ГЛАВА 2
«Я постараюсь его проверить, — думал Богдан на следующий день по пути домой, — попытаюсь прощупать, кто он и что собой представляет, кто за ним стоит. Например, если КГБ, то он сразу же проявит себя: скажет все в ультимативной форме, поставит меня на место. Если же будет крутить, то станет ясно, что он практически ничто, никто и зовут его «никак». Кроме того, не покажу ему полукруг, пока он не ответит на мои вопросы, решено».
Ингвар Янович оказался более чем точен: когда Богдан в одиннадцать минут седьмого поднялся на лестничную площадку, то у своей квартиры увидел высокого мужчину с портфелем. «Быстро же он долетел с вокзала», — подумал Богдан.
— Ингвар Янович? — спросил он, вежливо улыбнувшись. Мужчина снял шляпу и слегка наклонил голову, тоже улыбаясь:
— Вы — Богдан? Очень приятно, очень рад встрече. Богдан тоже склонил голову и щелкнул каблуками, затем отпер дверь и жестом пригласил гостя:
— Прошу, добро пожаловать!
Богдан исподтишка наблюдал, как Ингвар Янович снимает плащ и как он вешает его на вешалку, ость не сделал даже попытки снять туфли, хотя и вытер их мимолетным. движением о коврик в прихожей. Богдан промолчал, благо что день был сухой. Может быть, в Латвии так принято, все-таки Запад, почти заграница.
Что-то ему не нравилось в госте. Во всех движениях Ингвара Яновича, хотя он и выглядел дружелюбным, сквозило нечто вроде надменности, казалось, что он просто проявляет необходимую терпимость к окружающим обстоятельствам, а сам еле сдерживает раздражение. Богдан еще более твердо решил придерживаться своего плана.
Он пригласил гостя в большую комнату. Ингвар Янович, не дожидаясь предложения Богдана сесть, опустился в одно из кресел у журнального столика и сразу же перешел к делу. Латыш приоткрыл портфель, просунул в узкую щель руку и вынул пачку купюр в банковской упаковке. Богдан увидел, что это десятки.
— Вот! — Ингвар Янович положил деньги на столик и хлопнул по ним рукой. Здесь ваше вознаграждение — одна тысяча рублей. Я думаю, что это достаточно хорошие деньги за находку? Я хочу получить то, что принадлежит мне.
Богдан поджал губы, прошелся взад-вперед по комнате и, сев в другое кресло рядом с журнальным столиком, посмотрел на Ингвара Яновича, положив руки на колени. Он наконец понял, что ему еще показалось странным: Ингвар Янович говорил совершенно иначе, чем накануне по телефону. Голос вроде бы был тот же самый, судя по тембру и интонациям, но от прибалтийского акцента не осталось и следа. «Странно, очень странно, — подумал Богдан. Видимо, считает, что теперь нет нужды притворяться?»
— Ну же! — Ингвар Янович повторно похлопал рукой по пачке денег. Богдан, я повторяю еще раз: у вас моя вещь, я плачу деньги за то, что вы ее нашли. Я желаю получить ее назад, и поскорее!
— Ингвар Янович! — Богдан посмотрел прямо в глаза гостю. Я, конечно, передам вам то, что я нашел, я ведь не отказываюсь. Но, честное слово, мне очень интересно, что это такое. Вы ведь сами обещали вчера ответить на все вопросы. И, видя, что латыш начинает злиться, Богдан поспешно добавил: — Кроме того, мы собирались обмыть мою находку и ее передачу вам. Вот давайте и обмоем.
Он вскочил, вынул из посудного шкафа два фужера и салфетку.
— Вы, наверное, купить не успели, или, может быть, не было по дороге — у нас не всегда есть что-то приличное в свободной продаже, — сказал он, протирая бокалы, — но я сейчас что-нибудь найду…
Богдан одним движением расставил фужеры на столике. Ингвар Янович, явно стараясь держать себя в руках, глубоко вдохнул и выдохнул воздух, полез в портфель и выудил бутылку коньяка «Арарат».
— Я успел купить, вы меня поймите правильно, я просто тороплюсь. Мне очень не терпится увидеть то, что вы нашли. Я естественно, отвечу на все ваши вопросы, — он со стуком поставил коньяк на столик, — но сперва я желаю увидеть полукруг, который вы нашли. Только тогда я буду что-то объяснять вам.
Богдан кивнул и повернул бутылку этикеткой к себе:
— О, это здорово, сейчас это редкость — настоящий армянский коньяк. Открывайте его, я сейчас.
Он прошел на кухню, взял с тумбочки начатую коробку шоколадного ассорти, по пути на мгновение задержавшись у стенного шкафа в коридоре, там, где лежал полукруг.
Ингвар Янович уже откупорил коньяк и плеснул в бокалы.
— Вот! — Богдан поставил коробку на столик и взял бокал. Ну, за знакомство и за удачную находку! Берите конфетку.
Ингвар Янович, казалось. Чуть не поперхнулся от гнева. Лицо его начало багроветь.
— Я вас не понимаю, — медленно процедил он сквозь зубы. Я же сказал, что я желаю увидеть полукруг.
Богдан пригубил из бокала, не отводя взгляда от Ингвара Яновича. «Не из КГБ, стопудово не из КГБ», — с явным облегчением подумал он. Сделав еще глоток, Богдан опустился в кресло и поставил бокал.
— Ингвар Янович, — с расстановкой начал он, — когда я шел сегодня домой, я решил, что покажу и отдам вам эту штуку только после того, как вы мне объясните, что это такое, кто вы сами и откуда. Может быть, вашему рассказу о Латвийской Академии наук поверили в том провинциальном городке, где я нашел эту штуку, — люди там доверчивые и очень любят приезжих, но я не верю, вы уж простите. Я очень любопытный, я никогда не видел такого устройства, оно чертовски интересное. Расскажите, пожалуйста, что это такое. И потом будем разговаривать дальше.
Ингвар Янович вдруг как-то обмяк, как будто усилием воли заставил себя сбросить напряжение. Он взял бокал, повертел его в руке, сделал глоток и с улыбкой посмотрел на Богдана поверх бокала. Улыбка Богдану не понравилась.
— Знаете, Богдан, — сказал латыш, — есть такая поговорка: «Любопытство сгубило кошку».
Богдан молчал и смотрел на гостя.
— Хм, — Ингвар Янович поставил бокал на столик, — а вы ничего себе. Ладно, но я не так много могу рассказать, чтобы вы поняли. Тут надо быть специалистом, чтобы понять… — Латыш замолчал и снова, продолжая улыбаться, внимательно и с какой-то неприязнью посмотрел на Богдана.
— А я вообще-то металлург по образованию, — сказал. Богдан. — В сплавах кое-что понимаю.
Он заложил руки за голову и, потянувшись в кресле, тоже внимательно стал смотреть на Ингвара Яновича. Было совершенно ясно, что этот латыш, у которого вдруг почему-то пропал вчерашний акцент, имеет такое же отношение к Академии наук, как Богдан к Политбюро ЦК КПСС.
«Но кто же он? — думал Богдан. Это не КГБ, не Академия наук, но кто же, кто? Шпион? Но это смешно и напоминает старые научно-фантастические романы Адамова, Казанцева и тому подобных писателей. Там обычно какой-нибудь ученый-гений, сидя в своем сортире, делает супероткрытие, о котором даже не мечтают в крупнейших НИИ. Естественно, об этом открытии не знают наши доблестные, но очень доверчивые спецслужбы: ученого не охраняют, он случайно рассказывает об открытии, а в соседнем сортире сидит недремлющий Джеймс Бонд, который и ворует чертежи с самыми черными замыслами укрепить господство мировой буржуазии и еще больше закабалить рабочий класс.
Или этот ученый-гений теряет какой-нибудь экспериментальный образец-прямо как в нашем случае. Образец находит, конечно же на свалке металлолома, ничего не подозревающий честный юноша, но за ним уже следит пресловутый Джеймс Бонд, и так далее и тому подобное. Чушь какая-то. Но что же это на самом деле?»
Богдан чувствовал, что столкнулся с чем-то очень необычным, не поддающимся пока логическому объяснению. Страха он еще не чувствовал, но все же решил из осторожности блефовать.
— Кроме того, Ингвар Янович, я ведь подозревал, что тут что-то не так. Поэтому я оставил полукруг не дома, а у одного приятеля…
— Вы еще и приятелю его показали! — воскликнул Ингвар Янович.
— Нет, он в свертке, его никто не видел. Я просто оставил пакет у друга, на всякий случай. Если мы не договоримся.
— Что значит — «не договоримся»? — резко спросил Ингвар Янович. Я вас не понимаю. У вас его кто-то спрашивал?
— Никто не спрашивал, но если вы не захотите мне объяснить, что к чему, я решил, что отнесу эту штуку к своим знакомым в наше отделение Академии наук — они разберутся. Можете потом обратиться к ним официально.
Ингвар Янович громко и натянуто засмеялся:
— Я вас понял, Богдан, я вас понял. Ну вы, однако, непростой парень, очень непростой. С вашей такой хваткой надо жить на Западе, а не в Советском Союзе, ха-ха! Но мы договоримся: сколько вы хотите? Я, конечно, предложил вам смешную сумму. Ну что это такое — тысяча рублей? Назовите, сколько вы хотите за находку. Давайте так: десять тысяч! Согласны?
Богдан взял бокал, подержал его в ладонях, согревая коньяк. Вообще-то он просто хотел выиграть время. Дело принимало весьма интересный оборот, к которому Богдан, в общем, не был готов. Он никак не предполагал, что Ингвар Янович начнет торговаться и предлагать такие деньги, повышая ставки.
Богдан сделал маленький глоток и поставил бокал на столик. Латыш мгновенно повысил ставку в десять раз. Десять тысяч — это, если по госценам, «Жигули» и мебель для приличной квартиры. Ясно, что никакая Академия наук заплатить таких денег не сможет, а КГБ просто не стал бы платить за то, что можно взять и так. Но кого же тогда представляет этот Ингвар Янович, если только это его настоящее имя? Что, судя по всему, вряд ли.
— Ладно, Ингвар Янович, давайте сделаем вот так. Вы очень легко даете десять тысяч рублей после того, как давали всего одну. Значит, эта железка вам ох как нужна, не так ли? А тридцать тысяч дадите?
Латыш засопел:
— Это что, ваше последнее слово?
«Ого, — подумал. Богдан, — похоже, он готов дать и тридцать. Проверим его еще на прочность».
— Мы сделаем вот что, — сказал он. Вы даете мне пятьдесят тысяч для ровного счета — и полукруг ваш. Идет?
— Джаром шав! — Ингвар Янович вскочил, резко оттолкнув кресло. Ты, грязный чертов подонок! Тупой ублюдок, я еле ушел от него, а теперь из-за тебя… — Он запнулся.
Богдан совершенно не понял первого восклицания Ингвара Яновича. Язык не был похож ни на один из известных языков.
— К чему оскорбления, Ингвар Янович? — сказал Богдан, стараясь казаться как можно более спокойным. Вы сами стали предлагать деньги, а я просто хотел узнать, что это такое. Вы бы рассказали все, как есть, и получили бы свою железку вообще бесплатно. Сами не захотели рассказать правду. Неужели вы рассчитывали, что хоть один здравомыслящий человек поверит россказням о Латвийской Академии наук? Вам это могло обойтись всего в одну тысячу рублей, которую вы давали сначала. Если бы вы рассказали мне правду про полукруг, я бы с благодарностью взял вашу тысячу — и был бы рад. Вы сами начали игру на повышение ставок. Не хотите рассказать правду, извольте платить.
Латыш прошелся по комнате, и было слышно, как поскрипывают подошвы его модельных туфель. Наконец он встал напротив Богдана.
— Ладно-ладно. — Гость сделал неопределенный жест рукой. Я дам тебе пятьдесят тысяч. Показывай полукруг. Богдан судорожно сглотнул.
— Сначала покажите деньги! — потребовал он.
— Деньги здесь! — Ингвар Янович похлопал рукой по портфелю. — Здесь! Показывай полукруг.
— Э-э нет, — засмеялся Богдан. Вы покажите пятьдесят тысяч, и я сразу же покажу… — Он запнулся и поправился — И я сразу же схожу к моему знакомому за этой штукой. Он тут недалеко живет.
Ингвар Янович оценивающе посмотрел на Богдана и вдруг снова засмеялся нехорошим смехом. Богдан понял, что допустил промах.
Ингвар Янович, продолжая улыбаться, поднял с пола портфель и открыл его. Богдан в этот же момент вдруг ясно почувствовал, что нужно хватать со стола бутылку и бить Ингвара Яновича по голове.
Естественно, он не сделал этого, но некоторое время спустя Богдан научился повиноваться мгновенному озарению интуиции, в такую минуту всегда вспоминая этот случай, а пока он только ухмыльнулся, наблюдая за псевдолатышом.
Впрочем, через секунду стало понятно, что ухмыляться было нечему. Ингвар Янович пошарил рукой в портфеле и вынул блестящий пистолет. Или что-то похожее на пистолет с довольно длинным и толстым стволом, как будто на пистолет был навернут глушитель. Ингвар Янович, нехорошо усмехаясь, повернул маленький тумблер на боку пистолета и сказал уже совершенно иным тоном:
— Мне надо было с самого начала пристукнуть тебя, ублюдок, обыскать квартиру и найти то, что я ищу. Я, правда, не был уверен, что ты живешь один, а мне шума не надо. Сейчас я вижу, что ты никого не ждешь. Кроме того, полукруг у тебя где-то здесь — ты проговорился. Как ты предпочитаешь умереть, ванвир, быстро или хочешь растянуть удовольствие?
Богдан не понял значения слова «ванвир». Ему суждено было понять его только спустя некоторое время. Пока же он проглотил слюну и быстро посмотрел вокруг. Под рукой не было ничего, кроме бутылки коньяка на столе, да и она находилась слишком далеко, учитывая то, что у Ингвара Яновича было оружие.
— Так вот, — продолжал Ингвар Янович, — если ты сейчас просто отдашь мне полукруг, я убью тебя тихо и спокойно, умрешь без мучений. Если ты предпочитаешь помучиться, то я доставлю тебе такое удовольствие и ты, визжа от боли, расскажешь мне, где лежит моя вещь, а потом все равно сдохнешь. Ты меня понял?! — Он вдруг резко повысил голос.
Богдан подобрался в кресле, непроизвольно сжимая и разжимая пальцы.
— Ингвар Янович, — медленно начал он, — я же сказал вам, что у меня тут нет этого полукруга — я отнес его к знакомому…
Латыш помотал головой:
— Ты меня не понял… — Он на секунду задумался, а потом еще раз щелкнул чем-то на своем пистолете. Начнем с низкого уровня, чтобы тебе для начала было просто больно, — пояснил он.
Ингвар Янович резко вскинул пистолет и нажал спусковой крючок.
Прежде чем Богдан успел что-либо сообразить, из ствола пистолета вырвался тусклый белесый луч и ударил ему в правое плечо. Все произошло в полной тишине, отчего, возможно, казалось еще более нереальным и жутким.
Впечатление было такое, что по плечу стегнули стальным прутом. Богдан вскрикнул. Рука онемела — реальнее было некуда.
— Будешь орать, я тебя прикончу сразу, — пообещал Ингвар Янович и с лаской кобры поинтересовался: — Ну как? По носу так же хочешь или по яйцам? Надумал сказать, где моя вещь?
Богдан выругался, растирая руку. Пальцы двигались еле-еле.
«Он ведь действительно убьет меня, — подумал Богдан. Что же делать, тянуть время? Все равно придется отдать полукруг, а потом он все равно меня убьет, он сам сказал».
Богдан лихорадочно соображал, что можно сделать в такой ситуации. Он был спортивный парень, ловкий, достаточно тренированный, умел неплохо драться, но что можно противопоставить пистолету, тем более такому необычному?
— Вы псих, Ингвар Янович, псих, — прошипел он, массируя руку.
Ингвар Янович снова поднял пистолет.
— Полукруг, — процедил он сквозь зубы.
Латыш встал и отошел от столика на несколько шагов, направляя пистолет на Богдана.
Матерясь, Богдан поднялся на ноги, которые вдруг стали несколько подрагивать, и, придерживая на весу правую руку, медленно пошел в коридор к стенному шкафу. Пальцы постепенно обретали чувствительность.
Ингвар Янович двинулся вслед за Богданом и встал в дверном проеме. Богдан медленно открыл дверцу шкафа, пытаясь вспомнить, что там может лежать такого, чем он мог бы воспользоваться.
Как только он открыл шкаф, взгляд его сразу же упал на небольшой аэрозольный баллончик с дихлофосом.
— Пошевеливайся! — крикнул латыш, помахивая пистолетом.
Делая вид, хотя это было и нетрудно, что он кривится от боли, Богдан полез в шкаф. Пользуясь тем, что с места, где сейчас стоял Ингвар Янович, он не мог видеть его руки выше локтя, Богдан быстро сунул баллончик в рукав своей джинсовой куртки. Кисть он держал скрюченной после удара, так что ему не составляло труда придерживать баллончик в рукаве так, чтобы он не выпадал.
Взяв со второй полки полукруг, Богдан так же медленно пошел в комнату. Ингвар Янович приказал ему положить полукруг на пол на полпути к столику и снова сесть в кресло.
Не спуская глаз с Богдана, латыш открыл свой портфель, одной рукой вытащил из него точно такой же полукруг, который и опустил на пол в нескольких сантиметрах от первого. Богдан увидел, как оба полукруга рванулись друг к другу, как железо и магнит, и слепились с сухим щелчком, образовав полный круг.
Ингвар Янович потряс руками над головой, первый раз отведя ствол пистолета от Богдана.
— Наконец-то! — вскричал, он. — Если бы ты только знал, как долго я искал его в этом чертовом мире! И ты, грязная кукла, решил водить меня за нос, когда выход уже почти у меня в руках?! Нет, я все-таки не просто убью тебя, я заставлю тебя мучиться, ублюдок! О боги, как я заставлю тебя мучиться! — Он снова потряс кулаком свободной руки над головой.
Надо решаться, подумал Богдан, осторожно выдвигая баллончик из рукава и делая вид, что левой рукой продолжает массировать травмированную правую. Одновременно он с отчаянием загнанного в угол прикидывал, как лучше прыгнуть на Ингвара Яновича.
До точки, где стоял латыш, было примерно два метра. Богдан был уверен, что, если бы не поврежденная рука, он сумел бы прыгнуть и свалить Ингвара Яновича до того, как тот успеет вскинуть свой странный пистолет. Но рука мешала действовать быстро, а для того, чтобы использовать аэрозольный баллончик, латыш стоял пока слишком далеко. «Не успеть, — подумал Богдан, — но надо решаться!»
И он уже почти готов был прыгнуть, попытавшись одновременно воспользоваться дихлофосом, и наверняка бы не успел, но его спас случай.
В коридоре неожиданно зазвонил телефон. Ингвар Янович вздрогнул и резко повернулся к двери, непроизвольно шагнув ближе к Богдану. Второй звонок телефона еще не успел прозвенеть, все произошло очень быстро.
— Кого ты… — начал латыш, тыча пистолетом в сторону входной двери и на секунду отвернувшись от Богдана.
В тот же миг баллончик уже оказался в левой руке Богдана.
Позже, уже спокойно размышляя над своим везением, Богдан подумал, что Ингвар Янович, видимо, решил, что позвонили в дверной звонок.
— …жде…? — продолжил латыш, вновь поворачиваясь к Богдану.
Почти в этот же момент прозвучал второй звонок телефона, но конец фразы гостя уже захлебнулся в тугой струе едкого аэрозоля, ударившего ему в лицо. От неожиданности латыш вскинул руки к глазам. Богдан прыгнул вперед, что было сил врезаясь в Ингвара Яновича левым плечом.
Удар получился даже слишком сильным: Ингвар Янович стоял без достаточной опоры, кроме того, он не был готов к броску Богдана.
Богдан покатился по ковру, кашляя от аэрозоля, который он тоже вдохнул из образовавшегося облака, а Ингвар Янович опрокинулся назад, пробил затылком стеклянную дверцу в серванте и, круша стеклянные полки, фужеры и чашки, свалился на пол. Пистолет отлетел в сторону.
Превозмогая боль в поврежденной правой руке, Богдан вскочил и схватил оружие. Однако это было уже не нужно, поскольку Ингвар Янович лежал без движения. Из нескольких довольно глубоких порезов на лице и голове, у него текла кровь.
Телефон продолжал звонить, потом перестал.
Тяжело дыша и отплевываясь от дихлофоса, Богдан принес из кухни длинный кусок прочной бельевой веревки. Он связал Ингвару Яновичу руки и ноги и посадил его у разбитого шкафа.
Затем проверил пульс. Пульс был. Богдан посмотрел на потеки крови на голове Ингвара Яновича.
— Ладно, — сказал он вслух, потирая плечо, — не подохнешь.
Богдан открыл дверь на балкон, чтобы проветрить комнату, подошел к журнальному столику, налил себе коньяка и залпом выпил. Затем он принес из кухни коробку, где держал йод, бинты и всякие аптечные мелочи.
Когда он начал перевязывать Ингвара Яновича, тот застонал.
— Что, больно? — участливо спросил Богдан, но латыш, если гость Богдана являлся латышом, в чем Богдан уже сильно сомневался, еще не пришел в себя, чтобы что-то отвечать.
Закончив перевязку и наложив на более мелкие порезы пластырь, Богдан обыскал Ингвара Яновича и осмотрел его портфель. В портфеле и карманах гостя обнаружилось почти тридцать тысяч денег советскими рублями, три тысячи двести долларов США, несколько паспортов, причем не все советские, всякие довольно обычные мелочи и несколько весьма странных предметов: две плоские коробочки размером с пачку сигарет, только тоньше, фонарик толщиной с карандаш, но очень мощный — такого Богдан никогда не видел, и пять сплюснутых по оси цилиндриков. После некоторого раздумья Богдан понял, что цилиндрики вставляются в рукоятку пистолета и, по-видимому, представляют собой запасные обоймы. Он сунул цилиндрики в карман.
Богдан осмотрел пистолет. При внимательном взгляде это был, конечно, не пистолет. Он был гораздо легче обычного пистолета, не имелось никаких затворов, предохранителей и тому подобных атрибутов огнестрельного оружия. Рукоять была более круглой, чем у привычного пистолета. Было нечто похожее на прицел, переключатель, который вращал Ингвар Янович, и маленький глазок на тыльной стороне рукояти, обращенный к тому, кто держал пистолет в руке. У переключателя было несколько положений, отмеченных цветными точками.
— Настало время для объяснений, — сказал Богдан сам себе.
Он снова подошел к столу, взял бокал с коньяком и, зажав Ингвару Яновичу нос, попытался влить, сколько можно, тому в рот. Гость закашлялся и начал приходить в себя.
Богдан вышел в коридор и, расстегнув рубашку, осмотрел у зеркала свое плечо. Там расплывался здоровенный синяк.
Он вернулся в комнату, глотнул еще немного коньяка прямо из горлышка, взял стул и сел напротив Ингвара Яновича, который уже смотрел перед собой мутным взглядом, кашляя от едких паров, которыми воняло в комнате.
Повертев в руке странный пистолет, Богдан посмотрел на гостя и сказал:
— Хорошая штука, но, как видишь, можно и без нее.
К нему уже возвращалось обычное чувство юмора, хотя колени дрожали.
Стараясь казаться как можно более спокойным, Богдан сказал, покачивая стволом пистолета в такт своим словам:
— Сейчас, уважаемый, я поступлю с тобой так же, как ты собирался поступить со мной. Если ты не захочешь рассказать мне все, как есть, я начну стрелять в тебя так же как ты стрелял в меня. Нравится перспектива?
Ингвар Янович что-то промычал себе под нос.
— Плохо слышу, — сказал Богдан. Будьте любезны, погромче.
Он встал напротив латыша, поигрывая оружием.
— Сволочь, — прохрипел Ингвар Янович, — поганый ванвир.
— Я уже в который раз слышу это слово, — сказал Богдан, косо глядя на сидящего на полу человека. Очень интересно, с него и начнем. Это на каком языке? Неужели на латышском? Ну, так что же значит «ванвир», Ингвар Янович?
Богдан стал прохаживаться по комнате, наступая рядом с диском, который так и лежал на полу. Ингвар Янович вдруг зло усмехнулся:
— Что значит «ванвир»? Что значит «ванвир», грязный ты, ничтожный… Стой!!! — вдруг дико заорал он.
Возможно, Ингвар Янович и объяснил бы Богдану, что означает это слово, но произошло так, что Богдан узнал об этом гораздо позже.
Шагая по комнате, он слегка двинул диск ботинком. Диск не пошевелился, хотя Богдан по имевшемуся опыту полагал, что целый диск весит всего в два раза больше, чем одна половинка. Богдан удивленно поднял брови и, продолжая слушать Ингвара Яновича, сам не зная зачем, встал на диск.
Он сделал это просто так, не думая особо ни о чем. Именно в этот момент Ингвар Янович прервал свою тираду насчет значения слова «ванвир» и закричал, однако крик сразу же оборвался.
Ингвара Яновича уже не было рядом с Богданом. Вообще рядом не было ничего знакомого — Богдан просто уже не находился в своей квартире.
Богдан, как был с пистолетом в руке, очутился в совершенно незнакомом месте. Он стоял на открытой площадке Диаметром метров пятьдесят, окруженной парапетом. Над ним мягко светилось бледно-желтое небо, а за каменными перилами был виден тонущий в Такой же желтоватой дымке горизонт.
Богдан подошел к парапету, перегнулся, чтобы заглянуть через край, и чуть не вскрикнул: у него перехватило дыхание.
Площадка, где он оказался, венчала огромную башню, которая, как многоступенчатая пирамида, поднималась метров на триста — Богдану было трудно оценить высоту с непривычки.
Пирамида переходила в другие башни и пирамиды, хотя и не такие высокие, между ними местами были соединения, местами видна была растительность самых разных расцветок, блестели озера и каналы, реки бежали к горизонту и пропадали в туманных далях.
Богдан оглядел площадку. Материал, из которого она была построена, и по внешнему виду, и на ощупь походил на шлифованный камень, но нигде не было видно ни одного шва — казалось, что вся площадка вместе с парапетом просто отлита из субстанции, напоминающей камень.
На расстоянии примерно метра от парапета по полу площадки располагались уже знакомые Богдану половинки кругов. Только в одном месте, именно там, где Богдан появился, лежал целый круг. Еще один круг, но совершенно другой, как бы сделанный из ртути, блестящий, находился в самом центре площадки.
Богдан осмотрел полукруги. Рисунки и узоры на них были совершенно разными, но все составляли половинку какого-либо изображения. Кроме того, Богдан обнаружил, что все полукруги прочно закреплены на полу площадки. Исключение составлял только круг, на котором его перебросило, — он неожиданно легко разделился на половинки, одна из них, впрочем, осталась прочно закрепленной на полу площадки.
Богдан решил пока не экспериментировать с неизвестными устройствами и отложил в сторону отделившийся полукруг. Сейчас надо было постараться понять, если это возможно, где он находится. Все еще морщась от боли в плече, он снова перегнулся через парапет.
Его поразило то, на что сначала он не обратил внимания: кругом царила тишина, нарушаемая только легким свистом ветра. Нигде, насколько хватало глаз, не было видно никакого движения. В мире, где очутился Богдан, царило безмолвие и полный покой. Во всяком случае, в данной части этого мира.
