Глава первая
Склоны гор, ощерившись островерхими пиками, неохотно отступали перед простором степи. Она тянулась от Жоговенского мыса до княжества Парзи. Вольный ветер, рождавшийся над водами Внутреннего и Внешнего морей, носился над ней, грубо расчесывая поросль травы, взбивая кроны редких деревьев. Стоял май, и было жарко. Мелкие озера, оживавшие зимой, обмелели, и умоляюще глядели мутноватой водой своих глаз в теплое голубое небо. Властное солнце самодовольно усмехалось, и озера умирали. Русла мелких ручейков высохшей змеиной кожей лежали в жесткой траве.
Однако залив-нож по-прежнему хранил силу и, сверкая холодной сталью вод, глубоко врезался в податливое тело Северного континента. Питаясь его щедрой влагой, вокруг клубились ярко-зеленые облака кустарников. К северу они постепенно перерастали в лес, а залив, выдыхаясь и теряя морскую свежесть, превращался в вязкие болота.
В глуши тех топей затерялись сотни крохотных деревенек, похожих на Курлап. Там было не столь жарко и можно было рассчитывать на радушие нейтральных варваров, но болота были непроходимы для крупного войска, и в них роились тучи насекомых, вызывающих страшные болезни. Кроме того для поддержания связи с Южным континентом Хамрак предпочитал не удаляться в глубь материка, но держаться ближе к берегу. Поэтому в том месте, где гхалхалтарская армия подошла к заливу, он был ещё достаточно широк, и перед королем встала проблема переправы.
***
Отряд Гамара подошел к заливу первым и встал, ожидая, пока подтянется остальное войско. Гхалхалтары приблизились к воде и стали пить, так как залив в этом месте уже потерял морскую соленость. Твари наоборот старались держаться подальше от воды и сбивались в огромные скопления на расстоянии от берега.
Месячный переход не сказался на Гамаре: он даже посвежел с того момента, как армия покинула Грохбундерское ущелье. Расправив плечи и привстав в стременах, Гамар подставлял широкую грудь порывам лихого ветра, сурово, по-отечески улыбался, глядя на умывавшихся гхалхалтаров. С ними он покорит весь мир, и тогда настанут светлые времена. Не будет больше войн, ибо люди и все остальные поймут, что лучше жить вместе под властью высшей добродетельной нации. Все будут спокойно работать: низшие и гномы в рудниках, люди в полях, скелеты в академиях, — а гхалхалтары будут управлять и следить, чтобы не возникло несправедливости — главного корня зла. Гамар готов был положить свою жизнь и тысячи других, чтобы когда-нибудь в далеком будущем жилось счастливо. Однако он понимал — это будет нескоро, а теперь надо было захватить княжество Парзи. И Гамар пристально всматривался в противоположный берег, за которым шли такие же пустынные земли, но уже принадлежавшие княжеству. Скорее туда! Чем быстрее они захватят Парзи, тем ближе светозарное будущее.
Гамар чуть свесился с седла, подозвал к себе одного из сотников. Тот подошел, спешно отирая рукавом мокрое лицо. Он виновато улыбнулся, стыдясь своего вида.
— Что угодно вашей милости?
— Вели нескольким солдатам разведать глубину. Может, удастся перейти залив вброд.
Сотник кивнул.
— Возьми с десяток троллей, пусть посмотрят с высоты.
Сотник повернулся, замахал руками, созывая солдат. Часть из них двинулась вдоль берега. Несколько гхалхалтаров взгромоздились на троллей и поднялись в воздух.
Земля, искривившись, подалась на них, развернулась огромным холстом, по которому чьей-то твердой рукой была выведена широкая полоса залива. С высоты были заметны глубокие места, отливавшие синью, и белесое мелководье, словно у художника не хватило на него краски. У берега черными ворсинками кисти копошились солдаты, проводя тонкие белые мазки брызг. Сквозь звенящий свист ветра доносился смутный звук их голосов.
Гхалхалтары на троллях сделали несколько кругов над заливом и стали возвращаться к своим. Ветер, игриво морщивший драпировку воды, стих.
Гамар смотрел на приближавшихся разведчиков из-под руки, щурясь против солнца, и на лице его застыло ожидание.
Тролли приземлились, а их наездники, спрыгнув на землю, указали на залив:
— Есть несколько неглубоких мест, но пройти в брод — вряд ли!
***
Армия подступила к заливу. Прибывшие воины в нерешительности остановились, с завистью взирая на купание гамаровских гхалхалтаров. Гамар, большой начальник, — он мог, не спросясь, отпустить своих солдат, а остальные зависели от Хамрака. Угадывая желание подданных, бессмертный махнул рукой, объявляя привал. Корпуса радостно дрогнули и, ломая строй, рассыпались по берегу.
Хамрак остался в седле. Для воинов вода казалась благом, но через несколько часов, когда начнется переправа, она превратится в опасную преграду. Эта мысль убила в бессмертном радость, и он видел в заливе лишь смерть, а в синеве его глубин — холодную сталь ножа.
Хамрак перевел взгляд на приближавшегося к нему всадника. Гамар подскакал к королю, осадил единорога. Зверь осел на задние ноги, а военачальник, привстав в стременах, прокричал:
— Брода нет!
Бессмертный, ничуть не удивившись, покачал головой:
— Правильно. И не сердись, Гамар, ибо тем самым ты гневаешься на саму природу, а она нисколько не виновата в том, что нам понадобилось начинать войну и переходить залив именно в этом месте.
— Но нам надо преодолеть это препятствие!
Хамрак кивнул, обернулся назад, к гхалхалтарам, распрягавшим коней, которые через все горы от самого Фортейдена тащили на себе катапульты. Животные сильно измотались, бока запали, туго очертив круги ребер. Многие не выдержали дороги, надорвались. Однако их усилия были не напрасны: гхалхалтары сохранили целую батарею отличнейших катапульт. Взгляд бессмертного задержался на их массивных, хорошо слаженных корпусах из крепкого дерева. Хамрак помедлил и решительно произнес:
— Вели разобрать катапульты. Будем делать плоты.
Брови Гамара дернулись вверх. Он с сожалением посмотрел в сторону орудий.
— Жалко. Хороши больно. А если осада? Пригодятся.
— Может быть, но зачем ждать, если они могут пригодиться нам уже сейчас?
Военачальник странно посмотрел на некроманта, усмехнулся:
— Вы не испытываете жалости к вещам?
— Нет, испытываю. Однако ещё большую жалость во мне вызывают живые существа. Разбирай.
Гамар взглянул на залив, на непреклонное лицо короля, на молчаливые катапульты, на солдат и, смирившись, поехал отдавать приказ.
***
Халхидорог вместе со всеми принялся за работу. Он рубил точно, стараясь чтобы в щепках не пропадала драгоценная древесина. Топор врезался как раз рядом с железными зажимами, слегка под углом. Скобы с глухим звоном отскакивали от остова машины, падали в траву. Бережливые солдаты, работавшие рядом, ходили и собирали металлические детали: потом понадобятся для наконечников стрел.
Халхидорог не переживал за катапульты, так как не понимал, зачем они вообще нужны. Если бы даже началась осада, то в первую очередь использовалась бы магия, а не неповоротливые махины. А сколько пало коней, когда орудия тащили через горы! Халхидорог привык к потерям, но ему было жалко Осерту, когда она видела умирающих животных, и становилось стыдно за то, что он не смог увезти её "далеко-далеко" от страданий и войны. Халхидорог оторвался от работы, огляделся вокруг и заметил Осерту. Девушка стояла, прищурившись, чуть склонив голову, и внимательно смотрела на него. Он улыбнулся, и с новой силой обрушился на катапульту. Стальной жабой прыгнул в траву сбитый зажим. Пусть она видит, как он уничтожает орудия убийства. Ей станет легче.
***
Резиденция правителя Парзи размещалась на севере богатого города Кона на берегу Внутреннего моря. Горожане не мешали князю, ибо дворец стоял на густо зазелененной возвышенности далеко от суеты и смрада столицы с её кабаками, рыбными рынками и шумными пристанями. С горы городские постройки казались далекими, а люди, снующие внизу, насекомыми. Князь не задумывался об их жизни, которая текла в стороне от него. Он редко спускался из своей резиденции, ибо очень любил раскинувшиеся на возвышенности сады, нежное щебетание птиц и сам дворец, длинный, не имеющий четких линий, со множеством изогнутых террас и кривых карнизов, которые придавали ему вид слоеного облака.
Армии в Парзи не было. Единственной силой, на которую полагался князь и благодаря которой в княжестве поддерживался порядок, были герои. Их было мало, всего около четырех десятков, но каждый из них мог похвастаться каким-нибудь выдающимся подвигом: кто победил пещерного тролля, а кто разбил отряд в десять кочевников, нагрянувших с севера. Обычно герои только тем и занимались, что хвастались и усмиряли разошедшихся хмельных матросов. В мирное время работы у них больше не было.
Однако в середине мая в Кону прилетела весть о том, что армия, возглавляемая Хамраком, перешла залив, и стало ясно, что скоро дел у героев станет невпроворот. Измаявшись от скуки, они даже обрадовались, принялись начищать боевое снаряжение и оспаривать, кто привезет князю голову гхалхалтарского короля.
— Ему же дарована жизнь без смерти, — урезонивали их расчетливые купцы.
— Вседержитель ещё не свел его с нами. Мы одолеем любого, кто ходит под небом, а будет нужда и смертного так защитим, что бессмертным станет, — гоготали в ответ герои.
— Время рассудит, — не сдавались купцы.
***
Герой Байдан отправился на битву с "воинством Тьмы" не один. За ним последовали трое: колдун Тулб, лучник Рупин и воительница Китара. Байдан, как самый опытный и сильный, считался за главного и гордо шел впереди.
День клонился к концу, и золотистое сияние потонувшего за горизонтом солнца мягко отсвечивало в сумерках. Переход измотал хилого и тщедушного колдуна Тулба, и он еле-еле переставлял ноги. Видя это, идущий рядом с ним лучник Рупин тихонько, чтобы не услышал Байдан, подшучивал:
— Какой из тебя боец, если ноги твои еле ступают. Плетешься — противно глазу. Отвык от походов. Во дворце у князя предавался невоздержанности вот и распустил брюхо.
Рупин беззвучно смеялся, толкая колдуна в сгорбленную спину. Тулб отмахивался, что-то недовольно бормотал и брел дальше.
Наблюдавшая за ними Китара наконец не выдержала:
— Рупин, тебе даровано святое звание героя. Твой удел помогать, а не оскорблять.
Лучник фыркнул, показал воительнице язык. Байдан резко обернулся и, заметив гримасу, грозно прикрикнул:
— Смотри у меня! Ты, право, Рупин, как на праздник идешь.
— Для героя война — праздник.
— Небо наградило тебя острым языком, — не сдержалась Китара.
Байдан раздосадовано отвернулся.
Впрочем, Рупин до самого привала больше не подначивал колдуна, и они двигались молча. Постанывала под ногами иссушенная дорожная земля.
***
Крича и путаясь друг у друга под ногами, жители деревни выбежали на бамбуковые настилы. Оттуда была хорошо видна белесая, песчаная полоса берега, уходящая в скрытую знойной пеленой даль. В дрожащем мареве различалась ещё одна полоса — темная, идущая вдоль линии берега. Люди галдели, указывали на нее. Она медленно приближалась, рассыпаясь на большие отрезки — корпуса и на маленькие точки — воинов.
Опомнившись, загорелый старик с ожерельем из акульих клыков закричал:
— К оружию!
Несколько жителей кинулись от настилов к хижинам. Большинство осталось стоять, понимая, что сопротивление бесполезно.
Заполонив собой все пространство горизонта, отступая лишь перед морем, армия грозным валом катилась на деревню.
***
Хамрак, прищурив глаза, смотрел на очертания бамбуковых построек и фигуры людей на выступающих в море настилах. Они, должно быть, были страшно напуганы. Немудрено. Однако, пока он у власти, он не допустит бессмысленных убийств. Некромант подозвал адъютанта, приказывая остановить армию.
Растянувшаяся во весь фронт громада отреагировала не сразу, и несколько корпусов ещё прокатились вперед, но, заметив поведение остальных, замерли. Сотня отбившихся тварей нарушила ровное гхалхалтарское построение, беспомощно заметалась перед войском. Улыбка бессмертного поблекла. Он никак не мог научить низших боевому порядку.
Хамрак повернулся к адъютанту:
— Позови Халхидорога.
— Слушаюсь, — гхалхалтар подстегнул коня, спеша выполнить поручение.
Некромант проследил за его удаляющейся фигурой.
Армия стояла. В общей тишине отчетливо слышалось фырканье лошадей, отдельные разговоры и смех. Воины указывали на сгрудившихся на настилах людей. Хамрак сочувственно улыбнулся: гхалхалтары ещё не научились не радоваться при виде страха и горя других. А ведь каждый из зубоскалов мог оказаться в положении тех, над кем они сейчас смеялись. Только неизвестно, пощадят ли их тогда люди. Бессмертный перевел взгляд на двух всадников, приближавшихся к нему. Адъютант ехал, припадая к шее скакуна, торопясь. Халхидорог, как командир корпуса, не спешил, гарцевал. Он ловил на себе тысячи взоров, но старался делать вид, что не замечает этого, а потому показательно отворачивал голову от глядящих на него солдат. Подъехав к королю, Халхидорог натянул поводья, и конь послушно остановился.
— Что угодно вашему величеству?
— Возьми свой отряд и ступай в деревню. Собери побольше продовольствия. Оно нам очень нужно. А мы двинемся далее — к Коне. После нагонишь.
Халхидорог кивнул, немного подождал на случай, если возникнут ещё какие-нибудь указания, но король больше не сказал ни слова, и военачальник натянул поводья, готовясь вернуться к своему отряду. Хамрак вдруг потянулся вперед, словно хотел окликнуть ученика, но передумал: "Пусть сам решает с деревней, как хочет. Это будет ему проверкой. Судьба деревни будет лежать на его совести".
***
Осерта напряженно всматривалась в изогнувшийся и сломавшийся строй. Озлобленно шурша, он подался от берега. В общем движении войска резко обозначилась небольшая часть солдат, оставшихся стоять на месте — сотня гхалхалтаров и двести тварей. И в их числе был Халхидорог. Он вертел головой, соотнося свои скромные силы с удаляющейся армией. Постепенно она погружалась в желтоватую дымку и таяла в ней, сливаясь в одну черную полосу.
Видя, что их покинули, Осерта в тревоге обратилась к Халхидорогу:
— Что такое?
Он указал рукой на деревню:
— Сейчас нам туда. Король полагает, что, разделившись, мы займем княжество быстрее. Трогай!
Услышав команду, корпус двинулся с места.
— Но почему он выбрал для этого именно тебя?
— Не знаю. Впрочем, я не должен задавать вопросов. Мое дело повиноваться. Если, конечно, это не противоречит моим обещаниям, данным тебе, — поспешил добавить Халхидорог. — Задача только занять деревню и взять у жителей немного продовольствия. Это ведь не преступно?
Осерта кивнула, но не успокоилась:
— И все-таки, почему именно ты? Это опасно?
— Отчего же? Или ты думаешь, что горстка перепуганных дикарей сможет противостоять нам?
— Нет, конечно, нет. Но вдруг за ними кто-то есть…
Халхидорог поднял глаза, прищурился, словно видел девушку впервые.
— Ты хочешь сказать, что Хамрак заманил наш корпус в ловушку? Что он предал нас? — наконец спросил он.
— Я ничего не хочу сказать. Я просто волнуюсь.
Халхидорог вдруг вспомнил, что, когда покидал от короля, тот как будто хотел о чем-то предупредить, но смолчал. Предательство? Нет, бессмертный был не способен на такое. Халхидорог был почти уверен, что для победы в войне некромант пожертвовал бы и им, и его корпусом, и ещё тысячами жизней, но, посылая их на смерть, он обязательно сказал бы им об этом. В том-то и заключался его хваленый гуманизм: он не оберегал смертных от несчастий, но предупреждал об опасности, предоставляя им самим искать выход.
— Нет, Хамрак не предаст. Он не может. Все будет хорошо, — изрек Халхидорог.
— Я не сомневаюсь, — поддержала его Осерта, которая была уже не рада, что поделилась своими опасениями.
***
Люди на настилах заволновались. Кто-то спрыгнул в лодку, колебавшуюся на волнах, попытался отплыть, но его перехватили свои же и с силой выдернули наверх: нехай тоже пропадает.
Гхалхалтары подошли ближе, и Халхидорог уже собирался начать переговоры, как вдруг с тонким жужжанием из окна крайней хижины вырвалась стрела. Она взрыхлила землю у самых ног коня, и прошедший через многие схватки скакун все же осел от неожиданности, попятился назад. Гнев, вскипевший в груди, уже раскрыл Халхидорогу рот, но гхалхалтар вовремя вспомнил об обещании, данном Осерте, и неожиданно воскликнул:
— Нет зла! Нет зла!
В ответ на это несколько человек сорвались с настилов, кинулись в хижину, откуда стреляли. Другие, тыча пальцами, удивленно изучали людскую девушку на белой кобылице рядом с начальником гхалхалтаров.
С криками жители вывели из хижины старика с ожерельем из акульих клыков на шее. Он упирался и ругался, называя схвативших его предателями. Не обращая внимания, "предатели" подвели его к Халхидорогу и заговорили наперебой. За время похода гхалхалтар успел чуть-чуть обучиться у Осерты людскому языку, но его скудных знаний не хватало: бойкая речь парзийцев слилась в неясный гомон. Потеряв надежду добраться до смысла слов, Халхидорог обратился к девушке:
— Что они говорят?
— Что не хотят зла, и что выстрел — не их вина. Старик выжил из ума.
Неудачливый стрелок бесновался, рвался из облепивших его рук и брыкался. Ожерелье на его груди оборвалось, и акульи клыки рассыпались по песку. Халхидорог ухмыльнулся: "Люди явно желают выгородить свои шкуры жизнью несчастного полоумного деда". Вслух же он сказал:
— Передай им, что мы не будем никого трогать, если они разместят нас на несколько дней и обеспечат продовольствием на месяц вперед.
Осерта перевела. Люди смолкли, и даже старик перестал сопротивляться, резко обессилев и обвиснув на руках державших его парзийцев. Очевидно, требования гхалхалтарского начальника показались людям не столь страшными. Вздох облегчения пронесся над настилами.
— Добродетельнейший, что прикажешь делать с этим? — спросил один из жителей, ткнув в старика.
Тот вновь оживился, зыркнул по лицам гхалхалтаров, ища в них снисхождения. Халхидорог примирительно махнул рукой:
— Отпустите.
Парзийцы стали расходиться по домам. Вслед за ними последовали нежданные гости. Низшие, которым не хватило места в деревне, расположились на настилах и на теплой, пригретой солнцем песчаной полосе.
***
Небольшой отряд Байдана был в пути уже несколько дней, и плодородные пригороды столицы остались позади. Степь тянулась насколько хватало глаз. Байдан приостановился, щурясь, вгляделся в линию горизонта. Она была размыта в желтоватом мареве, словно краска потекла с вылинявшего в жару неба на разгоряченную землю.
— Так когда Вседержитель пошлет нам встречу с неприятелем? — ехидно поинтересовался лучник Рупин.
— Думаю, скоро.
— Не разминуться бы, — вставила Китара. — Нас ведь могут обойти.
— В твоих устах сама мудрость, — наигранно восхитился Рупин. — Гхалхалтары боятся наших клинков как огня. Им лучше протащиться лишний день под иссушающим солнцем, чем встретиться с нами!
— Эх, чтоб Вседержитель выдрал твой скорый на пустые слова язык, — рыкнул Байдан.
Рупин усмехнулся, но замолчал. Предводитель отряда отер пот со лба и упорно двинулся вперед. Китара, не желая отставать от него, поспешила следом. Выдохнувшийся колдун и лучник потащились сзади. Рупин не мог долго молчать, а потому через минуту, подмигнув, уже обернулся к Тулбу:
— А Китара хороша.
Колдун удивленно оторвал глаза от земли, наткнулся взглядом на стройную, подтянутую фигуру воительницы впереди.
— Стан её походит на кипарис. Сзади она прекрасна, — полусерьезно продолжал лучник.
— Потому ты и плетешься со мной в хвосте?
— Ха, может и потому, — засмеялся Рупин. — А ты поистине умен, Тулб!
Китара недовольно обернулась:
— Что изрекают твои пустые уста?
— Ступай, ступай, — отмахнулся Рупин. — Не твое дело, женщина.
***
Посреди степи одинокий странник был хорошо заметен. Это был старик в вылинявшей на солнце, расстегнутой рубахе. Через грудь его была перетянута веревка, на которой сзади болтался бурдюк, очевидно, с водой. Старик нисколько не испугался воинственных героев, и, вместо того чтобы свернуть, двинулся прямо навстречу.
— Как тебе имя? — Выкрикнул Байдан.
Белая улыбка разрезала черное лицо старика. Герою показалось это странным: "Чего он зубоскалит?"
— Откуда ты родом? — более воинственно повторил предводитель.
— Род мой исчез, как увядает трава в засуху. Я остался один.
— Куда держишь путь, оставшийся единственным в роду?
— На восток — от хамраковцев.
— А где привелось тебе жить до того, оставшийся единственным?
— Э, добрые воины, дома у меня нет. Я собрался и пошел. Вот все мое богатство, — старик потряс забулькавшим бурдюком.
— Невелико, — подал голос Рупин.
— Затвори свои уста, — оборвал его Байдан. — Ты, старый человек, скажи, знаешь ли, где гхалхалтары?
— О, то открыто лишь светлым очам Вседержителя. А что вам до хамраковцев?
— Бить идем, — погрозился Рупин.
— Э, мала сила ваша, как прутик против речного потока, — покачал головой старик.
— Сила не в числе, а в мастерстве.
— Добрые люди, вам мой совет: поверните, ибо разобьются умелые клинки ваши о воинство Хамрака. Более того, доходили до слуха моего вести, что есть промеж хамраковцев и такие, что каждый сотни стоит.
— Сотни червяков, — усмехнулся Рупин. — Я слышал, у них все войско из червяков неразумных и надо лишь Хамрака убить, чтоб колдовские чары рассеялись и войско по сторонам света расползлось.
— Как же вы надеетесь умертвить Хамрака, если он обрел бессмертие?
— А что, не слышал ли ты, старый человек, слов каких таинственных о зелье колдовском, посохе или мече, которым можно бессмертные чары разрушить? — поинтересовался до того молчавший Тулб.
— Нет. Пока непобедим Хамрак и несокрушимо его неисчислимое воинство. Один гоблин в нашем поселении изрекал такие слова: что однажды отсекли Хамраку голову, а она на тоже место возвернулась.
— Это суждено нам испробовать, — Рупин погладил рукоять кинжала.
— Испробуйте, и да сопутствует вам удача, — кивнул старик.
— Пусть она пребудет и с тобой, оставшийся единственным в роду.
Они разошлись в разные стороны: старик — на восток, к ещё находящейся в безопасности столице; герои — на запад, к заливу, где "ожидала их славная победа над несметным воинством Бессмертного Хамрака, Мага Ночи".
***
Халхидорог сидел на циновке, поджав ноги под себя. Солнечные лучи пробивались сквозь щели хижины, и золотыми полосками рассыпались по полу. На другой половине дома за занавеской гремела котелками хозяйка — немолодая парзийка. Осерта, бывшая кухарка, старалась помогать ей по работе, но Халхидорог был против: негоже невесте начальника корпуса возиться на кухне.
Он поднял голову и, стряхнув со лба длинную прядь, посмотрел на девушку.
— Ну вот, а ты боялась, что жители не примут нас.
— Я не боялась. Люди не злы. Если относиться к ним по-доброму, они станут друзьями. Ты не казнил старика, стрелявшего в тебя, никого не ограбил, а потому они сами согласились стать подданными короля. Сила в доброте.
— Странно, ты рассуждаешь, как мой учитель Хамрак.
Осерта села рядом с Халхидорогом.
— Расскажи мне про Хамрака. Я видела его, но никогда не разговаривала. А ведь ты его хорошо знаешь. Какой он на самом деле?
Халхидорог задумался и ответил не сразу:
— Ты задала очень сложный вопрос. Нельзя точно охарактеризовать обычного смертного, а Хамрак — бессмертный, и его натура во много раз сложнее и запутаннее. Многие его любят, боготворят, слушаются и видят в нем спасителя. Другие ненавидят его, считая, что он посланник Зла. Хамрак проповедует торжество жизни над смертью, и, когда я его слушаю, мне кажется, что он чистый, светлый пророк. Однако он вместе с тем король, и не просто король, а тот, кто начал Великую Войну.
— Но может он невиновен?
— Ты хочешь сказать, что, возможно, он не хотел войны?
— Да.
— Я бы поверил в то, если бы Хамрак был простым смертным, но он — некромант — повелитель душ. Ему подвластно все. И если его воля одолела смерть, то почему она не смогла повергнуть в ничто прихоть Гамара и горстки его сторонников?
— Горстки? — Осерта пытливо вгляделась в Халхидорога.
Он встретил её внимательный взгляд и вдруг смутился.
— Признайся, когда начиналась война, ты был рад тому. Ты видел в ней возможность проявить себя, применить все, чему обучился за долгие годы в училище воителей?
Гхалхалтар улыбнулся:
— А ведь ты права! Так оно и было. Но теперь это позади, и сейчас я мечтаю только об одном: чтобы все кончилось и чтобы мы поселились вдвоем на каком-нибудь зеленом острове во Внутреннем море.
— Или в Виландоре.
— Нет, в Виландоре холодно.
— Я согрею тебя, — Осерта прижалась к Халхидорогу.
Он вдруг вспомнил Лукавого и его рассуждения про девушек и теплые плащи. Это воспоминание перенесло Халхидорога в далекое Грохбундерское ущелье.
— Отчего ты молчишь, — Осерта взглянула на гхалхалтара.
— Просто задумался. Помнишь, как мы с тобой гуляли по равнине, а попадавшиеся солдаты смотрели и завидовали нам?
— Помню. Они, кажется, и сейчас завидуют нам.
— Пусть, ведь, пока мы вместе, нам ничего не страшно и все будет хорошо.
— Я знаю, ибо люди, и гхалхалтары, и даже твари не злы, если относиться к ним с добром.
***
Герои расположились на ночлег в одной из деревенек, затерянных в степи. Открытая всем ветрам, она казалась одинокой и жалкой. Испуганные жители, узнав в воинах своих защитников, приняли их радушно, отвели одну хижину, хорошо накормили: зачем жалеть еду, если придут хамраковцы и отберут все?
Повеселевший от хорошей трапезы Рупин бойко разглагольствовал:
— Я видел — страх просочился в ваши души. Герой не должен бояться.
Гхалхалтары слабы и ничтожны, и вы убедились в справедливости моих слов сегодня, когда умертвили десяток из них.
— Уйми свою неразумную радость. Сегодня наши клинки испили кровь тварей, но не гхалхалтаров, — возразил Байдан.
— Какая разница? Твари, гхалхалтары — все они порождения тьмы.
— Это так, равно как ты и простой пастух являетесь порождениями света, — согласился Байдан. — Только ответь на такой вопрос: кто лучше владеет оружием ты или человек, который всю свою жизнь пас скот?
— В бою я стою ровно столько пастухов, сколько есть стрел в моем колчане, — гордо произнес лучник.
— Да. Равно и гхалхалтар стоит столько тварей, сколько волос у него на голове.
— А коли гхалхалтар лыс?
— Я говорю серьезно, — повысил голос Байдан.
— Вам осталось только скрестить клинки. Ваши языки скоро доведут вас до этого, — вмешалась Китара.
Байдан, как предводитель отряда, сдержано замолчал, Рупин тоже отступил, посчитав спор выигранным и ища новую тему для разговора.
— Лучше бы вы направили умы ваши на размышления о дне завтрашнем, — продолжала воительница.
— День, как день.
— У тебя, Рупин, все легко, как будто мы идем разнимать матросов, замутивших разум свой вином. Подумай, мы же можем завтра столкнуться с гхалхалтарами. А у тебя "день, как день".
— Видно, Вседержитель благоволит ко мне.
Китара ничего не ответила, но метнула на лучника испепеляющий взгляд.
— Гхалхалтары разбросались отрядами по степи, — заговорил неожиданно Байдан. — Сегодня встретились мы с отбившимися от войска тварями. Основные силы должны быть неподалеку. Ночью нет от них опасности. Не зная окрестностей, они не станут двигаться по темноте.
— Как будто ты хорошо знаешь степь, — фыркнул Рупин.
— Не перебивай, — назидательно проговорила Китара.
— Сама правота глаголит твоими устами. Мои уши не приемлют подобных обращений, — лучник поднялся и двинулся к койке.
Байдан посмотрел на него и резонно сказал:
— Завтра рано вставать. Надо будет выйти до того, как покажется над степью солнце и Хамрак нагрянет в деревню. Поэтому последуем единственному за сегодняшний день разумному поступку Рупина и ляжем спать.
— Спать, значит, спать, — молчаливый Тулб безропотно улегся на лавке.
— Пойду затворю дверь, — отозвалась Китара. — Вседержитель всемогущ, но лучше приготовиться к худшему.
***
Днем молчаливая, степь ожила к ночи. Шелест иссушенной горячим солнцем травы, стрекот насекомых просачивались сквозь тонкие стены хижины. Басовито рокотал храп Байдана.
Китара лежала, думая о предстоящем дне. Через несколько часов они двинутся в путь и встретятся с воинством Хамрака. Задача их не из легких: убить бессмертного некроманта. Воительница была уверена, что, оставшись без предводителя, гхалхалтары разбегутся или, по крайней мере, отступят. Ведь именно в Хамраке, Маге Ночи, заключено главное зло…
Китара услышала шорох, словно какое-то насекомое вдруг застрекотало не снаружи, а в доме. Звук затих. И повторился снова. Теперь воительница различила в нем осторожные шаги. Рука потянулась к кинжалу, и в это время Китара увидела выросшую над ней фигуру.
— Рупин?
В темноте блеснули глаза стоящего.
— Тише, — лучник сел в ногах воительницы.
Она поднялась.
— Что ты здесь делаешь? Почему не спишь?
— Такой же вопрос могу я задать и тебе.
— Бессовестный!
— Тише. Своими криками ты можешь вырвать остальных из сладких объятий целительного сна. А бедному Тулбу так нужен отдых.
— Хорошо, — Китара смягчила голос. — Что тебе нужно?
— Я запомнил, как заколола ты сегодня тварь. Твои движения понравились мне. Ты сражалась умело.
— Благодарю. Этому умению я посвятила всю жизнь. Это все?
— Нет. Ответь, разве никогда не хотелось тебе оказаться в объятиях мужчины? — Рупин приблизился к воительнице.
— Осторожнее.
В темноте мертвенной синевой сверкнуло лезвие кинжала.
— Придержи свой сквернословный язык, если не хочешь оказаться на месте той твари, — Китара повела клинком у самого горла лучника.
— Ты идеальная женщина! Ты всегда так горяча ночью?
— Смотри, не обожгись.
— Но-но, я ведь герой — меня кинжалом не запугаешь.
Китара в нерешительности посмотрела на улыбающегося Рупина, который и не думал отстраняться. За стеной шелестела на ветру трава и стрекотали насекомые. Его рука мягко, но властно обхватила её кисть, и пальцы безвольно разжались. Кинжал упал на пол, и его отзвон ещё не успел затихнуть, как раздался кашель. Тулб беспокойно заворочался во сне, закашлялся.
— Ступай, завтра предстоит сложное дело. Надо восстановить силы, а не успеет черепаха обползти вокруг этого дома, наступит рассвет.
Досадуя на некстати напомнившего о себе колдуна, Рупин медленно поднялся:
— А после "сложного дела"?
— После поговорим, — Китара подняла и спрятала кинжал. — Ложись, а то расскажу Байдану.
— Герою не престало жаловаться, — беззвучно засмеялся лучник, удаляясь.
В хижине вновь стало тихо, только шелестела за стеной трава и стрекотали насекомые.
***
Было рано, и солнце ещё не встало. За ночь земля успела беззаботно растратить накопленное днем тепло, и даже в доме было нежарко. Халхидорог вытянул рубашку из вороха одежды, накинул её на плечи. Ткань была сыроватой, и по коже пробежал зыбкий холодок. Застегнувшись и заправившись, Халхидорог надел поверх кожаную куртку со стальными пластинами. Ею он заменил золотую кирасу, которая в Парзи была неудобна, так как быстро накалялась.
Одевшись, Халхидорог взглянул на спящую Осерту, улыбнулся и, стараясь не шуметь, вышел. Покрывало предрассветных сумерек лежало на земле, слабо колыхалось на воде. Ветра не было — день обещал быть жарким. Однако, несмотря на это, надо было выступать. Провизию они собрали, солдаты получили небольшую передышку, а войско Хамрака продолжало вгрызаться в сердцевину парзийского княжества и удаляться все дальше. Уходить было решено до восхода солнца, чтобы к полудню сделать уже большой переход и иметь возможность не идти по самой жаре.
Халхидорог прошел к настилам, где расположились несколько стражников-гхалхалтаров. Они обернулись навстречу предводителю, приподнялись.
— Будите своих. Через час чтобы все были в сборе.
Солдаты кивнули и разошлись по деревне. Халхидорог некоторое время ещё постоял перед большим, ласковым морем, бившимся об опоры настилов. Там, далеко-далеко за водной пустыней, лежит Южный континент, где нет войны и все хорошо…
Гхалхалтар отвернулся, направился назад к хижине, но потом изменил решение и побрел на площадь: "Сначала построю корпус, а уж потом разбужу Осерту. Пусть поспит, все равно ничего интересного она не пропустит".
***
Отряд встал рано. Жители ещё спали, и герои покинули деревню, не прощаясь. Китара хотела было оставить им в подарок свой кинжал, но потом решила, что, если его найдут гхалхалтары, это принесет только вред, и не стала.
Байдан как всегда был во главе, но теперь шел медленно, прислушиваясь, словно надеясь услышать в тишине успокоившейся под утро степи и в покое дремавшего неба размеренную поступь хамраковской армии. Не выдержав молчания, Рупин попытался заговорить, но Китара тут же зашипела на него, и он без спора смолк.
Они прошли несколько ледов, пока не очутились перед большим холмом, одиноко высящимся посреди степи. Герои приостановились: быть может, за ним ждут их полчища гхалхалтаров. Действовать надо было очень осторожно, и Байдан сказал:
— Я схожу и проверю окрестности.
— Нет, ты главный меж нами. Тебе нельзя, — вмешалась Китара. — Я сделаю это за тебя.
— Подожди. Я не пущу тебя одну, — запротестовал Рупин.
— Пойдем все вместе, — мрачно вздохнул Тулб.
Он был уверен, что они совершают роковую ошибку, сгрудившись вместе как стадо баранов, но вслух ничего не сказал, ибо боялся заразить остальных своим пессимизмом.
Отряд двинулся к холму, стараясь как можно быстрее добраться до вершины. Достигнув её, герои пригнулись и жадно впились взглядами в горизонт, где дрожало нехарактерное для раннего утра рыжеватое марево. Байдан хорошо знал — это войско. Однако оно было далеко, и оставалось ещё время собраться с мыслями.
— Что предлагает разум ваш? — спросил предводитель, как вдруг Китара оборвала его:
— Тсс.
Все взглянули туда, куда указывала вытянутая рука воительницы. Недалеко от холма сидел гхалхалтар в белом плаще. Лицо его было старым, изборожденным морщинами, и глубокими провалами зияли под высоким бледно-серым лбом закрытые глаза.
— Тихо, с этим я разберусь, — уверено кивнул Байдан и, согнувшись, стал спускаться.
Оставшиеся на холме видели, как он достал меч, но повернул его так, чтобы ударить плашмя и не убить старика сразу. Расстояние между героем и гхалхалтаром сокращалось.
Байдан лег и пополз. Герой напряженно следил за застывшим, словно неживым лицом гхалхалтара в сетке жухлой травы. Она предательски хрустела, но сидящий, казалось, не слышал, ибо не шевелился и даже не раскрывал глаз. Байдан сделал крюк так, что оказался позади противника. Выждав время, он приподнялся, сосредоточившись на худой спине старика.
На холме заметили, как появился из травы Байдан и метнулся, на мгновение закрыв и героя, и гхалхалтара, белый плащ. Когда же завеса спала, Байдана уже не было, а старик стоял и глядел прямо на Китару, Рупина и Тулба. В руке у него был длинный кривой нож.
***
В Коне было по-прежнему спокойно, лишь только на холме, где в пышной шевелюре вечнозеленых садов запутался княжеский дворец, царило легкое волнение. Об обороне столицы не могло идти и речи. Князь надеялся на героев, отправленных навстречу неприятелю, но от них не приходило никаких вестей, а гхалхалтары занимали все новые и новые земли. Правитель Парзи Кельзан, ранее поддерживавший Антимагюр, боялся гнева Хамрака и лихорадочно искал удачного объяснения своей неразумной политики.
Народ ждал завоевателей с тупым равнодушием. Ему было решительно все равно, что будет с правителем и кто возьмет власть. Впрочем, вторжение гхалхалтаров оказалось даже выгодным: ранее лишенные работы герои праздно шатались по улицам и частенько били жителей, попадавших под горячую руку; теперь же все воины были стянуты во дворец и город остался без их назойливой опеки. Народ гулял свободно, без опаски, не обращая внимания на князя, затаившегося на холме, а осмелевшие карманники и сомнительные личности, до того скрывавшиеся в портовых кабаках и глухих бедняцких трущобах, только подливали масла в огонь. Поползли слухи:
— Не успеет солнце совершить три полных оборота, как гхалхалтары вступят в Кону.
— Скоро голова князя отделится от плеч.
— Нет, Кельзан хитер — выкрутится.
— Как укажет божественный жребий…
***
Гамар был рад: воитель Дрод, по своему обыкновению часто отделявшийся от войска, натолкнулся на отряд героев и, убив одного, двоих взял в плен. Четвертому, правда, удалось бежать, но это было неважно. Побродит по степи и устанет от жары.
Гамар поздравил Дрода. Воитель кивнул и ушел отмаливать грех убийства и благодарить Бога за дарованную победу, оставив начальника с пленными. Тогда Гамар внимательно оглядел приведенных: мужчину и женщину. Он — долговязый, поджарый, с загорелым лицом. Она — смуглая, коротко стриженная, не красивая, но стройная и привлекающая здоровой, живой силой. Губы её кривились, собирая вокруг тонкие морщинки, и, несмотря на то, что женщина держалась прямее своего спутника, гхалхалтар понял, что ей гораздо труднее. Еще несколько часов назад она чувствовала себя способной поворотить вспять огромное войско, а теперь стояла, связанная магическими клейкими нитями. Как стыдно и досадно! Гамар самодовольно улыбнулся:
— Ну что, отвойэвальись? А как нехорошо встречать гостьей с оружийем.
— Вы не гости, вы — посланцы зла! — воскликнула женщина.
Мужчина осторожно потянул её за руку, но она не остановилась:
— Я всегда исправно выполняла свой долг. Мое оружие испило много крови и знало много побед. Но вот я в плену. А коли герой попался, то ему остается лишь достойно умереть. Молю вас, не томите. Моя душа жаждет встречи с Вседержителем.
— Убийть мы всегда успьейем. Если б хотьели, так вас бы Дорд уже порьешил. Он ведь очень хорошо управляйется с кинжалом, — Гамар явно забавлялся, глядя, какую боль причиняют женщине его слова. — Вы лучше расскажитье, зачем шльи, на что надейялись. Неужели думали армию одолйеть?
Китара пристыжено опустила глаза. Видя, что пока убивать их не собираются, Рупин осмелел:
— Мы считали, что Хамрак у вас главный…
— Правильно считали.
— Если бы нам посчастливилось убить его удалось, тогда и победили бы войско.
— Убийть? — Гамар удивился и обернулся к гхалхалтарам, стоявшим у него за спиной. — Вы слышали? Убить Хамрака! Хороша шутка!
Гхалхалтары засмеялись.
Рупин смутился и, не в силах что-нибудь сказать, отступил.
Гамар смягчился. В каменных складках его серых губ задрожала усмешка. Ему вдруг захотелось показать этим людишкам насколько сильно они заблуждаются, вывести их на истинный путь, чтобы увидели, как высоки гхалхалтары, насколько они разумнее всех остальных, насколько велик их предводитель.
— А знайетье, вам надо пообщаться с самим королем. Интерйесно, что он скажет о вашей идее. Да, очьень занятно. Я велю перйедать ему о вас.
***
Рупин и Китара были оставлены под надзором шести гхалхалтаров. Памятуя о том, что они все-таки герои, освободить их от магических пут Гамар не решился. Заметив, что охранники не понимают их языка, лучник устало произнес:
— Как он сказал? Отвоевались?
— Да, — вздохнула Китара. — И надо же, — она бессильно собрала руку в кулак. — Так глупо. Наткнулись на того, с кем, быть может, одним нам не стоило встречаться. Слабенький, хиленький, старичок — подлец, обманщик!
Рупин заметил, как задрожал у воительницы подбородок.
— Не надо. Не дай рассудку своему помутиться. Лучше возблагодари
Вседержителя за то, что нас не убили сразу. Может выживем.
— Лучше б убили. О Владыка! Ты ничего не понимаешь. Ты безответственный, тебе все равно, а я старалась всегда быть впереди. Я разбила четыре отряда свирепых кочевников, победила двух великанов, тролля и вот… от какого-то старикашки. Я понимаю, если бы то был дракон, а то… — она склонилась, пряча лицо. — И Байдан. Я ведь знала его с того дня, как появилась на свет. Мы вместе исходили все княжество. Он всегда был для меня образцом. Я преклонялась перед ним… А старик!
Плечи Китары затряслись. Рупин вздохнул: теперь ему, которому "все равно" и который всегда считался "безответственным", придется успокаивать её.
— Подумай о том, что говорить перед Хамраком. Если мы будем разумны, он может даровать нам жизнь.
— Зачем она мне! — Китара подняла озлобленное, мокрое от слез лицо, но, заметив снисходительно улыбающихся охранников, сдержалась.
— Если тебе не нужна жизнь, то подумай хотя бы о моей судьбе. Я ещё не хочу отправляться к Вседержителю.
Воительница задумалась.
— Да, ты прав… Нельзя сдаваться.
— Интересно, каков лик Хамрака? — не давая ей опомниться, мечтательно продолжил Рупин.
— Не знаю. Не все ли равно?
— Нет. Внешность многое значит. Вдруг он лопоух, мал, с выпученными глазами, мельтешит, бегает и постоянно дергается, как схваченный за хвост варан? Ему больше тысячи лет, а за такой срок всякое случится.
Китара невольно улыбнулась:
— Нет, думаю, он сухой, высокий, а глаза у него запавшие. И сам он не ходит, а сидит на месте. Дергаться будем мы.
***
Хамрак, сухой и высокий, сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел холодно, но беззлобно. Вошедшие пленники потупились: они ещё не привыкли к виду гхалхалтаров и им было неприятно глядеть в серое лицо короля и его запавшие, с белыми зрачками глаза.
Ни слова не говоря, бессмертный подпер рукой подбородок, длинными пальцами стал перебирать тонкие нити серебристой бороды. Прошло некоторое время. Смятение пленников росло, и это не могло укрыться от некроманта. Однако он продолжал молчать. Женщина пошевелилась. Мужчина осторожно кашлянул. Но кашель затих, и гнетущая тишина навалилась с ещё большей силой. Проползла минута, затем другая. Хамрак знал, что стоящим перед ним людям эти минуты казались вечностью. Каков будет приговор? Нет, на этот раз Смерть проиграет. Бессмертный улыбнулся. Сейчас он возьмет реванш.
— Я слышал, вы собирались убить меня?
— Да, — мрачно, как будто раскаиваясь, кивнул Рупин.
— Жаль, что нам это не удалось! — пробормотала Китара.
— Что ты сказала? Я плохо расслышал.
— Извините, ваше величество, она ещё не пришла в себя. Дело в том, что гхалхалтар ненароком убил её друга, боевого товарища.
— Жалею. Трудно терять друзей, не правда ли? — Улыбка некроманта стала сочувственной. — Но надо радоваться, что вы, а не ваш друг, остались в живых.
— Сейчас я хочу разделить участь Байдана.
— Погибнуть? — Хамрак с интересом посмотрел на Китару. — Это, право, неразумно. Смерть и без того сильна. Она всегда возьмет свое, так зачем же торопить ее? Неужели вы настолько слабы, что у вас не хватает сил жить? По-вашему, легче умереть, не так ли? И в этом — ваша основная ошибка. А я, например, не в силах отдать себя в руки смерти, а потому меня невозможно убить, и вы зря пришли сюда. Вы можете заколоть меня, но это ничего не изменит, ибо во мне слишком сильна воля к жизни, и она обратит саму смерть в новую жизнь.
Пленные молча слушали короля, и он чуть насмешливо продолжал:
— Мне жаль вас. Вы претерпели столько мучений и лишений. Вы потеряли друзей, и все впустую. А главное, это было ясно с самого начала. Разве может быть что-нибудь печальнее и смешнее? Объясните, зачем вам вообще потребовалось убивать меня?
Рупин понял, что вопрос относится непосредственно к ним, пожал плечами:
— Мы полагали, что, отрубив голову, можно уничтожить гидру. Однако, могущественнейший, не суди нас. Мы действовали неразумно…
— Не надо. Не продолжай. Если бы вам удалось "уничтожить гидру", вы бы считали себя разумнейшими на земле. Эта странная черта считать все свершившееся верным, а все непроизошедшее ложным. Что Бог ни делает, все к лучшему, не правда ли? А не кажется ли вам, что вы слишком надеетесь на Бога. Ведь и Он не всесилен, ибо существуете вы.
— Вы усомнились в предрешенности всего сущего? — удивилась Китара.
— Я сам тому пример. По всем законам этого мира я должен был умереть, однако сейчас сижу и говорю с вами. Скажите, считаете ли вы решение о моем умерщвлении божественным откровением?
— Нет, конечно, нет, — поспешил Рупин.
— В таком случае, вы признаете, что действовали сами по себе, вне зависимости от Бога.
— Выходит, да.
— Еще один пример, что не все предопределено. Мир не обречен.
— Почему не обречен? — воительница гордо вскинула голову, и по её глазам Рупин понял, что она несколько забылась: их дело не спорить, а соглашаться.
Герой нарочито громко завозился. Однако ни бессмертный, ни Китара не обратили на него внимания. Некоторое время Хамрак сидел, задумавшись, и наконец облегченно улыбнулся:
— Не беспокойтесь. На ваше время мира хватит.
— Потому что время наше сочтено?
Рупин бросил умоляющий взгляд на подругу, но та решила идти до конца:
— Сколько времени отвели нам: несколько часов, минут?
— Нет. Ты, я думаю, проживешь долго. Твоему спутнику повезет меньше. Он погибнет через несколько лет… от антимагюрского оружия.
— Антимагюр всегда был добрым сторонником княжества! — изумился Рупин.
— Антимагюр был сторонником княжества, но это не означает, что он им будет. Никогда ничего не предугадывайте, ибо в этом мире нет предрешенности.
— Но как тогда истолковать ваше пророчество?
— Бессмертные разумнее всех остальных, а быть мудрым, не зная, что может ожидать тебя, скажем, через несколько дней или лет, нельзя. Без этого знания жизнь представляется запутанным лабиринтом. Ваше существование, как холодное, неуютное подземелье, таящее в себе тысячи опасностей. Вы находитесь в вечном страхе, и вы втайне жаждете смерти, как избавления. На самом деле, если б вы только поняли, как ничтожны ваши беды. Потеряв депешу, которую вам доверил князь, вы думаете, что жизнь кончена, а между тем вспомните ли вы об этом несчастии через десять лет? — Некромант улыбнулся. — Сейчас идет война, и она кажется такой важной! Кто кого: гхалхалтары людей или люди гхалхалтаров?
Однако не все ли равно? Кто вспомнит об этом через сто тысяч лет? Никто. И только Смерть и Жизнь будут по-прежнему главенствовать. Ибо вы не откажетесь от привилегии смерти, но и не сможете отступиться от насильно дарованной вам жизни.
Хамрак замолчал. Хватит. Люди не поймут его. Он перешел на другую тему:
— Я могу отпустить вас сейчас, но это не будет означать, что вы живыми выйдите из лагеря. Вокруг полно бешеных, голодных тварей. Они могут убить вас, ибо все возможно. Иначе зачем стоило бы жить?
Вопрос не получил ответа, и бессмертный договорил:
— Ступайте. Надеюсь, вы доберетесь до Коны и расскажете о том, какой ужасный злодей король гхалхалтаров, Маг Ночи, Хамрак.
Рупин не верил своим ушам. Ступайте? Неужели он так просто отпускает их? Не попытался узнать о состоянии дел в Коне, не попросил выкупа.
— Спасибо, спасибо! — лучник упал на колени. — Мы расскажем всем, насколько милостив лучезарный Хамрак Великий.
— Не стоит. Вам все равно не поверят.