5. Свое забирает Тень
Воланд коснулся двери кончиками пальцев. Да, все верно: и Дилвиш, и Повелитель Теней находятся в Зале Зеркал.
Он открыл дверь.
— О, мессир, — произнес Инеррен, — какая приятная неожиданность видеть вас в этой обстановке.
— Рад, что чувство юмора тебе покуда не изменило, — заметил Воланд. — Потому что сейчас предстоит одно испытание… ты, судя по всему, уже знаешь, о чем идет речь.
— И вы снова будете Судьей?
— Ну что ты. Твои проступки будет оценивать сама Необходимость. Да, я бы не советовал тебе называть ее по имени. Даже мысленно.
Чародей криво усмехнулся. Вот, оказывается, что послужило главной причиной Суда. Что ж, самолюбие и самомнение имеется у всех, а поскольку Боги — это фактически те же люди с невероятно увеличенными способностями, то их чувства и эмоции, согласно основному закону Равновесия, должны быть также сильнее, чем у людей…
«Минуточку! — мысленно воскликнул он. — Хотя нет, это ведь невозможно… Или как раз слово „невозможно“ и является ключом?»
Осенившая его «гениальная» мысль своей невероятностью могла бы сравниться только со своей же оскорбительностью. Не неортодоксальность, а именно ересь — так бы ее назвали все, кто услышал подобную формулировку. К счастью, никто не слышал этого, а Инеррен ничего не собирался открывать до нужного момента.
— Это суд надо мной? Или Дилвиш также причастен к делу?
— Дилвиш будет принимать участие в Суде максимум как свидетель, — твердо сказал Воланд. — Он не совершил столько, сколько ты. Для него персональный Суд никто не будет собирать, нет необходимости.
— Я бы не употреблял этого слова, — с улыбкой заметил чародей.
Воланд кивнул.
— Ты готов к процедуре?
— Да. Но я не хотел бы оставлять тут Дилвиша.
— О нем позаботятся, — сказал Воланд и тихо свистнул. Тотчас же из ближайшего зеркала выскочила тень черной лошади.
— Я нужен вам, мессир? — спросил Блэк.
— До того как Освободитель придет в себя, доставишь его на северную границу Очарованной Земли, — приказал Воланд. — Пускай гадает, сон это был или нет.
Рэйден хмуро смотрел на Мефистофеля, наслаждающегося ролью Прокурора. Бывший Князь Тьмы нахлобучил себе на голову традиционный парик, взглянул в зеркало, остался недоволен своим внешним видом и несколькими пассами перекрасил парик в черный цвет.
— Да, так лучше, — удовлетворенно пробормотал Мефистофель. — Но эта мантия меня положительно раздражает…
— Неча на зеркало пенять, коли рожа крива, — вполголоса заметил Рэйден. Он знал, что Мефистофель его услышит.
В комнате наконец появилась Ананке. Все присутствующие тут же сделали вид, будто жутко заняты подготовкой к предстоящему судебному заседанию, хотя все давно уже было готово.
— Подсудимый доставлен? — спросила она.
— Минуту назад, — отозвался Воланд. — И без всяких эксцессов.
— Начинайте, — приказала Необходимость.
Когда все заняли свои места (Ананке — трон Судьи, Рэйден — табурет Адвоката, Мефистофель — кресло Прокурора, а Воланд — скамейку Бейлифа) и многочисленные зрители наконец прекратили выяснять, кто где и как должен сидеть согласно рангу и статусу, Служители Суда (Делвин и Мандор) ввели Подсудимого — Инеррена. Зрители приветствовали его как свистом, так и аплодисментами.
— Да, отношение к тебе тут самое разное, — кивнул Рэйден в ответ на недоумевающий взгляд чародея. — Кое-кто готов тебе памятник поставить за то, что ты в открытую высказал их чаяния и надежды; другие (по тем же причинам) мечтают разорвать тебя на части. Третьим просто интересно, что такого особенного в твоей персоне.
— Но открытую поддержку не окажет никто.
— Ну что ты, как можно? На Суде Равновесия? Даже среди собравшейся здесь компании нет таких сумасшедших… если не считать тебя самого.
Инеррен усмехнулся.
— Каковы местные правила?
— Слишком сложны, чтобы я успел объяснить, — бросил Рэйден. — А теперь помолчи и слушай.
Он решил воспользоваться советом учителя и обратился к Ананке:
— Ваша честь, если не ошибаюсь, процесс подобного уровня делает возможным привлечение Большого Жюри.
— Что ж, это право защиты. Обвинение желает подать протест?
— Нет, — Мефистофель встал и картинно поклонился Рэйдену, — нас устраивает и такое требование господина адвоката. Улики настолько бесспорны, что ни один состав присяжных не оправдает обвиняемого.
— Последнее замечание, господин прокурор, следует понимать так, что вы заранее согласны с любым составом Большого Жюри? — быстро осведомился Рэйден.
— Конечно, — оскалился Мефистофель, — при условии, что присяжные будут подобраны не вами, а Судом.
— Кажется, я начинаю понимать, — прошептал Инеррен. — Выигрывает тот, кто остроумнее парирует замечания соперника.
Рэйден не слышал его, сконцентрировавшись на обдумывании ответного выпада. И нашел нужную формулировку:
— Защита согласна с любым составом Большого Жюри при том условии, что присяжные незнакомы друг с другом, не имеют ни малейшего отношения к рассматриваемому делу, а также могут оценить происходящее с профессиональной точки зрения.
Мефистофель лихорадочно искал зацепку для протеста, однако все требования Рэйдена полностью соответствовали кодексу Равновесия. Прокурору пришлось кивнуть и сесть на место.
Статуя Белой Смерти слегка скрипнула челюстями, изображая наглую и самодовольную ухмылку.
Молоток Судьи стукнул по столу.
— Бейлиф, — приказала Необходимость, — найдите двенадцать персон, отвечающих требованиям. Кстати: ввиду того факта, что подсудимым является человек, приказываю всем присутствующим немедленно принять соответствующий облик! Нарушитель будет отвечать по всей строгости закона. Объявляю перерыв на двадцать минут!
Воланд подал знак своим подручным. Те немедленно покинули зал и отправились на розыски нужных личностей.
Но второй Роджер также не смог вычислить похитителя. Конечно, почти всем живущим во Дворце было известно, что Железный Гвардеец в свободное время занимается написанием таинственного романа (некоторые даже пытались читать это произведение, однако бросали на первой же странице). Но похищать-то зачем?
Или возник кто-то, решивший, что составленные Роджером Желязны десять томов «Хроник Амбера» на самом деле были не описанием уже происшедших событий, а истинной их причиной? Да, тогда неприятности только начинаются…
— Может быть, прогуляемся к Дворкину?
— Я уже пытался сделать это, — покачал головой Железный Гвардеец. — Вход блокирован намертво. А картина, нацарапанная на стене камеры Корвина, больше никуда не годится. Над ней кто-то весьма усердно поработал мокрой тряпкой.
Роджер тихо присвистнул:
— Старая игра начинается вновь? Как там, никто больше не заключал союз с Хаосом?
— Нет, вот это-то меня и беспокоит. Я бы знал, как действовать в подобном случае… Минуточку! Ты ничего не чувствуешь?
Роджер коротко кивнул и рывком поднялся с места. Железный Гвардеец подхватил с соседнего стула перевязь со своей шпагой и кинулся за ним, на ходу пристегивая оружие.
Им вдвоем предстояло совершить подвиг, который не удался в свое время ни одному из суперменов-амберитов…
Гарет наконец ответил на все возникшие у Рэндома вопросы, после чего король Амбера повернулся к Изгнаннику:
— Озрик, мне кажется, ты кое-что должен объяснить.
— Например?
— Кто такой этот Владыка, о котором он упоминал?
— Скажи мне — тогда мы оба будем это знать. Я и встречался-то с ним один только раз, — Изгнанник вздохнул, — что ровно одним разом больше, чем следовало бы.
— И при каких же обстоятельствах произошла эта встреча?
— Ну, это та еще история…
Тогда Легион Теней оказался (не по собственной воле) в аду. Он был призван на службу Лордами-Демонами для охоты на одного из мятежных Князей Тьмы, который восстал против Черного Трона. Нельзя сказать, что такая ситуация никогда прежде не возникала; в Преисподней всегда хватало желающих повысить собственный статус (пусть даже за счет переворота). И не впервые заговорщик был столь высокого уровня, всего на одну ступень ниже самих Лордов-Демонов.
Что особенного было в этом заговорщике? Почему, не считаясь с расходами, был призван Легион Теней?
Оказывается, Мефистофель (так звали мятежника) ухитрился раздобыть ключ от Врат Бездны и бежал сквозь них, причем запер их изнутри. Все попытки добраться до него с другой стороны результатов не принесли: Бездна слишком велика, чтобы там можно было отыскать то-го, кто активно этому сопротивляется.
— Не буду пересказывать всего дела, — заговорил Изгнанник, — опишу лишь финал. Мы стащили у Мефистофеля ключ и снова открыли Врата Бездны, после чего за дело взялись сами обитатели Преисподней. Их ведь хлебом не корми, а дай за кем-нибудь поохотиться.
— Стой, но при чем тут Владыка? Не вижу…
— А так именовал себя Мефистофель, когда беседовал с нами. Что было причиной такого самомнения, мне трудно судить.
«Рэндом! — ворвался в сознание короля Амбера голос Роджера (тот не соизволил даже наладить нормальный контакт по карте). — Нужно немедленно установить охрану у Первозданного Лабиринта!»
«Какого дьявола, Роджер, — мысленно же ответил Рэндом, — что ты себе позволяешь?»
«Быстрее, черт возьми! Я не могу быть одновременно в трех местах — в Хаосе, в Амбере и у Лабиринта Корвина. Блокируй все подходы и не пропускай никого, будь он даже воскресшим Обероном.»
Рэндом понял, что дело тут весьма серьезное. Поэтому он не задавал больше вопросов, а сразу отправил Бенедикта и Жерара в указанное место. Озрику хватило пары слов, чтобы он ринулся вниз, на лестницу и дальше, к камере Лабиринта. И он успел вовремя!
Как только Изгнанник сорвал с крючка ключ и метнулся в соседний проход, в коридоре (с той стороны, где располагались доселе неисследованные пещеры) послышались тяжелые шаги. Идущий, похоже, не нуждался в свете, так как не нес с собою ни факела, ни фонаря.
Тяжелые. Слишком тяжелые, подумал Изгнанник. И слишком длинные, у этого человека ноги вдвое длиннее нормальных… Или же это вовсе не человек. Скорее второе.
Он проверил, хорошо ли выходит шпага из ножен, и пожалел, что не подготовил заранее нескольких полезных заклинаний из той отрасли, что освоил в Легионе…
К концу перерыва Воланд, обменявшись предварительно парой слов с Рамиресом, встал и, деланно прихрамывая, подошел к столу Судьи.
— Все готово, ваша честь. Вот список присяжных.
Ананке быстро просмотрела лист, всего однажды удивленно подняв бровь. Удивилась она наличию в списке имени Рамиреса.
— Я, кажется, предупредила: присяжные не должны иметь к делу никакого отношения. А ученик Рамиреса…
— Ну и что? — пожал плечами Воланд. — Когда это Рамирес ставил интересы своих учеников выше дела? Кроме того, самого Рэйдена никто не собирается судить. Или я ошибаюсь?
— Ладно, давай их сюда. Все знают Общий?
— Я выдал каждому амулет-переводчик, с этим проблем нет.
— Отлично, — кивнула Необходимость. — Вот почему я люблю работать с тобой. Всем моим подчиненным вечно не хватает предусмотрительности, даже Отто порой промахивается. Не хочешь перейти в мою сферу деятельности? Сразу обеспечу все, что потребуется.
Воланд ухмыльнулся и покачал головой.
— Меня удовлетворяет мое занятие и пост. Но благодарю за предложение. Так как, начинать заседание?
— Да.
Среди присяжных было четыре женщины; все они были одеты в традиционные одеяния колдуний. Четверо из мужчин также были представителями магических искусств — даже на одежды незачем было смотреть, один взгляд говорил обо всем. Что до четверых оставшихся… Инеррену трудно было судить, кто они такие. Вроде бы у каждого из них на поясе висело оружие, однако поведение говорило о том, что они вовсе не являются простыми воинами.
— Защита готова? — спросила Ананке, усаживаясь на трон Судьи.
— Да, ваша честь, — ответил Рэйден.
— Обвинение?
— Несомненно и постоянно, — гордо сказал Мефистофель.
— Тогда начинайте излагать дело. Время дорого.
— Слушаюсь, ваша честь, — поклонился Прокурор и начал невероятно занудную вступительную речь. Чародей пытался следить за цепочкой рассуждений Мефистофеля, но отключился через две минуты.
Когда Рэйден толкнул его в бок, Прокурор как раз завершал:
— Из всего вышеперечисленного, ваша честь, можно сделать только один, зато бесспорный вывод: так называемому Повелителю Теней абсолютно наплевать на законы, поддерживающую всю Вселенную в равновесии. Он постоянно пренебрегает всеми — писаными и неписаными — правилами, не слушает чужих советов и не желает учиться на собственном опыте. У вас, господа присяжные заседатели, попросту нет возможности вынести приговор менее тяжкий, чем…
— Протестую! — поднял руку Рэйден. — Обвинитель не имеет права требовать от суда минимального приговора, он может только указать на вид кары, какой кажется верным ему. Однако окончательное решение за присяжными.
— Протест принят, — постановила Необходимость. — В дальнейшем, господин прокурор, прошу вас придерживаться кодекса.
— Прошу прощения, ваша честь, — снова поклонился Мефистофель. — Тогда я закончил. Представить все доказательства по каждому пункту моего заявления можно в любой момент, и даже сам подсудимый не будет отрицать того, что совершил.
— Слово защите, — объявила Ананке.
Рэйден начал развивать теорию, согласно которой Повелитель Теней был на самом деле игрушкой обстоятельств, причем почти каждое из приписываемых ему «злодеяний» было совершено из благих побуждений, из чувства долга и тому подобное. Он говорил убедительно, однако обвинений против Инеррена было столько, что вскоре даже не знающий местного кодекса чародей понял: фокус не удался. В глазах присяжных светилось сочувствие, но далеко не настолько сильное, чтобы оправдать его по всем статьям.
«Кажется, пора пускать в дело один трюк», — решил Инеррен, тихо нашептывая заклинание:
Пускай звучит Наречие Судьбы
Для тех, кто должен вынести вердикт,
Мой путь и побуждения известны —
Но им они, видать, неинтересны,
Их занимает собственное шоу…
И все ж — явись, о Истинное Слово!
Неожиданно для всех (кроме чародея, разумеется) тон Рэйдена изменился, и он заговорил в совершенно несвойственной ему манере:
Огонь и мрак оставив за собою,
Своим наследьем сделав кровь и месть,
Отдав богатства все за миг покоя,
Он сохранил Искусство лишь и честь.
Врагов его могущество пугает,
Хотя они подчас куда сильней.
Он далеко не все о мире знает,
Работая всего лишь средь Теней, —
И потому идет на риск, который
Любого бы отправил в мир иной,
И побеждает. Как? Вопрос суровый,
Ответ лежит за всей Большой Игрой.
События без всякого сюжета,
Слова без смысла, музыка без нот,
Вопросы без намека на ответы —
Игра, где важен статус, а не счет;
Хронист, забывший имена и даты,
Учитель, что глупей, чем ученик,
Воитель, не носящий меч и латы, —
Нет действий без последствий и причин.
Вселенная — театр, а мы — актеры,
Вся жизнь — это пьеса странных дум;
Мир — декорация, репризы — разговоры,
Характер — только маска и костюм,
А занавес, что отделяет сцену
От зала, — именуется Барьер…
И драматург свою проводит тему,
Используя нас, смертных, как пример.
Но в публике всегда найдется критик,
Своей оценкой наводящий тень
На драматурга, на «сюжет развитья»
И на Судьбу… Да, это — Инеррен.
Актер, что не признал законы жанра?
Иль зритель, что в душе — сам режиссер?
Решайте сами. Перед вами карты
И виден весь расклад и весь узор…
Закончив, Рэйден вдруг осознал, что им управляли, и бросил на своего подзащитного соответствующий взгляд. Тот сделал вид, будто не понимает, в чем дело.
Действительно, половина (если не больше) упоминающихся понятий была неизвестна Инеррену, зато все остальные — и зрители, и присяжные, и обвинители — прекрасно поняли, что имел в виду Адвокат. Кратко это можно было сформулировать так: кто может понять действия отдельных созданий, кроме самого Создателя? А как можно осудить кого-то, не понимая, чего он, собственно, добивался?
— Ты спятил? — яростно зашептал Рэйден. — Использовать магию на Суде Равновесия? В присутствии величайших Адептов Искусства?
— Какая разница, — отмахнулся чародей, — мне-то уже все равно. Заметят — так и будет, а нет — дело может и облегчиться.
Железный Гвардеец расстелил свой плащ и уселся на него, прислонившись спиной к толстому стволу дерева. Он расслабился, впитывая в себя незабываемые ощущения этих мест, знакомых до мелочей и постоянно преподносящих сюрпризы.
Туман, слабый аромат вереска и мягкая, спокойная тишина властвовали в этом месте, казалось, вечно — но Железный Гвардеец знал, что это никогда не было правдой. Огромному дереву было не так уж много лет — столько же, сколько и скрывавшемуся за паутиной бледного тумана Лабиринту. Тому Лабиринту, который начертил Корвин в дни Войны с Хаосом; Лабиринту, который настолько сильно отличался от амберского, что можно было бы назвать его абсолютно иным. Да, этот второй Лабиринт мог и не быть сущностью Порядка, хотя жители Хаоса всеми силами утверждали обратное. Впрочем, что они понимают в Порядке…
Но вовсе не это занимало мысли охранника. И обнаженную шпагу он положил рядом с собой вовсе не для того, чтобы думать о Порядке и Хаосе. Время размышлений ушло. Наступил час ожидания, за которым обязательно последует минута действия.
Роджер знал, что его двойник сейчас пробирается по Двору Хаоса, расчищая себе путь с помощью спикарта. Он мог бы даже войти с ним в контакт, для этого нужно было лишь сосредоточиться. Однако этого в данный момент делать было нельзя. У каждого из них своя задача: успех же будет достигнут только в том случае, если оба они одержат победу.
Земля задрожала. Вдалеке послышался волчий вой.
Стена тумана разошлась, открывая мерцающие бледно-голубым светом линии Лабиринта.
Железный Гвардеец мягко положил руку на эфес шпаги, одновременно подбирая ноги под себя и готовясь к мгновенному прыжку.
От поворота к повороту угловатый, зигзагообразный узор Логруса становился все более внушительным. Сопротивление Стражей нарастало, удары по барьеру сознания достигли критического уровня. Призраки лучших воителей Двора Хаоса стояли вокруг, нетерпеливо выжидая, пока ошибка претендента даст им возможность занять его место в краю реальных личностей.
Роджер улыбнулся им в лицо и прошел дальше, открыв еще два канала на спикарте. Бурлящая в его кольце сила с начала времен ждала этого момента, момента Великой Битвы. И дождалась.
Теперь, когда новые силы пытались изгнать древнее могущество из реального плана существования, Вселенная вновь оказалась на краю гибели. А те, кто был призван следить за Великим Равновесием, занимались каким-то Повелителем Теней, считая главным сокрушителем равновесия его!
План был рассчитан до мельчайших подробностей. У новых Сил имелись могущественные союзники, активно использующие их и тем самым дававшие Им использовать себя; древние же силы уже давно не принимали участия в Игре по этим правилам.
Все шло одно к одному. Повелитель Теней был лучшим отвлекающим маневром, какой только можно было вообразить. Каждое его деяние, направленное вроде бы на подрыв равновесия, на самом деле усиливало давление на древние силы — и новые отыгрывали себе еще часть Поля, увеличивая тактическое преимущество.
Только одно не было учтено в этом плане, составленном неведомо кем и неведомо когда. Тот факт, что обладатель древней силы может узнать обо всем ДО решающего момента. И ввести в Игру новую фигуру — самого себя.
А на этом этапе даже одна фигура может принести победу…
Древняя сила вступила в борьбу, словно никогда из нее не выходила — уверенно, активно и без колебаний. Безликие существа, подбиравшиеся к центрам Энергии, были остановлены у последней черты. В Хаосе, в Амбере и на лишенной имени вересковой равнине под огромным деревом.
Удар Уэйрдремма в темной пещере под Дворцом Амбера был нанесен одновременно с коротким выпадом Грейсвандира в изменяющемся пространстве Тир-на Ног-та. В этот же миг в подводном царстве Ребмы у Жерара проснулось чувство юмора: он оставил голову своего противника внутри камеры Лабиринта, а тело — снаружи. Бенедикт же аккуратно, словно на ежедневной тренировке, рассек нападавшего на три равные части.
Железному Гвардейцу пришлось потруднее, поскольку он не обладал ни силой амберитов, ни несколькими веками боевой практики. Зато у него оказалось преимущество — противник явно не ожидал столкнуться с охраной, так что Роджер проткнул его в трех местах до того, как тот сообразил, что на него напали.
Внутри же комнаты, где был скрыт Логрус, разыгралась действительно впечатляющая дуэль. Будь у нее хоть один свидетель, наверняка через несколько дней по всей Вселенной прокатилась бы слава о герое Роджере — отважном Защитнике Логруса. Но свидетелей не оказалось. Сам же Роджер предпочитал молчать, прекрасно понимая, что ему все равно никто не поверит. Не осмелятся.
И все же вскоре появилась странная легенда, наверняка основанная на этих событиях. Событиях, которые (согласно архиву Безымянных, не имеющем ни единого пробела за миллионы лет их истории) не происходили никогда, так как не могли произойти.
Новая линия в старом узоре —
Новый участник забытой игры,
Старый корабль по новому морю
В Вечность плывет сквозь Забвенья костры.
С новым стремлением — к старым вершинам,
С новою целью — по старой тропе,
С новой мечтою и новой надеждой
Снова участвовать в старой борьбе.
Старое твердо. Его уничтожить
Много труднее, чем вновь воссоздать.
Новое спит — но его потревожить
Легче, чем снова заставить лечь спать.
Новый учитель — для старых ошибок,
Новый художник — для старых картин.
Новый девиз — «Смерть встречаем улыбкой»,
Старый — «Останется только один!».
Старый мир умер, а новый родился…
Это, увы, лишь пустые слова —
Старый мир жив. То ли он возродился,
То ли он вовсе и не умирал.
В новой одежде и с новою тростью,
В старый поход и за старым вождем
Мы, преисполнившись новою злостью,
К старому кладбищу молча бредем…
Старая песня под новым мотивом
Всех поднимает. И снова, как встарь,
Тени минувшего за исполином
Держат свой путь в безымянную даль
И, порожденные старою жизнью,
К новой порой перейти не хотят,
В них — отпечаток забытой отчизны,
Дней, что уже не вернутся назад.
С новыми силами, с новою властью,
В новых мирах или в новой стране —
Старое живо и чинит напасти
Тем, кто его хотел видеть в огне.
Старое слово и старое дело
Вновь воскресает. И новых личин
Много имеет оно. Нет удела
Хуже, чем в Вечности путаться с ним.
Старые корни у новых растений,
Старые ветви у новых дубов,
Стар этот мир. Но из новых мучений
Есть лишь одно в паутине веков —
Старое с новым смешать воедино,
Старую кровь среди новых костей;
Новым эмоциям, новым усильям —
Дать старый разум, лишенный страстей.
В вечном безмолвии вечно вращаясь,
Время спиралью порою свернув,
Тысячи Сфер в океане проклятий
Плавают, цели лишившись от мук.
В Вечности старое с новым едино,
В Вечности нет разногласий у них…
Только вот стоит ли лезть в паутину,
Тем повторяя судьбу дней былых?
Ново ли то, что действительно ново?
Мертво ли все, что исчезло давно?
Нет ли другой, не настолько суровой
Участи? Или же все решено?
Старый мудрец ищет новых ответов,
Новый мудрец ищет старый вопрос,
Старые истины — пыль, новых нету —
Есть только отзвуки старых угроз.
Старый разбойник под новым девизом
Снова орудует саблей своей;
Новый охотник за старым капризом
Вновь отправляет на гибель детей.
Демоны прежних веков воскресают
И с новой силой на битву идут;
Старых героев порой призывают,
Только они ли на зов наш придут?
Старые хитрости в новую жизнь
Входят, поверьте, без всяких проблем.
Старая здравица новой отчизне
Нас утешает. Да только зачем?
Старое нам не изжить, безусловно,
Но пусть уйдет то, что может уйти:
Дело не в том, что правдиво, что ложно;
Главное — мы, наша цель и пути.
Написанное от лица смертных и для смертных, это произведение не было их творением. Кого только не называли его автором… и всегда — ошибочно.
А Суд Равновесия все больше напоминал обычную перебранку, но в крупном масштабе. Те, кто понял суть проделанного чародеем трюка, потеряли дар речи от такой наглости; зато остальных очень интересовал вопрос, что намерен ответить Мефистофель на столь оригинальный выпад Адвоката.
Мефистофелю сейчас пришлось несладко. Он терпеть не мог стихов, а уж ответить в таком же стиле вообще был не в состоянии. Но отказаться от ответа значило признать свое поражение.
Поэтому Прокурор произнес что-то настолько туманное, что никто не понял смысла высказывания (включая его самого).
Нет ничего в безграничной Вселенной,
Что не подвластно было бы Времени:
Смертные, боги, легенды, сказанья
В Вечности станут лишь пылью и тленом…
И обрекают себя на изгнанье
Те, кто избавился все же от бремени.
Было немного их, Грань одолевших,
Скрытых под черным покровом Забвения —
Нет никого уж, кто знал их историю…
Только легенды тех дней нашумевших
Часто всплывают в моменты тяжелые
И открывают все омуты Времени.
В мерных, холодных словах нет сочувствия,
Нет духа веры в Благого Создателя —
Нет ничего, даже отзвука личности.
Но говорящий их не был бесчувственным,
Эти легенды — печать справедливости,
Что окупает всю боль ожидания.
Сила, могущество, власть — преходящи,
Но нету дела до этого смертным,
Ибо их жизнь еще быстротечнее,
И не узнать им всю боль, всю опасность
Сумрачных Стран, Преисподней и Вечности —
Мест, где и вечное выглядит тленным.
Восстановив таким образом свой престиж, Мефистофель уселся на место и стал ожидать приговора. Никто не сомневался в том, каким будет вердикт. Глубоко вздохнув, Инеррен внезапно осознал, что и это ему абсолютно безразлично…
Когда Необходимость утвердила приговор присяжных — изгнание на другую сторону бытия — чародей лишь кивнул. Он не пытался сопротивляться, когда пять высоких фигур в бесформенных серых одеяниях окружили его и увели из Дворца Правосудия на скрытую Поляну Свершений, где традиционно исполняются все приговоры…
