображенному шрайя пришлось уйти в глухую защиту без малейшего шанса на контратаку.
Уолт не понимал, на что надеялся убийца. Жрецу Госпожи ничего не стоило прикончить своего ученика. Или он думал, что его ученик одурманен, введен в заблуждение мороком, находится под псионическим заклинанием? Что его можно спасти, выдернув из психомагического обмана? Но это не так. Живая плоть младшего ученика шрайя изменилась с обращением в Апостола, послушного слугу, связанного с обратившим его упырем ментальной связью, разрушить которую не смогли бы даже лучшие нейроманты эль-элхидов, если того не захотел бы сам обративший. И если обычно по воле упыря Апостол мог обрести свободу, то с учеником шрайя такого произойти не могло. Его тело восстановили с помощью живых тканей Диких упырей и мертвой плоти предыдущего Апостола Иукены, которого она принесла в жертву в риокане, чтобы перебросить привязанный к ее слуге Свернутый Мир на Уолта. Из ментальных тенет его не освободить, как не спасти от скорой смерти. Распад организма Апостола неизбежен.
Уолт перевел взгляд на Дайкар и Цуумхута – чем они там заняты?
Упыри прошли в центр верхушки «ящика». Шрана присела, сосредоточенно провела боковым лезвием кастета по невидимой поверхности, посмотрела по сторонам, прищурившись, будто высматривая нечто столь же незримое, как и Дыхание Пустоты. Сказала что-то Арку, кивнула, услышав его ответ. Цуумхут обошел Дайкар по кругу, взмахивая правой рукой, словно сеял зерно. Когда он встал напротив Шраны, упырица размахнулась и вонзила изогнутые клинки кастета прямо в середину описанного Живущим в Ночи круга. Изогнутые лезвия, погружаясь в невидимый барьер, засверкали переплетениями эннеарина и декарина. Цуумхут вытянул руку, его ладонь зависла над кастетом. Упырь зашевелил пальцами, и пространство – именно пространство, а не воздух! – вокруг его кисти вздрогнуло, покрываясь октариновыми трещинами, потекло ломаным стеклом к оружию Дайкар. Дрожащий поток влился в кастет, в серебристо-золотистом сиянии клинков мелькнули зеленовато-фиолетовые переливы.
Трещины за один миг покрыли землю внутри «ящика», превратив ее в щебнистую гаммаду пустыни Рун. Извилистые разрывы с треском побежали по стволам деревьев, перекинулись на ветви. По воздуху, словно змеи из гадюшника, расползлись щели. Искаженным отражением в расколотом зеркале выглядели запертые за барьерами Дыхания Пустоты предметы, и шрайя с Апостолом не были исключением – их точно с ног до головы покрыла сетка октариновой росписи.
Все это произошло буквально за секунду.
И затем внутри «ящика» разверзлись Нижние Реальности.
Земля, деревья, воздух – все разлетелось, взорвалось, словно сотни бластов перемешали с сотнями энергоглобул, и получившуюся мешанину приправили аэромагией. Только не было алчного огня, не было вырвавшегося на волю разрушительного пламени. Все взорвалось изнутри, лопнуло, как переполненный воздухом пузырь. Лопнуло – и перемешалось в клокочущих темным октарином смерчах. Эти вихри состояли не из воздуха, не из воздушных элементалей и не из эфирного ветра. В порывистых круговых движениях двигалась сама первоматерия, предельное вещество физического мира, утратившего привычное содержание. Разорванные связи, уничтоженные отношения, аннигилированные способы взаимодействия – первичный вакуум тварного мира возникал там, где вещность обращалась в хаос. И вакуум затягивал этот хаос, одновременно выбрасывая из себя новые разрывы континуума.
Уолт поежился. Все его существо, весь его опыт боевого мага требовал бросить всю имеющуюся в его распоряжении Силу на защиту, окружить себя Щитами. Стихийными, начальными, энергетическими – всеми разновидностями, что только существуют. Потому что, не дай Перводвигатель, разрушатся возведенные Дарионом барьеры, и ничто не будет сдерживать сотворенный Арком ужас – тогда этим вихрям хватит и мгновения, чтобы от Уолта Намина Ракуры остались только воспоминания его безутешной супруги и раздраженность Архиректора, вынужденного отправить на экзамен на получение второго разряда одну лишь Дайру.
Уолт вновь взглянул на продолжавших находиться на верхушке «ящика» упырей. Арк Цуумхут, да? Гений Крови, как и все остальные в команде Татгем. Страшная у тебя Сила Крови, красавчик. Иукена говорила, что Сила Крови твоего клана, самого малочисленного и замкнутого клана Лангарэя – Взор Вечности, умение видеть глубинные эфирные колебания и влиять на них, а твоя особая способность Гения Крови – порождать подобные колебания. Это прямая дорога в могущественные чародеи, что Уолт и не преминул отметить во время ночного обсуждения плана действий. Но клан Цуумхут, объяснила тогда же Иукена, избегает Постигающих Ночь, предоставляя право пополнять ряды упыриных магов выходцам из клана Сива и редким Перерожденным волшебникам. Все из-за того, что в первые годы существования Лангарэя среди Цуумхутов были те, кто постигал магические науки, но от союзов с ними начали рождаться дети, несущие проклятие Порченой Крови, и старейшины клана навеки запретили своим соплеменникам изучение чародейства.
И, наверное, хорошо, что запретили, Арк Цуумхут. То, с какой легкостью ты разорвал всю материю до первичных основ ее иерархии, с какой легкостью призвал скрытую за этими основами сущность – пугало. И Ракура невольно задался вопросом: если это сила Высшего упыря, какой же будет его мощь, когда он станет Высочайшим носферату?
И что он начнет делать с этой мощью?
Вернее, что захотят сделать с этой мощью его повелители?
Но обратной дороги не было. Уолт пообещал упырям формулу за их помощь, и они честно выполняли обязательства.
Уолт бросил взгляд на вихри перемолотой материи, и ему опять стало не по себе. Да, выполняют договоренность на совесть, ничего не скажешь. Можно с уверенностью утверждать, что в Кубе остался лишь один шрайя, ведь чтобы пережить устроенный Цуумхутом локальный Судный день, нужно и правда быть не слугой смерти, а богом смерти, защищенным броней онтического эфира.
Все складывалось как нельзя лучше.
Так почему же ему до сих пор казалось, что что-то идет не так?

 

Удовлетворенно разглядывая разорванное напополам тело Темного, Генриетта стряхнула с мечей кровь орка. Госпожа довольна последней жертвой. Орк сражался хорошо, даже очень хорошо – мало кому удается задеть шрайя честной сталью, а не заклинанием. Генриетта ощущала токи магической энергии в фальчионах Темного, но чары лишь укрепили рунные мечи, что позволило им противостоять скьявоне и кацбальгеру Генриетты, не преломившись при первом же столкновении. Мечи старшего ученика отличались от мечей младшего ученика, как отличался и ее профанум от профанума, дарованного Родерику, и Госпожа дала жертвам шанс избежать своей участи.
Шанс дается всегда, да. Только мало кому удается им воспользоваться.
Шрайя вложила скьявону в ножны и вытащила фальчион из руки, бережно положила рядом с головой орка. Темный доставил ей удовольствие своим умением, порадовал Госпожу жаждой жизни и заслужил почтительное отношение. Уважать врага, говорил учитель, так же важно, как уважать самого себя. Уважая себя, ты никогда не позволишь себе ошибаться, а уважая врага, ты никогда не позволишь ему обмануть тебя, да.
Из проделанного фальчионом разреза капнула бесцветная жизнь. Сейчас внутри живой брони двигались удивительные миниатюрные механизмы, исправляя нанесенное орком повреждение. Области, которые они не могли исправить без вмешательства мастеров Клана, механизмы изолировали, перенося их функции на соседние устройства.
Генриетта пошевелила пальцами левой руки. Все работало нормально, никакой задержки в реакциях. Орк не задел важных деталей или скрытой в живой броне системы орбов.
Шрайя посмотрела вслед убежавшему смертному. Она не видела его, но ее слух улавливал все издаваемые человеком звуки. Он бежал довольно быстро в своем неудобном рунном доспехе, однако ей не требовалось много времени, чтобы догнать его и принести в жертву Госпоже. Это будет никудышное жертвоприношение, ведь человек потерял всякую волю к жизни и полностью отдал свою душу страху перед смертью. Глупец. Этот человек такой же глупец, как и большинство населяющих Равалон смертных, забывших, что они смертны, что их существование не более чем отсрочка неизбежного.
«Всегда помни, Генриетта, – говорил учитель, – лишь осознав и приняв свою смерть, ты осознаешь и примешь подлинную суть своего существования. Ты не выбирала ее, ты вброшена в смертное бытие, но только твоя смерть воистину твоя. Смертные предпочитают забывать, что они смертны. Они прячут смерть за ритуалами – не за ритуалами, раскрывающими суть смерти, а за ритуалами, ограждающими их от смерти. Смертные избегают смерти, и потому они забыли, что она может им дать. Познав и осознав смерть как свою возможность не быть, смертные откроют для себя знание и осознание своих возможностей быть. Но смертные предпочитают бояться и предпочитают прятаться за ритуалами, спасающими их от страха смерти. Ритуалы важны, Генриетта. Ритуалы, обычаи, традиции. Но они важны, когда понимаешь их суть, когда знаешь, что дают тебе и миру эти ритуалы – и что забирают. Когда ритуал не раскрывает истинную суть мира, а наоборот, лишает знания этой сути, превращается в мертвое предписание, а не в живую традицию – он подобен нежити, пирующей на кладбище. От смерти защищаются, от смерти скрываются, от смерти пытаются убежать – но от шрайя не защитить, не скрыться и не убежать. Мы – напоминание смертным о том, что они смертны. О том, какова истинная суть их бытия. Помни об этом, Генриетта. Помни, что ты тоже смертна – но не бойся этого. Прими это».
Убежавший человек не хотел принять свою смерть. Он думал только о жизни, знал и осознавал только ее, свою паршивую жизнь, которая и в сравнение не шла с забранной ее мечами жизнью Темного. Противно, что один и тот же клинок приносит в жертву достойного и недостойного, но учитель предупредил Магистра, что умрет каждый, кто придет с ним.
К слову, никудышная жертва не сбежит, даже если учитель в скором времени убьет Магистра и тем самым рассеет Куб. Учитель сам поймает жертву и сдержит обещание. А вот она чувствует возможность куда более славного жертвоприношения…
– Я знаю, что вы здесь! – крикнула Генриетта, достала скьявону и демонстративно заставила плащ взлететь и вернуться в крепления живой брони на плечах. – Вы можете показать себя и сразиться, как должно воинам, а можете продолжать прятаться и умереть, как загнанная дичь! Решать вам!
Шрайя очень надеялась, что те, кто прятался в лесу, не побоятся выйти. Люди? Нет, люди дышат иначе. Не эльфы – те двигаются по-другому. Крупнее гоблинов и выше гномов, но точно не орки и тем более не тролли. Все же ближе к людям, однако не люди. Тайкеши, как и она? Или тагбиировские перевертыши? В кланах оборотней много человеческой крови, оставшейся со времен сабиирского владычества. Забавно. Генриетта улыбнулась. Если она права, то все складывается как нельзя лучше. Учитель вернет Родерика, а она сразится с оборотнями. Таких жертв Госпоже она еще не приносила.
Они показались с двух противоположных сторон, парень и девушка, оба короткостриженые и неестественно бледные. Куртки поверх рубах, просторные шаровары, сапоги – одежда путешественников, а не воителей. И все же эти двое были воинами, причем куда опасней тех, чьи души Генриетта недавно отправила в посмертия.
Парень нес на плече огромное копье, почти что пику. Вот только у пик наконечники трех– или четырехгранные, а у этого орудия длинный наконечник имел мечевидную форму. Вдобавок в копье ощущалась толика непонятной для служительницы Печальной Жрицы магии. Старших учеников шрайя учат распознавать, какие чары заключают маги или боги в волшебное оружие, что за Стихия, Начало или Изначальный скрываются в них, и обычно Генриетта без проблем улавливала отголоски магии артефакта, но не в этот раз. Необычное сочетание обычных элементов сбивало с толку. Не удивляло изощренной комбинацией чар, не страшило скрытой мощью, а именно сбивало с толку. Неведомый маг хорошо постарался, плетя кружево своих чар.
Такую же странную магию Генриетта чувствовала и в оружии девушки, еще более необычном для Серединных земель, чем копье ее напарника. Бледнокожая держала в руках похожие на косы серпы, из конца рукоятей которых исходили заканчивающиеся гирьками цепи, обмотавшие рукава ее куртки. Кусаригама, серп с цепью – так называлось это оружие, родиной которого были острова Восходящего Солнца. Кусаригамы редко покидали Я-Маджир, да и то в итоге оказывались в оружейных коллекциях, а не на полях сражений. Генриетта знала, какой опасной может быть кусаригама в умелых руках. Несмотря на приверженность стилю боя двумя мечами, шрайя обучали сражаться многими видами оружия, в том числе и диковинными образцами творений оружейников Дальнего Востока. Бледная девушка не походила на преднебесного или я-маджирского мастера ни расой, ни возрастом, но не похоже было, что она впервые держала серпы в руках.
Чудесно! Прекрасно! Восхитительно! Радость и восторг переполняли Генриетту, заставляя чувствовать мир вокруг еще отчетливее и ярче. Тайкеши не смотрела на новых противников, но она слышала, как парень взялся за середину древка, направив свое чудовищное копье на жрицу Госпожи, как шевельнулись, сползая с рук девушки, цепи. Генриетта погружалась в турийю – чистое, незамутненное состояние сознания, полностью подчиняющее плоть духу. Инстинкты, интуиция, рефлекторные реакции – сковавшие их барьеры косных ощущений сносились безграничной активностью сверхсознания, и скорость тела стремилась к скорости мысли.
Генриетта стала лучше чувствовать противников, и теперь их принадлежность к народу Живущих в Ночи не была для нее тайной. Упыри, подумать только. Ордену Шрайя еще не доводилось сталкиваться с кровопийцами. Слугам Печальной Жрицы случалось убивать вампиров, но не упырей. Она будет первой? Она будет первой!
Учитель говорил, что, если Генриетта постарается, ее имя впишут в анналы ордена, и она получит сакрум намного раньше своих сверстников. «У тебя есть потенциал», – именно так говорил учитель, да.
Обычная тайкеши, оставленная матерью после рождения в лесу на растерзание диким зверям, она в свои четырнадцать лет была старшим учеником шрайя и первой в истории ордена готовилась сразиться с Живущими в Ночи. Это оценят и учитель, и верховные мастера Клана Смерти.
Назад: Глава четырнадцатая Астрал
Дальше: Эпилог