ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Два дня я не выходил из дома. Нет, не ушел в запой (к водке не питаю пристрастия, и если приходится пить, то пью умеренно). Я хандрил, причем хандрил вселенской хандрой. Как-то вдруг на все стало наплевать. Я методично уничтожал запасы деликатесов из холодильника, пил «Баварское» пиво, тупо смотрел по телевизору не менее тупые передачи и ничего не делал. Телефон выключил, чтобы никто не мешал предаваться тоске, хотя кто мне здесь мог звонить? Но я не желал и случайных звонков, могущих вызвать временную флуктуацию. Впрочем, и к возможности флуктуации я стал относиться если не наплевательски, то без особого пиетета. Приблизительно как солдаты к смерти во время войны; чему быть, того не миновать, но воевать надо. К тому же происшествия последней недели подвигли меня на невеселые размышления о деятельности службы стабилизации. Во время адаптации пиллиджерам вдалбливается в сознание, что они должны избегать любой флуктуации, что я и делал до сего времени, скрупулезно просчитывая чуть ли не каждый свой чих. На самом деле флуктуации высокого порядка, способные кардинально изменить ход истории, случаются только в переломных хронологических аномалиях, а в остальных, за исключением редкостных ситуаций, флуктуационные сдвиги так или иначе рассасываются за одно-два поколения. Так, например, я мог бы взять пулемет, выйти на Тверскую и перестрелять сотню-другую человек без особых последствий для глобального будущего человеческой цивилизации. Этот случай войдет в историю, но, поскольку он вызовет флуктуацию максимум четвертого порядка, меня не подвергнут вытирке, а арестуют, вышлют туда, где и осудят на вечную каторгу на плантациях ползучей ржавой плесени. Напрасно я столь упорно корпел, обсчитывая каждый шаг во время акций, — ничто человеческой истории не грозило, иначе бы не было столько туристов-хронеров, не было бы и столь разветвленной сети службы стабилизации, которая, как я испытал на своей шкуре, занимается не только охраной хронологической стабильности, но и активно изменяет ход истории. По сравнению с этим мои всплески флуктуации второго-четвертого порядков — ничто.

Похоже, моя хандра передалась и тени. Ей так понравилась новая форма, что теперь она все время пребывала в виде кота, причем чрезвычайно ленивого. Все два дня она провалялась на диване, не помышляя по своей вредной привычке как-нибудь набедокурить. За все это время я лишь единожды обратился к тени.

— Красных глаз у котов не бывает, — сказал я.

Котище внимательно посмотрел на меня, словно удостоверяясь, насколько я искренен, затем его глаза потемнели и две капельки красной помады слезами скатились на пол.

— Вот только гадить не надо! — раздраженно заметил я.

Котище послушно спрыгнул с дивана и слизнул помаду с пола алым языком.

Я представил, сколько бы котище, будучи настоящим котом, гадил, и содрогнулся. Прав был парнишка-посыльный: жрал бы котище немерено и гадил, естественно, столько же. Против закона сохранения массы не попрешь: ежели в одном месте чего-то сколько-то убудет, то в другом месте столько-то иприсовокупится. Будь это так, выгнал бы котищу к чертовой матери! И не возражал, если бы кто-то из постантов его ням-ням. Я бы и сейчас не возражал, да только тень никому не по зубам.

Попивая пиво со скрипящим на зубах твердокаменным швейцарским сыром, я меланхолично наблюдал по телевизору футбольный матч и представлял, как бы футболисты гоняли мяч, будь на поле не зеленый дерн, а ползучая ржавая плесень и стадион окутывал бы дерущий в горле сизый туман. Мобильный телефон запиликал именно в тот момент, когда забили гол.

«Откуда взялся мобильник, когда мой джамп разбит в дребезги?» — отстраненно подумал я, но тут же вспомнил о новом джампе. Звонил Воронцов, больше некому. Что ему надо? Еще кого-то пришить?

Джамп я разыскал в кармане джинсов, и, пока его доставал, он все пиликал. Настырный, однако, таймстебль…

— Слушаю.

— Здравствуй, Егор.

Голос был женский, знакомый. Что-то не припоминаю знакомых женщин из службы стабилизации. Можно ли их вообще называть женщинами? Разве что особями женского пола.

— Простите, мы знакомы?

В ответ раздался приятный смех. Будто колокольчики зазвенели.

— Не узнал? Непременно богатой буду.

Я промолчал, припоминая. Во время адаптации меня курировали постанты исключительно мужского пола. Почему тогда- голос знакомый? Приятный к тому же.

— Я Злата. Злата Полторацкая.

— Злата? — безмерно удивился я. — Здравствуйте, Злата…

— А почему на «вы»? — снова рассмеялась она. — Вроде бы договорились на «ты».

— Здравствуй, Злата, — поправился я, и вдруг меня обдало холодом. — А… Откуда ты знаешь номер моего мобильного?

— А ты что, шпион? Номер секретный, и ты никому его не даешь?

— Ну как… — Я взял себя в руки. — Шпион не шпион, а тебе номер не давал.

Спрашивается, как я мог давать ей номер телефона, если сам его не знал?

— Я второй день звоню на квартиру, но там телефон отключен. Тогда узнала у мамы номер твоего мобильного.

Вот, значит, как… Выходит, Воронцов заранее установил на джампе номер моего мобильного. Знал он, что Рудаков разобьет вдребезги мой джамп. Наверняка знал. Интересно, на вариаторе вычислил или самолично инструктировал Сэма Рудакова? Режиссер он неплохой, актер никудышный.

— Не знаю, какой я шпион, но из тебя получился бы прекрасный следователь.

— Егор… — замялась она.

— Да?

— Ты на меня обиделся?

— За что?

— Деньги взяла и пропала.

— Как тебе сказать…

О деньгах я не думал. Думал, звонит таймстебль, и голос Златы оказался приятной неожиданностью.

— Я тебя второй день разыскиваю, чтобы долг отдать.

— Тогда не обиделся.

По правде сказать, и в мыслях не было обижаться, наоборот, обрадовался, но не тому, что она долг вернет, и не тому, что не Воронцов звонил, требуя выполнения «мелких поручений», а тому, что звонила именно Злата. Сам от себя не ожидал.

— Ты сейчас где?

— Дома… То есть на квартире.

— Тогда почему телефон отключил?

— Работы много, не успеваю к сроку, а из издательства постоянно трезвонят, — соврал я.

— Так ты занят? А я хотела зайти, долг отдать…

— Для тебя я всегда свободен! — ляпнул я и понял, что сморозил глупость. Не настолько мы знакомы. — В смысле, я всегда рад, когда долги возвращают — уточнил я.

— Если подъеду через полчасика, не помешаю?

— Ни в коем случае!

— Тогда еду.

Она отключилась.

Я бросил джамп в кресло и окинул взглядом комнату. Стол был уставлен пустыми пивными бутылками и тарелками с объедками, а я небрит, в несвежем халате… В общем, видно, что неделю усердно трудился. Не покладая рук. Только гостей принимать. Успеть бы к приходу Златы убрать в квартире…

Выключив телевизор, я под неусыпным взором кота-тени быстренько прибрал на столе, побрился, переоделся и принял таблетку алконейтрализатора, чтобы устранить запах пива. Затем на скорую руку приготовил бутерброды и принялся накрывать на стол. Кот-тень как лежал на диване в позе сфинкса, так и продолжал лежать, но мне показалось, что его чеширская улыбка стала ироничной.

— Чего лыбишься? — раздраженно заметил я. — Нет чтобы помочь.

Котище и ухом не повел, продолжая загадочно улыбаться.

— Кстати, какого ты пола? — поинтересовался я. — Если тень, то она, и значит, кошка, а не кот. Но с другой стороны, тень-то моя, и тогда выходит, что мужского рода…

Тень пренебрежительно фыркнула и улыбнулась еще шире, показав белоснежные клыки. Ни одно, ни второе определение ее не устраивало.

— Значит, оно, — заключил я. — Бесполое существо…

Мой пустопорожний треп прервал звонок в дверь, и я поймал себя на мысли, что впервые жду гостей, не узнав по вариатору об их приходе. Это неожиданно оказалось приятным чувством. Неопределенность будущего, забытая с годами, вернула ощущение бытия. Отнюдь не хлебом единым жив человек.

Я открыл дверь и увидел перед собой прекрасное видение в легком серебристом платье с золотыми волосами и голубыми лучистыми глазами. Взгляд у меня был чересчур открытым, и Злата смутилась. В отличие от мамы, дочка часто смущалась. Странно, в общем, при ее работе пресс-секретарем по связям с общественностью… С другой стороны, название должности впечатляющее, а по сути — рутинная работа… Раз в неделю зачитывать на брифинге с журналистами подготовленные кем-то пресс-релизы, и на том все. Вся связь с общественностью. Чисто представительские функции.

— Извини, Егор, что в прошлый раз обманула… — Она открыла сумочку, достала конверт. — Вот деньги…

Я и не подумал взять.

— Через порог не возьму. Заходи.

Она впорхнула в прихожую и снова принялась совать мне деньги.

— Извини…

— Да брось! — махнул я рукой.

— В мусорное ведро? — неожиданно продолжила Злата и исподтишка стрельнула в меня глазами. Оказывается, не такая уж она скромница и тихоня.

— Брось извиняться, — поправился я и взял конверт. — Проходи, гостьей будешь.

— Что ты, Егор, — принялась отнекиваться Злата. — Ты же сейчас занят…

— Уже нет. Только что посыльный из издательства прибегал и забрал работу, — в очередной раз соврал я. — И я свободен, как птичка в полете. Проходи, кофе попьем.

Я приобнял ее за плечи и провел в гостиную.

— Кофе, правда, еще не готов, но это минутное дело! Присаживайся, съешь бутерброд, пока я на кухне буду возиться.

Злата повесила сумочку на спинку стула, смущенно присела на краешек, обвела взглядом комнату и наткнулась на тень. Эта скотина и не подумала прятаться. Лежала на диване, по-кошачьи развалясь, и во все глаза смотрела на девушку. Изучала.

— Ой, какой ко-от! — восхищенно всплеснула руками Злата. — А какой громадный!..

— Да уж, котище вымахал… — недовольно пробормотал я. Если Злата назвала котом, то и я буду к тени так обращаться. Никакого там женского или среднего рода.

— Это не детеныш пантеры?

— К несчастью, нет. Обычный кот, — вздохнул я и мечтательно добавил про себя: «Но лучше бы действительно оказался детенышем пантеры. Шкуру бы содрал и на стенку повесил».

— А зовут как?

— Зовут? — Я окинул котищу сумрачным взглядом и вспомнил еще совсем недавно красноватые глаза. — Сатана его зовут.

Злой я был на тень, как черт. Неужели не понимает, что я хотел бы остаться с девушкой наедине?

— Сатана? — удивилась Злата. — За что ты его так?

— Шкодливый сверх меры, — мстительно сказал я. — Ты посиди здесь, а я пойду кофе приготовлю.

— А его погладить можно?

Я оглянулся от двери на кухню, с сомнением смерил котища взглядом. Не нравилась мне его чеширская усмешка.

— Можно. Будет зубы показывать — бей кулаком меж глаз.

Злата посмотрела на меня круглыми глазами и повела плечами.

— Тогда лучше не буду…

Я скрылся на кухне, смолол зерна кофе, поставил на плиту турку.

— К тебе можно? — заглянула в дверь Злата. Наедине с котом, которого надо бить между глаз, она явно чувствовала себя неуютно.

— Заходи.

Злата вошла на кухню, огляделась.

— А куда кот… э-э…

— Гадит? — уточнил я.

— Ага.

— На унитаз ходит, — мимоходом бросил я, не сводя взгляда с турки. — Эй, Сатана, покажи, как на унитаз ходишь!

Крикнул, чтобы позлить тень, но, к своему удивлению, услышал, как кот спрыгнул с дивана и, цокая когтями (надо же, и это тень сымитировала!), прошел по паркету к туалету. Я поднял глаза от плиты и увидел, как котище встал на задние лапы, надавил на ручку, открыл дверь и тенью скользнул в туалет. Дверь затворилась, из туалета донеслись неблагозвучные звуки, а затем с характерным шумом в унитазе заклекотала вода.

— Вот так кот! — изумилась Злата.

Я нервно хохотнул и увидел, как кофе, вспухнув комом пены, переливается через край турки.

— С-сатана! — с чувством ругнулся я, поспешно снимая турку с плиты. — Проглядел. Придется заново готовить.

Хлопнула дверь туалета, и на кухню степенно просочился кот-тень. Вытирая кофейные разводы на плите, я скосил глаза и увидел, как он начал тереться о ноги Златы. Скотина, еще и кошачьи привычки имитирует! Кроме, пожалуй, хождения на унитаз — с этим номером ему в цирке устраивать представления, а не в квартире.

— Хороший котик! — Злата присела и погладила кота. Тень заурчала. — Умный… Котик кушать хочет? А где у котика тарелочка?

— Нет у котика тарелочки! — отрезал я, вымывая турку.

— А как же он кушает?

— Как все. Подходит к холодильнику, открывает…

Кот внимательно посмотрел на меня, выскользнул из рук Златы и направился к холодильнику.

— Ты куда?! — гаркнул я, предчувствуя, что он начнет претворять мои слова в жизнь. С него станется. — Марш на диван!

— Зачем ты на котика кричишь? — заступилась Злата. — Котик кушать хочет.

— Ага, хочет… Он, когда в холодильник залазит, меры в жратве не знает, — понес я околесицу. Меня словно прорвало. — А что не съест, то опаскудит.

Котище укоризненно посмотрел на меня и с достоинством удалился в гостиную. Злата проводила его взглядом, затем недоуменно посмотрела на меня.

— Зачем ты на него наговариваешь? — тихо спросила она.

Я заглянул ей в глаза, и вся злость, накопившаяся за последнее время: на таймстебля Воронцова, завербовавшего меня в службу стабилизации, на межвременную тень, приставшую ко мне, как банный лист к заднице, на всю мою неприкаянную жизнь пиллиджера, — растаяла без следа. Будто ее и не было.

— Это я любя, — проговорил я, продолжая тонуть в ее глазах, — и он не обижается. Когда в одиночестве сиднем сидишь в квартире, хочется с кем-нибудь поговорить.

Злата покраснела и отвела глаза.

— Займусь-ка кофе, — сказал я, чтобы выйти из неловкого положения. — Надеюсь, в этот раз не сбежит.

Я взял кофемолку, открыл пакет с зернами кофе.

— Вообще-то я кофе не люблю, — призналась Злата.

— Да? — удивился я. — А как же в прошлый раз?

— За компанию пью, но без удовольствия.

— Не водку же нам пить? — пошутил я.

— А зачем вообще пить? — Злата прошлась по кухне взглядом и увидела на полу у мойки пустую пивную бутылку. — Хотя можно пиво. Пиво мне нравится, но не больше стакана.

Я едва не уронил кофемолку. Вот те на! Местные девушки, оказывается, пиво любят и не стесняются в этом признаваться! Плохо нас учили или я начинаю путать времена, как фининспектор Мизгирев?

— Пиво так пиво… — согласился я и заглянул в холодильник, не будучи уверенным, что оно еще осталось. На мое счастье, три бутылки сохранилось, как и две упаковки шеек лангустов.

— Лангустов под пиво не пробовала?

— Мне с креветками нравится.

— Лангусты лучше, — заверил я, бросая упаковки в микроволновую печь.

Поставив на поднос три бутылки пива, пару бокалов и две тарелки с лангустами, я набросил на руку полотенце и жестом официанта указал на дверь в гостиную:

— Прошу. Кушать подано!

Злата прошла в гостиную, и я с подносом последовал за ней, откровенно любуясь ее фигурой. Хороша Маша, да не наша…

Усадив гостью, я откупорил пиво, налил ей бокал, пододвинул тарелку с лангустом… В общем, обслужил, как заправский официант. И чем больше я вертелся вокруг нее, сюсюкая на манер полового, тем больше она смущалась.

— Сядь, пожалуйста, — наконец попросила она. — Не люблю угодливость даже в ерничанье.

— Как прикажете.

Я бросил полотенце в кота, растянувшегося на диване, и плюхнулся на стул напротив Златы.

— По пиву? — предложил, поднимая бокал. — Между прочим, пиво отменнейшее!

— Егор… — укоризненно покачала головой Злата.

— Это не угодливость, а констатация факта.

Я сделал громадный глоток и причмокнул.

Девушка пригубила бокал, аккуратно слизнула с губ тоненькую полоску пены.

— Действительно, хорошее. — Она отрезала кусочек лангуста, положила в рот. — Между прочим, — призналась она с милой непосредственностью, — я сегодня с утра не ела. Голодная…

— Так за чем дело стало! — с воодушевлением выпалил я. — Налегай! Лангустов, правда, больше нет, зато бутербродов навалом.

Хотел добавить: «Кушайте, кушайте, гостья дорогая!», но, вспомнив, как она меня одернула, прикусил язык.

Пару минут мы ели молча, как вдруг она неожиданно спросила:

— У тебя было тяжелое детство?

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Ты быстро ешь.

Я рассмеялся.

— А при чем тут тяжелое детство?

— Быстро и в то же время чрезвычайно аккуратно. Крошки практически не падают, а если падают, то левая ладонь машинально подергивается, будто хочет подхватить.

Я иронично покачал головой, про себя невольно отметив, что глаз у нее острый. Наблюдательная девочка.

— Ну и фантазерка! Романы писать не пробовала? Как редактор, могу поспособствовать изданию.

Ничего и никому я, естественно, рекомендовать не мог. Но «легенду»-то надо как-то поддерживать?

— Что ты! — испуганно замахала руками Злата. — Какая из меня писательница? Для этого нужно иметь талант.

— Не скажи, — не согласился я. — У нас сейчас каждый, кого в школе грамоте выучили, считает себя писателем. Умеет буквы писать, значит, писатель. Опубликуют любую чушь.

— Не верю, — как-то неубедительно возразила Злата.

— К сожалению, правда…

Я развел руками, и тут на меня накатило. Словно черт за язык дернул.

— Могу по теме предложить сюжет. Я — пришелец из другого времени, неандерталец. Жил в пещере, потому и ем не соблюдая приличий.

В глазах Златы мигнули озорные огоньки.

— А почему тогда не волосатый?

— Бреюсь вовремя.

— А…

— А гнилые зубы стоматолог поменял на фарфоровые.

Злата усмехнулась, покачала головой.

— В пришельцев из будущего еще можно поверить, но из прошлого? — рассудительно заметила она. — Каким образом неандерталец мог попасть в наше время? Из чего он соорудил машину времени в каменном веке?

Предположение о «пришельце из будущего» меня отрезвило. Как накатило, так и схлынуло. Язык мой — враг мой… Болтай, парень, неси чушь, но не зарывайся. Из чуши можно извлечь зерно истины. Племя неандертальцев было людьми, которым постанты разрешили перебраться оттуда в каменный век с условием, что они отправятся без каких-либо орудий. В чем мать родила. Естественно, что развращенный веками цивилизации Homosapiensне смог приспособиться к дикой природе и конкурировать с многочисленными племенами амбициозных питекантропов. Впрочем, будь иначе, им бы не разрешили уйти оттуда. Палка о двух концах: либо ты не вмешиваешься в ход истории и тебе позволяют жить в прошлом, либо тебя вытирают. Но даже на таких условиях в каменном веке лучше, чем там. Если уж вымирать, то лучше в естественных условиях.

— А это, дорогой мой автор, тебе решать! — нашел я выход из положения. — Я только идею подбросил.

— Дурацкая идея, — не согласилась Злата. — Скорее твой кот — потомок саблезубых тигров, чем ты — неандерталец… Ой, я только сейчас заметила, какие у кота зеленые глаза!

Я медленно повернул голову к дивану и увидел, что глаза у котищи-тени действительно зеленого цвета. Откуда у него зеленая краска? На зеленку не похоже, да и нет в доме зеленки. Опять где-то нашкодил…

Бросив взгляд на Злату, я понял откуда. Мужчины отличаются невнимательностью, и я не исключение. Только сейчас увидел на веках девушки ретушь зеленого брасматика. А сумочка — вот она, на спинке стула.

Котище, заметив, что на него смотрят, встал, выгнулся дугой, потянулся, затем лениво спрыгнул с дивана и направился к Злате.

— Иди сюда, котик! — умильно позвала Злата и постучала себя по коленям.

— В нем двадцать килограммов живого веса, — предупредил я.

Напрасно предупреждал, но не потому, что тень научилась становиться невесомой, — по своим габаритам она не смогла бы поместиться на коленях девушки.

Котище одарил меня сумрачным взглядом, подошёл к Злате, стал на задние лапы и положил голову ей на колени.

— Ой ты, котик, какой! — потрепала его за загривок Злата. — Ласковый…

Котище прижмурился и заурчал. Правая передняя лапа охватила девичьи колени и начала их мять. Вот, скотина, опять за свое! Скотина во всех смыслах, как в прямом, так и переносном. И что он, спрашивается, может найти в женских коленях?

Спросить: «А мне так можно?» — я не осмелился. Только и нашелся, что сказать:

— У, Сатана!

Я ему не завидовал. Я ревновал. Хотя не имел на это никаких оснований.