Глава вторая
День был безветренный. Солнце стояло высоко и топило маслянистую портовую грязь. Зной жадно облепил землю. Однако, несмотря на жару, на улицах Коны наблюдалось движение. Причиной тому послужило желание князя Кельзана спуститься из дворца, дабы выступить перед своими подданными. Подобное случалось нечасто, ибо Кельзан, как и большинство правителей Парзи, не любил город и сторонился его. Многим горожанам было интересно увидеть своего повелителя, и любопытство гнало их из дома. Других на улицу вытащили герои. К полудню на Центральной площади собралась приличная толпа.
Князь не торопился, и люди тихо роптали. С несколькими случился солнечный удар. Несчастных с большим трудом извлекали из толпы и тащили под соломенные навесы, где находились самые именитые горожане: купцы, судовладельцы и книжники. Глядя на потерявшего сознание простолюдина, они брезгливо морщились, недовольно ворчали, но отступали, освобождая место.
По толпе пошел гул — кто-то увидел княжеский обоз, и народ возрадовался. Через несколько минут оказалось, что ошиблись.
Наконец прибежали быстроногие мальчишки и закричали, что действительно едут. Горожане заметили на позелененной садами горе шествие. Разноцветной улиткой оно ползло вниз по склону. Парзийцы уставились на идущих, словно пытаясь подогнать их взглядами.
— Эй, стой! Куда! — раздался возглас в толпе. — Покажи карманы, негодный человек! Отдавай деньги! Деньги!
Вокруг зашевелились, загалдели:
— Так его!
— Ногами!
— Дух выбить, чтобы впредь не злоумышлял.
Юркий карманник вывернулся из образовавшейся свалки, побежал в узкие переулки, где его было не найти.
Обоз медленно стек со склона в городские улочки и скрылся из вида. Народ заволновался, началась легкая давка, раздались крики, которые звучали тем громче, чем ближе подъезжал князь.
Шествие возглавляли четыре героя в тяжелых, парадных доспехах. Они с неудовольствием вертели красными, распаренными лицами, отгоняли плетками назойливых мух. Из-под волос воинов катился крупный пот. За ними следовал сверкающий строй пажей в ярких одеждах, украшенных дешевыми самоцветными каменьями. За пажами медленно, словно разморившись от жары, плыл на плечах здоровых троллей огромный княжеский паланкин. Павлиньи перья, которыми он был убран, лениво колыхались, отбрасывая на золотую ткань резные тени. За паланкином пристроилось несколько придворных в накидках и увлажненных повязках на головах. Замыкали шествие четыре героя, такие же потные, как и их товарищи впереди.
Крики на площади загрохотали со всех концов. Пухлая, унизанная кольцами рука осторожно приоткрыла занавеску паланкина — в полумгле мелькнуло светлое пятно лица и сверкнул один обращенный к толпе глаз. Князь улыбнулся: сейчас больше, чем когда-либо, ему требовалось расположение народа.
Паланкин выполз на середину площади, и, почувствовав это, Кельзан ткнул витой плеточкой в спину одного из троллей-носильщиков: "Стой!" Крики смолкли. Люди с жадностью впились взглядами в пухлую царственную руку, сжимавшую плеть. Слуга с опахалом, сидевший позади князя, отдернул шторы. Кельзан предстал перед своими подданными во всем великолепии: облаченный в пышный, просторный кафтан, в высоком тюрбане с тремя розовыми перьями. Его молодое, чуть обрюзгшее от сытой, спокойной жизни лицо было умащено маслами и лоснилось на свету. Большой блик трепетал на длинном мясистом носу. Выдержав паузу, князь протянул руки к горожанам, зычно воскликнул, но, непослушный после долгого молчания, голос сорвался на визг:
— Люди, подданные мои, можете ли вы уличить меня в нерадении о вас?
Все молчали. Ободренный, Кельзан продолжал:
— Я, всю жизнь положивший на обогащение родного края, я, отменивший налог на воду, обращаюсь к вам! Враги распустили недобрые слухи о нашествии страшного неприятеля, врага рода человеческого, коего они узрели в лице Хамрака Великого. На самом деле сие не так, ибо Хамрак зла нам не несет, но желает блага и ведет свои войска лишь для поддержания порядка, ибо герои, сколь бы сильны они ни были, не управляются со всеми бесчинствами, творимыми бесчестными людьми в городе.
Тихо звякнул кошель купца, перекочевывая в карман стоящего рядом загорелого верзилы, но никто не заметил того.
— Каждый, кто воспротивится гхалхалтарам будет признан изменником, ибо я, радеющий о ваших делах, считаю себя другом короля Хамрака! — прокричал князь. — Что же касается торговых людей антимагюрских и иных чужеземцев, кои считают короля гхалхалтарского наместником зла на земле, то чинить ущерба мы им за то не будем. Пусть все знают, что правитель княжества Парзи Кельзан милосерден и не желает никому вреда! Да восторжествует справедливость, во имя Вседержителя!
Последние слова переросли в крики. Парзийцам понравилась речь их повелителя. Некоторые, правда, недоумевали, почему им нельзя высказываться против Хамрака, а заезжим можно. Однако воля князя — закон.
Кельзан сидел, овеваемый опахалами, любуясь на послушную толпу, пожиная плоды своего красноречия. И все-таки нельзя было слишком долго общаться с подданными: они могли перестать уважать и бояться, поэтому, не задерживаясь, он махнул плеткой. Шторы захлопнулись, скрыв его от глаз людей. Паланкин качнулся и подался назад. Герои стали пробивать дорогу. Процессия двинулась обратно, к горе с тенистыми благоухающими садами.
***
Среди темных парзийцев выделялись два человека: русоволосый, с обветренным лицом, обросший курчавой бородой, и другой — огромного роста, похожий на рыжего медведя.
— Эко нам на гхалхалтаров везет! Что скажешь, Бермята? — русоволосый обратился к своему рослому спутнику.
— На Пентее уж их навидались, да верно маловато. Еще надо, Володир.
Русоволосый усмехнулся. Это был Володир — кормчий слатийской галеры, который первый в форт-брейденском порту заметил тело сброшенного гхалхалтарами со стены пентакреонца. За девять минувших месяцев Володир успел побывать в Слатии, где за распространение крамольных слухов о вероломном нападении гхалхалтаров на мирный Форт-Брейден, был схвачен властями и препровожден в темницу вместе с несколькими матросами из команды. У коменданта не хватило времени разбираться со столь незначительными делами, и он переложил заботу о заключенных на своего помощника, который совсем забыл о них. Однако пленникам повезло: проездом в городе оказался сам царь Альфред, который пожелал осмотреть тюрьму. Сон Володира, который привиделся ему как раз перед тем, как он заметил убитого пентакреонца, сбылся: кормчий встретился с царем. Вопреки ожиданиям сонных тюремщиков, Альфреда Черного взволновала судьба моряков. Похоже, он вознамерился перевоспитать их, поскольку в течение четверти часа рассказывал им о доброте гхалхалтаров, о гуманности бессмертного Хамрака и о невежестве его противников, которые не понимают света истины. Володир не изменил своего мнения о жестоких воинах, ворвавшихся в мирный Форт-Брейден под покровом темноты, но решил, что разумнее согласиться с царем, и поэтому был освобожден вместе с остальными моряками. Устроиться на свою галеру они не смогли, так как капитан, не теряя времени даром, уже уплыл. Впрочем, хорошему кормчему и могучему гребцу Бермяте наняться на корабль было нетрудно. Через месяц они уже вышли в море. Курс их лежал на юг, в княжество Парзи, куда галера добралась к середине летмеса…
Володир посмотрел на парзийцев и мрачно улыбнулся:
— Может, они и вправду добрые. Вон и князь молвит, что Хамрак — друг.
— Как бы на спине не испробовать милости гхалхалтарской, — отозвался Бермята. — Линять нам отсюда надо быстрее. Дождемся, придут гхалхалтары, потеху как в Форт-Брейдене устроят!
Стоявшие рядом люди стали украдкой оборачиваться. Заметив это, Володир дернул товарища за рукав.
— А что? — не обращая внимания, продолжал Бермята. — Шило в мешке не утаишь. Попортили нам тогда гхалхалтары кровь. Насилу ноги унесли.
— Пойдем, — ловя на себе настороженные взгляды парзийцев, кормчий стал пробираться в толпе к боковым улочкам.
Орудуя локтями, Бермята двинулся за ним.
***
Жара, заставшая гхалхалтаров в дороге, мешала быстрому продвижению. Однако, не отягощенные обозом и катапультами, которые разобрали ещё у залива, они все же преодолевали за сутки сорок-пятьдесят ледов. Шли ночью, по прохладе, наводя страх на попадавшихся по пути беженцев. Неуемные твари часто бросались на обезумевших людей, но гхалхалтары спешили защитить несчастных парзийцев: таков был приказ Хамрака.
Бессмертный ехал во главе армии, но иногда останавливал коня и смотрел, как проходят мимо ряды воинов. Некромант вглядывался в их изможденные лица. Король считал себя в долгу перед ними. Он не хотел войны, но коли они выбрали его своим военачальником, он обязан был накормить их и довести до плодородных земель Коны.
Провианта не хватало, воды вокруг не было и, если попадался оазис или деревенька, старались взять все, что можно, и запастись впрок. Впрочем, в жару еда быстро портилась, и бессмертный не раз укорял солдат за неразумность: "Вы лишь настраиваете жителей против себя. Вскорости вы все равно выбросите взятое. Подумайте же, сколько пользы эта пища могла принести людям, у которых вы её отняли. Ужаснитесь своей несправедливости". Солдаты кивали, соглашаясь, но потом все повторялось сызнова.
Твари разбредались по степи, отрывались от войска и иногда терялись совсем. Хамрак отсылал конников на их поиски, однако зачастую они возвращались с пустыми руками. Гамар, у которого из корпуса пропало двадцать тварей страшно злился и призывал бессмертного к строгим мерам для того, чтоб поддержать расшатавшуюся дисциплину. Некромант улыбался, успокаивал разошедшегося военачальника: "Не волнуйся, Гамар. Я не могу укорять, а тем более наказывать тварей за отлучки, ибо, во-первых, они неразумны, а во-вторых, к тому их принуждает голод. Пусть сами охотятся и добывают себе пропитание".
Второго летера истощенное и поредевшее войско бессмертного короля добралось до зеленых земель княжества, где расположилась богатая столица — Кона. Хамрак остановился, чтобы дать солдатам возможность передохнуть, а отставшим — подтянуться к основным силам. Он знал, что должен войти в столицу Парзи в блеске и показать Кельзану свое могущество.
***
С приближением Хамрака жизнь на улицах Коны затихла совсем, зато оживились курильни, где парзийцы скрывались от жары и обсуждали надвигающиеся перемены.
— Князь говорит, чтоб мы гхалхалтаров не боялись, что худого они нам не сделают. Но о том знает только могущественный Вседержитель, — говорил толстый, в просторном полосатом халате парзиец.
— Антимагюр всегда считался нашим другом. Их купцов здесь больше, чем всех остальных иноземцев, — поддержал беседу худой, в широких малиновых штанах, из которых торчали две желтые костистые ступни. — Малькольм с Роксуфом против гхалхалтаров. Значит, и мы должны быть против. Паскаяки за Хамрака и, получается, наши враги. А кочевники, досаждающие нам с севера, стоят за Антимагюр, наперекор гхалхалтарам и Вахспандии. Выходит, наш союзники король Малькольм и граф Роксуф оказались на стороне наших противников — кочевников…
— Политика — дело темное. Пусть великие решают свои проблемы, лишь бы их гнев обошел нас, — вставил третий парзиец, пожилой, с бельмом на глазу.
— Да, — блаженно вздохнул толстый в полосатом халате, затягиваясь дымом.
— Тронут. Обязательно тронут, — раздался твердый голос.
Все обернулись к человеку, бесцеремонно ворвавшемуся в размеренную беседу. Он был странной наружности: белокожий, со светлыми волосами, серыми, хитро прищуренными глазами — чужеземец.
— Кто ты такой? Моя память не хранит твоего облика, — толстый надменно выпятил губу.
— Немудрено. Я издалека, из Слатии. Володир Лугович.
Толстый хотел было оборвать невоспитанного северянина, как вдруг худой в малиновых штанах воскликнул:
— Это у вас правитель гхалхалтарам потворствует?
— У нас.
— Так ты скажи, что в них такого, что и царь ваш, и князь наш добродетельными их почитают.
Володир присел, задумался. Он вновь вспомнил Альфреда Черного, его короткую, сбивчивую, но запальчивую речь.
— Говорят, что зла они не творят, но токмо добро миру несут. Если же где убийство или иное злодейство произойдет, то это не по их вине, но по нерадивости людей, которые всякий раз за оружие норовят схватиться.
— Это ложно.
— Не мои слова. Царевы.
— Неужто с царем беседу имел? — изумились парзийцы.
— Имел. Тогда он мне все и разъяснил. Да токмо я неспособный оказался. По скудоумию видать, — Володир тряхнул головой. — Видел я гхалхалтаров, как они мирный народ на пристани мечами секли… что бы мне ни говорили, а не добро они творили.
— И живых гхалхалтаров видел! Да кто ж ты такой? Герой?
— Кормчий, — скромно отозвался северянин.
***
Хамрак остановился лагерем в Тумби — небольшом городке в окрестностях Коны. В опушке зеленых садов, обмазанные белой глиной, дома светились на солнце, излучая тепло, и кокетливо смотрелись в зеркало реки, которая плавно огибала город.
Пока армия отдыхала, в лагере побывали несколько гонцов от Кельзана. Они говорили, что князь горит нетерпением принять бессмертного короля в столице. Однако некромант не торопился: пока он выжидал, а его войско набиралось сил, в Коне росло волнение.
Девятого летера подошел со своим корпусом Халхидорог. Не обращая внимания на сбежавшихся солдат, он доехал до дворца, в котором расположился Хамрак, соскочил с коня, затем помог спешиться Осерте.
— Иди со мной. Подождешь меня, пока я выясню, где нам отвели место.
Девушка кивнула. Вдвоем они ступили на красивую беломраморную лестницу, ведущую к дверям. Халхидорог смотрел под ноги, отсчитывая светлые с серыми прожилками ступени. Вдруг сверху упала тяжелая лиловая тень. Осерта в нерешительности замерла. Халхидорог поднял глаза: у дверей стоял Гамар. Услышав о том, что Халхидорогу удалось привести с собой многих отбившихся от войска тварей, он хотел встретить молодого военачальника и помириться, но, заметив девушку, передумал. Ни слова не говоря, Гамар прошел мимо. Халхидорог со злобой посмотрел вслед старому воину, твердо взял Осерту за руку и двинулся дальше к дверям.
Охранник-гхалхалтар проводил начальника корпуса в комнату Хамрака, в то время как несколько служанок обступили Осерту, желая скрасить её ожидание.
Халхидорог осторожно прикрыл за собой дверь и, застыл, уставившись на худую спину бессмертного, склонившегося над столом.
— Вернулся? — Хамрак обернулся.
На лице бессмертного застыла извечная улыбка.
— Теперь я весь в вашем распоряжении.
— Хорошо. Расскажи мне о своем походе, — некромант сел.
— Деревня попалась тихая. Люди оказались благоразумными и не устраивали беспорядков. Я взял продовольствия, которого, по моим расчетам, могло бы хватить корпусу на две недели. Однако твари, присоединившиеся по пути, проели все в семь дней. Впрочем, край, по которому я шел, дружественен и миролюбив. Мне не пришлось проводить карательные меры.
Улыбка Хамрака стала шире, чем обычно.
— Есть ли потери в твоем корпусе?
— Среди гхалхалтаров нет, а у тварей — не знаю, не обращал внимания.
— А надо было бы, — укоризненно вздохнул бессмертный. — Они нам ещё понадобятся. Или ты собираешься бить короля Иоанна одними гхалхалтарами? Не выйдет. У нас не хватит столько народу.
— Я вообще не собираюсь бить Иоанна, — вдруг возразил королю Халхидорог.
Некромант изумился так, что даже его улыбка на мгновение поблекла:
— Отчего же? Разве год назад ты не ратовал за войну?
— То было год назад. За это время многое изменилось.
— Это женщина? — Хамрак прищурился. — Она изменила тебя?
Халхидорог опустил голову. Ему меньше всего хотелось, чтобы бессмертный попрекал его Осертой.
— Удивительно, — некромант пожал плечами, — это правда удивительно, как женщинам удается сделать то, что нам не удается в десятки лет! Сколько я учил тебя не питать злобы к людям. И что? Ты все равно кричал: "Война!" А она добилась толку в три месяца.
Халхидорог виновато улыбнулся, словно желая загладить свою вину перед долготерпимым учителем.
— Ладно, — Хамрак махнул рукой. — Я доволен. Можешь идти. И постарайся не ссориться с Гамаром. Он не зол. Его единственная ошибка состоит в том, что он слишком любит гхалхалтаров, а кроме них на свете живет ещё так много достойных сострадания…
***
Слатийский капитан стоял на корме, изучая синюю полосу горизонта. Море хранило спокойствие. Обратный путь обещал быть нетрудным.
Кормчий Володир оперся на правило, уставившись на капитана, робко кашлянул:
— Ваше благородие, вы знаете, я своими глазами видел гхалхалтаров. Они несут хаос и гибель.
— К чему ты клонишь?
— Видите ли, по-моему разумению, нам следует уплыть из Коны. И чем скорее, тем лучше.
Капитан сдвинул брови.
— Гхалхалтары ещё далеко, и Кельзан утверждает, что никого из иноземных торговых людей обижать не будут.
— Сила за Хамраком. Захочет обидеть — у Кельзана не спросит. В городе молвят, что гхалхалтары уже двинулись из Тумби сюда и будут со дня на день.
— Товар продадим, новый купим, на корабль погрузим. Вот тогда можно и в путь сбираться, а то что ж мы назад порожняком пойдем, — резонно заметил капитан. — Впрочем, я тебя не неволю. Ты хоть и хороший кормчий и жалко тебя терять, да вот завтра в Скелетор отходит парзийский корабль. Хочешь, садись на него. А из Скелетора каждое второе судно в Слатию плывет.
Володир задумался: тут он среди своих — слатийцев, северян и у него есть работа.
— Нет, я уж с вами останусь. Хотя надо бы остеречься, и товар по более сходной цене пустить: погонимся за деньгами, все упустим.
— Ну, это уж не твоего разумения дело. Ты, главное, правило держи, а торговле меня не учи, — оборвал кормчего капитан и, показывая, что разговор окончен, направился на нижнюю палубу, где матросы доставали из трюма тяжелые бочки со слатийским медом.
***
Кельзан приподнялся на подушках, и две наложницы быстро вскочили и скрылись за занавесями. Тень опахала скользнула по широкому настороженному лицу князя. В покои стремительной походкой вошел высокий, худой визирь. На его большой, бритой голове красовалась белая чалма с дорогой изумрудной брошью. Он остановился, выжидающе уставившись на повелителя.
— Ну что? — Кельзан нетерпеливо запустил пальцы в глубокие складки богатого халата.
— Мой повелитель, дурные вести. Хамрак подошел к предместьям, — визирь сделал страшное лицо. — Завтра он собирается въехать в город.
— Как въехать?! Надо до истечения сего часа пригласить его во дворец.
Великий король не должен войти в город без нашего предварительного приглашения, иначе сие будет походить на штурм. — Кельзан закатил глаза. — Пошли кого-нибудь из героев к Хамраку.
— Повелитель, ваше приказание уже исполнено. Однако король отослал послов обратно и ответил, что собирается устроить праздничное шествие на улицах города, а уже затем явиться во дворец.
Кельзан встрепенулся:
— Шествие? С войском?! Это губительно! Даю тебе повеления. Выполнишь — озолочу, нет — головой расплатишься. Всех иностранцев вели задержать. Если Хамрак спросит, почему антимагюрцы на свободе, всех порешим.
— Закрыть порт? — визирь хитро прищурился.
— Да. И чтобы народ в городе радовался. Расцвети улицы и повесь флаги. Найди предателя и его тоже повесь над воротами. А к груди привяжи табличку, что сей недостойный был против гхалхалтаров. Чтоб Хамрак остался доволен.
— Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель.
***
Хамрак плеткой обмахнул пыль с сапог, неторопливыми, твердыми шагами взошел по лестнице на первую террасу дворца. Слуги в дорогих восточных кафтанах семенили за ним, норовя коснуться душистым опахалом, распахивая двери. Бессмертный не обращал на них внимания.
Громыхая амуницией, вслед за королем на террасу ввалился огромный отряд гхалхалтаров — корпус Гамара. Вокруг дворца разместилось ещё несколько тысяч воинов. Они встали, как на параде, не выпуская из рук оружия, мрачно поглядывая на белоснежную, в обрамлении зеленых пальм, резиденцию парзийского князя.
— Ваше величество, мы давно ожидаем вас! Питаю надежду, что народ встретил вас достойно? — визирь Кельзана неожиданно вырос перед Хамраком.
Некромант остановился, взглянул в заискивающее лицо человека, в черные, ласково прищуренные глаза и прочел в них скрытую ненависть.
— О да. Встреча превзошла все ожидания! — острые зубы бессмертного хищно блеснули. — Князь соблаговолит принять меня?
— Конечно! Как подобные темные мысли могли проникнуть в ваш светлый разум? Как вы могли усомниться в нашем гостеприимстве? — запричитал визирь, отступая.
Хамрак и советник направились в покои Кельзана. Видя, что дальше идти нельзя, Гамар кивнул, повелевая своим солдатам остановиться. Корпус дрогнул, гремя оружием, и опал на роскошные ковры, устилавшие пол. Торопливые слуги стали обносить рассевшихся воинов шербетом и прохладительными напитками.
Удовлетворившись, что все в порядке, Гамар осторожно приоткрыл дверь, за которой исчез король, и оказался в просторном зале с небольшим фонтаном посередине. Хамрак стоял спиной к входу; его бритоголовый проводник, ссутулившись, смотрел на серебряные струи фонтана. Третьим в зале оказался молодой, начинающий полнеть человек. Блеск его золотого кафтана привлек внимание военачальника, и Гамар внимательно вгляделся в его желтоватое лицо с коричневыми клочками волос над толстыми губами и на мясистом подбородке.
Толстые губы зашевелились:
— Очень сожалею, что так получилось. Однако сие произошло не по моей вине. Люди настолько почитают вас, что малейшее неосторожное высказывание могло стать причиной гибели этого несчастного. Гнев толпы.
— Толпы? Она действует стихийно и никогда не повесит табличку на грудь умертвленному ею человеку. Толпа неграмотна и, убивая, не задумывается о том, как получше запугать своих врагов. Ее оружие — грубая сила, а не точное перо. Покайтесь, Кельзан!
— Ввести корпус? — мрачно поинтересовался Гамар по-гхалхалтарски.
Догадавшись о смысле вопроса, человек в золотом кафтане — Кельзан беспомощно перебежал глазами с бессмертного на непроницаемое лицо военачальника.
— Нет, — отрицательно на гхалхалтарском же ответил Хамрак. — Не сейчас.
Гамар с сожалением ухмыльнулся и с видом льва, подстерегающего добычу, облокотился на колонну.
— Ваше величество устали с дороги. Для вас приготовлены лучшие покои, — визирь вдруг оторвался от созерцания фонтана.
— Лучше позаботьтесь о моих воинах. Они стоят под открытым небом.
— Это моя прямая обязанность, — услужливо согласился советник и направился было к выходу, но суровый Гамар остановил его.
Пожав плечами, визирь вернулся на свое место.
"Погоди, человечье отродье, — зло подумал военачальник, — может, вообще отсюда не выйдешь".
— Устройте солдат и уберите "украшение" на воротах. Тогда мы будем разговаривать. А пока я остановлюсь в городе, — Хамрак повернулся, приглашая за собой Гамара, и покинул зал.
Военачальник тронул бессмертного за плечо:
— Отчего вы не пожелали остаться во дворце? Здесь, кажется, хорошо.
— Все удобства дворца не стоят того, чтобы внизу, в Коне, парзийцы показывали на нас пальцами и говорили: "Вот гхалхалтары, поработители. Они убили невинного человека, а потом забрались в уютные хоромы. Неужели зло останется безнаказанным?"
Гамар кивнул, взглянув в посуровевшее лицо некроманта. Хамрак думал, что через князя Кельзана Смерть вновь посмеялась над ним. Он надеялся не встретить её в Коне, а она поджидала его у самого въезда, над воротами. Бессмертный запомнил это её лицо — лицо повешенного. Память некроманта сохранила и табличку, привязанную к обвисшему телу, которая гласила: "Он хотел гибели Хамрака Великого, так пусть сам получит ее".
***
На углу, у двухэтажного, обмазанного желтоватой глиной дома, собралось десятка четыре гхалхалтаров. Перед ними, прислонившись к двери, стоял хмурый парзиец. Расстегнув халат, он с остервенением чесал черную, волосатую грудь, зыркал на обступивших его солдат и их предводителя, который о чем-то горячо говорил. Один из воинов переводил парзийцу непонятную речь:
— У вас большой дом, а нам негде остановиться. Вы должны впустить нас, именем Хамрака Великого.
Парзиец нервно взмахивал руками:
— Место занято. Стены мои слишком малы, чтобы приютить всех страждущих.
— Не принуждайте меня действовать силой! — распалялся предводитель, и вслед за ним переходил на крик переводчик.
— Можете сломать стены, но места от этого больше не станет.
— Давай, ребята заходи! — военачальник по-гхалхалтарски обратился к переминавшимся позади него солдатам.
Не ожидая повторения приказа, они с готовностью полезли на парзийца, вмяли его в дверь и, распахнув её своим напором, повалили в дом. Раздался истошный крик, и тут же на улицу вылетел кричавший — маленький человек с трясущейся от гнева плешивой головой. Рубаха на нем была разодрана. Бессмысленно сжимая в руке оторванный ворот, человек обернулся к дому и заорал:
— Вы ещё пожалеете! Роксуф отомстит за меня! Он вам так не спустит!
— Молчи, барыга! — из двери высунулся гхалхалтар и швырнул плетеный короб в лицо возмущавшегося.
Короб упал, раскрывшись, и из него высыпались дешевые коралловые побрякушки. Страшно ругаясь, антимагюрец кинулся их собирать, затем поднялся, погрозил кулаком вслед исчезнувшему гхалхалтару. В ответ из дома раздался хохот. Уже другой воин, смеясь, перегнулся через подоконник второго этажа и сбросил человеку женскую юбку.
— А это, случайно, не твое?
Отплевываясь, антимагюрец взвалил короб на плечи и побежал от дома.
Затем двое гхалхалтаров вывели ещё одного человека. Этот не сопротивлялся, шел смирно, прижав к груди узелок со скарбом, и одежда на нем осталась цела. Воины отпустили его, подтолкнули, напутствовав на дорожку.
Предводитель отряда, наблюдавший за всем со стороны, обернулся к стоящей рядом с ним девушке и виновато пожал плечами:
— Извини, но видишь, иначе не получается. Нам тоже жить надо. Место надо освободить…
***
Халхидорог сидел на измятой софе, мрачно смотрел в окно на то, как солдаты тренировались в метании. Дротики с сухим стуком вонзались в мишень, нарисованную на стене дома.
Военачальник склонил голову, запустил руку в густые пряди волос, сбросил их на глаза. Он проклинал поход и войну: "Сколько можно бродить по земле, нигде не задерживаясь, ничего не приобретая? Какова цель? Ее нет. Все бессмысленно. Но что думает бессмертный Хамрак? Ведь он такой мудрый. Почему он не изменит хода истории и не прекратит войну?"
За дверью раздались веселые голоса:
— Видал, как я Дирху нос натянул? Чтоб знал, как надо метать. Три раза из шести попал в яблочко!
— Дирх говорит, что сегодня не в форме, и клянется завтра побить твой рекорд.
— Пусть попробует.
Халхидорог поднялся, ссутулившись, ибо низкий потолок не давал ему распрямиться. Он стал командиром корпуса, а жил хуже, чем когда был простым воителем. Дом, который гхалхалтары отбили у антимагюрских постояльцев, был явно мал для сорока воинов, и они ютились по десятеро в каждой комнате. Халхидорогу, как предводителю, досталась отдельная каморка, где он поселился вместе с Осертой. Раньше она использовалась как кладовая, и до сих пор в ней стоял тяжелый нежилой дух, а проходящие мимо солдаты постоянно мешали своей дурацкой болтовней.
Осерта вновь стала работать на кухне: помогала хозяйке готовить еду на ораву голодных солдат. "Нечего сказать, увез далеко-далеко. От мастера Орлога попала к такому же деспоту, — Халхидорог вздохнул. — Когда же все это кончится?"
***
Работы на корабле было мало, и Володир стал часто отлучаться из порта в город, где обзавелся некоторыми знакомыми. С ними он сидел в курильне, слушал рассказы, которых в последнее время прибавилось, ибо парзийцы не оставляли без внимания ни одного поступка гхалхалтаров. Излюбленной темой для разговора стала история о несчастном повешенном горшочнике. Потом стали делиться подробностями расселения солдат по домам.
— Мои очи видели, как двоих антимагюрцев выбросили на улицу гневливые гхалхалтары. Один антимагюрец проявил несогласие, так верзилы быстро образумили его, — посетовал толстый парзиец в полосатом халате.
— Еще бы! Сотня гхалхалтаров на одного ратится. Сейчас их полно — плюнуть негде, — фыркнул Володир.
— Ты, добрый человек, потише.
Все обернулись к двери, где в проеме мелькнула высокая фигура с копьем наперевес.
— Ну вот, а я о чем? Везде следят.
— И пусть следят. С нас взять нечего, — толстый в халате довольно распустил губы. — Грехов за нами не водится.
— Горшочник, поди, также думал.
— Это дело не наше. Хамрак казнил, значит, за дело.
Худой парзиец в малиновых штанах оторвался от кальяна и произнес:
— А Хамрак мог и не останавливаться в городе, а разместиться во дворце князя. Правитель ему предлагал.
— Он с князем власти не поделил. Решил, что под одной крышей не уживутся.
— А до моего слуха дошли слова, будто Хамрак во дворце не остался, чтобы пред нами силу свою выказать: вот кормите моих солдат, а они вас скоро из ваших домов выживут, а из ваших жен и дочерей рабынь сделают.
— Не знаю, — пожал плечами до того молчавший парзиец в неприметном, потертом халате, — у меня пять гхалхалтаров остановились. Все чинно.
Вседержитель миловал.
— Ну, жди подарка, добрый человек…
***
— Молодец, хороший бросок, — Халхидорог похлопал солдата по плечу. — Ну-ка, теперь ты Дирх.
Словно ожидая приглашения, из строя гхалхалтаров моментально показался новый метатель. Прищурившись, он быстро выпростал руку вперед, и, сорвавшись с кончиков пальцев, дротик устремился в стену.
— В яблочко! — одобрительно загудели воины.
— Славно, — похвалил Халхидорог. — Таких бы ребят побольше — весь Северный континент в месяц покорили бы.
— В неделю, — улыбнулся польщенный Дирх.
Вдруг Халхидорог отвернулся от мишени, словно позабыв о солдатах: накинув на плечи простенькую серенькую накидку, с корзинкой в руках Осерта вышла из дома. Военачальник бросил упражняющихся гхалхалтаров, окликнул девушку:
— Куда ты?
Она остановилась.
— На базар.
— Зачем? У тебя же все есть, — Халхидорог догнал её. — Или солдаты не принесли рыбы и хлеба, как ты просила?
— Конечно принесли, но я думала посмотреть приправы. Вы ведь совсем в них не разбираетесь.
Они прошли несколько шагов, наконец Халхидорог произнес:
— Знаешь что, давай договоримся. Я — командир корпуса и не хочу, чтобы ты ходила по базарам, как обычная простолюдинка.
— А разве я не простолюдинка? Да и ты, хоть и начальник, а не князь и простых людей чураться не должен.
— Но как-то неудобно выходит. Солдаты думают, что я тебя, как негодяй последний, взял, чтоб ты мне рубахи стирала да еду готовила.
— Что ж поделать, если я всю жизнь провела в трактире. Я только готовить да стирать умею. Больше ничего, — грустно развела руками Осерта. — Других интересов у меня нет.
— То есть как нет? Не ты ли так говорила со мной о жизни и о смерти, о добре и о зле, о мире и о войне?
Девушка потупилась.
— Знаешь что, — Халхидорог осторожно взял у неё корзину. — Пойдем вместе, а то это никуда не годится. И не надо на базар. Там много народу и душно. Лучше пойдем на берег моря.
— И что мы будем делать?
— Пока мы жили в той деревеньке, мы даже ни разу не сходили купаться. Идем, я тебя научу! — воодушевился Халхидорог.
— Хорошо, — согласилась Осерта.
***
Они шли по улицам Коны, и Халхидорог чувствовал на себе вопросительные взгляды укрывшихся под тенью навесов парзийцев. Они как будто спрашивали его, кто он такой и кто девушка, идущая рядом с ним.
— Правду говорят о гхалхалтарах: позор они навлекут на наши согбенные головы. Не убережем мы жен своих, — тихо сказал толстый парзиец в полосатом халате.
Воитель не расслышал его слов, но если бы и понял, то пропустил бы мимо ушей: не хотелось омрачать прогулки.
— Ты говорила, что тебе нравится море.
— Да, оно сродни горам. Такое же величественное, только сила гор в их незыблемости, а моря — в его движении, стихийности.
— Как хорошо ты говоришь. Ну идем, быстрее!
Постовые на воротах беспрепятственно пропустили их. Какой-то подозрительный герой, а, может, просто искатель приключений, некоторое время плелся за ними, но потом отстал. Они двинулись от города по песчаному берегу. По пути попадались отдельные отряды низших. Твари с нескрываемой злобой поглядывали на гхалхалтара, но приближаться остерегались и трусили в отдалении.
— Сегодня прекрасная погода.
— И все-таки зря ты не пустил меня на базар. Я хотела приготовить чего-нибудь повкуснее, да, видно, придется тебе есть вареную рыбу.
— Ради прогулки с тобой я готов есть сырую рыбу.
— Тогда не обессудь, — улыбнулась Осерта.
Они зашли в пальмовую рощу, и город скрылся из вида. Халхидорог остановился, стянул сапоги и с удовольствием почувствовал под ступнями мокрую прохладу песка.
— Разувайся, так лучше.
Девушка сняла сандалии.
— Что теперь?
— Пройдем дальше. Я вижу, там неплохой пляж.
Они подошли к маленькому заливу. Песчаные, пригретые солнцем склоны спускались к лазурной воде, в которой отчетливо отражалось ребристое дно. Халхидорог вышел из пальмовой тени, приблизился к ласковому морю и зашел по щиколотку.
— Хорошо, тепло.
Сбросив одежду, он побежал от берега. Вокруг него павлиньим хвостом разлетались перламутровые брызги. Наконец Халхидорог упал, уйдя под воду с головой. Осерта внимательно смотрела на море, угадывая, где он собирается вынырнуть. Халхидорог показался совсем не там, где она ожидала, и, стряхивая с волос крупные капли, радостно захохотал:
— А ты чего ждешь? Иди сюда, ко мне!
— Я не умею плавать.
— Ничего, здесь не глубоко. Не утонешь. Я тебя научу.
Она отложила корзину, которую взяла, думая, что идет на базар, аккуратно свернула накидку…
Халхидорог с удовольствием запрокинулся на спину и лег на воде. Черные волосы водорослями распластались по волнам. Море слабо покачивало его длинное, уставшее тело, и он чувствовал, как смывается с него накопившаяся за время походов грязь. Наверху раскинулось высокое, голубое, без единого облачка небо, и в тот момент жизнь показалась Халхидорогу столь же безоблачной и необозримой, бесконечной, как будто не шла война…
— Признаться, я боюсь воды, — раздался голос Осерты.
Халхидорог очнулся, встал на дно. Она в нерешительности топталась у берега, постепенно пробираясь дальше.
— Давай, смелее. Вода не кусается, — рассекая волны, он подошел к девушке, взял её за руку. — Сюда, сюда. Дно чувствуешь? Хорошо. Главное, разумно работать руками и ногами, не расходуя лишней силы. Оттолкнись ото дна. Не бойся, я поддержу…
Через час они сидели, отогреваясь на солнце. Задумчиво перебирая намокшие волосы, Халхидорог улыбнулся:
— Ну вот, а ты говорила: "Базар". Какой базар? Радуйся, пока живешь, пока есть возможность…
***
Отпущенные Хамраком Рупин и Китара благополучно добрались до Коны. Кельзан принял их лично и долго расспрашивал о бессмертном. Герои отвечали, что он является одним из мудрейших правителей и вовсе не так жесток, как о нем говорят. Князь кивал головой и улыбался, не то довольно, не то снисходительно. Воины так и не поняли, поверил он им или нет. Наконец Кельзан отпустил героев.
Рупин и Китара отправились в разные концы города и за две недели, которые они провели в столице после своего возвращения, встретились только раз.
Заметив воительницу на улице, Рупин окликнул её. Китара обернулась, несколько удивившись. Он быстро подошел к ней и спросил что-то насчет службы. Она пожала плечами, ответив, что все в порядке. Они пошли вместе, наводя страх на парзийцев. По улице пополз шепот:
— Коли два героя сложили силу свою воедино, значит, дело серьезное. Да оградит нас Вседержитель от подобных гостей.
Не обращая внимания на трусливых жителей, Рупин шутливо заговорил:
— Жара опустилась на землю, как если бы знойный ветер пустыни налетел на княжество. Рыбаки рассказывают, что вода в море столь горяча, что они вытаскивают уже вареную рыбу.
Китара рассеянно кивнула.
— Что-то омрачило твои светлые мысли?
— Да, ты прав.
— Какая же напасть приключилась с тобой?
— Не знаю.
— Тогда оставляю в покое. Тебе надо подумать. Долгих дней тебе, — Рупин отступил и нарочито галантно поклонился. — До встречи, и как насчет обещания, излетевшего с твоих сладостных уст, что после похода…
— Я ничего не обещала, да и конец похода ещё далек. Мы не одолели гхалхалтаров.
— Э, опять ты за старое. Надо быть благодарным за то, что Хамрак пощадил нас, а то наши тела сглодали бы дикие собаки и кости выбелил бы ветер.
— Хамрак оказался добр, но я не знаю, какие помыслы погнали его в Парзи? Зачем ему Кона? Разве мала его земля богатствами? Чего ему не хватает?
— Думаю, Хамраку хватает всего сполна, — усмехнулся лучник. — Волею Вседержителя, он — бессмертный, король, маг. Его желания не знают отказа. Но его подданные алчны. У них есть потаенные желания, которые тревожат их сердце и бередят ум… И у меня тоже есть подобное желание.
Рупин попытался заглянуть в глаза воительнице, но её взор был устремлен вдаль, и он ничего не смог в нем уловить. "О чем же она размышляет?" — с досадой подумал лучник и вновь заговорил, но Китара молчала. Наконец герой сдался и стал прощаться. Она оживилась и как будто с радостью бросила: "До встречи. Пусть твои стрелы не узнают промаха", — и пошла прочь. Рупин задержался, ожидая, что она, быть может, обернется, но этого не произошло. Наоборот, не оглядываясь, она ускорила шаг и быстро скрылась за домом…
Тогда Китара почувствовала себя легче. Ей было трудно с Рупином, ибо он был свидетелем её поражения. Он был единственным из людей, кто видел её слабость.
***
Халхидорог поднялся по белой мраморной лестнице на террасу. Неделю назад на этих ступенях он встретился с Гамаром. Тогда старый военачальник заметил Осерту и прошел мимо, не поздоровавшись. Больше они не виделись, но Халхидорог был уверен, что их отношения ещё более ухудшились и что на совете, куда он направлялся, они будут выступать друг против друга.
Халхидорог оказался у двери во внутренние покои дома. Стража безмолвно расступилась. Он проследовал в просторную комнату. Распахнутые окна не приносили облегчения: с улицы, как из печки, лился желтоватый жар знойного дня. В помещении было душно, и собравшиеся военачальники часто отирали потные лбы и пили охлажденную воду.
Лишь один Хамрак, казалось, не страдал от жары. Он сидел спиной к окну, против света, так, что лицо его было плохо различимо. Бессмертный приложил руку к виску, как будто собираясь с мыслями, некоторое время подождал. В комнату вошли ещё три военачальника.
— Больше никто не придет, — объявил адъютант.
Хамрак начал неожиданно:
— Теперь в Вахспандии два короля. Старый — Ульриг Третий, плененный и лишенный власти, и новый — Удгерф Первый, молодой и имеющий за собой силу. Паскаяки все более напористы. Нам также следует пробудиться.
— Правильно, — поддержал Гамар.
Все взгляды от бессмертного перекинулись на него. Пользуясь перехваченным вниманием, военачальник быстро заговорил:
— Надо разобраться с этим прохвостом Кельзаном и идти дальше, взять Фгер и объединиться с силами короля Удгерфа, который к тому времени должен выбить Гостомысла из Хафродуга. Совместную армию двинем на Королевство Трех Мысов. С запада нам поможет Сакр со своими скелетами.
— То, что Удгерф стал королем, ещё не означает, что он выбьет Гостомысла из столицы, — улыбнулся Хамрак. — Роксуф имеет во Фгере сильный гарнизон и вооружен огненосными орудиями. Кельзан, как ты изволил выразиться, хоть и прохвост, но человек неопасный. Считаю нужным направить наши действия прежде всего на строительство корабельных верфей и крепостей.
— Зачем нам крепости, если у нас есть самое сильное в мире войско и магия? — поинтересовался Верховный Маг Гархагох.
— Правильно, но на месте укреплений возникают города, а они нам необходимы. Без них мы ничто, ибо не имеем под собой земли. Когда появятся города, гхалхалтары с Южного континента смогут переехать сюда, и мы познакомим северян со своей культурой. Тогда многие из наших врагов сложат оружие.
— Извините, но вы не правы, ваше величество, — Гамар подался вперед. — Это невозможно. Нас не поймут. Лаской ничего не добиться. Люди покорятся только перед силой.
— Да, покорятся, но сила вызывает противодействие, и однажды окажется так, что у нас не хватит войска. Люди восстанут, и горе вам — жестоким завоевателям.
— Мы не завоеватели, но лишь ваши скромные слуги, — смиренно заметил Гархагох.
— Хорошо, тогда повинуйтесь, — Хамрак кивнул адъютанту.
Тот живо развернул карту и прикрепил её к стене. Бессмертный взял полководческий жезл, указал на прибрежную полосу недалеко от залива, через который армия переправилась месяц назад:
— Мы построим крепость здесь.
— Разрешите мне взять на себя эту обязанность, — вдруг воскликнул Халхидорог.
Он хотел поддержать короля, ибо увидел в его словах надежду на мирный исход войны. Кроме того, Халхидорог устал от Коны и чувствовал, что грязный, душный город не может осчастливить Осерту. Поэтому молодой гхалхалтар рвался на свободу, от войска, куда угодно, хоть обратно в степь, лишь бы снова остаться вдвоем с возлюбленной.
Некромант внимательно посмотрел на ученика.
— Если ты хочешь, пусть будет так. Я поручаю тебе основать новый город.
Халхидорог обрадовано кивнул.
— Твой корпус невелик, а потому я даю тебе вспомогательный отряд барона Ригерга. Вы готовы, барон?
Все взгляды переместились на сидевшего в углу светловолосого гхалхалтара.
— Да, конечно, ваше величество.
— Я знал, что вы поддержите меня. — Улыбка бессмертного стала шире, чем обычно. — Однако нужна вторая крепость. Предлагаю расположить её вот здесь, — жезл уперся в самую южную оконечность Парзийского полуострова.
— Разрешите мне, — неожиданно для всех вызвался Гамар.
— Нет, тебе нельзя. Это сделает Дадужх.
***
Осерта все же пошла на рынок.
Народу, несмотря на жару, было много. Укрывшиеся под навесами торговцы надрывались, сиплыми голосами расхваливали товар. Покупатели брезгливо осматривали прилавки, пожимали плечами:
— Что это за работа? Да за такое больше пяти медяков не дашь.
— Мало. Золотой.
— Эк ты хватил!
— Ползолотого!
— Пять медяков!
— Ну, добрый человек, смеешься!
Девушка с интересом прислушивалась к спорам и дивилась: на севере никто не торговался с таким жаром, даже мастер Орлог.
— Посторонись!
Осерта быстро отступила. Согнувшись под тяжестью мешка, рядом прошел ободранный человек.
— Не видишь, куда прешь! — раздался крик сзади.
Она обернулась — благообразный старик замахнулся на грузчика палкой. Завязалась потасовка, но быстро прекратилась. Осерта направилась дальше и оказалась на улице, где продавались ткани.
— Шелк! Антимагюрский шелк! Высшего качества!
— И как только Вседержитель не отсушил твой лживый язык, ведь в Антимагюре шелку отродясь не было!
— Посмотри! — возмущался торговец.
Девушка замедлила шаги, разглядывая пестрые накидки и красивые, яркие рулоны.
— Покупай, хозяйка! — вдруг раздалось у неё над самым ухом.
Купец с залихватски закрученными усами раскрыл перед ней платье, белое, с кружевами, наверное, очень дорогое.
— Бери, дешево отдам.
Осерта наклонилась, чтобы поближе разглядеть роскошное одеяние.
— Да это ж гхалхалтарка!
Она вздрогнула и подняла глаза — рядом с ней стоял маленький человечек, тот самый купчишка, которого солдаты Халхидорога так бесцеремонно вышвырнули из дома.
— Она же с гхалхалтарами заодно. Вишь ты, ходит, разведывает. Ждите, завтра повешают вас.
Вокруг начала собираться толпа. Чуя недоброе, торговец с залихватскими усами стал незаметно убирать товар.
— Хватайте её, держите ведьму! — кричал обиженный человек. — Я, честный антимагюрский гражданин, через неё пострадал!
Парзийцы слушали без азарта, однако их становилось все больше, и задние, напирая на передних, сжимали кольцо вокруг девушки.
— Вот, смотрите, что сделала? — антимагюрец поднял рукав, оголив огромный синяк.
Парзийцы оживленно зашевелились, пытаясь поближе рассмотреть ушиб и норовя потрогать.
— В этой женщине сила тролля, — сочувственно покачал головой благообразный старик.
Осерту схватили за руку.
— Ух, потерявшая стыд! Думаешь, если приемлешь в свое лоно гхалхалтаров, так тебе добрых людей обижать можно?
— Давай её, давай! — поддержали боязливо мнущиеся сзади.
Вдруг из толпы вырвался человек. Расставив руки, он закрыл девушку.
— Вы что, последний ум растеряли? Сейчас вы её, а завтра вас за это по трое над каждыми воротами вздернут!
Парзийцы, смутившись, приутихли. Антимагюрец что-то закричал, но в этот момент на улице показался отряд гхалхалтаров. Толпа поспешно распалась, как будто ничего и не случилось.
Солдаты приблизились.
— Что здесь произошло? — лениво поинтересовался начальник отряда.
Человек, защитивший Осерту, пожал плечами:
— Ничего особенного, ваша милость.
Он умоляюще посмотрел в глаза девушки.
— Да, да, конечно ничего, — подтвердила она.
Благодарно улыбнувшись, начальник пошел дальше, торопясь как можно быстрее кончить обход и укрыться в тени.
***
— Почему тот человек называл тебя гхалхалтаркой?
Осерта только сейчас внимательно посмотрела на своего неожиданного защитника. Он был невысок, загорел, но светловолос, и глаза у него были серые. Не парзиец.
— Просто я… — девушка замолчала, думая, как бы лучше охарактеризовать свое положение. — Я живу с гхалхалтарами.
— То есть как?
— Разделяю с ними все тяготы похода, — Осерта почувствовала себя увереннее и улыбнулась.
— Но почему? Они же завоеватели, убийцы. Откуда ты?
— Из Королевства Трех Мысов.
— Ого! Длинный же ты проделала путь.
— Дорогу! — раздался крик. Телега, груженная здоровенными ящиками, разделила их.
Потеряв своего спутника, Осерта в нерешительности остановилась, озираясь вокруг.
— Я здесь, — он вынырнул из-за подводы, оказавшись рядом.
— Простите, — девушка замялась, не зная, как обратиться.
— Зови меня Володиром. Я кормчий, — он махнул рукой в сторону порта, скрытого от них шумными прилавками, словно хотел показать корабль, на котором служил.
— Значит, вы тоже издалека?
— Из самой Слатии. Это за тридевять земель отсюда. Надо плыть через все Внутреннее море до Скелетора, а потом оттуда далеко на север.
Они выбились из базарной толчеи и пошли спокойнее.
— И все же ты не ответила мне: что такого в гхалхалтарах, отчего ты последовала за ними?
— А вас это так интересует?
— Не надо "вас". Я — человек простой, к этому не привык.
— Значит, интересно?
— Да. Царь Альфред Черный тоже сказывал, что гхалхалтары очень добрые, а их король мудрый. Может, ты мне поможешь уяснить, почему?
Девушка задумалась. Володир неотрывно смотрел на её повернутое в профиль лицо, пытаясь угадать ответ. Наконец она произнесла:
— Сегодня толпа готова была растерзать меня по наущению человека, которому я в жизни не сделала никакого зла, а гхалхалтары на такое неспособны. Конечно, они тоже могут наказать, даже более жестоко, чем люди, но никогда не сделают этого, не разобравшись. Они не милосерднее, но справедливее.
— А война — это тоже справедливость?
— Не знаю. Возможно, они считают себя обиженными за то, что несколько тысячелетий назад люди заточили их за Магический Щит.
— Но чем виноваты мы? Тем, что наши пращуры победили гхалхалтаров? Ведь это давно быльем поросло!
— Не знаю, не знаю. Я не волшебница и не могу тебе ответить. Я только чувствую, что, если не встречать гхалхалтаров оружием, они тоже будут добрыми и никого не тронут.
Володир вспомнил смертоносную давку на форт-брейденской пристани и повешенного горшочника. И тут же перед его мысленным взором предстало желтоватое старческое лицо царя Альфреда. Возможно, гхалхалтары и вправду добры? Но тогда кто виноват в войне? Не люди же?
— А вот и мой дом.
Кормчий очнулся, взглянул на большое строение на углу улицы. У стены, на которой была нарисована мишень, стояли шесть гхалхалтаров: один метал дротики, остальные наблюдали.
— Надеюсь, здесь ты в безопасности.
— Спасибо, большое спасибо. Вот, возьми, — опомнилась Осерта. Она достала несколько монет. — Возьми.
— Нет, не надо, — Володир отстранил протянутую руку. — Я не приму гхалхалтарских денег. Они прожгут мне ладонь. Может, когда-нибудь потом, но не сейчас.
— Ой, как неудобно! Хочешь, я принесу еды?
— Не надо. Благодарю за беседу, — слатиец кивнул и пошел прочь.
Однако, зайдя за забор, он приостановился и осторожно выглянул на улочку. Постоявшая в растерянности девушка направилась к дому. Заметив её, гхалхалтары у мишени оживились. Метавший отложил дротики и подошел к ней, собираясь взять корзину, но она покачала головой. Володир отвернулся и побрел в сторону рынка. Одна мысль не давала ему покоя: "Гхалхалтары добры и не хотят войны. Тогда почему она продолжается, и кто виноват?"
***
Халхидорог ворвался в комнату:
— Прекрасные новости!
Осерта обернулась к нему. Она ещё не успела отойти после случившегося на рынке и забыть странного северянина. Какие сложные он задавал вопросы. Радость Халхидорога показалась девушке неестественной. Чему можно радоваться, когда вокруг столько неразрешимых проблем?
— Хамрак надеется на то, что боев с людьми удастся избежать. Для этого он велел начать строительство крепостей и городов. Мне поручено возвести одну из двух крепостей на территории парзийского княжества. Завтра же уходим в поход.
Осерта недоуменно смотрела на Халхидорога. Он заметил её взгляд и посерьезнел:
— Ну что ты? Что-нибудь не так?
— Нет, нет, все в порядке. Просто это как-то неожиданно, — девушка пожала плечами, склонила голову так, что волосы скрыли её лицо.
— Тогда собирай вещи, а я пойду предупрежу солдат.
Халхидорог пододвинулся к Осерте, быстро поцеловал её и выскочил наружу. Она вздохнула, поднялась и стала в рассеянности перебирать вещи. Нет, лучше не говорить о том, что случилось на рынке, ибо тогда Халхидорог совсем не будет отпускать её одну, да ещё и озлобится, а ведь он так надеется на мир.
***
Когда Хамрак получил известие о том, что Халхидорог достиг залива и выбрал место для постройки крепости, а Дадужх со вторым отрядом уже начал работы на южной оконечности Парзийского полуострова, он вдруг подобрел и согласился переехать в княжеский дворец. В течение двух месяцев Кельзан тщетно молил бессмертного перебраться к нему, ибо считал, что это будет символизировать их дружбу. И вот наконец Хамрак согласился! Князь был счастлив, велел выделить гхалхалтарам лучшую половину дворца и приказал устроить завоевателям торжественную встречу.
***
Стоял осмес. Солнце убавило свой пыл, а в саду было и вовсе хорошо. Кругом росли яркие экзотические цветы, в ветвях вспыхивали разноцветными перьями крикливые птицы.
Рупин с тоской следил за их радостным мельтешением. Вдруг он оживился и, подавшись вперед, уставился на дорогу, которая вела из Коны к княжескому дворцу. Показалась большая процессия. Идущие заполонили все пространство от города до сада. Рупин с жадностью всматривался в прогалины между деревьями, где появлялись фигуры шагающих и их склоненные лица. Они приближались, и герой уже различал металлические застежки на их по-военному неброских одеждах и тускло сверкающие рукояти мечей. Рупин искал взглядом Хамрака, надеясь увидеть его ещё издали, но листва искусно скрывала бессмертного.
Гхалхалтары взбирались не торопясь, очевидно, наслаждаясь благоухающей тенью сада. Устав ждать, Рупин направился им навстречу. Увидев лучника, воины приостановились. Герой по обычаю взял колчан и высыпал стрелы на землю в знак того, что не имеет дурных намерений. Так парзийцы встречали самых дорогих гостей. Подивившись, гхалхалтары двинулись вслед за человеком.
В просветах показались белые стены княжеского дворца. Воздух огласился звонким, радостным воем труб и дробью барабанов. Гхалхалтары вышли на площадь перед дворцом и увидели нарядных музыкантов, тучных сановников, облаченных в пышные, сверкающие одежды, и князя, сидящего в маленьком золоченом паланкине. Музыка вихрем вознеслась к небу, смолкла, затем грянула снова, ещё более оглушительно. Навстречу гостям выбежали полунагие, в искрящихся украшениях танцовщицы, звеня браслетами, закружились в неистовом танце. Воины захлопали, закричали, и их крики влились в многоголосый гвалт труб.
Хамрак остановил коня, равнодушно дождался конца представления.
Раскрасневшиеся от пляски танцовщицы отступили назад и скрылись за музыкантами. Тогда бессмертный выехал на середину площади, спешился. Кельзан поднялся и поклонился, не низко, но с подобострастием.
— Благословенен этот день, когда могу я видеть ваше величество в своем доме.
Визирь, стоявший у паланкина, щелкнул пальцами, и две девушки из знатных родов поднесли королю цветы, собранные ими в саду. Некромант принял дар, но ничто не изменилось в его лице — та же презрительная улыбка. Кельзан похолодел: "Неужто вспомнит про Антимагюр?" Но вместо того Хамрак спросил:
— Зачем вы погубили цветы? Они много прекраснее, когда растут. Сорванные, они быстро завянут.
— Таков удел. Все начинает увядать, лишь только рождается.
Бессмертный усмехнулся.
— Конечно, кроме некоторых, высших, — поспешил добавить князь.
— Прикажите раздать цветы танцовщицам, — прервал его король.
— Как вы пожелаете.
Краснея, девушки из знатных родов наблюдали, как наглые танцовщицы украшались их цветами — позор. Сановники зароптали, но Хамрак, не обращая внимания, направился с Кельзаном ко дворцу. Гхалхалтары и вельможи последовали за ним.
Внутри все было готово к празднеству: просторный зал сплошь покрыт мягкими ворсистыми коврами, свисавшие с потолка светильники распространяли сладковатый дурманящий аромат, по стенам расположились несколько десятков чернокожих мальчиков с опахалами. Для Кельзана и Хамрака стояли два приземистых стула с изогнутыми ножками в виде львиных лап.
Гамар с неудовольствием наблюдал, как парзийцы и гхалхалтарские военачальники садятся на ковры и принимаются за подносимую им еду.
— Благословенный воин, почему ты стоишь? — обратился к нему один из людей.
Гамар не ответил, но подозвал слугу и попросил стул. Его просьба вызвала замешательство. Парзийцы зашептались, указывая на своенравного гхалхалтара. Визирь был уже рядом, готовый исправить неловкое положение:
— Рад доставить вам радость, но по обычаю все должны сидеть на полу, лишь только царственные особы имеют стулья.
— Это по вашйему обычаю, а уменья на родинье все едйат за столом. Так что извольте приньестй стул, — не унимался Гамар.
Тогда советник подошел к Хамраку и кивнул на стоящего военачальника. Бессмертный улыбнулся:
— Боюсь, вам придется дать ему стул. В войске его любят.
Поняв намек, князь велел уважить просьбу гостя. Тогда Гамар сел и принялся за еду, с чувством собственного превосходства взирая на расположившихся у его ног людей и гхалхалтаров.
***
Кельзан много говорил, стараясь развлечь бессмертного:
— Вы ловили рыбу в заливе? Нет? Вы многое упустили, ваше величество. Это сходно с нисхождением благодати Вседержителя. Незабываемо!
— Я вообще не люблю охоту.
— Жаль. Времяпрепровождение для воина, дабы глаз не утратил своей зоркости, а рука силы.
— Вам дано не так много времени, чтобы его проводить.
Князь поперхнулся, закашлялся.
— Не волнуйтесь, — некромант улыбнулся. — Это к слову.
— Вы мало едите, ваше величество. Попробуйте вот это блюдо, — предложил отдышавшийся Кельзан.
— Спасибо, мяса не ем.
— Вашими устами глаголет истина. Знахари предупреждают, что оно плохо влияет на желудок. Однако я слабый человек и не в силах отказаться от него.
Кельзан с удовольствием засунул в рот сочный кусок и стал жевать. Хамрак посмотрел на его дородное лицо, измазанные жиром губы и произнес:
— Мне надо поговорить с вами наедине.
Князь кивнул. Они поднялись и вышли, оставив своих подданных наслаждаться трапезой.
***
— Вы больше не поддерживаете связей с Антимагюром?
— Нет. Вседержитель тому свидетель! — Кельзан приложил руку к груди.
— Что ж, вы знаете: я начал строительство двух крепостей на территории вашего княжества.
— Ваше величество, стройте, сколько вам угодно.
— И эти крепости будут принадлежать не вам, а мне, — продолжал Хамрак.
Князь поник, но согласился.
— Признаете ли вы мою власть?
— Она осияна божественным светом.
— В таком случае, согласны ли вы войти в состав моего королевства?
Кельзан опустил глаза. Решение было серьезное.
— Ваше величество, ниспошлите мне несколько дней своего милостивого ожидания. Я должен подумать.
— Я уже три месяца живу в вашей столице. У вас был достаточный срок, чтобы оглядеться и подумать. Отвечайте: да или нет? Войдете ли вы добровольно или принудить вас силой? Как видите, Антимагюр не спешит высылать вам помощь.
— О Вседержитель, какой Антимагюр! С этим покончено.
— Отвечайте же: да или нет?
В комнате воцарилось долгое молчание. Некромант смотрел на сгорбившегося князя. Судьба сотен людей зависела от одного слова. Допустит ли Кельзан кровопролитие? Решение было слишком важным, и бессмертному стало даже чуть жалко князя. Но чему он противился? Ему предлагали войти в состав гхалхалтарского королевства, сильнейшего государства в мире. Хамрак же не собирался ограничивать свободы парзийцев. Кельзан поднял глаза, встретился со спокойным взглядом некроманта, и, словно через силу, выдавил:
— Да. Хорошо. Я повинуюсь вам.
Хамрак кивнул:
— Я знал, что вы благоразумны. А теперь идемте. Вы объявите о своем решении народу.
